Это была Рокселана. Орхан повернулся к Анадиль.
— О Орхан! Ну как ты можешь быть таким глупцом и занудой? — Раздраженная Анадиль надула губы. — Ну конечно, это Рокселана. Просто вышло так, что была ее очередь играть роль служительницы зоопарка. Мы все по очереди играем разные роли. Порой я — та, которая смеется, а порой — та, что проливает слезы. Иначе было бы слишком скучно… хотя Бабур, кажется, и вправду любит Рокселану больше всех. Она, как и все мы, — маска, часть гаремного театра духов. Как Молитвенная Подушка, однако, она находится на более низком уровне, чем Михрима, поэтому, когда бессонной ночью, проведенной с Михримой, ты потерпел неудачу, мы поняли, что ты еще не готов к столь возвышенному сексуальному переживанию, и поручили Рокселане заставить тебя испытать нечто более грубое и плотское. Это моя вина. Я надеялась, что ты уже готов к встрече с Михримой, хотя было ясно, что это не так. Тем не менее Рокселана, вероятно, дала тебе то, в чем ты нуждался…
Казалось, она еще многое хочет сказать, но тут за стенами Комнаты Экстаза гобои в сопровождении тарелок нестройно грянули торжественный туш.
— Прибыла старшая валиде, — сказала Анадиль, явно предчувствуя недоброе. — Я лишь надеюсь, что мы не будем торопиться с началом последнего ритуала.
— О Орхан! Ну как ты можешь быть таким глупцом и занудой? — Раздраженная Анадиль надула губы. — Ну конечно, это Рокселана. Просто вышло так, что была ее очередь играть роль служительницы зоопарка. Мы все по очереди играем разные роли. Порой я — та, которая смеется, а порой — та, что проливает слезы. Иначе было бы слишком скучно… хотя Бабур, кажется, и вправду любит Рокселану больше всех. Она, как и все мы, — маска, часть гаремного театра духов. Как Молитвенная Подушка, однако, она находится на более низком уровне, чем Михрима, поэтому, когда бессонной ночью, проведенной с Михримой, ты потерпел неудачу, мы поняли, что ты еще не готов к столь возвышенному сексуальному переживанию, и поручили Рокселане заставить тебя испытать нечто более грубое и плотское. Это моя вина. Я надеялась, что ты уже готов к встрече с Михримой, хотя было ясно, что это не так. Тем не менее Рокселана, вероятно, дала тебе то, в чем ты нуждался…
Казалось, она еще многое хочет сказать, но тут за стенами Комнаты Экстаза гобои в сопровождении тарелок нестройно грянули торжественный туш.
— Прибыла старшая валиде, — сказала Анадиль, явно предчувствуя недоброе. — Я лишь надеюсь, что мы не будем торопиться с началом последнего ритуала.
Глава восьмая
Смерть от наслаждения
Когда Орхан, сидя в Клетке, пытался представить себе жизнь за ее стенами, он и понятия не имел, насколько странной окажется действительность. В сопровождении Анадиль он прошел через наружную гостиную и вновь вышел на солнечный свет. На лужайке, в окружении свиты наложниц и евнухов, стояла и ждала старшая валиде, облаченная в тяжелую черно-красную парчу. Впервые Орхан увидел ее не смеющейся. Она вышла вперед и беспокойным жестом пригладила ему волосы. Потом обняла его, отошла немного назад и, положив руки ему на плечи, обратилась к нему с такими словами:
— Возлюбленный сын, сегодня самый счастливый день в жизни твоей матери! Возлюбленный сын, всего через несколько минут ты встретишься со своей суженой и осуществишь брачные отношения, к каковым я столько лет мечтала подвести одного из детей своих.
Хотя старшая валиде стояла прямо против Орхана, едва ли она его видела. Взор ее был обращен в прошлое, и этому необычайно пристальному взору открылось, казалось, все, что много лет тому назад бесследно исчезло, вплоть до мельчайших подробностей.
— Родилась я в Гареме, — продолжала она. — И прожила в его стенах всю жизнь. Помню, в детстве у меня была игрушка — миниатюрный макет Гарема, точный во всех деталях. Я поселила там своих кукол и играла с ними в гарем, ибо ни о какой иной жизни, разумеется, ничего не знала. В его крошечных комнатках я устраивала куклам свадьбы и свадебные пиры. Но был среди кукол один мальчик, мой любимец, коего я долго не могла женить. Дело в том, что я не могла представить себе невесту, которая была бы настолько знатной, настолько богатой и настолько красивой, чтобы стать женой моего любимого мальчика. Потом, в один прекрасный день, на меня снизошло озарение, и я решила, что он может жениться на Божестве и что ради столь мистического брака можно устроить самый грандиозный из всех свадебных пиров.
Она вздохнула, неохотно расставаясь с воспоминаниями.
— Это было давно, причем понарошку. И все же то, о чем ребенок мечтал понарошку, сбылось сегодня в действительности. Ибо, Орхан, возлюбленный сын мой, я обручила тебя с Божеством. Сейчас Богиня уже спешит к твоему ложу. Слушай!
Прислушавшись, Орхан не услышал ничего, кроме хриплого дыхания матери.
— Она уже близко! Очень близко! — настаивала старшая валиде. — Сейчас Она подобна легкому ветерку, повеявшему в верхушках деревьев. Потом, представ пред тобою, Она будет подобна лесному пожару, и наконец, когда увенчаешь ты свою любовь, ты взметнешься ввысь в пламенной буре Ее объятий — а возможно, это тебе почудится. Но кто сможет описать совокупление с Верховным Существом? Вот и я, простая смертная, пытаюсь объяснить тебе словами то, для чего слов найти невозможно.
Тут старшая валиде наконец посмотрела на Орхана по-настоящему, и голос ее сделался резким:
— По твоим глазам я вижу, что ты испуган. Не надо бояться. Всего день, как ты вышел из Клетки, а уже успел насладиться несколькими женщинами. Однако удовольствие, которое ты с ними испытывал, покажется ничем, когда с тобой возляжет Богиня. Испытав то, что тебе предстоит, ты вспомнишь свои первые неуклюжие попытки постижения секса с женщинами, и при сравнении тебе покажется, будто тогда ты ебал создания не более материальные, нежели тени. Глупцы полагают, будто высшая тайна жизни заключена в душе. Мудрецы знают, что она кроется только в плоти. Богиня, которая сейчас уже начинает раздвигать свои мощные бедра, — это телесное воплощение высшей любви, а все прочие женщины — лишь призрачные, отраженные подобия Ее бесконечно пышного тела. Ее одеяние соткано из закатов и океанов. Но ради тебя Она его сбросит. Разве не нравятся тебе упругие груди молоденьких женщин? У Богини груди больше, чем горы.
Я попробую описать безграничное наслаждение от пребывания с ней в постели. Волосы у тебя встанут дыбом, глаза вылезут из орбит, ты прикусишь язык, твой позвоночник треснет в ее объятиях, и это будет только начало. Смерть — это ложе, на котором любовник сливается с Возлюбленной. Однако, уверяю тебя, противиться ты не захочешь, ибо тебе покажется, что Она для тебя дороже жизни, и ты возжаждешь растаять в Ее пламенной страсти. Начав таять от страстного желания, ты испытаешь на себе состояние сжижения, тебе покажется, будто все твое тело тает, превращаясь в сперму, и наконец будешь извергнут из собственного пениса в парадоксе экстаза. Оргазм вспыхивает белой молнией, заполняющей темный небосклон души. Одним легким любовным укусом Богиня поглотит тебя, ты станешь Ею, а Она — тобою, и тогда вдруг окажется, что ты предаешься любви сам с собой.
Старшая валиде умолкла, захваченная этим видением, а потом продолжила более спокойным голосом:
— Побывав на брачном ложе с Богиней, ты будешь видеть ее во всех прочих женщинах и испытывать с ними безграничный экстаз так часто, как пожелаешь. Именно это и значит стать Золотым Мужчиной, что и будет доказано, когда ты уложишь в постель Михриму, ибо, побывав на брачном ложе с Богиней, ты без промедления сделаешь Михриму своей второй женой и обнимешь ее, после чего с милостивого соизволения Богини, быть может, Михрима забеременеет. Таким образом, я буду приходиться бабушкой ребенку Божества, к чему и стремилась с девичества.
— Мама, я еще не готов к такой чести. Думаю, мне нужно больше времени на подготовку. Мне хотелось бы некоторое время поразмышлять о своих обязанностях в качестве жениха.
Она ободряюще улыбнулась:
— Я лишь жалею, что я не мужчина и не могу уложить Богиню в постель. Сумей я только объяснить, что тебя ждет, ты, безусловно, не стоял бы здесь до сих пор, болтая с такой старухой, как я, а уже сломя голову мчался бы в покои невесты, не желая ни на минуту откладывать встречу с Возлюбленной. Ты молод и здоров, а Анадиль, Михрима и Рокселана — очень хорошие девушки. Их произвели в прислужницы Богини, и они наилучшим образом тебя подготовили. Я знаю, что ты не хочешь разочаровать меня, как сделал это Барак. Богиня сотворила мир для того, чтобы стать им любимой, и потому ты не сможешь не полюбить ее, когда она будет тебя домогаться. Однако мне не следует стоять здесь и беспрерывно лепетать, подобно выжившей из ума старухе. Я велю Михриме в точности описать способ твоих любовных утех с Богиней и то, что ты должен делать, дабы угодить своей невесте. А теперь поспешу-ка я в Фарфоровый Павильон, где мои девушки уже готовят послесвадебный пир. Возлюбленный сын, я буду ждать тебя там и с волнением надеяться на весть о том, что ты вышел из Комнаты Экстаза.
С этими словами она неожиданно поцеловала Орхана в лоб и удалилась.
Тогда к нему подошли Михрима с Анадиль, и Михрима заговорила тихим, приглушенным голосом:
— Как ты уже понял, твоя матушка гордится тем, что именно один из ее сыновей скоро станет Золотым Мужчиной. А теперь мне предстоит объяснить, какой порядок действий следует соблюдать, когда мы вернемся в Комнату Экстаза.
Она сделала паузу, дабы убедиться, что он весь внимание, и настойчивым тоном продолжила:
— Крайне важно, чтобы ты полностью осознавал то, что тебе предстоит испытать.
— Лучше знать, что должно случиться, — вставила Анадиль, — ибо неведомое всегда страшит, не правда ли?
И Михрима продолжила свою речь:
— Вот как все это произойдет. Нас будет только четверо — ты, я, Анадиль и, разумеется, Рокселана, ибо она одна из самых сильных наложниц. Все вчетвером мы войдем в Комнату Экстаза. Мы разденем тебя, и ты поможешь раздеться мне. Затем, пока ты будешь стоять, созерцая меня в моей блистательной наготе, Анадиль возьмет твой член в рот. Тотчас же — это должно быть сделано очень быстро — Рокселана достанет шелковый шнурок и задушит тебя. Тогда ты извергнешь семя и в порыве исступленного восторга умрешь Смертью Праведника, испытав при этом Священный Экстаз, каковой есть дар Богини. Однако умрешь ты всего на миг, ибо Анадиль соберет у себя во рту все твое семя, в коем будет сосредоточена покинувшая тебя жизненная сила, и тотчас вернет тебе сперму в нежном поцелуе. А мертвец, отведавший семени мертвеца, захлебываясь и содрогаясь, вновь возвращается к жизни. Так ты будешь воскрешен Поцелуем Смерти и пробудишься в состоянии вечного блаженства, поскольку Священный Экстаз будет во веки веков переполнять каждую частицу твоего тела. Ты будешь не таким, как прежде, ибо уже станешь Золотым Мужчиной, а в тело твое вселится Богиня, и вы вдвоем сольетесь в вечном оргазме. Погибнув и возродившись, ты придешь и возляжешь со мной на Ложе Экстаза, которое плавает на поверхности серебристого бассейна, а когда ты обнимешь меня, я тоже воспарю в порыве исступленного восторга и приму семя твое в свое чрево. Все это — страшное и удивительное таинство.
Потом, заметив выражение Орханова лица, она продолжила:
— Не волнуйся. Мы знаем, что надо делать. Все это есть в «Душистом поле брани», в главе под названием «Как доставить высшее наслаждение вашему мужчине».
Тут вмешалась Анадиль:
— Правда, с Бараком произошла неприятность, но это случилось потому, что в последний момент он потерял самообладание и стал вырываться, так что я не смогла удержать его член во рту, и вся его сперма пролилась на пол. Однако если ты не станешь сопротивляться, все будет хорошо. К тому же ты выпил довольно много вина. Кажется, я дала тебе выпить как раз столько, чтобы ты смог расслабиться.
— Как сказано в «Душистом поле брани», для того чтобы найти себя, надо потеряться, — продолжала Михрима. — Если у прежних наших шарад была какая-то цель, помимо обольщения, так это внушить, что проигравший побеждает, а победивший проигрывает. Так всегда происходит в войне между полами.
— Ну, в подобных вопросах я не очень силен, — ответил Орхан. — Но болтовня мне уже надоела, и я понимаю, что для меня закрыты все пути, кроме того, который ведет в Комнату Экстаза. Полагаю, чем скорее я достигну предначертанного мне конца, тем лучше для меня.
Услышав это, Михрима подняла руки, и наложницы с евнухами, стоявшие у входа в баню, запели странную песню, которая начиналась такими словами: «Выпил я воды Возлюбленной, а Она испила моих».
Эмеральд указал на дверь банк, и Орхан направился к ней. Пока он шел, наложницы одна за другой падали перед ним ниц, и он шагал по спинам Гюлянар, Наджмы, Парваны и прочих, чьих имен не знал. Он ступал по ковру из человеческой плоти. Тем не менее Орхан ни разу не взглянул на спины женщин — он шел по ним, устремив взор в небеса над головой.
Миновав прихожую, Орхан первым вошел в Комнату Экстаза. Анадиль с Рокселаной сняли с него белый халат и бросили в бассейн. С минуту халат лежал на пузырящейся поверхности, потом внезапно исчез. От многократных отражений золота и серебра на серебре у Орхана закружилась голова. По другую сторону бассейна Михрима ждала, когда он будет готов помочь ей раздеться. Пальцы его задрожали, когда он принялся слой за слоем снимать с нее одеяние, и ей пришлось сказать ему, чтобы он так не спешил.
Приняв это за признак похотливого нетерпения, она насмешливо улыбнулась:
— Возжелав моего тела, ты научился любить преходящее, и это полезная, необходимая ступень. Но эту ступень ты должен миновать, ибо, в конце концов, все мимолетное любит лишь Дьявол.
Наконец белое платье, чадра и шаль Михримы лежали у ее ног, а она стояла обнаженная и прекрасная. Однако задержаться возле нее Орхану не позволили. Анадиль поманила его обратно, на другую сторону бассейна. Рядом с ней стояла Рокселана, ослепительная в своем серебристом платье. Одной рукой Рокселана придерживала шлейф, в другой держала шелковый шнурок и призывно им помахивала.
— Повернись лицом к Михриме, — сказала она, когда Орхан подошел.
Он повернулся, и Анадиль, опустившись перед ним на колени, протянула руку к его члену, который от страха съежился и обмяк.
— Не волнуйся, — сказала Анадиль. — Он моментально встанет.
И она приникла к нему губами.
— Смотри на блистательную Михриму, — сказала Рокселана, уже стоявшая у него за спиной.
Михрима стояла в глубине комнаты, сияя и упиваясь своей наготой.
Орхан скорее почувствовал, чем увидел, как Рокселана тянется вверх, пытаясь поднять шелковый шнурок над его головой. Она начала говорить:
— Во имя Священного Экстаза…
Когда шнурок оказался у него перед глазами, Орхан ухватился за него и сильно дернул. В тот же миг он нагнулся, отчего Рокселана повалилась ему на спину. Тогда он схватил ее за запястья, бросил через себя на стоявшую на коленях Анадиль, и обе женщины покатились прямо в ртутный бассейн. Заклокотавшая на мгновение ртуть сомкнулась у них над головами, покрывшись переплетенными волнистыми узорами. На поверхности, появились и стали лопаться сверкающие пузыри.
Потом Орхан бросился к Михриме. Та, пытаясь спастись, принялась бегать взад и вперед возле дальнего края бассейна, но была не такой проворной, какими оказались до этого Парвана, Наджма и Гюлянар, и Орхан, поймав ее у двери, тотчас обхватил ей руками горло.
— Отсюда можно попасть в прачечную?
В ответ прозвучал ее хриплый голос:
— В прачечную? Да, если ты вернешься в тепидарий. Кажется, оттуда в прачечную есть проход. Рабыни ходят по нему за чистыми полотенцами.
— Ты отведешь меня туда.
Немногочисленные женщины, лежа отдыхавшие в тепидарии, не обратили на них внимания. Сомкнув пальцы на горле Михримы, Орхан вышел позади нее в коридор, который сквозь несколько дверей привел их из тепидария в прачечную. Они вошли в большое помещение, полное чанов, которые Орхан успел заметить еще по дороге в баню, и работавшие там женщины, завидев вошедших, принялись пронзительно кричать и размахивать руками.
Перизада, бывшая, по-видимому, надсмотрщицей прачек, торопливо подошла к Орхану выяснить причину столь странного вторжения.
— Перизада, мне нужна твоя помощь. Мне нужна ты. Мы с тобой попытаемся сбежать из Гарема.
— Даже мысли о чем-то подобном чреваты смертью, — ответила она.
И все же она ни минуты не колебалась. Во-первых, она выпроводила из помещения с чанами всех прачек. Во-вторых, начала рвать белье на длинные узкие полосы, и вдвоем с Орханом они принялись вязать Михриму и вставлять ей кляп. Милосердия по отношению к ней они не проявили, и несмотря на ее мокрые от слез, умоляющие глаза, узлы были крепкими, а белье впивалось глубоко в ее нежную плоть. Они скрутили ее так, что она сидела, уткнувшись лицом в колени, со связанными за спиной руками.
Орхан стоял, наклонившись к Михриме и проверяя надежность узлов, как вдруг кто-то сбил его с ног сокрушительным ударом в челюсть. Он перевернулся на спину и поднял взгляд. Это была Рокселана. Глаза ее сверкали, а лицо приобрело странный сероватый оттенок. При каждом движении с ее платья падали крошечные серебристые капли.
— Теперь я понимаю, что в прошлый раз была слишком добра, — сказала она. — На сей раз я буду по-настоящему кровожадной. Джинны во мне жаждут твоей крови. Сейчас они всю душу из тебя высосут через задницу!
Рокселана подобрала подол платья, чтобы нанести удар ногой, однако движение все равно получилось скованным и пинок вышел слабым. Она тяжело дышала и, казалось, напрягала зрение, пытаясь увидеть Орхана. Тем не менее она набросилась на него и принялась бить его кулаками. Орхан сопротивлялся, но не так решительно, как следовало бы, поскольку чувствовал, что его лишило мужества и почти загипнотизировало это странное свинцово-серое существо — скорее демон, нежели женщина, — которое, нанося ему удары по груди и лицу, что-то напевало на незнакомом языке. Она пыталась убить его, и все же он ощущал пробуждение желания и хотел поцеловать ее даже во время драки. Потом вдруг возникло такое впечатление, будто один из ее джиннов умчался звать на подмогу другого. Взгляд сверкающих глаз сделался ласковым, и она повалилась на Орхана.
— Я слишком слаба, чтобы тебе противиться. Хочу, чтобы ты был во мне, — в голосе ее послышались умоляющие нотки.
Губы ее искали его рот, и одной рукой она пыталась еще выше задрать подол своего платья.
— Ты тоже этого хочешь. Хватит и одного долгого, нежного поцелуйчика…
Она крепко прижалась губами к его губам.
Конец этому чреватому опасностью обольщению положила Перизада, которая, подойдя сзади, с размаху огрела Рокселану по затылку бельевой мешалкой, после чего сверкающие глаза внезапно потускнели.
— Нам нужно ее платье, — сказала Перизада. — Сними с нее платье.
Это оказалось делом нелегким, ибо платье было тесное, а Рокселана — тяжелая. Пока они пытались совладать с обмякшим телом и прилипшей к нему тканью, Перизада объяснила, что хотя наложниц держали в Гареме взаперти, их служанкам выходить разрешалось. Последних частенько посылали с поручениями в город. Единственный шанс выбраться из Гарема живым Орхан мог получить, лишь переодевшись в женское платье и будучи в обществе Перизады.
Пока Орхан предпринимал отчаянные попытки влезть в платье, Перизада отправилась на поиски шалей, чтобы закутать ему голову и плечи. Орхан уже ухитрился, извиваясь, натянуть на себя платье до середины бедер, как вдруг услышал позади скрипучий голос:
— Ты надел мое платье, а я хочу получить его обратно.
К нему пошатываясь приближалась Рокселана. Кожа ее уже потемнела до черноты, а глаза, казалось, высохли и сморщились в своих глазницах.
— О мой принц! — гортанным голосом продолжала она. — Только один предсмертный поцелуй! Это все, что нам нужно, дабы увенчать нашу любовь. Всего один поцелуйчик.
Казалось, она принюхивается, пытаясь отыскать Орхана по запаху. Подойдя, она обняла его и высунула язык. Он был похож на обгоревшую хворостинку. Она закашлялась, и на нижней губе у нее появился ртутный шарик, тотчас скатившийся по подбородку. Потом руки, обнимавшие шею Орхана, ослабли, она медленно осела к его ногам и умерла.
Вернулась Перизада с простыми белыми платками. На тело Рокселаны она даже не взглянула. Один платок был наброшен Орхану на плечи, другим он обмотал себе голову и, дабы не открылось лицо, впился в платок зубами. Они вместе вышли из прачечной и миновали старшую валиде, которая беспокойно расхаживала по саду. У выхода из Внутреннего Двора их на некоторое время задержали стражники-янычары. Перизада объяснила одному из караульных, что в печах, обслуживающих баню и прачечную, кончаются дрова и что их отправили с поручением ускорить очередную доставку.
Пока они дожидались возвращения молодого янычара, ушедшего совещаться с начальником, Перизада повернулась к Орхану и прошептала:
— Почему ты пришел ко мне?
— Все сложилось так, как ты предсказывала. Нам суждено быть вместе. Мне суждено любить тебя, и я тебя люблю. Ты нужна мне, — и к тому же моей гадюке необходимо выпить в твоей таверне. Это пагубное пристрастие неизлечимо.
— Все эти гадюки и таверны — сущий вздор! — Перизада рассмеялась. — Это просто-напросто гаремный фольклор. Всего лишь сказка, придуманная Афсаной и прочими наложницами. Тебе наверняка просто нравится вкус, только и всего!
Янычар вернулся и разрешил им идти дальше. Так из ворот Внутреннего Двора они вышли в Наружный Двор, открытый для простого люда. Реальный мир молодых и старых мужчин и женщин, детей и животных, повозок, скарба, мешковины, досок, тюков, бочек, шкур, бутылей, фонарей и ножей, казалось, вспыхнул перед глазами Орхана. Он навсегда покинул растленную сказочную страну шелка, серебра и порфира.
Под вымышленными именами Орхан с Перизадой нашли в городе работу. Дела у них пошли в гору, и всего через несколько лет они открыли собственную прачечную в деревушке Эйюп, за стенами Стамбула, где и продолжали жить припеваючи до тех пор, пока не были застигнуты Смертью — той, что разрывает узы и кладет конец удовольствиям.
— Возлюбленный сын, сегодня самый счастливый день в жизни твоей матери! Возлюбленный сын, всего через несколько минут ты встретишься со своей суженой и осуществишь брачные отношения, к каковым я столько лет мечтала подвести одного из детей своих.
Хотя старшая валиде стояла прямо против Орхана, едва ли она его видела. Взор ее был обращен в прошлое, и этому необычайно пристальному взору открылось, казалось, все, что много лет тому назад бесследно исчезло, вплоть до мельчайших подробностей.
— Родилась я в Гареме, — продолжала она. — И прожила в его стенах всю жизнь. Помню, в детстве у меня была игрушка — миниатюрный макет Гарема, точный во всех деталях. Я поселила там своих кукол и играла с ними в гарем, ибо ни о какой иной жизни, разумеется, ничего не знала. В его крошечных комнатках я устраивала куклам свадьбы и свадебные пиры. Но был среди кукол один мальчик, мой любимец, коего я долго не могла женить. Дело в том, что я не могла представить себе невесту, которая была бы настолько знатной, настолько богатой и настолько красивой, чтобы стать женой моего любимого мальчика. Потом, в один прекрасный день, на меня снизошло озарение, и я решила, что он может жениться на Божестве и что ради столь мистического брака можно устроить самый грандиозный из всех свадебных пиров.
Она вздохнула, неохотно расставаясь с воспоминаниями.
— Это было давно, причем понарошку. И все же то, о чем ребенок мечтал понарошку, сбылось сегодня в действительности. Ибо, Орхан, возлюбленный сын мой, я обручила тебя с Божеством. Сейчас Богиня уже спешит к твоему ложу. Слушай!
Прислушавшись, Орхан не услышал ничего, кроме хриплого дыхания матери.
— Она уже близко! Очень близко! — настаивала старшая валиде. — Сейчас Она подобна легкому ветерку, повеявшему в верхушках деревьев. Потом, представ пред тобою, Она будет подобна лесному пожару, и наконец, когда увенчаешь ты свою любовь, ты взметнешься ввысь в пламенной буре Ее объятий — а возможно, это тебе почудится. Но кто сможет описать совокупление с Верховным Существом? Вот и я, простая смертная, пытаюсь объяснить тебе словами то, для чего слов найти невозможно.
Тут старшая валиде наконец посмотрела на Орхана по-настоящему, и голос ее сделался резким:
— По твоим глазам я вижу, что ты испуган. Не надо бояться. Всего день, как ты вышел из Клетки, а уже успел насладиться несколькими женщинами. Однако удовольствие, которое ты с ними испытывал, покажется ничем, когда с тобой возляжет Богиня. Испытав то, что тебе предстоит, ты вспомнишь свои первые неуклюжие попытки постижения секса с женщинами, и при сравнении тебе покажется, будто тогда ты ебал создания не более материальные, нежели тени. Глупцы полагают, будто высшая тайна жизни заключена в душе. Мудрецы знают, что она кроется только в плоти. Богиня, которая сейчас уже начинает раздвигать свои мощные бедра, — это телесное воплощение высшей любви, а все прочие женщины — лишь призрачные, отраженные подобия Ее бесконечно пышного тела. Ее одеяние соткано из закатов и океанов. Но ради тебя Она его сбросит. Разве не нравятся тебе упругие груди молоденьких женщин? У Богини груди больше, чем горы.
Я попробую описать безграничное наслаждение от пребывания с ней в постели. Волосы у тебя встанут дыбом, глаза вылезут из орбит, ты прикусишь язык, твой позвоночник треснет в ее объятиях, и это будет только начало. Смерть — это ложе, на котором любовник сливается с Возлюбленной. Однако, уверяю тебя, противиться ты не захочешь, ибо тебе покажется, что Она для тебя дороже жизни, и ты возжаждешь растаять в Ее пламенной страсти. Начав таять от страстного желания, ты испытаешь на себе состояние сжижения, тебе покажется, будто все твое тело тает, превращаясь в сперму, и наконец будешь извергнут из собственного пениса в парадоксе экстаза. Оргазм вспыхивает белой молнией, заполняющей темный небосклон души. Одним легким любовным укусом Богиня поглотит тебя, ты станешь Ею, а Она — тобою, и тогда вдруг окажется, что ты предаешься любви сам с собой.
Старшая валиде умолкла, захваченная этим видением, а потом продолжила более спокойным голосом:
— Побывав на брачном ложе с Богиней, ты будешь видеть ее во всех прочих женщинах и испытывать с ними безграничный экстаз так часто, как пожелаешь. Именно это и значит стать Золотым Мужчиной, что и будет доказано, когда ты уложишь в постель Михриму, ибо, побывав на брачном ложе с Богиней, ты без промедления сделаешь Михриму своей второй женой и обнимешь ее, после чего с милостивого соизволения Богини, быть может, Михрима забеременеет. Таким образом, я буду приходиться бабушкой ребенку Божества, к чему и стремилась с девичества.
— Мама, я еще не готов к такой чести. Думаю, мне нужно больше времени на подготовку. Мне хотелось бы некоторое время поразмышлять о своих обязанностях в качестве жениха.
Она ободряюще улыбнулась:
— Я лишь жалею, что я не мужчина и не могу уложить Богиню в постель. Сумей я только объяснить, что тебя ждет, ты, безусловно, не стоял бы здесь до сих пор, болтая с такой старухой, как я, а уже сломя голову мчался бы в покои невесты, не желая ни на минуту откладывать встречу с Возлюбленной. Ты молод и здоров, а Анадиль, Михрима и Рокселана — очень хорошие девушки. Их произвели в прислужницы Богини, и они наилучшим образом тебя подготовили. Я знаю, что ты не хочешь разочаровать меня, как сделал это Барак. Богиня сотворила мир для того, чтобы стать им любимой, и потому ты не сможешь не полюбить ее, когда она будет тебя домогаться. Однако мне не следует стоять здесь и беспрерывно лепетать, подобно выжившей из ума старухе. Я велю Михриме в точности описать способ твоих любовных утех с Богиней и то, что ты должен делать, дабы угодить своей невесте. А теперь поспешу-ка я в Фарфоровый Павильон, где мои девушки уже готовят послесвадебный пир. Возлюбленный сын, я буду ждать тебя там и с волнением надеяться на весть о том, что ты вышел из Комнаты Экстаза.
С этими словами она неожиданно поцеловала Орхана в лоб и удалилась.
Тогда к нему подошли Михрима с Анадиль, и Михрима заговорила тихим, приглушенным голосом:
— Как ты уже понял, твоя матушка гордится тем, что именно один из ее сыновей скоро станет Золотым Мужчиной. А теперь мне предстоит объяснить, какой порядок действий следует соблюдать, когда мы вернемся в Комнату Экстаза.
Она сделала паузу, дабы убедиться, что он весь внимание, и настойчивым тоном продолжила:
— Крайне важно, чтобы ты полностью осознавал то, что тебе предстоит испытать.
— Лучше знать, что должно случиться, — вставила Анадиль, — ибо неведомое всегда страшит, не правда ли?
И Михрима продолжила свою речь:
— Вот как все это произойдет. Нас будет только четверо — ты, я, Анадиль и, разумеется, Рокселана, ибо она одна из самых сильных наложниц. Все вчетвером мы войдем в Комнату Экстаза. Мы разденем тебя, и ты поможешь раздеться мне. Затем, пока ты будешь стоять, созерцая меня в моей блистательной наготе, Анадиль возьмет твой член в рот. Тотчас же — это должно быть сделано очень быстро — Рокселана достанет шелковый шнурок и задушит тебя. Тогда ты извергнешь семя и в порыве исступленного восторга умрешь Смертью Праведника, испытав при этом Священный Экстаз, каковой есть дар Богини. Однако умрешь ты всего на миг, ибо Анадиль соберет у себя во рту все твое семя, в коем будет сосредоточена покинувшая тебя жизненная сила, и тотчас вернет тебе сперму в нежном поцелуе. А мертвец, отведавший семени мертвеца, захлебываясь и содрогаясь, вновь возвращается к жизни. Так ты будешь воскрешен Поцелуем Смерти и пробудишься в состоянии вечного блаженства, поскольку Священный Экстаз будет во веки веков переполнять каждую частицу твоего тела. Ты будешь не таким, как прежде, ибо уже станешь Золотым Мужчиной, а в тело твое вселится Богиня, и вы вдвоем сольетесь в вечном оргазме. Погибнув и возродившись, ты придешь и возляжешь со мной на Ложе Экстаза, которое плавает на поверхности серебристого бассейна, а когда ты обнимешь меня, я тоже воспарю в порыве исступленного восторга и приму семя твое в свое чрево. Все это — страшное и удивительное таинство.
Потом, заметив выражение Орханова лица, она продолжила:
— Не волнуйся. Мы знаем, что надо делать. Все это есть в «Душистом поле брани», в главе под названием «Как доставить высшее наслаждение вашему мужчине».
Тут вмешалась Анадиль:
— Правда, с Бараком произошла неприятность, но это случилось потому, что в последний момент он потерял самообладание и стал вырываться, так что я не смогла удержать его член во рту, и вся его сперма пролилась на пол. Однако если ты не станешь сопротивляться, все будет хорошо. К тому же ты выпил довольно много вина. Кажется, я дала тебе выпить как раз столько, чтобы ты смог расслабиться.
— Как сказано в «Душистом поле брани», для того чтобы найти себя, надо потеряться, — продолжала Михрима. — Если у прежних наших шарад была какая-то цель, помимо обольщения, так это внушить, что проигравший побеждает, а победивший проигрывает. Так всегда происходит в войне между полами.
— Ну, в подобных вопросах я не очень силен, — ответил Орхан. — Но болтовня мне уже надоела, и я понимаю, что для меня закрыты все пути, кроме того, который ведет в Комнату Экстаза. Полагаю, чем скорее я достигну предначертанного мне конца, тем лучше для меня.
Услышав это, Михрима подняла руки, и наложницы с евнухами, стоявшие у входа в баню, запели странную песню, которая начиналась такими словами: «Выпил я воды Возлюбленной, а Она испила моих».
Эмеральд указал на дверь банк, и Орхан направился к ней. Пока он шел, наложницы одна за другой падали перед ним ниц, и он шагал по спинам Гюлянар, Наджмы, Парваны и прочих, чьих имен не знал. Он ступал по ковру из человеческой плоти. Тем не менее Орхан ни разу не взглянул на спины женщин — он шел по ним, устремив взор в небеса над головой.
Миновав прихожую, Орхан первым вошел в Комнату Экстаза. Анадиль с Рокселаной сняли с него белый халат и бросили в бассейн. С минуту халат лежал на пузырящейся поверхности, потом внезапно исчез. От многократных отражений золота и серебра на серебре у Орхана закружилась голова. По другую сторону бассейна Михрима ждала, когда он будет готов помочь ей раздеться. Пальцы его задрожали, когда он принялся слой за слоем снимать с нее одеяние, и ей пришлось сказать ему, чтобы он так не спешил.
Приняв это за признак похотливого нетерпения, она насмешливо улыбнулась:
— Возжелав моего тела, ты научился любить преходящее, и это полезная, необходимая ступень. Но эту ступень ты должен миновать, ибо, в конце концов, все мимолетное любит лишь Дьявол.
Наконец белое платье, чадра и шаль Михримы лежали у ее ног, а она стояла обнаженная и прекрасная. Однако задержаться возле нее Орхану не позволили. Анадиль поманила его обратно, на другую сторону бассейна. Рядом с ней стояла Рокселана, ослепительная в своем серебристом платье. Одной рукой Рокселана придерживала шлейф, в другой держала шелковый шнурок и призывно им помахивала.
— Повернись лицом к Михриме, — сказала она, когда Орхан подошел.
Он повернулся, и Анадиль, опустившись перед ним на колени, протянула руку к его члену, который от страха съежился и обмяк.
— Не волнуйся, — сказала Анадиль. — Он моментально встанет.
И она приникла к нему губами.
— Смотри на блистательную Михриму, — сказала Рокселана, уже стоявшая у него за спиной.
Михрима стояла в глубине комнаты, сияя и упиваясь своей наготой.
Орхан скорее почувствовал, чем увидел, как Рокселана тянется вверх, пытаясь поднять шелковый шнурок над его головой. Она начала говорить:
— Во имя Священного Экстаза…
Когда шнурок оказался у него перед глазами, Орхан ухватился за него и сильно дернул. В тот же миг он нагнулся, отчего Рокселана повалилась ему на спину. Тогда он схватил ее за запястья, бросил через себя на стоявшую на коленях Анадиль, и обе женщины покатились прямо в ртутный бассейн. Заклокотавшая на мгновение ртуть сомкнулась у них над головами, покрывшись переплетенными волнистыми узорами. На поверхности, появились и стали лопаться сверкающие пузыри.
Потом Орхан бросился к Михриме. Та, пытаясь спастись, принялась бегать взад и вперед возле дальнего края бассейна, но была не такой проворной, какими оказались до этого Парвана, Наджма и Гюлянар, и Орхан, поймав ее у двери, тотчас обхватил ей руками горло.
— Отсюда можно попасть в прачечную?
В ответ прозвучал ее хриплый голос:
— В прачечную? Да, если ты вернешься в тепидарий. Кажется, оттуда в прачечную есть проход. Рабыни ходят по нему за чистыми полотенцами.
— Ты отведешь меня туда.
Немногочисленные женщины, лежа отдыхавшие в тепидарии, не обратили на них внимания. Сомкнув пальцы на горле Михримы, Орхан вышел позади нее в коридор, который сквозь несколько дверей привел их из тепидария в прачечную. Они вошли в большое помещение, полное чанов, которые Орхан успел заметить еще по дороге в баню, и работавшие там женщины, завидев вошедших, принялись пронзительно кричать и размахивать руками.
Перизада, бывшая, по-видимому, надсмотрщицей прачек, торопливо подошла к Орхану выяснить причину столь странного вторжения.
— Перизада, мне нужна твоя помощь. Мне нужна ты. Мы с тобой попытаемся сбежать из Гарема.
— Даже мысли о чем-то подобном чреваты смертью, — ответила она.
И все же она ни минуты не колебалась. Во-первых, она выпроводила из помещения с чанами всех прачек. Во-вторых, начала рвать белье на длинные узкие полосы, и вдвоем с Орханом они принялись вязать Михриму и вставлять ей кляп. Милосердия по отношению к ней они не проявили, и несмотря на ее мокрые от слез, умоляющие глаза, узлы были крепкими, а белье впивалось глубоко в ее нежную плоть. Они скрутили ее так, что она сидела, уткнувшись лицом в колени, со связанными за спиной руками.
Орхан стоял, наклонившись к Михриме и проверяя надежность узлов, как вдруг кто-то сбил его с ног сокрушительным ударом в челюсть. Он перевернулся на спину и поднял взгляд. Это была Рокселана. Глаза ее сверкали, а лицо приобрело странный сероватый оттенок. При каждом движении с ее платья падали крошечные серебристые капли.
— Теперь я понимаю, что в прошлый раз была слишком добра, — сказала она. — На сей раз я буду по-настоящему кровожадной. Джинны во мне жаждут твоей крови. Сейчас они всю душу из тебя высосут через задницу!
Рокселана подобрала подол платья, чтобы нанести удар ногой, однако движение все равно получилось скованным и пинок вышел слабым. Она тяжело дышала и, казалось, напрягала зрение, пытаясь увидеть Орхана. Тем не менее она набросилась на него и принялась бить его кулаками. Орхан сопротивлялся, но не так решительно, как следовало бы, поскольку чувствовал, что его лишило мужества и почти загипнотизировало это странное свинцово-серое существо — скорее демон, нежели женщина, — которое, нанося ему удары по груди и лицу, что-то напевало на незнакомом языке. Она пыталась убить его, и все же он ощущал пробуждение желания и хотел поцеловать ее даже во время драки. Потом вдруг возникло такое впечатление, будто один из ее джиннов умчался звать на подмогу другого. Взгляд сверкающих глаз сделался ласковым, и она повалилась на Орхана.
— Я слишком слаба, чтобы тебе противиться. Хочу, чтобы ты был во мне, — в голосе ее послышались умоляющие нотки.
Губы ее искали его рот, и одной рукой она пыталась еще выше задрать подол своего платья.
— Ты тоже этого хочешь. Хватит и одного долгого, нежного поцелуйчика…
Она крепко прижалась губами к его губам.
Конец этому чреватому опасностью обольщению положила Перизада, которая, подойдя сзади, с размаху огрела Рокселану по затылку бельевой мешалкой, после чего сверкающие глаза внезапно потускнели.
— Нам нужно ее платье, — сказала Перизада. — Сними с нее платье.
Это оказалось делом нелегким, ибо платье было тесное, а Рокселана — тяжелая. Пока они пытались совладать с обмякшим телом и прилипшей к нему тканью, Перизада объяснила, что хотя наложниц держали в Гареме взаперти, их служанкам выходить разрешалось. Последних частенько посылали с поручениями в город. Единственный шанс выбраться из Гарема живым Орхан мог получить, лишь переодевшись в женское платье и будучи в обществе Перизады.
Пока Орхан предпринимал отчаянные попытки влезть в платье, Перизада отправилась на поиски шалей, чтобы закутать ему голову и плечи. Орхан уже ухитрился, извиваясь, натянуть на себя платье до середины бедер, как вдруг услышал позади скрипучий голос:
— Ты надел мое платье, а я хочу получить его обратно.
К нему пошатываясь приближалась Рокселана. Кожа ее уже потемнела до черноты, а глаза, казалось, высохли и сморщились в своих глазницах.
— О мой принц! — гортанным голосом продолжала она. — Только один предсмертный поцелуй! Это все, что нам нужно, дабы увенчать нашу любовь. Всего один поцелуйчик.
Казалось, она принюхивается, пытаясь отыскать Орхана по запаху. Подойдя, она обняла его и высунула язык. Он был похож на обгоревшую хворостинку. Она закашлялась, и на нижней губе у нее появился ртутный шарик, тотчас скатившийся по подбородку. Потом руки, обнимавшие шею Орхана, ослабли, она медленно осела к его ногам и умерла.
Вернулась Перизада с простыми белыми платками. На тело Рокселаны она даже не взглянула. Один платок был наброшен Орхану на плечи, другим он обмотал себе голову и, дабы не открылось лицо, впился в платок зубами. Они вместе вышли из прачечной и миновали старшую валиде, которая беспокойно расхаживала по саду. У выхода из Внутреннего Двора их на некоторое время задержали стражники-янычары. Перизада объяснила одному из караульных, что в печах, обслуживающих баню и прачечную, кончаются дрова и что их отправили с поручением ускорить очередную доставку.
Пока они дожидались возвращения молодого янычара, ушедшего совещаться с начальником, Перизада повернулась к Орхану и прошептала:
— Почему ты пришел ко мне?
— Все сложилось так, как ты предсказывала. Нам суждено быть вместе. Мне суждено любить тебя, и я тебя люблю. Ты нужна мне, — и к тому же моей гадюке необходимо выпить в твоей таверне. Это пагубное пристрастие неизлечимо.
— Все эти гадюки и таверны — сущий вздор! — Перизада рассмеялась. — Это просто-напросто гаремный фольклор. Всего лишь сказка, придуманная Афсаной и прочими наложницами. Тебе наверняка просто нравится вкус, только и всего!
Янычар вернулся и разрешил им идти дальше. Так из ворот Внутреннего Двора они вышли в Наружный Двор, открытый для простого люда. Реальный мир молодых и старых мужчин и женщин, детей и животных, повозок, скарба, мешковины, досок, тюков, бочек, шкур, бутылей, фонарей и ножей, казалось, вспыхнул перед глазами Орхана. Он навсегда покинул растленную сказочную страну шелка, серебра и порфира.
Под вымышленными именами Орхан с Перизадой нашли в городе работу. Дела у них пошли в гору, и всего через несколько лет они открыли собственную прачечную в деревушке Эйюп, за стенами Стамбула, где и продолжали жить припеваючи до тех пор, пока не были застигнуты Смертью — той, что разрывает узы и кладет конец удовольствиям.