Ирвин Шоу. Хлеб по водам

   – Привет, папашка. – Джимми плюхнулся в кресло. – Ну что? Совсем тебя тут заклевали?
   – Ничего. Пока держусь, – ответил Стрэнд. Джимми был единственным в семье, кто называл его папашкой. Прищурившись, он посмотрел на сына. – А вот ты меня беспокоишь. Ты давно последний раз смотрелся в зеркало, а?
   – Я выше этих мелких приступов тщеславия, – отмахнулся Джимми.
   – Ты превратился в настоящий скелет. Люди могут подумать, что мы тебя не кормим. Кстати, ты ел что-нибудь сегодня?
   – Да я только пару часов назад поднялся… Ничего, воздам должное мамочкиному обеду.
   – А во сколько ты лег?
   Джимми пожал плечами:
   – Какая разница? В четыре, пять… Разве упомнишь?
   – Иногда, Джимми, – заметил Стрэнд с оттенком иронии в голосе, – ты все же должен рассказывать старику, чем занимаешься до пяти часов утра.
   – Искал новый звук, папашка, – ответил Джимми. – Я или играю, или просто слушаю музыку.
   – Насколько мне известно, трансляция концертов из «Карнеги-холла» прекращается задолго до пяти утра.
   Джимми захихикал, а потом поскреб пятерней под майкой.
   – В этом году «Карнеги-холл» у нас не котируется. Ты разве не знаешь?
   – У тебя круги под глазами, скоро они до самых плеч будут сползать.
   – Девчонкам это жутко нравится, – отмахнулся Джимми. – Я похож на изможденного гения, так сказала мне одна на днях. Разве ты не хочешь, чтобы твой сын походил на изможденного гения?
   – Знаешь, как-то не очень.
   Джимми извлек из кармана джинсов измятую пачку сигарет, достал одну, закурил. Стрэнд с неодобрением наблюдал за тем, как сын вдохнул дым, а потом выпустил через ноздри. Джимми был единственным в семье, кто курил.
   – Джимми, – осторожно начал Стрэнд, – а тебе известно, что пишут ученые о связи между курением и раковыми заболеваниями?
   – А ты когда-нибудь читал, что пишут ученые о радиоактивном загрязнении среды?
   Стрэнд вздохнул – уже третий раз за вечер.
   – О’кей, – пробормотал он. – Ты достаточно взрослый, чтобы решать самому.
   Джимми было восемнадцать, и он подрабатывал на карманные расходы – где именно и чем, Стрэнд не знал, тем более что сын ни разу не попросил подыскать ему какую-нибудь работу. Год назад парень весьма успешно окончил среднюю школу, но когда отец спросил, не хочет ли он поступить в колледж, лишь рассмеялся в ответ.
   – Скажи-ка мне вот что, Джимми, – не сдавался Стрэнд. – Я просто сгораю от любопытства. О каком таком новом звуке ты толкуешь?
   – Да если б я знал, папашка, я бы, наверное, его не искал! – воскликнул Джимми.
   – Ну а когда найдешь, скажешь мне?
   – Весь наш дом просто пронизан сарказмом, скоро дышать будет нечем… – проворчал в ответ Джимми, впрочем, довольно беззлобно. – Ладно, так и быть. Тебе скажу. Если найду.
   Стрэнд поднялся.
   – Пойду приму душ и переоденусь к обеду, – сказал он. – И тебе советую.
   – А-а… Сегодня, значит, пятница… – протянул Джимми и тоже поднялся. – Спасибо, что напомнил, папашка. Не волнуйся. – Он любовно обнял отца за плечи. – Буду сверкать и блестеть как новенький! – Он насмешливо фыркнул. – Смотрю, у мамы еще не кончился итальянский период. Если я и остаюсь, так только ради еды.
   – Можно внести одно предложение? Тебе не мешало бы побриться.
   – Предложение принято к сведению. – Джимми снял руку с плеча Стрэнда. – А знаешь, возникла грандиозная идея. Почему бы тебе не пойти со мной пошляться как-нибудь вечером, а? Представлю тебя как одного из основоположников новоорлеанского буги-вуги. Все девчонки так и попадают к твоим ногам!
   – И перестанут обращать внимание на тебя.
   – Ладно… Позволь мне тогда тоже задать один вопрос. – Голос Джимми звучал серьезно. – Ты когда-нибудь смотришься в зеркало?
   – Время от времени.
   – А тебе время от времени не кажется, что ты выглядишь не самым блестящим образом, а? – Теперь он был сама искренность, а в глазах светилась озабоченность. – Ты выглядишь усталым, папашка.
   – Чувствую себя нормально, – коротко ответил Стрэнд.
   – Знаешь, я тут скопил малость баксов, – сказал Джимми. – Скоро каникулы, у тебя отпуск. Почему бы вам с мамой не махнуть куда-нибудь к морю на пару недель? Я субсидирую.
   – Спасибо, Джимми, – ответил Стрэнд. – Прибереги денежки для себя. И потом мне нравится в городе летом.
   – Ну, дело твое. – Джимми пожал плечами. – Если передумаешь…
   – Не передумаю.
   – Вот упрямый старый пижон!.. – Джимми покачал головой, отпустил плечо Стрэнда и глубоко затянулся сигаретой. – Поступай как знаешь. А если сам найдешь какой-нибудь новый звук, не забудь поделиться. Мои двери для тебя всегда открыты. – Он двинулся к кухне. – Хочу посмотреть – что это так обалденно пахнет?..
 
   В ванной комнате Стрэнд взглянул на себя в зеркало. Джимми прав. Он действительно выглядит неважно. Глаза какие-то тусклые, кожа бледная. Под глазами мешки. Стрэнд с трудом поборол искушение немедленно отправиться в спальню и вздремнуть. Если Лесли войдет и увидит его спящим, тут же забеспокоится – у Стрэнда никогда не было привычки спать днем. И ему вовсе не хотелось, чтобы жена начала твердить, что он переутомился и что следует обязательно показаться врачу.
   Он довольно долго стоял под душем, а под конец включил совсем холодную, ледяную воду. И, начав переодеваться, почувствовал себя лучше, хоть в зеркале и отражалось все то же изможденное лицо. Но пятьдесят – это ведь еще не старость…
   Вернувшись в столовую, он увидел там старшую дочь. Элеонор накрывала на стол.
   – Привет, детка, – сказал Стрэнд и поцеловал ее. – Как жизнь?
   – Делаю бешеную карьеру, взлетаю, как ракета, – усмехнулась она, раскладывая салфетки. – Босс говорит, лет через десять я смогу стать первой женщиной – вице-президентом компании. И еще говорит, что, работая вместе со мной, даже забывает, что я хорошенькая. Ну как тебе, а?
   – Лично мне кажется, он с тобой просто заигрывает.
   – Конечно! – весело согласилась Элеонор. – Причем на этом фронте ему абсолютно ничего не светит. Что ж, придется потерпеть. Через пару лет он все равно уйдет. На повышение.
   Элеонор работала программистом в крупном концерне, главный офис которого находился на Парк-авеню. Она всегда отличалась блестящими математическими способностями, прошла в колледже курс компьютерной подготовки, была быстра, сообразительна и уверена в себе. Проработала она в концерне всего два года, но ей уже доверяли составление компьютерных баз данных для разного рода предприятий и учреждений как в самом Нью-Йорке, так и за его пределами. Ее любовь к работе была сравнима разве что с пристрастием Лесли к музыке. Элеонор пыталась объяснить это отцу, опасавшемуся, что его любимую дочь ждет всего лишь заурядная и скучная конторская работа в безликом технократическом мире. «Но это все равно, что делать из хаоса порядок, и здесь нужны и полет фантазии, и талант!.. Ну вот, к примеру, приходишь ты в больницу. Знаешь, сколько ошибок делают врачи? Сколько неверных диагнозов они ставят? А ведь это порой может стоить человеку жизни! Зато специальная диагностическая машина способна исправить все эти ошибки за считанные секунды. Врачи перестанут шуршать бумажками и займутся своими прямыми обязанностями. Стоит только установить такую систему – пожалуйста, все расставлено по своим местам, все работает. И ты – то есть я – твердо знаешь: тут есть и мой вклад, моя заслуга! То же самое в бизнесе. Простейшими средствами ты можешь освободить несчастных замученных чиновников от массы утомительной бумажной работы. Ты облегчаешь и улучшаешь им жизнь!.. Нет, пап, ты не прав. Компьютеры делают человека более человечным».
   Стрэнд восхищался одержимостью дочери, но в том, что касается компьютеров, оставался при своем мнении. Дочери было мало считаться просто хорошенькой девушкой, и он радовался этому. Когда Элеонор поступила в колледж, то летом, на каникулах, подрабатывала и еще давала уроки – чтобы оплатить свое образование. И вот теперь живет в маленькой квартирке отдельно от родителей. В день получения диплома девушка объявила, что не желает больше жить с родителями и делить спальню с младшей сестрой. Стрэнд опечалился, однако ни он, ни Лесли не возражали. Они говорили друг другу, что Элеонор – дельная и разумная девушка, что она вполне способна о себе позаботиться. И что покидать родительское гнездо – явление вполне нормальное для молодых людей, твердо знающих, чего они хотят в этой жизни. Сама же Элеонор заявила: «Я ведь не в Лапландию или Перу переезжаю. Буду жить совсем рядом, через парк, и если что случится, подниму такой визг, что на другом конце города будет слышно». Визжать ей, слава Богу, пока не приходилось. Вскоре она устроилась на работу и сообщила отцу, какая у нее будет зарплата. Стрэнд поздравил ее, правда, не без оттенка горечи, поскольку девчонка, едва успевшая окончить колледж, получала больше, чем он, проработавший в системе среднего образования двадцать семь лет.
   – Этим летом мне дали отпуск на целых три недели, – похвасталась Элеонор и, вооружившись штопором, начала открывать одну из двух бутылок кьянти, стоявших на буфете. – Две недели оплачиваются, одна за свой счет. И я хотела бы поехать в какое-нибудь новое, интересное место. Что посоветуешь, пап?
   – Гм… – Стрэнд задумчиво потрогал мочку уха. – Ну, все зависит… Ты едешь одна?
   Пробка с хлопком вылетела из бутылки, Элеонор поставила вино на стол. Потом подняла глаза на отца и ответила коротко и определенно:
   – Нет.
   – С молодым человеком, надо полагать…
   – Надо полагать, – улыбнулась она.
   – Ну а он-то куда хочет?
   – Сам толком не знает. Но вообще начал молоть нечто на тему того, что здорово было бы отправиться на греческий остров, лежать на солнышке, плавать и загорать.
   – Что ж, звучит совсем неплохо, – заметил Стрэнд.
   – Он обещает, что на этом острове не будет никаких компьютеров. Даже пишущей машинки не будет. И уверяет, что потом я примусь за работу с утроенной энергией. – Элеонор взяла маленький букетик цветов, который принесла с собой, и поставила в вазочку в центре стола. – Просто он бывал там раньше. С другой дамой.
   – Он сам тебе это сказал? – искренне изумился Стрэнд.
   – Он вообще мне все рассказывает, – ответила дочь. – Он из таких.
   – Другие времена… – растерянно пробормотал Стрэнд. – Совсем другие. В мое время… – Тут он спохватился и умолк. – Да ладно. Это не важно, как и что там было в мое время. А ты ему тоже все рассказываешь?
   – Все, но избирательно, – рассмеялась Элеонор.
   – Почему бы не пригласить его к нам как-нибудь вечером?
   – Он не очень уверенно чувствует себя в семейной обстановке – так, во всяком случае, говорит. И вообще я пока не знаю, стоит ли… Пока. А там посмотрим. Посмотрим, как он пройдет трехнедельное испытание. Вполне возможно, что после этого мне придется расщепить его на атомы.
   – Ладно, – сказал Стрэнд. – Пришлешь мне открытку. Я бы и сам с удовольствием съездил на какой-нибудь остров в Грецию. И не на какие-то там три недели. Может, когда выйду на пенсию…
   Элеонор подошла к отцу, обняла за шею и озабоченно взглянула ему прямо в глаза. Она была ниже ростом и стройнее Кэролайн и унаследовала от матери аккуратный прямой носик и темно-синие глаза.
   – Ужасно несправедливо, верно? – пробормотала девушка. – Проработав всего два года, я могу сорваться и махнуть в Грецию, а вы…
   Стрэнд нежно похлопал ее по спине.
   – Мы вовсе не страдаем, детка. Мы выбрали семью. А ты пока не обзавелась семьей…
   – Аллилуйя! – шутливо заключила Элеонор.
   Вошла Лесли, на ходу снимая фартук.
   – Обед почти готов, – сказала она. – Миссис Кертис рвется подавать на стол.
   Миссис Кертис была женой Александра и помогала по хозяйству три раза в неделю.
   – Все в сборе? – спросила Лесли.
   – Кэролайн еще не пришла, – ответила Элеонор и отошла от отца.
   – Странно, – заметила Лесли. – Уже минут пятнадцать как стемнело. Не могут же они играть в теннис в темноте! И потом она знает, когда мы садимся за стол.
   – Наверное, забежала куда-нибудь выпить содовой, – предположил Стрэнд. – Кстати, и нам не мешало бы выпить чего-нибудь. Вы как, девочки? – Он подошел к буфету, открыл дверцу и достал бутылку виски и бутылку хереса.
   – Нет, спасибо, я ничего не буду, – ответила Элеонор. Стрэнд вообще никогда не видел, чтобы дочь пила, ну разве что изредка бокал сухого вина. А может, она ведет себя так только с родителями, подумал вдруг он. И совершенно по-другому, когда обедает где-нибудь со своим молодым человеком, который рассказывает ей все… Все, но избирательно – кажется, именно так она выразилась.
   – А я выпью стаканчик хереса, – сказала Лесли.
   Стрэнд налил жене хереса, затем себе виски с содовой, и тут вошел Джимми, побритый и чистенький, благоухающий туалетным мылом.
   – Привет, Элеонор, – сказал он. – Как поживает краса и гордость семейства?
   – Работает в поте лица, – ответила Элеонор. – Это надо же! Какой ты сегодня у нас сияющий!..
   – Исключительно в твою честь, – ответил Джимми. – Когда ты решаешь почтить семейный очаг своим присутствием, самое малое, что я могу сделать, – это побриться.
   – А знаешь, ты вообще-то симпатичный, – заметила Элеонор. – Особенно в вымытом виде. Маленько смахиваешь на корсиканского бандита, почистившего перышки перед мессой.
   Джимми ухмыльнулся:
   – У меня, между прочим, и фаны есть. Правда, пока их число ограниченно.
   – Джимми, – вмешался Стрэнд, – мы тут решили немного выпить, мама и я. Присоединишься?
   Джимми отрицательно помотал головой:
   – Не могу. Готовлюсь к Олимпийским играм.
   – Каким еще Олимпийским играм?! – удивленно воскликнула Элеонор.
   – В шестьдесят шестом, – снова ухмыльнувшись, отозвался Джимми. – Планирую взять золотую медаль за немедленное удовлетворение.
   – Ставлю на тебя, брат! – сказала Элеонор.
   Они продолжили задирать друг друга, причем Элеонор не скрывала, что не одобряет образ жизни Джимми и его компании. Джимми, который был высокого мнения об уме и способностях сестры, поддразнивал ее тем, что она напрасно тратит лучшие годы жизни на, выражаясь его словами, «бессмысленное барахтанье в буржуазном компьютеризованном болоте». Эти, довольно, впрочем, редкие и бесцельные, выпады Джимми попахивали левизной, что сильно беспокоило Стрэнда, отличавшегося упорядоченными, прагматическими взглядами на суть и смысл общества, членами которого все они являлись. Однако он не пытался спорить с сыном. Задиристость, отрицание всего и вся присущи юности, твердил он про себя. К тому же Стрэнд прекрасно знал, что брат и сестра очень любят друг друга, просто иногда, начав спорить, они слишком увлекались.
   Он откашлялся и поднял бокал.
   – За… э-э… – Он покосился на Элеонор. – За Грецию!
   Лесли удивилась:
   – А при чем тут вдруг Греция?
   – Я тебе после объясню, мам, – сказала Элеонор. – Так, чепуха.
   – Ну вот! Повариха, которая торчит на кухне, всегда пропускает самое интересное!.. Все самые последние сплетни и новости, – пожаловалась Лесли, потягивая херес. – Что ж, если через пять минут Кэролайн не явится, садимся за стол без нее. А она не сказала, что задержится? Ну, когда ты ее видел, Аллен?
   – Нет, – ответил Стрэнд. То был его первый глоток спиртного за неделю, и он с удовольствием перекатывал во рту пахучую дымную жидкость, как вдруг раздался звонок в дверь.
   – Должно быть, Кэролайн, – сказала Лесли. – Хотя у нее есть ключ…
   Звонок звонил не переставая, пронзительно, тревожно.
   – О Господи! – воскликнула Лесли. – Она же знает, что мы не глухие!
   Джимми быстро и вопросительно взглянул на отца. На лице Стрэнда читалась тревога, и она тут же передалась парню.
   – Я пойду открою, – сказал Джимми и торопливо вышел из столовой. Стрэнд поставил бокал на стол и с напускным спокойствием последовал за сыном. Джимми как раз отпирал дверь, когда он вошел в прихожую. Спотыкаясь, почти что падая, в квартиру ввалилась Кэролайн. Одной рукой она поддерживала за плечи какого-то мужчину. Его голова безжизненно свисала ей на грудь. И оба были в крови.

Глава 2

   – Ему ровно столько же, сколько вам, – услышал он чей-то голос. Или показалось, что услышал. Знакомый голос…
 
   Джимми рванулся вперед и пытался подхватить и сестру, и мужчину, которого поддерживала Кэролайн. Стрэнд поспешил ему на помощь. Мужчина застонал.
   – Я в порядке, – задыхаясь, пробормотала девушка. – Его надо держать, не меня. Это его кровь… – В свободной руке она по-прежнему сжимала теннисную ракетку. Свитер и джинсы, надетые поверх теннисного костюма, были забрызганы кровью. Стрэнд подхватил мужчину за талию, и только тогда она его отпустила. Это был крупный человек; на совершенно лысой голове виднелся безобразно распухший порез, еще несколько глубоких царапин украшали висок и левую щеку. Куртка из тонкой кожи была в нескольких местах исполосована ножом. Он с трудом поднял голову и выпрямился.
   – Все нормально… – пробормотал мужчина. – Пожалуйста, не беспокойтесь, сэр. Просто присяду на минутку и… – Он бессильно повис у Стрэнда на руках.
   – Что тут происходит? – услышал Стрэнд голос жены за спиной. – О Господи!..
   – Ничего серьезного, милая дама, – пробормотал мужчина и даже попытался выдавить улыбку. – Нет, честное слово…
   – Элеонор, – сказала Лесли старшей дочери, – ступай, позвони доктору Принзу и попроси его приехать. Немедленно!
   – Да нет, ей-богу, не нужно. – Голос мужчины звучал уже несколько бодрее. Он снова сделал над собой усилие и выпрямился. – У меня есть личный врач, он мной и займется. Не хочу доставлять излишних хлопот…
   – Проводите его в гостиную, – скомандовала Лесли, – и уложите на диван. Элеонор, ну что ты стоишь как вкопанная? Кэролайн, а что с тобой?
   – Беспокоиться совершенно не о чем, мама, – заявила Кэролайн. – Просто забрызгалась кровью, вот и все. Да отпусти ты меня, Джимми! Мне не нужны ни носилки, ни носильщики. – В голосе девушки звучали незнакомые Стрэнду жесткие нотки.
   – Если позволите, я сам, сэр, – сказал мужчина. – Вот увидите, я вполне способен…
   Стрэнд осторожно отступил, готовый в любую секунду подхватить раненого. Только тут он заметил, что рукав его собственного пиджака выпачкан кровью, сочившейся из разбитых костяшек пальцев незнакомца. И сразу же устыдился, что обратил на это внимание. Мужчина осторожно шагнул вперед.
   – Вот видите? – сказал он с преувеличенным достоинством пьяного, старающегося показать полицейскому, что он трезв как стеклышко. Потом дотронулся до щеки, спокойно посмотрел на кровь на ладони. – Пара синяков. Сущие пустяки, уверяю вас.
   И все они медленно вошли следом за ним в гостиную. Мужчина уселся на деревянный стул.
   – Вы очень любезны, но, право, я не стою таких хлопот. – На вид пострадавшему было примерно столько же, сколько и хозяину дома. И роста они были примерно одинакового. Если незнакомец и испытывал боль, то на исцарапанном бледном лице это никак не отражалось.
   – Джимми, – попросила Лесли, – ступай, принеси теплой воды и салфетки. – Она взглянула на залитое кровью лицо мужчины. Кровь капала на ковер. – Нет, полотенце. Два полотенца. Потом посмотри в аптечке, там должны быть бинты и пластырь. И еще захвати ведерко со льдом.
   – Уверяю вас, не стоит так беспокоиться, – продолжал бормотать мужчина. – Какая-то царапина, не более того.
   – Кэролайн, – Лесли обернулась к дочери, – ты выглядишь так, будто побывала на войне. Ты уверена, что с тобой все в порядке? Нечего храбриться. Давай выкладывай!
   – Я же сказала, мама. – Голос Кэролайн предательски задрожал. – Со мной все в полном порядке. – Она все еще сжимала теннисную ракетку, словно готовилась к какой-то новой, очень важной игре. Стрэнд заметил, что металлическая часть ракетки тоже испачкана кровью.
   – Что все-таки случилось? – спросил он. И пошатнулся – закружилась голова. Он никогда прежде не видел столько крови, и его слегка затошнило.
   – Ну, на него напали и… – начала было Кэролайн.
   Вошла Элеонор.
   – Доктора Принза нет дома. Автоответчик говорит, что он вернется примерно через час.
   Кэролайн тихо застонала.
   Элеонор обняла младшую сестру и начала нежно утешать ее.
   – Ну что ты, детка, будет, будет, – приговаривала она. – Все в порядке, все нормально. Ты уверена, что не поранилась? И нечего валять дурака и храбриться.
   Тут девочка вдруг громко разрыдалась.
   – Со мной… все… нормально, – плакала она. – Мне просто надо умыться и переодеться, вот и все. О, я так рада, что все вы дома!..
   Вошел Джимми с тазом с теплой водой, полотенцами, бинтами и льдом в ведерке. Лесли намочила полотенце и начала осторожно промывать рану на голове мужчины. Он поднял на нее глаза.
   – Вы так бесконечно добры… Простите за это малоприятное зрелище, за то, что доставил вам столько беспокойства. – Голос незнакомца звучал на удивление спокойно и ровно, точно он извинялся за то, что по ошибке позвонил не в ту дверь. У него был выговор как у выпускников хороших и дорогих школ на востоке. Он не дернулся, даже не поморщился, пока Лесли обрабатывала раны – полотенце тут же стало ржавым от крови. Лесли действовала умело и хладнокровно, без суеты, с таким видом, точно раненые незнакомцы вваливаются к ней в дом чуть ли не ежедневно.
   – Боюсь, придется наложить несколько швов, – спокойно заметила она. – Ничего, доктор скоро придет. Надеюсь, я не делаю вам слишком больно?
   – О нет, ничуточки, – ответил мужчина. – В свою очередь, надеюсь, что мой внешний вид не слишком вас шокирует. Вообще все раны выглядят куда страшнее, чем есть на самом деле. – И он умудрился изобразить улыбку, стараясь приободрить Лесли.
   – Кэролайн, – спросил Стрэнд, – что все-таки произошло?
   – Если позволите, я объясню, – вмешался мужчина. – Милая юная леди, – обратился он к Кэролайн, – уверен, вам хочется поскорее избавиться от этих окровавленных одежд.
   – Элеонор, – обратилась Лесли к старшей дочери, – отведи ее в ванную, пусть примет теплый душ. – Лесли твердо веровала в целительную силу теплых душей в любых экстремальных обстоятельствах. – И скажи миссис Кертис, что с обедом придется подождать.
   – О Господи! – простонал мужчина. – Я испортил вам семейный обед! Простите, простите меня! Я вполне в силах встать и добраться домой, уверяю!.. – И он начал было подниматься со стула.
   – Сидите смирно, – скомандовала Лесли. Элеонор повела Кэролайн, все еще сжимавшую в руке ракетку, в ванную. Лесли принялась бинтовать мужчине голову, руки ее так и порхали. – Аллен, – попросила она, – насыпь в чистое полотенце льда, да побольше! Сделаем ему компресс.
   Стрэнд принялся выполнять распоряжение жены, а та тем временем говорила мужчине:
   – У вас сильно опухла щека. Надо прижать покрепче лед и подержать немного. Тогда опухоль спадет.
   Мужчина покорно поднес полотенце со льдом к щеке. И вдруг этот незнакомец, его ровесник, показался Стрэнду немного смешным и жалким – точь-в-точь драчливый мальчишка, нехотя позволивший матери заняться своими шишками и ссадинами.
   Джимми взирал на незнакомца с нескрываемым любопытством.
   – А вам кто-то здорово навешал, мистер, – заметил он.
   – Надо сказать, не впервые, – ответил мужчина. – Впрочем, могло быть и хуже. Много хуже. Если бы юная прелестная леди не пришла мне на помощь… Ангел мести!.. – Он тихо засмеялся. – Классическая ситуация с точностью до наоборот.
   – И где это произошло? – спросил Стрэнд.
   – В парке. Я задержался дольше обычного. Рабочие перегрузки, старая ловушка, ну, вы понимаете… – К этому времени Лесли смыла уже почти всю кровь, и он выглядел умиротворенным и уверенным в себе. Слегка апоплексичное лицо с правильными чертами напомнило Стрэнду портреты испанских конкистадоров, людей волевых и привыкших отдавать приказы. – Я совершал ежедневный моцион, поехал прокатиться по парку. Врач рекомендовал. Ну, вы знаете, сколько шума они поднимают, когда речь заходит о здоровье мужчины среднего возраста, ведущего к тому же сидячий образ жизни…
   Лесли отступила на шаг – полюбоваться своей работой.
   – На данный момент я сделала все, что могла, – заключила она. – Выглядит неплохо. Но это только поверхностная обработка. Теперь посмотрим, что с рукой. – И она начала бинтовать костяшки пальцев и запястье мужчины, с треском отрывая полоски пластыря.
   – Где-то потерял шляпу… – заметил незнакомец. – Полагаю, что в ней выглядел бы куда более презентабельно.
   – А чем вас били? – поинтересовался Стрэнд. – Может быть, стоит сделать противостолбнячный укол?
   – Э-э… этот, с позволения сказать, инструмент, – отозвался мужчина, – выглядел, на мой взгляд, достаточно чистым, хотя возможности убедиться в этом у меня в тот момент не было. Уверен, мой врач сделает все необходимое.
   – Какой инструмент? – с любопытством спросил Джимми.
   – У меня сложилось впечатление, – ответил мужчина, – что то был кусок железной трубы… О, я непростительно небрежен!.. Позвольте представиться, Рассел Хейзен. – Он произнес свое имя таким тоном, точно само собой подразумевалось, что присутствующие должны его знать. Однако Стрэнду это имя ничего не говорило.