Страница:
Беата поколебалась, но врожденное чувство вкуса взяло верх.
– Людмила, не бери эти колготки. Они только для проституток годятся. Купи лучше одну пару, но подороже и поэлегантнее.
– Поэлегантнее, скажешь тоже. Да кому моя элегантность нужна! Кого мне из себя строить, принцессу Диану?
– А почему бы и нет?
– А потому нет, что к такой принцессе ни один нормальный мужик не подкатится – побоится. И просижу я в твоих элегантных колготках весь вечер одна или с дедушкой Ревазом – оно мне зачем? Проститутки как раз знают, что носить, чтобы мужиков привлечь. У них и надо учиться. Смотрела кино «Интердевочка»?
Пораженная этой философией, Беата безропотно выбила Люде две пары блестящих колготок с умопомрачительными розочками.
– Я тебе потом расскажу, как прошло, – пообещала Люда.
Беата поставила «Woman in Love», подперла рукой подбородок и задумалась о том, как мало она понимает в этой жизни. Оказывается, учиться привлекать мужиков нужно у проституток. Банально вышибать из них, мужиков то есть, условный рефлекс, отделение слюны и прочих секреций. Чтобы самец еще сам ничего не понимал, а рефлекс уже вел его на случку, а там и в загс. Зачем? Вот затем, чтобы в загс. Миллионы женщин только этим и озабочены. И лишь отдельные спесивые дурочки считают, что замужество – вещь необязательная и обременительная. А может, у них просто что-то не в порядке с гормонами? Ведь вся природа стремится к спариванию, каждая дворняжка мечтает о породистом женихе с утепленной конурой и полной миской...
– Людка! – крикнула Беата в сторону бытовой химии. – Иди, анекдот расскажу.
– Сейчас! – откликнулась из-за угла невидимая Люда. – У меня покупатель.
– Так с покупателем иди, – сказала Беата, но тихо, почти про себя. Мало ли что за покупатель. Еще спугнешь, а окажется – жених...
На мужчине было хорошее пальто с кашемировым шарфом, он пах дорогим одеколоном и не был похож на посетителя подвального магазина, хотя держал в руках фирменный пакет с изображением семи козлят. Он, видимо, заблудился, потому что решительными шагами прошел до конца подвала и растерянно огляделся.
– Извините, – обратился он к хорошенькой продавщице колготок, – а где здесь выход?
Беата взмахнула перед его носом изящной ручкой, указывая направление. И заблудившийся путник тут же понял, что выход ему уже не поможет. Он не стал бороться с судьбой. Остановился, улыбнулся и облокотился о прилавок с бутылочными ножками.
– Я покупал машину тут по соседству, – доверительно сообщил он, – и, пока оформляли все бумажки, так проголодался, что просто сил нет. Забегаловки не нашел, заскочил в первый попавшийся магазин и не могу выбраться.
Он прикусил язык, потому что теперь, по логике вещей, ему надо было выбираться указанным путем и набрасываться на добытую еду. А аппетит явно пропал.
– Хотите, я вам чаю налью? – любезно предложила Беата, кивнув на свой чайник. – Только у меня сесть негде. Попросите у Реваза табуретку. Вон там, в мобильных телефонах. Скажите: для Беаты.
– Для Беаты... – зачарованно прошептал голодный покупатель и попятился в указанную сторону, не сводя с нее глаз.
Он все-таки хотел есть. И потому еще больше напоминал рыбку, заглатывающую крючок, когда жадно жевал какой-то странный бледный салат из баночки. Его звали Сергеем, как и администратора, который из-за касс буравил Беату едким взглядом. Если бы он знал заранее, то, наверное, подсыпал бы стрихнину в салат шикарного покупателя.
Но администраторы маленьких магазинов лишены дара предвидения. А потому Сергей-второй безнаказанно поглощал свой салат, пересказывая Беате эпопею приобретения «Пежо-407». Беата заливисто смеялась, хотя ничего смешного в рассказе гостя не было. Обычное желание самца похвастаться пышным оперением. Ведь статус – это количество перьев, как учит нас реклама популярного журнала.
– Надо же, какая гадость, – пробормотал Сергей, швыряя пустую баночку в мусорное ведро. – А вы тоже питаетесь местными продуктами?
Беата покачала головой. В «Семерых козлятах» она покупала только крекеры, да и то редко. А на обед приносила из дома бутерброды с итальянским хлебом, ветчиной и кресс-салатом. Было бы благородно поделиться этой изысканной едой с новым знакомым, но сегодняшний бутерброд она уже съела.
– А вы до какого часа работаете? – поинтересовался Сергей. У него были быстрые черные глаза и нагловатая улыбка – что еще нужно для успеха!
– До половины восьмого. А что?
Ну, что-что! Ясно что.
– Может, мы где-нибудь поужинаем с вами по-человечески? Что скажете, Беата?
– Давайте попробуем.
– Тогда я буду ждать вас в семь тридцать у выхода.
– На четыреста седьмом «Пежо»? – лукаво уточнила Беата.
– Да что вы! – Сергей махнул рукой. – Я только начал оформлять документы. Вы не представляете себе, какая это волокита. До живой машины – как до луны пешком.
Беата, которой не раз приходилось покупать «живые машины», знала, что никакой особой волокиты тут нет. Вальяжный красавец, наверное, оформляет кредит, но не хочет признаваться, что у него нет денег на разовую оплату. Надо же пустить пыль в глаза доверчивой продавщице!
Кстати, вот интересно – он ни разу не сказал, что она не похожа на продавщицу. Ни в подвале «Семерых козлят», когда пил ее чай, ни потом, в «Виноградной косточке», куда привез ее на вполне приличном «Форде». Пожалуй, деньги у него есть, и операцию по ловле достойного жениха можно считать успешной.
На обратном пути Беата велела довезти ее до магазина и высадить на углу, а дальше ей до дома два шага (почти правда), и она прекрасно дойдет сама. Никаких провожаний. Скромность должна украшать бедную девушку за неимением других украшений.
Дома она позвонила главному редактору.
– Игорь, не спишь?
– Нет-нет! Что-то случилось?
– Я хотела спросить: надо дожидаться официального предложения? Или достаточно вывести отношения на финишную прямую?
– Финишную прямую? – беспомощно повторил главный, и Беата злорадно улыбнулась. – Нет, что ты! Вообще не надо никаких отношений!
– Вообще без отношений?
– М-м-м... – застонал Игорь.
– Ты хочешь сказать, остановить все на уровне ухаживаний?
– Ну да. Да, да, да! И сразу прекращай. А что, уже... Ты уже нашла?
– Посмотрим, – сказала Беата счастливым голосом и показала трубке язык. – В любом случае успех надо закрепить. Я подожду еще немножко.
– Береги себя, – умоляюще сказал Игорь, как будто она отправлялась вести репортаж из горячей точки.
Сергей надумал поставить в подвале игровой автомат, и самое подходящее место для него нашлось рядом с Софьи-Михайловным аптечным киоском. По этому поводу аптекарша заявила решительный протест. Ей совсем не нужно, чтобы у киоска толпились разные криминальные элементы, пачкали пол грязной обувью, галдели, курили, непристойно выражались, загораживали витрину и отпугивали покупателей. Если Сергею так приспичило, то пусть ставит свой автомат внутри мини-маркета, возле кассы. Пускай у магазина падает прибыль, а не у аптеки.
Слушая вопли Софьи Михайловны, Беата подумала о статье на тему «Как правильно скандалить». Женские журналы любят учить народ правильно ссориться, чтобы не нажить в партнере смертельного врага. А тут другая наука – добиваться своего. Для этого, поняла Беата, мало просто кричать. Надо сразу, без паузы, перечислить все свои аргументы и потом повторять их визгливым голосом, в бешеном ритме, не слушая оппонента. Именно так и делала Софья Михайловна. Сергей пытался вставить хоть слово в ее арию: «Да они будут у вас все время валерьянку брать, вот прибыль и вырастет!», но аптекарша не унималась.
«И чего она разоряется, – с невольной досадой подумала Беата. От визга Софьи Михайловны у нее даже заболела голова. – Какое ей дело до прибыли, здесь же все хозяйское – и аптека, и магазин, и мои колготки. И если хозяин захочет поставить хоть автомат, хоть рулетку, хоть шест для стриптиза, то все равно поставит».
Тут она поймала себя на том, что эта мысль пристала продавщице галантерейного товара куда больше, чем журналистке на задании. «Вживаюсь в роль или деградирую всерьез? – На этот вопрос Беата не нашла ответа, но на всякий случай повернулась к настенному зеркальцу и придирчиво осмотрела свой макияж. – Нет, ничего. Для Оксфорд-стрит пока еще годится».
Зеркало напомнило ей о подслушанном вчера разговоре и почему-то – о вчера же прочитанной в газете заметке. Но Беата не успела обдумать эту странную связь. Едва шумная разборка закончилась многократно повторенным: «Я буду жаловаться, я наведу порядок», как покупатели валом повалили в «Семеро козлят». Была суббота, день, когда окрестные бабушки делали закупки, никак не привыкнув к работающим по воскресеньям магазинам. Да и остальной народ почему-то использовал свой выходной для набивания холодильников – занятие не менее бездарное, чем стоять за прилавком с колготками.
«Что-то я сегодня кисну не по делу, – спохватилась Беата. – Киснуть никогда нельзя, даже по делу, а уж киснуть из-за погоды, субботы, колготок и Софьи Михайловны – просто позор».
Она поставила жизнеутверждающие песни сестер Берри, накрасила губы ярко-красной помадой поверх утренней бледно-розовой, выпустила на лоб пару кудряшек и победно улыбнулась своему отражению. Да, так какая связь между зеркалом и газетой?
– А есть у вас колготки с наколенниками?
Тоже, наверное, проголодавшаяся покупательница «пежо». Беата теперь запросто отличала их от основного клиента «Козлят». Девица была в коротком норковом манто и с голой шеей, обвитой жемчугами. Тональный крем отсвечивал блестками – это в десять часов утра! – а помада малинового оттенка была, ну что ж, ничуть не хуже, чем у Беаты.
Колготки с наколенниками из кожи или кожзаменителя действительно существовали в природе и были не деталью садо-мазохистского ритуала, а последним писком от кутюр. Но искать их в подвале у «Семерых козлят» было, понятно, бессмысленно.
Тем не менее Беата решила ни за что не пасовать перед жемчужной девицей.
– Кончились, – с сожалением вздохнула она. – Начальник автобазы дочь замуж выдавал. Его родня из Кинешмы понаехала – все и раскупили.
– Автобазы? Из Кинешмы? – страшным голосом повторила девица в манто и вся заколыхалась, как привидение.
– Ну да, это же сейчас самый трендовый бренд, – кивнула Беата. – Вы, девушка, подскочите на Даниловский рынок. У них, кажется, остались.
Покупательница стала сначала белой, как ее жемчуг, потом малиновой, как помада. Молча повернулась и пошла прочь, сверкая ярко-голубыми колготками из-под красной кожаной юбки в обтяжку. Милые дети, никогда так не одевайтесь, если не хотите гореть в аду.
Только сейчас Беата сообразила, что совершенно не думает о вчерашнем свидании. И о черноглазом кавалере, который был во всех отношениях симпатичен и достоин внимания. Она даже не вспомнила его ни разу за сегодняшний день, хотя вчера он ей понравился и между ними возникло то, что американцы называют «химия», а у нас это, верно, будет «бытовой химией». Но ни «химия», ни сам Сергей сегодня ее уже не занимали. А ведь он – объект ее задания. Откуда такое непрофессиональное равнодушие к работе?
Покупатели вдруг схлынули. За время работы за прилавком Беата заметила, что людской прилив и отлив происходит внезапно и непредсказуемо, но очень четко. То двадцать человек в очереди, то ни одного.
Она решила воспользоваться паузой, чтобы попить чаю и подумать о вчерашней встрече. Впрочем, что тут думать! Понятно, что перспектива замужества, хотя бы и понарошку, губит на корню любую затрепетавшую в душе «химию». Может, у кого-то это наоборот, ну а у Беаты – именно так.
Мама – вот кто стал источником Беатиного опыта. Беата училась на маминых ошибках, и училась хорошо, она вообще все схватывала на лету.
А мамина ошибка состояла в том, что она вышла замуж. Вышла по любви, за человека на пятнадцать лет старше ее, бывшего военного летчика и командира эскадрильи. Впрочем, командиром Мстислав Новак оставался и в гражданской жизни.
Беатой папа не командовал – он ее обожал и баловал. Родительские ссоры, как грозовые тучи, проходили высоко над ее головой, не проливаясь дождем. В этих ссорах ушла любовь, и мама ушла от папы.
Маленькую Беату делили долго. Папа дошел даже до Страсбурга, но проиграл все суды. А проиграв, не пожелал больше видеть свою дорогую девочку. Тогда и поняла Беата, что мужчины могут любить только свое, только им принадлежащее.
Дальше случилась просто сказка для журнала «Ажур». Мама встретила «достойную пару» – хорошего, доброго, богатого человека. Она опять вышла замуж и... ничего из этого не получилось.
Нет, мама и по сей день живет со своим Семен Семенычем и добра наживает. Он очень о ней заботится, покупает шубы и бриллианты, возит по модным курортам. Она тоже о нем заботится. Но про себя знает, что на самом деле она жена Мстислава Новака, которого давно не любит, с которым разведена и все такое. Оказалось правдой, что эти чертовы браки свершаются на небесах. И по этому несправедливому приговору небес бывший и единственный муж навсегда забрал ее душу.
В студенческие годы Беата прочитала фразу Михаила Светлова: «Помните, что каждое стихотворение – как муж. С ним придется жить всю жизнь».
«Мне – не придется, – подумала Беата, – и слава богу». После развода родителей она не писала стихов. О мужьях и говорить нечего.
Она увидела Его.
Беата никогда в жизни не встречала такого спокойного, серьезного, полного достоинства лица. Она не могла бы сказать, красив он или нет, да это было совершенно не важно, так же не важно, как марка его машины и размер кредита в банке.
Он выглядел, как человек, у которого есть Дело. Не мелкий сиюминутный бизнес – какая-то плевая нефтянка или завалящие алмазные прииски, тендеры, оффшоры и прочая скучная дребедень. Нет, у него было Дело, на которое Настоящему Мужчине не стыдно положить жизнь. Он и был Настоящим Мужчиной, из тех, что никогда не захнычут, не спасуют, не предадут. И одновременно ей хотелось взять его за руку, как маленького, и перевести через улицу.
Он и правда казался беспомощным, когда неуверенно подошел к ее прилавку и смущенно улыбнулся, стараясь не смотреть на бесстыжих тетенек с колготочных упаковок. Он, наверное, заблудился в этом подвале, как и вчерашний Сергей – черт, кто такой Сергей? – и решил спросить у нее, где выход. Где этот выход для нее и для него, для них обоих вместе, она не знала, но сейчас сообразит, она же умная...
– Извините, – сказал он. – Мы незнакомы, и, наверное, то, что я хочу сказать, прозвучит странно. Но у меня есть для вас работа.
Беата смотрела на него, ничего не понимая и совершенно забыв прищуриться. Наоборот – если бы можно было кого-то проглотить глазами, то сейчас бы у нее это получилось.
– Я знаю, что вы учитесь на бухгалтерских курсах. Я мог бы взять вас в свою бухгалтерию. Пока на полставки, но это все равно будет больше, чем в магазине. А потом...
Какие курсы? Какая бухгалтерия? Что он такое говорит? У него твердые губы и черные щетинки дорожкой на плохо выбритом подбородке. Он, наверное, бреется быстро и рассеянно, думая о своем Деле, даже не глядя в зеркало.
– Мне жена сказала, что встретила очень милую интеллигентную продавщицу колготок, которой совсем не место за прилавком. И мы решили...
Жена сказала.
Мы решили.
Сердце у Беаты упало с той самой головокружительной высоты, на которую вознеслось при виде Настоящего Мужчины. Но не разбилось, а приземлилось, как кошка, на все четыре лапы. Иначе не была бы она Беатой Новак.
– Теперь поняла, – царственно кивнула она и прищурилась. – Это ваша жена у меня на днях колготки покупала. Надеюсь, они ей подошли?
Настоящий Мужчина слегка покраснел. Видимо, разговор о колготках показался ему неприличным. Беата спешила сменила тему. Придав голосу непобедимую звонкость, она спросила:
– А вы предлагаете мне работу? У вас своя фирма?
– Да. Не очень большая, но... Вы могли бы работать утром, а вечером учиться. Или наоборот...
– Я вам очень благодарна. И вам, и вашей жене. Но я привыкла всего добиваться сама. И уже нашла прекрасную работу по специальности. Так что скоро меня здесь не будет.
– Ну и хорошо, что не будет, – сказал Настоящий Мужчина с видимым облегчением, – то есть хорошо, что работа по специальности... Извините, что морочил вам голову.
Боже, как он рад был поскорее уйти из этого душистого чулочного рая, где курчавились искусственные цветы и звучали «Шербургские зонтики»! Его явно тяготила миссия, навязанная участливой супругой. Приглашать к себе в фирму какую-то неизвестную продавщицу. Отрываться ради этого от дел, а вернее, от Дела...
А ведь до того, как он упомянул о жене, Беата ни минуты не сомневалась. Она согласна! Она будет работать у него. И убедит редактора Игоря, что бухгалтерия – самое безнадежное место для вылавливания жениха, то есть именно то, что нужно для проекта «Журналистка меняет профессию и выходит замуж». Правда, что делать в бухгалтерии журналистке, которая не в состоянии подсчитать собственные гонорары? Но тут она что-нибудь придумала бы, она же умная. Если бы...
Если бы баклажану да крылышки, говорил один ее знакомый, то был бы не баклажан, а ласточка.
А может, верно пишут в журнал одинокие девушки, что все порядочные мужики уже разобраны, то есть женаты? Некоторые девушки чуть ли не рождаются с такими мыслями, вынашивая их с того момента, когда будущие порядочные мужики еще дергают своих будущих жен за косички. Но вместо того, чтобы смириться с неизбежным – ведь не в одних же порядочных мужиках счастье! И от непорядочных бывает толк, – они бесконечно, самозабвенно страдают всю жизнь, не оставляя без работы отделы писем женских журналов. А дальше с ними происходит, как в стишке Юнны Мориц:
Потом они выросли, поступили в разные институты, но продолжали дружить и регулярно расписывать на троих «пульку» – игре в преферанс Тату научил ее папа, заядлый картежник, а Тата – всех остальных.
И все было замечательно, пока предательница Ната не вышла замуж за Бу и не уехала с ним в Швецию.
Бу – такое у него было имя, причем имя полное, принадлежащее человеку уважаемому и заслуженному. Уважаемый и заслуженный Бу был не просто охотник за русскими невестами, а режиссер одного стокгольмского театра, что, конечно, не повод переворачивать вверх тормашками свою жизнь.
Тата с Беатой обзывали его и Булкой, и Бубликом, и Бякой-Букой, а Нату – интердевочкой, но этой сумасшедшей хоть кол на голове теши. Она стремилась не в культурную столицу, где тротуары с подогревом и ароматизированная вода в сортире. Она мечтала о сцене, потому что Натка, единственная и самая красивая из них, выбрала-таки актерскую карьеру. Ее не пугала даже необходимость выучить варварский язык и говорить на нем абсолютно без акцента.
Теперь Ната жила в Стокгольме, играла в Булкином театре и по телефону жаловалась девчонкам на произвол супруга, закулисные интриги и тошнотворную чистоту на улицах – так что плюнуть, девки, хочется! Они звонили ей сами, звонки из Стокгольма в Москву были недопустимым расточительством для супруги именитого режиссера. Ради этих звонков они и съезжались регулярно, а преферанс теперь происходил от случая к случаю, если удавалось найти третьего партнера. Татка без «пули» особенно скучала и порой была готова подкатиться к первому встречному с сокровенным вопросом: «Третьим будешь?»
– Ой! – испугалась Беата. – У тебя кто-то убирает?
Она испугалась не от неожиданности, а всерьез. И весь этот серьез вложила в слово «кто-то». Ведь можно было просто спросить: «У тебя убирают?» Убирают, не важно кто, вообще никто, некие абстрактные силы, демоны чистоты и порядка. Беата просто мечтала, чтобы в жизни все происходило так и уборка не была бы персонифицирована и выполняема кем-то,кого она боялась и ненавидела до мурашек в спине.
Боясь и ненавидя, она прошла на кухню и поставила на стол торт, пробормотав «Здрасьте» в спину невысокой женщине в закатанных джинсах. Женщина обернулась, оказавшись черно-рыжей и раскосой, ласково ответила: «Здравствуйте!» – и вернулась к своему пылесосу. Видимо, Татке повезло и в этом.
С юных лет Беата незаслуженно терпела от тех, кто занимался уборкой. Не уборкой вообще, а конкретно у нее дома.
Еще в студенческие годы однокурсница познакомила ее со своей старой школьной подругой. Подруга приехала из Белоруссии «подзаработать» (это нищенское слово нагоняло на Беату щемящую жалость) – она продавала шоколадки в электричках и убирала квартиры. Во всем остальном это была совершенно нормальная девушка с веселыми глазами, очень неплохо игравшая на гитаре и певшая песни любимых бардов. На какой-то тусовке под песни бардов Беата с ней и познакомилась. И чтобы помочь человеку, вынужденному так ужасно «подзарабатывать», тут же вспомнила, что ей не помешало бы убрать квартиру.
Юля (так звали девушку, которая поет) охотно согласилась. Но потом оказалось, что Беата слишком далеко живет и слишком редко бывает дома. Они несколько раз беседовали по телефону, пытаясь назначить день и час, Юля подробно выспрашивала, в чем заключается работа (пол, книги, туалет с ванной, окна, кухня, ковров нет), и в конце концов недовольно спросила: «А почему ты сама не можешь прибраться?»
«В самом деле – почему?» – подумала обескураженная Беата.
Через несколько лет, когда пошел ее первый проект на телевидении и Беата вдруг стала обеспеченной дамой, она решила обустроить свой быт и завести приходящую домработницу.
Обустроенный быт тут же взял ее за горло и едва не задушил.
Домработница приходила в девять, когда хозяйка еще спала. Она убирала, готовила, ходила в магазин, стирала, гладила и полностью руководила Беатиной жизнью.
С утра она варила ей овсяную кашу с курагой – «потому что целый день вы будете питаться всякой гадостью». По мнению Марии Васильевны (так звали Беатиного ангела-хранителя), в ресторанах, не говоря уж о редакционных буфетах, кормили «всякой гадостью» и ничем иным. А Беата должна была думать о своем желудке, который обязан верно служить ей всю жизнь.
Она должна была думать о своем горле и прятать его в шарфики, связанные Марией Васильевной. Думать о своих придатках и не носить короткие юбки с тонкими колготками. Думать о глазах и не просиживать часами за компьютером.
Впрочем, как раз думать не было нужды – обо всем думала Мария Васильевна.
По утрам, размазав по тарелке кашу, Беата боязливо залезала в холодильник, убедившись, что в кабинете гудит пылесос. Но стоило ей выудить пирожное из коробочки или соленый огурец из банки и открыть рот, как с небес раздавался негодующий глас:
– Ну что вы все куски хватаете! Ведь испортите себе желудок. Есть запеканка творожная, есть салат овощной свежий. Сейчас я вам подам.
Беата стала чуть свет убегать на работу и возвращаться за полночь. Мария Васильевна оставляла ей ужин на столе с письменным руководством: что за чем есть и что обязательно разогревать в микроволновке.
– Людмила, не бери эти колготки. Они только для проституток годятся. Купи лучше одну пару, но подороже и поэлегантнее.
– Поэлегантнее, скажешь тоже. Да кому моя элегантность нужна! Кого мне из себя строить, принцессу Диану?
– А почему бы и нет?
– А потому нет, что к такой принцессе ни один нормальный мужик не подкатится – побоится. И просижу я в твоих элегантных колготках весь вечер одна или с дедушкой Ревазом – оно мне зачем? Проститутки как раз знают, что носить, чтобы мужиков привлечь. У них и надо учиться. Смотрела кино «Интердевочка»?
Пораженная этой философией, Беата безропотно выбила Люде две пары блестящих колготок с умопомрачительными розочками.
– Я тебе потом расскажу, как прошло, – пообещала Люда.
Беата поставила «Woman in Love», подперла рукой подбородок и задумалась о том, как мало она понимает в этой жизни. Оказывается, учиться привлекать мужиков нужно у проституток. Банально вышибать из них, мужиков то есть, условный рефлекс, отделение слюны и прочих секреций. Чтобы самец еще сам ничего не понимал, а рефлекс уже вел его на случку, а там и в загс. Зачем? Вот затем, чтобы в загс. Миллионы женщин только этим и озабочены. И лишь отдельные спесивые дурочки считают, что замужество – вещь необязательная и обременительная. А может, у них просто что-то не в порядке с гормонами? Ведь вся природа стремится к спариванию, каждая дворняжка мечтает о породистом женихе с утепленной конурой и полной миской...
– Людка! – крикнула Беата в сторону бытовой химии. – Иди, анекдот расскажу.
– Сейчас! – откликнулась из-за угла невидимая Люда. – У меня покупатель.
– Так с покупателем иди, – сказала Беата, но тихо, почти про себя. Мало ли что за покупатель. Еще спугнешь, а окажется – жених...
АнекдотЖених появился под вечер. Беата наметанным глазом определила, что это – золотая рыбка, которая сама идет в сети.
Монахиня приходит в гости к проститутке. Та показывает ей свою роскошную квартиру, французское белье, духи, драгоценности. Объясняет, каким способом на все это заработала.
Монахиня, обескураженная, возвращается к себе в келью и начинает молиться перед сном. Раздается стук в дверь.
– Кто там?
Из-за двери вкрадчивый голос:
– Это я, отец Онуфрий. Пустите, сестрица!
– Ой, да идите вы со своими карамельками!..
На мужчине было хорошее пальто с кашемировым шарфом, он пах дорогим одеколоном и не был похож на посетителя подвального магазина, хотя держал в руках фирменный пакет с изображением семи козлят. Он, видимо, заблудился, потому что решительными шагами прошел до конца подвала и растерянно огляделся.
– Извините, – обратился он к хорошенькой продавщице колготок, – а где здесь выход?
Беата взмахнула перед его носом изящной ручкой, указывая направление. И заблудившийся путник тут же понял, что выход ему уже не поможет. Он не стал бороться с судьбой. Остановился, улыбнулся и облокотился о прилавок с бутылочными ножками.
– Я покупал машину тут по соседству, – доверительно сообщил он, – и, пока оформляли все бумажки, так проголодался, что просто сил нет. Забегаловки не нашел, заскочил в первый попавшийся магазин и не могу выбраться.
Он прикусил язык, потому что теперь, по логике вещей, ему надо было выбираться указанным путем и набрасываться на добытую еду. А аппетит явно пропал.
– Хотите, я вам чаю налью? – любезно предложила Беата, кивнув на свой чайник. – Только у меня сесть негде. Попросите у Реваза табуретку. Вон там, в мобильных телефонах. Скажите: для Беаты.
– Для Беаты... – зачарованно прошептал голодный покупатель и попятился в указанную сторону, не сводя с нее глаз.
Он все-таки хотел есть. И потому еще больше напоминал рыбку, заглатывающую крючок, когда жадно жевал какой-то странный бледный салат из баночки. Его звали Сергеем, как и администратора, который из-за касс буравил Беату едким взглядом. Если бы он знал заранее, то, наверное, подсыпал бы стрихнину в салат шикарного покупателя.
Но администраторы маленьких магазинов лишены дара предвидения. А потому Сергей-второй безнаказанно поглощал свой салат, пересказывая Беате эпопею приобретения «Пежо-407». Беата заливисто смеялась, хотя ничего смешного в рассказе гостя не было. Обычное желание самца похвастаться пышным оперением. Ведь статус – это количество перьев, как учит нас реклама популярного журнала.
– Надо же, какая гадость, – пробормотал Сергей, швыряя пустую баночку в мусорное ведро. – А вы тоже питаетесь местными продуктами?
Беата покачала головой. В «Семерых козлятах» она покупала только крекеры, да и то редко. А на обед приносила из дома бутерброды с итальянским хлебом, ветчиной и кресс-салатом. Было бы благородно поделиться этой изысканной едой с новым знакомым, но сегодняшний бутерброд она уже съела.
– А вы до какого часа работаете? – поинтересовался Сергей. У него были быстрые черные глаза и нагловатая улыбка – что еще нужно для успеха!
– До половины восьмого. А что?
Ну, что-что! Ясно что.
– Может, мы где-нибудь поужинаем с вами по-человечески? Что скажете, Беата?
– Давайте попробуем.
– Тогда я буду ждать вас в семь тридцать у выхода.
– На четыреста седьмом «Пежо»? – лукаво уточнила Беата.
– Да что вы! – Сергей махнул рукой. – Я только начал оформлять документы. Вы не представляете себе, какая это волокита. До живой машины – как до луны пешком.
Беата, которой не раз приходилось покупать «живые машины», знала, что никакой особой волокиты тут нет. Вальяжный красавец, наверное, оформляет кредит, но не хочет признаваться, что у него нет денег на разовую оплату. Надо же пустить пыль в глаза доверчивой продавщице!
Кстати, вот интересно – он ни разу не сказал, что она не похожа на продавщицу. Ни в подвале «Семерых козлят», когда пил ее чай, ни потом, в «Виноградной косточке», куда привез ее на вполне приличном «Форде». Пожалуй, деньги у него есть, и операцию по ловле достойного жениха можно считать успешной.
На обратном пути Беата велела довезти ее до магазина и высадить на углу, а дальше ей до дома два шага (почти правда), и она прекрасно дойдет сама. Никаких провожаний. Скромность должна украшать бедную девушку за неимением других украшений.
Дома она позвонила главному редактору.
– Игорь, не спишь?
– Нет-нет! Что-то случилось?
– Я хотела спросить: надо дожидаться официального предложения? Или достаточно вывести отношения на финишную прямую?
– Финишную прямую? – беспомощно повторил главный, и Беата злорадно улыбнулась. – Нет, что ты! Вообще не надо никаких отношений!
– Вообще без отношений?
– М-м-м... – застонал Игорь.
– Ты хочешь сказать, остановить все на уровне ухаживаний?
– Ну да. Да, да, да! И сразу прекращай. А что, уже... Ты уже нашла?
– Посмотрим, – сказала Беата счастливым голосом и показала трубке язык. – В любом случае успех надо закрепить. Я подожду еще немножко.
– Береги себя, – умоляюще сказал Игорь, как будто она отправлялась вести репортаж из горячей точки.
* * *
В горячей точке с самого утра что-то не заладилось. То ли виновата угрюмая, пасмурная погода, отягченная магнитными бурями. То ли климакс Софьи Михайловны, которая начала день с того, что закатила оглушительный скандал администратору Сергею.Сергей надумал поставить в подвале игровой автомат, и самое подходящее место для него нашлось рядом с Софьи-Михайловным аптечным киоском. По этому поводу аптекарша заявила решительный протест. Ей совсем не нужно, чтобы у киоска толпились разные криминальные элементы, пачкали пол грязной обувью, галдели, курили, непристойно выражались, загораживали витрину и отпугивали покупателей. Если Сергею так приспичило, то пусть ставит свой автомат внутри мини-маркета, возле кассы. Пускай у магазина падает прибыль, а не у аптеки.
Слушая вопли Софьи Михайловны, Беата подумала о статье на тему «Как правильно скандалить». Женские журналы любят учить народ правильно ссориться, чтобы не нажить в партнере смертельного врага. А тут другая наука – добиваться своего. Для этого, поняла Беата, мало просто кричать. Надо сразу, без паузы, перечислить все свои аргументы и потом повторять их визгливым голосом, в бешеном ритме, не слушая оппонента. Именно так и делала Софья Михайловна. Сергей пытался вставить хоть слово в ее арию: «Да они будут у вас все время валерьянку брать, вот прибыль и вырастет!», но аптекарша не унималась.
«И чего она разоряется, – с невольной досадой подумала Беата. От визга Софьи Михайловны у нее даже заболела голова. – Какое ей дело до прибыли, здесь же все хозяйское – и аптека, и магазин, и мои колготки. И если хозяин захочет поставить хоть автомат, хоть рулетку, хоть шест для стриптиза, то все равно поставит».
Тут она поймала себя на том, что эта мысль пристала продавщице галантерейного товара куда больше, чем журналистке на задании. «Вживаюсь в роль или деградирую всерьез? – На этот вопрос Беата не нашла ответа, но на всякий случай повернулась к настенному зеркальцу и придирчиво осмотрела свой макияж. – Нет, ничего. Для Оксфорд-стрит пока еще годится».
Зеркало напомнило ей о подслушанном вчера разговоре и почему-то – о вчера же прочитанной в газете заметке. Но Беата не успела обдумать эту странную связь. Едва шумная разборка закончилась многократно повторенным: «Я буду жаловаться, я наведу порядок», как покупатели валом повалили в «Семеро козлят». Была суббота, день, когда окрестные бабушки делали закупки, никак не привыкнув к работающим по воскресеньям магазинам. Да и остальной народ почему-то использовал свой выходной для набивания холодильников – занятие не менее бездарное, чем стоять за прилавком с колготками.
«Что-то я сегодня кисну не по делу, – спохватилась Беата. – Киснуть никогда нельзя, даже по делу, а уж киснуть из-за погоды, субботы, колготок и Софьи Михайловны – просто позор».
Она поставила жизнеутверждающие песни сестер Берри, накрасила губы ярко-красной помадой поверх утренней бледно-розовой, выпустила на лоб пару кудряшек и победно улыбнулась своему отражению. Да, так какая связь между зеркалом и газетой?
– А есть у вас колготки с наколенниками?
Тоже, наверное, проголодавшаяся покупательница «пежо». Беата теперь запросто отличала их от основного клиента «Козлят». Девица была в коротком норковом манто и с голой шеей, обвитой жемчугами. Тональный крем отсвечивал блестками – это в десять часов утра! – а помада малинового оттенка была, ну что ж, ничуть не хуже, чем у Беаты.
Колготки с наколенниками из кожи или кожзаменителя действительно существовали в природе и были не деталью садо-мазохистского ритуала, а последним писком от кутюр. Но искать их в подвале у «Семерых козлят» было, понятно, бессмысленно.
Тем не менее Беата решила ни за что не пасовать перед жемчужной девицей.
– Кончились, – с сожалением вздохнула она. – Начальник автобазы дочь замуж выдавал. Его родня из Кинешмы понаехала – все и раскупили.
– Автобазы? Из Кинешмы? – страшным голосом повторила девица в манто и вся заколыхалась, как привидение.
– Ну да, это же сейчас самый трендовый бренд, – кивнула Беата. – Вы, девушка, подскочите на Даниловский рынок. У них, кажется, остались.
Покупательница стала сначала белой, как ее жемчуг, потом малиновой, как помада. Молча повернулась и пошла прочь, сверкая ярко-голубыми колготками из-под красной кожаной юбки в обтяжку. Милые дети, никогда так не одевайтесь, если не хотите гореть в аду.
* * *
Интересно, как у Людки прошел вечер в ее неотразимом люрексе? Девушка из киоска бытовой химии с утра успела сделать ей выразительные глаза – мол, такое расскажу! – но поговорить им не удалось.Только сейчас Беата сообразила, что совершенно не думает о вчерашнем свидании. И о черноглазом кавалере, который был во всех отношениях симпатичен и достоин внимания. Она даже не вспомнила его ни разу за сегодняшний день, хотя вчера он ей понравился и между ними возникло то, что американцы называют «химия», а у нас это, верно, будет «бытовой химией». Но ни «химия», ни сам Сергей сегодня ее уже не занимали. А ведь он – объект ее задания. Откуда такое непрофессиональное равнодушие к работе?
Покупатели вдруг схлынули. За время работы за прилавком Беата заметила, что людской прилив и отлив происходит внезапно и непредсказуемо, но очень четко. То двадцать человек в очереди, то ни одного.
Она решила воспользоваться паузой, чтобы попить чаю и подумать о вчерашней встрече. Впрочем, что тут думать! Понятно, что перспектива замужества, хотя бы и понарошку, губит на корню любую затрепетавшую в душе «химию». Может, у кого-то это наоборот, ну а у Беаты – именно так.
Мама – вот кто стал источником Беатиного опыта. Беата училась на маминых ошибках, и училась хорошо, она вообще все схватывала на лету.
А мамина ошибка состояла в том, что она вышла замуж. Вышла по любви, за человека на пятнадцать лет старше ее, бывшего военного летчика и командира эскадрильи. Впрочем, командиром Мстислав Новак оставался и в гражданской жизни.
Беатой папа не командовал – он ее обожал и баловал. Родительские ссоры, как грозовые тучи, проходили высоко над ее головой, не проливаясь дождем. В этих ссорах ушла любовь, и мама ушла от папы.
Маленькую Беату делили долго. Папа дошел даже до Страсбурга, но проиграл все суды. А проиграв, не пожелал больше видеть свою дорогую девочку. Тогда и поняла Беата, что мужчины могут любить только свое, только им принадлежащее.
Дальше случилась просто сказка для журнала «Ажур». Мама встретила «достойную пару» – хорошего, доброго, богатого человека. Она опять вышла замуж и... ничего из этого не получилось.
Нет, мама и по сей день живет со своим Семен Семенычем и добра наживает. Он очень о ней заботится, покупает шубы и бриллианты, возит по модным курортам. Она тоже о нем заботится. Но про себя знает, что на самом деле она жена Мстислава Новака, которого давно не любит, с которым разведена и все такое. Оказалось правдой, что эти чертовы браки свершаются на небесах. И по этому несправедливому приговору небес бывший и единственный муж навсегда забрал ее душу.
В студенческие годы Беата прочитала фразу Михаила Светлова: «Помните, что каждое стихотворение – как муж. С ним придется жить всю жизнь».
«Мне – не придется, – подумала Беата, – и слава богу». После развода родителей она не писала стихов. О мужьях и говорить нечего.
* * *
Беата зажмурилась, чтобы отогнать от себя бесполезные воспоминания, и глотнула остывшего чаю. Надо подготовиться к следующему свиданию с Сергеем, быстренько выполнить это дурацкое задание и послать подальше всех семерых козлят... Она открыла глаза и тут же забыла и о чае, и о козлятах, и о свидании. Какое свидание, когда, с кем?Она увидела Его.
Беата никогда в жизни не встречала такого спокойного, серьезного, полного достоинства лица. Она не могла бы сказать, красив он или нет, да это было совершенно не важно, так же не важно, как марка его машины и размер кредита в банке.
Он выглядел, как человек, у которого есть Дело. Не мелкий сиюминутный бизнес – какая-то плевая нефтянка или завалящие алмазные прииски, тендеры, оффшоры и прочая скучная дребедень. Нет, у него было Дело, на которое Настоящему Мужчине не стыдно положить жизнь. Он и был Настоящим Мужчиной, из тех, что никогда не захнычут, не спасуют, не предадут. И одновременно ей хотелось взять его за руку, как маленького, и перевести через улицу.
Он и правда казался беспомощным, когда неуверенно подошел к ее прилавку и смущенно улыбнулся, стараясь не смотреть на бесстыжих тетенек с колготочных упаковок. Он, наверное, заблудился в этом подвале, как и вчерашний Сергей – черт, кто такой Сергей? – и решил спросить у нее, где выход. Где этот выход для нее и для него, для них обоих вместе, она не знала, но сейчас сообразит, она же умная...
– Извините, – сказал он. – Мы незнакомы, и, наверное, то, что я хочу сказать, прозвучит странно. Но у меня есть для вас работа.
Беата смотрела на него, ничего не понимая и совершенно забыв прищуриться. Наоборот – если бы можно было кого-то проглотить глазами, то сейчас бы у нее это получилось.
– Я знаю, что вы учитесь на бухгалтерских курсах. Я мог бы взять вас в свою бухгалтерию. Пока на полставки, но это все равно будет больше, чем в магазине. А потом...
Какие курсы? Какая бухгалтерия? Что он такое говорит? У него твердые губы и черные щетинки дорожкой на плохо выбритом подбородке. Он, наверное, бреется быстро и рассеянно, думая о своем Деле, даже не глядя в зеркало.
– Мне жена сказала, что встретила очень милую интеллигентную продавщицу колготок, которой совсем не место за прилавком. И мы решили...
Жена сказала.
Мы решили.
Сердце у Беаты упало с той самой головокружительной высоты, на которую вознеслось при виде Настоящего Мужчины. Но не разбилось, а приземлилось, как кошка, на все четыре лапы. Иначе не была бы она Беатой Новак.
– Теперь поняла, – царственно кивнула она и прищурилась. – Это ваша жена у меня на днях колготки покупала. Надеюсь, они ей подошли?
Настоящий Мужчина слегка покраснел. Видимо, разговор о колготках показался ему неприличным. Беата спешила сменила тему. Придав голосу непобедимую звонкость, она спросила:
– А вы предлагаете мне работу? У вас своя фирма?
– Да. Не очень большая, но... Вы могли бы работать утром, а вечером учиться. Или наоборот...
– Я вам очень благодарна. И вам, и вашей жене. Но я привыкла всего добиваться сама. И уже нашла прекрасную работу по специальности. Так что скоро меня здесь не будет.
– Ну и хорошо, что не будет, – сказал Настоящий Мужчина с видимым облегчением, – то есть хорошо, что работа по специальности... Извините, что морочил вам голову.
Боже, как он рад был поскорее уйти из этого душистого чулочного рая, где курчавились искусственные цветы и звучали «Шербургские зонтики»! Его явно тяготила миссия, навязанная участливой супругой. Приглашать к себе в фирму какую-то неизвестную продавщицу. Отрываться ради этого от дел, а вернее, от Дела...
А ведь до того, как он упомянул о жене, Беата ни минуты не сомневалась. Она согласна! Она будет работать у него. И убедит редактора Игоря, что бухгалтерия – самое безнадежное место для вылавливания жениха, то есть именно то, что нужно для проекта «Журналистка меняет профессию и выходит замуж». Правда, что делать в бухгалтерии журналистке, которая не в состоянии подсчитать собственные гонорары? Но тут она что-нибудь придумала бы, она же умная. Если бы...
Если бы баклажану да крылышки, говорил один ее знакомый, то был бы не баклажан, а ласточка.
А может, верно пишут в журнал одинокие девушки, что все порядочные мужики уже разобраны, то есть женаты? Некоторые девушки чуть ли не рождаются с такими мыслями, вынашивая их с того момента, когда будущие порядочные мужики еще дергают своих будущих жен за косички. Но вместо того, чтобы смириться с неизбежным – ведь не в одних же порядочных мужиках счастье! И от непорядочных бывает толк, – они бесконечно, самозабвенно страдают всю жизнь, не оставляя без работы отделы писем женских журналов. А дальше с ними происходит, как в стишке Юнны Мориц:
Прочитав себе лягушачье стихотворение, Беата почти успокоилась, символически станцевала сама с собой рок-н-ролл «One Way Ticket», на советской эстраде превращенный в «Синий-синий иней», и решила срочно навестить Татку, пока кое из кого не получилась унылая старушка.
Унылые лягушки томились и страдали,
В зеленые подушки, ква-ква, они рыдали.
И счастья не видали унылые лягушки!
Из них и получились унылые старушки.
* * *
Тата была ее лучшей подругой еще со времен театральной студии в Доме культуры «Речник». Их было три подружки – Ната, Тата и Беата, они ходили втроем и всех окружающих парней глубоко имели в виду. Они – неслыханное дело! – никогда не были влюблены в руководителя студии Палыча, вернее, никому в этом не признавались, даже друг другу. Уже тогда эти веселые лягушки понимали, что без сильного пола можно прекрасно обойтись в жизни, а романы – дело приятное, забавное, но несерьезное.Потом они выросли, поступили в разные институты, но продолжали дружить и регулярно расписывать на троих «пульку» – игре в преферанс Тату научил ее папа, заядлый картежник, а Тата – всех остальных.
И все было замечательно, пока предательница Ната не вышла замуж за Бу и не уехала с ним в Швецию.
Бу – такое у него было имя, причем имя полное, принадлежащее человеку уважаемому и заслуженному. Уважаемый и заслуженный Бу был не просто охотник за русскими невестами, а режиссер одного стокгольмского театра, что, конечно, не повод переворачивать вверх тормашками свою жизнь.
Тата с Беатой обзывали его и Булкой, и Бубликом, и Бякой-Букой, а Нату – интердевочкой, но этой сумасшедшей хоть кол на голове теши. Она стремилась не в культурную столицу, где тротуары с подогревом и ароматизированная вода в сортире. Она мечтала о сцене, потому что Натка, единственная и самая красивая из них, выбрала-таки актерскую карьеру. Ее не пугала даже необходимость выучить варварский язык и говорить на нем абсолютно без акцента.
Теперь Ната жила в Стокгольме, играла в Булкином театре и по телефону жаловалась девчонкам на произвол супруга, закулисные интриги и тошнотворную чистоту на улицах – так что плюнуть, девки, хочется! Они звонили ей сами, звонки из Стокгольма в Москву были недопустимым расточительством для супруги именитого режиссера. Ради этих звонков они и съезжались регулярно, а преферанс теперь происходил от случая к случаю, если удавалось найти третьего партнера. Татка без «пули» особенно скучала и порой была готова подкатиться к первому встречному с сокровенным вопросом: «Третьим будешь?»
* * *
Тата открыла дверь, и оттуда вырвался сердитый вой пылесоса.– Ой! – испугалась Беата. – У тебя кто-то убирает?
Она испугалась не от неожиданности, а всерьез. И весь этот серьез вложила в слово «кто-то». Ведь можно было просто спросить: «У тебя убирают?» Убирают, не важно кто, вообще никто, некие абстрактные силы, демоны чистоты и порядка. Беата просто мечтала, чтобы в жизни все происходило так и уборка не была бы персонифицирована и выполняема кем-то,кого она боялась и ненавидела до мурашек в спине.
Боясь и ненавидя, она прошла на кухню и поставила на стол торт, пробормотав «Здрасьте» в спину невысокой женщине в закатанных джинсах. Женщина обернулась, оказавшись черно-рыжей и раскосой, ласково ответила: «Здравствуйте!» – и вернулась к своему пылесосу. Видимо, Татке повезло и в этом.
С юных лет Беата незаслуженно терпела от тех, кто занимался уборкой. Не уборкой вообще, а конкретно у нее дома.
Еще в студенческие годы однокурсница познакомила ее со своей старой школьной подругой. Подруга приехала из Белоруссии «подзаработать» (это нищенское слово нагоняло на Беату щемящую жалость) – она продавала шоколадки в электричках и убирала квартиры. Во всем остальном это была совершенно нормальная девушка с веселыми глазами, очень неплохо игравшая на гитаре и певшая песни любимых бардов. На какой-то тусовке под песни бардов Беата с ней и познакомилась. И чтобы помочь человеку, вынужденному так ужасно «подзарабатывать», тут же вспомнила, что ей не помешало бы убрать квартиру.
Юля (так звали девушку, которая поет) охотно согласилась. Но потом оказалось, что Беата слишком далеко живет и слишком редко бывает дома. Они несколько раз беседовали по телефону, пытаясь назначить день и час, Юля подробно выспрашивала, в чем заключается работа (пол, книги, туалет с ванной, окна, кухня, ковров нет), и в конце концов недовольно спросила: «А почему ты сама не можешь прибраться?»
«В самом деле – почему?» – подумала обескураженная Беата.
Через несколько лет, когда пошел ее первый проект на телевидении и Беата вдруг стала обеспеченной дамой, она решила обустроить свой быт и завести приходящую домработницу.
Обустроенный быт тут же взял ее за горло и едва не задушил.
Домработница приходила в девять, когда хозяйка еще спала. Она убирала, готовила, ходила в магазин, стирала, гладила и полностью руководила Беатиной жизнью.
С утра она варила ей овсяную кашу с курагой – «потому что целый день вы будете питаться всякой гадостью». По мнению Марии Васильевны (так звали Беатиного ангела-хранителя), в ресторанах, не говоря уж о редакционных буфетах, кормили «всякой гадостью» и ничем иным. А Беата должна была думать о своем желудке, который обязан верно служить ей всю жизнь.
Она должна была думать о своем горле и прятать его в шарфики, связанные Марией Васильевной. Думать о своих придатках и не носить короткие юбки с тонкими колготками. Думать о глазах и не просиживать часами за компьютером.
Впрочем, как раз думать не было нужды – обо всем думала Мария Васильевна.
По утрам, размазав по тарелке кашу, Беата боязливо залезала в холодильник, убедившись, что в кабинете гудит пылесос. Но стоило ей выудить пирожное из коробочки или соленый огурец из банки и открыть рот, как с небес раздавался негодующий глас:
– Ну что вы все куски хватаете! Ведь испортите себе желудок. Есть запеканка творожная, есть салат овощной свежий. Сейчас я вам подам.
Беата стала чуть свет убегать на работу и возвращаться за полночь. Мария Васильевна оставляла ей ужин на столе с письменным руководством: что за чем есть и что обязательно разогревать в микроволновке.