Легкий плеск стал методичным — Сережа заработал веслом или шестом. Времени на раздумье больше не оставалось, и Олег пошел в туманную воду. Никогда не причислял себя к моржам, но стук зубов, раздавшийся бы на всю округу, сдержать сумел.
А вот вылезать наружу оказалось намного холоднее, чем окунаться в воду. И дробный стук зубов сдерживать стало совсем невмоготу. Положение спасло лишь то, что в пляс пошли не все тридцать два братца: одна потеря осталась в Калининграде.
В подошвы ног впились сучья, шишки, корневища. И не скажешь «ой», не шумнешь, отпрянув в сторону. Не прихлопнешь комарье, набросившееся на него словно вши на бомжа. А тут еще и Сережа затаился, не вылезая из лодки. Пришлось и Олегу ежиком с торчащими попурышками замереть у кустиков. Но до чего холодно!
Сережа легонько свистнул. Вместо Олега ему ответил кто-то другой, и Штурмин, не принятый в дуэт, вообще перестал дышать. Встал на колени, пополз к месту встречи. Впервые позавидовал Игорю: у того хоть перерывы в свидании с лесом и комарьем имеются, да и полностью оголяться не требуется. Заснять бы картинку на видео и таким, как Надя, давать просматривать вместо ужастиков — очень интересная служба в налоговой полиции. На карачках. Голым против двустволки. Чем заряжена?
— Я здесь, — подал голос Сережа.
«А мы здесь», — продолжал общаться с ним Штурмин. Но когда-либо побеседуем и вслух. Побесеедуем! А что делать с тем, кто вышел на связь? Что важнее, за кем ползти дальше?
— Привет.
— Привет.
Есть контакт. Но ведь встретились не для того, чтобы поздороваться. Что-то наверняка передалось! Нет, пусть Сережа плывет обратно один, он — пустой. Надо идти за связью. Не додумался взять с собой одежду!
Незнакомец оказался еще осторожнее егеря, и его шаги послышались лишь после того, как плеск воды от весла умолк. То есть когда Олега искусали так, что он опух и, похоже, увеличился в размерах вдвое. Но сам-то ладно, переживет. Что станется с Сережей, когда не обнаружит на поляне кострового? Побежит на поиски?
Бледной, изъеденной поганкой замирая при неосторожных движениях, дрожащим листком прилипая к стволам, зайцем петляя вслед за удаляющимися от реки шагами, Штурмин все дальше и дальше оставлял позади и реку, и одежду. Смех будет, если его самого голого поймает охрана космодрома. Ничего ведь не докажешь! А как пойдет незнакомец по улицам?
Накаркал. Впереди послышались голоса, потянуло дымком от костра.
— Стоять! — вдруг шлагбаумом перекрыл дорогу ствол карабина. Как раз из-за того дерева, к которому он хотел приникнуть.
Первое, что профессионально отметил Олег, — это приборы ночного видения на оружии. Значит, за ним наблюдали давно? Но тогда могли следить и за незнакомцем! Может, особисты?
— Стою, — согласно замер Олег.
— Куда спешим? Почему голый?
По кочану!
Спрашивающий вышел из-за ели. Оказался он в маске, пятнистом комбинезоне. Олег снова почувствовал ночной холод и представил, каким бледно-зеленым и смешным он выглядел в ночном прицеле. А спину заедали комары…
— Почему голый, я спрашиваю? — ствол уверенно приблизился и уперся в грудь.
Что тут ответишь? Только что-нибудь идиотское.
— Гуляю.
Если бы не конспирация, сохранность оставшихся у Олега зубов осталась бы под вопросом.
Сзади, промеж лопаток, как раз там, где хотелось почесаться особенно сильно, вперся еще один ствол. Благодать! И все же не должна, не должна здесь орудовать банда. Слишком режимный объект, чтобы можно было полковнику американской разведки найти на нем сразу столько предателей.
— Кто у вас старший? — пошел сам ва-банк. Разговоры у костра не прекращаются, но ведь незнакомец может попить чаю и пойти дальше.
— А что бы вы хотели? — раздалось сзади. Олег повернулся и… улыбнулся. Особист. Подполковник.
— У них произошла встреча, — кивнув на путь, по которому прошел незнакомец, сказал основное Олег.
— Мы отследили. Возьмите, выпейте.
Ткачук протянул фляжку со спиртным. Олег не стал отказываться, обжег себе горло и нутро.
— А вы где разделись?
— На берегу. Все, я назад. Перетрясите связь, кажется, у них произошла передача.
Подполковник успокоительно кивнул. Значит, половина сидящих у костра людей — его агентура, если столь уверен в контроле.
Глава 7
Перед возвращением к костру Штурмин проверил карманы, снял надетые было брюки и окунул их в реку. Выжимая воду на ходу, вволю колотясь от холода, выбежал на поляну.
— Ты где был? — подскочил к нему Сережа, забыв про рамки приличия.
— А тебе какое дело? — не менее грубо ответил Олег и сел к костру, вытянув к огню брюки: москвич здесь он и не намерен держать ответ перед бегающими по лесам провинциалами. Читай — папуасами.
— Обделался, что ль? — высказал предположение егерь и облегченно захихикал.
Штурмин промолчал, как бы подтверждая догадку охотника. С полным разочарованием в охоте заворочался и завздыхал в шалаше Костя.
— Все в норме, — нейтрально попытался успокоить коллег по гусю Штурмин. И себя заодно. Только вот не заболеть бы теперь.
И стреляли они потом в шумящее от крыльев рассветное небо, и собирали трофеи, и брели к сторожке, громко перекликаясь и уже не следя друг за другом. Охота закончилась — и каждый ее участник вновь вложил в это понятие свой смысл.
Не отвечая на немой взгляд капитана, Олег сосредоточился на разгадке молчаливого диалога двух фигурантов:
«Все в порядке?»
«Само собой. Не беспокойтесь».
Беспокоиться Сереже следовало теперь за собственную задницу.
Охотник, получивший нужную информацию, принялся упаковывать свою сумку. Теперь Штурмин позволил ответить на вопрошающий взгляд товарища:
«Да, да. Все в порядке. Сам-то как?»
«С этим разберемся после. Главное — ваш поход».
«Обижаешь. Неужели могло произойти по-иному, чем нужно нам?»
Произойти, конечно, могло, не сработай грамотно подполковник-особист. Но оказались-таки в нужное время в нужном месте военные контрразведчики, и все разрешилось без выстрелов. Бегать рядом с космической ракетой, потрясая пистолетами, вообще-то несерьезно, но при плохом исполнении увертюры могло случиться и такое.
— А вы что, уже собираетесь уезжать? — мог позволить Олег задать вопрос американцу. И остаться совершенно равнодушным к любому ответу.
— Да. Знаете, самолет сегодня днем. — Пробыв ночь с капитаном, разведчик словно еще лучше стал изъясняться по-русски.
— Жалко, не постреляли, — продолжал язвить Олег.
— Но мы с вашим товарищем поговорили о жизни. А охота никуда не уйдет, еще будем здесь.
Провожать Охотника к машине вышли все. Олег даже уложил в багажник его сумку, по привычке помяв-пощупав ей бока, а когда выпрямился, вдруг не увидел Сережу. С надеждой оглянулся на сторожку, но делать резкие движения при американце исключалось. Оставалось ждать, когда разведчик уедет. А тот словно специально тянул время, долго и трогательно прощался сначала с Игорем, потом с Костей, всовывал ему в руку безделушку-сувенир. Тот отказывался, и Олегу пришлось поторопить события:
— Дают — бери. До свидания, — помахал рукой Охотнику.
Черта с два. Отъехал плавно, с достоинством. С чувством удовлетворения от выполненного долга. Но когда машина скрылась за деревьями, Олег опрометью бросился в сторожку.
Пусто.
— Где он? — выскочив обратно, крикнул Косте.
— Кто?
— Сережа твой.
— Где-то здесь, — пожал плечами охотник, и, может быть, впервые тень сомнения по поводу всех этих приездов и странного поведения гостей мелькнула и у него на лице. — А что?
Ушел. Струсил, почуял опасность, решил перестраховаться, получил указание от работодателя, — исчезновение егеря можно было назвать как угодно, но суть и результат от этого не менялись: подельник исчез.
— Ждешь здесь, — приказал Игорю, тоже мало что соображающему, но кивнувшему в готовности исполнять приказ: лишь бы больше никаких пургенов.
Штурмин сначала побежал, а потом лишь определился, куда и зачем. К лодке! Наверняка Сережа решил уходить по воде — самым лучшим и быстрым способом. А по берегу Емцы охотничьих избушек, где можно переждать собственный страх и подозрения, — как поганок.
Не совсем точно, где шли ночью втроем, но в нужном направлении несся и Олег. На сколько минут егерь опередил его? Где-то на пять — семь. Плюс — знание им самого короткого пути к реке. Значит, Олегу остается только скорость. И как же неудобна великоватая обувь. Лучше бы ботинки жали, как те итальянские туфли. Когда придут времена, что розыскник начнет сам выбирать условия работы?
— Никогда, — сам себе и ответил Олег.
Лес ночью и лес днем воспринимаются совершенно по-разному. Только вот расстояние от этого не меняется. И не забывать вслушиваться в звуки, иначе можно налететь на выстрел. А со следующей командировки вместо инструмента надо возить обувь. Кроссовки. Надел, взял низкий старт — и рвешь финишную ленточку.
Бег — ускоренный шаг. Пробежка — отдых. Заодно подгибаешься под ветви. Хотя в полусогнутом состоянии дышать еще труднее. Бег — ходьба. Даже если егерь двинулся в другую сторону, надо перехватить лодку, а потом подумать на досуге, где ловить фигуранта.
Но Сережа — простой и незамысловатый, как штаны пожарника, — бежал все-таки к ней, родимой. Уже на последнем рывке Штурмин услышал ставший знакомым плеск весла. Выбежал на берег. Мало что соображая, но увидев отходящую от зарослей лодку, прыгнул сверху в нее.
Ошибка егеря состояла в том, что он отбросил весло и попытался схватиться за ружье. Но времени не хватило. Правда, не хватило силы и Олегу перелететь все расстояние. Удалось только-только дотянуться рукой до края лодки, качнуть ее, но сам он свалился в воду. И все равно егерь потерял равновесие. Отчаянно попытался устоять, но на колени упасть пришлось.
На ноги вскочили одновременно, благо воды оказалось Олегу по колено. Но и весло егерь из рук не упустил. Им и размахнулся, метясь не конкретно в голову или грудь — а просто ударить врага. Наотмашь.
Олег успел увидеть, как весло, светясь нимбом, неслось сверху, затмевая солнце. Что успевал сделать — это прыгнуть в ноги врага, вцепиться в них и не разжимать пальцы, хотя послание с небес не обещало ничего приятного. И оказался прав: особой боли от опустившегося на спину весла не почувствовал. Впрочем, у вошедших в гон боль всегда отстает на несколько минут. Чтобы прийти позже.
Сережа сопротивлялся с остервенением. Ему бы, дураку, оторваться и бежать по лесу, в котором наверняка он ориентировался лучше. Но что-то зациклило, а может, обозлило: выпрыгнув из неустойчивой лодки, тянулся к горлу Олега, хватал зубами за руки, бил куда ни попадя ногами.
Олег же, стараясь не обращать внимания на удары, стал сосредоточиваться и копить силы. Он уже увидел, куда нанесет свой удар, и едва Сережа, теряя от излишней суеты дыхание, приоткрылся, пальцами, тычком ударил под выпирающий небритый кадык. В шее хрустнуло, проломилось вместе с хрипом, и егерь, закатывая глаза, рухнул вниз.
— Ничего… оклемаешься, — удерживая за волосы его голову над водой, успокоил в первую очередь себя Олег.
Чуть отдышавшись, поволок егеря на берег. Там первым делом вырвал у него из брюк ремень, оторвал пуговицы — со спадающими штанами драться еще неудобнее, чем в воде. Перевернул поверженного противника на живот, давая откашляться и отрыгаться водой. Уставший бороться за свободу Сережа теперь боролся за жизнь, и перехватить ему ноги ремнем было несложно.
— Вот теперь — все, — опустился на землю и сам. — Все, Сережа. Отпрятался.
Снял ботинки, вылил воду. Подошвы ног горели еще от ночной прогулки, сбитые пальцы умоляли о пощаде, и Олег бережно помассировал их, успокаивая, словно маленьких. Сережа зашевелился, пытаясь освободиться, и пришлось стукнуть пяткой по пояснице: лежать, голубчик! Отжал куртку. Брюки снять не успел: в небе послышался рокот вертолета. Искали наверняка его, потому что звук уверенно приближался к берегу. Значит, Игорь сумел связаться с полигоном, а Костя сообразил дать наводку на место ночной охоты.
В последний раз сделал отчаянную попытку освободиться из капкана егерь, но снятым ботинком Олег придавил ему шею. А по шее уже били, шея — это больно.
— Так-то оно лучше, — поблагодарил Олег замершего пленника и, превозмогая разгорающуюся боль в спине, стал размахивать курткой, привлекая внимание вертолетчиков.
Те заметили прибрежную парочку, повертелись над ней, очевидно, передавая по рации координаты спешащей лесными тропками группе. Себе местечко сесть поблизости не нашли, остались в небе. А когда в лесу послышались голоса и раньше всех на опушку выскочил подполковник-особист, в первых словах, с которыми обратился к нему Олег, оставалась все та же тревога:
— Слушай, а кто это? — кивнул на пленного.
Ткачук застыл от неожиданности: а разве не ты его брал? Но пришел в себя быстро:
— Сейчас разберемся.
Полигоншик опередил основную группу на достаточное расстояние, и Олег успел задать второй вопрос, на который уж точно должен был иметься ответ:
— Что запуск?
— Ракета уйдет. Вовремя и без помех. У тебя кровь из носа, — подал носовой платок.
— А что хотели сделать?
Тут подполковник радовался еще больше и откровеннее:
— Ерунда. Думали, что в завязке кто-то из наших, но оказался один из промышленников, приезжающих с завода обслуживать ракету. Как и ожидали, намеревался подменить плато. В момент расстыковки давался сбой на компьютеры и… ищи пыль в космическом пространстве.
Подошел Игорь:
— Жив-здоров?
— А ты?
Исчезнувшее было сомнение по поводу ночных злоключений снова нарисовалось на лице капитана. Но начал он издалека.
— Чего вдруг ломанулся за этим обалдуем? — кивнул на егеря, которому Ткачук набрасывал наручники.
— Так и мы работаем тоже, — пожал плечами Олег. — Налоги. Вернее, их неуплата.
— Хорошо, но с чего меня пронесло? — приготовил на последний момент самый мучающий его вопрос фээсбешник.
— Наверное, съел что-нибудь, — и здесь не стал вдаваться в подробности Штурмин. — Погоди, — приметив что-то за спиной капитана, пошел к шалашу. Там уставился на деревяшку, прибитую под трофеи.
Остановившийся рядом капитан осмелился потревожить друга только после того, как понял: лично он не рассмотрел на ржавых гвоздях подвешенных рябчиков.
— Что увидел?
— Глаза.
— Чьи?
— Пацаненка. Мальчонки лет шести. Не видишь? — Штурмин потрогал дощечку.
— Неужели с собой повезешь?
— А как же: на охоте — и без трофеев?.. Сегодня тридцать первое?
— Да, с утра началось. Куда-то опаздываешь?
— Уже опоздал.
— Намного?
Кто ж его знает? Пока как минимум — на сутки.
Глава 8
О, как не хотел подходить Олег к телефону!
Все-таки товарищ Попов был изначально не прав, своим радиоизобретением лишая человечество возможности укрыться от назойливых друзей и вечно нуждающегося в тебе начальства.
— Да, — по-военному деловито, еще в лейтенантстве отринув всеобщее «алло», подал голос.
— Извините…
Олег резко выпрямился и непроизвольно застонал от боли: удар веслом по спине оказался более чувствительным, чем кулаком по лицу. За него, собственно, и дали больничный, настращав дикими последствиями и предписав покой. Вернувшись в Москву первого сентября, и то под вечер, Олег остановил свой бег за просочившимся сквозь пальцы последним летним днем и в самом деле улегся на диван.
Но прозвучавшее в трубку робкое извинение…
Услышав стон, женщина на другом конце телефона повторила то же самое, но уже не напряженно, а испуганно:
— Извините. Надя?!
— Мне Мария Алексеевна сказала… — заторопилась она и, боясь, что на долгую беседу не хватит духу, призналась сразу: — Я прошлый раз была не права.
— Вы в городе? Как ваши дела? Бьетесь над своей кандидатской? Как сударушка Вика? — выбросил Олег кучу вопросов, лишь бы она не вешала трубку.
— Я в городе. Над кандидатской бьюсь. Вика молодец, — оголила Надя все фронты наступления Штурмина.
— У мамы были? Может, какие книги нужно достать? Домой когда поедете? — бросил дополнительный резерв на передовую командующий.
Новые две массированные атаки Надя даже не заметила, настолько необстрелянными и необученными оказались брошенные в бой новобранцы.
— Зайду в магазин — и домой.
— В продуктовый? — зацепился за малюсенькую высотку Олег. И тут же, закрепляя успех, выбросил в тыл разведчиков, изначально хитрых и изворотливых: — А если бы я попросил вас купить мне… — зырк глазами по генштабовским столам и картам, а на них только остатки яичницы на сковороде, — …с десяток яиц.
А сам вжал голову, ожидая близкого разрыва снаряда. Противоборствующая сторона с выстрелом замешкалась, дала возможность перевести дыхание, но — не пощадила.
— Нет, я не в продуктовый, — партизанкой на допросе мужественно соврала Надя. Не забыла опять лишь главного: — Извините
— Жалко, — не стал лукавить Олег. — А давайте я отвезу вас домой.
— Нет-нет, — едва не повесила мгновенно трубку Надя. — Вам надо отдыхать. Я и позвонила, чтобы… чтобы вы знали. До свидания.
Почему поэты до сих пор не сочинили проклятие телефонным гудкам?
— В Крым, — тихо и сразу после их морзянки произнес Олег.
… Тетя Галя, уже совсем старенькая, долго, подслеповато и подозрительно вглядывалась в него, решая — признавать ли в незнакомом мужчине своего племянника.
— Я, я это, теть Галя, — улыбался Олег из-за закрытой на крючок калитки. — Ваш племянник.
— Оле-ежек, — поверила тетя в племянника и отворила калитку, чтобы обнять гостя. — Как Машенька, как мама?
— Вас часто вспоминает. Все мечтает увидеться.
— Ну и надоть было забрать с собой.
Олег опешил: а ведь и в самом деле! Что стоило взять маму сюда! Неужели не отодвинула бы свое репетиторство, чтобы увидеться с сестрой?
Хотя знал прекрасно Олег и причину, по которой не подумал о матери. Конечно, это Зоя. Никого не хотелось иметь рядом в свидетелях — не то что самой встречи, а даже чтобы кто-то узнал о ней.
Чувствуя, что оправдания хиленькие, что виноват перед мамой, стал вытаскивать гостинцы, фотографии. Словно случайно, наверх выложил свой школьный, выпускной снимок. И тут же приступил к задуманному:
— Мои-то одноклассники показываются в Кировском?
Если Зоя приезжала два дня назад, тетя Галя должна знать.
— Давноть никого не видала, Олеженька. Никуда не хожу, ноги болят, и ко мне мало кто заглядывает, — не поняла его ухищрений тетя. — Говорили, что Сергунчику руку отрезало по пьянке, так то давно.
Сергунчик пил еще в школе и меньше всего интересовал Олега.
— А вот рядом со мной Зоя…
— Зоя? — тетушка вгляделась в фотографию. Значит, не виделись, если надо вспоминать. Можно было маму привозить… — Это с окраины поселка-то? Второй раз замуж вышла, да как удачно!
— Она разошлась с Виктором? — Олег впился взглядом в того, кто стоял около Зои с другой стороны на фотографии.
— О, вспомнил вчерашний день. Плохо жили, совсем худо, — погоревала тетя над снимком. — Детишек им Бог не дал, а свекровь все ее обвиняла в пустотелости. А потом и развела. А когдать Зоя второй раз замуж-то вышла — не за нашего кировского уже, из Феодосии нашелся отставной морячок, — так сразу троих одного за другим и родила. То ли в охотку, то ли в отместку. Хорошо живет, щас вспоминаю — хорошо. Хвалилась надысь.
«Надысь» в тетином исполнении — это недавно. А вот «недавно» — это когда?
— Года полтора как приезжала. По-олная, хорошая.
В деревне критерий один: полная — значит, за хорошим мужем. И тем более трое детей!
Весь остальной разговор становился неинтересен. Но пришлось отвечать и про мамино здоровье, ее работу, свою службу. Вместе приготовили обед — «хоть с тобой покушаю, а то давноть уже варево не ела, ленюсь для себя одной крутиться», — и только под вечер вырвался из расспросов тети.
— Пойду прогуляюсь, посмотрю, где что изменилось.
К каналу! К третьей плите от дороги. Если Зоя все же приезжала, он увидит какой-нибудь знак от нее. Феодосия — это совсем рядом, около тридцати километров. Можно поездом, можно автобусом. Если только не забыла об уговоре.
Канал почти полностью обмелел: по его бетонному желобу едва сочилась зеленая струйка, утыкающаяся в каждую травинку и каждый камешек. Неужели здесь когда-то плавали до усталости, рискуя утонуть? Но главное — берег. Освещенный солнцем третий бетонный квадрат, обрамленный пожухлой травой.
Лучше бы она оказалась вырванной! Но ни царапины камешком, ни подрытой земли — плита ничем не выделялась среди себе подобных. Значит, Зоя не приезжала. И он опоздал больше, чем на два дня. Он опоздал на лето. На всю жизнь. К его первой любви первыми успели другие.
— Здравствуй, Зоя, — тем не менее произнес он и замер, глядя на берег. Когда-то на нем сидели мальчик и девочка и пытались заглянуть в будущее.
«А ты в Москве, наверное, сразу меня забудешь».
«Почему? Я навсегда запомню тебя, этот канал…»
«Сочиняешь ты все. Тебе и по сочинениям всегда пятерки ставили».
Принялась одергивать платьице. А Олег потянулся к золотистому от солнца пушку на щеке. Зоя сделала вид, что не замечает или не понимает его жеста, продолжала заниматься платьицем. Дотянуться не смог и, прекрасно понимая, что на второй рывок смелости не хватит, ткнулся губами в загорелое, еще более таинственное и манящее плечо Зои. И только в этот миг она, получив ожидаемое, монашкой отдернулась, сделала страшные глаза: как ты посмел!..
— Здравствуй, Зоя. Я тебя никогда не забывал. Но… но и не приехал, — одной фразой рассказал свою жизнь после отъезда в Москву Олег.
Перешел по пыльному мостку канал, присел над плитой. Дотронулся ладонью до горячего шершавого бетона. Когда-то это место было для них целой планетой…
Резко встал, посмотрел на дорогу. Пустынна. Лишь вдали на велосипеде катит мальчонка. Крути, парень, педали. Торопись, не дай себе опоздать или кому-то обойти тебя на повороте.
Глава 9
— Ожил?
Николаич, только войдя в кабинет, сразу прищурил глаз. Опытный стрелок всегда поступает подобным образом перед тем, как нажать на курок. А пуля — это наверняка он, майор Штурмин. Двойной эффект, произведенный им в Плесецке, обрушил на отдел розыска столько восхищений из самых разных кабинетов, что, похоже, у начальника отдела взыграли ревность и опасения: так незаметно самого подопрут под кресло и вынесут на пенсию. Потому и выстрелить нежданным конкурентом подальше от восторгов и славиц — самое время.
— Было бы с чего оживать, — оторвался от только что включенного компьютера Штурмин. Облокотился на спинку стула и замер от боли в спине.
Гримасу подчиненного Николаич постарался не заметить. Скромненько, как и подобает при подходе к суперзвезде розыска, поинтересовался:
— Хотел выловить тебя вчера, но что-то не получилось.
Пожать плечами Олег поберегся, но молчанием дал понять: значит, не судьба. Да и как можно выловить в Москве того, кто в реальности сидел на берегу канала в Крыму.
Поинтересовался исключительно ради того, чтобы не выглядеть равнодушным к начальству:
— Что-то срочное?
— Очередную порцию восхищений от особого отдела наших доблестных военно-космических сил передавать ведь кому-то надо.
— Лучше бы от невоенных земных женщин…
— Для тебя это проблема? — удивился Николаич, не спуская цель с мушки и прекрасно зная, что выстрелить успеет в любой момент. Но долго тянуть не стал: — Говорят, в Хабаровске безумно красивые метиски.
Не-ет, ничего не боялся Николаич — ни подсиживаний, ни выпроваживаний на пенсию. Такой зубр, как он, ведал одно: если пошла охота, ни в коем случае нельзя останавливаться ради промежуточного подсчета трофеев. Штурмин еще в запале, он еще бежит, и сил продолжить гон у него пока предостаточно. Для здоровья, конечно, пользы нет, но кто в офицерах заботится о нем?
Олег, естественно, в подобные психологические тонкости не влезал. Он понял пока одно: его жаждут видеть на другом конце страны.
Усмехнулся с грустью и сожалением. В отличие от начальника, ему казалось, что он устал: слишком огромный разброс в расстояниях и выполняемых задачах пришлось перелопатить за мизерный срок. Поэтому он хочет в свою квартиру, к заждавшимся инструментам и пересохшим корешкам. В крайнем случае — в «Москвич» и до Баковки.
Подумал и замер. Нет, в Баковку он не поедет. Туда нельзя после Зои. А то получится: если в Крыму облом, то срочно меняем курс и флаг? Да, Зоя ушла от него навсегда. Но и Надя — или кто другая — еще не пришла. А скорее всего, он просто обречен всю жизнь жарить яичницу. И тогда, между прочим, поездка в Хабару оказывается как нельзя кстати. Нет, есть в Николаиче что-то от Макаренко.
Попросил о единственном:
— Можно не сегодня?
— Можно, — согласился полковник, ожидавший более бурной реакции.
Клинышкин подлез с соучастием сразу, лишь Николаич скрылся за цверью:
— Что-то случилось? Где лицо оставили, командир?
Где он его оставил, лицо? Не угадаешь ведь, жизнь позади достаточная.
— Чем могу помочь?
Разве можно помочь тому, кто проехал свою остановку?
А жизнь казалась Олегу именно такой — с мелькающими полустанками и перестуком колес. Где-то напрашивалась пересадка, где-то просто требовалось выйти, чтобы размять ноги и подышать свежим воздухом. Но мчит курьерский… Сорвать стоп-кран?