Страница:
Молчание нарушили внезапные слова благодарности. Железяку передернуло, он успел подумать: «Опять…» и больше уже ни о чем не думал.
— Господа, благодарим за участие в съемках фильма ужасов, — развязно говорил человек в шортах, пляжной рубашке навыпуск, сандалиях, темных очках и с жвачкой во рту. — Прощенья просим, что без предупреждения. Сами понимаете, — он развел руками и выдул из жвачки пузырь, — так натуральнее. Съемка велась скрытой камерой. Фильм будет называться «Тварь дрожащая» — сиквел популярного отечественного триллера «Преступление и наказание». Милости просим на премьеру через три месяца. Ну все, я пошел. Лечитесь, господа.
Железяка долго и бессмысленно глядел ему вслед.
Человек в шортах был поразительно похож на позавчерашнего офицера спецназовцев — только манеры у него были как у того идиота из рекламы мятных леденцов: открывая рот, ты освежаешь не только себя, но и окружающих.
Железяка решил, что сейчас начнет биться головой о стену и орать, чтобы они прекратили, прекратили, прекратили… Они намеренно сводят его с ума, так не бывает, так нельзя, это запрещено. Они — кто «они»? Сволочи, подонки, вивисекторы, психопаты и…
…и Кот.
Железяка прекратил безмолвную истерику — дверь кабинета врача открылась и оттуда вышел Кот. На задних лапах. Хвост изогнулся буквой S, на морде — выражение озабоченности. Кот прикрыл за собой лапой дверь, постоял мгновенье задумчиво, затем развернулся к Железяке.
И подмигнул лиловым глазом, словно говоря: «Не дрейфь, старик, не все так скверно, прорвемся».
Тут нервы Железяки не выдержали. Он отключился — правда, ненадолго, всего на пару секунд, — а когда пришел в себя, Кота не было. Учапала гнусная тварь.
Очередь сократилась до двух человек. Железяка решительно встал. Поправил галстук. Преисполнился гнева. И шагнул к двери кабинета, чтобы выяснить все сейчас же, раз и навсегда.
Но взявшись за ручку, вдруг ощутил слабость во всем организме. Приступ решительности иссяк, как испорченный фонтан. Табличка на двери сообщала, что прием ведет врач-нарколог Козлов Илья Иванович.
Тогда-то Железяка и сообразил, что он тоже завис и потерялся. Файл «Психиатр» не найден, отсылка к возможно удовлетворяющему заданным параметрам.
Железяка резко, по-строевому крутанулся на девяносто градусов, громко сказал: «Врешь, гад!», разумея неизвестно кого, и, чеканя шаг, отправился домой.
Пытать Кота.
Потому что был теперь уверен: все дело в нем, черном паразите и мерзопакостнике, притворяющемся забавной безобидной домашней зверюшкой, которой нравится, когда ей чешут брюхо. Теперь Железяка точно знал, что Кот действует на него каким-то адским психотронным галлюциногенным излучением. Нет, не то чтобы он всерьез уверовал в нечистую силу и посланцев ада. Но, нервно разражаясь мысленным хохотом, Железяка строил теории — одну занимательнее другой: об инопланетянах, желающих захватить Землю, о патологическом сверхразуме (если предположить, что возможен сверхразум, значит, должно предполагать и случаи сверхпатологии), об ученом маньяке, возмечтавшем о власти над душами человеческими, о могущественной, с исключительными возможностями секте, распространяющей таким образом свое влияние и учение, наконец, о суперсекретном проекте политических спецслужб, зомбирующих население. И все эти персонажи, совсем не анекдотические, потому что на самом деле Железяке было не до смеха (сами попробуйте), воплощали свои жуткие планы через посредство Кота. Они препарировали с помощью этого существа (скорее всего, нашпигованного электроникой) Железякины мозги, пичкали их отравой, перемонтировали начальные схемы, вставляя новые блоки, выводя из строя прежние. Они заставляли воспринимать мир по-другому — вынуждали видеть мертвыймир. Призрачный, неестественно вывернутый, марионеточный, где люди знают о себе, что они не существуют реально, а только в виде картинок.
Чего они на самом деле добивались? Железяка вспомнил лифт, который хотел убить его, но не убил. Простая мысль поразила его: то, что не существует реально, — бессмертно.
Железяка не хотел никакого бессмертия, тем паче такого. Для чего ему навязывают это? Но другие, возможно, хотят. И возможно, их много. Очень много. Кто-то занялся исполнением их желания.
Котяра сам по себе ничего не значит. Он инструмент. Отмычка к мозгам объекта воздействия. Но если подходить к делу с умом, то и отмычку можно вскрыть, покопаться в ее внутренностях. Может, какая информация и накапает.
И никакой жалости к мерзавцу. Беспощадная твердость, волевая непреклонность.
Сим победиши.
Но придя домой и обыскав квартиру, Железяка сперва подумал, что Кот учуял неладное и заблаговременно смылся. Предварительно насвинячив: поганец перевернул на кухне свою миску с водой — устроил море разливанное; там же откуда-то спер целлофановую упаковку спагетти, хорошо, нераспечатанную, и выволок в коридор, изрядно пожевав; пол в ванной был убелен тонким сугробиком стирального порошка; ну а гостиную украшали газетные хлопья, усыпавшие ковер новогодним конфетти.
Железяка на погром внимания не обращал — в поисках изверга рыскал по комнатам с маниакальным блеском в глазах. Найти и обезвредить. Взять живым и замочить в сортире. На меньшее не согласен.
После получасовых изысканий, когда в голове билось мухой о стекло радостно-недоверчивое и облегченно-сожалеющее «Неужели сбежал?… Неужели свобода?!» — Кот был обнаружен мирно дрыхнущим. И где бы вы думали? В пластмассовом зеленом ведерке, что на балконе стояло с незапамятных времен, никому не мешало, но и пользы не приносило. Даже «бандиты» им не заинтересовывались. А хвостатому подошло в самый раз — нужный размерчик оказался.
Железяка, увидев сию пасторальную картинку, едва не растрогался, но вовремя вспомнил о своей миссии, посуровел и за шкирку извлек зверюгу из люльки. Зверюга спросонья издала хриплое вяканье и подергала лапками. Железяка с ношей в вытянутой вперед руке вернулся в комнату. И тут обнаружил, что не имеет внятного плана предстоящего мероприятия. Чем и как производить допрос с пристрастием? Он понял, что до сих пор действовал под влиянием импульса, тогда как необходимы были трезвый расчет и холодная голова.
Однако в этот момент раздался звонок в дверь, и трезвый расчет пришлось на время отложить. Железяка пошел открывать, чертыхаясь, и по дороге упрятал кота в коридорный шкафчик, плотно прижав дверцу. Опасался он не столько бегства арестованного, сколько того, что его увидит кто-нибудь посторонний. Железяка никому не хотел показывать Кота. Можно даже сказать, стеснялся. Кот причинял ему боль, душевную боль, а она в наши просвещенные времена зачислена в разряд стыдных явлений, подлежащих искоренению руками психиатров. Что-то среднее между психопатией, мазохизмом и паранойей. Обнаружить перед посторонним кота было равносильно тому, чтоб признаться во всех этих грехах. Но посторонние не имеют привычки отпускать грехи, скорее наоборот — у них в обычае анафемствовать. Так что Железяка подпер створку шкафа для верности ботинком и открыл дверь.
За ней стоял совершенный незнакомец, пижонски одетый в подтяжки и шляпу. Железяка не успел ни о чем осведомиться, как незнакомец подвесил в воздухе загадочную фразу: «Настал срок вспоминать и действовать, Странник» и шагнул без приглашения в квартиру, отстранив Железякину руку. Впрочем, вежливо, хотя и с возмутительной самонадеянностью. Железяка немножко обалдел от высокоштильной и в высшей степени неуместной реплики и ничего не предпринял, чтобы удержать пришельца от вторжения, как будто фраза обладала гипнотическим воздействием. Он только растерянно и совсем глупо спросил:
— Когда настал?
Признаться, он даже чуть-чуть струхнул, предположив, что это наконец явили себя они,таинственные, могущественные и коварные хозяева Кота, и что сейчас за него, видимо, возьмутся всерьез, а до этого были только цветочки. Вот они, ягодки, — в подтяжках и шляпе, с подозрительно оттопыривающимся карманом штанов и с отрешенной, если не сказать одержимой, серьезностью в откровенно породистом лице.
Незнакомец не обратил на его вопрос никакого внимания. Снял шляпу, закинул ее на крючок в стенном шкафу (рядом, за дверцей томился Кот) и обернулся к Железяке. Пристально оглядел с головы до ног. Железяка готов поклясться был, что мысленно тот похмыкивает, и уже хотел разразиться гневным: «Что все это значит, прах побери?» — но незнакомец снова его упредил. Он вдруг опустился на колено и прижал руку к сердцу.
— Вижу истинного сына Оси и склоняюсь пред ним. — И в подтверждение слов уронил подбородок на грудь.
Железяка опять ничего не понял, только автоматически прихлопнул дверь квартиры, чтобы кто с лестницы невзначай не ухватил дикую, варварски-дремучую сцену.
— Э-э… а кого… э-э… я вижу? — спросил он, пытаясь угадать в госте психа.
Пришелец легко поднялся с колена.
— Моя персона для Ортуне имеет значения. Я только посланец, который должен принести Весть.
— Может, для арты и не имеет, а для меня имеет. Вы кто и что вам нужно? — Железяка был раздражен не на шутку.
Незнакомец, нисколько не растеряв самоуверенности, молча огляделся и вдруг решительно перешел к делу:
— Есть разговор. Сядем где-нибудь? Не волнуйся, пока я здесь, ничего не случится. Ничего из того, что было.
Железяка дернулся, как от удара в челюсть. Хотя и был готов к такому повороту, угадывал его, но все-таки вылетел в кювет — подтверждались сумасшедшие теории насчет зомбёров. Ах, как не хотелось ему, чтобы они подтверждались!
Мрачно кивнув, он показал рукой вперед.
— Идемте на кухню.
Это сработали десятилетиями лелеемые механизмы отечественного гостеприимства. Кухня — спецхран русского духа, место, где куются, укрепляются и обретают бессмертие несгибаемый пофигизм русского народа и бесстрашная тяга к страданию того же самого народа. Железяка шел на кухню как на казнь — страдать, прощать и поплевывать с высоты виселицы. Помирать, так с легким сердцем.
По дороге он заметил высунувшуюся из шкафа котовью лапу. Тотчас придавленная дверью улика втянулась обратно, и Железяка потихоньку привалил к створке еще один ботинок. Но гость снова повернулся к нему, и кота пришлось оставить под этим ненадежным запором.
Казнь, однако, не состоялась, и вышло по-другому. Железяка и сам не понял, как это так все вышло — нелепо и в тоже время жутко. Будто по голове огрели — и не чем-нибудь, а венцом славы и всевластья. Из стали и сплава.
Гость сел на табуретку у стола — Железяка напротив — и для начала стукнул легонечко, вроде щелбана в лоб:
— В инопланетян веруешь?
— Нет, — не раздумывая сказал Железяка и сморщился.
— Правильно. Инопланетяне — это мы.
— Кто — мы? — вздрогнул Железяка.
— Мы — Странники. Мы странствуем по мирам и оставляем в них свои тени и отражения. И это — то, что профаны принимают за следы инопланетян. Наши тени и отражения.
— Я лично нигде не странствую, — мрачно открестился Железяка от навета.
Пришелец кивнул.
— В самую точку. Ты покане странствуешь. Но раньше странствовал. Десять тысяч лет назад.
Железяка оскорбился.
— Я не настолько дремучий. Мне пока только тридцать.
— Ты не помнишь, — успокоил его гость. — Но ты вспомнишь. Я здесь для того, чтобы ты начал вспоминать.
— Что вспоминать? Как мои прадедушки за мамонтами странствовали? Меня с ними не было.
— Конечно, тебя с ними не было. — Гость оперся о стол и наклонился к Железяке. — Магу-Страннику высшей степени посвящения нечего делать среди грязных охотников. И дедушек твоих среди них не было. Аватара не может вести свой земной род от диких оборванцев.
Железяка задумался, приняв угрюмый вид. Но ничего не надумав, все-таки спросил:
— Значит, я был магом?
— Одним из двенадцати Высочайших, — кивнул гость, — правивших этим миром.
— Э-э… а откуда они им правили? Атлантида? Гималаи? Это что… вроде махатм?
В юности Железяка читал в научно-популярном журнале подборку статей про Шамбалу и ее обитателей — махатм, незримо правящих жизнью человечества. Тогда сама возможность существования невидимых распорядителей мира оскорбила юного Железяку до глубины души. Сейчас присовокупление собственной персоны к этому кругу (хотя и вполне бредовое на вид) заставило его чуть-чуть увянуть и погрустнеть. Железяка был честным человеком и вполне конкретное понятие «власть» не отделял от вполне абстрактного понятия «ответственность». Поэтому не хотел быть ни махатмой, ни другим каким магом.
— Гиперборея, — проникновенным голосом ответил гость.
— А-а, — протянул Железяка понимающе. — Слышал. Это там, где ось мира выходит на поверхность…
— Древо мира, — с готовностью подтвердил посланец из Гипербореи.
— …и где люди умели летать. И еще у них были летающие обезьяны.
Пришелец обрадовался.
— Ну вот, начинаешь вспоминать! — Но в глазах у него стояло очень странное, настороженное выражение. А одну руку он словно невзначай запустил в карман — тот самый, оттопыривающийся.
Железяка опять стушевался, увял и молча ждал продолжения.
— Да. Так вот об Оси, — сказал гость. — Ортополис, город Оси — столица мира и дом двенадцати Высочайших, принявших последнюю степень посвящения — Орту, что значит «наконечник Оси» — тот, кто держит в руках бразды Высокой Магии.
Железяка вяло возражал:
— Да не держу я никакие бразды. Я даже прыщ на носу заговорить не могу.
— Ты слишком долго был в пассивном состоянии. В состоянии профана. Но теперь все изменится. Разве ты сам не чувствуешь, как все меняется? — пришелец смотрел на Железяку взглядом искусителя, протягивающего яблоко познания.
Железяка потупил взор и твердо ответил:
— Чувствую. Все меняется. Но мне это не нравится. Это похоже на упражнения мага-недоучки. «Рисовал грозу, а получил козу».
— Точно, — ухмыльнулся гиперборейский посланник. — Вопрос в том, кто этот недоучка. Вникаешь?
Железяка растерянно мотнул головой.
— Ты! Твоей магической энергии на полсотни деревенских шаманов хватит. Сейчас она в тебе пробуждается, а как справляться с ней, ты еще не знаешь, потому что не помнишь. Вот она и хлещет во все стороны. Трансформирует окружающую реальность. Понимаешь?
Железяка не отвечал, уныло размышляя: «Отчего же эта магия делает мою жизнь настолько фальшивой и гадкой?»
— По кислой физиономии вижу, что не убедил, — оптимистично заявил пришелец-искуситель. — А ну-ка подойди к мойке.
Железяка безропотно подчинился.
— Открой кран и набери полную кружку.
Открыл, набрал.
— Теперь пей.
Железяка посмотрел на воду с сомнением, но все же отхлебнул. И выпучил глаза.
— Водка?!
Понюхал, сделал еще глоток, потом уставился на дно кружки с отчаянием золотоискателя, потерявшего надежду намыть хоть крупинку драгметалла.
— Наверное, водка, — гость пожал плечами. — Наверное, ты очень хотел бы сейчас надраться, поэтому получилась водка. И не смотри на меня так. Я тут совершенно ни при чем.
Не говоря ни слова Железяка выпил все до дна.
— На, заешь. — Посланник протянул ему пустой полиэтиленовый пакет, вытащенный из хлебницы на столе.
Железяка взял пакет и не глядя запустил в него руку. Пальцы наткнулись на что-то хрусткое. Железяка опустил глаза — в руке была полная упаковка чипсов «Лейз».
— Ну вот, а ты говоришь! — удовлетворенно заявил гость, хотя ничего такого Железяка не говорил и одну за другой механически жевал чипсины. От выпитого он уже немного прибалдел (градусов пятьдесят, не меньше, чистый самогон) и расслабился. Тревожность ситуации расплылась в замечательное ощущение, что все под контролем, все-все, вплоть до вращения Земли, которая будет мягко и гладко стелиться под ноги, когда придет пора возвращаться домой. Домой? Ну конечно — в Гиперборею! Впрочем, зачем же двигать ногами по земле, ведь он умеет летать.
Железяка осознал себя висящим в воздухе в полуметре от пола кухни и продолжающим грызть чипсы. Рядом валялась табуретка. Он тотчас вспомнил, как пришелец велел ему забраться на табурет, а потом коротким ударом вышиб опору из-под ног. Железяка почувствовал радость левитации и на мгновенье отключился от реальности. Но теперь реальность вернулась к нему, он отбросил пустую чипсяную упаковку, ухватился за край стола и плавно приземлился. Сейчас он ощущал себя уже вполне пришибленным, чтобы воспринимать дальнейшее без каких бы то ни было попыток сопротивления и отбрыкивания. Ну маг, ладно, пусть будет маг, пусть хоть наимагейший из магов. Дальше-то что?
Железяка поднял табуретку и сел.
— Ну? — спросил, зло глядя на посланца. Черт его знает, какие еще трюки и фокусы заставит проделывать этот хмырь в подтяжках, во что еще вынудит поверить противу желания.
Но хмырь с фокусами покончил.
— А теперь вот что. — Посланец снова сделался серьезен. — Судьбы мира в твоих руках…
— Почему только моих? — насупился Железяка. — Где еще одиннадцать пар? Я один за дюжину вкалывать не буду.
— Они… соберутся… постепенно. Сейчас не о них, — торопливо и неохотно объяснил пришелец. — Ты будешь хозяином мира. Все, что в нем, будет твое, и все поклонятся тебе…
— А за это я должен отдать душу? — мрачно поинтересовался Железяка.
— Нет. Все уже принадлежит тебе по праву посвящения, нужно только вернуть все это.
— Куда вернуть?
— Под свою руку. Ведь ты потерял власть над миром, когда погибла Гиперборея, уйдя на дно океана и покрывшись льдами.
Железяка почесал лоб и задумался.
— Ну да… ну да… и мне нужно вытащить ее оттуда?
— В принципе это возможно. Но есть другой путь, — быстро заговорил, зачастил посланник. — Гренландия. По размерам сопоставима с прародиной. Объявляем сакральной территорией. Аборигенов перебрасываем на континенты. Возрождаем Ортополис, столицу мира. То есть, конечно, придется строить. Нью-Ортополис, а? Ледник растапливаем, освобожденную воду откачиваем на озеленение Сахары и Гоби. Атомные тепловые установки, трубопроводы, масштабное строительство. Года два, не больше, с магической подпиткой. Силушка-то в жилах играет! Дальше по всему острову — закрытые инициатические школы для детей. Отбор несовершеннолетних от пяти до шестнадцати для обучения и получения начальных степеней посвящения. В дальнейшем возможен переход на систему локальных континентальных школ и элитарных инициатических учреждений на сакральной территории Новой Арктиды-Гипербореи. Для ускорения инициатического процесса среди взрослого населения ввести систему оракулов единого образца, без учета местной культовой специфики. Оракул — государственное заведение со штатом грезящих и ясновидящих. Они вводят бытовую жизнь населения, обращающегося к оракулу, в русло Магической Традиции. Священный экстаз грезящих оказывает воспитательное воздействие на профана, развивает его мышление в нужном направлении, для этого ко всем процедурам оракула — открытый обязательный доступ. Потом, строжайшее пресечение позорной профанации священного экстаза — массового наркоупотребления. Карать смертью. Лимитированное распределение священных галлюциногенных веществ по оракулам и инициатическим центрам. Десять-пятнадцать лет — за этот срок взращивается новая генерация — Homo Magicus. И тут мы наконец подходим к нашей цели. Массовая инициация — вынужденный шаг. Вселенная — кристалл с триллионами граней-миров. Чтобы соединить их все нитью Странствия необходимы тысячи, миллионы Странников. Наша задача готовить их, обучать и посвящать. Через инициацию обретается свобода Странствия, освобождение от тлена земного и забот насущных, плотских. Десять тысяч лет назад человечество было мало и разобщено, задача оставалась принципиально нерешаемой. Но ныне настало время вспоминать и действовать.
Гость из Гипербореи закончил барабанить конспект программы действий, взял кружку и нацедил в нее из-под крана. Выпил одним махом и снова сел. Железяке не пришло в голову спросить, что там — вода или что покрепче. Он был сильно занят — думал. И даже не заметил, как рука искусителя снова заползла в оттопыривающийся карман штанов и оттуда показалась краешком некая вещь, на вид пластмассовая, но кто его знает, насколько в подобной ситуации можно доверять внешнему виду чего бы то ни было.
— Для чего? — Железяка наконец очнулся от тяжелых раздумий.
— Что?
— Соединять миры этой… нитью?
— Чтобы обрести мудрость и могущество, конечно. Еще большие, чем те, которыми обладают двенадцать Высочайших.
— Ну станут они мудрее и могущественнее, а дальше что?
— Мудрости и могуществу нет предела, есть только бесконечное стремление к нему. Задумываться о том, что «дальше», — удел профанов и недоучек.
Пришелец ждал дальнейших вопросов — но их не было. Железяка молчал, сжав зубы.
В детстве он не мечтал стать космонавтом. И в юности параллельными мирами не увлекался. Вполне хватало своего, единственного, земного мира. Железяка безотчетно полагал его домом, а не базой. И кажется, даже любил. В идее домасодержалось зерно простой и ясной истины. В идее бесконечных странствий к несуществующему пределу сквозила ущербность. Странник по беспредельности уходит от того, что рядом, чтобы никогда не найти этого в пути. Но ведь ищет он именно то, что было когда-то рядом. Надо только понять, что такое это «рядом».
Надо только понять, отчего человек так одинок в мире… в самом себе.
— Нет, — сказал Железяка.
Пришелец явственно заинтересовался, даже руку из кармана вытащил и упер локти в стол.
— Конкретнее?
— Идите к черту.
— Почему?
Железяка вздохнул и принялся растолковывать.
— Люди не куклы. Людям свойственно уставать. Они испытывают страшное одиночество в пустой бесконечности. Им нужно находить, а не искать без конца и без смысла.
— У тебя власть и сила. Можешь устанавливать новые правила. Можешь делать людей куклами. Откуда ты знаешь, что они не должны быть куклами? Возможно, кто-то ошибся, сделав их слабыми. Ты дашь им твердость и прочность, чтобы они не уставали и не испытывали одиночества.
Железяка прикрыл глаза и нехотя, с досадой разъяснил:
— Я не знаю, как должно быть. Я теперь ничего не знаю. Только знаю, что должно быть так, как должно. А не как хочет кто-то, пусть даже я… Отчего я так думаю? Тоже не знаю. В голове турбулентность какая-то. Мне сейчас кажется, что мир — это большой эксперимент. А может, и не такой уж большой. Просто мы маленькие, меньше, чем себе кажемся. И условия эксперимента нам, конечно, неизвестны. Неизвестно, при каких параметрах мир будет стабилен, а при каких начнутся необратимые реакции и все взлетит в воздух к чертям собачьим. Может, люди-големы будут как раз катализатором Большого Каюка… Должно быть— это не утопия. И не рай земной. И скорей всего, не светлое будущее. Это просто те условия, при которых у нас вообще есть будущее.
— Экспериментатор — ты. И условия ставишь любые. Выбираешь любое из должно быть, соответствующее целям. Полная свобода действий, — говорил искуситель, быстро и без выражения, не утверждая, а словно ставя условия другого, своего собственного эксперимента.
— Свобо-ода? — протянул Железяка недоверчиво, как крепостной крестьянин, которому зачитали манифест, чешущий в затылке и соскребающий с лаптя о землю коровью лепешку. — Сдается мне, эта штука плохо сочетается с незнанием и желанием узнать. В четыре года я хотел выпрыгнуть из окошка, чтобы узнать, полечу ли. Свободу можно себе позволить только при знании результатов. Но тогда она уже ни к чему — выбираешь единственно правильный вариант действий. Люди еще не доросли до свободы. Нам сначала поумнеть надо. А мы, считай, в ползунках еще. Люди — дети. Но я не отец им.
— А кто ты?
— Такой же ползунок.
И тут произошло странное. Пришелец из неведомо каких краев в который раз сунул руку в карман, наконец-то выудил оттуда пластмассовый предмет и положил на стол перед Железякой. Предмет оказался игрушечным пистолетом серого цвета.
— Теперь он твой, — сказал он.
Железяка нечленораздельно булькнул, затем объяснил:
— Я выражался фигурально. Но я не говорил, что до сих пор играю в войну.
Незнакомец кивнул.
— Мы не играем в войну. Она в нас играет. Мы — ее солдатики. Стойкие оловянные. Запомни, у этой вещи два назначения: либо стреляешь, либо передаешь следующему, выдержавшему испытание. Мне не пришлось стрелять, ты у меня первый и последний. Тебе — как повезет.
Железяка взял пистолет и в сильном недоумении вертел его в руках.
— Я выдержал испытание?
— Да.
— И эта штука может убивать?
— Нет. Она не убивает. Просто выключает на время. С кое-какими изменениями в голове.
Гость встал и, хлопнув Железяку по плечу, собрался уходить.
— Будь здоров, коллега. Может, еще пересечемся когда-нибудь.
— Эй, — Железяка спохватился. — А что со всей этой магической хренотенью?
— Выбрось на помойку. Если найдешь, что выбрасывать.
Защелкнулась дверь.
Железяка подошел к мойке, отвернул вентиль, попробовал воду. Н-да. Винно-водочные роскошества и излишества отменяются. Обыкновенные дары канализации.
Железяка ушел в комнату, засунув куда-то по пути пистолетик и тотчас забыв о нем.
— Господа, благодарим за участие в съемках фильма ужасов, — развязно говорил человек в шортах, пляжной рубашке навыпуск, сандалиях, темных очках и с жвачкой во рту. — Прощенья просим, что без предупреждения. Сами понимаете, — он развел руками и выдул из жвачки пузырь, — так натуральнее. Съемка велась скрытой камерой. Фильм будет называться «Тварь дрожащая» — сиквел популярного отечественного триллера «Преступление и наказание». Милости просим на премьеру через три месяца. Ну все, я пошел. Лечитесь, господа.
Железяка долго и бессмысленно глядел ему вслед.
Человек в шортах был поразительно похож на позавчерашнего офицера спецназовцев — только манеры у него были как у того идиота из рекламы мятных леденцов: открывая рот, ты освежаешь не только себя, но и окружающих.
Железяка решил, что сейчас начнет биться головой о стену и орать, чтобы они прекратили, прекратили, прекратили… Они намеренно сводят его с ума, так не бывает, так нельзя, это запрещено. Они — кто «они»? Сволочи, подонки, вивисекторы, психопаты и…
…и Кот.
Железяка прекратил безмолвную истерику — дверь кабинета врача открылась и оттуда вышел Кот. На задних лапах. Хвост изогнулся буквой S, на морде — выражение озабоченности. Кот прикрыл за собой лапой дверь, постоял мгновенье задумчиво, затем развернулся к Железяке.
И подмигнул лиловым глазом, словно говоря: «Не дрейфь, старик, не все так скверно, прорвемся».
Тут нервы Железяки не выдержали. Он отключился — правда, ненадолго, всего на пару секунд, — а когда пришел в себя, Кота не было. Учапала гнусная тварь.
Очередь сократилась до двух человек. Железяка решительно встал. Поправил галстук. Преисполнился гнева. И шагнул к двери кабинета, чтобы выяснить все сейчас же, раз и навсегда.
Но взявшись за ручку, вдруг ощутил слабость во всем организме. Приступ решительности иссяк, как испорченный фонтан. Табличка на двери сообщала, что прием ведет врач-нарколог Козлов Илья Иванович.
Тогда-то Железяка и сообразил, что он тоже завис и потерялся. Файл «Психиатр» не найден, отсылка к возможно удовлетворяющему заданным параметрам.
Железяка резко, по-строевому крутанулся на девяносто градусов, громко сказал: «Врешь, гад!», разумея неизвестно кого, и, чеканя шаг, отправился домой.
Пытать Кота.
Потому что был теперь уверен: все дело в нем, черном паразите и мерзопакостнике, притворяющемся забавной безобидной домашней зверюшкой, которой нравится, когда ей чешут брюхо. Теперь Железяка точно знал, что Кот действует на него каким-то адским психотронным галлюциногенным излучением. Нет, не то чтобы он всерьез уверовал в нечистую силу и посланцев ада. Но, нервно разражаясь мысленным хохотом, Железяка строил теории — одну занимательнее другой: об инопланетянах, желающих захватить Землю, о патологическом сверхразуме (если предположить, что возможен сверхразум, значит, должно предполагать и случаи сверхпатологии), об ученом маньяке, возмечтавшем о власти над душами человеческими, о могущественной, с исключительными возможностями секте, распространяющей таким образом свое влияние и учение, наконец, о суперсекретном проекте политических спецслужб, зомбирующих население. И все эти персонажи, совсем не анекдотические, потому что на самом деле Железяке было не до смеха (сами попробуйте), воплощали свои жуткие планы через посредство Кота. Они препарировали с помощью этого существа (скорее всего, нашпигованного электроникой) Железякины мозги, пичкали их отравой, перемонтировали начальные схемы, вставляя новые блоки, выводя из строя прежние. Они заставляли воспринимать мир по-другому — вынуждали видеть мертвыймир. Призрачный, неестественно вывернутый, марионеточный, где люди знают о себе, что они не существуют реально, а только в виде картинок.
Чего они на самом деле добивались? Железяка вспомнил лифт, который хотел убить его, но не убил. Простая мысль поразила его: то, что не существует реально, — бессмертно.
Железяка не хотел никакого бессмертия, тем паче такого. Для чего ему навязывают это? Но другие, возможно, хотят. И возможно, их много. Очень много. Кто-то занялся исполнением их желания.
Котяра сам по себе ничего не значит. Он инструмент. Отмычка к мозгам объекта воздействия. Но если подходить к делу с умом, то и отмычку можно вскрыть, покопаться в ее внутренностях. Может, какая информация и накапает.
И никакой жалости к мерзавцу. Беспощадная твердость, волевая непреклонность.
Сим победиши.
Но придя домой и обыскав квартиру, Железяка сперва подумал, что Кот учуял неладное и заблаговременно смылся. Предварительно насвинячив: поганец перевернул на кухне свою миску с водой — устроил море разливанное; там же откуда-то спер целлофановую упаковку спагетти, хорошо, нераспечатанную, и выволок в коридор, изрядно пожевав; пол в ванной был убелен тонким сугробиком стирального порошка; ну а гостиную украшали газетные хлопья, усыпавшие ковер новогодним конфетти.
Железяка на погром внимания не обращал — в поисках изверга рыскал по комнатам с маниакальным блеском в глазах. Найти и обезвредить. Взять живым и замочить в сортире. На меньшее не согласен.
После получасовых изысканий, когда в голове билось мухой о стекло радостно-недоверчивое и облегченно-сожалеющее «Неужели сбежал?… Неужели свобода?!» — Кот был обнаружен мирно дрыхнущим. И где бы вы думали? В пластмассовом зеленом ведерке, что на балконе стояло с незапамятных времен, никому не мешало, но и пользы не приносило. Даже «бандиты» им не заинтересовывались. А хвостатому подошло в самый раз — нужный размерчик оказался.
Железяка, увидев сию пасторальную картинку, едва не растрогался, но вовремя вспомнил о своей миссии, посуровел и за шкирку извлек зверюгу из люльки. Зверюга спросонья издала хриплое вяканье и подергала лапками. Железяка с ношей в вытянутой вперед руке вернулся в комнату. И тут обнаружил, что не имеет внятного плана предстоящего мероприятия. Чем и как производить допрос с пристрастием? Он понял, что до сих пор действовал под влиянием импульса, тогда как необходимы были трезвый расчет и холодная голова.
Однако в этот момент раздался звонок в дверь, и трезвый расчет пришлось на время отложить. Железяка пошел открывать, чертыхаясь, и по дороге упрятал кота в коридорный шкафчик, плотно прижав дверцу. Опасался он не столько бегства арестованного, сколько того, что его увидит кто-нибудь посторонний. Железяка никому не хотел показывать Кота. Можно даже сказать, стеснялся. Кот причинял ему боль, душевную боль, а она в наши просвещенные времена зачислена в разряд стыдных явлений, подлежащих искоренению руками психиатров. Что-то среднее между психопатией, мазохизмом и паранойей. Обнаружить перед посторонним кота было равносильно тому, чтоб признаться во всех этих грехах. Но посторонние не имеют привычки отпускать грехи, скорее наоборот — у них в обычае анафемствовать. Так что Железяка подпер створку шкафа для верности ботинком и открыл дверь.
За ней стоял совершенный незнакомец, пижонски одетый в подтяжки и шляпу. Железяка не успел ни о чем осведомиться, как незнакомец подвесил в воздухе загадочную фразу: «Настал срок вспоминать и действовать, Странник» и шагнул без приглашения в квартиру, отстранив Железякину руку. Впрочем, вежливо, хотя и с возмутительной самонадеянностью. Железяка немножко обалдел от высокоштильной и в высшей степени неуместной реплики и ничего не предпринял, чтобы удержать пришельца от вторжения, как будто фраза обладала гипнотическим воздействием. Он только растерянно и совсем глупо спросил:
— Когда настал?
Признаться, он даже чуть-чуть струхнул, предположив, что это наконец явили себя они,таинственные, могущественные и коварные хозяева Кота, и что сейчас за него, видимо, возьмутся всерьез, а до этого были только цветочки. Вот они, ягодки, — в подтяжках и шляпе, с подозрительно оттопыривающимся карманом штанов и с отрешенной, если не сказать одержимой, серьезностью в откровенно породистом лице.
Незнакомец не обратил на его вопрос никакого внимания. Снял шляпу, закинул ее на крючок в стенном шкафу (рядом, за дверцей томился Кот) и обернулся к Железяке. Пристально оглядел с головы до ног. Железяка готов поклясться был, что мысленно тот похмыкивает, и уже хотел разразиться гневным: «Что все это значит, прах побери?» — но незнакомец снова его упредил. Он вдруг опустился на колено и прижал руку к сердцу.
— Вижу истинного сына Оси и склоняюсь пред ним. — И в подтверждение слов уронил подбородок на грудь.
Железяка опять ничего не понял, только автоматически прихлопнул дверь квартиры, чтобы кто с лестницы невзначай не ухватил дикую, варварски-дремучую сцену.
— Э-э… а кого… э-э… я вижу? — спросил он, пытаясь угадать в госте психа.
Пришелец легко поднялся с колена.
— Моя персона для Ортуне имеет значения. Я только посланец, который должен принести Весть.
— Может, для арты и не имеет, а для меня имеет. Вы кто и что вам нужно? — Железяка был раздражен не на шутку.
Незнакомец, нисколько не растеряв самоуверенности, молча огляделся и вдруг решительно перешел к делу:
— Есть разговор. Сядем где-нибудь? Не волнуйся, пока я здесь, ничего не случится. Ничего из того, что было.
Железяка дернулся, как от удара в челюсть. Хотя и был готов к такому повороту, угадывал его, но все-таки вылетел в кювет — подтверждались сумасшедшие теории насчет зомбёров. Ах, как не хотелось ему, чтобы они подтверждались!
Мрачно кивнув, он показал рукой вперед.
— Идемте на кухню.
Это сработали десятилетиями лелеемые механизмы отечественного гостеприимства. Кухня — спецхран русского духа, место, где куются, укрепляются и обретают бессмертие несгибаемый пофигизм русского народа и бесстрашная тяга к страданию того же самого народа. Железяка шел на кухню как на казнь — страдать, прощать и поплевывать с высоты виселицы. Помирать, так с легким сердцем.
По дороге он заметил высунувшуюся из шкафа котовью лапу. Тотчас придавленная дверью улика втянулась обратно, и Железяка потихоньку привалил к створке еще один ботинок. Но гость снова повернулся к нему, и кота пришлось оставить под этим ненадежным запором.
Казнь, однако, не состоялась, и вышло по-другому. Железяка и сам не понял, как это так все вышло — нелепо и в тоже время жутко. Будто по голове огрели — и не чем-нибудь, а венцом славы и всевластья. Из стали и сплава.
Гость сел на табуретку у стола — Железяка напротив — и для начала стукнул легонечко, вроде щелбана в лоб:
— В инопланетян веруешь?
— Нет, — не раздумывая сказал Железяка и сморщился.
— Правильно. Инопланетяне — это мы.
— Кто — мы? — вздрогнул Железяка.
— Мы — Странники. Мы странствуем по мирам и оставляем в них свои тени и отражения. И это — то, что профаны принимают за следы инопланетян. Наши тени и отражения.
— Я лично нигде не странствую, — мрачно открестился Железяка от навета.
Пришелец кивнул.
— В самую точку. Ты покане странствуешь. Но раньше странствовал. Десять тысяч лет назад.
Железяка оскорбился.
— Я не настолько дремучий. Мне пока только тридцать.
— Ты не помнишь, — успокоил его гость. — Но ты вспомнишь. Я здесь для того, чтобы ты начал вспоминать.
— Что вспоминать? Как мои прадедушки за мамонтами странствовали? Меня с ними не было.
— Конечно, тебя с ними не было. — Гость оперся о стол и наклонился к Железяке. — Магу-Страннику высшей степени посвящения нечего делать среди грязных охотников. И дедушек твоих среди них не было. Аватара не может вести свой земной род от диких оборванцев.
Железяка задумался, приняв угрюмый вид. Но ничего не надумав, все-таки спросил:
— Значит, я был магом?
— Одним из двенадцати Высочайших, — кивнул гость, — правивших этим миром.
— Э-э… а откуда они им правили? Атлантида? Гималаи? Это что… вроде махатм?
В юности Железяка читал в научно-популярном журнале подборку статей про Шамбалу и ее обитателей — махатм, незримо правящих жизнью человечества. Тогда сама возможность существования невидимых распорядителей мира оскорбила юного Железяку до глубины души. Сейчас присовокупление собственной персоны к этому кругу (хотя и вполне бредовое на вид) заставило его чуть-чуть увянуть и погрустнеть. Железяка был честным человеком и вполне конкретное понятие «власть» не отделял от вполне абстрактного понятия «ответственность». Поэтому не хотел быть ни махатмой, ни другим каким магом.
— Гиперборея, — проникновенным голосом ответил гость.
— А-а, — протянул Железяка понимающе. — Слышал. Это там, где ось мира выходит на поверхность…
— Древо мира, — с готовностью подтвердил посланец из Гипербореи.
— …и где люди умели летать. И еще у них были летающие обезьяны.
Пришелец обрадовался.
— Ну вот, начинаешь вспоминать! — Но в глазах у него стояло очень странное, настороженное выражение. А одну руку он словно невзначай запустил в карман — тот самый, оттопыривающийся.
Железяка опять стушевался, увял и молча ждал продолжения.
— Да. Так вот об Оси, — сказал гость. — Ортополис, город Оси — столица мира и дом двенадцати Высочайших, принявших последнюю степень посвящения — Орту, что значит «наконечник Оси» — тот, кто держит в руках бразды Высокой Магии.
Железяка вяло возражал:
— Да не держу я никакие бразды. Я даже прыщ на носу заговорить не могу.
— Ты слишком долго был в пассивном состоянии. В состоянии профана. Но теперь все изменится. Разве ты сам не чувствуешь, как все меняется? — пришелец смотрел на Железяку взглядом искусителя, протягивающего яблоко познания.
Железяка потупил взор и твердо ответил:
— Чувствую. Все меняется. Но мне это не нравится. Это похоже на упражнения мага-недоучки. «Рисовал грозу, а получил козу».
— Точно, — ухмыльнулся гиперборейский посланник. — Вопрос в том, кто этот недоучка. Вникаешь?
Железяка растерянно мотнул головой.
— Ты! Твоей магической энергии на полсотни деревенских шаманов хватит. Сейчас она в тебе пробуждается, а как справляться с ней, ты еще не знаешь, потому что не помнишь. Вот она и хлещет во все стороны. Трансформирует окружающую реальность. Понимаешь?
Железяка не отвечал, уныло размышляя: «Отчего же эта магия делает мою жизнь настолько фальшивой и гадкой?»
— По кислой физиономии вижу, что не убедил, — оптимистично заявил пришелец-искуситель. — А ну-ка подойди к мойке.
Железяка безропотно подчинился.
— Открой кран и набери полную кружку.
Открыл, набрал.
— Теперь пей.
Железяка посмотрел на воду с сомнением, но все же отхлебнул. И выпучил глаза.
— Водка?!
Понюхал, сделал еще глоток, потом уставился на дно кружки с отчаянием золотоискателя, потерявшего надежду намыть хоть крупинку драгметалла.
— Наверное, водка, — гость пожал плечами. — Наверное, ты очень хотел бы сейчас надраться, поэтому получилась водка. И не смотри на меня так. Я тут совершенно ни при чем.
Не говоря ни слова Железяка выпил все до дна.
— На, заешь. — Посланник протянул ему пустой полиэтиленовый пакет, вытащенный из хлебницы на столе.
Железяка взял пакет и не глядя запустил в него руку. Пальцы наткнулись на что-то хрусткое. Железяка опустил глаза — в руке была полная упаковка чипсов «Лейз».
— Ну вот, а ты говоришь! — удовлетворенно заявил гость, хотя ничего такого Железяка не говорил и одну за другой механически жевал чипсины. От выпитого он уже немного прибалдел (градусов пятьдесят, не меньше, чистый самогон) и расслабился. Тревожность ситуации расплылась в замечательное ощущение, что все под контролем, все-все, вплоть до вращения Земли, которая будет мягко и гладко стелиться под ноги, когда придет пора возвращаться домой. Домой? Ну конечно — в Гиперборею! Впрочем, зачем же двигать ногами по земле, ведь он умеет летать.
Железяка осознал себя висящим в воздухе в полуметре от пола кухни и продолжающим грызть чипсы. Рядом валялась табуретка. Он тотчас вспомнил, как пришелец велел ему забраться на табурет, а потом коротким ударом вышиб опору из-под ног. Железяка почувствовал радость левитации и на мгновенье отключился от реальности. Но теперь реальность вернулась к нему, он отбросил пустую чипсяную упаковку, ухватился за край стола и плавно приземлился. Сейчас он ощущал себя уже вполне пришибленным, чтобы воспринимать дальнейшее без каких бы то ни было попыток сопротивления и отбрыкивания. Ну маг, ладно, пусть будет маг, пусть хоть наимагейший из магов. Дальше-то что?
Железяка поднял табуретку и сел.
— Ну? — спросил, зло глядя на посланца. Черт его знает, какие еще трюки и фокусы заставит проделывать этот хмырь в подтяжках, во что еще вынудит поверить противу желания.
Но хмырь с фокусами покончил.
— А теперь вот что. — Посланец снова сделался серьезен. — Судьбы мира в твоих руках…
— Почему только моих? — насупился Железяка. — Где еще одиннадцать пар? Я один за дюжину вкалывать не буду.
— Они… соберутся… постепенно. Сейчас не о них, — торопливо и неохотно объяснил пришелец. — Ты будешь хозяином мира. Все, что в нем, будет твое, и все поклонятся тебе…
— А за это я должен отдать душу? — мрачно поинтересовался Железяка.
— Нет. Все уже принадлежит тебе по праву посвящения, нужно только вернуть все это.
— Куда вернуть?
— Под свою руку. Ведь ты потерял власть над миром, когда погибла Гиперборея, уйдя на дно океана и покрывшись льдами.
Железяка почесал лоб и задумался.
— Ну да… ну да… и мне нужно вытащить ее оттуда?
— В принципе это возможно. Но есть другой путь, — быстро заговорил, зачастил посланник. — Гренландия. По размерам сопоставима с прародиной. Объявляем сакральной территорией. Аборигенов перебрасываем на континенты. Возрождаем Ортополис, столицу мира. То есть, конечно, придется строить. Нью-Ортополис, а? Ледник растапливаем, освобожденную воду откачиваем на озеленение Сахары и Гоби. Атомные тепловые установки, трубопроводы, масштабное строительство. Года два, не больше, с магической подпиткой. Силушка-то в жилах играет! Дальше по всему острову — закрытые инициатические школы для детей. Отбор несовершеннолетних от пяти до шестнадцати для обучения и получения начальных степеней посвящения. В дальнейшем возможен переход на систему локальных континентальных школ и элитарных инициатических учреждений на сакральной территории Новой Арктиды-Гипербореи. Для ускорения инициатического процесса среди взрослого населения ввести систему оракулов единого образца, без учета местной культовой специфики. Оракул — государственное заведение со штатом грезящих и ясновидящих. Они вводят бытовую жизнь населения, обращающегося к оракулу, в русло Магической Традиции. Священный экстаз грезящих оказывает воспитательное воздействие на профана, развивает его мышление в нужном направлении, для этого ко всем процедурам оракула — открытый обязательный доступ. Потом, строжайшее пресечение позорной профанации священного экстаза — массового наркоупотребления. Карать смертью. Лимитированное распределение священных галлюциногенных веществ по оракулам и инициатическим центрам. Десять-пятнадцать лет — за этот срок взращивается новая генерация — Homo Magicus. И тут мы наконец подходим к нашей цели. Массовая инициация — вынужденный шаг. Вселенная — кристалл с триллионами граней-миров. Чтобы соединить их все нитью Странствия необходимы тысячи, миллионы Странников. Наша задача готовить их, обучать и посвящать. Через инициацию обретается свобода Странствия, освобождение от тлена земного и забот насущных, плотских. Десять тысяч лет назад человечество было мало и разобщено, задача оставалась принципиально нерешаемой. Но ныне настало время вспоминать и действовать.
Гость из Гипербореи закончил барабанить конспект программы действий, взял кружку и нацедил в нее из-под крана. Выпил одним махом и снова сел. Железяке не пришло в голову спросить, что там — вода или что покрепче. Он был сильно занят — думал. И даже не заметил, как рука искусителя снова заползла в оттопыривающийся карман штанов и оттуда показалась краешком некая вещь, на вид пластмассовая, но кто его знает, насколько в подобной ситуации можно доверять внешнему виду чего бы то ни было.
— Для чего? — Железяка наконец очнулся от тяжелых раздумий.
— Что?
— Соединять миры этой… нитью?
— Чтобы обрести мудрость и могущество, конечно. Еще большие, чем те, которыми обладают двенадцать Высочайших.
— Ну станут они мудрее и могущественнее, а дальше что?
— Мудрости и могуществу нет предела, есть только бесконечное стремление к нему. Задумываться о том, что «дальше», — удел профанов и недоучек.
Пришелец ждал дальнейших вопросов — но их не было. Железяка молчал, сжав зубы.
В детстве он не мечтал стать космонавтом. И в юности параллельными мирами не увлекался. Вполне хватало своего, единственного, земного мира. Железяка безотчетно полагал его домом, а не базой. И кажется, даже любил. В идее домасодержалось зерно простой и ясной истины. В идее бесконечных странствий к несуществующему пределу сквозила ущербность. Странник по беспредельности уходит от того, что рядом, чтобы никогда не найти этого в пути. Но ведь ищет он именно то, что было когда-то рядом. Надо только понять, что такое это «рядом».
Надо только понять, отчего человек так одинок в мире… в самом себе.
— Нет, — сказал Железяка.
Пришелец явственно заинтересовался, даже руку из кармана вытащил и упер локти в стол.
— Конкретнее?
— Идите к черту.
— Почему?
Железяка вздохнул и принялся растолковывать.
— Люди не куклы. Людям свойственно уставать. Они испытывают страшное одиночество в пустой бесконечности. Им нужно находить, а не искать без конца и без смысла.
— У тебя власть и сила. Можешь устанавливать новые правила. Можешь делать людей куклами. Откуда ты знаешь, что они не должны быть куклами? Возможно, кто-то ошибся, сделав их слабыми. Ты дашь им твердость и прочность, чтобы они не уставали и не испытывали одиночества.
Железяка прикрыл глаза и нехотя, с досадой разъяснил:
— Я не знаю, как должно быть. Я теперь ничего не знаю. Только знаю, что должно быть так, как должно. А не как хочет кто-то, пусть даже я… Отчего я так думаю? Тоже не знаю. В голове турбулентность какая-то. Мне сейчас кажется, что мир — это большой эксперимент. А может, и не такой уж большой. Просто мы маленькие, меньше, чем себе кажемся. И условия эксперимента нам, конечно, неизвестны. Неизвестно, при каких параметрах мир будет стабилен, а при каких начнутся необратимые реакции и все взлетит в воздух к чертям собачьим. Может, люди-големы будут как раз катализатором Большого Каюка… Должно быть— это не утопия. И не рай земной. И скорей всего, не светлое будущее. Это просто те условия, при которых у нас вообще есть будущее.
— Экспериментатор — ты. И условия ставишь любые. Выбираешь любое из должно быть, соответствующее целям. Полная свобода действий, — говорил искуситель, быстро и без выражения, не утверждая, а словно ставя условия другого, своего собственного эксперимента.
— Свобо-ода? — протянул Железяка недоверчиво, как крепостной крестьянин, которому зачитали манифест, чешущий в затылке и соскребающий с лаптя о землю коровью лепешку. — Сдается мне, эта штука плохо сочетается с незнанием и желанием узнать. В четыре года я хотел выпрыгнуть из окошка, чтобы узнать, полечу ли. Свободу можно себе позволить только при знании результатов. Но тогда она уже ни к чему — выбираешь единственно правильный вариант действий. Люди еще не доросли до свободы. Нам сначала поумнеть надо. А мы, считай, в ползунках еще. Люди — дети. Но я не отец им.
— А кто ты?
— Такой же ползунок.
И тут произошло странное. Пришелец из неведомо каких краев в который раз сунул руку в карман, наконец-то выудил оттуда пластмассовый предмет и положил на стол перед Железякой. Предмет оказался игрушечным пистолетом серого цвета.
— Теперь он твой, — сказал он.
Железяка нечленораздельно булькнул, затем объяснил:
— Я выражался фигурально. Но я не говорил, что до сих пор играю в войну.
Незнакомец кивнул.
— Мы не играем в войну. Она в нас играет. Мы — ее солдатики. Стойкие оловянные. Запомни, у этой вещи два назначения: либо стреляешь, либо передаешь следующему, выдержавшему испытание. Мне не пришлось стрелять, ты у меня первый и последний. Тебе — как повезет.
Железяка взял пистолет и в сильном недоумении вертел его в руках.
— Я выдержал испытание?
— Да.
— И эта штука может убивать?
— Нет. Она не убивает. Просто выключает на время. С кое-какими изменениями в голове.
Гость встал и, хлопнув Железяку по плечу, собрался уходить.
— Будь здоров, коллега. Может, еще пересечемся когда-нибудь.
— Эй, — Железяка спохватился. — А что со всей этой магической хренотенью?
— Выбрось на помойку. Если найдешь, что выбрасывать.
Защелкнулась дверь.
Железяка подошел к мойке, отвернул вентиль, попробовал воду. Н-да. Винно-водочные роскошества и излишества отменяются. Обыкновенные дары канализации.
Железяка ушел в комнату, засунув куда-то по пути пистолетик и тотчас забыв о нем.