Страница:
– Ну и какую же оценку вы поставили ему за это столь неортодоксальное философствование?
– «Отлично», – рассмеялся Стрэнд. – Возможно, потому, что его работа разительно отличалась от других. К тому же он довольно грамотен.
– А как вы считаете, он хотел бы поступить в колледж, если бы была такая возможность?
– Вряд ли. Как-то раз он признался мне по секрету, что и образование, на его взгляд, тоже полная ахинея. И хотя такие мальчики встречаются в нашей школе нечасто, именно благодаря им чувствуешь: дело того стоит.
– Понимаю, – кивнул Хейзен. На секунду он отнял холодный компресс от щеки, задумчиво и рассеянно оглядел его, снова прижал к лицу. – Много воды утекло с тех пор, как сам я учился. За это время, должно быть, многое изменилось. В самой системе образования, я имею в виду.
– А где вы получали образование? – спросил Стрэнд. Будучи главой семьи, он не мог позволить Хейзену все время задавать вопросы.
– Ну, как обычно, – небрежно ответил тот. – Йель, потом юридическое отделение Гарварда. Пошел по стопам моего уважаемого отца. Который, кстати говоря, и слыхом не слыхивал о теории случайных событий.
– Правящий класс, – вставил Джимми. – Колыбель правителей и политиканов. Могильщик Америки.
– Джимми! – одернула сына Лесли. – Не смей грубить и портить настроение людям.
– Возможно, Джимми прав куда больше, чем осознает, миссис Стрэнд, – заметил Хейзен.
А он, похоже, не столь уж уверен в себе, подумал Стрэнд. Да и вообще, если присмотреться, мало похож на человека, который хорошо спит по ночам. И дело тут вовсе не в повязке вокруг головы.
Раздался звонок в дверь, и Джимми пошел открывать.
– Наверное, доктор Принз, – сказала Лесли.
– Должно быть, он замечательный врач, – заметил Хейзен. – Визиты на дом в такой поздний час…
– Он мой старинный приятель, познакомились еще в колледже, – пояснил Стрэнд.
– У меня тоже есть несколько школьных друзей, которые стали врачами, – сказал Хейзен. – Но стоит захворать, и они либо приглашают к себе на прием, либо отправляют лечиться в больницу.
В комнату ворвался доктор Принз, худенький подвижный человечек в очках с толстыми стеклами и усталым взглядом. Он играл на скрипке – кстати, очень неплохо, – и раза три-четыре в год у них в доме устраивались музыкальные вечера, где он, Лесли и еще один врач-музыкант играли трио.
– Аллен, Лесли, привет, – сказал он. – Ну, что тут у вас на сей раз?
– На мистера Хейзена напали, – ответил Стрэнд. – Лесли оказала первую помощь.
– Нью-Йорк!.. – Доктор Принз издал нечто вроде неодобрительного фырканья. – Не могли бы вы пройти со мной в ванную, мистер Хейзен? Мне нужен яркий свет.
– Конечно, – ответил Хейзен.
Принз внимательно следил за тем, как Хейзен, поднявшись из-за стола, сделал несколько шагов по комнате. Увидев, что тот не шатается, одобрительно кивнул.
– Если вам нужна помощь… – начала было Лесли.
– Если понадобится, позову, – сказал Принз, бережно взял Хейзена под руку и вывел из комнаты.
– Надеюсь, Джерри не забыл захватить с собой обезболивающее, – встревожилась Лесли.
– Конечно, нет, – успокоил жену Стрэнд. – Я предупредил его по телефону. Сказал, что, возможно, придется наложить несколько швов.
– А он довольно храбрый, этот мистер Хейзен, – заметила Кэролайн. – Если б мне стали накладывать швы, я бы уже взвыла на всю квартиру.
– Может, ему просто не нравится звук собственного голоса, – съехидничал Джимми.
– Да тише вы! – шикнула на детей Лесли. – Он еще в ванную не успел зайти.
– Минимум сто тысяч долларов в год, – заметила Элеонор. – Видела таких у нас в конторе. Стоит попасть в эти сферы, и твой собственный голос кажется музыкой небес.
– Сколько бы он там ни зарабатывал и чем бы ни занимался, – заявил Стрэнд, – мне нравится, как держится этот человек.
– Вот что я вам скажу, – в очередной раз хихикнув, шепнула Кэролайн. – Одно мне нравится определенно: то, что я не лысая. Знаете, до сегодняшнего дня я просто не представляла, до чего украшают человека волосы.
– Да уж, ему здорово повезло, что ты оказалась под рукой, – сказал сестре Джимми. – Кстати, мог бы предложить тебе купить новую ракетку. Это как минимум.
– Все вы просто безнадежный народ, – вздохнула Лесли. – Нам одолжения не нужны. Ну что, подавать десерт?
Они уже допивали кофе, когда в гостиной появились Хейзен и доктор Принз. У Хейзена на голове красовалась новая повязка, похожая на тюрбан, левая щека была заклеена толстым белым пластырем. Он был бледен, и Стрэнд решил, что перевязка была не из легких. Тем не менее Хейзен улыбался – словно для того, чтобы убедить гостеприимных хозяев, что с ним все в полном порядке.
– Залатали, – объявил Принз. – По крайней мере на время. Предупреждаю: будет болеть голова. И скажите своему лечащему врачу, что неплохо было бы сделать рентген черепной коробки, прямо завтра. Убедитесь, что в доме есть запас аспирина. А на ночь обязательно примите снотворное. Одну таблетку. Вам это необходимо. И, – Принз мрачно усмехнулся, – не смотритесь утром в зеркало.
– Хотите чашечку кофе, Джерри? – спросила Лесли.
Принз покачал головой:
– Нет времени. Мой сердечник угодил в больницу, надо съездить и посмотреть, как он там.
– Кто-то из общих знакомых? – спросил Стрэнд.
– Нет. – Сквозь толстые стекла очков врач холодно взглянул на хозяина дома. – Но твой ровесник. Когда ты сам придешь на осмотр?
– В следующий раз, когда буду чувствовать себя абсолютно потрясающе, – рассмеялся Стрэнд. – Предпочитаю не знать о своих болячках – по крайней мере до тех пор, пока сам не догадаюсь, что и где не так.
– Ну, как хочешь, – буркнул Принз. – Я и без того слишком занят. Доброй ночи, господа.
Стрэнд проводил его до двери.
– Он как, в порядке, этот Хейзен?
– Ему чертовски повезло. – Принз надел черную фетровую шляпу с широкими полями, отчего сразу стал похож на раввина. – Он рассказал мне о Кэролайн. Идиот!.. Возможно, ей стоит поступить на службу в полицию. Присмотри за тем, чтобы девочка тоже приняла на ночь снотворное. И не выпускай на улицу сегодня. У нее в глазах какой-то нехороший огонек.
– Но она уверяет, что ничуть не пострадала.
– Физических повреждений вроде бы не наблюдается, – загадочно ответил доктор Принз. – И все же дай ей таблетку снотворного.
Стрэнд распахнул перед доктором дверь, и он отправился к своему больному-сердечнику. Которому было ровно столько же лет, сколько и ему, Стрэнду…
Затем он вернулся в гостиную и увидел, что Джимми наливает Хейзену неразбавленное виски. Бокал Хейзен держал твердо.
– Это поможет мне пережить ночь, – сказал он, обернувшись к Стрэнду. – Благодарю вас за то, что пригласили доктора Принза. У него очень умелые и ловкие руки.
– И сколько швов? – спросил Джимми.
– Пять или шесть, – беззаботно отмахнулся Хейзен. – Хороший врач. Сказал, что пришлет счет вам. Есть ручка? Давайте запишу вам свой адрес. Как только получите счет, можете выслать мне.
Джимми достал из кармана куртки ручку и клочок бумаги, Хейзен быстро написал несколько строк и протянул Стрэнду. Перед тем как сунуть записку в карман, Стрэнд успел заметить, что почерк у него твердый и разборчивый.
– Это прямо на углу Восемьдесят второй и Пятой авеню, – сказал Хейзен. – Точно напротив музея. Очень удобно. – Он допил виски и встал. Осторожно поставил пустой бокал на пепельницу, чтобы не оставить следа на скатерти. – Возможно, когда вы в следующий раз пойдете в музей, заодно заглянете навестить меня. Я должен отплатить за оказанное гостеприимство. А теперь мне пора. Я и без того доставил слишком много хлопот таким замечательным людям.
– Не думаю, что вас следует отпускать одного, – сказал Стрэнд. – Я вас провожу. Поймаем такси на углу.
– О, не стоит беспокоиться, право!..
– А у вас дома есть кто-нибудь, кто может за вами присмотреть? – озабоченно спросила Лесли. – Если нет, оставайтесь у нас. Джимми может поспать одну ночь на диване, ничего страшного…
– Я в полном порядке, – сказал Хейзен. Стрэнд заметил, что тот не ответил на вопрос, есть ли кто-нибудь у него дома. – Доктор Принз дал мне свой номер телефона, так, на всякий случай. Но уверен, это не понадобится.
– Я поеду на такси вместе с мистером Хейзеном, – предложила Элеонор. – Нам по пути. У меня свидание в Ист-Сайде.
– Очень любезно с вашей стороны, – сказал Хейзен.
– И тем не менее я все же провожу вас. Убедиться, что вы благополучно сели в такси, – настаивал Стрэнд. – Не хотелось бы, чтоб вас кто-нибудь снова ударил по голове…
– Как скажете, – кивнул Хейзен. – Но уверяю, инвалидом я, слава Богу, себя не чувствую. – Элеонор пошла за сумочкой и пальто, а он с улыбкой обернулся к Кэролайн и сказал: – Доброй ночи, мисс Спасительница! – Затем поклонился Лесли, пожал ей руку. – Не буду снова говорить, насколько я благодарен… всем вам… Надеюсь, увидимся снова… при более… э-э… благоприятных обстоятельствах. – Он дотронулся до тюрбана на голове, затем мрачно взглянул на исполосованную ножом куртку. – Мой домоправитель просто в обморок упадет при виде всего этого.
Оказавшись на улице, Стрэнд, Хейзен и Элеонор двинулись по направлению к Сентрал-Парк-Вест. Учитель поймал на себе пристальный взгляд Хейзена.
– Мне кажется, мистер Стрэнд, – сказал тот, – я где-то видел вас прежде.
– Вряд ли, – возразил Стрэнд. – Не припоминаю, чтобы мы встречались.
– Я не сказал, что мы встречались. – В голосе Хейзена зазвучало легкое раздражение. – Я прекрасно помню всех людей, с которыми доводилось встречаться. Просто ваше лицо мне почему-то кажется очень знакомым.
Стрэнд покачал головой:
– Простите, ничем не могу помочь.
– Я не виню вас в том, что вы меня не узнали. – Хейзен усмехнулся. – Да меня и мать родная не узнала бы после всего того, что сегодня произошло. Ничего!.. – воскликнул он и пожал плечами. – Рано или поздно обязательно вспомню.
Какое-то время они шли в молчании. Потом вдруг Хейзен дотронулся до руки Стрэнда и как-то очень серьезно и проникновенно произнес:
– Должен сказать вам кое-что, чего, пожалуй, не следовало бы говорить. У вас прекрасная семья. Я страшно завидую, сэр. Завидую сверх всякой меры.
Он опустил руку, и они снова пошли в молчании. Вскоре оказались на углу улицы и увидели свободное такси. Тут Хейзен глубоко вздохнул и заметил:
– Какая чудесная выдалась ночь!.. И еще скажу одну очень странную вещь. Я наслаждался каждой минутой…
Стрэнд лежал в постели. Было тихо, темно. Лесли спала рядом, уткнувшись головой ему в плечо, ее длинные волосы слегка щекотали щеку и шею. С первого дня брака Стрэнд не уставал восхищаться красотой жены, ее телом и теми изысканными наслаждениями, которые оно могло доставить ему. И сегодня, занимаясь с ней любовью, он прошептал: «Я обожаю тебя!..» С годами бешеное желание, которое он постоянно испытывал к ней, переросло в страсть, тихо и постоянно тлевшую в теле и в сердце. Умиротворение, которое он ощущал теперь, лежа в тишине и прислушиваясь к ее тихому дыханию, прервется с наступлением утра. Уик-энд…
Стрэнд удовлетворенно вздохнул.
– Ты проснулся? – сонно прошептала Лесли.
– Только что.
– А что это вы с Элеонор имели в виду, когда говорили о Греции?
– Ах, это!.. – с трудом вспоминая, протянул Стрэнд. – Да она призналась, что собирается в отпуск в Грецию, на какой-то остров. С молодым человеком.
– Вон оно что, – пробормотала Лесли. – Наверное, это она и имела в виду, когда обещала объяснить все после.
– Наверное.
Помолчав, Лесли спросила:
– А она говорила, кто этот молодой человек?
– Нет. Сказала только, что он бывал на том острове и раньше. – Стрэнд замялся, потом все же добавил: – С другой девушкой.
– Он ей прямо так и сказал? – изумилась Лесли и даже немного отодвинулась от мужа.
– Да, он ей все рассказывает. Так она, во всяком случае, утверждает.
Лесли покачала головой.
– Скверный признак, – заметила она. – Особенно если девочка верит, что это именно так.
– Лично я не стал бы слишком переживать по этому поводу.
– А почему бы ей не привести его в дом, не познакомить с нами? – В голосе Лесли появилось легкое раздражение.
– Пока еще Элеонор в нем не совсем уверена, так она сказала.
Лесли снова умолкла. А потом, после паузы, спросила:
– А как ты думаешь, может, они сейчас тоже в постели… ну, как мы?
– Ну, уж не как мы, это точно.
– Знаешь, она меня немного пугает, – продолжала Лесли. – Слишком уверена в себе.
– Как Моцарт.
– Что? – Лесли удивилась.
– Разве ты забыла, что мистеру Кроувеллу не нравится в Моцарте?
– Ах, ну да! А я в ответ сказала, что конец Моцарта был трагичен.
– Наша Элеонор вполне в состоянии о себе позаботиться.
– Не знаю… Вечно норовит сделать все по-своему. И если вдруг, не дай Бог, конечно, случится что-то плохое… ну, я не знаю что… она может оказаться вовсе и не такой сильной, как думает. И тогда трудно сказать, как она себя поведет. Может, мне стоит произвести небольшую разведку, узнать, что он собой представляет, этот молодой человек?
– Я бы на твоем месте не стал этого делать.
– Почему нет?
– Ты можешь обнаружить нечто неприятное. То, что тебе не понравится. И будешь потом переживать.
Лесли вздохнула:
– Наверное, ты прав. Мы не можем служить вечной броней нашим детям. Можем быть только поддержкой.
Стрэнд рассмеялся:
– Ты так говоришь, точно дни и ночи напролет просиживаешь в моей библиотеке и читаешь.
– Да я вообще делаю много такого, о чем другие и не догадываются! – развеселилась Лесли. – Спать хочешь?
– Так, немножко…
– Тогда спокойной ночи, милый. – Она придвинулась поближе к нему. Но через несколько секунд заговорила снова: – А она вроде бы не слишком одобрила нашего незваного гостя, как тебе показалось?
– Да, не особенно.
– И Джимми тоже. Ты заметил?
– Да.
– Хотя, судя по манерам, он джентльмен с головы до пят.
– Может, именно поэтому дети и восприняли его едва ли не в штыки, – сказал Стрэнд. – Знаешь, истинное джентльменство выглядит в наши дни как-то подозрительно. Молодые люди склонны приравнивать его к лицемерию. Между прочим, Хейзен думает, что где-то видел меня прежде.
– А где именно?
– Он не мог вспомнить.
– А ты?
– Понятия не имею.
– А знаешь, что Джимми сказал про него, когда вы пошли ловить такси?
– Что?
– Что он выражается в точности как те люди, которых попересажали в тюрьму по уотергейтскому делу. Сказал, что у мистера Хейзена губчатый словарь. Уж не знаю, что он имел в виду.
– Ровно в половине случаев я и сам не понимаю, что имеет в виду Джимми, когда говорит со мной, – заметил Стрэнд.
– Но он все равно очень хороший мальчик! – с вызовом произнесла Лесли.
– Я же не сказал, что он плохой. Просто использует совсем другие, непонятные нам выражения.
– А тебе не кажется, что и наши родители испытывали то же самое, когда мы были в возрасте Джимми, а?
– Ну вот, снова завела свою песню о поколениях, мать… – шутливо поддразнил жену Стрэнд. – О том, как они приходят и уходят…
– Можешь смеяться надо мной, если хочешь. Однако… – Лесли не закончила фразы. – Ладно, как бы там ни было, вечер выдался довольно интересный.
– Знаешь, на улице Хейзен сказал, что наслаждался каждой его минутой.
– Бедняга… – пробормотала Лесли и поцеловала Стрэнда в шею. – Ладно, давай-ка спать.
Глава 3
– «Отлично», – рассмеялся Стрэнд. – Возможно, потому, что его работа разительно отличалась от других. К тому же он довольно грамотен.
– А как вы считаете, он хотел бы поступить в колледж, если бы была такая возможность?
– Вряд ли. Как-то раз он признался мне по секрету, что и образование, на его взгляд, тоже полная ахинея. И хотя такие мальчики встречаются в нашей школе нечасто, именно благодаря им чувствуешь: дело того стоит.
– Понимаю, – кивнул Хейзен. На секунду он отнял холодный компресс от щеки, задумчиво и рассеянно оглядел его, снова прижал к лицу. – Много воды утекло с тех пор, как сам я учился. За это время, должно быть, многое изменилось. В самой системе образования, я имею в виду.
– А где вы получали образование? – спросил Стрэнд. Будучи главой семьи, он не мог позволить Хейзену все время задавать вопросы.
– Ну, как обычно, – небрежно ответил тот. – Йель, потом юридическое отделение Гарварда. Пошел по стопам моего уважаемого отца. Который, кстати говоря, и слыхом не слыхивал о теории случайных событий.
– Правящий класс, – вставил Джимми. – Колыбель правителей и политиканов. Могильщик Америки.
– Джимми! – одернула сына Лесли. – Не смей грубить и портить настроение людям.
– Возможно, Джимми прав куда больше, чем осознает, миссис Стрэнд, – заметил Хейзен.
А он, похоже, не столь уж уверен в себе, подумал Стрэнд. Да и вообще, если присмотреться, мало похож на человека, который хорошо спит по ночам. И дело тут вовсе не в повязке вокруг головы.
Раздался звонок в дверь, и Джимми пошел открывать.
– Наверное, доктор Принз, – сказала Лесли.
– Должно быть, он замечательный врач, – заметил Хейзен. – Визиты на дом в такой поздний час…
– Он мой старинный приятель, познакомились еще в колледже, – пояснил Стрэнд.
– У меня тоже есть несколько школьных друзей, которые стали врачами, – сказал Хейзен. – Но стоит захворать, и они либо приглашают к себе на прием, либо отправляют лечиться в больницу.
В комнату ворвался доктор Принз, худенький подвижный человечек в очках с толстыми стеклами и усталым взглядом. Он играл на скрипке – кстати, очень неплохо, – и раза три-четыре в год у них в доме устраивались музыкальные вечера, где он, Лесли и еще один врач-музыкант играли трио.
– Аллен, Лесли, привет, – сказал он. – Ну, что тут у вас на сей раз?
– На мистера Хейзена напали, – ответил Стрэнд. – Лесли оказала первую помощь.
– Нью-Йорк!.. – Доктор Принз издал нечто вроде неодобрительного фырканья. – Не могли бы вы пройти со мной в ванную, мистер Хейзен? Мне нужен яркий свет.
– Конечно, – ответил Хейзен.
Принз внимательно следил за тем, как Хейзен, поднявшись из-за стола, сделал несколько шагов по комнате. Увидев, что тот не шатается, одобрительно кивнул.
– Если вам нужна помощь… – начала было Лесли.
– Если понадобится, позову, – сказал Принз, бережно взял Хейзена под руку и вывел из комнаты.
– Надеюсь, Джерри не забыл захватить с собой обезболивающее, – встревожилась Лесли.
– Конечно, нет, – успокоил жену Стрэнд. – Я предупредил его по телефону. Сказал, что, возможно, придется наложить несколько швов.
– А он довольно храбрый, этот мистер Хейзен, – заметила Кэролайн. – Если б мне стали накладывать швы, я бы уже взвыла на всю квартиру.
– Может, ему просто не нравится звук собственного голоса, – съехидничал Джимми.
– Да тише вы! – шикнула на детей Лесли. – Он еще в ванную не успел зайти.
– Минимум сто тысяч долларов в год, – заметила Элеонор. – Видела таких у нас в конторе. Стоит попасть в эти сферы, и твой собственный голос кажется музыкой небес.
– Сколько бы он там ни зарабатывал и чем бы ни занимался, – заявил Стрэнд, – мне нравится, как держится этот человек.
– Вот что я вам скажу, – в очередной раз хихикнув, шепнула Кэролайн. – Одно мне нравится определенно: то, что я не лысая. Знаете, до сегодняшнего дня я просто не представляла, до чего украшают человека волосы.
– Да уж, ему здорово повезло, что ты оказалась под рукой, – сказал сестре Джимми. – Кстати, мог бы предложить тебе купить новую ракетку. Это как минимум.
– Все вы просто безнадежный народ, – вздохнула Лесли. – Нам одолжения не нужны. Ну что, подавать десерт?
Они уже допивали кофе, когда в гостиной появились Хейзен и доктор Принз. У Хейзена на голове красовалась новая повязка, похожая на тюрбан, левая щека была заклеена толстым белым пластырем. Он был бледен, и Стрэнд решил, что перевязка была не из легких. Тем не менее Хейзен улыбался – словно для того, чтобы убедить гостеприимных хозяев, что с ним все в полном порядке.
– Залатали, – объявил Принз. – По крайней мере на время. Предупреждаю: будет болеть голова. И скажите своему лечащему врачу, что неплохо было бы сделать рентген черепной коробки, прямо завтра. Убедитесь, что в доме есть запас аспирина. А на ночь обязательно примите снотворное. Одну таблетку. Вам это необходимо. И, – Принз мрачно усмехнулся, – не смотритесь утром в зеркало.
– Хотите чашечку кофе, Джерри? – спросила Лесли.
Принз покачал головой:
– Нет времени. Мой сердечник угодил в больницу, надо съездить и посмотреть, как он там.
– Кто-то из общих знакомых? – спросил Стрэнд.
– Нет. – Сквозь толстые стекла очков врач холодно взглянул на хозяина дома. – Но твой ровесник. Когда ты сам придешь на осмотр?
– В следующий раз, когда буду чувствовать себя абсолютно потрясающе, – рассмеялся Стрэнд. – Предпочитаю не знать о своих болячках – по крайней мере до тех пор, пока сам не догадаюсь, что и где не так.
– Ну, как хочешь, – буркнул Принз. – Я и без того слишком занят. Доброй ночи, господа.
Стрэнд проводил его до двери.
– Он как, в порядке, этот Хейзен?
– Ему чертовски повезло. – Принз надел черную фетровую шляпу с широкими полями, отчего сразу стал похож на раввина. – Он рассказал мне о Кэролайн. Идиот!.. Возможно, ей стоит поступить на службу в полицию. Присмотри за тем, чтобы девочка тоже приняла на ночь снотворное. И не выпускай на улицу сегодня. У нее в глазах какой-то нехороший огонек.
– Но она уверяет, что ничуть не пострадала.
– Физических повреждений вроде бы не наблюдается, – загадочно ответил доктор Принз. – И все же дай ей таблетку снотворного.
Стрэнд распахнул перед доктором дверь, и он отправился к своему больному-сердечнику. Которому было ровно столько же лет, сколько и ему, Стрэнду…
Затем он вернулся в гостиную и увидел, что Джимми наливает Хейзену неразбавленное виски. Бокал Хейзен держал твердо.
– Это поможет мне пережить ночь, – сказал он, обернувшись к Стрэнду. – Благодарю вас за то, что пригласили доктора Принза. У него очень умелые и ловкие руки.
– И сколько швов? – спросил Джимми.
– Пять или шесть, – беззаботно отмахнулся Хейзен. – Хороший врач. Сказал, что пришлет счет вам. Есть ручка? Давайте запишу вам свой адрес. Как только получите счет, можете выслать мне.
Джимми достал из кармана куртки ручку и клочок бумаги, Хейзен быстро написал несколько строк и протянул Стрэнду. Перед тем как сунуть записку в карман, Стрэнд успел заметить, что почерк у него твердый и разборчивый.
– Это прямо на углу Восемьдесят второй и Пятой авеню, – сказал Хейзен. – Точно напротив музея. Очень удобно. – Он допил виски и встал. Осторожно поставил пустой бокал на пепельницу, чтобы не оставить следа на скатерти. – Возможно, когда вы в следующий раз пойдете в музей, заодно заглянете навестить меня. Я должен отплатить за оказанное гостеприимство. А теперь мне пора. Я и без того доставил слишком много хлопот таким замечательным людям.
– Не думаю, что вас следует отпускать одного, – сказал Стрэнд. – Я вас провожу. Поймаем такси на углу.
– О, не стоит беспокоиться, право!..
– А у вас дома есть кто-нибудь, кто может за вами присмотреть? – озабоченно спросила Лесли. – Если нет, оставайтесь у нас. Джимми может поспать одну ночь на диване, ничего страшного…
– Я в полном порядке, – сказал Хейзен. Стрэнд заметил, что тот не ответил на вопрос, есть ли кто-нибудь у него дома. – Доктор Принз дал мне свой номер телефона, так, на всякий случай. Но уверен, это не понадобится.
– Я поеду на такси вместе с мистером Хейзеном, – предложила Элеонор. – Нам по пути. У меня свидание в Ист-Сайде.
– Очень любезно с вашей стороны, – сказал Хейзен.
– И тем не менее я все же провожу вас. Убедиться, что вы благополучно сели в такси, – настаивал Стрэнд. – Не хотелось бы, чтоб вас кто-нибудь снова ударил по голове…
– Как скажете, – кивнул Хейзен. – Но уверяю, инвалидом я, слава Богу, себя не чувствую. – Элеонор пошла за сумочкой и пальто, а он с улыбкой обернулся к Кэролайн и сказал: – Доброй ночи, мисс Спасительница! – Затем поклонился Лесли, пожал ей руку. – Не буду снова говорить, насколько я благодарен… всем вам… Надеюсь, увидимся снова… при более… э-э… благоприятных обстоятельствах. – Он дотронулся до тюрбана на голове, затем мрачно взглянул на исполосованную ножом куртку. – Мой домоправитель просто в обморок упадет при виде всего этого.
Оказавшись на улице, Стрэнд, Хейзен и Элеонор двинулись по направлению к Сентрал-Парк-Вест. Учитель поймал на себе пристальный взгляд Хейзена.
– Мне кажется, мистер Стрэнд, – сказал тот, – я где-то видел вас прежде.
– Вряд ли, – возразил Стрэнд. – Не припоминаю, чтобы мы встречались.
– Я не сказал, что мы встречались. – В голосе Хейзена зазвучало легкое раздражение. – Я прекрасно помню всех людей, с которыми доводилось встречаться. Просто ваше лицо мне почему-то кажется очень знакомым.
Стрэнд покачал головой:
– Простите, ничем не могу помочь.
– Я не виню вас в том, что вы меня не узнали. – Хейзен усмехнулся. – Да меня и мать родная не узнала бы после всего того, что сегодня произошло. Ничего!.. – воскликнул он и пожал плечами. – Рано или поздно обязательно вспомню.
Какое-то время они шли в молчании. Потом вдруг Хейзен дотронулся до руки Стрэнда и как-то очень серьезно и проникновенно произнес:
– Должен сказать вам кое-что, чего, пожалуй, не следовало бы говорить. У вас прекрасная семья. Я страшно завидую, сэр. Завидую сверх всякой меры.
Он опустил руку, и они снова пошли в молчании. Вскоре оказались на углу улицы и увидели свободное такси. Тут Хейзен глубоко вздохнул и заметил:
– Какая чудесная выдалась ночь!.. И еще скажу одну очень странную вещь. Я наслаждался каждой минутой…
Стрэнд лежал в постели. Было тихо, темно. Лесли спала рядом, уткнувшись головой ему в плечо, ее длинные волосы слегка щекотали щеку и шею. С первого дня брака Стрэнд не уставал восхищаться красотой жены, ее телом и теми изысканными наслаждениями, которые оно могло доставить ему. И сегодня, занимаясь с ней любовью, он прошептал: «Я обожаю тебя!..» С годами бешеное желание, которое он постоянно испытывал к ней, переросло в страсть, тихо и постоянно тлевшую в теле и в сердце. Умиротворение, которое он ощущал теперь, лежа в тишине и прислушиваясь к ее тихому дыханию, прервется с наступлением утра. Уик-энд…
Стрэнд удовлетворенно вздохнул.
– Ты проснулся? – сонно прошептала Лесли.
– Только что.
– А что это вы с Элеонор имели в виду, когда говорили о Греции?
– Ах, это!.. – с трудом вспоминая, протянул Стрэнд. – Да она призналась, что собирается в отпуск в Грецию, на какой-то остров. С молодым человеком.
– Вон оно что, – пробормотала Лесли. – Наверное, это она и имела в виду, когда обещала объяснить все после.
– Наверное.
Помолчав, Лесли спросила:
– А она говорила, кто этот молодой человек?
– Нет. Сказала только, что он бывал на том острове и раньше. – Стрэнд замялся, потом все же добавил: – С другой девушкой.
– Он ей прямо так и сказал? – изумилась Лесли и даже немного отодвинулась от мужа.
– Да, он ей все рассказывает. Так она, во всяком случае, утверждает.
Лесли покачала головой.
– Скверный признак, – заметила она. – Особенно если девочка верит, что это именно так.
– Лично я не стал бы слишком переживать по этому поводу.
– А почему бы ей не привести его в дом, не познакомить с нами? – В голосе Лесли появилось легкое раздражение.
– Пока еще Элеонор в нем не совсем уверена, так она сказала.
Лесли снова умолкла. А потом, после паузы, спросила:
– А как ты думаешь, может, они сейчас тоже в постели… ну, как мы?
– Ну, уж не как мы, это точно.
– Знаешь, она меня немного пугает, – продолжала Лесли. – Слишком уверена в себе.
– Как Моцарт.
– Что? – Лесли удивилась.
– Разве ты забыла, что мистеру Кроувеллу не нравится в Моцарте?
– Ах, ну да! А я в ответ сказала, что конец Моцарта был трагичен.
– Наша Элеонор вполне в состоянии о себе позаботиться.
– Не знаю… Вечно норовит сделать все по-своему. И если вдруг, не дай Бог, конечно, случится что-то плохое… ну, я не знаю что… она может оказаться вовсе и не такой сильной, как думает. И тогда трудно сказать, как она себя поведет. Может, мне стоит произвести небольшую разведку, узнать, что он собой представляет, этот молодой человек?
– Я бы на твоем месте не стал этого делать.
– Почему нет?
– Ты можешь обнаружить нечто неприятное. То, что тебе не понравится. И будешь потом переживать.
Лесли вздохнула:
– Наверное, ты прав. Мы не можем служить вечной броней нашим детям. Можем быть только поддержкой.
Стрэнд рассмеялся:
– Ты так говоришь, точно дни и ночи напролет просиживаешь в моей библиотеке и читаешь.
– Да я вообще делаю много такого, о чем другие и не догадываются! – развеселилась Лесли. – Спать хочешь?
– Так, немножко…
– Тогда спокойной ночи, милый. – Она придвинулась поближе к нему. Но через несколько секунд заговорила снова: – А она вроде бы не слишком одобрила нашего незваного гостя, как тебе показалось?
– Да, не особенно.
– И Джимми тоже. Ты заметил?
– Да.
– Хотя, судя по манерам, он джентльмен с головы до пят.
– Может, именно поэтому дети и восприняли его едва ли не в штыки, – сказал Стрэнд. – Знаешь, истинное джентльменство выглядит в наши дни как-то подозрительно. Молодые люди склонны приравнивать его к лицемерию. Между прочим, Хейзен думает, что где-то видел меня прежде.
– А где именно?
– Он не мог вспомнить.
– А ты?
– Понятия не имею.
– А знаешь, что Джимми сказал про него, когда вы пошли ловить такси?
– Что?
– Что он выражается в точности как те люди, которых попересажали в тюрьму по уотергейтскому делу. Сказал, что у мистера Хейзена губчатый словарь. Уж не знаю, что он имел в виду.
– Ровно в половине случаев я и сам не понимаю, что имеет в виду Джимми, когда говорит со мной, – заметил Стрэнд.
– Но он все равно очень хороший мальчик! – с вызовом произнесла Лесли.
– Я же не сказал, что он плохой. Просто использует совсем другие, непонятные нам выражения.
– А тебе не кажется, что и наши родители испытывали то же самое, когда мы были в возрасте Джимми, а?
– Ну вот, снова завела свою песню о поколениях, мать… – шутливо поддразнил жену Стрэнд. – О том, как они приходят и уходят…
– Можешь смеяться надо мной, если хочешь. Однако… – Лесли не закончила фразы. – Ладно, как бы там ни было, вечер выдался довольно интересный.
– Знаешь, на улице Хейзен сказал, что наслаждался каждой его минутой.
– Бедняга… – пробормотала Лесли и поцеловала Стрэнда в шею. – Ладно, давай-ка спать.
Глава 3
«Я завидую вашей семье, сэр», – прозвучал чей-то голос из прошлого. Но когда? Несколько лет назад? Прошлой ночью?.. «Сверх всякой меры…» Кто говорил это? Кому? О какой семье шла речь?..
Стрэнд читал в спальне. Для Лесли субботнее утро обычно было связано с множеством хлопот. С восьми утра и до часу непрерывным потоком шли ученики, и Стрэнд закрылся в комнате, чтобы не слышать фальшивого и тупого бряканья клавишей. Читал он для собственного удовольствия. На тумбочке возле постели у него лежали две книги, к которым он любил прибегать в моменты, подобные этому, – «Завоевание Мексики» Прескотта и «Завоевание Перу». Он был по природе своей кабинетным ученым, и самые дальние вылазки за материалами сводились к походам в читальные залы публичной библиотеки на Сорок второй улице. А потому он особенно ценил красочные описания слепого ученого, заточившего себя в Кембридже, его пространные рассказы об отчаянных подвигах, которые совершали в дальних уголках планеты неукротимые смельчаки. Именно они изменили лицо планеты – всего-то с помощью нескольких шпаг да отряда кавалеристов. Эти мужчины ни на миг не задумывались о том, какой вердикт спустя столетия им вынесет история – вернее, обитатели континента, испытывающие вместо них чувство вины за все эти кровавые подвиги.
Совсем другое ценил Стрэнд в работах Сэмюэля Элиота Морисона, который принимал участие в морских сражениях, бороздил океаны по следам Колумба и Магеллана и с такой выразительностью и жестким натурализмом описывал плавания на примитивных суденышках и кровавые битвы. Будь Стрэнд по природе своей амбициозным, он бы обязательно стремился пойти по стопам Прескотта. Потому как, с грустью признавался он сам себе, жизнь человека, подобного Морисону, ему просто не по плечу.
В молодости он мечтал стать ученым с именем. И учился уже на последнем курсе колледжа, когда внезапно умер отец, оставив после себя жалкую мастерскую по ремонту электроприборов, постоянно болеющую жену и ничтожную сумму в страховых облигациях. Стрэнду пришлось проститься с мечтой о дальнейшем образовании. Он решил ограничиться малым – получить лицензию на право преподавания истории в старших классах школы. Там он по крайней мере мог работать в любимой им области и зарабатывать на жизнь себе и матери. К тому времени, когда мать умерла, он был уже женат на Лесли и у них родилась дочь. А потому он продолжал преподавать, читать книги по истории, но до сочинения их дело так и не дошло. И хотя порой Стрэнд сожалел о том, что карьера ученого у него не сложилась, выпадали и в его жизни счастливые моменты и в целом он был доволен жизнью. Перечитывание любимой книги тихим и спокойным субботним утром как раз принадлежало к числу таких моментов.
Он позавтракал рано в обществе Лесли и Кэролайн, краем уха прислушиваясь к их болтовне и просматривая за кофе «Таймс». Дочь заявила, что будто бы слышала, что Джимми вернулся в три. Дверь в его комнату была до сих пор закрыта, и Кэролайн считала, что братец поднимется не раньше двенадцати. Похоже, события вчерашней ночи никак не отразились на девочке. За завтраком она сидела уже в костюме для игры в теннис, а сразу же после него отправилась играть, прихватив старую деревянную ракетку и пообещав вернуться домой до наступления темноты.
Утром по субботам к ним приходила миссис Кертис – делать уборку в доме, отвечать на звонки и впускать детей, приходивших на уроки. Иногда Лесли зазывала Стрэнда в гостиную – послушать какого-нибудь маленького мальчика или девочку, которые обещали в будущем стать настоящими пианистами. Но сегодня Стрэнд не удостоился приглашения ни на один из таких импровизированных концертов, потому сделал вывод, что ни одного стоящего внимания таланта Лесли не выявила, а следовательно, за ленчем жена будет в дурном расположении духа.
Он уже, наверное, раз в пятнадцатый перечитывал описание битвы Кортеса за мощеную дорогу, открывавшую путь войскам на Мехико, как вдруг зазвонил телефон. Стрэнд спустился в холл и взял трубку. Это оказалась Элеонор.
– Как Кэролайн? – первым делом спросила она.
– Никаких видимых повреждений, – ответил Стрэнд.
– Я тут провела маленькое домашнее расследование, – сказала Элеонор. – Касательно мистера Рассела Ренна Хейзена. Заглянула в «Кто есть кто». Знаешь, нашей малышке удалось подцепить настоящего кита!
– Кита? Что-то не понял…
– Ну, большого и важного человека, – объяснила Элеонор. – Он глава одной из крупнейших адвокатских фирм на Уолл-стрит. Фирма основана его отцом, теперь уже покойным. Он состоит членом совета директоров примерно дюжины гигантских корпораций, начиная от нефтяных и кончая агропромышленными и химическими. Является профессионалом старой школы, имеет одну из богатейших в Америке коллекций импрессионистов и прочих шедевров современного искусства. Коллекцию начал собирать еще отец, и она неустанно пополняется его смышленым мальчиком. Хейзен также упоминается в связи с различными музеями, которые поддерживает, и оперой. Известен как меценат. В незапамятные времена играл в хоккей за команду Йельского университета, является членом Национального олимпийского комитета, а также членом множества клубов, в том числе таких престижных, как «Ракетка», «Сенчури» и «Юнион-клаб». Женат на леди, имя которой упоминается в «Светском альманахе»[6], в девичестве Кэтрин Вудбайн. Имеет троих детей, уже взрослых. Двух дочерей и сына. Продолжать или хватит?
– Думаю, достаточно, – ответил Стрэнд.
– Правда, в этом самом «Кто есть кто» ни слова о том, что он вечерами катается на велосипеде, – продолжала Элеонор. – Но думаю, об этом обязательно будет упомянуто в следующем выпуске. Я еще за обедом подумала: он не из тех полоумных, что ходят поправлять здоровье в Центральный парк.
– И я сразу понял, что он человек непростой, – сказал Стрэнд. – Правда, следует отдать ему должное, он не афиширует свое высокое положение.
– А ему и не надо. Скажи, есть у тебя хотя бы один знакомый, о ком упоминалось бы в «Кто есть кто»?
– Сразу и не вспомнишь, – ответил Стрэнд. – Кажется, имеется один. Старый профессор, из школы Джуллиард, где училась твоя мама… Вот, пожалуй, и все. А о чем вы говорили в такси?
– Он спросил, что я имела в виду, когда сказала, что вкалываю как проклятая. По его мнению, мы должны принадлежать к среднему классу.
– Ну и что ты ответила?
– Сказала, что это просто так, фигурально выражаясь. А еще он сказал, что очень бы хотел увидеть всех нас снова. Вообще он произвел на меня впечатление очень одинокого человека. Хотя после того, что я прочитала, вряд ли такое возможно…
– А у меня создалось впечатление, – заметил Стрэнд, – что он тебе не очень-то понравился.
– Не то чтобы так, – ответила Элеонор. Голос ее звучал несколько неуверенно, словно она сама никак не могла разобраться, какое впечатление произвел на нее Хейзен. – Просто между ним и нами пропасть. Да что там пропасть – самая настоящая бездна! Тебе не кажется?
Стрэнд рассмеялся.
– Ну, я не слишком большой специалист по безднам… Ладно, не важно. Лучше скажи, мы тебя увидим в следующий уик-энд?
– Боюсь, что нет, пап. Не сердись. Но я уезжаю в Коннектикут, насладиться природой и все такое прочее. В понедельник позвоню.
– Что ж, желаю приятно провести время. – И Стрэнд повесил трубку. Интересно, где это Элеонор раздобыла «Кто есть кто»? Не похоже, чтобы она успела побывать в библиотеке, а то, что в доме у дочери этой книги нет, Стрэнд знал точно. Возможно, она звонила из квартиры своего молодого человека. И Стрэнд тут же запретил себе думать о том, чем они занимались этой ночью, после того как Элеонор отвезла Хейзена. Удрученно покачав головой, он подумал: в конце концов, это ее жизнь.
Он вернулся в спальню и снова взялся за Прескотта. И, рассеянно листая страницы, размышлял – без малейшего, впрочем, чувства зависти, – почему это Хейзену удалось столь многого добиться в жизни, во всяком случае, по уверениям Элеонор. А вот ему – нет…
Наконец он снова сосредоточился на книге, но тут в дверь постучали. Это была миссис Кертис.
– Пришел тот самый человек, который обедал тут у вас вчера, – сообщила она. – Выглядит кошмарно, на лице все цвета радуги, но он принес букет для миссис Стрэнд. Спрашивает, не могли бы вы выйти к нему на минутку, если, конечно, не слишком заняты. И еще он хотел забрать свой велосипед, но Александра сегодня утром не будет.
– А когда вернется Александр? – спросил Стрэнд, надевая потрепанный твидовый пиджак, свою обычную воскресную одежду, и всовывая ноги в мокасины.
– Не раньше чем через час. Поехал в город, искать какую-то деталь для бойлера.
Стрэнд прошел по темному длинному коридору мимо закрытой двери в спальню Джимми, затем вышел в прихожую. На стенах висели литографии, какие-то старые афиши, а также натюрморт работы Лесли. Не упомянутой в «Кто есть кто», подумал Стрэнд. Хейзен держал в руках огромный букет цветов, завернутый в бумагу. На столике лежал еще какой-то продолговатый предмет, тоже в оберточной бумаге.
– Доброе утро, сэр, – поздоровался Хейзен. – Надеюсь, не слишком вас побеспокоил?
– Доброе утро, – отозвался Стрэнд, и мужчины обменялись рукопожатием. – Утром по воскресеньям меня никто не может побеспокоить. Это у меня время для ничегонеделанья.
Миссис Кертис была права: Хейзен действительно выглядел ужасно. Поверх повязки он натянул шерстяную лыжную шапочку, отчего голова казалась непропорционально большой. Лицо опухшее, бесформенное, кожа на щеке приобрела смешанный желтовато-пурпурно-зеленый оттенок. Но глаза были ясными, блестящими, да и одет он был в отличный темно-серый костюм. А дорогие кожаные туфли сверкали, точно полированное красное дерево.
Стрэнд читал в спальне. Для Лесли субботнее утро обычно было связано с множеством хлопот. С восьми утра и до часу непрерывным потоком шли ученики, и Стрэнд закрылся в комнате, чтобы не слышать фальшивого и тупого бряканья клавишей. Читал он для собственного удовольствия. На тумбочке возле постели у него лежали две книги, к которым он любил прибегать в моменты, подобные этому, – «Завоевание Мексики» Прескотта и «Завоевание Перу». Он был по природе своей кабинетным ученым, и самые дальние вылазки за материалами сводились к походам в читальные залы публичной библиотеки на Сорок второй улице. А потому он особенно ценил красочные описания слепого ученого, заточившего себя в Кембридже, его пространные рассказы об отчаянных подвигах, которые совершали в дальних уголках планеты неукротимые смельчаки. Именно они изменили лицо планеты – всего-то с помощью нескольких шпаг да отряда кавалеристов. Эти мужчины ни на миг не задумывались о том, какой вердикт спустя столетия им вынесет история – вернее, обитатели континента, испытывающие вместо них чувство вины за все эти кровавые подвиги.
Совсем другое ценил Стрэнд в работах Сэмюэля Элиота Морисона, который принимал участие в морских сражениях, бороздил океаны по следам Колумба и Магеллана и с такой выразительностью и жестким натурализмом описывал плавания на примитивных суденышках и кровавые битвы. Будь Стрэнд по природе своей амбициозным, он бы обязательно стремился пойти по стопам Прескотта. Потому как, с грустью признавался он сам себе, жизнь человека, подобного Морисону, ему просто не по плечу.
В молодости он мечтал стать ученым с именем. И учился уже на последнем курсе колледжа, когда внезапно умер отец, оставив после себя жалкую мастерскую по ремонту электроприборов, постоянно болеющую жену и ничтожную сумму в страховых облигациях. Стрэнду пришлось проститься с мечтой о дальнейшем образовании. Он решил ограничиться малым – получить лицензию на право преподавания истории в старших классах школы. Там он по крайней мере мог работать в любимой им области и зарабатывать на жизнь себе и матери. К тому времени, когда мать умерла, он был уже женат на Лесли и у них родилась дочь. А потому он продолжал преподавать, читать книги по истории, но до сочинения их дело так и не дошло. И хотя порой Стрэнд сожалел о том, что карьера ученого у него не сложилась, выпадали и в его жизни счастливые моменты и в целом он был доволен жизнью. Перечитывание любимой книги тихим и спокойным субботним утром как раз принадлежало к числу таких моментов.
Он позавтракал рано в обществе Лесли и Кэролайн, краем уха прислушиваясь к их болтовне и просматривая за кофе «Таймс». Дочь заявила, что будто бы слышала, что Джимми вернулся в три. Дверь в его комнату была до сих пор закрыта, и Кэролайн считала, что братец поднимется не раньше двенадцати. Похоже, события вчерашней ночи никак не отразились на девочке. За завтраком она сидела уже в костюме для игры в теннис, а сразу же после него отправилась играть, прихватив старую деревянную ракетку и пообещав вернуться домой до наступления темноты.
Утром по субботам к ним приходила миссис Кертис – делать уборку в доме, отвечать на звонки и впускать детей, приходивших на уроки. Иногда Лесли зазывала Стрэнда в гостиную – послушать какого-нибудь маленького мальчика или девочку, которые обещали в будущем стать настоящими пианистами. Но сегодня Стрэнд не удостоился приглашения ни на один из таких импровизированных концертов, потому сделал вывод, что ни одного стоящего внимания таланта Лесли не выявила, а следовательно, за ленчем жена будет в дурном расположении духа.
Он уже, наверное, раз в пятнадцатый перечитывал описание битвы Кортеса за мощеную дорогу, открывавшую путь войскам на Мехико, как вдруг зазвонил телефон. Стрэнд спустился в холл и взял трубку. Это оказалась Элеонор.
– Как Кэролайн? – первым делом спросила она.
– Никаких видимых повреждений, – ответил Стрэнд.
– Я тут провела маленькое домашнее расследование, – сказала Элеонор. – Касательно мистера Рассела Ренна Хейзена. Заглянула в «Кто есть кто». Знаешь, нашей малышке удалось подцепить настоящего кита!
– Кита? Что-то не понял…
– Ну, большого и важного человека, – объяснила Элеонор. – Он глава одной из крупнейших адвокатских фирм на Уолл-стрит. Фирма основана его отцом, теперь уже покойным. Он состоит членом совета директоров примерно дюжины гигантских корпораций, начиная от нефтяных и кончая агропромышленными и химическими. Является профессионалом старой школы, имеет одну из богатейших в Америке коллекций импрессионистов и прочих шедевров современного искусства. Коллекцию начал собирать еще отец, и она неустанно пополняется его смышленым мальчиком. Хейзен также упоминается в связи с различными музеями, которые поддерживает, и оперой. Известен как меценат. В незапамятные времена играл в хоккей за команду Йельского университета, является членом Национального олимпийского комитета, а также членом множества клубов, в том числе таких престижных, как «Ракетка», «Сенчури» и «Юнион-клаб». Женат на леди, имя которой упоминается в «Светском альманахе»[6], в девичестве Кэтрин Вудбайн. Имеет троих детей, уже взрослых. Двух дочерей и сына. Продолжать или хватит?
– Думаю, достаточно, – ответил Стрэнд.
– Правда, в этом самом «Кто есть кто» ни слова о том, что он вечерами катается на велосипеде, – продолжала Элеонор. – Но думаю, об этом обязательно будет упомянуто в следующем выпуске. Я еще за обедом подумала: он не из тех полоумных, что ходят поправлять здоровье в Центральный парк.
– И я сразу понял, что он человек непростой, – сказал Стрэнд. – Правда, следует отдать ему должное, он не афиширует свое высокое положение.
– А ему и не надо. Скажи, есть у тебя хотя бы один знакомый, о ком упоминалось бы в «Кто есть кто»?
– Сразу и не вспомнишь, – ответил Стрэнд. – Кажется, имеется один. Старый профессор, из школы Джуллиард, где училась твоя мама… Вот, пожалуй, и все. А о чем вы говорили в такси?
– Он спросил, что я имела в виду, когда сказала, что вкалываю как проклятая. По его мнению, мы должны принадлежать к среднему классу.
– Ну и что ты ответила?
– Сказала, что это просто так, фигурально выражаясь. А еще он сказал, что очень бы хотел увидеть всех нас снова. Вообще он произвел на меня впечатление очень одинокого человека. Хотя после того, что я прочитала, вряд ли такое возможно…
– А у меня создалось впечатление, – заметил Стрэнд, – что он тебе не очень-то понравился.
– Не то чтобы так, – ответила Элеонор. Голос ее звучал несколько неуверенно, словно она сама никак не могла разобраться, какое впечатление произвел на нее Хейзен. – Просто между ним и нами пропасть. Да что там пропасть – самая настоящая бездна! Тебе не кажется?
Стрэнд рассмеялся.
– Ну, я не слишком большой специалист по безднам… Ладно, не важно. Лучше скажи, мы тебя увидим в следующий уик-энд?
– Боюсь, что нет, пап. Не сердись. Но я уезжаю в Коннектикут, насладиться природой и все такое прочее. В понедельник позвоню.
– Что ж, желаю приятно провести время. – И Стрэнд повесил трубку. Интересно, где это Элеонор раздобыла «Кто есть кто»? Не похоже, чтобы она успела побывать в библиотеке, а то, что в доме у дочери этой книги нет, Стрэнд знал точно. Возможно, она звонила из квартиры своего молодого человека. И Стрэнд тут же запретил себе думать о том, чем они занимались этой ночью, после того как Элеонор отвезла Хейзена. Удрученно покачав головой, он подумал: в конце концов, это ее жизнь.
Он вернулся в спальню и снова взялся за Прескотта. И, рассеянно листая страницы, размышлял – без малейшего, впрочем, чувства зависти, – почему это Хейзену удалось столь многого добиться в жизни, во всяком случае, по уверениям Элеонор. А вот ему – нет…
Наконец он снова сосредоточился на книге, но тут в дверь постучали. Это была миссис Кертис.
– Пришел тот самый человек, который обедал тут у вас вчера, – сообщила она. – Выглядит кошмарно, на лице все цвета радуги, но он принес букет для миссис Стрэнд. Спрашивает, не могли бы вы выйти к нему на минутку, если, конечно, не слишком заняты. И еще он хотел забрать свой велосипед, но Александра сегодня утром не будет.
– А когда вернется Александр? – спросил Стрэнд, надевая потрепанный твидовый пиджак, свою обычную воскресную одежду, и всовывая ноги в мокасины.
– Не раньше чем через час. Поехал в город, искать какую-то деталь для бойлера.
Стрэнд прошел по темному длинному коридору мимо закрытой двери в спальню Джимми, затем вышел в прихожую. На стенах висели литографии, какие-то старые афиши, а также натюрморт работы Лесли. Не упомянутой в «Кто есть кто», подумал Стрэнд. Хейзен держал в руках огромный букет цветов, завернутый в бумагу. На столике лежал еще какой-то продолговатый предмет, тоже в оберточной бумаге.
– Доброе утро, сэр, – поздоровался Хейзен. – Надеюсь, не слишком вас побеспокоил?
– Доброе утро, – отозвался Стрэнд, и мужчины обменялись рукопожатием. – Утром по воскресеньям меня никто не может побеспокоить. Это у меня время для ничегонеделанья.
Миссис Кертис была права: Хейзен действительно выглядел ужасно. Поверх повязки он натянул шерстяную лыжную шапочку, отчего голова казалась непропорционально большой. Лицо опухшее, бесформенное, кожа на щеке приобрела смешанный желтовато-пурпурно-зеленый оттенок. Но глаза были ясными, блестящими, да и одет он был в отличный темно-серый костюм. А дорогие кожаные туфли сверкали, точно полированное красное дерево.