Страница:
— Значит, так было нужно. Жаль, конечно. Но ты уверена в своих словах? Каким образом ты узнала об этом?
— Он переоделся.
— А что, там есть его одежда?
— Да, но не та, в которой он был одет утром, и не та, что была на нем вчера вечером.
— Миссис Хотчкинс, — обратились к хозяйке собравшиеся гости, — можно нам посмотреть на нее?
— Можно ли? Хм…
— Пожалуйста, разрешите. Мы только взглянем.
Каждому хотелось посмотреть на платье мальчика. Таким образом, выставили дозорных, чтобы вовремя предупредить, если появится мальчик, — Энни встала у парадной двери, тетя Рашель — у черного входа, а остальные двинулись в комнату Сорок четвертого. Там действительно имелось платье мальчика, новенькое и красивое. Пальто лежало на кровати. Миссис Хотчкинс подняла его за рукав, чтобы показать остальным, как вдруг из перевернутых карманов посыпался поток золотых и серебряных монет. Женщина замерла, беспомощная и оцепеневшая от ужаса, а горка монет на полу росла все выше и выше.
— Положи пальто на место! — закричал на нее муж и, вырвав его у нее из рук, швырнул на кровать. Поток золота моментально прекратился.
— Вот было бы дело, если бы он вдруг вернулся и застал нас за таким занятием! Что мы стали бы говорить, чем объяснили свое вторжение? Быстро соберите деньги и уходите отсюда…
…Гости покинули дом…
Сумерки близились, а постоялец все еще не возвращался. Мистер Хотчкинс заявил, что мальчик, видимо, заигрался со своими сверстниками, а разве есть на свете для них что-нибудь важнее игры. «Дети есть дети, с этим ничего не поделаешь. Пусть их остаются детьми, пока есть возможность. Это лучшая пора жизни, к тому же самая короткая».
На дворе потеплело, а на горизонте собирались густые черные тучи, предвещая снегопад, что и сбылось в скором времени.
IV
V
VI
МАРСИАНСКАЯ ОДИССЕЯ
ДЖОН КЭМПБЕЛ
«КТО ТЫ?»
[17]
— Он переоделся.
— А что, там есть его одежда?
— Да, но не та, в которой он был одет утром, и не та, что была на нем вчера вечером.
— Миссис Хотчкинс, — обратились к хозяйке собравшиеся гости, — можно нам посмотреть на нее?
— Можно ли? Хм…
— Пожалуйста, разрешите. Мы только взглянем.
Каждому хотелось посмотреть на платье мальчика. Таким образом, выставили дозорных, чтобы вовремя предупредить, если появится мальчик, — Энни встала у парадной двери, тетя Рашель — у черного входа, а остальные двинулись в комнату Сорок четвертого. Там действительно имелось платье мальчика, новенькое и красивое. Пальто лежало на кровати. Миссис Хотчкинс подняла его за рукав, чтобы показать остальным, как вдруг из перевернутых карманов посыпался поток золотых и серебряных монет. Женщина замерла, беспомощная и оцепеневшая от ужаса, а горка монет на полу росла все выше и выше.
— Положи пальто на место! — закричал на нее муж и, вырвав его у нее из рук, швырнул на кровать. Поток золота моментально прекратился.
— Вот было бы дело, если бы он вдруг вернулся и застал нас за таким занятием! Что мы стали бы говорить, чем объяснили свое вторжение? Быстро соберите деньги и уходите отсюда…
…Гости покинули дом…
Сумерки близились, а постоялец все еще не возвращался. Мистер Хотчкинс заявил, что мальчик, видимо, заигрался со своими сверстниками, а разве есть на свете для них что-нибудь важнее игры. «Дети есть дети, с этим ничего не поделаешь. Пусть их остаются детьми, пока есть возможность. Это лучшая пора жизни, к тому же самая короткая».
На дворе потеплело, а на горизонте собирались густые черные тучи, предвещая снегопад, что и сбылось в скором времени.
IV
Наступил вечер. Дело разворачивалось в тот самый день, который впоследствии получил название дня Большой бури. Это был настоящий ураган, хотя в те времена это выразительное слово еще не было придумано. Ураган прошелся по стране длинной узкой полосой, на десять дней засыпав снегом деревни и плантации так, как в свое время, восемнадцать веков назад, была засыпана камнями и пеплом Помпея. Большая буря приступила к делу спокойно и методично. Без хвастовства и крика. Не было ни ветра, ни шума! Человек, проходя по улице мимо освещенных окон, мог видеть, как снег опускался очень тихо и ложился на тротуар как-то чересчур мягко, равно и артистично, быстро и равномерно увеличивая свой покров. Прохожий мог также заметить, что снег был какой-то необычный — он не падал хлопьями, а сыпался, словно алмазный порошок.
Вскоре поднялся ветер и потянул зловещую песню сквозь снежную бурю. Он быстро крепчал, и вскоре его вой превратился в рев и рычание. Он поднимал в воздух снег и нагромождал высоченные сугробы перед собой. Хотчкинсы не на шутку заволновались. Они подошли к парадной двери, и слуга Джеф рывком отворил ее. Ветер засвистел на самой высокой ноте, а на Джефа, словно из ковша землечерпалки, вывалился снег.
— Скорей закройте дверь! — закричал хозяин.
Дверь закрыли. Порывы ветра сотрясали дом до самого основания. Хотчкинс закрыл лицо руками и простонал:
— О господи! В такую бурю он наверняка погибнет…
…Вдруг при свете лампы в зале они увидели пришельца, который направлялся в столовую. Он двинулся к ним навстречу, а мистер Хотчкинс сказал прерывающимся от волнения голосом:
— О, как я рад!. Я уже не чаял увидеть тебя живым…
Радости Хотчкинса не было предела. Он вытащил заветную бутылку виски, через пару минут сварил отличный пунш и разлил по бокалам.
Мальчик отхлебнул слегка и заметил, что напиток приятен на вкус, и спросил, из чего он сделан.
— Что? Из виски, конечно. Сейчас мы с тобой еще закурим. Я-то вообще не курю, потому что являюсь президентом лиги по борьбе с курением, но ради знакомства…
Он вскочил, достал пару курительных трубок и одну подал мальчику. Тот с интересом осмотрел ее и спросил, что с ней делать.
— Как что? — удивился мистер Хотчкинс. — Уж не хочешь ли ты сказать, что не куришь? В жизни никогда не видел мальчика, который бы не курил.
— А что там, в трубке?
— Табак, разумеется.
— А-а, знаю. Сэр Ролтер Релей, описывая быт индейцев, упоминал о нем. Я читал об этом в книжке.
— Боже ты мой, он читал! Неужели ты ничего не знаешь кроме того, что прочел в книгах? Где ты родился, в каком месте?
— Я иностранец.
— Не скажи так. Ты говоришь без всякого акцента. Где ты рос?
— На небе.
У мистера Хотчкинса из одной руки выпала трубка, из другой рюмка, и он сидел, тупо уставившись на мальчика. Потом, придя немного в себя, он сказал:
— Так давай-ка выпьем за твое здоровье и закусим как следует.
— Это можно, но есть я не хочу.
— Почему, разве ты не голоден?
— Я никогда голоден не бываю.
— Очень жаль. Ты многое потерял. Теперь расскажи мне, пожалуйста, если можешь, немного о себе…
Вскоре поднялся ветер и потянул зловещую песню сквозь снежную бурю. Он быстро крепчал, и вскоре его вой превратился в рев и рычание. Он поднимал в воздух снег и нагромождал высоченные сугробы перед собой. Хотчкинсы не на шутку заволновались. Они подошли к парадной двери, и слуга Джеф рывком отворил ее. Ветер засвистел на самой высокой ноте, а на Джефа, словно из ковша землечерпалки, вывалился снег.
— Скорей закройте дверь! — закричал хозяин.
Дверь закрыли. Порывы ветра сотрясали дом до самого основания. Хотчкинс закрыл лицо руками и простонал:
— О господи! В такую бурю он наверняка погибнет…
…Вдруг при свете лампы в зале они увидели пришельца, который направлялся в столовую. Он двинулся к ним навстречу, а мистер Хотчкинс сказал прерывающимся от волнения голосом:
— О, как я рад!. Я уже не чаял увидеть тебя живым…
Радости Хотчкинса не было предела. Он вытащил заветную бутылку виски, через пару минут сварил отличный пунш и разлил по бокалам.
Мальчик отхлебнул слегка и заметил, что напиток приятен на вкус, и спросил, из чего он сделан.
— Что? Из виски, конечно. Сейчас мы с тобой еще закурим. Я-то вообще не курю, потому что являюсь президентом лиги по борьбе с курением, но ради знакомства…
Он вскочил, достал пару курительных трубок и одну подал мальчику. Тот с интересом осмотрел ее и спросил, что с ней делать.
— Как что? — удивился мистер Хотчкинс. — Уж не хочешь ли ты сказать, что не куришь? В жизни никогда не видел мальчика, который бы не курил.
— А что там, в трубке?
— Табак, разумеется.
— А-а, знаю. Сэр Ролтер Релей, описывая быт индейцев, упоминал о нем. Я читал об этом в книжке.
— Боже ты мой, он читал! Неужели ты ничего не знаешь кроме того, что прочел в книгах? Где ты родился, в каком месте?
— Я иностранец.
— Не скажи так. Ты говоришь без всякого акцента. Где ты рос?
— На небе.
У мистера Хотчкинса из одной руки выпала трубка, из другой рюмка, и он сидел, тупо уставившись на мальчика. Потом, придя немного в себя, он сказал:
— Так давай-ка выпьем за твое здоровье и закусим как следует.
— Это можно, но есть я не хочу.
— Почему, разве ты не голоден?
— Я никогда голоден не бываю.
— Очень жаль. Ты многое потерял. Теперь расскажи мне, пожалуйста, если можешь, немного о себе…
V
— …Я родился во времена, когда еще не было Адама…
— Что?!.
— Почему вы так удивились?
— Да потому, что твои слова оказались слишком неожиданными для меня. Ведь это больше шести тысяч лет, а ты выглядишь пятнадцатилетним пареньком…
— Верно, так оно и есть почти.
— Всего пятнадцать лет… и тем не менее…
— Я имею в виду по нашей системе времени, а не по вашей.
— Как так?
— Очень просто. Наш день — это все равно что ваша тысяча лет.
Хотчкинса охватил благоговейный ужас. Серьезность, граничащая с мрачностью, утвердилась на его лице. После продолжительной паузы он произнес задумчиво:
— Ты, конечно, все сказал в фигуральном смысле, а не в буквальном.
— Да нет! В самом буквальном. Минута нашего времени равна 41 2/ 3годам вашего. По нашей системе измерения мне сейчас пятнадцать лет, а по вашей без малого пять миллионов.
Хотчкинс был потрясен. С безнадежным видом он покачал головой, а потом сказал покорно:
— Что же, продолжай рассказывать. Лично я не могу представить себе такие цифры — уж больно они астрономические.
— Разумеется, вам трудно все сразу представить, но это не страшно. Измерения и отсчеты времени сделаны ради удобства и сами по себе ничего не значат.
Так вот неделю назад я жил на небе. Разумеется, я и раньше там жил, пока неделю назад, по нашему летосчислению, не увидел вашу землю. Я заинтересовался ей и решил ее исследовать… Вот почему я оказался здесь… У меня, конечно, нет определенного плана. Вначале я думаю изучить человеческую расу. Завтра, например, я отправляюсь в турне по земному шару и лично исследую некоторые страны и народы, изучу их языки, прочту книги…
Но вы, кажется, утомились сегодня. Ступайте-ка в постель и ложитесь спать. Спокойной ночи…
— Что?!.
— Почему вы так удивились?
— Да потому, что твои слова оказались слишком неожиданными для меня. Ведь это больше шести тысяч лет, а ты выглядишь пятнадцатилетним пареньком…
— Верно, так оно и есть почти.
— Всего пятнадцать лет… и тем не менее…
— Я имею в виду по нашей системе времени, а не по вашей.
— Как так?
— Очень просто. Наш день — это все равно что ваша тысяча лет.
Хотчкинса охватил благоговейный ужас. Серьезность, граничащая с мрачностью, утвердилась на его лице. После продолжительной паузы он произнес задумчиво:
— Ты, конечно, все сказал в фигуральном смысле, а не в буквальном.
— Да нет! В самом буквальном. Минута нашего времени равна 41 2/ 3годам вашего. По нашей системе измерения мне сейчас пятнадцать лет, а по вашей без малого пять миллионов.
Хотчкинс был потрясен. С безнадежным видом он покачал головой, а потом сказал покорно:
— Что же, продолжай рассказывать. Лично я не могу представить себе такие цифры — уж больно они астрономические.
— Разумеется, вам трудно все сразу представить, но это не страшно. Измерения и отсчеты времени сделаны ради удобства и сами по себе ничего не значат.
Так вот неделю назад я жил на небе. Разумеется, я и раньше там жил, пока неделю назад, по нашему летосчислению, не увидел вашу землю. Я заинтересовался ей и решил ее исследовать… Вот почему я оказался здесь… У меня, конечно, нет определенного плана. Вначале я думаю изучить человеческую расу. Завтра, например, я отправляюсь в турне по земному шару и лично исследую некоторые страны и народы, изучу их языки, прочту книги…
Но вы, кажется, утомились сегодня. Ступайте-ка в постель и ложитесь спать. Спокойной ночи…
VI
На следующее утро ветер стих, тучи на небе исчезли, а вместе с ними исчез и пришелец из другого временного пояса.
МАРСИАНСКАЯ ОДИССЕЯ
ДЖОН КЭМПБЕЛ
Овладение другими измерениями пространства-времени, схватки могучих космических рас, возможность изменять судьбы вселенной — вот какие сюжеты исследовал и увековечил на карте «Страны Фантазии» Джон Кэмпбелл.
Он родился в 1910 году в семье крупного служащего и рано проявил интерес к приключениям и космосу. В семь с половиной лет он открыл Э. Берроуза с его Тарзаном и марсианскими путешествиями, в восемь лет начал читать серьезные книги по астрономии. Особенво его интересовала идея межзвездных, галактических полетов.
В 1928 году Джон стал студентом Массачусетского технологического института, много размышляет о фантастическом будущем «думающих машин». Уже в первом рассказе Кэмпбелла «Когда рушатся атомы» (1930 г.) описывалась гигантская ЭВМ, с помощью которой герой Стевен Уотерсон смог овладеть атомной энергией, отбить нападение марсиан, заставить правительство осуществить всеобщее и полное разоружение, стать «президентом» планеты. Читатели потребовали продолжения. Джон Кэмпбелл поведал историю о схватке Стевена Уотерсона с «думающей машиной», запущенной на Землю с невидимого спутника Сириуса.
Последующие произведения двадцатилетнего автора сделали Кэмпбелла весьма авторитетным среди ценителей научной фантастики. Их герои со сверхсветовой скоростью преодолевали расстояния между мирами, сталкивались с самыми разнообразными диковинками, не задумываясь принимали вызов. Иногда Кэмпбелл в этом каскаде возможностей доходил до бурлеска, что обогащало жанр. В ряде произведений, особенно в знаменитых «Сумерках», он развивал свою философию эволюции. По мнению Кэмпбелла, современные машины в конце концов станут друзьями и заступниками людей, неизбежно переживут их и примут у них эстафету прогресса, создадут собственную цивилизацию, в то время как человечество потеряет вкус к жизни в своих автоматизированных городах, впадет в стагнацию и почти добровольно сойдет со сцены вселенной.
В 1937 году писатель приглашается на пост редактора журнала «Поразительная научная фантастика», который вскоре объединил вокруг себя самых способных представителей нового поколения фантастов. В августе 1938 года в этом журнале увидел свет публикуемый ниже рассказ «Кто ты?», на котором фактически закончилась в возрасте 28 лет писательская карьера Джона Кэмпбелла.
Но в продолжение более четверти века в десятках в сотнях произведений, которые Кэмпбелл опубликовал в самом популярном журнале, прослеживаются мотивы и разрабатываются находки общепризнанного лидера жанра.
Он родился в 1910 году в семье крупного служащего и рано проявил интерес к приключениям и космосу. В семь с половиной лет он открыл Э. Берроуза с его Тарзаном и марсианскими путешествиями, в восемь лет начал читать серьезные книги по астрономии. Особенво его интересовала идея межзвездных, галактических полетов.
В 1928 году Джон стал студентом Массачусетского технологического института, много размышляет о фантастическом будущем «думающих машин». Уже в первом рассказе Кэмпбелла «Когда рушатся атомы» (1930 г.) описывалась гигантская ЭВМ, с помощью которой герой Стевен Уотерсон смог овладеть атомной энергией, отбить нападение марсиан, заставить правительство осуществить всеобщее и полное разоружение, стать «президентом» планеты. Читатели потребовали продолжения. Джон Кэмпбелл поведал историю о схватке Стевена Уотерсона с «думающей машиной», запущенной на Землю с невидимого спутника Сириуса.
Последующие произведения двадцатилетнего автора сделали Кэмпбелла весьма авторитетным среди ценителей научной фантастики. Их герои со сверхсветовой скоростью преодолевали расстояния между мирами, сталкивались с самыми разнообразными диковинками, не задумываясь принимали вызов. Иногда Кэмпбелл в этом каскаде возможностей доходил до бурлеска, что обогащало жанр. В ряде произведений, особенно в знаменитых «Сумерках», он развивал свою философию эволюции. По мнению Кэмпбелла, современные машины в конце концов станут друзьями и заступниками людей, неизбежно переживут их и примут у них эстафету прогресса, создадут собственную цивилизацию, в то время как человечество потеряет вкус к жизни в своих автоматизированных городах, впадет в стагнацию и почти добровольно сойдет со сцены вселенной.
В 1937 году писатель приглашается на пост редактора журнала «Поразительная научная фантастика», который вскоре объединил вокруг себя самых способных представителей нового поколения фантастов. В августе 1938 года в этом журнале увидел свет публикуемый ниже рассказ «Кто ты?», на котором фактически закончилась в возрасте 28 лет писательская карьера Джона Кэмпбелла.
Но в продолжение более четверти века в десятках в сотнях произведений, которые Кэмпбелл опубликовал в самом популярном журнале, прослеживаются мотивы и разрабатываются находки общепризнанного лидера жанра.
«КТО ТЫ?»
[17]
Вонь стояла страшная. В ней смешались затхлый мужской пот и тяжелый, отдающий рыбьим жиром дух полусгнившего тюленьего мяса. Чем-то заплесневелым несло от пропитанных потом и растаявшим снегом меховых курток. В воздухе висел едкий дым горелого жира. Только во врытых в лед палатках антарктической экспедиции и могла стоять такая вонь.
Через все эти привычные запахи машинного масла, людей, собак, кож и мехов слабо пробивался странный чужой аромат, от которого невольно ерошились волосы на шее. В нем угадывалось что-то живое, но исходил он от тюка, упакованного в брезент и перевязанного веревками. Тюк, сырой и чем-то пугающий, лежал на столе под светом электрической лампочки. С него медленно капала вода.
Блэр, маленький лысеющий биолог экспедиции, нервно сдернул брезент, обнажив спрятанную под ним глыбу льда, а потом так же нервно набросил брезент обратно. Начальник экспедиции Гэрри раздвинул белье, висящее на веревке над столом, и подошел ближе. Он медленно обвел глазами людей, набившихся в штабную палатку, как сельди в бочку. Наконец он выпрямился и кивнул:
— Тридцать семь. Все присутствуют. — В его низком голосе чувствовался характер прирожденного руководителя, а не только начальника по должности.
— Вам в общих чертах известна история этой находки. Я советовался со своим заместителем Макреди, а также с Норрисом, Блэром и доктором Коппером. Мы не пришли к единому мнению, и, поскольку дело касается всех членов экспедиции, мы решили вынести его на общее обсуждение. Я попрошу Макреди все подробно рассказать вам — до сих пор вы все были заняты исполнением своих непосредственных обязанностей и у вас не было времени интересоваться делами других. Пожалуйста, Макреди.
Метеоролог Макреди, вышедший к столу из клубов табачного дыма, производил впечатление персонажа из забытых мифов — высокая ожившая бронзовая статуя.
— Норрис и Блэр согласны в одном: найденное нами животное неземного происхождения. Норрис предполагает опасность, Блэр считает, что никакой опасности нет. Но я вернусь к тому, как и почему мы его нашли. Насколько было известно до нашего прибытия на это место, оно находилось прямо над Южным магнитным полюсом Земли. Как вы знаете, стрелка компаса указывает именно сюда. Более точные физические приборы, разработанные специально для изучения нашей экспедицией магнитного полюса, обнаружили какой-то побочный эффект — мощное магнитное поле в восьмидесяти милях от нашей базы. Мы отправили туда исследовательскую группу. Нет нужды останавливаться на деталях. То, что мы нашли, не было ни метеоритом, ни залежью руды. Это был космический корабль. Корабль, управляемый силами, неведомыми человеку, и прилетевший из космоса 20 миллионов лет назад, когда Антарктида начала замерзать. С кораблем что-то случилось, он потерял управление и совершил вынужденную посадку. При посадке он врезался в гранитную скалу. Один из членов экипажа вышел наружу, но это существо заблудилось в пурге в десяти шагах от корабля.
Киннер, повар экспедиции, моргнул от напряжения. Пять дней назад он вышел из закопанного в лед лагеря на поверхность, чтобы достать из ледника замороженное мясо. Когда он шел обратно, началась пурга; белая смерть, летящая по снежной равнине, ослепила его в несколько секунд. Он сбился с дороги. Только полчаса спустя люди, вышедшие из лагеря по веревке, нашли его. Да, человеку или существу ничего не стоило заблудиться здесь в десяти шагах.
— Пассажир корабля, — перебил мысли Киннера голос Макреди, — по всей вероятности, не представлял, что может случиться. Он сразу замерз. Мы пытались откопать корабль и наткнулись на это существо. Барклай зацепил его череп ледорубом. Когда Барклай понял, на что он наткнулся, он вернулся к трактору, развел костер и вызвал Блэра и доктора Коппера. Самому Барклаю стало плохо. Он три дня не мог прийти в себя. Когда прибыли Блэр и Коппер, мы вырубили блок льда вместе с этим животным и погрузили на трактор. Мы хотели все же прокопать туннель к кораблю. Добравшись до борта корабля, мы обнаружили, что он сделан из неизвестных нам металлов, которые не могли взять наши инструменты. Мы нашли входной люк, забитый льдом, и решили растопить лед термитной бомбой. Бомба вспыхнула, потом пламя начало гаснуть и вдруг забушевало вовсю. Похоже, что корпус корабля был сделан из магнезиевого сплава, но мы не могли этого предвидеть. Магнезий, конечно, загорелся сразу. Вырвалась наружу вся мощь, впитанная неизвестными нам двигателями корабля от магнитного поля Земли. На наших глазах в огненном аду гибли тайны, которые могли бы подарить человечеству звезды. Ледоруб в моей руке раскалился, металлические пуговицы вплавились в тело. В радиусе мили от места взрыва сгорели все электрические приборы и рации. Если бы не наш трактор с паровым двигателем, мы не вернулись бы обратно на базу. Вот вам и вся история.
Макреди повернулся к тюку, лежащему на столе.
— Сейчас перед нами стоит проблема, — продолжал гигант. — Блэр хочет исследовать это существо. Разморозить и взять пробы тканей. Норрис считает это опасным. Доктор Коппер в основном согласен с Блэром. Конечно, Норрис физик, а не биолог. Но я считаю, что мы все обязаны выслушать его аргументы. Блэр дал описание микроорганизмов, которые, как установлено биологами, способны существовать даже в этой холодной и необитаемой стране. Норрис боится, что эти микроорганизмы окажутся губительными для человека и от них не будет никакой защиты. Блэр придерживается противоположной точки зрения.
Норрис взорвался:
— Плевать я хотел на химию и обмен веществ! Мертвая эта штука или живая — черт ее знает, но не нравится она мне. Блэр, да объясните же вы им всю чудовищность того, что вы предлагаете. Дайте им посмотреть на этот ужас и решить самим, хотят ли они разморозить его у себя в лагере. Разверните его, Блэр.
Блэр распутал веревки и резким движением сбросил брезент. Все застыли, как будто загипнотизированные лицом в глыбе льда. В черепе странной формы все еще торчал обломок ледоруба. Три безумных, наполненных ненавистью глаза горели живым огнем. Вместо волос голову обрамляли отвратительные извивающиеся грубые черви. Все отшатнулись от стола. Блэр взял ледоруб. Лед заскрипел, освобождая добычу, которую цепко держал 20 миллионов лет.
«Клак, — щелкнул счетчик космического излучения. — Клак, клак». Конант вздрогнул и выронил карандаш. Выругавшись, он полез за ним под стол. Щелчки счетчика мешали ему ровно писать. Щелчки и мерные капли с оттаивающего тела, прикрытого брезентом в углу. Конант вытянул из пачки сигарету. Зажигалка не сработала, и он сердито пошарил среди бумаг, ища спички. Спичек не было. Конант решил вытащить щипцами уголек из печки и прикурить от него. Ему не работалось. Все время отвлекало чувство любопытства и нервозности. Он взял со стола лампу и подошел к существу. Оно оттаивало уже 18 часов. Конант ткнул его щипцами с какой-то инстинктивной осторожностью. Тело уже не было твердым, как бронированная плита. Наоборот, оно приобрело упругость резины. Конант вдруг почувствовал желание вылить на него содержимое лампы и бросить горящую сигарету. Три красных пылающих глаза бездумно смотрели на него.
Смутно он понял, что смотрит в эти глаза уже очень долго и что они утратили свое бессмысленное выражение. Но почему-то это не казалось важным, так же как не казались важными медленные движения щупалец, растущих от основания слабо пульсирующей шеи. Конант вернулся к своему столу и сел, глядя на листки бумаги, покрытые вычислениями. Почему-то его больше не отвлекали ни щелканье счетчика, ни шипение угольков в печке. Не отвлек его внимания и скрип половиц за спиной.
Блэр мгновенно проснулся, когда над ним нависло лицо Конанта. Сначала оно показалось ему продолжением кошмарного сна, но Конант закричал: «Блэр, Блэр, вставай, ты, бревно проклятое!» Разбуженные соседи поднимались со своих коек. Конант выпрямился: «Вставайте, быстро! Твое проклятое животное сбежало».
— Что? Сбежало? Куда сбежало?
— Что за чертовщина? — спросил Барклай.
— Сбежала тварь проклятая. Я заснул минут двадцать назад, а когда проснулся, ее уже не было. Ну, доктор, что вы скажете теперь? Могут эти существа ожить или нет? Оно еще как ожило и смылось!
Коппер виновато посмотрел на него.
— Оно же неземное, — вздохнул он неожиданно. — Здесь, видимо, земные представления не годятся. Надо немедленно его найти!
Конант выругался.
— Чудо еще, что эта чертова скотина не сожрала меня спящего.
Бледные глаза Блэра наполнились ужасом:
— А что, если она действительно съе… гхм, надо немедленно начать поиски.
— Вот и начинай. Это ведь твой любимчик. С меня хватит семь часов рядом просидел, пока счетчик щелкал, а вы все выводили рулады носами. Удивляюсь только, как я заснул. Пошли в штабную палатку, разбудим Гэрри.
— Вдруг из коридора донесся Дикий, совершенно необычный вопль. Все замерли на месте.
— Можно считать, нашли, — сказал Конант, сорвав со стены кольт и ледоруб. — Оно, видно, забрело в палатку к собаками. Лай, отчаянный вой и шум схватки смешались вместе. Конант рванулся к двери. Остальные бросились за ним.
У поворота коридора Конант застыл.
— Великий боже — только и выдохнул он.
Три выстрела раздались один за другим. Потом еще два. Револьвер упал на утоптанный снег. Массивное тело Конанта загораживало Барклаю обзор, но он понял, что Конант принял оборонительную позу с ледорубом в руках. Вой собак стих. В их урчании было что-то смертельно серьезное. Неожиданно Конант ступил в сторону, и Барклай замер на месте. Существо ринулось на Конанта. Человек отчаянно рубанул по извивающимся щупальцам. Красные глаза его противника горели неземной, незнакомой людям ненавистью. Барклай направил струю огнетушителя прямо в них, ослепляя чудовище ядовитой химической струей. Макреди, растолкав остальных, подбежал к ним ближе, держа в руках гигантскую горелку, которой обычно прогревали моторы самолета, и открыл клапан. Собаки отпрянули от почти трехметрового языка пламени.
— Быстро кабель сюда! Стукнем его током, если огонь не поможет! кричал Макреди. Норрис и Вэн Волл уже тянули кабель.
Пасти собак, окруживших чудовище, были такими же красными, как и его глаза. Макреди продолжал держать горелку наготове. Барклай ткнул существо раздвоенным концом кафеля, наспех прикрепленного к длинной палке. Существо дернулось от удара тока. Вдруг огромный черный пес прыгнул на затравленного пришельца и начал рвать его клыками. Красные глаза на ужасном лице затуманились. Щупальца задрожали, и вся стая собак бросилась на них. Клыки продолжали рвать уже неподвижное тело.
Гэрри обвел взглядом переполненную комнату. Тридцать два человека да еще пятеро зашивают раны собакам. Весь персонал на месте.
— Итак, — начал Гэрри, — все вы знаете, что произошло. Блэр хочет исследовать останки существа, чтобы убедиться в том, что оно окончательно и бесповоротно мертво.
— Я не знаю даже, видели ли мы его настоящего. — Блэр посмотрел на прикрытый брезентом труп. — Может быть, оно имитировало образ создателей корабля, но мне кажется, что это не так. Судя по всему, оно родом с более жаркой планеты, чем Земля, и в своем истинном обличье нашей температуры не выдерживает. На Земле нет ни одной формы жизни, приспособленной к антарктической зиме, но лучший компромисс из всех собака. Оно нашло собак и принялось за вожака — Чернака. Остальные собаки всполошились, порвали цепи и напали на существо прежде, чем оно успело закончить свое дело. То, что мы обнаружили, было частично Чернаком, а частично тем существом, которое мы нашли у корабля. Когда собаки напали на него, оно стало принимать обличье, самое, по его мнению, подходящее для боя, превращаться в какое-то чудовище своей планеты.
— Превращаться? — резко спросил Гэрри — Как?
— Все живое состоит из протоплазмы и микроскопических ядер, которые ею управляют. Это существо всего лишь вариация природы; клетки из протоплазмы, управляемые ядрами. Вы, физики, можете сравнить клетку любого животного существа с атомом — основная масса атома состоит из орбит электронов, но сущность его определяется ядром.
То, с чем мы столкнулись, не выходит за пределы нашего понимания. Все это так же естественно, так же логично, как и любое другое проявление жизни, и повинуется обычным законам. Дело лишь в том, что в протоплазме встреченного нами существа ядра управляют клетками произвольно. Существо переварило Чернака и, переваривая, изучило все клетки его тканей, чтобы перестроить свои клетки по их образцу.
Блэр отдернул брезент, из-под которого показалась собачья нога.
— Вот. Это не собака. Имитация. Но со временем даже с микроскопом нельзя будет отличить перестроенную клетку от настоящей.
— А если бы у него хватило времени? — спросил Норрис.
— Тогда оно превратилось бы в собаку. А другие собаки приняли бы ее. И мы тоже. И не смогли бы ее отличить от других ни рентгеном, ни микроскопом, ни другими способами. Мы столкнулись с представителем в высшей степени разумной расы, познавшей тайны биологии и умеющей использовать их.
— Что же оно собиралось делать дальше? — спросил Барклай, глядя на тело под брезентом.
— Захватить наш мир, по всей вероятности, — ответил Блэр.
— Захватить мир? В одиночку? — выдохнул Конант.
— Нет — мотнул головой Блэр. — Оно бы стало населением нашего мира.
— Как? Бесполовым размножением?
Блэр проглотил слюну.
— Гораздо проще. Оно весило 85 фунтов. Чернак весил около 90. Оно превратилось бы в Чернака и оставило бы 85 фунтов на Джека или, скажем, Чунука. Оно ведь способно воспроизвести все, что угодно, кем угодно стать. Попади оно в океан, то стало бы тюленем, а то и двумя тюленями. Эти два тюленя напали бы на касатку и стали бы либо касаткой, либо стадом тюленей. А может быть, оно превратилось бы в альбатроса и полетело бы в Южную Америку. Оно непобедимо. Напади на него орел, оно превратится в орла. Или в орлицу. Чего доброго, совьет еще гнездо и будет нести яйца.
— Вы уверены, что это исчадие ада мертво? — тихо спросил доктор Коппер.
— Да, слава богу.
— Тогда нам остается только благодарить судьбу за то, что мы в Антарктике, где ему некого имитировать, кроме наших животных.
— И нас, — хихикнул Блэр. — Нас! Собаке не пройти 400 миль до побережья, ей не хватит еды. Пингвины так далеко не заходят. Мы единственные существа, способные достичь океана. И мы мыслим. Неужели вы не понимаете — оно вынуждено имитировать нас, чтобы добираться дальше нашим самолетом и стать хозяином Земли. Сначала оно само этого не поняло. Не успело. Ему пришлось торопиться. А теперь слушайте. Я Пандора! Я открыл этот ящик, и моя единственная надежда на то, что ничего еще не успело выйти из него. Я это сделал, но я и исправил содеянное. Я уничтожил все магнето. Самолет не сможет теперь летать! Блэр снова хихикнул и рухнул в истерике на пол.
— Черт бы побрал Макреди, — буркнул Норрис.
— Макреди? — удивленно переспросил Гэрри.
— У него была теория относительно кошмаров, когда мы нашли эту тварь.
— То есть?
— Он тогда еще предполагал, что существо вовсе не умерло что у него просто во много раз замедлился темп жизни, что такая форма существования позволяла ему осознавать течение времени, заметить наше появление. А мне тогда еще снилось, что оно способно имитировать другие формы жизни.
— Так оно и есть, — сказал Коппер.
— Мне еще кое-что снилось. Например, снилось, что оно умеет читать мысли.
Макреди мрачно кивнул.
— Мы знаем, что Конант — это Конант, потому что он не только выглядит как Конант, но и говорит как Конант, ведет себя как Конант. Но чтобы имитировать мысли и поведение, нужен действительно сверхчеловеческий мозг.
Через все эти привычные запахи машинного масла, людей, собак, кож и мехов слабо пробивался странный чужой аромат, от которого невольно ерошились волосы на шее. В нем угадывалось что-то живое, но исходил он от тюка, упакованного в брезент и перевязанного веревками. Тюк, сырой и чем-то пугающий, лежал на столе под светом электрической лампочки. С него медленно капала вода.
Блэр, маленький лысеющий биолог экспедиции, нервно сдернул брезент, обнажив спрятанную под ним глыбу льда, а потом так же нервно набросил брезент обратно. Начальник экспедиции Гэрри раздвинул белье, висящее на веревке над столом, и подошел ближе. Он медленно обвел глазами людей, набившихся в штабную палатку, как сельди в бочку. Наконец он выпрямился и кивнул:
— Тридцать семь. Все присутствуют. — В его низком голосе чувствовался характер прирожденного руководителя, а не только начальника по должности.
— Вам в общих чертах известна история этой находки. Я советовался со своим заместителем Макреди, а также с Норрисом, Блэром и доктором Коппером. Мы не пришли к единому мнению, и, поскольку дело касается всех членов экспедиции, мы решили вынести его на общее обсуждение. Я попрошу Макреди все подробно рассказать вам — до сих пор вы все были заняты исполнением своих непосредственных обязанностей и у вас не было времени интересоваться делами других. Пожалуйста, Макреди.
Метеоролог Макреди, вышедший к столу из клубов табачного дыма, производил впечатление персонажа из забытых мифов — высокая ожившая бронзовая статуя.
— Норрис и Блэр согласны в одном: найденное нами животное неземного происхождения. Норрис предполагает опасность, Блэр считает, что никакой опасности нет. Но я вернусь к тому, как и почему мы его нашли. Насколько было известно до нашего прибытия на это место, оно находилось прямо над Южным магнитным полюсом Земли. Как вы знаете, стрелка компаса указывает именно сюда. Более точные физические приборы, разработанные специально для изучения нашей экспедицией магнитного полюса, обнаружили какой-то побочный эффект — мощное магнитное поле в восьмидесяти милях от нашей базы. Мы отправили туда исследовательскую группу. Нет нужды останавливаться на деталях. То, что мы нашли, не было ни метеоритом, ни залежью руды. Это был космический корабль. Корабль, управляемый силами, неведомыми человеку, и прилетевший из космоса 20 миллионов лет назад, когда Антарктида начала замерзать. С кораблем что-то случилось, он потерял управление и совершил вынужденную посадку. При посадке он врезался в гранитную скалу. Один из членов экипажа вышел наружу, но это существо заблудилось в пурге в десяти шагах от корабля.
Киннер, повар экспедиции, моргнул от напряжения. Пять дней назад он вышел из закопанного в лед лагеря на поверхность, чтобы достать из ледника замороженное мясо. Когда он шел обратно, началась пурга; белая смерть, летящая по снежной равнине, ослепила его в несколько секунд. Он сбился с дороги. Только полчаса спустя люди, вышедшие из лагеря по веревке, нашли его. Да, человеку или существу ничего не стоило заблудиться здесь в десяти шагах.
— Пассажир корабля, — перебил мысли Киннера голос Макреди, — по всей вероятности, не представлял, что может случиться. Он сразу замерз. Мы пытались откопать корабль и наткнулись на это существо. Барклай зацепил его череп ледорубом. Когда Барклай понял, на что он наткнулся, он вернулся к трактору, развел костер и вызвал Блэра и доктора Коппера. Самому Барклаю стало плохо. Он три дня не мог прийти в себя. Когда прибыли Блэр и Коппер, мы вырубили блок льда вместе с этим животным и погрузили на трактор. Мы хотели все же прокопать туннель к кораблю. Добравшись до борта корабля, мы обнаружили, что он сделан из неизвестных нам металлов, которые не могли взять наши инструменты. Мы нашли входной люк, забитый льдом, и решили растопить лед термитной бомбой. Бомба вспыхнула, потом пламя начало гаснуть и вдруг забушевало вовсю. Похоже, что корпус корабля был сделан из магнезиевого сплава, но мы не могли этого предвидеть. Магнезий, конечно, загорелся сразу. Вырвалась наружу вся мощь, впитанная неизвестными нам двигателями корабля от магнитного поля Земли. На наших глазах в огненном аду гибли тайны, которые могли бы подарить человечеству звезды. Ледоруб в моей руке раскалился, металлические пуговицы вплавились в тело. В радиусе мили от места взрыва сгорели все электрические приборы и рации. Если бы не наш трактор с паровым двигателем, мы не вернулись бы обратно на базу. Вот вам и вся история.
Макреди повернулся к тюку, лежащему на столе.
— Сейчас перед нами стоит проблема, — продолжал гигант. — Блэр хочет исследовать это существо. Разморозить и взять пробы тканей. Норрис считает это опасным. Доктор Коппер в основном согласен с Блэром. Конечно, Норрис физик, а не биолог. Но я считаю, что мы все обязаны выслушать его аргументы. Блэр дал описание микроорганизмов, которые, как установлено биологами, способны существовать даже в этой холодной и необитаемой стране. Норрис боится, что эти микроорганизмы окажутся губительными для человека и от них не будет никакой защиты. Блэр придерживается противоположной точки зрения.
Норрис взорвался:
— Плевать я хотел на химию и обмен веществ! Мертвая эта штука или живая — черт ее знает, но не нравится она мне. Блэр, да объясните же вы им всю чудовищность того, что вы предлагаете. Дайте им посмотреть на этот ужас и решить самим, хотят ли они разморозить его у себя в лагере. Разверните его, Блэр.
Блэр распутал веревки и резким движением сбросил брезент. Все застыли, как будто загипнотизированные лицом в глыбе льда. В черепе странной формы все еще торчал обломок ледоруба. Три безумных, наполненных ненавистью глаза горели живым огнем. Вместо волос голову обрамляли отвратительные извивающиеся грубые черви. Все отшатнулись от стола. Блэр взял ледоруб. Лед заскрипел, освобождая добычу, которую цепко держал 20 миллионов лет.
«Клак, — щелкнул счетчик космического излучения. — Клак, клак». Конант вздрогнул и выронил карандаш. Выругавшись, он полез за ним под стол. Щелчки счетчика мешали ему ровно писать. Щелчки и мерные капли с оттаивающего тела, прикрытого брезентом в углу. Конант вытянул из пачки сигарету. Зажигалка не сработала, и он сердито пошарил среди бумаг, ища спички. Спичек не было. Конант решил вытащить щипцами уголек из печки и прикурить от него. Ему не работалось. Все время отвлекало чувство любопытства и нервозности. Он взял со стола лампу и подошел к существу. Оно оттаивало уже 18 часов. Конант ткнул его щипцами с какой-то инстинктивной осторожностью. Тело уже не было твердым, как бронированная плита. Наоборот, оно приобрело упругость резины. Конант вдруг почувствовал желание вылить на него содержимое лампы и бросить горящую сигарету. Три красных пылающих глаза бездумно смотрели на него.
Смутно он понял, что смотрит в эти глаза уже очень долго и что они утратили свое бессмысленное выражение. Но почему-то это не казалось важным, так же как не казались важными медленные движения щупалец, растущих от основания слабо пульсирующей шеи. Конант вернулся к своему столу и сел, глядя на листки бумаги, покрытые вычислениями. Почему-то его больше не отвлекали ни щелканье счетчика, ни шипение угольков в печке. Не отвлек его внимания и скрип половиц за спиной.
Блэр мгновенно проснулся, когда над ним нависло лицо Конанта. Сначала оно показалось ему продолжением кошмарного сна, но Конант закричал: «Блэр, Блэр, вставай, ты, бревно проклятое!» Разбуженные соседи поднимались со своих коек. Конант выпрямился: «Вставайте, быстро! Твое проклятое животное сбежало».
— Что? Сбежало? Куда сбежало?
— Что за чертовщина? — спросил Барклай.
— Сбежала тварь проклятая. Я заснул минут двадцать назад, а когда проснулся, ее уже не было. Ну, доктор, что вы скажете теперь? Могут эти существа ожить или нет? Оно еще как ожило и смылось!
Коппер виновато посмотрел на него.
— Оно же неземное, — вздохнул он неожиданно. — Здесь, видимо, земные представления не годятся. Надо немедленно его найти!
Конант выругался.
— Чудо еще, что эта чертова скотина не сожрала меня спящего.
Бледные глаза Блэра наполнились ужасом:
— А что, если она действительно съе… гхм, надо немедленно начать поиски.
— Вот и начинай. Это ведь твой любимчик. С меня хватит семь часов рядом просидел, пока счетчик щелкал, а вы все выводили рулады носами. Удивляюсь только, как я заснул. Пошли в штабную палатку, разбудим Гэрри.
— Вдруг из коридора донесся Дикий, совершенно необычный вопль. Все замерли на месте.
— Можно считать, нашли, — сказал Конант, сорвав со стены кольт и ледоруб. — Оно, видно, забрело в палатку к собаками. Лай, отчаянный вой и шум схватки смешались вместе. Конант рванулся к двери. Остальные бросились за ним.
У поворота коридора Конант застыл.
— Великий боже — только и выдохнул он.
Три выстрела раздались один за другим. Потом еще два. Револьвер упал на утоптанный снег. Массивное тело Конанта загораживало Барклаю обзор, но он понял, что Конант принял оборонительную позу с ледорубом в руках. Вой собак стих. В их урчании было что-то смертельно серьезное. Неожиданно Конант ступил в сторону, и Барклай замер на месте. Существо ринулось на Конанта. Человек отчаянно рубанул по извивающимся щупальцам. Красные глаза его противника горели неземной, незнакомой людям ненавистью. Барклай направил струю огнетушителя прямо в них, ослепляя чудовище ядовитой химической струей. Макреди, растолкав остальных, подбежал к ним ближе, держа в руках гигантскую горелку, которой обычно прогревали моторы самолета, и открыл клапан. Собаки отпрянули от почти трехметрового языка пламени.
— Быстро кабель сюда! Стукнем его током, если огонь не поможет! кричал Макреди. Норрис и Вэн Волл уже тянули кабель.
Пасти собак, окруживших чудовище, были такими же красными, как и его глаза. Макреди продолжал держать горелку наготове. Барклай ткнул существо раздвоенным концом кафеля, наспех прикрепленного к длинной палке. Существо дернулось от удара тока. Вдруг огромный черный пес прыгнул на затравленного пришельца и начал рвать его клыками. Красные глаза на ужасном лице затуманились. Щупальца задрожали, и вся стая собак бросилась на них. Клыки продолжали рвать уже неподвижное тело.
Гэрри обвел взглядом переполненную комнату. Тридцать два человека да еще пятеро зашивают раны собакам. Весь персонал на месте.
— Итак, — начал Гэрри, — все вы знаете, что произошло. Блэр хочет исследовать останки существа, чтобы убедиться в том, что оно окончательно и бесповоротно мертво.
— Я не знаю даже, видели ли мы его настоящего. — Блэр посмотрел на прикрытый брезентом труп. — Может быть, оно имитировало образ создателей корабля, но мне кажется, что это не так. Судя по всему, оно родом с более жаркой планеты, чем Земля, и в своем истинном обличье нашей температуры не выдерживает. На Земле нет ни одной формы жизни, приспособленной к антарктической зиме, но лучший компромисс из всех собака. Оно нашло собак и принялось за вожака — Чернака. Остальные собаки всполошились, порвали цепи и напали на существо прежде, чем оно успело закончить свое дело. То, что мы обнаружили, было частично Чернаком, а частично тем существом, которое мы нашли у корабля. Когда собаки напали на него, оно стало принимать обличье, самое, по его мнению, подходящее для боя, превращаться в какое-то чудовище своей планеты.
— Превращаться? — резко спросил Гэрри — Как?
— Все живое состоит из протоплазмы и микроскопических ядер, которые ею управляют. Это существо всего лишь вариация природы; клетки из протоплазмы, управляемые ядрами. Вы, физики, можете сравнить клетку любого животного существа с атомом — основная масса атома состоит из орбит электронов, но сущность его определяется ядром.
То, с чем мы столкнулись, не выходит за пределы нашего понимания. Все это так же естественно, так же логично, как и любое другое проявление жизни, и повинуется обычным законам. Дело лишь в том, что в протоплазме встреченного нами существа ядра управляют клетками произвольно. Существо переварило Чернака и, переваривая, изучило все клетки его тканей, чтобы перестроить свои клетки по их образцу.
Блэр отдернул брезент, из-под которого показалась собачья нога.
— Вот. Это не собака. Имитация. Но со временем даже с микроскопом нельзя будет отличить перестроенную клетку от настоящей.
— А если бы у него хватило времени? — спросил Норрис.
— Тогда оно превратилось бы в собаку. А другие собаки приняли бы ее. И мы тоже. И не смогли бы ее отличить от других ни рентгеном, ни микроскопом, ни другими способами. Мы столкнулись с представителем в высшей степени разумной расы, познавшей тайны биологии и умеющей использовать их.
— Что же оно собиралось делать дальше? — спросил Барклай, глядя на тело под брезентом.
— Захватить наш мир, по всей вероятности, — ответил Блэр.
— Захватить мир? В одиночку? — выдохнул Конант.
— Нет — мотнул головой Блэр. — Оно бы стало населением нашего мира.
— Как? Бесполовым размножением?
Блэр проглотил слюну.
— Гораздо проще. Оно весило 85 фунтов. Чернак весил около 90. Оно превратилось бы в Чернака и оставило бы 85 фунтов на Джека или, скажем, Чунука. Оно ведь способно воспроизвести все, что угодно, кем угодно стать. Попади оно в океан, то стало бы тюленем, а то и двумя тюленями. Эти два тюленя напали бы на касатку и стали бы либо касаткой, либо стадом тюленей. А может быть, оно превратилось бы в альбатроса и полетело бы в Южную Америку. Оно непобедимо. Напади на него орел, оно превратится в орла. Или в орлицу. Чего доброго, совьет еще гнездо и будет нести яйца.
— Вы уверены, что это исчадие ада мертво? — тихо спросил доктор Коппер.
— Да, слава богу.
— Тогда нам остается только благодарить судьбу за то, что мы в Антарктике, где ему некого имитировать, кроме наших животных.
— И нас, — хихикнул Блэр. — Нас! Собаке не пройти 400 миль до побережья, ей не хватит еды. Пингвины так далеко не заходят. Мы единственные существа, способные достичь океана. И мы мыслим. Неужели вы не понимаете — оно вынуждено имитировать нас, чтобы добираться дальше нашим самолетом и стать хозяином Земли. Сначала оно само этого не поняло. Не успело. Ему пришлось торопиться. А теперь слушайте. Я Пандора! Я открыл этот ящик, и моя единственная надежда на то, что ничего еще не успело выйти из него. Я это сделал, но я и исправил содеянное. Я уничтожил все магнето. Самолет не сможет теперь летать! Блэр снова хихикнул и рухнул в истерике на пол.
— Черт бы побрал Макреди, — буркнул Норрис.
— Макреди? — удивленно переспросил Гэрри.
— У него была теория относительно кошмаров, когда мы нашли эту тварь.
— То есть?
— Он тогда еще предполагал, что существо вовсе не умерло что у него просто во много раз замедлился темп жизни, что такая форма существования позволяла ему осознавать течение времени, заметить наше появление. А мне тогда еще снилось, что оно способно имитировать другие формы жизни.
— Так оно и есть, — сказал Коппер.
— Мне еще кое-что снилось. Например, снилось, что оно умеет читать мысли.
Макреди мрачно кивнул.
— Мы знаем, что Конант — это Конант, потому что он не только выглядит как Конант, но и говорит как Конант, ведет себя как Конант. Но чтобы имитировать мысли и поведение, нужен действительно сверхчеловеческий мозг.