Ипатова Наталия Борисовна. Имперский Грааль

Наталия ИПАТОВА
ИМПЕРСКИЙ ГРААЛЬ

   Огромная благодарность всем, без кого не состоялся бы этот роман:
   Михаилу Сенину – за все, что здесь ездит и летает, а также за дружбу и верность;
   Сергею Ревашову – за начальный курс синтеза белка;
   ученой даме Юлии Койс – за биосферу Авалона, ну и вообще – она знает;
   Владлену Подымову – за пожар в бункере;
   Анне Ходош – за все, что в ее руках;
   Алексею «Алъкору» Королеву и Ирэне Бленд – за то, что сделали больше, чем ждешь от друзей;
   Сущностям Az, Rodopsinumaniиз чата Папоротники – за то, что они помогли мне больше, чем думают;
   Алле Гореликовой, Ирине Сербжинской, Лизе Афанасьевой, Снежане Муру, Наталье Резановой, Елене Литвиновой – за то, что мне повезло с друзьями;
   Наталье Игнатовой и Павлу Лисицкому – за то, что счастье – это когда тебя понимают;
   Анне Несмеевой и Алексею Иванову – за увлеченную ловлю блох;
   И всем френдам моего Живого Журнала…
   А также
   Тикки Шельен – за Аввакума в нужный момент;
   и Александру Сидоровичу – за поддержку и веру в меня.
   И как обычно – Сергею Легезе.
 

   Вы все хотели, чтобы эта книга была. Она есть. Она ваша.
 

   Исчислю здесь и славных мужей, сущих под рукою государя Артура и известных во всех землях своею мудростью и доблестью. Первым назову Мену, сына Тейргваэдда, чародея, что умеет создавать волшебный туман, ослепляющий врагов, но не действующий на своих; и еще он умеет превращаться в птицу. Он ученик Мирддина Эмриса…

«Мабиногинон»

 
   Приснилось мне, что я… не помню. Но – приснилось.

 

Часть 1. Мальчик на помочах

   В день шестой Бог увидел, что не в силах сделать все сам. И тогда он создал Инженеров.

Л. М. Буджолд

 
   – Что ты делаешь с моим телом?!
   Рубен, прогнувшись в позвоночнике, посмотрел на юношу снизу. Ну, то есть, это голова его была снизу, потому что висел он на перекладине, зацепившись ногами, и до того качал пресс. Как можно начинать утро с пресса?
   – Ты называешь это телом? – указующий перст уперся Брюсу в тощую трепещущую брюшину, так что тот даже попятился.
   – Тело как тело, – юноша переступил босыми ногами и передвинулся в солнечное пятно на траве. – Половина этих генов твои собственные, а вторую, соблаговоли припомнить, ты сам выбрал. Между прочим, что бы у тебя было, если бы я тебе это тело не устроил?
   Что, съел? Нечем крыть?
   – Чтобы это выглядело приличным мужским телом, я тружусь не покладая рук! – Рубен несколько раз коротко качнулся, а потом просто разогнул ноги и приземлился, изобразив нечто вроде сальто назад. – Что с моим завтраком, рядовой?
   Брюс сморщился. Отправляясь к Рубу на Дикси – костер, палатка, удочки! – он и помыслить не мог, что его станут использовать как кухарку и мальчика на побегушках. Сам виноват. Когда он решал, где и с кем проведет последние вольные каникулы, ему следовало учесть, что все Эстергази помешаны на чертовой военной службе и на чертовой дедовщине в том числе. Рубен наслаждался жарким солнцем, холодной водой, спортом и, поглядывая в сторону города, намекал, что в жизни мужчины есть и другие радости. Брюска же стряпал, мыл посуду и произносил про себя длинные обличительные монологи. А вслух он сказал только:
   – Сейчас!
   Рубен кивнул, не тратя слов, и отправился в ручей. У Эстергази был, само собой, припасен мешок консервов с саморазогревом, но его уговорились оставить на черный день, а тот, по мнению Первого, все никак не наступал. «В здравом уме, в отпуске, жрать консервы – нетушки!»
   Приготовить омлет не так уж сложно. Брюс долил воды в упаковку с яично-молочным порошком, взболтал и сунул запекаться в походную аккумуляторную печь. В запасе у него был трюк, которым он собирался удивить Руба, буде выдастся случай: отчим научил его готовить на примусе, на открытом огне, по-дикарски. Впрочем, он не был уверен, что это тактично – упоминать отчима. Ладно, там посмотрим.
   Это для него чрезвычайно важно – провести с отцом последнее детское лето.
   Очень сложно и потрясающе интересно сопрягать в уме все, что знал о нем со слов матери и деда Харальда с бабушкой Адретт, с опытом личного общения. Он герой. Он – Бессмертный. Второго такого нет. У кого еще найдется отец, который выглядит как старший брат? На тридцать с куцым хвостиком.
   Рубен явился от воды, с полотенцем и в шортах, как бы и вовсе не подозревая о собственной исключительности перед всей обитаемой Галактикой. Влага блестела на бронзовой коже. Как есть этот… древний, с картинки… о, Дискобол. Немудрено: последние пять лет Рубен Эстергази пилотировал спасательную амфибию на пляжах Дикси.
   Люди прилетают отдыхать на Дикси со всех планет, и идиотов среди них хватает. Сплошь да рядом горе-экстремалы: или напортачат при подъеме с глубины – многих влечет прохладная зеленоватая тишина среди рифов, актиний и мелких красочных рыб, – или их снесет за борт гиком наемной яхты, или они попросту тонут в теплом, спокойном, как ванна, океане.
   К счастью, подобное случается редко, а потому местный спасатель служит еще и элементом дизайна: загорелый накачанный молодой парень с кучей свободного времени. Тут вдоволь моря, лета и высокого голубого неба. Рубен пробыл военной техникой двенадцать лет, простояв практически безвылазно в промороженном секретном ангаре. Немудрено, что теперь его тянуло на солнышко. Живое тело за пять лет само себе еще не нарадовалось.
   «Я чувствовал и опаляющий плоскости жар близких разрывов, и Кельвиновы холода космического вакуума, и перепад температур в пределах десятых долей градуса», – сказал он, когда объяснял сыну, каково это. Трудность состояла лишь в том, чтобы убедить себя – это для тебя не критично.
   Брюс, конечно, предпочел бы, чтобы Рубен жил поближе, на Пантократоре, но Пантократор не принимает клонов. По мнению тамошних функционеров – а Брюс видел, как они отводили глаза от отца или смотрели сквозь него, когда у них не было другого выхода, и никогда не обращались к нему напрямую! – человеческий клон есть богомерзость. Пантократор признает клонирование органов в целях трансплантации и пи шагу не ступит дальше. Его повергает в шок, когда человек создан не божьим промыслом, но другим человеком. Под заказ.
   У клона нет гражданских прав. Клон есть продукт высоких технологий и принадлежит тому, кто в состоянии предъявить товарный чек со штампом «оплачено». Правда, едва ли нынешний президент Зиглинды сделает это: встречным порядком ему могут задать несколько очень неудобных вопросов. Собственником клона также может объявить себя хозяин донорского материала. В данном случае сам Брюс.
   Моя полная генетическая копия! Ну почти полная, за исключением того, что они там наусовершенствовали. Я мог бы выглядеть так же… при желании, но… Брюска невольно покосился на перекладину: можно, я начну завтра?
   – Мать, – спросил Рубен, добавляя к омлету соли и перца, – не возражала, чтобы ты со мной отправился?
   – А? Нет, вовсе нет. Она знает, что я Эстергази, и она знает все про то, что правильно для Эстергази. Ты отец, ты имеешь право, все дела… Но понимаешь, она все еще не простила. Она считает, будто вы оба выставили ее дурой. Вы бы, мол, еще монетку кинули.
   Там, в их общем прошлом можно отыскать момент, когда неясно было, кого мать выберет, а перед кем извинимся. Подросшему сыну теперь донельзя неловко смотреть в глаза вновь обретенному и очень молодому отцу: мать сделала свой выбор, когда ей банально не хватило секса.
   У нас в семье все решает папа. А кто у нас папа – решает мама.
   – Я вас, – сказал Брюс, набивая рот омлетом, – не понимаю. Подумаешь, десять лет разницы! Видывал я и более фантастические браки. Ну ладно… слыхивал про них. Вы ж выше этой ерунды. А? Что значит: слишком молод?
   – То и значит. В возрасте… любого человека есть нечто драгоценное. Двенадцать лет, что я был изъят из обращения, я не развивался. Точки отсчета не было, системы координат, а главное – людей, движущихся рядом. Только такие, как я. Душа, как шкура, полируется трением о другие души. Разные. Мне с твоей матерью сейчас душой не равняться: она намного больше. От того, что я приду и начну давить на чувство долга, никто не будет счастлив.
   – А как же… ну… любовь? Всепобеждающая сила и все такое?…
   – Она знает, каково это было. И я помню. Я потерял все, но получил ее, и ей тоже ничего, кроме меня, не оставили. Она была мне и родиной, и жизнью. Куда еще нам было деваться, как ни вцепиться друг в дружку всей душой? Она родила мне сына, воспитала и вырастила его. Теперь мы свободные люди – оба. Теперь другой мужчина – ее родина и ее жизнь, и мне туда нельзя.
   Он, видите ли, виноват перед ней. Он был мертв.
   А еще любая генетическая экспертиза признает Натали Пульман-Эстергази-Норм его матерью. Что это будет за жизнь? Кривая насмешка над всем, что между ними было?
   – Вот Тецима, – Рубен сложил ладонь лодочкой. – А вот торпеда. Я не смогу нести ее, если не будет правильно выбран общий центр тяжести. Точка внутреннего равновесия обоих, – Брюс ожидал, что отец скажет «тел», но Рубен употребил другое слово, – душ. Она прожила бы и без него, и он справился бы один, но они решили так. Любой, кто между ними сунется, будет мерзавцем. Ты представляешь, сколько это стоит?
   – Это – что?
   – Добровольность. Я слышал, он хороший мужик.
   – Да обалденный. Мать как тогда прибалдела, так и… Извини.
   В самом деле, едва ли Рубену приятно через слово слышать «а вот Рассел то и се». Надо последить за собой.
   – Когда я с ним летал на каникулы, мать была совершенно спокойна. Меж собой мы называем моральностью, – ухмыльнулся Брюс. – Но – тссс! Мы ведь ни над кем не хотим потешаться?
   – Меньше всего, – согласно кивнул отец. – А сейчас ты почему не с ним?
   – То есть как почему? Я ведь сказал – мать. Она, видишь ли, не видит ничего страшного в том, чтобы махать в джунглях мачете, ночевать в сугробе, заходить на отрицательный угол при сильном боковом ветре с ледяной крошкой… – черт, как-то это называется, забыл… когда есть кому удержать меня на вытянутой руке за шкирку! Разумный, контролируемый экстрим! – передразнил он. – Хочется хоть раз отдохнуть как мужику – с пивом и девочками! Мы с матерью подумали и решили, что лучше тебя никто меня плохому не научит.
   – О как!
   – Однозначно. Я, признаться, боялся, что ты заявишь: мол, она слишком старая для тебя, и мне придется бить тебе морду.
   – А ты-то чего? Все думали, тебе прямая дорожка в Академию. Почему ты взял да и отказался от фамильной карьеры? Ты же любишь летать.
   Брюс поерзал на аутентичном полешке, заменявшем ему сиденье. Эта часть Дикси, причесанная и зеленая, славилась лужайками, оборудованными под туристические стоянки. И не надо делать вид, будто он не ожидал этого разговора.
   – Мой прадед был адмирал. Дед – военный советник, и даже военный министр. Мой отец…
   – …военный труп, если называть вещи своими именами.
   – …с ума сойти какой герой, едва ли ты станешь с этим спорить. Кое-какой навык пилотирования у меня есть, но в целом – мир слишком прекрасен, чтобы всю жизнь держать его в рамке прицела. А?
   – Не могу возражать. И не хочу. Но если ты не поступил в Академию, тебе придется служить повинность на общих основаниях. Ты думал на эту тему?
   Прежде чем ответить, Брюс покончил с омлетом и метким, как ему казалось, броском отправил коробку в кучу, где уже лежали пивные жестянки, матовые от росы. Не забыть зарыть, иначе оштрафуют.
   – Думал, – сказал он. – Ну, начать с того, что Рассел не видит в срочной службе ничего невозможного. Все ж не в джунгли к диким зверям и бактериям…
   – Насчет зверей и джунглей ему, конечно, виднее, – задумчиво промолвил отец. – Тут у него личный опыт. Однако даже элитные космические войска Зиглинды, насколько я помню, были той еще школой выживания. Наука, направленная на то, чтобы держать удар. На что похожа общественная повинность здесь, на Новой Надежде?
   – Да она ничем не отличается от летнего скаутского лагеря, с выездом на хозработы. Срочку даже девчонки проходят. «В целях определения своего места в структуре общества». Получить специальность и более или менее разобраться, как жизнь устроена. Ничего страшнее скуки там нет. Уж мы-то не Империя, а СССП – свободное содружество самоопределившихся планет. Это вы Родину защищали, а нас куда пошлют, там и станем щитовые домики собирать.
   – Меня обманывать несложно, – усмехнулся Рубен. – Я сам обманываться рад. И что, моего сына устроит проскучать… сколько там у вас положено? Полтора года?
   – Есть альтернативный вариант, – Брюс вытащил из печи дошедшее там какао. – На Фриде набирают группу для специального задания. Это закрытая информация, не спрашивай, откуда я знаю. В общем, я послал резюме, и если повезет, меня зачислят. Тогда проблема решится сама собой. Эта миссия засчитывается за срочку.
   – Слишком обтекаемо, чтобы родители могли расслабиться и курить бамбук.
   – Нашли планету с подходящими основными параметрами, – пояснил Брюс. – Либеллин-VI, у голубой звезды в созвездии Енота. Туда пойдет группа ученых, чтобы оценить возможность терраформации, плюс небольшое число колонистов с ценными специальностями. Если планета окажется хорошей, первые поселенцы займут лучшие места. С ними, само собой, будет ограниченный контингент вооруженных сил. Так всегда делается. Вот с этим я свои надежды и связываю. Вкусно, а? Все ж не судна в хосписе выносить.
   Рубен задумался.
   – Одно очевидно, – сказал он наконец. – Начать жрать друг дружку от классовой разницы и со скуки тут шансов меньше, чем где бы то ни было. Когда доходит до дела, распри забываются. Ты с приятелями заявился или один?
   – Один, – неохотно признался сын. – Говорю же, я получил информацию левым образом, и с меня взяли слово, что дальше она не пойдет.
   – Мать знает?
   – Скажу, если будет положительное решение. Извини, но у них семья: они едят за одним столом, решают, что купить, и все такие дела… Я, в общем, уже довольно большой цветочек, меня пора пересаживать в отдельный горшок.
   – Матери обычно другого мнения, знаю по своей. Им нужно над кем-то крыла простирать.
   – Ну так пусть простирает их над Айной. Сестре пять, ее надолго хватит.
   – Цинизм, – сказал Рубен, ухмыляясь, – прибежище незрелых юношей и ничтожных старцев. К тому же он способен утешить только сам себя.
   – Я видел множество людей, которых считали мудрыми только за то, что они способны были родить афоризм, – прищурился сын. – За тобой записывать, или можно «вольно»?
   – Вольно, рядовой. Это во мне комэск проснулся.
   – Не то чтобы я был ему не рад, но…
   – Я понял. Как насчет сменить обстановку?
   – Хорошая идея, – Брюс просиял. Ему хоть как вечером нужно было в город. – Бреемся? Ты мне одеколон свой дашь?

* * *

   На городок заходили с дневной стороны. Он уже лежал весь в пепельной вечерней тени, искрился огнями, и радуга неоновой рекламы стояла над ним как триумфальная арка. Брюс от нечего делать наблюдал, как отец ведет флайер.
   Что отличает мастера от ученика? Скупость движений. Красивая, выразительная точность каждого из них. Большую часть времени Рубен, казалось, вообще ничего не делал, лишь время от времени поднимая руку и касаясь какой-нибудь кнопки, а вообще наслаждался музыкой через «ракушку» в ухе и чуть ли не спал. Сын как-то взялся попробовать его музыку. Может, и проникся бы, если бы то была группа, скажем, «Тинке-белл», или «Кролики». Даже ностальгические шлягеры пятнадцатилетней давности он мог по-человечески понять! Но бравурная классика раскатывала в микрон его мозги и уши. Он словно в собор входил: Рассел рассказывал про старые соборы на Колыбели, откуда отчим был родом. Там немного места для тебя, а все остальное над твоей головой – поместилище для твоей же души. Нигде во Вселенной нет ничего подобного, за исключением, может быть, самого космоса.
   Ученик выглядит иначе: все время в суетливом движении, проверяет, беспокоится – верно ль? Отец – Брюска подглядел – кое-что делал неправильно. «Машина может». Там, где она «могла» – хотя, если на глаз прикинуть, не должна бы! – Брюс собственным телом ощущал недовольство металлопласта и его протест.
   – Я знаю его норму, – сказал отец, и Брюска больше не порывался схватиться за джойстик, хотя порой испытывал к тому сильнейшее искушение.
   Моя полная генетическая копия!
   До сих пор, когда Брюс думал об этом, у него захватывало дух.
   Это мое лицо, но Рубен носит его так, будто не он на меня похож, но я на него! И будто так и надо!
   Посадка головы, длинные голени и предплечья – почему-то у Руба они ни за что не цепляются! – разрез глаз и тон кожи, форма носа, цвет и фактура волоса были у них совершенно одинаковы, но Рубен держался так, словно на него смотрят: подтянутый, будто со стальным каркасом внутри, и с такими мускулами, что гвозди о них гнуть. Военный летчик имперской закалки. Брюс же наоборот, вел себя так, будто его никто не видит. Лежать в гамаке со считаком на пузе и болтать ногой – самое для него оно. Типичный ребенок Новой Надежды, выросший на травке. Бабушка была скандализирована, когда внук снисходительно объяснил ей, что это за трава и какие поросята на ней вырастают.
   Да-да, я знаю, мне не хватает пафоса!
   Танцбар «Неоновый дракон» был хорош по двум причинам: во-первых, он был большой, разноцветный и шумный. Самое многолюдное заведение подобного рода на планете: Рубену, по его собственным словам, осточертели уютные местечки семейного типа, вымирающие в одиннадцать. Во-вторых, «Дракон» был баром при космопорте. С одной стороны на бескрайнюю галечную равнину садились корабли, с другой – на берег наплескивался океан. И звездное небо сверху: простенько и со вкусом. А посреди всего этого – многоярусная дискотека. Площадки разделены меж собой «завесами тишины», в каждом закутке – бар, и ресторан на плоской крыше. Вкруг ярусов обвился стеклянный дракон, полый внутри и заполненный светящимся газом, с колкими искорками, бегущими по чешуе. Оскаленная башка с гривой и усами, усаженными шишечками – все льдисто-голубого цвета! – возносилась над рестораном. Дикси – планета-игрушка с управляемым климатом. Ураган тут бывает, только если его проплатили.
   Поставив флайер на платную стоянку, мужчина и юноша глядели на этот дворец издали и снизу вверх.
   – Похоже на сказочный замок.
   Рубен кивнул.
   – Где драконы, – сказал он, – там и принцессы. Или наоборот, но не суть важно.
   – Когда встречаемся? И где?
   – Здесь, – решил отец. – Утром, само собой. Мать просила приглядывать за тобой, но лично мне всегда казалось, что плохому Эстергази превосходно обучаются сами.
   Брюс смущенно хмыкнул.
   – Плохое тут ни при чем. У меня назначена встреча.
   – Само собой. Полфлакона моего «Атаско» и свежая футболка, а дальше я и сам могу посчитать, не маленький.
   – Фью. А как действуют «большие» космические волки, когда у них нет предварительной договоренности?
   – Сидят. Пьют. Смотрят. Может вечность пройти, прежде чем ты найдешь по-настоящему красивые ноги. Эта ваша пресловутая свобода, насколько я успел заметить, понимается электоратом как право сожрать столько гамбургеров, сколько влезет, и еще один унести домой на после ужина.
   – А-а. Сильно сказано. В мирной жизни все мы немного хоббиты. Ты, значит, предпочитаешь ноги?
   – Я предпочитаю характер. Но на один вечер хватит и ног. К тому же ноги намного заметнее, если вести беглый огонь, а не прицельный. Ладно, разбегаемся. В экстренном случае связь по комму. Первый пошел.
   Угу, а последний остался. Поднимаясь эскалатором наверх, в ресторан, Брюс ощущал под ложечкой некое жжение, утишить которое можно было самым примитивным образом: сбежать. Но это было бы подло, а еще – он сожалел бы всю оставшуюся жизнь.
   Ресторан «Дракона» был тем еще местечком: жлобским донельзя, и платили там поминутно. По дороге наверх Брюс машинально проверил универсальную карту туриста на шнурке на шее. Когда они всем семейством отправлялись в ресторан, то выбирали заведения попроще, а один он, стыдно сказать, шел впервые. Ну не то, чтобы один, но в качестве того, кто платит. Взрослого мужчины. Девушка, которую он ждет, очень богата, но это не значит, что можно позволить себе угробить первое впечатление.
   Оно, конечно, не то чтобы совсем уж первое…
   Деньги у него были. Когда мать, Натали Пульман-Эстергази, вышла замуж за Рассела Норма, человека без роду и племени, и даже без постоянной крыши над головой, все достоинства которого были только личными, она, обуреваемая страстью сделать все правильно, отказалась от счета в ГалактБанке, открытого на ее имя родителями Руба. На что те ей разумно ответили: мол, других наследников, кроме Брюса, у Эстергази все равно нет. А, кроме того, инициатива родить ребенка погибшему сыну исходила от Эстергази, и будет справедливо, если содержание оного ребенка станет правом и обязанностью Эстергази. Что никоим образом не ограничивает личную жизнь самой Натали.
   Правда, когда Рубен Эстергази оказался опять жив, образовался некий финансовый казус, каковой не мог быть разрешен по правилам, потому что правил таких нет. Юридическая система не предусматривает бессмертия сторон. С другой стороны, Руб был тем самым Рубом только для своих. Явившись миру открыто, герой зиглиндианского конфликта рисковал окончить вновь обретенную жизнь на лабораторном столе какой угодно из заинтересованных сторон. Все спецслужбы Галактики до сих пор рыли землю в поисках крох от проекта «Врата Валгаллы».
   В общем, теперь это были деньги Брюса.
   Когда Мари вошла, и метрдотель, одетый в средневековый дублет, повел ее через зал к столику, где ждал Брюс, тот испытал гамму разноречивых чувств. Он ненавидел ее отца со всей страстью, каковую мог испытывать в адрес противника, единожды им уже побежденного. В то же время юноша прекрасно понимал – и здесь ему не приходилось себя уговаривать! – что это два совершенно разных человека. Он был обязан Мари Люссак жизнью матери. Правда, на задворках сознания сидела гаденькая мысль, что посягал на эту самую жизнь (да и на его собственную) не кто иной, как папенька Люссак.
   – Ну… привет.
   Пока она шла, зал провожал ее взглядами. Желтое льняное платье – лимонное, сказала бы мать! – белые лаковые туфли на каблуке, сумочка и шляпа. И перчатки, как бог свят! Темные, как маслины, глаза, красивые брови, черные волосы до подбородка – облачком. Старомодный шик планеты, где женщины не носят брюк. Оркестру впору государственный гимн Зиглинды грянуть. Интересно, там все еще встают под Nabucco Верди?
   Она на год старше. Ей восемнадцать лет. К слову, папочка наверняка одобрил бы эти ноги.
   Мамины, видно, были хороши, но они ушли. Тьфу на тебя, ехидна!
   – Я чертовски рад тебя видеть. Рассказывай, как поживаешь.
   – Погоди. Начнем с того, что я тоже рада тебя видеть.
   Забавно они смотрятся со стороны. Брюс в футболке и «отпускных» шортах до колен, с множеством карманов – элегантности ради эти карманы нынче пусты. Футболка и уши чистые, но и только, и в целом облик его гармонирует с окружающей средой. За свои деньги тут все такие. Так принято на Новой Надежде. Это Мари выглядит нелепо. Впрочем, если развивать принцип дальше, то за свои деньги она имеет право выглядеть как угодно. Довольный собой, Брюска ухмыльнулся. Когда-то они пережили вместе опасное приключение. Вполне достаточная причина, чтобы дружить.
   – Давай сначала ты, – сказала она. – Я пока соображу, с чего начать.
   – У меня все просто. В Академию я не пошел – а мать и довольна! – и теперь мне светит срочная служба. Ну, ты знаешь, мы говорили.
   Они не виделись шесть лет, но это не значит, будто они не общались. Полгода тому назад Брюс обнаружил сетевой адрес Мари Люссак «для внешних контактов», и нынешнюю встречу на Дикси они заранее приурочили к его каникулам. Она теперь большая девочка и летает одна. По крайней мере, бодигард за ней на свидания не таскается. У нас ведь свидание, правда?
   Прежде ее Брюскин отчим охранял.
   – Заявление в группу колонизации я подал, но ответа пока нет. Спасибо за наводку, кстати.
   – Всегда пожалуйста. Как твои?
   – Прекрасно. Пантократор им, как оказалось, обоим подходит. Пребывают в устойчивом равновесии. Норм с семинаристами возится: преподает им боевые искусства. Нашел себя. Мама… ничего не делает. То есть по хозяйству, и потом дочка у них. Решили, что она не будет работать. И слава Силам: я опасался, что ее затащат в местные духовные структуры. Она, мол, их устраивает. Пантократор вечно в поисках талантов. Сама-то как?
   – Ну… – Мари сняла перчатки и положила их на край стола. Им принесли полосатый коктейль «Закат» с веточкой пряной травы. – У меня, как ты знаешь, чудная возможность всю жизнь пальцем о палец не ударить. Искусством хорошо выглядеть на глянцевой обложке я овладела, не побоюсь этого слова, в совершенстве, но хочется чего-то еще. Понимаешь?
   – Угу. Все журналиствуешь, да? Что, та история продолжается?
   – Продолжается до сих пор. Все бросать из-за такого… дерьма… не хочется…
   – Ну, это неправильно – бросать. Бросать – это все равно что сдаться.
   – …но обложили меня по полной.
   Историю эту Брюс знал и сочувствовал. А для чего еще, спрашивается, нужны друзья?