Страница:
Кардинал откинулся на спинку кресла. Огонь, горевший в камине, отбрасывал причудливые тени, которые плясали в унисон мыслям этого великого человека.
В тот момент Арману-Жану дю Плесси, кардиналу де Ришелье, уже исполнилось сорок лет. Высокого роста, худощавый, с болезненным цветом угловатого лица и слишком прямыми волосами, чуть тронутыми сединой, он не был красавцем, и ничто в его внешности не располагало к себе людей. Но цепкий внимательный взгляд, высокий лоб мыслителя или поэта, тонкие подвижные пальцы выдавали в нем человека незаурядного, но отнюдь не гения, которым он в действительности был.
Прошел только год с тех пор, как этот необыкновенный человек сумел заполучить реальную власть в государстве, постоянно расшатываемую происками его врагов, спорами короля с матерью, и, наконец, неприязнью Людовика к нему самому. Выполняя функции первого министра Франции, Ришелье фактически еще не получил это звание и зависел от королевских милостей едва ли не больше, чем последний дворянин королевства. Чтобы так высоко подняться, ему понадобилось долгих двадцать лет взлетов, падений, успехов и поражений, забвения и восхождения, и вот только сейчас, достигнув вершины, господин первый министр начал понимать тяжесть того бремени, которое он на себя взвалил.
Да, в ту пору Франция была слабым разобщенным государством, где королевскую власть оспаривали могущественные губернаторы и принцы крови. Казна, так заботливо пополняемая первым министром короля Генриха IV, Сюлли, была истощена еще в первые годы правления регентши Марии Медичи. Непоследовательная внешняя политика этой ветреной дамы отнюдь не укрепила престиж Франции, зато отвернула от нее старых добрых союзников – Англию и Венецию, а гугенотские восстания раскачивали королевский трон не хуже, чем буря утлое судно в океане. Ришелье понимал, что договор при Монпелье[41], где несколько лет назад потерпел поражение герцог де Роан и его сторонники, дает возможность обеим воюющим сторонам собраться с силами, но никак не гарантирует ни мира, ни спокойствия в государстве. Теперь же к существующим проблемам добавилась еще одна, так что письмо отца Жозефа сулило сделать его и без того неспокойные ночи бессонными.
– Де Молина… – тихо проговорил кардинал. – Какого дьявола ему понадобилось закручивать дружбу с глупой девчонкой? Или не такой уж и глупой?
Через пять дней после известия о смерти д’Эгмона Генриетта Французская настолько пришла в себя, что решилась покинуть свои покои, чем несказанно обрадовала фрейлин и особенно баронессу Сент-Люс. Именно Элен и было разрешено первой переступить порог спальни Ее Высочества, куда во время добровольного заточения принцессы вход был категорически запрещен.
Девушка нашла принцессу немного бледнее обычного, довольно спокойной. Генриетта даже улыбнулась подруге.
– Итак, Элен, – произнесла принцесса, видя немой вопрос в ее глазах, – неприятности не появляются и не исчезают сами по себе. За ними всегда стоит чья-то воля и интерес. Вот только сидеть и предаваться отчаянию я больше не стану!
Элен ничего не поняла, но не решилась расспрашивать Генриетту, которая вертелась перед зеркалом.
– Я ужасно выгляжу, – проговорила принцесса, оглядев себя. – Нужно одеться. Ни друзья, ни враги не должны видеть, в каком я отчаянии.
Она подошла к туалетному столику, позвонила. Через некоторое время вошла высокая дама, лет сорока, с резкими чертами лица, присела в реверансе.
– Ваше Высочество…
– Что вы здесь делаете, мадам Дессанж? – удивилась принцесса.
– Ее Величество, королева-мать приставила меня к вам в качестве камер-фрейлины. Она считает, что мадам Дантрэг слишком легкомысленна и не может далее исполнять свои обязанности.
– Королева-мать, король или Его Высокопреосвященство? – уточнила Ее Высочество, протягивая гребень Элен и жестом приглашая помочь ей с прической.
– Какая разница, Ваше Высочество? Все делается для вашего блага, и я не думаю, что вы в том положении, что можете что-либо возразить, – решительно произнесла дама.
– И где сейчас мадам Дантрег? – перебила ее Генриетта.
– Она с мужем отбыла в Прованс, в имение графа. Свежий воздух пойдет ей на пользу. Бедняжка так слаба здоровьем, – вздохнула графиня.
– Да, будем надеяться, ей станет лучше, – безучастно проговорила принцесса, обдумывая возвращение мадам Дессанж. – Ну что ж, – продолжила она через некоторое время, когда ничего придумать так и не удалось, – поскольку вы опять моя… – она кашлянула – камер-фрейлина, то будьте любезны немедленно заняться моими туалетами. Сейчас я собираюсь надеть розовое платье с рубинами, а к вечеру мне понадобится… зеленое с золотым шитьем, с отделкой из брюссельских кружев.
Лицо дамы постепенно наливалось краской.
– Ваше Высочество, – решительно начала она, – я здесь…
– Полагаю, затем, чтобы исполнять мои желания? – наивно поинтересовалась Генриетта. – Впрочем, если вас что-либо не устраивает, вы всегда можете составить компанию мадам Дантрег, и я буду рада дать вам разрешение удалиться.
Возмущенная мадам Дессанж громко хмыкнула, выдавив презрительную улыбку. Генриетта тоже улыбнулась. Затем встала и вплотную приблизилась к фрейлине.
– Мадам, я действительно не могу сейчас оспаривать Ваше назначение, – преувеличенно спокойно произнесла принцесса, – но…
Тут ее глаза сузились и метнули такую молнию, что графиня отступила на шаг.
– Но, – продолжила Генриетта, – если вы будете совать нос в мои дела (затем вас и приставили) и я вас застану за этим занятием, то…
– То что? – с язвительной ухмылкой поинтересовалась графиня.
– То я собственноручно выкину вас из вон того окна или другого, если оно окажется на подходящей высоте, – невозмутимо ответила Генриетта. – Я думаю, что Его Высокопреосвященство извинит меня. А теперь уходите, и без моего разрешения не показывайтесь мне на глаза!
Она улыбнулась, глядя на бледное от ярости лицо мадам Дессанж.
– Да, и займитесь моими туалетами. Помните, розовое, с рубинами?
И видя, что мадам не собирается уходить, принцесса неожиданно метнула маленький кинжал, который воткнулся в дверь в нескольких дюймах от головы мадам Дессанж. Графиня закричала и отскочила от двери.
– Я же сказала, убирайтесь! – воскликнула Генриетта, доставая второй кинжал и прицеливаясь. – Я ведь могу и не промахнуться…
Не дожидаясь продолжения, бледная от ужаса мадам Дессанж выбежала из комнаты.
– Ну вот, встреча состоялась, – улыбнулась принцесса, лукаво подмигнув Элен.
– Да, уж, – расхохоталась фрейлина. – Но не так, как планировала графиня!
– Мадам привыкла иметь дело с кроткой и покладистой девочкой, – задыхаясь от смеха, проговорила Генриетта. – Думаю, сейчас я ее разочаровала…
– Я уверена в этом, Ваше Высочество, – проговорила баронесса со смешком. – Но меня удивляет ее возвращение.
– Ладно, Элен, нужно закончить прическу, – сказала Генриетта, садясь в кресло. – Думаю, мадам еще скажет свое слово, но сейчас она заботит меня меньше всего… А в ее возвращении нет ничего странного, вероятно, на семейном совете было решено присматривать за мной, особенно после истории с д’Эгмоном… Придется потерпеть эту особу еще немного.
– Ваше Высочество, разрешите? – робкий голос перервал ее.
– А, это ты, Кэтти? – обернулась принцесса.
В дверях стояла худенькая и бледная девушка, больше похожа на привидение, чем на живого человека.
– Я принесла для Вашего Высочества платье с рубинами. Мадам Дессанж сказала, что вы хотите надеть его.
– Спасибо, Кэт, – сдерживая улыбку, произнесла Генриетта, – можешь идти. Кстати, если заметишь, что эта… мм… мадам слишком чем-то или кем-нибудь интересуется, сообщи мне. – Элен, ты тоже присматривай за ней.
– Да, принцесса, – согласились девушки, – непременно.
– Значит, я могу быть спокойна, – кивнула Генриетта. – Графиня права, после ссылки мои отношения с Луи нисколько не улучшились, и я не стану рисковать остатками нашей дружбы. Слишком много чести для этой особы.
Генриетта даже не могла предположить истинную причину возвращения мадам Дессанж. И поэтому без задней мысли обратилась к Ришелье с просьбой о возвращении мадам Дантрег. Конечно же кардинал не пошел на уступки. А через неделю произошло событие, о котором придворные еще долго шептались, пересказывая друг другу подробности, не всегда правдивые. Имя Генриетты стало обрастать зловещими слухами.
А дело было так. Неожиданно вернувшись с прогулки, принцесса застала мадам Дессанж за чтением ее личной корреспонденции, хранившейся в ящике бюро. Там не было ничего ценного, кроме письма Мари де Шеврез, которое принцесса получила вчера.
По непонятной причине Ришелье недолюбливал красавицу герцогиню, помня о первом муже Мари – де Люине, который лишил его поста государственного секретаря. Но злые языки, говоря о причине такой ненависти, вспоминали историю с сарабандой. Этот танец влюбленный кардинал танцевал перед Анной Австрийской, нарядившись в костюм шута. Да, Мари де Шеврез, предложив молодой королеве сыграть с ним такую шутку, дала ей, несомненно, плохой совет. Но в противоречивой натуре Ришелье влюбленный всегда уступал место политику, так что рискнем предположить, что причиной этой неприязни был все же Люинь…
Впрочем, прекрасная герцогиня платила кардиналу той же монетой…
Итак, в письме упоминалось имя графа Холланда[42], который был послом Джеймса I[43] при французском дворе и одновременно любовником красавицы герцогини. Генриетта связывала с ним некоторые надежды. О связи Мари с этим лицом кардиналу знать было незачем.
С искаженным яростью лицом принцесса выхватила письмо из рук графини.
– Я это знала! – воскликнула Генриетта. – Вас приставили шпионить за мной. Говорите, что вы искали!
Мадам рассмеялась ей прямо в лицо.
– Это мое дело, моя принцесса. К тому же мне угодно видеть все ваши письма, Ваше Высочество, а не только это, так что позвольте…
И она попыталась вырвать бумагу из рук Генриетты.
– Да как вы смеете! – возмутилась принцесса.
– Смею, Ваше Высочество, смею. А вам я советую прикусить язык, если не хотите вернуться в монастырь. На этот раз – навсегда.
От подобной наглости у принцессы пропал дар речи. Она стояла перед своей же фрейлиной с видом провинившейся школьницы, а та нагло смеялась ей в лицо. Ей, дочери Генриха IV!
– Нет, я не буду жаловаться королю, – прошептала Генриетта, – с тобой я и сама справлюсь…
Принцессе на глаза попалась бутылка с чернилами, она машинально взяла ее и разбила о край стола. Чернила забрызгали платье, но ее это не заботило. В руках Генриетты остался большой осколок стекла, измазанного чернилами. Она изо всех сил полоснула этим осколком по лицу мадам Дессанж.
Графиня бросилась бежать. Но Генриетта схватила ее за волосы, и, запрокинув ее голову назад, нанесла еще несколько глубоких порезов.
Мадам Дессанж была гораздо сильнее принцессы. Ей удалось вырваться, но дело было сделано. С воплями ужаса графиня держалась за израненное лицо, а кровь, вперемешку с чернилами, заливала белые кружева на ее платье.
На ее крики сбежалась охрана.
– Очень кстати, – заявила принцесса, увидев испуганные лица стражников. – Соберите всех моих фрейлин и слуг в этой комнате, я хочу с ними поговорить.
Гвардейцы со всех ног бросилась исполнять приказание. Подождав, пока все собрались, Генриетта обратилась к присутствующим:
– Дамы и господа! Я хочу, чтобы вы посмотрели сюда. – Она кивнула в сторону мадам Дессанж. – Вглядитесь и запомните, как выглядит лицо предателя. Всякий, уличенный в шпионаже, будет претендовать на такое же, если только я не оставлю его совсем без лица и без головы заодно. Можете идти. А вы, мадам, – усмехнулась принцесса, – прежде чем рассказывать кардиналу о содержимом моих бумаг, посмотритесь в зеркало…
А на утро следующего дня Генриетта недосчиталась пятнадцати человек прислуги, включая и мадам Дессанж.
– Думаю, это еще не все, но начало положено, – сказала она Элен…
Кардинал пришел в бешенство и пожаловался на поведение принцессы Его Величеству.
– А почему это так вас волнует? – поинтересовался Людовик, внимательно выслушав министра.
– Я считаю, что такое поведение недопустимо.
– Ваше Преосвященство, если Вас это заботит, поговорите с Генриеттой сами. Кстати, ваш сан послужит оправданием для вмешательства.
Людовик не выносил семейных сцен. А Ришелье почему-то предпочел обойтись без этого разговора…
Глава 5. Жребий брошен
В тот момент Арману-Жану дю Плесси, кардиналу де Ришелье, уже исполнилось сорок лет. Высокого роста, худощавый, с болезненным цветом угловатого лица и слишком прямыми волосами, чуть тронутыми сединой, он не был красавцем, и ничто в его внешности не располагало к себе людей. Но цепкий внимательный взгляд, высокий лоб мыслителя или поэта, тонкие подвижные пальцы выдавали в нем человека незаурядного, но отнюдь не гения, которым он в действительности был.
Прошел только год с тех пор, как этот необыкновенный человек сумел заполучить реальную власть в государстве, постоянно расшатываемую происками его врагов, спорами короля с матерью, и, наконец, неприязнью Людовика к нему самому. Выполняя функции первого министра Франции, Ришелье фактически еще не получил это звание и зависел от королевских милостей едва ли не больше, чем последний дворянин королевства. Чтобы так высоко подняться, ему понадобилось долгих двадцать лет взлетов, падений, успехов и поражений, забвения и восхождения, и вот только сейчас, достигнув вершины, господин первый министр начал понимать тяжесть того бремени, которое он на себя взвалил.
Да, в ту пору Франция была слабым разобщенным государством, где королевскую власть оспаривали могущественные губернаторы и принцы крови. Казна, так заботливо пополняемая первым министром короля Генриха IV, Сюлли, была истощена еще в первые годы правления регентши Марии Медичи. Непоследовательная внешняя политика этой ветреной дамы отнюдь не укрепила престиж Франции, зато отвернула от нее старых добрых союзников – Англию и Венецию, а гугенотские восстания раскачивали королевский трон не хуже, чем буря утлое судно в океане. Ришелье понимал, что договор при Монпелье[41], где несколько лет назад потерпел поражение герцог де Роан и его сторонники, дает возможность обеим воюющим сторонам собраться с силами, но никак не гарантирует ни мира, ни спокойствия в государстве. Теперь же к существующим проблемам добавилась еще одна, так что письмо отца Жозефа сулило сделать его и без того неспокойные ночи бессонными.
– Де Молина… – тихо проговорил кардинал. – Какого дьявола ему понадобилось закручивать дружбу с глупой девчонкой? Или не такой уж и глупой?
Через пять дней после известия о смерти д’Эгмона Генриетта Французская настолько пришла в себя, что решилась покинуть свои покои, чем несказанно обрадовала фрейлин и особенно баронессу Сент-Люс. Именно Элен и было разрешено первой переступить порог спальни Ее Высочества, куда во время добровольного заточения принцессы вход был категорически запрещен.
Девушка нашла принцессу немного бледнее обычного, довольно спокойной. Генриетта даже улыбнулась подруге.
– Итак, Элен, – произнесла принцесса, видя немой вопрос в ее глазах, – неприятности не появляются и не исчезают сами по себе. За ними всегда стоит чья-то воля и интерес. Вот только сидеть и предаваться отчаянию я больше не стану!
Элен ничего не поняла, но не решилась расспрашивать Генриетту, которая вертелась перед зеркалом.
– Я ужасно выгляжу, – проговорила принцесса, оглядев себя. – Нужно одеться. Ни друзья, ни враги не должны видеть, в каком я отчаянии.
Она подошла к туалетному столику, позвонила. Через некоторое время вошла высокая дама, лет сорока, с резкими чертами лица, присела в реверансе.
– Ваше Высочество…
– Что вы здесь делаете, мадам Дессанж? – удивилась принцесса.
– Ее Величество, королева-мать приставила меня к вам в качестве камер-фрейлины. Она считает, что мадам Дантрэг слишком легкомысленна и не может далее исполнять свои обязанности.
– Королева-мать, король или Его Высокопреосвященство? – уточнила Ее Высочество, протягивая гребень Элен и жестом приглашая помочь ей с прической.
– Какая разница, Ваше Высочество? Все делается для вашего блага, и я не думаю, что вы в том положении, что можете что-либо возразить, – решительно произнесла дама.
– И где сейчас мадам Дантрег? – перебила ее Генриетта.
– Она с мужем отбыла в Прованс, в имение графа. Свежий воздух пойдет ей на пользу. Бедняжка так слаба здоровьем, – вздохнула графиня.
– Да, будем надеяться, ей станет лучше, – безучастно проговорила принцесса, обдумывая возвращение мадам Дессанж. – Ну что ж, – продолжила она через некоторое время, когда ничего придумать так и не удалось, – поскольку вы опять моя… – она кашлянула – камер-фрейлина, то будьте любезны немедленно заняться моими туалетами. Сейчас я собираюсь надеть розовое платье с рубинами, а к вечеру мне понадобится… зеленое с золотым шитьем, с отделкой из брюссельских кружев.
Лицо дамы постепенно наливалось краской.
– Ваше Высочество, – решительно начала она, – я здесь…
– Полагаю, затем, чтобы исполнять мои желания? – наивно поинтересовалась Генриетта. – Впрочем, если вас что-либо не устраивает, вы всегда можете составить компанию мадам Дантрег, и я буду рада дать вам разрешение удалиться.
Возмущенная мадам Дессанж громко хмыкнула, выдавив презрительную улыбку. Генриетта тоже улыбнулась. Затем встала и вплотную приблизилась к фрейлине.
– Мадам, я действительно не могу сейчас оспаривать Ваше назначение, – преувеличенно спокойно произнесла принцесса, – но…
Тут ее глаза сузились и метнули такую молнию, что графиня отступила на шаг.
– Но, – продолжила Генриетта, – если вы будете совать нос в мои дела (затем вас и приставили) и я вас застану за этим занятием, то…
– То что? – с язвительной ухмылкой поинтересовалась графиня.
– То я собственноручно выкину вас из вон того окна или другого, если оно окажется на подходящей высоте, – невозмутимо ответила Генриетта. – Я думаю, что Его Высокопреосвященство извинит меня. А теперь уходите, и без моего разрешения не показывайтесь мне на глаза!
Она улыбнулась, глядя на бледное от ярости лицо мадам Дессанж.
– Да, и займитесь моими туалетами. Помните, розовое, с рубинами?
И видя, что мадам не собирается уходить, принцесса неожиданно метнула маленький кинжал, который воткнулся в дверь в нескольких дюймах от головы мадам Дессанж. Графиня закричала и отскочила от двери.
– Я же сказала, убирайтесь! – воскликнула Генриетта, доставая второй кинжал и прицеливаясь. – Я ведь могу и не промахнуться…
Не дожидаясь продолжения, бледная от ужаса мадам Дессанж выбежала из комнаты.
– Ну вот, встреча состоялась, – улыбнулась принцесса, лукаво подмигнув Элен.
– Да, уж, – расхохоталась фрейлина. – Но не так, как планировала графиня!
– Мадам привыкла иметь дело с кроткой и покладистой девочкой, – задыхаясь от смеха, проговорила Генриетта. – Думаю, сейчас я ее разочаровала…
– Я уверена в этом, Ваше Высочество, – проговорила баронесса со смешком. – Но меня удивляет ее возвращение.
– Ладно, Элен, нужно закончить прическу, – сказала Генриетта, садясь в кресло. – Думаю, мадам еще скажет свое слово, но сейчас она заботит меня меньше всего… А в ее возвращении нет ничего странного, вероятно, на семейном совете было решено присматривать за мной, особенно после истории с д’Эгмоном… Придется потерпеть эту особу еще немного.
– Ваше Высочество, разрешите? – робкий голос перервал ее.
– А, это ты, Кэтти? – обернулась принцесса.
В дверях стояла худенькая и бледная девушка, больше похожа на привидение, чем на живого человека.
– Я принесла для Вашего Высочества платье с рубинами. Мадам Дессанж сказала, что вы хотите надеть его.
– Спасибо, Кэт, – сдерживая улыбку, произнесла Генриетта, – можешь идти. Кстати, если заметишь, что эта… мм… мадам слишком чем-то или кем-нибудь интересуется, сообщи мне. – Элен, ты тоже присматривай за ней.
– Да, принцесса, – согласились девушки, – непременно.
– Значит, я могу быть спокойна, – кивнула Генриетта. – Графиня права, после ссылки мои отношения с Луи нисколько не улучшились, и я не стану рисковать остатками нашей дружбы. Слишком много чести для этой особы.
Генриетта даже не могла предположить истинную причину возвращения мадам Дессанж. И поэтому без задней мысли обратилась к Ришелье с просьбой о возвращении мадам Дантрег. Конечно же кардинал не пошел на уступки. А через неделю произошло событие, о котором придворные еще долго шептались, пересказывая друг другу подробности, не всегда правдивые. Имя Генриетты стало обрастать зловещими слухами.
А дело было так. Неожиданно вернувшись с прогулки, принцесса застала мадам Дессанж за чтением ее личной корреспонденции, хранившейся в ящике бюро. Там не было ничего ценного, кроме письма Мари де Шеврез, которое принцесса получила вчера.
По непонятной причине Ришелье недолюбливал красавицу герцогиню, помня о первом муже Мари – де Люине, который лишил его поста государственного секретаря. Но злые языки, говоря о причине такой ненависти, вспоминали историю с сарабандой. Этот танец влюбленный кардинал танцевал перед Анной Австрийской, нарядившись в костюм шута. Да, Мари де Шеврез, предложив молодой королеве сыграть с ним такую шутку, дала ей, несомненно, плохой совет. Но в противоречивой натуре Ришелье влюбленный всегда уступал место политику, так что рискнем предположить, что причиной этой неприязни был все же Люинь…
Впрочем, прекрасная герцогиня платила кардиналу той же монетой…
Итак, в письме упоминалось имя графа Холланда[42], который был послом Джеймса I[43] при французском дворе и одновременно любовником красавицы герцогини. Генриетта связывала с ним некоторые надежды. О связи Мари с этим лицом кардиналу знать было незачем.
С искаженным яростью лицом принцесса выхватила письмо из рук графини.
– Я это знала! – воскликнула Генриетта. – Вас приставили шпионить за мной. Говорите, что вы искали!
Мадам рассмеялась ей прямо в лицо.
– Это мое дело, моя принцесса. К тому же мне угодно видеть все ваши письма, Ваше Высочество, а не только это, так что позвольте…
И она попыталась вырвать бумагу из рук Генриетты.
– Да как вы смеете! – возмутилась принцесса.
– Смею, Ваше Высочество, смею. А вам я советую прикусить язык, если не хотите вернуться в монастырь. На этот раз – навсегда.
От подобной наглости у принцессы пропал дар речи. Она стояла перед своей же фрейлиной с видом провинившейся школьницы, а та нагло смеялась ей в лицо. Ей, дочери Генриха IV!
– Нет, я не буду жаловаться королю, – прошептала Генриетта, – с тобой я и сама справлюсь…
Принцессе на глаза попалась бутылка с чернилами, она машинально взяла ее и разбила о край стола. Чернила забрызгали платье, но ее это не заботило. В руках Генриетты остался большой осколок стекла, измазанного чернилами. Она изо всех сил полоснула этим осколком по лицу мадам Дессанж.
Графиня бросилась бежать. Но Генриетта схватила ее за волосы, и, запрокинув ее голову назад, нанесла еще несколько глубоких порезов.
Мадам Дессанж была гораздо сильнее принцессы. Ей удалось вырваться, но дело было сделано. С воплями ужаса графиня держалась за израненное лицо, а кровь, вперемешку с чернилами, заливала белые кружева на ее платье.
На ее крики сбежалась охрана.
– Очень кстати, – заявила принцесса, увидев испуганные лица стражников. – Соберите всех моих фрейлин и слуг в этой комнате, я хочу с ними поговорить.
Гвардейцы со всех ног бросилась исполнять приказание. Подождав, пока все собрались, Генриетта обратилась к присутствующим:
– Дамы и господа! Я хочу, чтобы вы посмотрели сюда. – Она кивнула в сторону мадам Дессанж. – Вглядитесь и запомните, как выглядит лицо предателя. Всякий, уличенный в шпионаже, будет претендовать на такое же, если только я не оставлю его совсем без лица и без головы заодно. Можете идти. А вы, мадам, – усмехнулась принцесса, – прежде чем рассказывать кардиналу о содержимом моих бумаг, посмотритесь в зеркало…
А на утро следующего дня Генриетта недосчиталась пятнадцати человек прислуги, включая и мадам Дессанж.
– Думаю, это еще не все, но начало положено, – сказала она Элен…
Кардинал пришел в бешенство и пожаловался на поведение принцессы Его Величеству.
– А почему это так вас волнует? – поинтересовался Людовик, внимательно выслушав министра.
– Я считаю, что такое поведение недопустимо.
– Ваше Преосвященство, если Вас это заботит, поговорите с Генриеттой сами. Кстати, ваш сан послужит оправданием для вмешательства.
Людовик не выносил семейных сцен. А Ришелье почему-то предпочел обойтись без этого разговора…
Глава 5. Жребий брошен
Людовик де Бурбон, граф де Суассон, и Генриетта Французская были названы женихом и невестой еще в том невинном возрасте, когда дети помышляют об игрушках и о материнском молоке и меньше всего способны думать о супружеских узах. Людовику было всего шесть лет, когда ему впервые показали малютку-принцессу, спавшую в колыбельке с золотыми королевскими лилиями, и обьявили, что это его будущая жена.
Мальчик нахмурился. «Жена» ему ничуть не понравилась.
– Такая маленькая и уродливая? – недоверчиво спросил он и тут же получил от матери, Анны де Монафи-Суассон, пару крепких пощечин.
– Мой дорогой, принцесса Генриетта вырастет и станет настоящей кравицей, – заявила эта достойная женщина, которой пришлось немало потрудиться, чтобы вырвать согласие Марии Медичи на этот брак, – тогда Вы и женитесь на ней.
Луи закусил губу, чтобы не разреветься от боли и обиды. Слова матери его ничуть не утешили, и он чувствовал себя самым несчастным человеком на земле.
Впрочем, обещание Анны де Монафи-Суассон сбылось. Принцесса повзрослела и стала красавицей, хотя и была ростом по плечо своего не слишком высокого жениха. Вот только двадцатиоднолетний юноша по-прежнему не был расположен к семейной жизни, считая свою помолвку с пятнадцатилетней Генриеттой простой формальностью, но продолжал пользоваться всеми привилегиямии члена королевской семьи. После смерти своего отца, Карла де Бурбона, Людовик стал губернатором провинции Дофине и теперь заглядывался на Шампань, богатейшую провинцию Франции.
Впрочем, Людовик XIII и Мария Медичи не торопились с бракосочетанием, пока не стало известно о связи Генриетты с графом Ла Рош-Гюйоном. Король вызвал к себе кузена для серьезного разговора. Оба Людовика быстро пришли к соглашению – граф де Суассон получал руку принцессы и провинцию Шампань в качестве приданого.
Генриетта несколько опередила брата в стремлении возвратиться ко двору, а благодаря предстоящей свадьбе Людовик согласился простить сестру.
Принцесса не очень возражала против такого поворота событий. Французский двор отнюдь не являлся образцом добродетели, и Генриетта надеялась, что в качестве замужней дамы она сможет без помех встречаться с Ла Рош-Гюйоном. Но после смерти графа все изменилось. Принцесса не желала понимать, почему она должна выходить замуж за «одного из управляющих королевскими землями», как она в порыве гнева назвала жениха.
Десять дней, проведенных в обществе Великого магистра, изменили принцессу настолько, что для ее друзей и родственников это стало настоящим потрясением. Окрыленная блестящими перспективами, которые ей сулили будущее и маркиз де Молина, гордая осознанием своей значимости, она нашла силы сказать решительное «нет» своему бракосочетанию с графом Суассоном. И сейчас, восхищаясь собственной смелостью, она бесстрастно смотрела в лицо всем членам королевского Совета: в яростное – Марии Медичи, в удивленное – короля, и в холодно-невозмутимое лицо кардинала Ришелье. Именно он, первый министр Франции, и предотвратил надвигающийся семейный скандал.
– Ваше Высочество, – произнес он, с силой сжав руку Марии Медичи, призывая ее к спокойствию, – на правах духовного лица я прошу объяснить, почему Вашему Высочеству было угодно принять такое решение?
– Я отвечу вам, Ваше Преосвященство, – заставляя себя говорить спокойно, ответила Генриетта. – Если бы я хотела стать провинциальной графиней, я бы вышла замуж за графа д’Эгмона, хотя бы потому, что я любила этого человека. Я не люблю кузена Людовика, он не любит меня. Так скажите, почему я должна выйти за него замуж?
Как ни владел собой кардинал, но даже он не смог подавить своего удивления от решительности принцессы, которую он попросту не замечал до того момента, как стало известно про ее увлечение вождем гугенотов.
– Но чего же желает Ваше Высочество? – спросил Ришелье. – Говорите, и я уверен, мы найдем решение, которое удовлетворит всех собравшихся…
– Мое высочество желает достойного брака, – ответила Генриетта. – Господин кардинал, Ваше Величество, матушка! Будьте последовательны: вы дали в мужья Кристине[44] герцога Савойского, Елизавета[45] стала королевой Испании, а я? Я должна выйти за человека, единственное достоинство которого состоит в том, что он является принцем королевской крови! Этого не будет!
На глазах принцессы заблестели слезы.
– Ваше Высочество, вы разрываете мне сердце! – воскликнул кардинал, протягивая ей свой платок. – Умоляю вас, успокойтесь. Я уверен, что ни Его Величество, ни Ее Величество…
– Господин кардинал, я сама способна позаботится о своей дочери! – оборвала его Мария Медичи. – И я позабочусь!
– Если Ваши Величества не возражают, я думаю, принцессе лучше пойти к себе и успокоиться, – прервал ее Ришелье.
Не дожидаясь позволения, Генриетта вышла, громко хлопнув дверью.
– Ваше Величество, – обратился к королю Ришелье, дождавшись, когда звуки ее шагов затихли, – я прошу позволения высказать свои соображения.
– Говорите, господин кардинал, говорите, – зевнул Людовик, которого крайне утомил этот разговор.
Король не выносил семейных сцен, и кардиналу это было хорошо известно.
– Я согласен с Ее Высочеством, – заявил Ришелье. – Брак принцессы с Суассоном абсолютно бесполезен для французской короны. Ее Высочество еще дитя, и мы можем подождать еще несколько лет, подбирая достойную кандидатуру. Да и вы сами, Ваше Величество, согласились на этот союз только из опасений, вызванных… ммм… отношениями Ее Высочества с господином д’Эгмоном…
– Не произносите при мне этого имени! – воскликнула королева-мать. – Этот мерзавец…
– …без сомнения, заслужил свою участь, – примирительно закончил Ришелье. – Что же касается принцессы, то Ее Высочество действительно слишком молода для замужества…
– Господин кардинал, изложите ваши соображения, – перебил его король.
– Слушаюсь, государь. Итак, поскольку отношения между Ее Высочеством и д’Эгмоном прерваны, я не вижу необходимости в брачном союзе между принцессой Генриеттой и графом Суассоном, – закончил кардинал. – А с политической точки зрения этот союз стал бы почти преступлением…
– Довольно, сударь, – закончил король. – Я понял вас. На правах духовного лица вы обьявите сестре, что я принял решение не торопиться с ее бракосочетанием с графом Суассоном. Отложим свадьбу на год. А вы, матушка, поговорите с нашим кузеном. И посоветуйте ему чаще навещать свою невесту. Если бы он был к ней внимательнее, Генриетта благосклоннее бы к нему относилась. Да и этой истории с д’Эгмоном, возможно, не произошло бы… Это все.
С этими словами король вышел из кабинета, чтобы предаться своей любимой охотничьей забаве. Королева и кардинал проводили его почтительными поклонами.
Это был далеко не первый спор, в котором Ришелье одержал победу над точкой зрения королевы-матери. Но Мария Медичи еще не чувствовала опасности, и совершенно зря! Первый министр Франции, кардинал Ришелье, обязанный ей не только высоким званием, но и жизнью, стремительно набирал силу и не нуждался больше в своей высокой покровительнице. Он крепко ухватил удачу за хвост и не собирался ее отпускать.
А неприятности подстерегали короля Франции даже в садах Тюильри, где он решил развлечь себя стрельбой по птицам. По нелепой случайности, свинцовый заряд попал не в глупую ворону, а застрял в пышной прическе Анны Австрийской, которая в это время прогуливалась по тенистым аллеям. И без того нятянутые отношения между супругами испортились окончательно…
Только один человек был по-настоящему счастлив. Генриетта Французская все же получила от короля желанную отсрочку. Теперь будущее принцессы находилось в ее руках.
Потом состоялся знаковый разговор с маркизом де Молиной, с которым и были связаны все надежды Генриетты. Бесспорно, кардинал Ришелье очень удивился, если бы узнал, что Валенса прибыл в Париж, чтобы встретиться с принцессой.
– Вы дорого цените свою жизнь? – полушутя-полусерьезно спросила Генриетта, пристально вглядываясь в лицо Великого магистра.
Она уже сообщила ему о своем разговоре с братом и матерью.
– Да, Ваше Высочество, я помню, что обязан вам своим спасением, – кивнул де Молина.
– Это так, сударь, а вы обещали мне свою помощь и покровительство…
– Ваше Высочество желает о чем-то попросить? Говорите. Если то, что вы хотите, в моих силах и в интересах ордена, я это сделаю.
– Мне нужна корона.
– Вот как? Но вам не хуже меня известно, что во Франции женщина не может сесть на престол. Вековая традиция. К тому же у вас есть два брата – законные наследники трона. От них, конечно, избавиться проще, чем сменить закон, но нет никаких гарантий, что, сделав это, вы все-таки получите корону.
– Все гораздо проще, маркиз. Я могу получить корону, выйдя замуж.
– Да, это возможно. У вас есть на примете жених?
Молина шутил, но уже начинал опасаться, что она говорит серьезно.
– Да. Принц Уэльский.
– Вот как? Он сейчас в Испании, добивается руки инфанты, которую полюбил, увидев ее портрет, – усмехнулся маркиз.
– Не может быть… Мне ничего не известно…
– И не только вам. Принц находится в Испании инкогнито, под видом простого английского дворянина. Его сопровождают несколько слуг и фаворит Джеймса I – герцог Бэкингемский… Именно он и предложил английскому королю эту авантюру, поскольку испанский король не пожелал выдать дочь за протестанта…
– Герцог Бэкингемский… Первый министр Англии? Но каков его интерес в этом деле? – вознегодовала принцесса, чьи планы рушились прямо на глазах.
– В случае успеха испанцы не поскупятся на приданое, а состояние английских финансов оставляет желать лучшего, – вздохнул де Молина. – Однако я склонен предполагать, что, в первую очередь, Бэкингем желает сблизиться с наследником престола…
– Но как король Англии мог допустить такое безумство?
– Он просто ни в чем не может отказать Бэкингему, – рассмеялся Валенса.
– Нет, нет, еще раз нет! – воскликнула Генриетта. – Помолвка еще не состоялась и не состоится. Вы об этом позаботитесь.
– И почему я должен это делать? – поинтересовался де Молина.
– Потому что вы заинтересованы в успехе дела де Роана, – тихо ответила Генриетта. – А если Англия заключит союз с Испанией, думаю, герцог Бэкингемский вряд ли захочет гневить Его Католическое Величество оказанием помощи протестантам… Я, конечно, не сильна в политике, но не нужно обладать государственным умом, чтобы понимать, почему Филипп Испанский не желает выдавать дочь за протестанта. А если и согласится, то выдвинет условия, которые будут не в вашу пользу!
Мальчик нахмурился. «Жена» ему ничуть не понравилась.
– Такая маленькая и уродливая? – недоверчиво спросил он и тут же получил от матери, Анны де Монафи-Суассон, пару крепких пощечин.
– Мой дорогой, принцесса Генриетта вырастет и станет настоящей кравицей, – заявила эта достойная женщина, которой пришлось немало потрудиться, чтобы вырвать согласие Марии Медичи на этот брак, – тогда Вы и женитесь на ней.
Луи закусил губу, чтобы не разреветься от боли и обиды. Слова матери его ничуть не утешили, и он чувствовал себя самым несчастным человеком на земле.
Впрочем, обещание Анны де Монафи-Суассон сбылось. Принцесса повзрослела и стала красавицей, хотя и была ростом по плечо своего не слишком высокого жениха. Вот только двадцатиоднолетний юноша по-прежнему не был расположен к семейной жизни, считая свою помолвку с пятнадцатилетней Генриеттой простой формальностью, но продолжал пользоваться всеми привилегиямии члена королевской семьи. После смерти своего отца, Карла де Бурбона, Людовик стал губернатором провинции Дофине и теперь заглядывался на Шампань, богатейшую провинцию Франции.
Впрочем, Людовик XIII и Мария Медичи не торопились с бракосочетанием, пока не стало известно о связи Генриетты с графом Ла Рош-Гюйоном. Король вызвал к себе кузена для серьезного разговора. Оба Людовика быстро пришли к соглашению – граф де Суассон получал руку принцессы и провинцию Шампань в качестве приданого.
Генриетта несколько опередила брата в стремлении возвратиться ко двору, а благодаря предстоящей свадьбе Людовик согласился простить сестру.
Принцесса не очень возражала против такого поворота событий. Французский двор отнюдь не являлся образцом добродетели, и Генриетта надеялась, что в качестве замужней дамы она сможет без помех встречаться с Ла Рош-Гюйоном. Но после смерти графа все изменилось. Принцесса не желала понимать, почему она должна выходить замуж за «одного из управляющих королевскими землями», как она в порыве гнева назвала жениха.
Десять дней, проведенных в обществе Великого магистра, изменили принцессу настолько, что для ее друзей и родственников это стало настоящим потрясением. Окрыленная блестящими перспективами, которые ей сулили будущее и маркиз де Молина, гордая осознанием своей значимости, она нашла силы сказать решительное «нет» своему бракосочетанию с графом Суассоном. И сейчас, восхищаясь собственной смелостью, она бесстрастно смотрела в лицо всем членам королевского Совета: в яростное – Марии Медичи, в удивленное – короля, и в холодно-невозмутимое лицо кардинала Ришелье. Именно он, первый министр Франции, и предотвратил надвигающийся семейный скандал.
– Ваше Высочество, – произнес он, с силой сжав руку Марии Медичи, призывая ее к спокойствию, – на правах духовного лица я прошу объяснить, почему Вашему Высочеству было угодно принять такое решение?
– Я отвечу вам, Ваше Преосвященство, – заставляя себя говорить спокойно, ответила Генриетта. – Если бы я хотела стать провинциальной графиней, я бы вышла замуж за графа д’Эгмона, хотя бы потому, что я любила этого человека. Я не люблю кузена Людовика, он не любит меня. Так скажите, почему я должна выйти за него замуж?
Как ни владел собой кардинал, но даже он не смог подавить своего удивления от решительности принцессы, которую он попросту не замечал до того момента, как стало известно про ее увлечение вождем гугенотов.
– Но чего же желает Ваше Высочество? – спросил Ришелье. – Говорите, и я уверен, мы найдем решение, которое удовлетворит всех собравшихся…
– Мое высочество желает достойного брака, – ответила Генриетта. – Господин кардинал, Ваше Величество, матушка! Будьте последовательны: вы дали в мужья Кристине[44] герцога Савойского, Елизавета[45] стала королевой Испании, а я? Я должна выйти за человека, единственное достоинство которого состоит в том, что он является принцем королевской крови! Этого не будет!
На глазах принцессы заблестели слезы.
– Ваше Высочество, вы разрываете мне сердце! – воскликнул кардинал, протягивая ей свой платок. – Умоляю вас, успокойтесь. Я уверен, что ни Его Величество, ни Ее Величество…
– Господин кардинал, я сама способна позаботится о своей дочери! – оборвала его Мария Медичи. – И я позабочусь!
– Если Ваши Величества не возражают, я думаю, принцессе лучше пойти к себе и успокоиться, – прервал ее Ришелье.
Не дожидаясь позволения, Генриетта вышла, громко хлопнув дверью.
– Ваше Величество, – обратился к королю Ришелье, дождавшись, когда звуки ее шагов затихли, – я прошу позволения высказать свои соображения.
– Говорите, господин кардинал, говорите, – зевнул Людовик, которого крайне утомил этот разговор.
Король не выносил семейных сцен, и кардиналу это было хорошо известно.
– Я согласен с Ее Высочеством, – заявил Ришелье. – Брак принцессы с Суассоном абсолютно бесполезен для французской короны. Ее Высочество еще дитя, и мы можем подождать еще несколько лет, подбирая достойную кандидатуру. Да и вы сами, Ваше Величество, согласились на этот союз только из опасений, вызванных… ммм… отношениями Ее Высочества с господином д’Эгмоном…
– Не произносите при мне этого имени! – воскликнула королева-мать. – Этот мерзавец…
– …без сомнения, заслужил свою участь, – примирительно закончил Ришелье. – Что же касается принцессы, то Ее Высочество действительно слишком молода для замужества…
– Господин кардинал, изложите ваши соображения, – перебил его король.
– Слушаюсь, государь. Итак, поскольку отношения между Ее Высочеством и д’Эгмоном прерваны, я не вижу необходимости в брачном союзе между принцессой Генриеттой и графом Суассоном, – закончил кардинал. – А с политической точки зрения этот союз стал бы почти преступлением…
– Довольно, сударь, – закончил король. – Я понял вас. На правах духовного лица вы обьявите сестре, что я принял решение не торопиться с ее бракосочетанием с графом Суассоном. Отложим свадьбу на год. А вы, матушка, поговорите с нашим кузеном. И посоветуйте ему чаще навещать свою невесту. Если бы он был к ней внимательнее, Генриетта благосклоннее бы к нему относилась. Да и этой истории с д’Эгмоном, возможно, не произошло бы… Это все.
С этими словами король вышел из кабинета, чтобы предаться своей любимой охотничьей забаве. Королева и кардинал проводили его почтительными поклонами.
Это был далеко не первый спор, в котором Ришелье одержал победу над точкой зрения королевы-матери. Но Мария Медичи еще не чувствовала опасности, и совершенно зря! Первый министр Франции, кардинал Ришелье, обязанный ей не только высоким званием, но и жизнью, стремительно набирал силу и не нуждался больше в своей высокой покровительнице. Он крепко ухватил удачу за хвост и не собирался ее отпускать.
А неприятности подстерегали короля Франции даже в садах Тюильри, где он решил развлечь себя стрельбой по птицам. По нелепой случайности, свинцовый заряд попал не в глупую ворону, а застрял в пышной прическе Анны Австрийской, которая в это время прогуливалась по тенистым аллеям. И без того нятянутые отношения между супругами испортились окончательно…
Только один человек был по-настоящему счастлив. Генриетта Французская все же получила от короля желанную отсрочку. Теперь будущее принцессы находилось в ее руках.
Потом состоялся знаковый разговор с маркизом де Молиной, с которым и были связаны все надежды Генриетты. Бесспорно, кардинал Ришелье очень удивился, если бы узнал, что Валенса прибыл в Париж, чтобы встретиться с принцессой.
– Вы дорого цените свою жизнь? – полушутя-полусерьезно спросила Генриетта, пристально вглядываясь в лицо Великого магистра.
Она уже сообщила ему о своем разговоре с братом и матерью.
– Да, Ваше Высочество, я помню, что обязан вам своим спасением, – кивнул де Молина.
– Это так, сударь, а вы обещали мне свою помощь и покровительство…
– Ваше Высочество желает о чем-то попросить? Говорите. Если то, что вы хотите, в моих силах и в интересах ордена, я это сделаю.
– Мне нужна корона.
– Вот как? Но вам не хуже меня известно, что во Франции женщина не может сесть на престол. Вековая традиция. К тому же у вас есть два брата – законные наследники трона. От них, конечно, избавиться проще, чем сменить закон, но нет никаких гарантий, что, сделав это, вы все-таки получите корону.
– Все гораздо проще, маркиз. Я могу получить корону, выйдя замуж.
– Да, это возможно. У вас есть на примете жених?
Молина шутил, но уже начинал опасаться, что она говорит серьезно.
– Да. Принц Уэльский.
– Вот как? Он сейчас в Испании, добивается руки инфанты, которую полюбил, увидев ее портрет, – усмехнулся маркиз.
– Не может быть… Мне ничего не известно…
– И не только вам. Принц находится в Испании инкогнито, под видом простого английского дворянина. Его сопровождают несколько слуг и фаворит Джеймса I – герцог Бэкингемский… Именно он и предложил английскому королю эту авантюру, поскольку испанский король не пожелал выдать дочь за протестанта…
– Герцог Бэкингемский… Первый министр Англии? Но каков его интерес в этом деле? – вознегодовала принцесса, чьи планы рушились прямо на глазах.
– В случае успеха испанцы не поскупятся на приданое, а состояние английских финансов оставляет желать лучшего, – вздохнул де Молина. – Однако я склонен предполагать, что, в первую очередь, Бэкингем желает сблизиться с наследником престола…
– Но как король Англии мог допустить такое безумство?
– Он просто ни в чем не может отказать Бэкингему, – рассмеялся Валенса.
– Нет, нет, еще раз нет! – воскликнула Генриетта. – Помолвка еще не состоялась и не состоится. Вы об этом позаботитесь.
– И почему я должен это делать? – поинтересовался де Молина.
– Потому что вы заинтересованы в успехе дела де Роана, – тихо ответила Генриетта. – А если Англия заключит союз с Испанией, думаю, герцог Бэкингемский вряд ли захочет гневить Его Католическое Величество оказанием помощи протестантам… Я, конечно, не сильна в политике, но не нужно обладать государственным умом, чтобы понимать, почему Филипп Испанский не желает выдавать дочь за протестанта. А если и согласится, то выдвинет условия, которые будут не в вашу пользу!