Страница:
Иду в капонир к своему самолету. Зеленая птица стоит в полной боевой готовности, и механик Цурихин ласково поглаживает ее по гладкой перкали крыла.
– Все в полном порядке, товарищ старший лейтенант.
В мозгу, снова, как отголоски, строки маминого письма: «Герман двое суток лежал у меня на руках и умоляя шептал: „Мамочка, не найдется ли у тебя хоть кусочек сухарика?“
А у меня не было ни одной крошки, чтобы дать ему подкрепиться.
«Ничего, сыночек нет у меня, – говорила я ему, – вот пойду, может, что-нибудь достану. А куда пойдешь! У меня не было сил, и холод могилы лежал на сердце.
Через несколько часов Герман умер. Маленький сухарик мог его еще спасти».
Прочитанные письма из Ленинграда лежали в кармане и жгли мою душу. Печальной вереницей прошли родные и близкие.
Последнее письмо было от самого младшего брата, Леньки.
Похолодело в груди: неужели и мама! Нет, мама была жива.
– «Мы все обои в квартире ободрали и сварили. Двадцать пять лет наклеивались они на стены, а вот теперь мы варили из них клейстер и ели… А недавно я ползал к передовой линии и нашел там убитую лошадь. Я долго отрезал кусок замерзшего мяса и очень устал, но все же отрезал. Фашисты меня заметили и ударили из пушки. Меня отбросило взрывом и потом я несколько дней ходил глухой. Но кусок конины все же домой принес. Тогда еще Герман с Юрой были живы».
Хотелось прыгнуть в кабину истребителя и лететь, лететь на фашистов, бить их без пощады.
– Что с тобой, Толя? – подошел командир эскадрильи Виктор Орлов, – из дома плохие вести?
– На, читай. Вся родня в Ленинграде вымерла! – ткнул я Орлову письма.
Виктор ничего не ответил и только с минуту подержал свою руку на моем плече.
– Держись, Толя, мужайся.
Вечером Виктор снова подошел ко мне.
– Пойдем, поговорим. По баночке вина выпьем, твоих родных помянем.
Никогда не забуду этой дружеской поддержки в тяжелые минуты личного горя.
Комиссар Ильин 22 мая 1942 года зачитал сообщение Совинформбюро «Политические и военные итоги года Отечественной войны». «В труднейших условиях зимы Красная Армия нанесла немецко-фашистским войскам удары такой силы, которые поколебали основы военной машины противника и подготовили почву для разгрома гитлеровской армии», – говорилось в сообщении.
– Но почему же мы потерпели поражение в Крыму, на Керченском полуострове? – волновало всех нас.
– Ответ дает то же сообщение, – спокойно сказал Ильин.
«Конечно, на фронте такой протяженности, каким является советско-германский фронт, гитлеровское командование еще в состоянии на отдельных участках сосредоточить значительные силы войск, танков и авиации и добиваться отдельных успехов. Так, например, случилось на Керченском перешейке, где немцы, накопив преимущество в танках и, особенно, в авиации, добились успеха и заставили наши войска отступить. Такие успехи для немцев не исключены на отдельных участках фронта и в ближайшем будущем».
– Мы это видели и сейчас продолжаем ощущать, – прервав чтение, сказал комиссар. – Слушайте дальше:
«Но одно совершенно очевидно, что успехи гитлеровцев, подобные успехам на Керченском перешейке, ни в какой мере не решают судьбу войны. Эти успехи временны и преходящи. Немецкая армия 1942 года, это не та армия, какая была в начале войны…».
С большим вниманием мы выслушали это сообщение.
– Год войны для нашего полка был серьезным испытанием, – сказал в заключение майор Осипов. – Мы научились воевать. И хорошо воевать. Много тяжелых испытаний придется еще перенести. Легкой жизни, как видно, не будет. Много еще придется потрудиться для победы.
– Эх, скорее бы нам дали «лагги», – вздохнул кто-то из летчиков. – Это же замечательные машины!
– Этими самолетами командование дивизии перевооружает другой полк, а мы пока будем воевать на своих старичках, – ответил командир полка. – Говорят, старый конь борозды не испортит.
И мы продолжали воевать на своих «ишачках». Откровенно говоря, они нас устраивали. Мы были уверены в их хорошей маневренности, звездообразный мотор неплохо защищал летчика от снарядов противника, особенно в лобовой атаке. Ко всему же «ишачки» были вооружены пушками.
– Надо усилить вооружение истребителей, – не раз поговаривали летчики. Но как? Мы вместе с техсоставом ломали головы над решением этой задачи. И наконец придумали.
Инженеры под крыльями самолетов приварили своеобразные штыри, к ним приспособили балки для крепления реактивных снарядов. Сделали надежную электропроводку, которую вывели в кабину летчика.
Приспособление было готово: под крыльями подвешивались реактивные снаряды. Воздушный вариант «катюши» нашел всеобщее одобрение.
Пристреливать реактивные снаряды тоже приспособились. Делалось это просто: самолет откатывали в сторону от аэродрома, в четырестах метрах устанавливался фанерный щит с нарисованным в центре кругом. Оптическая ось прицела направлялась в этот круг и на глаз регулировалась направляющая балка с поправкой на траекторию полета снаряда. Затем головка реактивного снаряда устанавливалась на определенную дистанцию, например в четыреста метров. Нажим на тумблер – и снаряд летит в цель!
Если снаряд взрывается в стороне, мы тут же вносим поправки в регулировку балки.
Теперь мы уже могли бить врага не только из пушек и пулеметов, а и реактивными снарядами. Позднее управление стрельбой было усовершенствовано и реактивные снаряды можно было выстреливать по одному или залпом.
Таким образом, была увеличена огневая мощь наших И-16, и фашисты вовсе отказались принимать лобовые атаки.
29–30 июня немцы развернули сильное наступление в южном направлении, захватили Ростов-на-Дону и начали двигаться в направлении Краснодара, а затем в сторону Новороссийска. Широким фронтом противник занимал территорию Кубани. Земля стонала от фашистских колонн мотопехоты и танков.
Полку приказано немедленно вылетать на полевой аэродром, расположенный возле станицы Тимашевской, и действовать в направлении Ростова. На аэродроме, кроме нас, много другой авиации, штурмовые и истребительные полки, вооруженные «илами», «яками», и «лаггами».
Получаем задачу – уничтожить живую силу и технику врага. Страшная лавина фашистов безостановочно ползла на юг. Ее прикрывали истребители.
В одном из боевых вылетов капитан Сапожников, старшие лейтенанты Макаров, Савченко и я встретили четверку «мессершмиттов». Завязался воздушный бой. Во время атаки снаряд немецкого «эрликона» угодил в мотор моего самолета. Сильно затрясло. Козырек кабины залило маслом.
Бой проходил над территорией, занятой противником, и мне ничего другого не оставалось, как перетянуть хотя бы линию фронта. Не уменьшая оборотов мотора (боялся, что мотор заклинится), я развернулся на юг. Масло залило козырек, ухудшился обзор. Пришлось высовывать голову из кабины и лететь дальше.
Если бы не товарищи, «мессершмитты» сбили бы меня. Но друзья пристроились по сторонам и прикрывали, пока я не долетел до аэродрома. Оказалось, снаряд угодил в верхний цилиндр мотора и пробил его.
Конечно, самое верное решение – срочно заменить мотор. Но ни мотора, ни даже запасного цилиндра, как нарочно, под руками не оказалось. А тут неожиданно получен приказ: немедленно перебазироваться на другой аэродром.
Что делать? Жалко бросать самолет. В моторе поврежден всего лишь один цилиндр.
– Надо закрыть пробоину, – посоветовал мой механик.
Так и сделали: между ребрами цилиндра над дырой, пробитой снарядом, втиснули толстую асбестовую прокладку и крепко прикрутили ее проволокой.
– Ну, как, выдержит мотор? – спрашиваю техника Цурихина.
– Не ручаюсь, но думаю, что все будет нормально.
Подошел стартёр. Несколько раз повернул винт, и мотор заработал. Только в нем похрустывает что-то, будто раздробленные камни перекатываются. Плохо дело, но улетать надо: вот-вот фашисты на аэродром ворвутся! И приказ командира требует – перелететь на аэродром, расположенный возле Краснодара и оттуда продолжать действовать в направлении Ростова.
Перелетели. Кроме нашего полка, здесь никого нет. Разместились в землянках. Я пересел на исправный самолет. Продолжаем штурмовать противника.
Идет автоколонна – мы встречаем ее метким огнем. Сначала подожжем переднюю автомашину, потом замыкающую. Фашисту – ни назад, ни вперед. И вот тут начинается «молотьба» до полного израсходования боеприпасов.
Но враг все лезет и лезет вперед. Четыре дня штурмовали наши И-16 автоколонны противника.
На разведку вылетели капитаны Орлов, Терпугов и старший лейтенант Платонов. День подходил к концу. Летчики возвратились домой вечером, произвели посадку и тут же доложили Осипову:
На Краснодарском аэродроме фашисты танками давят самолеты соседних полков.
– Не может этого быть! – усомнился командир полка.
– Мы видели это собственными глазами. – Сейчас доложу командованию дивизии. Осипов связался со штабом.
– Да, немцы уже в Краснодаре, заняли школьный аэродром. Вашему полку немедленно перебазироваться ближе к Новороссийску, – приказал штаб дивизии.
Через несколько минут летчики выстроились перед командиром.
– Всем автомашинам немедленно выехать в сторону станицы Крымской. Не доезжая до нее – наш новый аэродром. Самолетам вылетать немедленно.
Взлетаем в сумерках, темнота наступила быстро. Во главе с командиром мы отправились в неожиданный ночной полет. Но почему неожиданный? Да потому, что все время летали в дневное время, ночное оборудование давно не проверялось, и на многих самолетах бортовые огни не светились. Темно. Один только самолет командира летит впереди и мигает огнями. За ним гуськом летят остальные.
А вот и станица. Уже совсем темно. Видим, в поле стоит огромное облако пыли, метров на сто поднялось.
– Неужели сюда уже немцы добрались, – обжигает сознание страшная мысль.
Присмотрелись и поняли, что сюда слетаются самолеты с разных наших аэродромов. Летчики, севшие первыми на рабочую площадку аэродрома, пытаются обозначить ее границы ракетами. Но ракеты летят со всех сторон: попробуй разберись что к чему. Наконец сели и мы.
– Сегодня всем спать у самолетов, – приказал командир полка, приняв рапорт о посадке. – Устраивайтесь!
Душная ночь, пыль забивает горло, во рту сухо до горечи, хочется пить, на душе тревожно.
Все устали и были голодны, ужинать никому не пришлось. Майор Осипов где-то раздобыл автомашину и поехал в станицу. Вернулся часа через два, привез несколько бидонов, мешок сухарей и две корзины помидор.
– О, на ночь полезно молочком с сухариками подзаправиться – затараторил Саша Алексеев, – даже медицина рекомендует…
Но в бидонах оказалось не молоко, а вода.
Ребята набросились на сухари и помидоры. Ели их без соли и запивали водой. Как только успокоились наши проголодавшиеся желудки, легли отдыхать.
С рассветом улетели «яки», за ними – штурмовики. На аэродроме остались только наши И-16.
Немцы начали уже наводить переправы через реку Кубань.
В один из вылетов на штурмовку вражеских войск в районе станицы Елизаветинской летчики заметили, как со стороны Краснодара, к нашей группе приближается шестерка «Мессершмиттов-110». До этого нам не приходилось вести с ними боев, хотя и видели их в воздухе под Ростовом и в Ейске. Иногда вылетали наперехват, пытались догнать, но безуспешно.
А вот теперь встретились лицом к лицу.
По габаритам можно было предположить, что в бою эти самолеты неуклюжи. Однако предположения наши оказались ошибочными. Двухмоторный «Мессершмитт-110» маневрирует отлично, и фашистские летчики охотно идут в лобовую атаку, так как фюзеляж самолета свободен от моторов и в нем размещено мощное пушечное вооружение.
Минут десять возились мы с «мессершмиттами», но ничего не получилось. И все же Терпугов с Орловым подбили одного фашиста. Самолет задымил, энергично спикировал и ушел на бреющем полете в сторону Краснодара. Мы попытались его добить, но не тут-то было: остальные «мессершмитты» так на нас ополчились, что мы вынуждены были встать в круг и, заняв оборону, постепенно отойти к своему аэродрому.
В общем-то «ишачки» и на этот раз показали неплохие качества. Жаль только скорости у них не хватало.
На полевом аэродроме возле станицы Абинской жили мы незавидно. Расположились под открытым небом. Спали на соломе рядом с самолетами. Но летний свежий воздух вполне устраивал.
Только вот с питанием было плоховато. Тылы никак не могли организовать доставку продуктов, особенно горячей пищи. А вылетать на выполнение боевых заданий приходилось по пять-шесть, а иногда и семь раз за день. Бывало, возвратимся из полета голодные, как волки, а нам на обед – арбузы в неограниченном количестве. Разве это пища? Привозили изредка сухари.
– Ну, как навитаминились? – острил Виктор Савченко. – Вот если бы к арбузам и помидорам привозили еще витамины «К» и «X», тогда была бы не жизнь а малина.
– Таких витаминов в природе не существует.
– Как это не существует?
– Витамин «К» – это колбаса, а витамин «X» – это хлеб насущный.
– Да иди ты к черту! – ругали Виктора летчики и снова брались за сладкие, сочные, но не сытные арбузы.
В это время наши войска отходили к Новороссийску. И эшелоны один за другим двигались мимо аэродрома.
Смотрим, на погрузочной станции стоит один эшелон товарных вагонов.
Решили командировать своих представителей взглянуть на этот эшелон. Оказалось, он никем не охраняется. Только в хвостовом вагоне сидит легко раненный старшина и солдат с ним, вооруженный винтовкой. В паровозе – машинист с кочегаром. Эшелон небольшой, всего четырнадцать вагонов.
– Что везете? – спрашивают наши техники у машиниста.
– Не могу знать. Приказано доставить в Новороссийск. Вот и везем.
– А может быть там взрывчатка?
– И то может быть.
– Давай откроем, посмотрим.
– По этому делу обращайтесь к старшине, он тут главный начальник.
Техники идут к старшине, предлагают осмотреть, какие грузы в вагонах.
– Не позволю, – отвечает старшина.
– Но у нас летчики сидят голодные! Ты представляешь, что такое истребитель и как на нем воевать голодному?
– Ну, ладно, будь, что будет. Откройте один вагон и посмотрите.
Открыли вагон, а там и рыбные консервы, галеты, печенье, папиросы и целая бочка коньяку с фабричной наклейкой, нераспечатанная.
– Забирайте все это добро, – сказал старшина, – только мне для отчета перед начальником дайте официально оформленную бумагу с печатью вашей части.
Побежали ребята к начальнику штаба. Так, мол, и так – старшина бумагу с печатью требует.
Это еще что за фокусы? – спрашивает Апаров.
– Но ведь там в вагонах продовольствие, а людям есть нечего!
– Так бы и говорили – продовольствие в вагонах. Для этого дела и печать, понимаете, пришлепнуть можно.
Выдали старшине «бумагу» и теперь возле штаба попка появилось столько продуктов, что лучше и желать не надо. Только вот на бочку коньяку командир полка наложил «вето».
– Сам буду выдавать вечером по окончании боевых вылетов.
Так и стояла эта бочка с коньяком в землянке у командира.
Четыре отважных капитана
– Все в полном порядке, товарищ старший лейтенант.
В мозгу, снова, как отголоски, строки маминого письма: «Герман двое суток лежал у меня на руках и умоляя шептал: „Мамочка, не найдется ли у тебя хоть кусочек сухарика?“
А у меня не было ни одной крошки, чтобы дать ему подкрепиться.
«Ничего, сыночек нет у меня, – говорила я ему, – вот пойду, может, что-нибудь достану. А куда пойдешь! У меня не было сил, и холод могилы лежал на сердце.
Через несколько часов Герман умер. Маленький сухарик мог его еще спасти».
Прочитанные письма из Ленинграда лежали в кармане и жгли мою душу. Печальной вереницей прошли родные и близкие.
Последнее письмо было от самого младшего брата, Леньки.
Похолодело в груди: неужели и мама! Нет, мама была жива.
– «Мы все обои в квартире ободрали и сварили. Двадцать пять лет наклеивались они на стены, а вот теперь мы варили из них клейстер и ели… А недавно я ползал к передовой линии и нашел там убитую лошадь. Я долго отрезал кусок замерзшего мяса и очень устал, но все же отрезал. Фашисты меня заметили и ударили из пушки. Меня отбросило взрывом и потом я несколько дней ходил глухой. Но кусок конины все же домой принес. Тогда еще Герман с Юрой были живы».
Хотелось прыгнуть в кабину истребителя и лететь, лететь на фашистов, бить их без пощады.
– Что с тобой, Толя? – подошел командир эскадрильи Виктор Орлов, – из дома плохие вести?
– На, читай. Вся родня в Ленинграде вымерла! – ткнул я Орлову письма.
Виктор ничего не ответил и только с минуту подержал свою руку на моем плече.
– Держись, Толя, мужайся.
Вечером Виктор снова подошел ко мне.
– Пойдем, поговорим. По баночке вина выпьем, твоих родных помянем.
Никогда не забуду этой дружеской поддержки в тяжелые минуты личного горя.
Комиссар Ильин 22 мая 1942 года зачитал сообщение Совинформбюро «Политические и военные итоги года Отечественной войны». «В труднейших условиях зимы Красная Армия нанесла немецко-фашистским войскам удары такой силы, которые поколебали основы военной машины противника и подготовили почву для разгрома гитлеровской армии», – говорилось в сообщении.
– Но почему же мы потерпели поражение в Крыму, на Керченском полуострове? – волновало всех нас.
– Ответ дает то же сообщение, – спокойно сказал Ильин.
«Конечно, на фронте такой протяженности, каким является советско-германский фронт, гитлеровское командование еще в состоянии на отдельных участках сосредоточить значительные силы войск, танков и авиации и добиваться отдельных успехов. Так, например, случилось на Керченском перешейке, где немцы, накопив преимущество в танках и, особенно, в авиации, добились успеха и заставили наши войска отступить. Такие успехи для немцев не исключены на отдельных участках фронта и в ближайшем будущем».
– Мы это видели и сейчас продолжаем ощущать, – прервав чтение, сказал комиссар. – Слушайте дальше:
«Но одно совершенно очевидно, что успехи гитлеровцев, подобные успехам на Керченском перешейке, ни в какой мере не решают судьбу войны. Эти успехи временны и преходящи. Немецкая армия 1942 года, это не та армия, какая была в начале войны…».
С большим вниманием мы выслушали это сообщение.
– Год войны для нашего полка был серьезным испытанием, – сказал в заключение майор Осипов. – Мы научились воевать. И хорошо воевать. Много тяжелых испытаний придется еще перенести. Легкой жизни, как видно, не будет. Много еще придется потрудиться для победы.
– Эх, скорее бы нам дали «лагги», – вздохнул кто-то из летчиков. – Это же замечательные машины!
– Этими самолетами командование дивизии перевооружает другой полк, а мы пока будем воевать на своих старичках, – ответил командир полка. – Говорят, старый конь борозды не испортит.
И мы продолжали воевать на своих «ишачках». Откровенно говоря, они нас устраивали. Мы были уверены в их хорошей маневренности, звездообразный мотор неплохо защищал летчика от снарядов противника, особенно в лобовой атаке. Ко всему же «ишачки» были вооружены пушками.
– Надо усилить вооружение истребителей, – не раз поговаривали летчики. Но как? Мы вместе с техсоставом ломали головы над решением этой задачи. И наконец придумали.
Инженеры под крыльями самолетов приварили своеобразные штыри, к ним приспособили балки для крепления реактивных снарядов. Сделали надежную электропроводку, которую вывели в кабину летчика.
Приспособление было готово: под крыльями подвешивались реактивные снаряды. Воздушный вариант «катюши» нашел всеобщее одобрение.
Пристреливать реактивные снаряды тоже приспособились. Делалось это просто: самолет откатывали в сторону от аэродрома, в четырестах метрах устанавливался фанерный щит с нарисованным в центре кругом. Оптическая ось прицела направлялась в этот круг и на глаз регулировалась направляющая балка с поправкой на траекторию полета снаряда. Затем головка реактивного снаряда устанавливалась на определенную дистанцию, например в четыреста метров. Нажим на тумблер – и снаряд летит в цель!
Если снаряд взрывается в стороне, мы тут же вносим поправки в регулировку балки.
Теперь мы уже могли бить врага не только из пушек и пулеметов, а и реактивными снарядами. Позднее управление стрельбой было усовершенствовано и реактивные снаряды можно было выстреливать по одному или залпом.
Таким образом, была увеличена огневая мощь наших И-16, и фашисты вовсе отказались принимать лобовые атаки.
29–30 июня немцы развернули сильное наступление в южном направлении, захватили Ростов-на-Дону и начали двигаться в направлении Краснодара, а затем в сторону Новороссийска. Широким фронтом противник занимал территорию Кубани. Земля стонала от фашистских колонн мотопехоты и танков.
Полку приказано немедленно вылетать на полевой аэродром, расположенный возле станицы Тимашевской, и действовать в направлении Ростова. На аэродроме, кроме нас, много другой авиации, штурмовые и истребительные полки, вооруженные «илами», «яками», и «лаггами».
Получаем задачу – уничтожить живую силу и технику врага. Страшная лавина фашистов безостановочно ползла на юг. Ее прикрывали истребители.
В одном из боевых вылетов капитан Сапожников, старшие лейтенанты Макаров, Савченко и я встретили четверку «мессершмиттов». Завязался воздушный бой. Во время атаки снаряд немецкого «эрликона» угодил в мотор моего самолета. Сильно затрясло. Козырек кабины залило маслом.
Бой проходил над территорией, занятой противником, и мне ничего другого не оставалось, как перетянуть хотя бы линию фронта. Не уменьшая оборотов мотора (боялся, что мотор заклинится), я развернулся на юг. Масло залило козырек, ухудшился обзор. Пришлось высовывать голову из кабины и лететь дальше.
Если бы не товарищи, «мессершмитты» сбили бы меня. Но друзья пристроились по сторонам и прикрывали, пока я не долетел до аэродрома. Оказалось, снаряд угодил в верхний цилиндр мотора и пробил его.
Конечно, самое верное решение – срочно заменить мотор. Но ни мотора, ни даже запасного цилиндра, как нарочно, под руками не оказалось. А тут неожиданно получен приказ: немедленно перебазироваться на другой аэродром.
Что делать? Жалко бросать самолет. В моторе поврежден всего лишь один цилиндр.
– Надо закрыть пробоину, – посоветовал мой механик.
Так и сделали: между ребрами цилиндра над дырой, пробитой снарядом, втиснули толстую асбестовую прокладку и крепко прикрутили ее проволокой.
– Ну, как, выдержит мотор? – спрашиваю техника Цурихина.
– Не ручаюсь, но думаю, что все будет нормально.
Подошел стартёр. Несколько раз повернул винт, и мотор заработал. Только в нем похрустывает что-то, будто раздробленные камни перекатываются. Плохо дело, но улетать надо: вот-вот фашисты на аэродром ворвутся! И приказ командира требует – перелететь на аэродром, расположенный возле Краснодара и оттуда продолжать действовать в направлении Ростова.
Перелетели. Кроме нашего полка, здесь никого нет. Разместились в землянках. Я пересел на исправный самолет. Продолжаем штурмовать противника.
Идет автоколонна – мы встречаем ее метким огнем. Сначала подожжем переднюю автомашину, потом замыкающую. Фашисту – ни назад, ни вперед. И вот тут начинается «молотьба» до полного израсходования боеприпасов.
Но враг все лезет и лезет вперед. Четыре дня штурмовали наши И-16 автоколонны противника.
На разведку вылетели капитаны Орлов, Терпугов и старший лейтенант Платонов. День подходил к концу. Летчики возвратились домой вечером, произвели посадку и тут же доложили Осипову:
На Краснодарском аэродроме фашисты танками давят самолеты соседних полков.
– Не может этого быть! – усомнился командир полка.
– Мы видели это собственными глазами. – Сейчас доложу командованию дивизии. Осипов связался со штабом.
– Да, немцы уже в Краснодаре, заняли школьный аэродром. Вашему полку немедленно перебазироваться ближе к Новороссийску, – приказал штаб дивизии.
Через несколько минут летчики выстроились перед командиром.
– Всем автомашинам немедленно выехать в сторону станицы Крымской. Не доезжая до нее – наш новый аэродром. Самолетам вылетать немедленно.
Взлетаем в сумерках, темнота наступила быстро. Во главе с командиром мы отправились в неожиданный ночной полет. Но почему неожиданный? Да потому, что все время летали в дневное время, ночное оборудование давно не проверялось, и на многих самолетах бортовые огни не светились. Темно. Один только самолет командира летит впереди и мигает огнями. За ним гуськом летят остальные.
А вот и станица. Уже совсем темно. Видим, в поле стоит огромное облако пыли, метров на сто поднялось.
– Неужели сюда уже немцы добрались, – обжигает сознание страшная мысль.
Присмотрелись и поняли, что сюда слетаются самолеты с разных наших аэродромов. Летчики, севшие первыми на рабочую площадку аэродрома, пытаются обозначить ее границы ракетами. Но ракеты летят со всех сторон: попробуй разберись что к чему. Наконец сели и мы.
– Сегодня всем спать у самолетов, – приказал командир полка, приняв рапорт о посадке. – Устраивайтесь!
Душная ночь, пыль забивает горло, во рту сухо до горечи, хочется пить, на душе тревожно.
Все устали и были голодны, ужинать никому не пришлось. Майор Осипов где-то раздобыл автомашину и поехал в станицу. Вернулся часа через два, привез несколько бидонов, мешок сухарей и две корзины помидор.
– О, на ночь полезно молочком с сухариками подзаправиться – затараторил Саша Алексеев, – даже медицина рекомендует…
Но в бидонах оказалось не молоко, а вода.
Ребята набросились на сухари и помидоры. Ели их без соли и запивали водой. Как только успокоились наши проголодавшиеся желудки, легли отдыхать.
С рассветом улетели «яки», за ними – штурмовики. На аэродроме остались только наши И-16.
Немцы начали уже наводить переправы через реку Кубань.
В один из вылетов на штурмовку вражеских войск в районе станицы Елизаветинской летчики заметили, как со стороны Краснодара, к нашей группе приближается шестерка «Мессершмиттов-110». До этого нам не приходилось вести с ними боев, хотя и видели их в воздухе под Ростовом и в Ейске. Иногда вылетали наперехват, пытались догнать, но безуспешно.
А вот теперь встретились лицом к лицу.
По габаритам можно было предположить, что в бою эти самолеты неуклюжи. Однако предположения наши оказались ошибочными. Двухмоторный «Мессершмитт-110» маневрирует отлично, и фашистские летчики охотно идут в лобовую атаку, так как фюзеляж самолета свободен от моторов и в нем размещено мощное пушечное вооружение.
Минут десять возились мы с «мессершмиттами», но ничего не получилось. И все же Терпугов с Орловым подбили одного фашиста. Самолет задымил, энергично спикировал и ушел на бреющем полете в сторону Краснодара. Мы попытались его добить, но не тут-то было: остальные «мессершмитты» так на нас ополчились, что мы вынуждены были встать в круг и, заняв оборону, постепенно отойти к своему аэродрому.
В общем-то «ишачки» и на этот раз показали неплохие качества. Жаль только скорости у них не хватало.
На полевом аэродроме возле станицы Абинской жили мы незавидно. Расположились под открытым небом. Спали на соломе рядом с самолетами. Но летний свежий воздух вполне устраивал.
Только вот с питанием было плоховато. Тылы никак не могли организовать доставку продуктов, особенно горячей пищи. А вылетать на выполнение боевых заданий приходилось по пять-шесть, а иногда и семь раз за день. Бывало, возвратимся из полета голодные, как волки, а нам на обед – арбузы в неограниченном количестве. Разве это пища? Привозили изредка сухари.
– Ну, как навитаминились? – острил Виктор Савченко. – Вот если бы к арбузам и помидорам привозили еще витамины «К» и «X», тогда была бы не жизнь а малина.
– Таких витаминов в природе не существует.
– Как это не существует?
– Витамин «К» – это колбаса, а витамин «X» – это хлеб насущный.
– Да иди ты к черту! – ругали Виктора летчики и снова брались за сладкие, сочные, но не сытные арбузы.
В это время наши войска отходили к Новороссийску. И эшелоны один за другим двигались мимо аэродрома.
Смотрим, на погрузочной станции стоит один эшелон товарных вагонов.
Решили командировать своих представителей взглянуть на этот эшелон. Оказалось, он никем не охраняется. Только в хвостовом вагоне сидит легко раненный старшина и солдат с ним, вооруженный винтовкой. В паровозе – машинист с кочегаром. Эшелон небольшой, всего четырнадцать вагонов.
– Что везете? – спрашивают наши техники у машиниста.
– Не могу знать. Приказано доставить в Новороссийск. Вот и везем.
– А может быть там взрывчатка?
– И то может быть.
– Давай откроем, посмотрим.
– По этому делу обращайтесь к старшине, он тут главный начальник.
Техники идут к старшине, предлагают осмотреть, какие грузы в вагонах.
– Не позволю, – отвечает старшина.
– Но у нас летчики сидят голодные! Ты представляешь, что такое истребитель и как на нем воевать голодному?
– Ну, ладно, будь, что будет. Откройте один вагон и посмотрите.
Открыли вагон, а там и рыбные консервы, галеты, печенье, папиросы и целая бочка коньяку с фабричной наклейкой, нераспечатанная.
– Забирайте все это добро, – сказал старшина, – только мне для отчета перед начальником дайте официально оформленную бумагу с печатью вашей части.
Побежали ребята к начальнику штаба. Так, мол, и так – старшина бумагу с печатью требует.
Это еще что за фокусы? – спрашивает Апаров.
– Но ведь там в вагонах продовольствие, а людям есть нечего!
– Так бы и говорили – продовольствие в вагонах. Для этого дела и печать, понимаете, пришлепнуть можно.
Выдали старшине «бумагу» и теперь возле штаба попка появилось столько продуктов, что лучше и желать не надо. Только вот на бочку коньяку командир полка наложил «вето».
– Сам буду выдавать вечером по окончании боевых вылетов.
Так и стояла эта бочка с коньяком в землянке у командира.
Четыре отважных капитана
– Смотри, смотри, самолет снижается! – послышался голос возле командного пункта полка.
Все задрали головы в небо.
Да, действительно, кто-то летит. Самолет приближается к аэродрому с выпущенным шасси. Вот он уже заходит на посадку. Медленно и, будто бы крадучись, приближается к земле. Очертание шасси необычное, под колесами виден непонятный комок.
– Это же самолет капитана Сидорова! – кричит техник.
– Наверное, подбит.
– Вроде нет. Но что это у него прикреплено к шасси?
Истребитель приземлился на аэродроме, пробежал, остановился. Мы наблюдаем за ним. Видим, как комок отделился от шасси и… побежал.
– Человек!
Самолет зарулил к своему капониру, а, отделившийся от него человек остановился, посмотрел по сторонам и быстро направился к командному пункту.
– Капитан Орлов! – послышались радостные голоса.
Не успели мы опомниться, как увидели второй самолет, идущий на посадку. Под его фюзеляжем, на шасси, тоже прилепился точно такой же, как и у первого самолета, комок. И этот самолет осторожно приближается к земле. Его прикрывает третий истребитель. Он летит с убранным шасси и не снижается до тех пор, пока самолет капитана Железнова не совершает посадку. Теперь мы уже видим, что на посадку заходит Железнов, а в воздухе кружится Алексеев. Затем садится и он.
Мы бежим к самолету Железнова. Видим, как от стойки шасси он отвязывает капитана Аввакумова и осторожно помогает встать ему. Летчики и техники, подбежавшие к самолету, хотят взять Аввакумова на руки и отнести к командному пункту.
– Не надо, – отмахивается Аввакумов, – я сам пойду. Вот только руку подвяжите – болит.
Тем временем садится Алексеев. Бросаемся к нему.
– В чем дело, Саша?
– Все узнаете, дайте передохнуть. Ну и поколошматили мы фашистскую колонну! – рассказывает Алексеев, и глаза у него горят от удовлетворения.
– Пусть Сашка передохнет, а мы айда к командному пункту.
Майор Осипоз уже хлопочет возле Орлова. Глаза у капитана красные, воспаленные.
– На-ка, глоток отпей, – Осипов подает котелок с коньяком. – Тебе надо согреться и нервы успокоить.
– И ты тоже, Константин Сергеевич, выпей на здоровье.
Аввакумов берет котелок в одну руку и, отпив несколько глотков, отставляет его в сторону:
– Ну, хватит, – отворачивает от котелка голову Аввакумов, – ведь не у тещи в гостях.
Усталость валила летчиков с ног.
Что же случилось с нашими товарищами? Каким образом и почему капитан Орлов и Аввакумов очутились на шасси истребителей и совершили столь необычный полет?
А произошло вот что. Командир эскадрильи Виктор Орлов повел небольшую группу истребителей на штурмовку вражеских колонн. В группу входили: капитан Железнов – заместитель Орлова, капитан Аввакумов – адъютант эскадрильи, капитан Сидоров – штурман полка и рядовой летчик – старший лейтенант Алексеев.
Все товарищи были отличными летчиками, с большим опытом воздушных боев и полетов на штурмовку.
Капитан Орлов считался в полку всеобщим любимцем. Выше среднего роста, плотно сложенный голубоглазый блондин, на редкость чуткий и приветливый человек. И фамилия у него под стать внешнему облику: прямой, с небольшой горбинкой нос, брови вразлет, как крылья стремительной птицы. И губы особенные – улыбчивые, добрые.
Этот обаятельный человек в бою был бесстрашным воином, изумительным мастером маневра и стремительных атак. Его подвигами восхищались не только мы, а и вышестоящие командиры. Недаром он был первым в полку награжден орденом Ленина.
Заместитель Орлова, капитан Железнов, смугляк среднего роста с каштановыми вьющимися волосами, тоже отлично воевал, был смел и отважен. Мы уверенно ходили в бой со своими командирами и всегда возвращались домой с победой.
Капитан Аввакумов – человек застенчивый, но очень трудолюбивый, исполнительный. Занимал он должность адъютанта, как обычно называли начальника штаба эскадрильи, и хорошо с ней справлялся. Как летчик он был тоже мастером высокого класса.
Штурман полка, капитан Сидоров, наиболее грамотный и вдумчивый офицер полка, отлично знал свое дело. Ему доверяли и верили в умелое руководство летным составом в воздушных боях.
Четверка капитанов была слетана и дружна, никогда не терялась в сложной боевой обстановке. Мы, летчики, многому научились у них в полетах. Я, также, как и другие, учился у своего нового ведущего, капитана Орлова.
В эти июльские дни 1942 года кубанская земля была в пыли, дымах и пожарищах. Многочисленные колонны фашистских танков и автомашин, артиллерии и разной боевой техники быстро продвигались, тесня наши войска на юг.
Полку поставлена задача: не только прикрывать отход наших войск, а и уничтожать штурмовыми ударами боевую технику и живую силу врага. Мы были изнурены до предела. Бывало, прилетим, отдохнем несколько минут, на скорую руку поедим что придется, попьем воды. Техники и оружейники уже заправили самолеты горючим и боеприпасами, и мы снова в воздухе. Снова штурмовки, бои, бои…
Вечером, после ужина, падаем под самолет на солому и спим, как убитые. Только забрезжит рассвет – мы уже на ногах, садимся в свои самолеты и в воздух, снова штурмовать фашистские колонны.
Чаще всего летали на так называемую «охоту», за движущимися колоннами немцев. Взлетаем, находим наиболее плотную колонну машин, повозок и начинаем ее штурмовать. Одним словом, руку набили на этом деле.
Пятерка истребителей во главе с капитаном Орловым тоже вылетела на свободный поиск наземных объектов. Пролетели через линию боевого соприкосновения с войсками противника, и перед глазами летчиков открылась обычная картина: идут вражеские колонны и тучи пыли стелятся за ними.
Капитан Орлов выбрал колонну покрупнее: машины с солдатами, цистерны с горючим, множество артиллерии. Вот он качнул с крыла на крыло – сигнал для атаки. Машина ведущего круто пикирует и на бреющем полете проносится над фашистской колонной. За ним следуют остальные летчики. Горит головная автомашина – это меткий удар Орлова. Взрыв и пламя взметнулись к небу – капитан Железнов реактивным снарядом угодил в цистерну с горючим. Аввакумов, Сидоров и Алексеев наносят удары по центру колонны фашистов.
Затем истребители замыкают круг и начинают обрабатывать скопище фашистов и их техники метким огнем. Вся колонна в огне, немцы рассыпались по сторонам дороги, но на них низвергается ливень пулеметного и пушечного огня истребителей.
Вдруг мотор у самолета Аввакумова зачихал и остановился: фашистская пуля попала в бензопровод. Дотянуть на свою территорию невозможно – далеко, да и высота небольшая. Не удастся перелететь даже реку.
Аввакумов идет на посадку, старается приземлиться подальше от разгромленной фашистской колонны. Ему удается сесть километрах в двух от дороги. Летчик выскакивает из самолета и машет руками – авось товарищи заметят и придут на помощь.
Группа два раза прошла над самолетом Аввакумова. Капитан Орлов идет на посадку. Еще минута, и он приземляется рядом с самолетом товарища.
Фашисты тоже заметили вынужденную посадку советского истребителя и бросились к нему… Но капитан Сидоров, Железнов и старший лейтенант Алексеев прижимают их пулеметным огнем к земле.
– Что случилось? – спрашивает Орлов у Аввакумова.
– Остановился мотор.
– Быстрее в кабину! – кричит Орлов, видя, что немцы совсем рядом.
Аввакумов, не снимая парашюта, пытается протиснуться за бронеспинку в кабине самолета Орлова.
– Так дело не пойдет, надо снимать парашют!
Но Аввакумов волнуется, спешит и все же старается как-нибудь пролезть за бронеспинку с парашютом. Он не замечает, как ногой задевает за выключатель магнето. Мотор самолета Орлова остановился. И запустить нечем.
А фашисты, видя добычу, рвутся теперь уже к двум самолетам Орлова и Аввакумова. Сидоров, Железнов и Алексеев изо всех сил отгоняют огнем из пулеметов фашистов и тем самым не дают им приблизиться к летчикам.
Положение двух капитанов, находящихся на земле, становится незавидным: позорный плен или смерть! Аввакумов, мокрый от пота, вылез из кабины самолета Орлова и потянулся рукой к пистолету.
– Подожди! – кричит ему Орлов, – ты что, с ума сошел?
В ту же минуту на посадку пошел капитан Сидоров. Кругом стрельба, немцы во что бы то ни стало пытаются прорваться к сидящим на земле самолетам, теперь уже трех советских летчиков. Железнов и Алексеев продолжают отсекать наседающих врагов огнём пулемётов, буквально притирая их к земле фюзеляжами самолётов.
– Что вы тут делаете? – кричит подруливая Сидоров.
– Костю хотел забрать, а мотор выключился. Вот и сидим на мели.
– Виноват во всем я, – говорит Аввакумов. – Скорее улетайте.
– Садись на пирамиду шасси, – кричит Сидоров Орлову. – Буду взлетать, на руках подтянешься. Прикрепись к стойке шасси ремнем.
Орлов быстро устроился на шасси и привязался. Сидоров увеличивает обороты мотора – и самолет в воздухе. Костя Аввакумов и два истребителя остаются на земле.
А фашисты рвутся к ним, как бешеные. Короткими перебежками они все ближе продвигаются к советским истребителям, у которых суетится Аввакумов, готовясь их поджечь.
Теперь на выручку товарища идет капитан Железнов. Он садится и подруливает к Аввакумову.
– Орлова увез Сидоров, – сообщает Железнову Аввакумов.
– Куда посадил?
– На шасси.
– Садись туда же! Да побыстрее, а то у Алексеева боеприпасы на исходе.
Аввакумов быстро подвязывается ремнем к шасси и на руках подтягивается над колесом. Железнов дает газ и его самолет в воздухе.
Алексеев с яростью всаживает в фашистов последние очереди из своих пулеметов, а затем пристраивается позади самолета Железнова.
На земле остались два пылающих факела – это горели подожженные Аввакумовым самолеты.
Все это узнали мы вечером в столовой. Потеря двух истребителей с лихвой компенсировалась огромным уроном, нанесенным фашистской колонне отважными летчиками полка.
Все задрали головы в небо.
Да, действительно, кто-то летит. Самолет приближается к аэродрому с выпущенным шасси. Вот он уже заходит на посадку. Медленно и, будто бы крадучись, приближается к земле. Очертание шасси необычное, под колесами виден непонятный комок.
– Это же самолет капитана Сидорова! – кричит техник.
– Наверное, подбит.
– Вроде нет. Но что это у него прикреплено к шасси?
Истребитель приземлился на аэродроме, пробежал, остановился. Мы наблюдаем за ним. Видим, как комок отделился от шасси и… побежал.
– Человек!
Самолет зарулил к своему капониру, а, отделившийся от него человек остановился, посмотрел по сторонам и быстро направился к командному пункту.
– Капитан Орлов! – послышались радостные голоса.
Не успели мы опомниться, как увидели второй самолет, идущий на посадку. Под его фюзеляжем, на шасси, тоже прилепился точно такой же, как и у первого самолета, комок. И этот самолет осторожно приближается к земле. Его прикрывает третий истребитель. Он летит с убранным шасси и не снижается до тех пор, пока самолет капитана Железнова не совершает посадку. Теперь мы уже видим, что на посадку заходит Железнов, а в воздухе кружится Алексеев. Затем садится и он.
Мы бежим к самолету Железнова. Видим, как от стойки шасси он отвязывает капитана Аввакумова и осторожно помогает встать ему. Летчики и техники, подбежавшие к самолету, хотят взять Аввакумова на руки и отнести к командному пункту.
– Не надо, – отмахивается Аввакумов, – я сам пойду. Вот только руку подвяжите – болит.
Тем временем садится Алексеев. Бросаемся к нему.
– В чем дело, Саша?
– Все узнаете, дайте передохнуть. Ну и поколошматили мы фашистскую колонну! – рассказывает Алексеев, и глаза у него горят от удовлетворения.
– Пусть Сашка передохнет, а мы айда к командному пункту.
Майор Осипоз уже хлопочет возле Орлова. Глаза у капитана красные, воспаленные.
– На-ка, глоток отпей, – Осипов подает котелок с коньяком. – Тебе надо согреться и нервы успокоить.
– И ты тоже, Константин Сергеевич, выпей на здоровье.
Аввакумов берет котелок в одну руку и, отпив несколько глотков, отставляет его в сторону:
– Ну, хватит, – отворачивает от котелка голову Аввакумов, – ведь не у тещи в гостях.
Усталость валила летчиков с ног.
Что же случилось с нашими товарищами? Каким образом и почему капитан Орлов и Аввакумов очутились на шасси истребителей и совершили столь необычный полет?
А произошло вот что. Командир эскадрильи Виктор Орлов повел небольшую группу истребителей на штурмовку вражеских колонн. В группу входили: капитан Железнов – заместитель Орлова, капитан Аввакумов – адъютант эскадрильи, капитан Сидоров – штурман полка и рядовой летчик – старший лейтенант Алексеев.
Все товарищи были отличными летчиками, с большим опытом воздушных боев и полетов на штурмовку.
Капитан Орлов считался в полку всеобщим любимцем. Выше среднего роста, плотно сложенный голубоглазый блондин, на редкость чуткий и приветливый человек. И фамилия у него под стать внешнему облику: прямой, с небольшой горбинкой нос, брови вразлет, как крылья стремительной птицы. И губы особенные – улыбчивые, добрые.
Этот обаятельный человек в бою был бесстрашным воином, изумительным мастером маневра и стремительных атак. Его подвигами восхищались не только мы, а и вышестоящие командиры. Недаром он был первым в полку награжден орденом Ленина.
Заместитель Орлова, капитан Железнов, смугляк среднего роста с каштановыми вьющимися волосами, тоже отлично воевал, был смел и отважен. Мы уверенно ходили в бой со своими командирами и всегда возвращались домой с победой.
Капитан Аввакумов – человек застенчивый, но очень трудолюбивый, исполнительный. Занимал он должность адъютанта, как обычно называли начальника штаба эскадрильи, и хорошо с ней справлялся. Как летчик он был тоже мастером высокого класса.
Штурман полка, капитан Сидоров, наиболее грамотный и вдумчивый офицер полка, отлично знал свое дело. Ему доверяли и верили в умелое руководство летным составом в воздушных боях.
Четверка капитанов была слетана и дружна, никогда не терялась в сложной боевой обстановке. Мы, летчики, многому научились у них в полетах. Я, также, как и другие, учился у своего нового ведущего, капитана Орлова.
В эти июльские дни 1942 года кубанская земля была в пыли, дымах и пожарищах. Многочисленные колонны фашистских танков и автомашин, артиллерии и разной боевой техники быстро продвигались, тесня наши войска на юг.
Полку поставлена задача: не только прикрывать отход наших войск, а и уничтожать штурмовыми ударами боевую технику и живую силу врага. Мы были изнурены до предела. Бывало, прилетим, отдохнем несколько минут, на скорую руку поедим что придется, попьем воды. Техники и оружейники уже заправили самолеты горючим и боеприпасами, и мы снова в воздухе. Снова штурмовки, бои, бои…
Вечером, после ужина, падаем под самолет на солому и спим, как убитые. Только забрезжит рассвет – мы уже на ногах, садимся в свои самолеты и в воздух, снова штурмовать фашистские колонны.
Чаще всего летали на так называемую «охоту», за движущимися колоннами немцев. Взлетаем, находим наиболее плотную колонну машин, повозок и начинаем ее штурмовать. Одним словом, руку набили на этом деле.
Пятерка истребителей во главе с капитаном Орловым тоже вылетела на свободный поиск наземных объектов. Пролетели через линию боевого соприкосновения с войсками противника, и перед глазами летчиков открылась обычная картина: идут вражеские колонны и тучи пыли стелятся за ними.
Капитан Орлов выбрал колонну покрупнее: машины с солдатами, цистерны с горючим, множество артиллерии. Вот он качнул с крыла на крыло – сигнал для атаки. Машина ведущего круто пикирует и на бреющем полете проносится над фашистской колонной. За ним следуют остальные летчики. Горит головная автомашина – это меткий удар Орлова. Взрыв и пламя взметнулись к небу – капитан Железнов реактивным снарядом угодил в цистерну с горючим. Аввакумов, Сидоров и Алексеев наносят удары по центру колонны фашистов.
Затем истребители замыкают круг и начинают обрабатывать скопище фашистов и их техники метким огнем. Вся колонна в огне, немцы рассыпались по сторонам дороги, но на них низвергается ливень пулеметного и пушечного огня истребителей.
Вдруг мотор у самолета Аввакумова зачихал и остановился: фашистская пуля попала в бензопровод. Дотянуть на свою территорию невозможно – далеко, да и высота небольшая. Не удастся перелететь даже реку.
Аввакумов идет на посадку, старается приземлиться подальше от разгромленной фашистской колонны. Ему удается сесть километрах в двух от дороги. Летчик выскакивает из самолета и машет руками – авось товарищи заметят и придут на помощь.
Группа два раза прошла над самолетом Аввакумова. Капитан Орлов идет на посадку. Еще минута, и он приземляется рядом с самолетом товарища.
Фашисты тоже заметили вынужденную посадку советского истребителя и бросились к нему… Но капитан Сидоров, Железнов и старший лейтенант Алексеев прижимают их пулеметным огнем к земле.
– Что случилось? – спрашивает Орлов у Аввакумова.
– Остановился мотор.
– Быстрее в кабину! – кричит Орлов, видя, что немцы совсем рядом.
Аввакумов, не снимая парашюта, пытается протиснуться за бронеспинку в кабине самолета Орлова.
– Так дело не пойдет, надо снимать парашют!
Но Аввакумов волнуется, спешит и все же старается как-нибудь пролезть за бронеспинку с парашютом. Он не замечает, как ногой задевает за выключатель магнето. Мотор самолета Орлова остановился. И запустить нечем.
А фашисты, видя добычу, рвутся теперь уже к двум самолетам Орлова и Аввакумова. Сидоров, Железнов и Алексеев изо всех сил отгоняют огнем из пулеметов фашистов и тем самым не дают им приблизиться к летчикам.
Положение двух капитанов, находящихся на земле, становится незавидным: позорный плен или смерть! Аввакумов, мокрый от пота, вылез из кабины самолета Орлова и потянулся рукой к пистолету.
– Подожди! – кричит ему Орлов, – ты что, с ума сошел?
В ту же минуту на посадку пошел капитан Сидоров. Кругом стрельба, немцы во что бы то ни стало пытаются прорваться к сидящим на земле самолетам, теперь уже трех советских летчиков. Железнов и Алексеев продолжают отсекать наседающих врагов огнём пулемётов, буквально притирая их к земле фюзеляжами самолётов.
– Что вы тут делаете? – кричит подруливая Сидоров.
– Костю хотел забрать, а мотор выключился. Вот и сидим на мели.
– Виноват во всем я, – говорит Аввакумов. – Скорее улетайте.
– Садись на пирамиду шасси, – кричит Сидоров Орлову. – Буду взлетать, на руках подтянешься. Прикрепись к стойке шасси ремнем.
Орлов быстро устроился на шасси и привязался. Сидоров увеличивает обороты мотора – и самолет в воздухе. Костя Аввакумов и два истребителя остаются на земле.
А фашисты рвутся к ним, как бешеные. Короткими перебежками они все ближе продвигаются к советским истребителям, у которых суетится Аввакумов, готовясь их поджечь.
Теперь на выручку товарища идет капитан Железнов. Он садится и подруливает к Аввакумову.
– Орлова увез Сидоров, – сообщает Железнову Аввакумов.
– Куда посадил?
– На шасси.
– Садись туда же! Да побыстрее, а то у Алексеева боеприпасы на исходе.
Аввакумов быстро подвязывается ремнем к шасси и на руках подтягивается над колесом. Железнов дает газ и его самолет в воздухе.
Алексеев с яростью всаживает в фашистов последние очереди из своих пулеметов, а затем пристраивается позади самолета Железнова.
На земле остались два пылающих факела – это горели подожженные Аввакумовым самолеты.
Все это узнали мы вечером в столовой. Потеря двух истребителей с лихвой компенсировалась огромным уроном, нанесенным фашистской колонне отважными летчиками полка.