Страница:
Некоторые приживаются на какой-то пластинке. Другие создают свой мир, свою ложную пластинку из тумана - она как бы висит в пространстве. А некоторые пытаются соединить параллельные пластинки и - сгорают, как от короткого замыкания...
- А ты где живешь, Димка? В чем твой смысл?..
Сказал так и прикусил себе язык. Не вижу, что ли, где он живет?
Но Димка лишь рукой махнул, словно отмел мои слова. Задумался о чем-то своем и вышел из кабинета...
Сделали "паспорта здоровья" и каждому ребенку раздали: имя, фамилия, физкультурная группа и группа здоровья. А дальше, предполагалось, сами будут выписывать все медицинские события, случившиеся с ними за год...
Но ничего не вышло. Уже через неделю от наших "паспортов" остались рожки да ножки. Не доросли ребята до такой идеи. Не поняли, не приняли задумку...
С аутогенной тренировкой перед сном тоже неудача. Я разработал план занятия, провел его вечером в одной спальной, в другой. Но записать текст на пленку в нашем радиоузле не удавалось - директор предлагал всё новые сроки. И наконец отложил до неведомых времен...
Пришла молодая женщина, попросила справки о состоянии здоровья двух девочек-сестричек из восьмого класса.
- Я их сестра. Оформляю над ними опекунство.
Я выдал справки. Одна девочка была здорова. У другой вегетативно-сосудистая дистония.
Женщина испугалась, прочитав про дистонию. Долго меня расспрашивала, что это за болезнь, проходит ли она, как ее лечат, какой должен быть режим, какая диета. Потом замолчала, задумалась. Наверное, засомневалась, брать ли девочек...
Зинаида Никитична втащила Дениску за руку. Дениска упирался.
- Вот вам беглец для осмотра!
- Кто это тут беглец?
- Вот этот, Денис разлюбезный!
- Куда ж ты бегал-то, лапонька, расскажи?
- А чего они... злятся!
- Экий фрукт! Через милицию его искали! Испереживались! И не рассердись!
- К деду ходил...
- Да какой дед! У тебя ни деда, ни бабки, ни папки, ни мамки!
- В электричке его встретил. Когда ездили на "Лебединое озеро".
- И что?
- Поговорили. Он хороший. В гости меня пригласил.
- Ну!
- Ну я и сбежал!
- Где он живет?
- На Васильевском острове. Дом номер один и квартира номер один.
- А улица? Улица какая?
- Васильевский остров...
- Больше ничего не знаешь?
- Нет.
- Не дошел бы ты по этому адресу. Неточный адрес
- Но дед сказал так...
- Значит, не очень хотел тебя видеть.
- Но почему? Зачем врать?
- Не переживай... - Зинаида Никитична привлекает Дениску к себе и гладит, гладит по голове.
Потом мы вместе с ней его осматриваем, и она уводит мальчика. Тот не сопротивляется больше, идет покорно...
По результатам медосмотра выделил группу в восемнадцать человек, нуждающихся в коррегирующей гимнастике. Подошел к учительнице физкультуры.
- Я, конечно, буду заниматься с ними! - сказала та. - Но только если директор мне заплатит!..
Подал директору докладную, где перечислил всех, у кого дефекты осанки. Он прочитал и сказал, что учительница должна вести эту группу без дополнительной оплаты.
Через неделю снова подошел к учительнице.
- Ну, как идут занятия?
- А занятий пока не было.
- Почему?
- Директор мне ничего не говорит. И я молчу.
- Ну, тогда я поговорю с ним!..
Поговорил. Но директор был тверд. Без дополнительной оплаты - и точка...
Штришок наших будней. Одной хочется лишних денег, другому не хочется переплачивать. А дети потом. Дети не главное...
Делаем ватные шарики с Наташей и Леной. И вдруг Наташа выключается замолкает и ничего не слышит.
Мы с Леной ждем, переглядываемся. Лена крутит пальцем у виска. Я качаю головой: не надо, мол, так...
Время идет. И вот Наташа "возвращается". Глядит удивленно: чего мы на нее уставились...
- Где ты была? - спрашиваю я.
- У себя в лесу. Мне там хорошо. Я как взрослая. Деревья меня слушают. И птицы. Никто не обижает. Я для них большая и умная. Я им нужна. Они мне верят и меня любят, как маму...
- Глупости! - перебивает ее Лена категорично. - Ты в детдоме живешь, а не в лесу!..
- Лес все равно мой! - упрямо говорит Наташа.
Снова принимаемся за работу. Молчим. Будто и не было разговора. Будто и говорить не о чем...
Сережа снова пришел с гитарой. Я обрадовался.
- Молодчина, что с инструментом! У тебя песни хорошие.
- Хотите новую? Написал после каникул.
- После вашей поездки?..
Он кивает, садится на краешек стула, настраивает гитару.
Могут лица сверкать и злиться.
Могут лица выть, как шакал.
Эти лица - ах, эти лица!
Королевство кривых зеркал.
В просветленном и злом угаре
Ты увидишь вместо лица
Волчьи морды, свиные хари,
Клюв кукушкиного птенца.
Приглядевшись, увидишь в профиль
Жаб и цапель, гадюк и ворон.
А иной с лица - Мефистофель.
А иной с лица - фон-барон.
А иной простодушно-весел.
А другой - потаенно-хмур.
Словно тысячи разных песен,
Вьются тысячи лиц и фигур.
И нужны до предела мысли,
Так как стрелки нужны часам,
А куда же себя причислить?
И на что же похож я сам?..
Мне нравится его песня.
- Молодец! - хвалю Сережу от души.
Он краснеет. Прошу повторить песню. Он смотрит на струны, смотрит в окно, кашляет и начинает петь снова...
Дениска-первоклассник проводил меня до уличных дверей.
- Ну, до свиданья, Дениска!
- До свиданья, Сергей Иванович! А вы куда сейчас? Домой?
- Домой.
- А где вы живете?
- Возле Пискаревки.
- Возле Пискаревки... - повторил он и вздохнул. Я открыл дверь и увидел, уже с улицы, как он прощально машет рукой...
Сидел в электричке, читал. Вдруг подсели Наташа и Лена. Выяснилось, что первая едет в гости ко второй. А Ленка ездит каждую субботу к маме. Она хорошо рассказывала про маму. Как они поют вместе по утрам любимые песни. Как мечтают, что Ленка будет "звездой" эстрады и мама тогда будет жить у нее "в уголке". Как мама учит Ленку шить. Как у мамы болит желудок (и у Ленки точно такая же болезнь). Как они с мамой отправились гулять и потеряли друг друга, а мама заплакала от страха, что не увидит дочку...
Наташа слушала, переживала, ахала, завидовала Ленке. Я тоже сидел под впечатлением ее рассказа.
На десерт будущая "звезда" преподнесла нам весь свой репертуар. Пела она увлеченно, не смущаясь тем, что кругом люди. Наташа подтягивала...
Сошли мы на Пискаревке. Девочки пошли своей дорогой, а я смотрел им вслед и чувствовал глупейшее желание отправиться вместе с ними к Ленкиной маме...
Не хуже, чем родительское заласкивание, может развращать ребенка сознание того, что он лишний, ненужный, брошенный, что его обделили.
Как реагирует взрослый на сироту из детдома? Любой нормальный человек прежде всего испытывает жалость, сочувствие, постарается сказать доброе слово ребенку, приласкать его, чем-то угостить. И это может оборачиваться вредом для "сиротки".
Вот стоит у меня в кабинете девчонка - красивая, злая. Она смотрит на меня холодными, наглыми глазами и требует:
- Дайте мне банку аскорбинки!
- Придешь в столовую и получишь. Вам же все отдаем!
- Нет, вы мне одной дайте! Мы с подружками съедим!
- А почему ты говоришь со мной... грубо?
- А потому что вы эти банки украдете!
- Они же большие, тяжелые. Нелегко мне уносить будет!
- Не смейтесь! Отдайте банку!
- Ты, может, заболела? Или обидел кто?
- Не ваше дело! Отдайте банку, и все!..
Это пререкательство длится, наверное, минут пятнадцать. У меня руки начинают дрожать. Не знаю, куда деться от этой маленькой фурии...
К счастью, в кабинет заглядывает Зинаида Никитична и выручает меня. И я, успокаиваясь, думаю о том, что девочка испорчена жалостью окружающих. Психология ущербности, обойденности возобладала над ней. В одной сказке жадный король к чему ни прикасался - все превращалось в золото. А эта о чем ни подумает - все оборачивается одним желанием - как бы себе урвать. Уверовала, что все ей должны, что она может требовать, может выколачивать из взрослых всякие блага и отказа ей не будет. Еще бы, она детдомовская, ее права неоспоримы. Железное нахрапистое юродство...
У двух ребят нашли вшей.
- Кто в этом виноват? Кого мы должны наказывать? - спрашивает директор.
- Вас нужно наказывать! - говорю я.
Он смотрит на меня удивленно.
- Я вас просил никого без медицинской справки после каникул не принимать, но вы забыли дать учителям указания. В результате ребята вернулись после каникул, минуя медкабинет. А воспитатели, видимо, не проверили тщательно головы...
Директора явно раздражал мой вывод, но возразить по существу было нечего. Он перевел разговор на то, что в кабинете у меня много лишнего барахла (санпросветплакаты, старая ширма), и на повышенных тонах потребовал все убрать...
На другой день я устроил "революцию" в изоляторе и медкабинете. Выбросил в коридор под лестницу старую ширму, санпросветплакаты и стенды, тумбочки, бормашину, части от физиотерапевтических аппаратов, старый диван и матрас, шкаф и пенал. Сразу стало свободнее дышать. Директор моего радикального вмешательства не заметил...
Жила в детдоме девчонка. Убегала не раз. Приводила парней из поселка.
Последний ее побег был уже при мне. Скрывалась она больше двух месяцев. Потом объявилась у тетки - единственной своей родственницы. Та, уже предупрежденная, сразу позвонила в милицию. Девочку вернули в детдом. Попросили прежде всего показать ее венерологу и проверить на сифилис. Решили переводить ее в спецПТУ. Но не успели. Она снова исчезла...
- Сергей Иванович, я музыку сочинила!.. Ленка ворвалась ко мне в кабинет, подскочила ко мне, крутанулась волчком и начала напевать. Мелодия была простая и приятная.
- Слова нужны! - сказала. - Сидел на подоконнике воробей и головой вертел. И ветка в окно стучала. И вдруг вышла музыка.
- Хочешь, придумаю слова?
Меня подхватил ее порыв. Я почувствовал, что и сам вроде бы окрылился.
- Придумайте! - Ленка смотрит благожелательно. Поспешно хватаю чистый лист бумаги, ручку. И... ничего не происходит. Вздыхаю, чешу ручкой в затылке. Ничего. Хоть бы строчка!..
- Не умеете вы, наверно! - говорит Ленка насмешливо и выпархивает из кабинета. Счастливая, светлая...
Прибежал Дениска. Оказалось, порезал палец в столовой о кружку, когда расставлял их перед обедом. Я обработал глубокий порез, забинтовал палец и пошел в столовую осматривать посуду...
Каждая третья кружка - со щербатым краем. Я велел шефу-повару все эти кружки выкинуть и тем создал серьезную проблему - посуды и так не хватало. Но шеф-повар решение одобрила: уж теперь-то завхозу придется приобрести новые. Так и вышло...
Нужны ли мне именно эти ребята? Которые в этом детдоме?.. Нет, пожалуй!.. Свою потребность сострадания, сочувствия, помощи я бы мог утолить в любом другом детдоме - не только здесь...
Что я могу им дать? Медицинскую помощь? Новации свои, половина из которых не состоялась?..
Но разве я в силах дать им здоровье? Заложено ли оно в их генетических программах? По крайней мере, я страстно пытаюсь реализовать их программы в корректных условиях, не вступающих в противоречие с окружающей их средой.
Страстными мои усилия должны быть обязательно, потому что эмоции появляются там, где недостает информации. А медицина изначально - работа при наличии неполной и зачастую недостоверной информации.
Взрослому рядом с детьми надо просто жить. Полнокровно жить и быть счастливым. В этом, может быть, единственный секрет успешного воспитания.
Разве я могу быть возле них целый день? И хочется, и рад бы, но так сложилось, что не могу...
Все вроде так, да не совсем так... Чем дольше работаю здесь, тем больше нужны именно эти ребята...
- Почему у нас мало цветов на территории? - спросила Наташа. - И сада нет?
- Да, почему? - подхватил я.
- Я их очень люблю.
- Любишь - посади.
- А где я возьму?
- Приди на экономический совет и поставь этот вопрос.
- Слишком много возни...
Я спрашивал у ребят об экономическом совете. Многие знают, что он есть, и только. Ничего конкретного, никакого личного отношения...
Хотя директор говорит, что он стал оказывать влияние на жизнь детдома. Получили, к примеру, дорогие зимние сапоги, и экономический совет постановил выдать их самому бережливому и опрятному отряду. Получает детдом деньги за склеенные ребятами конверты, и экономический совет постановляет, сколько от какого отряда "сминусовать" за тот или иной причиненный ими ущерб...
Когда я расспрашивал об этом одного из членов экономического совета, тот вздохнул:
- Отстаньте хоть вы от меня, доктор! Надоело все это!..
И я понял, что хозяевами здесь они себя не чувствуют. Ни в этом совете, ни в других...
Делаем прививки. На десять прививок - два обморока. Мальчишка-пятиклассник трясется крупной дрожью.
- А со мной ничего не будет? А я не умру?.. - спрашивает боязливо. И теряет сознание...
Та же история с девочкой из седьмого класса. Она долго не соглашается на прививку, агрессивно отказывается:
- Я не буду! Ни за что! Я боюсь! Я убегу!.. - а после прививки вдруг бледнеет.
Даю им понюхать нашатырный спирт. Они отлеживаются и уходят...
Мальчик на другой день снова появляется в кабинете и тревожно расспрашивает, можно ли ему мыться в бане, не повредит ли прививка его здоровью. Я начинаю догадываться о его состоянии, спрашиваю, видел ли он умирающего, и он, помолчав, кивает: да, видел. Он готов рассказать. Я готов слушать...
Но тут раздается сигнал на перемену, и в кабинет вваливаются жаждущие таблеток и перевязок. Мой потенциальный рассказчик уходит.
А девочка не зашла. Никакие вопросы на второй день после обморока ее не волновали.
- Ну как, Наташа?
- Вы о чем, Сергей Иванович?
- О цветочках.
- Спрашивала. Обещали, что весной купят.
- Ну вот, посадишь, и будет красиво.
- А почему я? Все я да я! Пускай другие сажают!..
Я смотрю на нее и не знаю, что сказать. Если семейные дети считают, что все за них должны делать мамы и папы, - это испорченные дети, эгоисты. А если наши детдомовцы считают, что сами ничего делать не обязаны? Значит, они тоже испорчены? Но кто их испортил или что? Государство ли, которое выделило сто с лишним ставок на двести детей? Или персонал детдома, который делает все-все за них, даже то, что нужно бы оставить ребятам?
А может, виновата общая удовлетворенность? Ребята довольны, что их не трогают. Воспитатели - что никого трогать не надо...
Или я не прав?..
Директор ухватился за идею разновозрастных отрядов. Он усиленно рекламирует эту "находку". Мне рассказывали, что в редакции одного детского журнала он слывет чуть ли не новатором. По его мнению, совместный быт младших и старших ребят в какой-то мере заменяет, "модулирует" внутрисемейные отношения. Старшие учатся вниманию к слабым, душевности. Младшие получают помощь и заботу. В отряде младшие подрастают и, в свою очередь, становятся старшими...
Слов нет, задумано, может, и хорошо. Но вот мы идем с Ленкой и Наташей по центральной улице поселка, и неожиданно узнаю, что думают девчонки по этому поводу.
- Мы очень недовольны, что сделали такие сборные отряды, - признается Наташа. - Зачем собрали маленьких и больших вместе? Только воспитатели говорят, что это хорошо. А на самом деле старшие нас бьют и о нас не заботятся...
Ленка перебивает ее:
- А меня хотела мама забрать. Я так рада была. Но директор не дал. "У нас и так мало детей, а она музыкальная, ей надо быть здесь!.." Разве он прав?
- Если мама серьезно захочет, она тебя заберет... Мы заходим в книжный магазин, и я покупаю им по книжке. Давно обещал и вот выбрал момент...
Чудовищно! Оказывается, есть родители, которые считают "выгодным" определить ребенка в детдом. У них одна мысль доминирует: не надо содержать ребенка - государство воспитает. А то, что такое избавление от расходов равнозначно предательству, до них не доходит. Меня в недоумение и бешенство приводит сам факт существования подобных людей.
Одни беды, одни потери от них! И калечат они души детей. Какой милиции пожаловаться, что ограблена душа ребенка? Как достучаться до этих каменных родителей, как доказать им, что истинная ценность - улыбка ребенка, а не хрустящие дензнаки? Почему я испытываю чувство вины перед их детьми, а им этим родичам - хоть бы хны?..
Сейчас многие кивают на период "застоя" - он, мол, виноват во всем плохом. Но разве сам человек не должен отвечать за то, каков он есть? Разве сам он не способен, если захочет, остаться человеком в самых нечеловеческих ситуациях? Разве сам человек не виноват в том, что озверел, оскотинился?..
Зинаида Никитична привела своих осматривать перед баней, и я ей высказал наболевшие мысли:
- Да, мне страшно об этом думать, - сказала она. - Что делается с людьми? Не понимаю. Такое чувство, что они дичают, звереют. Кричим о культуре, а ее все меньше. Может, потому и кричим? Взорвали свои храмы, а новых построить не удалось... В наши-то сытые годы сирот в три раза больше, чем после войны. И каждый год добавляются еще тысячи. И ведь это при живых родителях.
Вот спохватились, Детский фонд образовали. Правда, сомнения тут же появились. Может, он и не изменит ничего, этот фонд? Ну, денег смогут больше на ребят отпускать. Пусть даже больше, чем на семейных. Так ведь разве в деньгах только дело! Им душа нужна, этим несчастным детям. Только любящая душа способна спасти их обиженную душу. Разве сможет хоть какой фонд выделить по взрослой душе на каждую детскую? И потом, они ведь беспомощны, наши злючки. Они могут рычать, быть наглыми, неблагодарными. Но они беспомощны, как слепые котята перед жизнью. Сколько стоит буханка хлеба? Как включить газ на кухне, вскипятить чайник?.. Для семейных это пустяк, для наших - китайская грамота...
У меня в кабинете Сережа и Лена. У Сережи под мышкой книга "Таис Афинская". Я хвалю. Сережа удивляется.
- Разве она хорошая? Ребята говорят: зачем ты такую взял? Смотрите, что тут есть!..
Он быстро листает страницы и находит рисунок обнаженной женщины.
- Ну и что? - говорю я. - Любовь к женщине - самое прекрасное чувство, самое сильное в жизни мужчины.
- Ну да! - удивляется Лена. - Такая гадость!..
Я чувствую, что за ее словами тяжелые впечатления, полученные, видимо, в семье. Говорю о любви, говорю взволнованно. Спасаю любовь от той пошлости, грязи, которой она уже облеплена в ребячьих душах.
Лена слушает недоверчиво, но благосклонно. А Сережа стоит с открытым ртом и не шелохнется. Видимо, только теперь (а он в пятом классе) ему впервые довелось услышать о значении любви для человека. Видимо, до этого никто при нем хорошо о любви не говорил...
- Вы чьи бумаги пишете? - спрашивает Димка.
- Люды... - Я называю фамилию нашей беглянки, не отрываясь от писанины.
- А-а, понятно, - Димка хмыкает. - Она вас в сарай еще не приглашала?
- Зачем?
- Ну, как мужчину... Как мужика...
- Чего ты несешь? - Я отрываюсь на секунду, смотрю на него и снова пишу.
- А меня приглашала... - Димка, разговаривая, берет со стола рулончики пластыря, отрезает липкую ленту и приклеивает себе на щеку.
- И что же ты?.. - Я оторвался от бумаг.
- Мало ли что!.. Сходите - узнаете!.. Мужики из поселка не раз приходили...
- Ладно, бог с ней! Чего пластырь-то налепил?
- А, это... - Димка дотрагивается до щеки. - Пусть подумают, что рана. Пожалеют лишний раз...
Лежит на кушетке маленький пластмассовый Чебурашка. Кто-то из ребят его тут оставил.
Ленка приходит, видит игрушку.
- Бедненький, - говорит жалостливо, - тебя тоже никто забирать не хочет! Никому ты не нужен в дочки-сыночки!..
Она возится с Чебурашкой. На меня - ноль внимания, словно никого нет в кабинете.
- А вот я буду твоей мамочкой!.. И никому тебя не отдам!..
И уходит с Чебурашкой на руках. И я молчу, не останавливаю, хотя мелькает мысль, что надо бы Ленку окликнуть, напомнить о том, что нехорошо брать вещи без разрешения...
Вчера было девять больных, и сегодня, в воскресенье, я не выдержал, плюнул на выходной и отправился на работу.
Детдом опустелый, тихий. Из девяти вчерашних больных нашел на месте только троих. Остальные разъехались по домам.
Прошел по спальням. Воспитателей нет. Несколько ребят сидят по углам, занимаются кто чем. Двое вывинчивают лампочку, поставив табуретку на табуретку и рискованно балансируя. Двое читают. Девчонки красят волосы. Какой-то мальчишка красится заодно с ними.
Удручающее впечатление произвела эта воскресная безнадзорность. Правда, ребята рассказали, что их отряд уехал на экскурсию...
Наташа меня заметила и подошла.
- Сергей Иванович, а что значит "надорваться"!
- Зачем тебе это?
- Бабки говорили, что мама надорвалась...
Я объясняю значение слова.
- Значит, она сама себе испортила сердце? Да лучше бы мы голодные сидели!
- Долго не просидели бы...
- Буду мамой, ни за что не умру, пока мои ребята не вырастут!..
Она морщит лоб и глядит на меня с непонятной укоризной...
В детдоме ЧП. Мальчишки-восьмиклассники избили девчонку-сверстницу. У той сотрясение головного мозга. Отправили в больницу.
Я поговорил с одним из мальчишек.
- Гадины они все! Нарожают детей - и в детдом!
- Но она-то тут при чем?
- А чего она сказала, что двух детей родит!.
Зинаида Никитична делится со мной:
- Удивительно, как они любят своих родителей! Как нежно говорят о своих забулдыжных папах и мамах. Их лишили родительских прав, но из детского сердца, их, видно, не вычеркнуть. Семейные дети хуже, по-моему, относятся к родителям, чем наши "подкидыши". Моя, например, дочка совсем не замечает меня, слова лишнего не скажет.
А их родители - ох и бестии! Пока детишки маленькие, родители про них не вспоминают. А как детишки в силу входят, вдруг объявляются папули-мамули со своими "чуйствами". И ребята им все прощают, никакого зла не помнят лишь появись, лишь сделай видимость, что интересуешься дочкой или сыном...
Мальчишки-восьмиклассники, что избили девочку, оказывается, напились перед этим. Они еще на молодую воспитательницу напали, напугали ее.
Через день-другой узнаю: одного из восьмиклассников срочно выписали из детдома - обратно к матери-пьянице.
На мой взгляд, это действие совершенно непонятное и необъяснимое. И непедагогичное к тому же.
Детдом - учреждение, где собраны отнюдь не ангелочки. Это воспитательное учреждение. Произошла позорная, безобразная драка. Конечно, это ЧП. Оно должно обсуждаться, должны приниматься меры. Значит, неладно с воспитательной работой, с организацией досуга ребят, если подобное стало возможным. Но отправлять мальчишку туда, откуда его забирали несколько лет назад? Какой в этом смысл? Кому это надо? К чему это приведет?
Разумеется, ни к чему хорошему!.. Можно, конечно, изобразить дело так, что вот, мол, была заблудшая овца - и нет ее. А все остальные в детдоме прилежные херувимчики. Но это будет совсем как в старой песенке: "Все хорошо, прекрасная маркиза..."
Разумеется, я не педагог и гляжу на эти педагогические решения как бы со стороны - из своей родной медицины (в ней, кстати, своих проблем немало). Но мальчишку жалко. Оступился, а его еще подталкивают - падай дальше! Какая же это педагогика! Скорее демонстрация полного бессилия, на мой взгляд. Разве он нужен своей непутевой матери?..
Я высказал свои соображения директору, но он никак не отреагировал. Только посмотрел совсем как Алена Игоревна: мол, знайте, свои градусники...
В детдоме всего двое медицинских работников: Полина - медсестра - и я. Полина только что кончила училище. Коротко постриженная. Очень "директорская" по духу. Всегда ходит в балахонистом свитерке и похожих на спортивные шароварах. Увидеть ее в белом халате - событие.
Но я ее почти и не вижу. Она в детдоме рано утром, когда меня еще нет, и поздно вечером, когда меня уже нет.
Считает, что имеет склонность к педагогике. По совместительству работает в отряде как воспитатель.
Медкабинет при ней был неухожен до тех пор, пока я сам не взялся за благоустройство. На мой упрек Полина ответила:
- Не умею я создавать уют! Не дано мне этого!..
Я подумал: не здесь ли разгадка молодых педагогинь, их сокровенная тайна. Они все как Полина.
В большинстве женщин выражено древнее, как мир, материнское начало. Такие бессознательно создают вокруг себя атмосферу "гнезда": порядок, уют. Но есть женщины, которым своего "гнезда" не соорудить вовеки.
Из таких Полина. Для них "гнездо" - детдом. Не ими сотворенный, не им принадлежащий. Тут можно поддерживать существующий "статус-кво" и не надо изобретать того, что не дано от природы...
Неужели в них начисто отсутствует материнское начало? Неужели тяга к воспитательству - компенсация, заполнение пустоты, которой природа не терпит?..
Но почему нет в них этого праначала, первоосновы женской души? Не потому ли, что все они забалованные, заласканные, "маменькины" и "папенькины" дочки?.. Все им готовеньким подносилось. Никаких навыков жизни, никакой практики альтруизма. Только родительская готовность потворствовать им во всем. И вдруг реальность - внешний мир, который не желает их признавать. И переживание комплексов. Встреча с директором, возможность самоутверждения, обещание самореализации. Но какой ценой?..
- А ты где живешь, Димка? В чем твой смысл?..
Сказал так и прикусил себе язык. Не вижу, что ли, где он живет?
Но Димка лишь рукой махнул, словно отмел мои слова. Задумался о чем-то своем и вышел из кабинета...
Сделали "паспорта здоровья" и каждому ребенку раздали: имя, фамилия, физкультурная группа и группа здоровья. А дальше, предполагалось, сами будут выписывать все медицинские события, случившиеся с ними за год...
Но ничего не вышло. Уже через неделю от наших "паспортов" остались рожки да ножки. Не доросли ребята до такой идеи. Не поняли, не приняли задумку...
С аутогенной тренировкой перед сном тоже неудача. Я разработал план занятия, провел его вечером в одной спальной, в другой. Но записать текст на пленку в нашем радиоузле не удавалось - директор предлагал всё новые сроки. И наконец отложил до неведомых времен...
Пришла молодая женщина, попросила справки о состоянии здоровья двух девочек-сестричек из восьмого класса.
- Я их сестра. Оформляю над ними опекунство.
Я выдал справки. Одна девочка была здорова. У другой вегетативно-сосудистая дистония.
Женщина испугалась, прочитав про дистонию. Долго меня расспрашивала, что это за болезнь, проходит ли она, как ее лечат, какой должен быть режим, какая диета. Потом замолчала, задумалась. Наверное, засомневалась, брать ли девочек...
Зинаида Никитична втащила Дениску за руку. Дениска упирался.
- Вот вам беглец для осмотра!
- Кто это тут беглец?
- Вот этот, Денис разлюбезный!
- Куда ж ты бегал-то, лапонька, расскажи?
- А чего они... злятся!
- Экий фрукт! Через милицию его искали! Испереживались! И не рассердись!
- К деду ходил...
- Да какой дед! У тебя ни деда, ни бабки, ни папки, ни мамки!
- В электричке его встретил. Когда ездили на "Лебединое озеро".
- И что?
- Поговорили. Он хороший. В гости меня пригласил.
- Ну!
- Ну я и сбежал!
- Где он живет?
- На Васильевском острове. Дом номер один и квартира номер один.
- А улица? Улица какая?
- Васильевский остров...
- Больше ничего не знаешь?
- Нет.
- Не дошел бы ты по этому адресу. Неточный адрес
- Но дед сказал так...
- Значит, не очень хотел тебя видеть.
- Но почему? Зачем врать?
- Не переживай... - Зинаида Никитична привлекает Дениску к себе и гладит, гладит по голове.
Потом мы вместе с ней его осматриваем, и она уводит мальчика. Тот не сопротивляется больше, идет покорно...
По результатам медосмотра выделил группу в восемнадцать человек, нуждающихся в коррегирующей гимнастике. Подошел к учительнице физкультуры.
- Я, конечно, буду заниматься с ними! - сказала та. - Но только если директор мне заплатит!..
Подал директору докладную, где перечислил всех, у кого дефекты осанки. Он прочитал и сказал, что учительница должна вести эту группу без дополнительной оплаты.
Через неделю снова подошел к учительнице.
- Ну, как идут занятия?
- А занятий пока не было.
- Почему?
- Директор мне ничего не говорит. И я молчу.
- Ну, тогда я поговорю с ним!..
Поговорил. Но директор был тверд. Без дополнительной оплаты - и точка...
Штришок наших будней. Одной хочется лишних денег, другому не хочется переплачивать. А дети потом. Дети не главное...
Делаем ватные шарики с Наташей и Леной. И вдруг Наташа выключается замолкает и ничего не слышит.
Мы с Леной ждем, переглядываемся. Лена крутит пальцем у виска. Я качаю головой: не надо, мол, так...
Время идет. И вот Наташа "возвращается". Глядит удивленно: чего мы на нее уставились...
- Где ты была? - спрашиваю я.
- У себя в лесу. Мне там хорошо. Я как взрослая. Деревья меня слушают. И птицы. Никто не обижает. Я для них большая и умная. Я им нужна. Они мне верят и меня любят, как маму...
- Глупости! - перебивает ее Лена категорично. - Ты в детдоме живешь, а не в лесу!..
- Лес все равно мой! - упрямо говорит Наташа.
Снова принимаемся за работу. Молчим. Будто и не было разговора. Будто и говорить не о чем...
Сережа снова пришел с гитарой. Я обрадовался.
- Молодчина, что с инструментом! У тебя песни хорошие.
- Хотите новую? Написал после каникул.
- После вашей поездки?..
Он кивает, садится на краешек стула, настраивает гитару.
Могут лица сверкать и злиться.
Могут лица выть, как шакал.
Эти лица - ах, эти лица!
Королевство кривых зеркал.
В просветленном и злом угаре
Ты увидишь вместо лица
Волчьи морды, свиные хари,
Клюв кукушкиного птенца.
Приглядевшись, увидишь в профиль
Жаб и цапель, гадюк и ворон.
А иной с лица - Мефистофель.
А иной с лица - фон-барон.
А иной простодушно-весел.
А другой - потаенно-хмур.
Словно тысячи разных песен,
Вьются тысячи лиц и фигур.
И нужны до предела мысли,
Так как стрелки нужны часам,
А куда же себя причислить?
И на что же похож я сам?..
Мне нравится его песня.
- Молодец! - хвалю Сережу от души.
Он краснеет. Прошу повторить песню. Он смотрит на струны, смотрит в окно, кашляет и начинает петь снова...
Дениска-первоклассник проводил меня до уличных дверей.
- Ну, до свиданья, Дениска!
- До свиданья, Сергей Иванович! А вы куда сейчас? Домой?
- Домой.
- А где вы живете?
- Возле Пискаревки.
- Возле Пискаревки... - повторил он и вздохнул. Я открыл дверь и увидел, уже с улицы, как он прощально машет рукой...
Сидел в электричке, читал. Вдруг подсели Наташа и Лена. Выяснилось, что первая едет в гости ко второй. А Ленка ездит каждую субботу к маме. Она хорошо рассказывала про маму. Как они поют вместе по утрам любимые песни. Как мечтают, что Ленка будет "звездой" эстрады и мама тогда будет жить у нее "в уголке". Как мама учит Ленку шить. Как у мамы болит желудок (и у Ленки точно такая же болезнь). Как они с мамой отправились гулять и потеряли друг друга, а мама заплакала от страха, что не увидит дочку...
Наташа слушала, переживала, ахала, завидовала Ленке. Я тоже сидел под впечатлением ее рассказа.
На десерт будущая "звезда" преподнесла нам весь свой репертуар. Пела она увлеченно, не смущаясь тем, что кругом люди. Наташа подтягивала...
Сошли мы на Пискаревке. Девочки пошли своей дорогой, а я смотрел им вслед и чувствовал глупейшее желание отправиться вместе с ними к Ленкиной маме...
Не хуже, чем родительское заласкивание, может развращать ребенка сознание того, что он лишний, ненужный, брошенный, что его обделили.
Как реагирует взрослый на сироту из детдома? Любой нормальный человек прежде всего испытывает жалость, сочувствие, постарается сказать доброе слово ребенку, приласкать его, чем-то угостить. И это может оборачиваться вредом для "сиротки".
Вот стоит у меня в кабинете девчонка - красивая, злая. Она смотрит на меня холодными, наглыми глазами и требует:
- Дайте мне банку аскорбинки!
- Придешь в столовую и получишь. Вам же все отдаем!
- Нет, вы мне одной дайте! Мы с подружками съедим!
- А почему ты говоришь со мной... грубо?
- А потому что вы эти банки украдете!
- Они же большие, тяжелые. Нелегко мне уносить будет!
- Не смейтесь! Отдайте банку!
- Ты, может, заболела? Или обидел кто?
- Не ваше дело! Отдайте банку, и все!..
Это пререкательство длится, наверное, минут пятнадцать. У меня руки начинают дрожать. Не знаю, куда деться от этой маленькой фурии...
К счастью, в кабинет заглядывает Зинаида Никитична и выручает меня. И я, успокаиваясь, думаю о том, что девочка испорчена жалостью окружающих. Психология ущербности, обойденности возобладала над ней. В одной сказке жадный король к чему ни прикасался - все превращалось в золото. А эта о чем ни подумает - все оборачивается одним желанием - как бы себе урвать. Уверовала, что все ей должны, что она может требовать, может выколачивать из взрослых всякие блага и отказа ей не будет. Еще бы, она детдомовская, ее права неоспоримы. Железное нахрапистое юродство...
У двух ребят нашли вшей.
- Кто в этом виноват? Кого мы должны наказывать? - спрашивает директор.
- Вас нужно наказывать! - говорю я.
Он смотрит на меня удивленно.
- Я вас просил никого без медицинской справки после каникул не принимать, но вы забыли дать учителям указания. В результате ребята вернулись после каникул, минуя медкабинет. А воспитатели, видимо, не проверили тщательно головы...
Директора явно раздражал мой вывод, но возразить по существу было нечего. Он перевел разговор на то, что в кабинете у меня много лишнего барахла (санпросветплакаты, старая ширма), и на повышенных тонах потребовал все убрать...
На другой день я устроил "революцию" в изоляторе и медкабинете. Выбросил в коридор под лестницу старую ширму, санпросветплакаты и стенды, тумбочки, бормашину, части от физиотерапевтических аппаратов, старый диван и матрас, шкаф и пенал. Сразу стало свободнее дышать. Директор моего радикального вмешательства не заметил...
Жила в детдоме девчонка. Убегала не раз. Приводила парней из поселка.
Последний ее побег был уже при мне. Скрывалась она больше двух месяцев. Потом объявилась у тетки - единственной своей родственницы. Та, уже предупрежденная, сразу позвонила в милицию. Девочку вернули в детдом. Попросили прежде всего показать ее венерологу и проверить на сифилис. Решили переводить ее в спецПТУ. Но не успели. Она снова исчезла...
- Сергей Иванович, я музыку сочинила!.. Ленка ворвалась ко мне в кабинет, подскочила ко мне, крутанулась волчком и начала напевать. Мелодия была простая и приятная.
- Слова нужны! - сказала. - Сидел на подоконнике воробей и головой вертел. И ветка в окно стучала. И вдруг вышла музыка.
- Хочешь, придумаю слова?
Меня подхватил ее порыв. Я почувствовал, что и сам вроде бы окрылился.
- Придумайте! - Ленка смотрит благожелательно. Поспешно хватаю чистый лист бумаги, ручку. И... ничего не происходит. Вздыхаю, чешу ручкой в затылке. Ничего. Хоть бы строчка!..
- Не умеете вы, наверно! - говорит Ленка насмешливо и выпархивает из кабинета. Счастливая, светлая...
Прибежал Дениска. Оказалось, порезал палец в столовой о кружку, когда расставлял их перед обедом. Я обработал глубокий порез, забинтовал палец и пошел в столовую осматривать посуду...
Каждая третья кружка - со щербатым краем. Я велел шефу-повару все эти кружки выкинуть и тем создал серьезную проблему - посуды и так не хватало. Но шеф-повар решение одобрила: уж теперь-то завхозу придется приобрести новые. Так и вышло...
Нужны ли мне именно эти ребята? Которые в этом детдоме?.. Нет, пожалуй!.. Свою потребность сострадания, сочувствия, помощи я бы мог утолить в любом другом детдоме - не только здесь...
Что я могу им дать? Медицинскую помощь? Новации свои, половина из которых не состоялась?..
Но разве я в силах дать им здоровье? Заложено ли оно в их генетических программах? По крайней мере, я страстно пытаюсь реализовать их программы в корректных условиях, не вступающих в противоречие с окружающей их средой.
Страстными мои усилия должны быть обязательно, потому что эмоции появляются там, где недостает информации. А медицина изначально - работа при наличии неполной и зачастую недостоверной информации.
Взрослому рядом с детьми надо просто жить. Полнокровно жить и быть счастливым. В этом, может быть, единственный секрет успешного воспитания.
Разве я могу быть возле них целый день? И хочется, и рад бы, но так сложилось, что не могу...
Все вроде так, да не совсем так... Чем дольше работаю здесь, тем больше нужны именно эти ребята...
- Почему у нас мало цветов на территории? - спросила Наташа. - И сада нет?
- Да, почему? - подхватил я.
- Я их очень люблю.
- Любишь - посади.
- А где я возьму?
- Приди на экономический совет и поставь этот вопрос.
- Слишком много возни...
Я спрашивал у ребят об экономическом совете. Многие знают, что он есть, и только. Ничего конкретного, никакого личного отношения...
Хотя директор говорит, что он стал оказывать влияние на жизнь детдома. Получили, к примеру, дорогие зимние сапоги, и экономический совет постановил выдать их самому бережливому и опрятному отряду. Получает детдом деньги за склеенные ребятами конверты, и экономический совет постановляет, сколько от какого отряда "сминусовать" за тот или иной причиненный ими ущерб...
Когда я расспрашивал об этом одного из членов экономического совета, тот вздохнул:
- Отстаньте хоть вы от меня, доктор! Надоело все это!..
И я понял, что хозяевами здесь они себя не чувствуют. Ни в этом совете, ни в других...
Делаем прививки. На десять прививок - два обморока. Мальчишка-пятиклассник трясется крупной дрожью.
- А со мной ничего не будет? А я не умру?.. - спрашивает боязливо. И теряет сознание...
Та же история с девочкой из седьмого класса. Она долго не соглашается на прививку, агрессивно отказывается:
- Я не буду! Ни за что! Я боюсь! Я убегу!.. - а после прививки вдруг бледнеет.
Даю им понюхать нашатырный спирт. Они отлеживаются и уходят...
Мальчик на другой день снова появляется в кабинете и тревожно расспрашивает, можно ли ему мыться в бане, не повредит ли прививка его здоровью. Я начинаю догадываться о его состоянии, спрашиваю, видел ли он умирающего, и он, помолчав, кивает: да, видел. Он готов рассказать. Я готов слушать...
Но тут раздается сигнал на перемену, и в кабинет вваливаются жаждущие таблеток и перевязок. Мой потенциальный рассказчик уходит.
А девочка не зашла. Никакие вопросы на второй день после обморока ее не волновали.
- Ну как, Наташа?
- Вы о чем, Сергей Иванович?
- О цветочках.
- Спрашивала. Обещали, что весной купят.
- Ну вот, посадишь, и будет красиво.
- А почему я? Все я да я! Пускай другие сажают!..
Я смотрю на нее и не знаю, что сказать. Если семейные дети считают, что все за них должны делать мамы и папы, - это испорченные дети, эгоисты. А если наши детдомовцы считают, что сами ничего делать не обязаны? Значит, они тоже испорчены? Но кто их испортил или что? Государство ли, которое выделило сто с лишним ставок на двести детей? Или персонал детдома, который делает все-все за них, даже то, что нужно бы оставить ребятам?
А может, виновата общая удовлетворенность? Ребята довольны, что их не трогают. Воспитатели - что никого трогать не надо...
Или я не прав?..
Директор ухватился за идею разновозрастных отрядов. Он усиленно рекламирует эту "находку". Мне рассказывали, что в редакции одного детского журнала он слывет чуть ли не новатором. По его мнению, совместный быт младших и старших ребят в какой-то мере заменяет, "модулирует" внутрисемейные отношения. Старшие учатся вниманию к слабым, душевности. Младшие получают помощь и заботу. В отряде младшие подрастают и, в свою очередь, становятся старшими...
Слов нет, задумано, может, и хорошо. Но вот мы идем с Ленкой и Наташей по центральной улице поселка, и неожиданно узнаю, что думают девчонки по этому поводу.
- Мы очень недовольны, что сделали такие сборные отряды, - признается Наташа. - Зачем собрали маленьких и больших вместе? Только воспитатели говорят, что это хорошо. А на самом деле старшие нас бьют и о нас не заботятся...
Ленка перебивает ее:
- А меня хотела мама забрать. Я так рада была. Но директор не дал. "У нас и так мало детей, а она музыкальная, ей надо быть здесь!.." Разве он прав?
- Если мама серьезно захочет, она тебя заберет... Мы заходим в книжный магазин, и я покупаю им по книжке. Давно обещал и вот выбрал момент...
Чудовищно! Оказывается, есть родители, которые считают "выгодным" определить ребенка в детдом. У них одна мысль доминирует: не надо содержать ребенка - государство воспитает. А то, что такое избавление от расходов равнозначно предательству, до них не доходит. Меня в недоумение и бешенство приводит сам факт существования подобных людей.
Одни беды, одни потери от них! И калечат они души детей. Какой милиции пожаловаться, что ограблена душа ребенка? Как достучаться до этих каменных родителей, как доказать им, что истинная ценность - улыбка ребенка, а не хрустящие дензнаки? Почему я испытываю чувство вины перед их детьми, а им этим родичам - хоть бы хны?..
Сейчас многие кивают на период "застоя" - он, мол, виноват во всем плохом. Но разве сам человек не должен отвечать за то, каков он есть? Разве сам он не способен, если захочет, остаться человеком в самых нечеловеческих ситуациях? Разве сам человек не виноват в том, что озверел, оскотинился?..
Зинаида Никитична привела своих осматривать перед баней, и я ей высказал наболевшие мысли:
- Да, мне страшно об этом думать, - сказала она. - Что делается с людьми? Не понимаю. Такое чувство, что они дичают, звереют. Кричим о культуре, а ее все меньше. Может, потому и кричим? Взорвали свои храмы, а новых построить не удалось... В наши-то сытые годы сирот в три раза больше, чем после войны. И каждый год добавляются еще тысячи. И ведь это при живых родителях.
Вот спохватились, Детский фонд образовали. Правда, сомнения тут же появились. Может, он и не изменит ничего, этот фонд? Ну, денег смогут больше на ребят отпускать. Пусть даже больше, чем на семейных. Так ведь разве в деньгах только дело! Им душа нужна, этим несчастным детям. Только любящая душа способна спасти их обиженную душу. Разве сможет хоть какой фонд выделить по взрослой душе на каждую детскую? И потом, они ведь беспомощны, наши злючки. Они могут рычать, быть наглыми, неблагодарными. Но они беспомощны, как слепые котята перед жизнью. Сколько стоит буханка хлеба? Как включить газ на кухне, вскипятить чайник?.. Для семейных это пустяк, для наших - китайская грамота...
У меня в кабинете Сережа и Лена. У Сережи под мышкой книга "Таис Афинская". Я хвалю. Сережа удивляется.
- Разве она хорошая? Ребята говорят: зачем ты такую взял? Смотрите, что тут есть!..
Он быстро листает страницы и находит рисунок обнаженной женщины.
- Ну и что? - говорю я. - Любовь к женщине - самое прекрасное чувство, самое сильное в жизни мужчины.
- Ну да! - удивляется Лена. - Такая гадость!..
Я чувствую, что за ее словами тяжелые впечатления, полученные, видимо, в семье. Говорю о любви, говорю взволнованно. Спасаю любовь от той пошлости, грязи, которой она уже облеплена в ребячьих душах.
Лена слушает недоверчиво, но благосклонно. А Сережа стоит с открытым ртом и не шелохнется. Видимо, только теперь (а он в пятом классе) ему впервые довелось услышать о значении любви для человека. Видимо, до этого никто при нем хорошо о любви не говорил...
- Вы чьи бумаги пишете? - спрашивает Димка.
- Люды... - Я называю фамилию нашей беглянки, не отрываясь от писанины.
- А-а, понятно, - Димка хмыкает. - Она вас в сарай еще не приглашала?
- Зачем?
- Ну, как мужчину... Как мужика...
- Чего ты несешь? - Я отрываюсь на секунду, смотрю на него и снова пишу.
- А меня приглашала... - Димка, разговаривая, берет со стола рулончики пластыря, отрезает липкую ленту и приклеивает себе на щеку.
- И что же ты?.. - Я оторвался от бумаг.
- Мало ли что!.. Сходите - узнаете!.. Мужики из поселка не раз приходили...
- Ладно, бог с ней! Чего пластырь-то налепил?
- А, это... - Димка дотрагивается до щеки. - Пусть подумают, что рана. Пожалеют лишний раз...
Лежит на кушетке маленький пластмассовый Чебурашка. Кто-то из ребят его тут оставил.
Ленка приходит, видит игрушку.
- Бедненький, - говорит жалостливо, - тебя тоже никто забирать не хочет! Никому ты не нужен в дочки-сыночки!..
Она возится с Чебурашкой. На меня - ноль внимания, словно никого нет в кабинете.
- А вот я буду твоей мамочкой!.. И никому тебя не отдам!..
И уходит с Чебурашкой на руках. И я молчу, не останавливаю, хотя мелькает мысль, что надо бы Ленку окликнуть, напомнить о том, что нехорошо брать вещи без разрешения...
Вчера было девять больных, и сегодня, в воскресенье, я не выдержал, плюнул на выходной и отправился на работу.
Детдом опустелый, тихий. Из девяти вчерашних больных нашел на месте только троих. Остальные разъехались по домам.
Прошел по спальням. Воспитателей нет. Несколько ребят сидят по углам, занимаются кто чем. Двое вывинчивают лампочку, поставив табуретку на табуретку и рискованно балансируя. Двое читают. Девчонки красят волосы. Какой-то мальчишка красится заодно с ними.
Удручающее впечатление произвела эта воскресная безнадзорность. Правда, ребята рассказали, что их отряд уехал на экскурсию...
Наташа меня заметила и подошла.
- Сергей Иванович, а что значит "надорваться"!
- Зачем тебе это?
- Бабки говорили, что мама надорвалась...
Я объясняю значение слова.
- Значит, она сама себе испортила сердце? Да лучше бы мы голодные сидели!
- Долго не просидели бы...
- Буду мамой, ни за что не умру, пока мои ребята не вырастут!..
Она морщит лоб и глядит на меня с непонятной укоризной...
В детдоме ЧП. Мальчишки-восьмиклассники избили девчонку-сверстницу. У той сотрясение головного мозга. Отправили в больницу.
Я поговорил с одним из мальчишек.
- Гадины они все! Нарожают детей - и в детдом!
- Но она-то тут при чем?
- А чего она сказала, что двух детей родит!.
Зинаида Никитична делится со мной:
- Удивительно, как они любят своих родителей! Как нежно говорят о своих забулдыжных папах и мамах. Их лишили родительских прав, но из детского сердца, их, видно, не вычеркнуть. Семейные дети хуже, по-моему, относятся к родителям, чем наши "подкидыши". Моя, например, дочка совсем не замечает меня, слова лишнего не скажет.
А их родители - ох и бестии! Пока детишки маленькие, родители про них не вспоминают. А как детишки в силу входят, вдруг объявляются папули-мамули со своими "чуйствами". И ребята им все прощают, никакого зла не помнят лишь появись, лишь сделай видимость, что интересуешься дочкой или сыном...
Мальчишки-восьмиклассники, что избили девочку, оказывается, напились перед этим. Они еще на молодую воспитательницу напали, напугали ее.
Через день-другой узнаю: одного из восьмиклассников срочно выписали из детдома - обратно к матери-пьянице.
На мой взгляд, это действие совершенно непонятное и необъяснимое. И непедагогичное к тому же.
Детдом - учреждение, где собраны отнюдь не ангелочки. Это воспитательное учреждение. Произошла позорная, безобразная драка. Конечно, это ЧП. Оно должно обсуждаться, должны приниматься меры. Значит, неладно с воспитательной работой, с организацией досуга ребят, если подобное стало возможным. Но отправлять мальчишку туда, откуда его забирали несколько лет назад? Какой в этом смысл? Кому это надо? К чему это приведет?
Разумеется, ни к чему хорошему!.. Можно, конечно, изобразить дело так, что вот, мол, была заблудшая овца - и нет ее. А все остальные в детдоме прилежные херувимчики. Но это будет совсем как в старой песенке: "Все хорошо, прекрасная маркиза..."
Разумеется, я не педагог и гляжу на эти педагогические решения как бы со стороны - из своей родной медицины (в ней, кстати, своих проблем немало). Но мальчишку жалко. Оступился, а его еще подталкивают - падай дальше! Какая же это педагогика! Скорее демонстрация полного бессилия, на мой взгляд. Разве он нужен своей непутевой матери?..
Я высказал свои соображения директору, но он никак не отреагировал. Только посмотрел совсем как Алена Игоревна: мол, знайте, свои градусники...
В детдоме всего двое медицинских работников: Полина - медсестра - и я. Полина только что кончила училище. Коротко постриженная. Очень "директорская" по духу. Всегда ходит в балахонистом свитерке и похожих на спортивные шароварах. Увидеть ее в белом халате - событие.
Но я ее почти и не вижу. Она в детдоме рано утром, когда меня еще нет, и поздно вечером, когда меня уже нет.
Считает, что имеет склонность к педагогике. По совместительству работает в отряде как воспитатель.
Медкабинет при ней был неухожен до тех пор, пока я сам не взялся за благоустройство. На мой упрек Полина ответила:
- Не умею я создавать уют! Не дано мне этого!..
Я подумал: не здесь ли разгадка молодых педагогинь, их сокровенная тайна. Они все как Полина.
В большинстве женщин выражено древнее, как мир, материнское начало. Такие бессознательно создают вокруг себя атмосферу "гнезда": порядок, уют. Но есть женщины, которым своего "гнезда" не соорудить вовеки.
Из таких Полина. Для них "гнездо" - детдом. Не ими сотворенный, не им принадлежащий. Тут можно поддерживать существующий "статус-кво" и не надо изобретать того, что не дано от природы...
Неужели в них начисто отсутствует материнское начало? Неужели тяга к воспитательству - компенсация, заполнение пустоты, которой природа не терпит?..
Но почему нет в них этого праначала, первоосновы женской души? Не потому ли, что все они забалованные, заласканные, "маменькины" и "папенькины" дочки?.. Все им готовеньким подносилось. Никаких навыков жизни, никакой практики альтруизма. Только родительская готовность потворствовать им во всем. И вдруг реальность - внешний мир, который не желает их признавать. И переживание комплексов. Встреча с директором, возможность самоутверждения, обещание самореализации. Но какой ценой?..