Страница:
— У меня несколько другие литературные интересы, — пожал я плечами.
— Тогда бессмысленно объяснять вам, что такое «синдром Сикорски»... — безнадежно махнул рукой Хайлендер. — Все наши спецслужбы поражены этой заразой. И не скрывают этого. Даже, сдается мне, гордятся этим. Разведка, контрразведка, Спецакадемия, Федеральное управление расследований... Все они по нескольку раз ненавязчиво объясняли нам, что не прочь взять «ЛГ» под свое крыло. Но старик Грир больше всего на свете ценил свободу. И нас всех заразил этим. Вы, я думаю, тоже не чужды этой страсти. Так что мы найдем общий язык. Раз уж так вышло, то постараемся извлечь из случившегося э-э... обоюдную пользу. На этот раз мы будем получше присматривать за вами — с вашего, Клаус, на то согласия, — а вы постарайтесь держать язык за зубами и делать вид, что ничего не произошло... Надеемся, что вы не откажетесь и от определенной э-э... материальной компенсации за тот риск, которому подвергаетесь. И потом... В конце концов, если действительно действие Послания обернется чем-то дурным для вас, то если уж кто и сможет вам помочь, так это только мы...
Он помолчал и добавил:
— По-моему, у вас просто нет никакого выбора, Клаус...
— Так вы пошли на соглашение с этими людьми?
— Пошел... — Гильде неприязненно поморщился. — Пошел. И обманул их. Точнее, думал, что обманул. Забрал свой пай из «Интертекнолоджи» — это наше второе предприятие, существовавшее для отмывания денег, — и уже год нахожусь на подпольном положении. Однако пока выходит, что я обманул только самого себя. Да, пожалуй, еще Ника Стокмана. Я, видите ли, решил обратиться к нему как к профессионалу. Как к одному из немногих профессионалов, на которых в здешних краях можно положиться. — Он тяжело вздохнул. — Моя ошибка состоит в том, что я не был с ним достаточно откровенен. И тем спровоцировал его на не откровенность в отношении меня.
— Ник болезненно относился к таким вещам, — согласился Ким. — Клиент должен полностью доверять агенту, которого нанял. Иначе он может довольно сильно подставить его. Впрочем, не мне вас учить...
— Это и случилось. Я — против своей воли — Ника подставил, — сухим, угрюмым тоном согласился Гильде. — Я его просто-таки толкнул в объятия «Лексингтон Грир». Боюсь, что он повторил путь Сола и мой. Только под еще более жестким наблюдением господ Миллера и Хайлендера. Я же только лишился старого и надежного приятеля и довольно большой суммы денег.
— М-да... — согласился Ким. — Ник никогда не работал бесплатно. Даже на близких друзей. Много вы ему ассигновали?
— Об этом уже не стоит беспокоиться, — отрешенно махнул рукой Гильде. — После ликвидации пая в «Интертекнолоджи» я стал довольно состоятельным человеком. У меня хватит средств, чтобы оплатить вашу работу на меня, начиная с нуля. Ведь Ник не внес в вашу общую кассу сумму от продажи облигаций «Ноланса»?
О кассе своего агентства Ким мог рассказать много всякого. Не налоговому инспектору, конечно. Но сейчас он напряженно пытался вспомнить: что из ее скудного содержимого могло быть определено как «облигации»? Должно быть, это недоумение столь ясно отразилось на его лице, что Гильде счел необходимым уточнить:
— Довольно надежное капиталовложение. Из разряда бумаг, абсолютно не поддающихся подделке. Они, видите ли, не отпечатаны, а выращены каким-то секретным биологическим способом — его знало только казначейство Гаротты. Как вы знаете, ни Гаротты, ни ее казначейства в природе не существует уже более полустолетия. Так что копировать эти бумаги можно только молекулярно-квантовыми методами. Но это — тот случай, когда, как говорится, овчинка выделки все-таки не стоит...
— Тогда я не понимаю вообще ничего, — развел руками Ким. — Какую такую ценность могут представлять облигации, выпущенные казначейством Мира, который умудрился взорвать свое солнце и даже пепла после себя не оставить? На рынке ценных бумаг этим бумагам цена — ноль. Будь они хоть трижды уникальны.
— Вы возмутительно невежественны, агент, — вздохнул Гильде. — На рынке ценных бумаг эти облигации давно не фигурируют. Цену на них надо искать в каталогах нумизматов...
Странная мысль посетила Кима.
— Стоп! — сказал он и полез в бумажник. — Те облигации, они не похожи вот на это?
Он вытащил то, что считал купюрами не известной никому валюты — из той здоровенной пачки, что без толку захламляла ящик его рабочего стола в агентстве. Давно расставшись с надеждой добиться от кого-нибудь хоть какого-то толку по части выяснения их номинала и курса он просто по привычке таскал с собой этот листок, испещренный многочисленными символами и надписями на языке, которого не знал никто.
— Ого! — одобрительно воскликнул Гильде. — Это, разумеется, они! Я вложил в «Ноланс» — в желтую серию — большие деньги. И, пожалуй, был некоторое время основным их держателем на этой планетке. Выходит, Ник поделился с вами своим гонораром... И даже не объяснил, что эти бумажки коллекционеры охотно покупают по две сотни за штуку. Правда, не федеральными кредитками, конечно, а местными «тугриками», но все же... Я рассчитывал, однако, что он сбудет всю партию оптом — это было бы много удобнее... Бедняга, видно, не хотел засветиться. Как, впрочем, и я...
— Вы говорите — по две сотни за штуку? — несколько невпопад перебил его Ким. — Пожалуй, большая часть гонорара Ника осталась мне на память. Там почти девятьсот таких бумажек.
Гильде озадаченно потер лоб:
— Знаете, в высшей мере неосторожно было со стороны Ника держать такие деньги в обычном сейфе просто так — в офисе...
Ким не стал уточнять, где именно на самом деле хранил его несколько экстравагантный компаньон столь ценные, как выяснилось, бумаги.
— В таком случае, — с некоторым облегчением констатировал Гильде, — считайте, что вы получили аванс, и аванс солидный. Вы беретесь за дело? Я подготовил примерный текст договора... Контракта. Прочитайте.
Ким взял в руки покрытый убористым, разбитым на аккуратные «коробочки» пунктов и под-под-под-пунктов текстом и быстро пробежал его глазами. Собственно, он уже знал, что подпишет контракт.
Единственное, что никак не давалось ему, это понять, откуда взялась эта его уверенность.
— Итак, первое, чего вы хотите, это чтобы я установил за вами негласное наблюдение и связывался с вами только по вашему вызову или если обнаружу некую опасность, угрожающую вам?
— Вы правильно поняли меня. Это — первое. Второе, вы беретесь установить — существует ли за мной слежка. И если да, то кто ее осуществляет. Это вовсе не обязательно люди «Лексингтон Грир»...
На этот счет Ким уже мог кое-что рассказать Клаусу. Но тот не дал ему вставить ни единого слова в свой — сухой и отрывистый — монолог.
— И третье. Вот это — специальное приложение.
Он протянул Киму отдельный листок. Тот пробежал его глазами и посмотрел на Гильде с сомнением.
— Это... Это — достаточно странный пункт... Вряд ли какой-нибудь юрист согласится заверить его...
— Ну, это не ваша забота, агент. Скажите одно: вы согласны подписать контракт?
Ким молча достал электрокарандаш, сделал в основном тексте пару пометок (в нем надо было кое-что уточнить, а кое-что и поправить) и перекинул оба листка Гильде.
— Вот в таком виде — да...
«Господи, — подумал он, — что движет мной? Я сую голову в петлю, которая утащила бог весть куда уже троих. И тащит еще одного. Что движет мной?»
— Отлично, — сухо подвел Гильде черту под деловой частью разговора.
Даже не взглянув на пометки Кима, он сложил листки и спрятал их в нагрудный карман.
— Встретимся завтра в десять — в «Белом тезисе»... — констатировал он. — Я подготовлю все необходимые бумажки. Вам осталось взять на себя еще только одно обязательство. Устно.
Ким ответил ему вопросительным молчанием.
— Вы должны дать мне слово... — пояснил Гильде. — Честное слово никогда не соваться в «Лексингтон Грир». Обходите их за километр. За парсек!
— Что ж, — пожал плечами Ким. — Я даю вам такое слово.
У него и в самом деле были совсем другие планы на этот счет.
Гильде молча положил выправленный и уже подписанный им контракт, и Ким так же молча подписал все его копии. В молчании же они опустошили бокалы обогащенной углекислым газом кислятины стоимостью в половину недельного оклада рядового клерка каждый.
— Через час я заверю бумаги у надежного юриста, — прервал молчание Гильде. — И тут же передам вам ваши экземпляры. И вы сможете сразу приступить к работе.
— С вашего позволения, приступлю к работе прямо сейчас, господин Гильде, — возразил Ким. — У меня есть к вам кое-какие вопросы, ответы на которые мне давно пора бы знать. И кое-какая информация, которую давно пора знать вам. А контракт вы можете переслать мне почтой.
Он бросил на стол тощую папку с размашистой надписью «К. Гильде» и лихой галочкой.
— Будь по-вашему, — пожал плечами его наниматель.
Ким коротко кивнул и перешел к делу: обрисовал Гильде «оперативную обстановку», начав с предупреждения господина Лесных и закончив собранными за вчерашний вечер и сегодняшнее утро сведениями о том, кто и когда интересовался делами «Интертекнолоджи» и «Файнштейн — Гильде консалтинг сервис». Тут у него были свои каналы информации. Если кто-то чем-то в Канамаге интересовался всерьез, то информация об этом быстро становилась товаром, который можно было как купить, так и продать, ориентируясь на текущий спрос и предложение.
После этого он раскрыл давешнюю папку и стал выкладывать на столик листки с малопонятными каракулями, поразившими его при первом знакомстве с этим слишком уж своеобразным досье.
— Как я понимаю, Ник придавал этим э-э... рисункам некое значение, — преодолев странное внутреннее смущение, начал он. — Он никогда не хранил ненужной макулатуры...
— Э-э... — Гильде поднял на Кима недоуменный взгляд, — Маку... Как вы сказали?
— Макулатура. Бумажные отходы. Это — из старорусского. Тогда были проблемы с носителями. И раз использованную бумагу снова пускали в дело: изготовляли картон и все такое — второсортное.
— А-а... — пожал плечами Гильде. — Это довольно сложно объяснить... Макулатура... Гос-с-споди...
С минуту он молчал, перебирая разношерстные листки.
— Это — сны, — сказал он наконец как-то глухо, словно самому себе. — Видите ли, агент... Через некоторое время после «поцелуя» воспитанницы дока Миллера мне начали сниться сны... Даже не так. Ко мне начали приходить воспоминания о снах... Которые снились мне когда-то.. То были какие-то знамения... Символы... Хорошо понятные мне там, в мире сна... И ничего не говорящие в этом мире, где живут другие люди, тикают часы и светит солнце. Некоторое время я пытался выразить это... Вот такими вот знаками. В общем-то это было глупостью... Ник честно пытался разобраться в этом. Консультировался с психиатрами... Но потом это прошло...
— Они перестали вам сниться — эти сны?
Клаус удивленно глянул на Кима:
— Перестали? Почему же... Они по-прежнему приходят ко мне — воспоминания о снах... Только они стали другими... Пожалуй, мне сложно вот так сразу в двух словах — объяснить это...
Ким помолчал. Ему довольно трудно было хоть как-то реагировать на такой ответ.
— Вот это... — Он пошевелил пальцем записку, уведомляющую кого-то (наверное, все-таки Ника Стокмана) о том, что некий паспорт выписан не кем иным, а самим «дядюшкой Кю». — К чему это относится?
— Это... — Гильде усмехнулся. — Вы все-таки новичок в Большой Колонии, агент... «Дядя Кю» — это здешнее прозвище федеральной контрразведки. Видите ли, меня немного обеспокоило то, что когда я решил «лечь на дно» — а для этого, как вы понимаете, агент, требуется более или менее достоверная ксива — то ксиву эту мне сделали слишком легко. А вот эта записка... Мне, кстати, Ник ее не показывал... Так вот, эта записка недвусмысленно показывает, что я нахожусь «под крышей» ребят в погонах... Ксиву придется менять.
— А вообще... — Ким откашлялся как можно деликатнее. — Что вы намерены предпринимать в ближайшее время? Вы должны понимать, что ваши планы на будущее теперь — предмет моего профессионального интереса...
— В ближайшее время, — улыбнулся Гилъде, — я собираюсь немного разобраться в себе самом. Но для этого мне предстоит разобраться очень во многом... Это — длинный путь. Если я вам понадоблюсь, то вот мои координаты.
Он набросал на вырванном из блокнота листке несколько строк и бросил в остававшуюся открытой папку.
— Ну что же... — пожал плечами Ким. — Воля ваша. Только поставьте меня в известность, если вам на этом пути попадется что-то важное для... нашего с вами дела. Кстати...
— ? — отозвался Гильде.
— Сол Файнштейн не долетел до Чура, — сообщил Ким, получивший этой ночью справку. — Он свернул на какую-то странную станцию. «Вулкан 1001». Вы что-нибудь знаете о таких вещах?
— Нет, — подумав, ответил Гильде.
— И никто не знает, — вздохнул Ким.
Заверенный экземпляр контракта он получил тем же вечером.
«Ладно, — сказал он сам себе. — Ладно. В конце концов Клаус Гильде, судя по всему, вполне платежеспособен. И я в любой момент могу расторгнуть контракт. Да и работа предстоит, в сущности, непыльная — присматривать за человеком, который сам хочет, чтобы за ним присматривали. Такое занятие, может, и сделает из меня дурака, но уж героем мне быть не придется».
Он ошибался.
Потому что далеко отсюда, на борту космокрейсера «Цунами», его второй капитан, Федор Манцев, уже вскрыл пакет с секретным предписанием за номером 21/40.
ГЛАВА 3
— Тогда бессмысленно объяснять вам, что такое «синдром Сикорски»... — безнадежно махнул рукой Хайлендер. — Все наши спецслужбы поражены этой заразой. И не скрывают этого. Даже, сдается мне, гордятся этим. Разведка, контрразведка, Спецакадемия, Федеральное управление расследований... Все они по нескольку раз ненавязчиво объясняли нам, что не прочь взять «ЛГ» под свое крыло. Но старик Грир больше всего на свете ценил свободу. И нас всех заразил этим. Вы, я думаю, тоже не чужды этой страсти. Так что мы найдем общий язык. Раз уж так вышло, то постараемся извлечь из случившегося э-э... обоюдную пользу. На этот раз мы будем получше присматривать за вами — с вашего, Клаус, на то согласия, — а вы постарайтесь держать язык за зубами и делать вид, что ничего не произошло... Надеемся, что вы не откажетесь и от определенной э-э... материальной компенсации за тот риск, которому подвергаетесь. И потом... В конце концов, если действительно действие Послания обернется чем-то дурным для вас, то если уж кто и сможет вам помочь, так это только мы...
Он помолчал и добавил:
— По-моему, у вас просто нет никакого выбора, Клаус...
* * *
Клаус Гильде отбил костяшками пальцев по столу короткую дробь, и Ким словно очнулся от чем-то загипнотизировавшего его рассказа.— Так вы пошли на соглашение с этими людьми?
— Пошел... — Гильде неприязненно поморщился. — Пошел. И обманул их. Точнее, думал, что обманул. Забрал свой пай из «Интертекнолоджи» — это наше второе предприятие, существовавшее для отмывания денег, — и уже год нахожусь на подпольном положении. Однако пока выходит, что я обманул только самого себя. Да, пожалуй, еще Ника Стокмана. Я, видите ли, решил обратиться к нему как к профессионалу. Как к одному из немногих профессионалов, на которых в здешних краях можно положиться. — Он тяжело вздохнул. — Моя ошибка состоит в том, что я не был с ним достаточно откровенен. И тем спровоцировал его на не откровенность в отношении меня.
— Ник болезненно относился к таким вещам, — согласился Ким. — Клиент должен полностью доверять агенту, которого нанял. Иначе он может довольно сильно подставить его. Впрочем, не мне вас учить...
— Это и случилось. Я — против своей воли — Ника подставил, — сухим, угрюмым тоном согласился Гильде. — Я его просто-таки толкнул в объятия «Лексингтон Грир». Боюсь, что он повторил путь Сола и мой. Только под еще более жестким наблюдением господ Миллера и Хайлендера. Я же только лишился старого и надежного приятеля и довольно большой суммы денег.
— М-да... — согласился Ким. — Ник никогда не работал бесплатно. Даже на близких друзей. Много вы ему ассигновали?
— Об этом уже не стоит беспокоиться, — отрешенно махнул рукой Гильде. — После ликвидации пая в «Интертекнолоджи» я стал довольно состоятельным человеком. У меня хватит средств, чтобы оплатить вашу работу на меня, начиная с нуля. Ведь Ник не внес в вашу общую кассу сумму от продажи облигаций «Ноланса»?
О кассе своего агентства Ким мог рассказать много всякого. Не налоговому инспектору, конечно. Но сейчас он напряженно пытался вспомнить: что из ее скудного содержимого могло быть определено как «облигации»? Должно быть, это недоумение столь ясно отразилось на его лице, что Гильде счел необходимым уточнить:
— Довольно надежное капиталовложение. Из разряда бумаг, абсолютно не поддающихся подделке. Они, видите ли, не отпечатаны, а выращены каким-то секретным биологическим способом — его знало только казначейство Гаротты. Как вы знаете, ни Гаротты, ни ее казначейства в природе не существует уже более полустолетия. Так что копировать эти бумаги можно только молекулярно-квантовыми методами. Но это — тот случай, когда, как говорится, овчинка выделки все-таки не стоит...
— Тогда я не понимаю вообще ничего, — развел руками Ким. — Какую такую ценность могут представлять облигации, выпущенные казначейством Мира, который умудрился взорвать свое солнце и даже пепла после себя не оставить? На рынке ценных бумаг этим бумагам цена — ноль. Будь они хоть трижды уникальны.
— Вы возмутительно невежественны, агент, — вздохнул Гильде. — На рынке ценных бумаг эти облигации давно не фигурируют. Цену на них надо искать в каталогах нумизматов...
Странная мысль посетила Кима.
— Стоп! — сказал он и полез в бумажник. — Те облигации, они не похожи вот на это?
Он вытащил то, что считал купюрами не известной никому валюты — из той здоровенной пачки, что без толку захламляла ящик его рабочего стола в агентстве. Давно расставшись с надеждой добиться от кого-нибудь хоть какого-то толку по части выяснения их номинала и курса он просто по привычке таскал с собой этот листок, испещренный многочисленными символами и надписями на языке, которого не знал никто.
— Ого! — одобрительно воскликнул Гильде. — Это, разумеется, они! Я вложил в «Ноланс» — в желтую серию — большие деньги. И, пожалуй, был некоторое время основным их держателем на этой планетке. Выходит, Ник поделился с вами своим гонораром... И даже не объяснил, что эти бумажки коллекционеры охотно покупают по две сотни за штуку. Правда, не федеральными кредитками, конечно, а местными «тугриками», но все же... Я рассчитывал, однако, что он сбудет всю партию оптом — это было бы много удобнее... Бедняга, видно, не хотел засветиться. Как, впрочем, и я...
— Вы говорите — по две сотни за штуку? — несколько невпопад перебил его Ким. — Пожалуй, большая часть гонорара Ника осталась мне на память. Там почти девятьсот таких бумажек.
Гильде озадаченно потер лоб:
— Знаете, в высшей мере неосторожно было со стороны Ника держать такие деньги в обычном сейфе просто так — в офисе...
Ким не стал уточнять, где именно на самом деле хранил его несколько экстравагантный компаньон столь ценные, как выяснилось, бумаги.
— В таком случае, — с некоторым облегчением констатировал Гильде, — считайте, что вы получили аванс, и аванс солидный. Вы беретесь за дело? Я подготовил примерный текст договора... Контракта. Прочитайте.
Ким взял в руки покрытый убористым, разбитым на аккуратные «коробочки» пунктов и под-под-под-пунктов текстом и быстро пробежал его глазами. Собственно, он уже знал, что подпишет контракт.
Единственное, что никак не давалось ему, это понять, откуда взялась эта его уверенность.
— Итак, первое, чего вы хотите, это чтобы я установил за вами негласное наблюдение и связывался с вами только по вашему вызову или если обнаружу некую опасность, угрожающую вам?
— Вы правильно поняли меня. Это — первое. Второе, вы беретесь установить — существует ли за мной слежка. И если да, то кто ее осуществляет. Это вовсе не обязательно люди «Лексингтон Грир»...
На этот счет Ким уже мог кое-что рассказать Клаусу. Но тот не дал ему вставить ни единого слова в свой — сухой и отрывистый — монолог.
— И третье. Вот это — специальное приложение.
Он протянул Киму отдельный листок. Тот пробежал его глазами и посмотрел на Гильде с сомнением.
— Это... Это — достаточно странный пункт... Вряд ли какой-нибудь юрист согласится заверить его...
— Ну, это не ваша забота, агент. Скажите одно: вы согласны подписать контракт?
Ким молча достал электрокарандаш, сделал в основном тексте пару пометок (в нем надо было кое-что уточнить, а кое-что и поправить) и перекинул оба листка Гильде.
— Вот в таком виде — да...
«Господи, — подумал он, — что движет мной? Я сую голову в петлю, которая утащила бог весть куда уже троих. И тащит еще одного. Что движет мной?»
— Отлично, — сухо подвел Гильде черту под деловой частью разговора.
Даже не взглянув на пометки Кима, он сложил листки и спрятал их в нагрудный карман.
— Встретимся завтра в десять — в «Белом тезисе»... — констатировал он. — Я подготовлю все необходимые бумажки. Вам осталось взять на себя еще только одно обязательство. Устно.
Ким ответил ему вопросительным молчанием.
— Вы должны дать мне слово... — пояснил Гильде. — Честное слово никогда не соваться в «Лексингтон Грир». Обходите их за километр. За парсек!
— Что ж, — пожал плечами Ким. — Я даю вам такое слово.
У него и в самом деле были совсем другие планы на этот счет.
* * *
«Белый тезис» — ресторан изысканный и достаточно удаленный от центра Канамаги, был местом почти идеальным для деловой встречи. Допустить, что содержатели столь аристократического заведения опустятся до сотрудничества даже с самой могущественной из спецслужб, было бы просто верхом нелепости. Вот только ассортимент в баре не радовал ни разнообразием, ни дешевизной: посетитель мог угоститься здесь всем, чем пожелает, если, конечно, его желания благоразумно ограничивались лишь ледяным шампанским и охлажденной осетриной (прямая доставка из Метрополии — тариф известен). Рассчитывать на что-либо иное (ну, на хорошо разогретую пиццу по умеренной цене, например) здесь было бы крайне самонадеянно.Гильде молча положил выправленный и уже подписанный им контракт, и Ким так же молча подписал все его копии. В молчании же они опустошили бокалы обогащенной углекислым газом кислятины стоимостью в половину недельного оклада рядового клерка каждый.
— Через час я заверю бумаги у надежного юриста, — прервал молчание Гильде. — И тут же передам вам ваши экземпляры. И вы сможете сразу приступить к работе.
— С вашего позволения, приступлю к работе прямо сейчас, господин Гильде, — возразил Ким. — У меня есть к вам кое-какие вопросы, ответы на которые мне давно пора бы знать. И кое-какая информация, которую давно пора знать вам. А контракт вы можете переслать мне почтой.
Он бросил на стол тощую папку с размашистой надписью «К. Гильде» и лихой галочкой.
— Будь по-вашему, — пожал плечами его наниматель.
Ким коротко кивнул и перешел к делу: обрисовал Гильде «оперативную обстановку», начав с предупреждения господина Лесных и закончив собранными за вчерашний вечер и сегодняшнее утро сведениями о том, кто и когда интересовался делами «Интертекнолоджи» и «Файнштейн — Гильде консалтинг сервис». Тут у него были свои каналы информации. Если кто-то чем-то в Канамаге интересовался всерьез, то информация об этом быстро становилась товаром, который можно было как купить, так и продать, ориентируясь на текущий спрос и предложение.
После этого он раскрыл давешнюю папку и стал выкладывать на столик листки с малопонятными каракулями, поразившими его при первом знакомстве с этим слишком уж своеобразным досье.
— Как я понимаю, Ник придавал этим э-э... рисункам некое значение, — преодолев странное внутреннее смущение, начал он. — Он никогда не хранил ненужной макулатуры...
— Э-э... — Гильде поднял на Кима недоуменный взгляд, — Маку... Как вы сказали?
— Макулатура. Бумажные отходы. Это — из старорусского. Тогда были проблемы с носителями. И раз использованную бумагу снова пускали в дело: изготовляли картон и все такое — второсортное.
— А-а... — пожал плечами Гильде. — Это довольно сложно объяснить... Макулатура... Гос-с-споди...
С минуту он молчал, перебирая разношерстные листки.
— Это — сны, — сказал он наконец как-то глухо, словно самому себе. — Видите ли, агент... Через некоторое время после «поцелуя» воспитанницы дока Миллера мне начали сниться сны... Даже не так. Ко мне начали приходить воспоминания о снах... Которые снились мне когда-то.. То были какие-то знамения... Символы... Хорошо понятные мне там, в мире сна... И ничего не говорящие в этом мире, где живут другие люди, тикают часы и светит солнце. Некоторое время я пытался выразить это... Вот такими вот знаками. В общем-то это было глупостью... Ник честно пытался разобраться в этом. Консультировался с психиатрами... Но потом это прошло...
— Они перестали вам сниться — эти сны?
Клаус удивленно глянул на Кима:
— Перестали? Почему же... Они по-прежнему приходят ко мне — воспоминания о снах... Только они стали другими... Пожалуй, мне сложно вот так сразу в двух словах — объяснить это...
Ким помолчал. Ему довольно трудно было хоть как-то реагировать на такой ответ.
— Вот это... — Он пошевелил пальцем записку, уведомляющую кого-то (наверное, все-таки Ника Стокмана) о том, что некий паспорт выписан не кем иным, а самим «дядюшкой Кю». — К чему это относится?
— Это... — Гильде усмехнулся. — Вы все-таки новичок в Большой Колонии, агент... «Дядя Кю» — это здешнее прозвище федеральной контрразведки. Видите ли, меня немного обеспокоило то, что когда я решил «лечь на дно» — а для этого, как вы понимаете, агент, требуется более или менее достоверная ксива — то ксиву эту мне сделали слишком легко. А вот эта записка... Мне, кстати, Ник ее не показывал... Так вот, эта записка недвусмысленно показывает, что я нахожусь «под крышей» ребят в погонах... Ксиву придется менять.
— А вообще... — Ким откашлялся как можно деликатнее. — Что вы намерены предпринимать в ближайшее время? Вы должны понимать, что ваши планы на будущее теперь — предмет моего профессионального интереса...
— В ближайшее время, — улыбнулся Гилъде, — я собираюсь немного разобраться в себе самом. Но для этого мне предстоит разобраться очень во многом... Это — длинный путь. Если я вам понадоблюсь, то вот мои координаты.
Он набросал на вырванном из блокнота листке несколько строк и бросил в остававшуюся открытой папку.
— Ну что же... — пожал плечами Ким. — Воля ваша. Только поставьте меня в известность, если вам на этом пути попадется что-то важное для... нашего с вами дела. Кстати...
— ? — отозвался Гильде.
— Сол Файнштейн не долетел до Чура, — сообщил Ким, получивший этой ночью справку. — Он свернул на какую-то странную станцию. «Вулкан 1001». Вы что-нибудь знаете о таких вещах?
— Нет, — подумав, ответил Гильде.
— И никто не знает, — вздохнул Ким.
Заверенный экземпляр контракта он получил тем же вечером.
* * *
Ощущение того, что он взялся не за свое дело, не покидало Кима. Оно было сильнее даже легким холодком закравшегося в его душу страха перед чем-то потусторонним, уже завладевшим судьбой его работодателя и теперь маячившим где-то на горизонте его собственной судьбы.«Ладно, — сказал он сам себе. — Ладно. В конце концов Клаус Гильде, судя по всему, вполне платежеспособен. И я в любой момент могу расторгнуть контракт. Да и работа предстоит, в сущности, непыльная — присматривать за человеком, который сам хочет, чтобы за ним присматривали. Такое занятие, может, и сделает из меня дурака, но уж героем мне быть не придется».
Он ошибался.
Потому что далеко отсюда, на борту космокрейсера «Цунами», его второй капитан, Федор Манцев, уже вскрыл пакет с секретным предписанием за номером 21/40.
ГЛАВА 3
МИССИЯ «ЦУНАМИ»
Предписание было коротким.
«С МОМЕНТА ОЗНАКОМЛЕНИЯ С НИЖЕИЗЛОЖЕННЫМ,— гласили его скупые строки, — ВЫ НАХОДИТЕСЬ В НЕГЛАСНОМ ПОДЧИНЕНИИ ЧРЕЗВЫЧАЙНОГО КОМИССАРА СЕРГЕЯ Д. ГОРСКОГО ДЛЯ ВЫПОЛНЕНИЯ ЗАДАНИЯ, ПРЕДУСМОТРЕННОГО ПЛАНОМ «СИКОРСКИ». ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЙ КОМИССАР ОЗНАКОМИТ ВАС С НЕОБХОДИМЫМИ ДЛЯ ВЫПОЛНЕНИЯ ЗАДАНИЯ МАТЕРИАЛАМИ В ОТВЕТ НА ПАРОЛЬ «ИЗВЕСТНЫЙ ВАМ СИНДРОМ». ВЫ НЕ ИМЕЕТЕ ПРАВА ДЕЛАТЬ КАКИЕ-ЛИБО ЗАПИСИ, СВЯЗАННЫЕ С ПРОЕКТОМ «СИКОРСКИ», НА ЛЮБОМ НОСИТЕЛЕ. ДАННЫЙ ДОКУМЕНТ ПОДЛЕЖИТ НЕМЕДЛЕННОМУ УНИЧТОЖЕНИЮ ПО ПРОЧТЕНИИ» .
Следовала дата и подпись директора Отдела секретных операций Объединенного Космофлота-2.
Капитан криво усмехнулся. Формально никакие предписания никаких директоров не могли быть ему указом. «Цунами» не входил в состав ОКФ. «Цунами» вообще не был ни кораблем Федерации Тридцати Трех Миров, ни кораблем людей. Его арендовала у Директората для нужд своей обороны Дружественная Цивилизация корри. Правда, самих корри на борту крейсера было раз-два и обчелся, но почти полтысячи человек, составляющих его команду, честно следовали духу и букве контрактов, подписанных ими с арендаторами корабля. Точно таких же, каким был контракт, подписанный самим капитаном Манцевым.
Скажи кто капитану хотя бы с год назад, что на пороге присвоения очередного звания он подаст рапорт об отставке и пойдет в наемники к «плюшевым мишкам», он немало посмеялся бы над подобным бредом. Но после пары бесед за закрытыми дверями Отдела Манцеву стало не до смеха. Капитан вполне осознавал, что корри — только подставные фигуры в игре, которую затеяли верхи Федерации, и ему надлежит под видом честного служения Дружественной Цивилизации на деле исполнять тайную политическую волю Директората. Волю, воплощением которой на борту «Цунами» являлся милейший толстяк — чрезвычайный комиссар Федерального Директората Сергей Дмитриевич Горский.
Впрочем, это для него, капитана Манцева, Сергей Дмитриевич был чрезвычайным комиссаром. Для всех прочих смертных он был всего-навсего экспертом по отношениям с нанимателями судна. Не более. Роль эту Горский играл достаточно умело и ничем, кроме познаний в области истории и культуры Дружественной Цивилизации, не выделялся среди офицерского состава экипажа крейсера.
Но Манцева ничуть не обманывала маска слегка отрешенного, не от мира сего, как говорится, добродушного эрудита, не сползавшая с лица порученца высшего руководства Федерации. Он прекрасно понимал, что присматривать за ним — капитаном тысячетонной громады, начиненной огнем и смертью, — не пошлют рассеянного размазню. И поэтому молил Бога лишь о том, чтобы предстоящее задание не было бы слишком грязной работой. Надежда на то была, конечно же, иллюзией. И сегодня этой иллюзии предстояло рухнуть.
— Я уже ожидаю вашего вызова. У вас в предбаннике, — сообщил ему голос с легким акцентом коренного жителя Метрополии.
Манцев нажал на очередную кнопку и поднялся навстречу входящему в кабинет чрезвычайному комиссару.
— Ну что ж, Сергей Дмитриевич, — приветствовал он посетителя, — давайте знакомиться в новом качестве. Мне приказано перейти в подчинение к вам. В негласное, как сказано в моем предписании. На время выполнения плана «Сикорски». Так что, как говорится, жду ваших указаний.
Демон флотской гордости подзуживал его издевательски испросить у новоявленного начальства разрешения присесть, но другой демон, демон здравомыслия и жизненного опыта, убедил капитана просто-напросто грузно опуститься в кресло за столом-пультом и жестом пригласить старину Горского располагаться напротив и чувствовать себя как дома. Так было проще ненавязчиво определить, кто все-таки является хозяином в этом кабинете. И на корабле вообще.
— Я сам не более часа назад вскрыл свое предписание, — сообщил Горский, устраиваясь на предложенном ему месте. — И, признаюсь, несколько шокирован его гм... прямолинейностью в отношении того, как в нем определена наша с вами субординация...
Этот реверанс ничуть не обманул Манцева. Уж слишком ледяным оставался взгляд прозрачных светло-серых глаз собеседника, слишком жесткими были приспущенные уголки его маленького, вечно напряженного рта. Слишком прямо сидел он в удобном, располагающем к расслаблению кресле. Слишком долго он ждал этого часа (ждал и боялся), чтобы не выдать себя уймой мелочей, хорошо заметных капитанскому глазу, привыкшему улавливать нюансы настроений своих непростых начальников и подчиненных. Странно: за все без малого двадцать лет своей службы в Космофлоте капитан Манцев ни разу не встретил ни одного из представителей обеих этих категорий, которого можно было бы назвать простым. Такие пристраивались где-то еще.
— Не будем обсуждать приказы руководства, — пожал плечами капитан. — Перейдем к делу. Мое предписание не содержит никаких конкретных указаний. Только ссылку на вас.
— Дело настолько щекотливо, что вы очень быстро поймете, почему это так.. Дело касается не просто межцивилизационных отношений. Предполагается, что «Цунами» выполнит приказ командования Сил Обороны Дружественной Цивилизации и уничтожит на необитаемой части поверхности планеты Халла некий источник потенциальной опасности.. Только и всего. Вся проблема состоит в том, чтобы как можно меньше людей и корри знали и о самой этой операции, и...
Горский замялся.
— И о природе цели, подлежащей уничтожению...
— На первый взгляд это — элементарная задача. Нет необходимости даже выполнять орбитальные маневры. Если хорошо известны координаты и характеристики цели...
— Они известны достаточно хорошо.
— В таком случае не только корри и люди из экипажа, но и я сам можем спокойно ничего не знать об этой самой, как вы выразились, «природе цели, подлежащей уничтожению». Мы выведем на цель боты-автоматы и ударим по цели со стандартным превышением мощности над необходимой для гарантированного результата. После этого забрасываем на место применения средств поражения контрольные зонды, убеждаемся, что ничего, кроме воронок, там нет, рапортуем по инстанции и удаляемся на базовую траекторию...
— Все это было бы прекрасно... — Горский задумчиво повертел перед собой пальцами рук, словно стараясь разобрать на части невидимую головоломку. — Но та цель, по которой нам предстоит работать, не будет дожидаться, пока боты подойдут к ней на расстояние ракетного удара. Она окажет сопротивление.
— Вот как? — Капитан потер переносицу. — Там, на этой цели, есть кому сопротивляться?
— Есть, — нехотя признал Горский. — Кроме того, думаю, что уже на дальних подходах к этой цели нас будут ждать сюрпризы...
— Это — война?
Голос капитана стал глух.
Горский помолчал — чуть дольше, чем требовалось для осмысления двух слов и одного вопросительного знака.
— Нет... — наконец ответил он с чуть натянутой улыбкой. — Вы же лучше меня понимаете, что войны не начинаются вот так — без всякой подготовки, одним диверсионным рейдом на ничейной периферии... Пусть даже с участием крейсера класса «Цунами».
— Ну, Сатторийские события именно с такого рейда и начались... — резонно возразил Манцев. — И потом мало никому не показалось... А о том, была подготовка или нет, — простым смертным, вроде нас, никто доложить не спешит. Однако не буду гадать. Как я понял, нам предстоит кое-что более сложное, чем учебные стрельбы?
— Полноценный диверсионный рейд, капитан, — жестко отрезал Горский. — Причем в очень сжатые сроки— с момента выхода в сектор Чура. Нельзя допустить, чтобы цель была эвакуирована...
— Получается, что она весьма мобильна, эта цель... Это — база пиратов? Там имеются боевые корабли?
— Последнюю такую базу ликвидировали еще накануне прошлых выборов, — с чуть заметной улыбкой напомнил чрезвычайный комиссар. — Но боевые корабли противника, как одно из препятствий, вовсе не исключаются. Можете называть это базой. Хотя условное название цели у нас будет другим. В документах она проходит как «ферма»...
— И что же разводят на этой «ферме»? И кто разводит? — поинтересовался капитан.
Горский изменил позу, слегка сгорбился и словно похудел и состарился — настолько изменилось выражение его лица и осанка.
— Вот что. Выслушайте меня по возможности без эмоций, капитан... Мне придется начинать издалека... Вы ведь знакомы с так называемой «гипотезой Барристера — Потоцкого»? С теорией палеоэкспансии?
— Это что-то из области криптоистории Человечества? — осведомился Манцев. — Вы знаете, Сергей Дмитриевич, я не увлекаюсь такими материями... И из истории вообще только Глебова в основном читал.
Это было святой правдой. Служба оставляла капитану Манцеву не так много времени на чтение, не относящееся к вопросам космической навигации и новостей военной науки. Так что в памяти его ридера, покоящегося в держателе у изголовья постели, любопытствующий мог бы обнаружить только давно ставшую классикой «Историю войн Империи» Аристарха Глебова да еще разве что с полдюжины файлов из серии военных мемуаров.
— Ну, по крайней мере вы, капитан, должны были быть наслышаны о вещах, связанных с...
— Я мало интересуюсь сказками и сплетнями, комиссар...
— Бога ради, не титулуйте меня напрямую. Я был и остаюсь для вас экспертом в чине армейского капитана. Прикомандирован к экипажу вверенного вам...
— Хорошо, господин эксперт. Так или иначе, а придется просвещать меня по части и криптоистории, и этих ваших... Барристера и как его — поляка...
— Потоцкого... Очень известные исследователи. Потоцкий написал еще «Этнографию Шарады». А Барристер по сю пору — директор департамента демографии в Метрополии. Как видите, оба — специалисты в вопросах народонаселения. А с народонаселением Федерации, не говоря уже обо всем Обитаемом Космосе, мы имеем много головной боли. Да вы и сами должны представлять положение дел, капитан... Если во времена Империи все стояло на контроле и учитывалась не только каждая живая душа, но даже вся ее родословная до бог знает какого колена, то в период Изоляции, когда рухнуло, казалось бы, все, рухнула и вся демографическая статистика Человечества...
«С МОМЕНТА ОЗНАКОМЛЕНИЯ С НИЖЕИЗЛОЖЕННЫМ,— гласили его скупые строки, — ВЫ НАХОДИТЕСЬ В НЕГЛАСНОМ ПОДЧИНЕНИИ ЧРЕЗВЫЧАЙНОГО КОМИССАРА СЕРГЕЯ Д. ГОРСКОГО ДЛЯ ВЫПОЛНЕНИЯ ЗАДАНИЯ, ПРЕДУСМОТРЕННОГО ПЛАНОМ «СИКОРСКИ». ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЙ КОМИССАР ОЗНАКОМИТ ВАС С НЕОБХОДИМЫМИ ДЛЯ ВЫПОЛНЕНИЯ ЗАДАНИЯ МАТЕРИАЛАМИ В ОТВЕТ НА ПАРОЛЬ «ИЗВЕСТНЫЙ ВАМ СИНДРОМ». ВЫ НЕ ИМЕЕТЕ ПРАВА ДЕЛАТЬ КАКИЕ-ЛИБО ЗАПИСИ, СВЯЗАННЫЕ С ПРОЕКТОМ «СИКОРСКИ», НА ЛЮБОМ НОСИТЕЛЕ. ДАННЫЙ ДОКУМЕНТ ПОДЛЕЖИТ НЕМЕДЛЕННОМУ УНИЧТОЖЕНИЮ ПО ПРОЧТЕНИИ» .
Следовала дата и подпись директора Отдела секретных операций Объединенного Космофлота-2.
Капитан криво усмехнулся. Формально никакие предписания никаких директоров не могли быть ему указом. «Цунами» не входил в состав ОКФ. «Цунами» вообще не был ни кораблем Федерации Тридцати Трех Миров, ни кораблем людей. Его арендовала у Директората для нужд своей обороны Дружественная Цивилизация корри. Правда, самих корри на борту крейсера было раз-два и обчелся, но почти полтысячи человек, составляющих его команду, честно следовали духу и букве контрактов, подписанных ими с арендаторами корабля. Точно таких же, каким был контракт, подписанный самим капитаном Манцевым.
Скажи кто капитану хотя бы с год назад, что на пороге присвоения очередного звания он подаст рапорт об отставке и пойдет в наемники к «плюшевым мишкам», он немало посмеялся бы над подобным бредом. Но после пары бесед за закрытыми дверями Отдела Манцеву стало не до смеха. Капитан вполне осознавал, что корри — только подставные фигуры в игре, которую затеяли верхи Федерации, и ему надлежит под видом честного служения Дружественной Цивилизации на деле исполнять тайную политическую волю Директората. Волю, воплощением которой на борту «Цунами» являлся милейший толстяк — чрезвычайный комиссар Федерального Директората Сергей Дмитриевич Горский.
Впрочем, это для него, капитана Манцева, Сергей Дмитриевич был чрезвычайным комиссаром. Для всех прочих смертных он был всего-навсего экспертом по отношениям с нанимателями судна. Не более. Роль эту Горский играл достаточно умело и ничем, кроме познаний в области истории и культуры Дружественной Цивилизации, не выделялся среди офицерского состава экипажа крейсера.
Но Манцева ничуть не обманывала маска слегка отрешенного, не от мира сего, как говорится, добродушного эрудита, не сползавшая с лица порученца высшего руководства Федерации. Он прекрасно понимал, что присматривать за ним — капитаном тысячетонной громады, начиненной огнем и смертью, — не пошлют рассеянного размазню. И поэтому молил Бога лишь о том, чтобы предстоящее задание не было бы слишком грязной работой. Надежда на то была, конечно же, иллюзией. И сегодня этой иллюзии предстояло рухнуть.
* * *
Кэп вынул из держателя трубку коммутатора, ткнул клавишу, «помнившую» номер мобильника Горского, и осведомился у Сергея Дмитриевича, не сможет ли тот немедленно проконсультировать его, капитана Манцева, по вопросам, связанным с «известным вам синдромом».— Я уже ожидаю вашего вызова. У вас в предбаннике, — сообщил ему голос с легким акцентом коренного жителя Метрополии.
Манцев нажал на очередную кнопку и поднялся навстречу входящему в кабинет чрезвычайному комиссару.
— Ну что ж, Сергей Дмитриевич, — приветствовал он посетителя, — давайте знакомиться в новом качестве. Мне приказано перейти в подчинение к вам. В негласное, как сказано в моем предписании. На время выполнения плана «Сикорски». Так что, как говорится, жду ваших указаний.
Демон флотской гордости подзуживал его издевательски испросить у новоявленного начальства разрешения присесть, но другой демон, демон здравомыслия и жизненного опыта, убедил капитана просто-напросто грузно опуститься в кресло за столом-пультом и жестом пригласить старину Горского располагаться напротив и чувствовать себя как дома. Так было проще ненавязчиво определить, кто все-таки является хозяином в этом кабинете. И на корабле вообще.
— Я сам не более часа назад вскрыл свое предписание, — сообщил Горский, устраиваясь на предложенном ему месте. — И, признаюсь, несколько шокирован его гм... прямолинейностью в отношении того, как в нем определена наша с вами субординация...
Этот реверанс ничуть не обманул Манцева. Уж слишком ледяным оставался взгляд прозрачных светло-серых глаз собеседника, слишком жесткими были приспущенные уголки его маленького, вечно напряженного рта. Слишком прямо сидел он в удобном, располагающем к расслаблению кресле. Слишком долго он ждал этого часа (ждал и боялся), чтобы не выдать себя уймой мелочей, хорошо заметных капитанскому глазу, привыкшему улавливать нюансы настроений своих непростых начальников и подчиненных. Странно: за все без малого двадцать лет своей службы в Космофлоте капитан Манцев ни разу не встретил ни одного из представителей обеих этих категорий, которого можно было бы назвать простым. Такие пристраивались где-то еще.
— Не будем обсуждать приказы руководства, — пожал плечами капитан. — Перейдем к делу. Мое предписание не содержит никаких конкретных указаний. Только ссылку на вас.
— Дело настолько щекотливо, что вы очень быстро поймете, почему это так.. Дело касается не просто межцивилизационных отношений. Предполагается, что «Цунами» выполнит приказ командования Сил Обороны Дружественной Цивилизации и уничтожит на необитаемой части поверхности планеты Халла некий источник потенциальной опасности.. Только и всего. Вся проблема состоит в том, чтобы как можно меньше людей и корри знали и о самой этой операции, и...
Горский замялся.
— И о природе цели, подлежащей уничтожению...
— На первый взгляд это — элементарная задача. Нет необходимости даже выполнять орбитальные маневры. Если хорошо известны координаты и характеристики цели...
— Они известны достаточно хорошо.
— В таком случае не только корри и люди из экипажа, но и я сам можем спокойно ничего не знать об этой самой, как вы выразились, «природе цели, подлежащей уничтожению». Мы выведем на цель боты-автоматы и ударим по цели со стандартным превышением мощности над необходимой для гарантированного результата. После этого забрасываем на место применения средств поражения контрольные зонды, убеждаемся, что ничего, кроме воронок, там нет, рапортуем по инстанции и удаляемся на базовую траекторию...
— Все это было бы прекрасно... — Горский задумчиво повертел перед собой пальцами рук, словно стараясь разобрать на части невидимую головоломку. — Но та цель, по которой нам предстоит работать, не будет дожидаться, пока боты подойдут к ней на расстояние ракетного удара. Она окажет сопротивление.
— Вот как? — Капитан потер переносицу. — Там, на этой цели, есть кому сопротивляться?
— Есть, — нехотя признал Горский. — Кроме того, думаю, что уже на дальних подходах к этой цели нас будут ждать сюрпризы...
— Это — война?
Голос капитана стал глух.
Горский помолчал — чуть дольше, чем требовалось для осмысления двух слов и одного вопросительного знака.
— Нет... — наконец ответил он с чуть натянутой улыбкой. — Вы же лучше меня понимаете, что войны не начинаются вот так — без всякой подготовки, одним диверсионным рейдом на ничейной периферии... Пусть даже с участием крейсера класса «Цунами».
— Ну, Сатторийские события именно с такого рейда и начались... — резонно возразил Манцев. — И потом мало никому не показалось... А о том, была подготовка или нет, — простым смертным, вроде нас, никто доложить не спешит. Однако не буду гадать. Как я понял, нам предстоит кое-что более сложное, чем учебные стрельбы?
— Полноценный диверсионный рейд, капитан, — жестко отрезал Горский. — Причем в очень сжатые сроки— с момента выхода в сектор Чура. Нельзя допустить, чтобы цель была эвакуирована...
— Получается, что она весьма мобильна, эта цель... Это — база пиратов? Там имеются боевые корабли?
— Последнюю такую базу ликвидировали еще накануне прошлых выборов, — с чуть заметной улыбкой напомнил чрезвычайный комиссар. — Но боевые корабли противника, как одно из препятствий, вовсе не исключаются. Можете называть это базой. Хотя условное название цели у нас будет другим. В документах она проходит как «ферма»...
— И что же разводят на этой «ферме»? И кто разводит? — поинтересовался капитан.
Горский изменил позу, слегка сгорбился и словно похудел и состарился — настолько изменилось выражение его лица и осанка.
— Вот что. Выслушайте меня по возможности без эмоций, капитан... Мне придется начинать издалека... Вы ведь знакомы с так называемой «гипотезой Барристера — Потоцкого»? С теорией палеоэкспансии?
— Это что-то из области криптоистории Человечества? — осведомился Манцев. — Вы знаете, Сергей Дмитриевич, я не увлекаюсь такими материями... И из истории вообще только Глебова в основном читал.
Это было святой правдой. Служба оставляла капитану Манцеву не так много времени на чтение, не относящееся к вопросам космической навигации и новостей военной науки. Так что в памяти его ридера, покоящегося в держателе у изголовья постели, любопытствующий мог бы обнаружить только давно ставшую классикой «Историю войн Империи» Аристарха Глебова да еще разве что с полдюжины файлов из серии военных мемуаров.
— Ну, по крайней мере вы, капитан, должны были быть наслышаны о вещах, связанных с...
— Я мало интересуюсь сказками и сплетнями, комиссар...
— Бога ради, не титулуйте меня напрямую. Я был и остаюсь для вас экспертом в чине армейского капитана. Прикомандирован к экипажу вверенного вам...
— Хорошо, господин эксперт. Так или иначе, а придется просвещать меня по части и криптоистории, и этих ваших... Барристера и как его — поляка...
— Потоцкого... Очень известные исследователи. Потоцкий написал еще «Этнографию Шарады». А Барристер по сю пору — директор департамента демографии в Метрополии. Как видите, оба — специалисты в вопросах народонаселения. А с народонаселением Федерации, не говоря уже обо всем Обитаемом Космосе, мы имеем много головной боли. Да вы и сами должны представлять положение дел, капитан... Если во времена Империи все стояло на контроле и учитывалась не только каждая живая душа, но даже вся ее родословная до бог знает какого колена, то в период Изоляции, когда рухнуло, казалось бы, все, рухнула и вся демографическая статистика Человечества...