- Где Вы ночуете, Животовский?
   - У друга в гостинице.
   - У меня на чердаке, - уточнил я, - в моей квартире он жить не согласился.
   - Каждый должен нести свой крест, - покорно ответил тот.
   - На что Вы пьете? Едите, наконец?
   - Ни на что, - ответила Ольга Ивановна, - в палатке даю.
   Ученый вдруг заорал и побежал куда-то, скрываясь среди деревьев.
   - В туалет, должно быть, захотел, - предположила дама.
   А девочка отрицательно покачала головой.
   Тогда я спросил у все знающей Ольги Ивановны:
   - Вот скажите, Ольга Ивановна, если, по-вашему, - женское влияние управляет всей жизнью на земле - "шерше ля фам" говорят французы, то почему это миновало страны, группы с религиозным фанатизмом? У которых, действительно, нелады с цивилизацией? Почему у нас женщину умаляют о любви, а там мужчины позволяют себя любить?
   - Это чтобы, когда наши мужички совсем обабятся в своих деньгах и барахле, было б где найти источник действительно мужского качества. Способного вывести нас оттуда, куда наша бабская блажь заведет. И выбросить ее вместе с экономикой к чертовой матери. Способного явить существо по-настоящему мужского, а не бабского свойства, а значит, шагнуть выше войн к абсолютным ценностям мира.
   Деньги зарабатывать стыдно. Недостойно настоящего мужика. Как стыдно большому переростку тянуться к мамкиной сиське, отталкивая слабеньких братьев.
   - А если и их наши бабы сломают?
   - Похоже все идет к какому-то отвратительному финалу. Одно я знаю точно - отсталых народов нет. Дикарь может отличаться от европейца, как жень-шень от морковки. Сумма достижений цивилизации и плодов внутренней духовной жизни у всех народов одна. Только они перераспределяются куда-то не туда.
   Я взглянул в ее лицо.
   - Что такое Философский Камень?
   Она внимательно посмотрела на меня, задумалась, и сказала:
   - Хороший вопрос. Прежде алхимики так называли средство, которое могло бы любое дерьмо переделать в золото. Астрологи верили, что в нем запрятана тайна жизни. Мироздания. А может быть и бессмертия. И как будто он все лечит. С чего это ты спросил?
   - Я думаю, что у меня он есть, - и вытащил из кармана свое приобретение. Женщины посмотрели на него с интересом.
   - Это хризолит? - предположила Маша.
   - А кажется, что черный гранат. - высказалась Ольга Ивановна.
   Они увидели свое, понял я. И ответил:
   - Просто он с гипнозом.
   Спрятал обратно и ушел к подкатившему мусоровозу.
   Сегодня у работников нашего РЭУ выходной. Месяца три назад контора получила долгожданные деньги на капитальный ремонт ветхих домов. Тут как Дед Мороз прибыл среди лета с мешком подарков. Холодильники, ковры, современная сантехника для хорошего дома, ну, не все ж мимо носа! В общем, остатки отдали на пропой.
   - Эй, дворник! - кричит, пробегая, Гавриловна, наша начальница, - Дуй срочно в вышестоящую организацию, меня туда вызывают, а послать некого.
   Иду в Дирекцию. Внутри, как на затонувшем "Титанике". Все дорого, прикручено и люди с лицами вальяжной обреченности. Сунул физиономию в кабинет. Тут же, увидев чужого:
   - Выйдите вон без записи!
   Но потом поймали и сказали так:
   - Что пьете - хорошо, а вот, что без нас - плохо. Кто вам денег дал? А кто больше не даст?
   Директор сунул какие-то документы. Выправить лицензию в "Горлицензии" на производство работ в дурдомах. Договор заключим с ближайшим. Тихо говорю:
   - А наш участок чем хуже?
   - У дураков деньги возьмем, у себя истратим, - так же тихо, - на то дураки и есть!
   - Но надо ж будет что-то делать!
   - Иди отсюда!
   Прихожу к Гавриловне, рассказываю. Она достает связку денег, заворачивает в газетку, чтоб непонятно было, но не совсем, и отправляет в "Горлицензию".
   Я этого парня заприметил на входе в метро. Печать какой-то отрешенности. Как будто он находится не в нашем мире. Чудной парень. Я показываю поддельный проездной и прохожу. А он показал протянутые руки. "Ты псих?" - спрашивают. "Это руки моих отцов и дедов, что строили метро" говорит. "Оно мое по праву наследства". Позвали милицию. Ему заломили эти самые руки и поволокли в свой мордобойник. "Блаженный какой-то" - смеялись и ругали его свидетели события. "Давить таких надо!" "Вот ты, старая, едва концы стягиваешь, - говорю бранящейся бабке,- а вот нефть, газ и прочее, что раньше общими были и тебя кормили, ведь отняли, украли попросту говоря. Что ж ты не возмущаешься этим?" "А потому, - отвечает, - что, кто сумел украсть, тот и молодец."
   В вагон метро заходит мордоворот в форме, похожей на СС прошлой войны, и голосом, не допускающим возражений, громко на одной ноте, объявляет:
   - Приготовьте проездные документы! Ваш билет! - к мужичку.
   Тот засуетился, зашарился по карманам. Наконец, обрадованный, протянул пенсионное удостоверение.
   - Ваш? - к следующему.
   - Я, знаете ли, прошел по жетону.
   - Где квитанция об уплате за проезд?
   - Какая? Откуда?
   - Вы, что? Читать не умеете? Билет сохранять до конца сеанса! На покупку и услугу требуйте чек или квитанцию! Короче! Или штраф на месте в пятикратном размере или пройдемте со мной! Многие проникают через колодцы! Будем проверять.
   Мордоворот и визави встретились взглядом и последний сдался. Далее все пошло, как по маслу. Оплатившие штраф готовы были сожрать упирающихся. Не имевшие квитанций ругали новые порядки, отсчитывали названную сумму. И просили квитанции об уплате.
   - Скажите, если спросят, что прошли контроль Вола. Это наш код.
   - А как расшифровать? - пристал любопытный.
   - Военной лаборатории.
   - А форма такая откуда?
   - От Кристиана Диора, болван.
   В лицензионной конторе толпа бестолковых просителей. Местный наткнулся на одного из них.
   - Вы к кому? - строго.
   - Я, видите ли, лицензию...
   - А я не спрашиваю зачем, а к кому! Не знаете? Надо знать! И в какое время. Когда узнаете, тогда и приходите! Всем очистить помещение! - потребовал он.
   Я подхожу к нему и говорю тихо и со значением:
   - С пакетом про дурдом.
   Он понял все мгновенно. Открывает свою дверь и меня вовнутрь. И дверь на замок.
   - Где пакет?
   Показываю. Нормально.
   - Есть справка, что прошли специальные медицинские курсы на санитаров? Нет? А допуск к вредным условиям? Нет? А разряды? А аттестованное оборудование? А что у вас есть?
   Показываю на пакет.
   - Приходите завтра. Принесете столько же.
   Уходя, я остановился в дверях и сказал.
   - Знаете, а я Вам завидую.
   Тот вскинул брови вопросом.
   - Мне бы такую уверенность в собственной необходимости.
   - Главное, чтоб быть полезным людям. - И он помог мне выйти.
   - Потренируйся, - говорит Гавриловна, - у специалистов. И привела к неопохмеленным сантехникам.
   - Вот что, - смотрят на меня, - ты за президента или хрен знает за кого? За "Спартак" или наоборот?
   - Меня к дурдому.
   - Тогда беги к палатке. Там спросишь - зачем.
   Палатка называлась "Эврика".
   Опохмелились, велели тащить за ними банку с керосином.
   В подвале дома, в котором требовалось провести капитальный ремонт труб, специалисты соединили к ним принесенную банку, всыпали еще какой-то химии и стали промывать насосом систему.
   - А теперь, - говорят, - бегай по дому и нюхай, где пахнет.
   Сам дьявол не поймет, чем только в том доме не воняло.
   Было признано, что все прошло нормально. Поймали какую-то общественницу и она подписалась, что у нее к нам никаких претензий нет.
   "Героический век!" - почему-то подумалось мне тогда.
   Того Блаженного из метро я увидел избитого и выброшенного из милиции, сидящего на корточках у ее стены. Я подошел к нему и сел рядом. Закурил и неспешно завел разговор.
   - Я знаю тебя. Ты Блаженный.
   Тот посиневшим глазом смотрел на землю и, видимо, соглашаясь, молча кивнул.
   - Ты, парень, - продолжал я, - видать, не можешь жить без неприятностей. Впрочем, оно понятно. Каждый имеет право на собственное несчастье. И потому ищет его повсюду. Тебе обязательно надо быть здесь?
   - Я не знаю, где мне надо быть. - ответил тихо.- А кто это знает?
   - А почему бы не пойти домой?
   - Здесь мой дом.
   - Милиция? Тюрьма - твой дом?
   Он глазами пустыни посмотрел вокруг и вздохнул:
   - Мой дом повсюду, где я есть. А я всегда в тюрьме. Я даже ношу ее с собой, она во мне, и не могу вырваться из своей тупой ограниченности! Мне к свету надо - в грязи сижу. Ноги, руки перебираю, но вяжет она! Воплю о свете с мешком на голове. Душа обгрызана, живот я ненавижу. А в окружении какой-то бред. Милиция - нам зеркало. Она показывает нам нас же схематично.
   - Бред не имеет отраженья!
   - Наша болезнь демонстрирует самую себя нам же яснее всего во всей кровавой ясности не в какой-нибудь печати, а именно - в милиции. В органах воздействия на нас. Милиция - не инопланетяне! Это - мы! Наши отцы, братья, маленькие мальчишки, попки которых мы отмывали. И вот он бъет меня резиновой палкой, мной же сделанной, с такой ненавистью, словно у него никогда не было матери, не было брата, любимой, как будто его кто-то вырастил в колбе! Или вытащил из ада. За просьбу мою прочесть мне их же обвинение, которое я должен был принять. Безысходная тупая злоба образовалась в моем доме.
   Печать беспомощна в освещении природы человеческой низости, породившей эту же самую печать. Что останется печати, если вдруг порок исчезнет? Она и требуют от окружения компенсации сволочизмом. Дай преступление любой ценой! Чтоб на обличении заработать. И вал насилия идет. Никто не скажет, для чего. В порядке видится покорность, с регламентом страха и ненависти. "Человек рожден для счастья". Взять счастье и перья ощипать, чтоб вглубь вглядеться! Что в нем? Был классик прав: "Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой!"
   Я видел, что Блаженный распаляется. Его надо бы увести от этого опасного места, где мы птенцами у пасти сидим.
   И я вмешиваюсь в монолог.
   - Люди, что обидели тебя, не виноваты в том, что они, не понимая того, обречены быть жертвами происходящей революции жлобов. Идем со мной. Движенье нам поможет.
   Мы поднялись и я его повел к себе.
   - Ты, Дворник, видно хочешь навести порядок в моем уме. Спасибо, ненапрасный труд. В моем уме, действительно, порядка мало. Откуда взяться порядку для него?
   - От природы, например. Совершенная гармония есть в ней.
   - Глупость, Дворник, то, что дуракам кажется умным. Раз у гармонии больные дети, то не гармония она. Совершенство единственно. Как истина. И потому не может плодиться, чтоб далее поиски себя продолжить. Да кому известно, что есть гармония и совершенство? Где Философский Камень смысла?
   - Зачем он тебе?
   - Чтоб остановить безумие, происходящее в моем доме.
   - Блаженный, безумие поддерживает самое себя, найдя в себе восторг. Оно будет биться за себя. Даже жизни положит, чтоб только не кончаться. Как безумие наркотического дурмана. Человечество в таком дурмане. И не захочет выйти из него. Невероятное усилие нужно для его спасения. Посмотри: люди воруют, хватают, тащат, а их бъют, уничтожают, отстреливают, заклинают перестать, но они, как одержимые, не понимая даже зачем они это делают, все продолжают стаскивать добро к себе. Ими движет рефлекс накопления, который сильнее жизни. Вот родители посылают мальчиков своих убивать других мальчиков от других родителей. Знаешь - почему? Потому что насилие, как гнев, им доставляет наслажденье, как облегченье при туалете. И они не могут противостоять помешательству своему. А мальчики с той и другой стороны идут на заклание, как завороженные счастьем свершения смерти. Их нельзя остановить! Если б они имели внутренний запрет к убийствам, никакая б сила не смогла бы затолкать в их руки оружие. Но смерть манит и без приказа. Мальчишки мечтают об автоматах. Изготовители их еще не прокляты людьми! Они в доблесть возведены! И уважения хотят! Политики и офицеры лишь организуют эту похоть. А маниакальная страсть власти? При полном отсутствии понимания ее порочности, как средства углубления идеи насилия, несущей обманную цель. Тяга к пороку, чтоб стать им. Как остановить жажду безумия? Чем? Потрясением? Разумом? Нет ключей к человеческой сути.
   - Есть, Дворник. В обнаженном сердце. Но оно должно гореть огнем и заражать других.
   Мы подошли к нашему дворовому клубу. Животовский смотрит на небо, умиротворенно зажав стакан. На столе стоит бутылка водки. Маша с Витей-Прыщем и студентом Альбертом обсуждают способы войти в контакты с заграницей. Маша полагается на удачный брак с принцем Брунея Джефри. Витя за прорыв всей сопливой бандой на тибетской границе. А студент - подавшись в шпионы. Все - равно - в какие. Или в "Гринпис без границ". Они пришли к выводу, что будущее человечества за миром грез и иллюзий. Начало тому положено книжками, кинопродукцией, сектами, эротическими вакханалиями, хорошими шоу, кабаками, вот сейчас - наркотиками, а там - виртуальными компьютерами с одурманивающей музыкой. Зачем с этим бороться? Ведь счастье цель! Цель достигнута - умирай! Зачем его всю жизнь по крошкам собирать? Все равно - умрем! Зачем жить сто лет до миллиона болезней, когда за двадцать можно будет получить этого счастья столько, сколько полагается на десять жизней? Счастье растить своих детей? А им, этим детям, оно нужно? Чтоб их родили, учили, воспитывали? Ученые не могут понять, почему молодые по-варварски относится и к родителям, и ко всему окружению? Да они не виноваты в том, что их родили в этом сумашедшем доме. И вправе требовать компенсацию за это. А компенсации нет. Так чего ж не мстить за свое рождение? Человечество должно быть благодарным за открытие мира грез, иллюзий, счастья, куда каждый желающий может уйти. Итак, масштабы проекта предполагали перенимание передовых зарубежных технологий в этом направлении. Но для этого требовалось вначале влиться в тамошную атмосферу.
   - Птицы перелетные, - говорит Животовский, - а кому вы там нужны со своим менталитетом?
   Студент обиделся.
   - На что Вы намекаете?
   - Вы вроде медведя из леса, мечтающего переселиться в цирк. Тесны вам будут нравственные нормы, да и загадите тот цирк. Вы там никогда не будете в своей тарелке. И еще одно. Если ваш мозг когда-нибудь освободится от страсти по скверне, он опустошится вовсе. От чистоты бациллы гибнут. Ползучия депрессия отравит вас.
   - А Вы не заблуждаетесь по поводу стерильной чистоты там? - это Витя. - Там нашего брата не меньше, чем тут.
   - Да, в каждой стране свои бандиты. Но уровни разные. На разных языках условностей ведутся диалоги между обществом и бандами. Не забывайте положительную роль банд. Ведь их формирует само общество. Банды высвечивают его пороки, олицетворяя их собой. Они не страшны, находясь под контролем общества. Страшны, когда выходят из-под контроля. Те бандиты аналитики несовершенства. Нет в них ничего такого, чтобы не было бы запрятано в обществе. Да вот общество не делают верных выводов. Отлавливают и прячут их, наивно полагая, что с пороком покончено. Будто металл, очищенный от ржавчины, при тех же условиях больше ржаветь не будет. Те бандиты - кристаллы того общества. Чужеродным там не место. У нас же вся страна в бандитских помыслах. Рай для них. И инкубатор. Полетели к чертям собачьим законы экономики. Законы банд оказались сильнее. Не удивительно, что другие страны обкладывают нас военным блоком НАТО. Странно, что церковь благославляет все диковатые наши дела. И даже вписалась в общий хор. Ходят попы с коробками для подаяний. Не откажутся от подаяний вашего брата. Вливаются в потоки грязи, поддерживая ее круговорот. Смотреть тошно.
   Смеется Витя.
   - У меня есть друг. Вол. Контролирует метро. Он обеспечивает попам охрану. Почему мы дружим с церковью? Чтоб не раскачать лодку. А грести мы будем сами. Церковь, брат, дает престижность. И доверие людей. Попы и сами прониклись рынком. Только товаром стало отпущение грехов. То есть стирка совести. Мы друг друга уважаем.
   На нас никто не обратил особого внимания. Пришли, ну, и располагайтесь. Животовский протянул стакан, я наполнил его и дал побитому бродяге.
   - Выпей за компанию.
   - В компании пьют за свое одиночество. Здесь оно наиболее глубоко. И пьют с самим собою, себя же опасаясь. А стук стаканов, хохот, песни - обман звуками предчувствия тревоги. В абсурде логика беды. Она идет тропой веселья. В иконах смеха нет.
   Маша:
   - Кто это чудо?
   - Позвольте Вам, сударыня, ответить. - сказал Блаженный. Вот бросьте зернышко на землю. Земля вернет вам множество таких. А бросьте в пасть? Так чем она вернет? Правильно. Она вернет дерьмом. Так в чем мораль? Вот если Вы между землей и пастью, и кормите бездонную ее, то я с обратной стороны. Я землю опекаю.
   - Так Вы крестьянин?
   - Да, я христианин. Кто-то ж должен им стать, когда бог покинул эту землю. Чтоб плоть рожала мысль. Но суть ищу.
   - Найдете?
   - Да. Найду.
   - Блаженный! А знаете ли Вы, что людям это не дано? Что это "вещь сама в себе", как говорил старик Философ.
   - Кому не следует, тому и не дано.
   - Давно ли ищете? - Вся Маша в любопытстве.
   - Уж много столетий.
   Клубники переглянулись. Очевидно, они присутствуют при разговоре с ненормальным.
   - Но люди столько не живут!
   - Поиск мой живет.
   Вступился Витя:
   - Про пасть и про дерьмо, то есть - про нас - сейчас Вы говорили?
   - Увы. Про Вас.
   - Ну так скажите, в чем же мы не правы?
   Блаженный развел руками, как бы очерчивая все окружение.
   - Скажите, для чего все это существует?
   - А хрен его знает.
   - Скажите, для чего существуют ваши родители?
   - Мужик, если не хочешь по ушам схлопотать, оставь родителей в покое. Полудурки они. Если они не знают, откуда нам-то знать?
   - Я вижу, что Вы относитесь к ним с болью. Что ж, хорошо. Без веских причин, равнодушно дети не убъют их. То есть обычный стиль отношений, приложенный к другим, не распространяется на них. Это так?
   - Ну, положим.
   - А к дедам?
   - Ты, видать, совсем чокнутый. Причем тут вся родня?
   - А люди все - не братья? В каких-то коленах все связаны между собой! Вы можете обозначить ту черту, которая разделяет своих и чужих? Плоть и кровь ваша не общая ль по всей земле? Проливая чью-то кровь, не свою ли льете? А отняв у другого себе, не наказываете ли прадедов своих, братьев, детей общих поколений? Не раскачиваете злобу в своей семье? Не честнее ли было убить себя, как прокаженного в ней? Что сделало из вас изгоев и негодяев? Разве не психическое заболевание?
   - Так ведь рынок!
   - Рынок, господин, сформировавшийся образ общественной психической болезни. Это ее закон. Заступивший на место потухшей совести в семейных отношениях. Скоро он опустится до отношений Вас с родителями. И когда он войдет в вашу собственную суть, вам останется свихнуться.
   - Что ж, по-твоему, все люди - психи?
   - Известно ли вам, молодой человек, что такое "я" человека?
   - Известно. Обозначение самого себя. Так психика ощущает себя, когда человек не спит.
   Все посмотрели на Витю с уважением. У него была эциклопедическая голова.
   - Я так и думал, - грустно сказал Блаженный, - только психика осталась. Бездонная глубина мироздания покинула людей. Мир людей без все охватывающих душ. То есть, мир мертвых людей. Блуждает бездна одиноких зомби. Обставляющих бытие сценарием абсурда. В котором бегают, дерутся. И рынок ваш - театр абсурдных отношений. Мертвые не психи. А полумертвых - как назвать?
   Животовский:
   - А технический прогресс на свалку? Все, что облегчает жизнь, и делает ее разнообразней и свободней?
   Блаженный:
   - Он сейчас идет как самоцель. Вот в этом и беда. Делайте, что хотите, дерзайте, но знайте - для чего. А этого знания нет ни у кого. Миллионы технологий есть творить предметы. Но ни одной - творить душу. Искусство отражает ее, но оно не технология. А воспитание - то же искусство. Церковь же, учредив безраздельное владение душой, загнало ее в тюрьму своих догм. Вызволите ее на свободу и не гоните прогресс, пока слабенький еще Дух не окрепнет. Не нарушайте баланс дела и смысла его. Разве Вы не видите, что техника, лишенная души, углубляет одиночество? Что дали телефон и телевизор? Думаете - сблизили людей? Они опустошили их. Исчезло таинство взгляда. Подтекст жеста и тона ушли в шаблоны. Где задушевность очистительных бесед, оставляющих след на года? Во что превратился ритуал изливания чувств? Не сомневаюсь, что сам прогресс скоро приведет или в тупик, или к необходимости учета пространства Смысла, освещенного Духом. Объясните мне, господа, какой одухотворенный смысл движет вами? А не знаете его, так остановите свой прогресс! Задумайтесь, куда и зачем вы несетесь? Потом опомниться, быть может, будет поздно. Нельзя нестись в потемках! Вы все поражены чудовищной болезнью бессмысленности. Что не для морали - то против нее.
   Витя-Прыщ заключил глухим голосом:
   - Я поначалу думал, что ты просто ненормальный, а ты, мужик, к тому же - враг народа. Тебя в психушку надо. Тебе, видать, никто не объяснил, что глас народа - глас божий. А не болтавня самодельного умника. Люди требуют своего куска, а за пределом его пусть все летит к чертовой матери! Смысл лежит в кошельке и в кастрюле! А с твоей душой ни в ресторан не сходишь, ни в океане не искупаешься! Людям нужны коттеджы, а не лачуги! За них мы и на смерть пойдем, если надо будет! Живем один раз! И пожить хотим достойно - в достатке! От желания сознание, а от сознания - весь быт. Да, с драками, с обманом и с войной! Каждый только за себя! В этом основной закон реформ.
   И умчался, как от чумы, взяв в свидетели Альберта. Животовский заторопился.
   - Вы вот что. Идите-ка отсюда. Они в милицию пошли. Витя состоит в партии защиты реформ. Пришьют агитацию к свержению политического строя. Но дело не в том. Вы оскорбили его достоинство. Это у них не прощается.
   И тоже убежал.
   - Достоинство? - изумился Блаженный! - В чем оно?
   Я велел Маше, чтобы она отвела безумного ко мне, а сам побежал за бутылкой. Ну, вроде, пьяный был. Чего с него возьмешь. Ну, побъют, да отпустят. Бывает.
   Когда вернулся в дом, застал своих гостей в странном виде. Закутанный во все теплое Блаженный сидел, ссутулясь, на табурете и что-то говорил Маше, глядя в пол. А та, обнаженная, с кушаком на талии и разбросанными волосами стояла у стены спиной к нему, и, жаркая, раскинув руки, прислоняла тело к ее прохладной поверхности. На мое появление они никак не реагировали и продолжали свой разговор.
   Блаженный:
   - Разве ты не видишь, что современная любовь потеряла себя? Любовью называют случку. Она может только оскорбить. Она оторвалась от своих изначальных корней.
   А Маша будто бы стене.
   - Ты говоришь о зачатии детей?
   - Я говорю о том, что любовь сбилась с дороги поиска абсолютной, а не сопутствующей в виде зачатия детей, цели, дороги, намеченной природой созданием двух противостоящих начал для продвижения к той цели. Мы отказались от поиска в ней себя и сбились на постельно-бытовые кольца. Секс и дети - вот и вся она.
   - Зачем так сложно? Вот мое обнаженное тело. Разве оно не пленит? Как ты можешь быть холодным?
   - Никакая конкретная женщина не может разогреть меня. Их призывы леденят.
   - Ты боишься собственных эмоций?
   - Они безумствуют во мне, как легионы пьяных вакхов. От них спасенья нет. Но они требуют натурального продукта. Нет, не конкретной женщины, - она лишь тень, - а женского начала в чистом виде! Такого, что сотворило всех женщин и составило их соль, предельное отличие от мужчин. Встречаясь с любой из женщин, я ненавижу время, отданное ей. Потому что в ней всегда обман. Она - лишь часть. Ее мне мало!
   - Тогда ты женоненавистник. И обречен прожить в мученьях.
   - Нет, не так. Я ненавижу жалкую конкретность. А женщины все олицетворяют ее, словно скользят по ней. И то, что мне в действительности надо, к чему я испытываю трепет неземной любви, то - истинное женское начало - представленное во всех трагедиях и драмах сразу, представленное в горениях, лукавствах, заблужденьях, представленное во всех творца явлениях любви, от безыскусного доверия без граней и шторма жесточайших битв, до взрыва бешенства Вселенной, что царствует повсюду, как восторг, того, что надо мне - его ни в ком конкретно нет.
   - Ты мне напоминаешь Отелло Шекспира.
   - Он задушил ее действительно за обман, но не обман неверности в любви. Она не сумела сыграть роль истинной женщины, сдав позиции ее. В ней умерла страсть его игры или ее в бедняге и не было вовсе. Выйдя на поле шедевра, Дездемона не подняла ей брошенный вызов неистовой любви. На ней была пустая оболочка. И не взяла подъем. Чем выбила из строя мавра. Величие трагедии Шекспира заключается в том, что она содержит шифр, разгадку бытовых явлений, как следствие падения с космических высот, когда расходятся опоры.
   - Мне кажется, что ты отрицаешь саму возможность любить. Поскольку некого любить.
   - Любовь - божественное благоволение, исходящее от Всевышнего, как награда. Я - часть Вселенной и полностью принадлежу ей. И нет меня другого. В мире есть одна единственная любовь. И все, что происходит в мире, - истечение ее. Многочисленные истории человеческих привязанностей и страстей - ее фрагменты или тень. Так вот я - участник той обобщенной любви и только ей полностью принадлежу. Как некого любить? А женское начало во Вселенной? А весь бездонный мир? А вся судьба Вселенной- не боль всех настоящих чувств, что слиты с ней?
   Как можно мечтать о некой малой части, находясь у ног большого? Зачем мне малое, когда с большой любовью кипеть я буду в смертном и бессмертном.
   - Но где тот бог, который так и мне позволит? Кто озарит отсутствием границ, как страха бездны жизни - смерти?
   В это время взрывом разлетелась дверь в комнату и в проеме оказались люди в милицейской форме, белых халатах и с ними Витя-Прыщ.