Иванов Всеволод. Канцлер

   - Господин Егор Андреич Ахончев, брат капитан-лейтенанта,- объявил вошедший слуга.
   Горчаков пошёл навстречу старшему Ахончеву:
   - Весьма рад познакомиться, Егор Андреич.
   - Поздравляю вас, ваша светлость, с высокоторжественным днём вашего рождения!
   - Спасибо, голубчик! Брат ваш в парке гуляет с дамами. Угодно, пройдём?
   - Благодарю, ваша светлость. Если разрешите, скажу здесь. Я не привык к высшему обществу. Я человек простой, из деловых кругов.
   - Слушаю вас, сударь. Садитесь,
   - Вам небось передавали, ваша светлость, что меня, брата и нашу мачеху вызывали в Имперскую канцелярию?
   - Слышал.
   - Ждём второго вызова. Не вызывают!
   - Надо думать, не видят надобности.
   - Спрашиваю, а они мне: "Хотите в Петербург возвратиться? Ваша воля. Мы вас невыездом не обязывали". Как же, говорю, не обязывали, когда велели не выезжать и быть в полной тайне!
   - Времена меняются.
   - Времена-то меняются, а немец всё один, ваша светлость! Не верьте вы немцу, князь Александр Михайлович! Пришёл вас с целью предупредить... И графу... простите, стыдно говорить про гусарского полковника... а графу Развозовскому верить вам тоже невозможно. Встретил его сегодня... возле Имперской канцелярии... Его бисмаркята на подлые вещи могут подтолкнуть.
   - Разве? Граф Юлиан Викторович производит впечатление не совсем павшего человека.
   - Упадёт. Немцы уронят. Страшно - и за вас, ваша светлость, и за моего нежно любимого брата. Пригрейте Аполлония! Я отдаю всё: отказываюсь от претензий и к графу Развозовскому, и к своей мачехе. Я уезжаю в Петербург.
   - Дела? - спросил Горчаков.
   - И боязнь, ваша светлость. Город большой, магазины, здания светлые, а боязно, так боязно, что хочется кому-нибудь в рожу заехать. Простите, ради бога, за грубость!
   - Определение ваше совершенно правильное. Мне того же хочется.
   - Оставляю полную доверенность госпоже Ахончевой, мачехе. Как желает, так пусть капиталами отца и распоряжается. Брат согласен со мной. Мы ей верим! А отчего поверили, и сам понять не могу...
   - Если позволите, Егор Андреич, я объясню, почему вы верите Ирине Ивановне, и заранее вам скажу: ваша вера будет ей необыкновенно приятна.
   В беседе пролегла пауза.
   - Почему же верим мы, ваша светлость? - наконец произнёс Егор Андреевич.
   - Потому что у вас - незаметное на первый взгляд, но великое русское сердце. Надеюсь, понятно? Большего я, голубчик, сказать не имею права. Дай я тебя поцелую.- Он крепко поцеловал Егора Андреевича.- Добавлю, немцу славян не полонить, какой бы он кинжал за пазухой ни хранил. У нас, здесь, на груди - панцирь. Любовь к России-матушке. Такая любовь, что, если надобно, жертвуем собой по первому зову. И ты, голубчик, Егор Андреич, знать, услышал зов. И спасибо тебе! Иди, будь счастлив, благослови тебя бог и мой святой родственник князь Михаил Черниговский. А я, как вернусь в Петербург, позову тебя к себе чай пить.
   Снизу послышались голоса возвращающихся Биконсфильда, Ваддингтона, капитан-лейтенанта Ахончева, Развозовской и Ирины Ивановны. Егор Андреевич откланялся.
   Ваддингтон с восторгом обратился к Горчакову:
   - Восхитительный парк! Дорогой князь, я только что рассказал своим милым спутникам, что у нас, во Франции, до сих пор с преклонением вспоминают, как вы три года назад осторожным, решительным вмешательством положили конец новому намерению Бисмарка объявить войну Франции.
   Биконсфильд дополнил говорившего:
   - Да, князь Горчаков великолепный, хотя и дорого берущий за визиты, хирург.
   - Какой я хирург, дорогой сэр! Я скромный учитель арифметики. Я всё время доказываю, что могущество Германии - нуль. И только тогда из немца получается внушительная цифра, когда к нулю впереди приставляются единицы великобританская, французская, русская.
   - Довольно о войне, довольно! Здесь так пахнет миром и тишиной! Взгляните на этот робкий пейзаж. Будем думать и мечтать о кротости, господа!
   - И о несбыточной любви, сэр Биконсфильд? - хотела весело улыбнуться Развозовская, но улыбка вышла печальная.
   - О божественной, неземной любви! - грустно подхватила Ирина Ивановна.
   Ваддинггон посмотрел на них:
   - Вы необыкновенно все милы, господа. Ваше гостеприимство, уют заставляют меня чтить эти часы и, подобно сэру Биконсфильду, желать их бесконечного продления. Смотрите, какой дивный свежий закат. Душу овевают сказочные видения... умчимся в область светлых грёз...
   - Их светлость князь Бисмарк,- объявил вошедший слуга. И не успел его голос замолкнуть, Бисмарк порывисто вбежал, держа в левой руке каску.
   - Поздравляю вас, князь, со славным днем вашего восьмидесятилетия. Вы величайший дипломат Европы, и мы все счастливы, что под вашей эгидой дни Берлинского конгресса протекают так благополучно, в полном контакте всех государственных деятелей Европы. Отечество гордится вами. И мы, деятели мира и порядка, люди всех цивилизованных стран, тоже испытываем гордость, видя вас в нашей среде. Мой император поручил мне передать вам поздравления и преподнести вам орден Короны третьей степени.
   - Бесконечно благодарен, князь, бескрайне. И ещё более счастлив оттого, что вы считаете меня таким юношей, поднося мне орден Короны третьей степени, которым, как известно всем, награждают преимущественно поручиков.
   Бисмарк произнёс, сдерживая себя:
   - Князь, вы отклоняете честь награждения вас орденом германского правительства? Вы, как всегда, шутите? Ха-ха-ха! Это напоминает мне случай на охоте, господа. В Финляндии. Из берлоги на меня выскочили два медведя самец и самка...
   - Так бывает - редко, но бывает...
   - Я не мог их разглядеть, потому что они были запорошены снегом. Стреляю. Раз! Два! Упали!.. Встают. Они были в трёх шагах от меня, но я успел зарядить ружьё - бац!.. Их шкуры теперь в моём кабинете под ногами.
   - Они хотели отклонить честь принять германскую пулю, ваша светлость?
   Бисмарк мрачно возразил.
   - Нет, они хотели шутить со мной, князь.- Резко повернулся к Биконсфильду.- Кстати, о шутках, лорд. Перед отъездом мне вручили только что напечатанную книжку анонимного автора. Говорят, её успех таков, что она уже напечатана на всех языках мира, О, немцы любят шутки!
   - Как называется эта книга, сэр?
   - "Анекдоты о сановнике". Вот она. Я - немец и тоже люблю крепкую шутку. Я привёз эти книги всем вам, господа.- Бисмарк вынул книжки из каски и принялся любезно раздавать присутствующим. - Сам я прочел только первые анекдоты, но я много смеялся!
   Горчаков, странно улыбаясь, перелистал книжку:
   - Вы много смеялись, князь?
   - Очень много! - и в подтверждение своих слов Бисмарк громко захохотал.
   - И вы изволили смеяться и над сорок второй страницей?
   - А что на сорок второй странице? - поинтересовался Бисмарк спокойно.
   - Лишь потому, что здесь упоминается моё имя и я хочу протестовать, я прочту вам, господа.- И Горчаков прочитал вполголоса, но отчётливо:- "При знакомстве Горчакова с Бисмарком последний спросил: "Ваше имя должно быть Иоанн?" "Откуда пришло вам в голову это имя?" - спросил Горчаков, Бисмарк сказал: "Но ваше перо называют бриллиантовым, а таким же пером писал евангелист Иоанн, несущий, как и вы, евангелие мира всему миру". Горчаков ответил: "Евангельские сходства нередки. Так, например, князь, вы как две капли воды схожи с Иудой, описываемым евангелистом Иоанном". Изящно, согласитесь. Нет? Я согласен с вами. Мало того, оскорблён. Когда я говорил такое, князь?
   Бисмарк выхватил книжку из его рук и принялся мять в кулаке:
   - Мерзкая книжонка, Что за дурак составлял её? Я прикажу немедленно конфисковать и сжечь! Господа! Ваше справедливое негодование, надеюсь, удовлетворено? - Вздрогнув, он крепко прижал к боку свою каску.
   - Вам мешает каска, князь? Разрешите, мы её поставим...- любезно предложил Горчаков.
   - Благодарю вас, ваша светлость. Я привык к моей каске. Это как бы моя вторая голова - при любых обстоятельствах она будет со мной! - Деланно засмеялся.- А каково вообще ваше настроение, князь, в связи с инцидентом при речке Пржемше?
   Биконсфильд в страхе поморщился:
   - Боже мой, что за ужасное название? Надеюсь, инцидент менее страшен, князь?
   - Пржемша - пограничная речка между Австрией и Россией,- пояснил Бисмарк.- Вчера вечером там произошло сражение между русскими и австрийскими пограничными войсками. Мои офицеры, стоящие в городе Мысловец, видели эту битву своими глазами.
   - Неужели война? - опечалился Ваддинггон.- Этот мирный пейзаж, тихий закат...
   Горчаков обратился к Бисмарку, смотря, впрочем, на присутствующих дипломатов, а не на немца:
   - Мне думается, вы немножко ошибаетесь, князь, классифицируя это столкновение как кровавое. Дело в том, господа, что русские казаки и австрийские солдаты купались в одной речке. Я всегда говорю, что солдатам двух наций купаться в одной речке так же трудно, как тигра кормить с тарелки. Представьте же, что по речке вдобавок плывет подбитая кем-то утка. Естественно, солдаты начали её ловить, а ещё более естественно, что они подрались. У одного казака оказалось чересчур хрупкое лицо. Понадобились носилки. О, пустяки, господа!
   - Молю бога, чтоб было по-вашему, князь.
   - Хотя мой возраст позволяет мне ждать более близкого знакомства с божеством, но, и не ожидая этого, могу сказать, ваша светлость, что мольбы ваши услышаны.
   Появившийся слуга объявил:
   - Его высокопревосходительство господин министр, граф Андраши.
   К обществу прибавился граф Ю. Андраши - поджарый, с лохматой головой и отвратительными руками, согнутые пальцы которых он постоянно держал перед грудью, На графе яркая венгерка была усеяна множеством орденов, но весь блеск их не затмевал его встревоженного, почти испуганного лица, а поэтому сопровождавший графа офицер более походил на врача.
   Бисмарк указал в сторону Андраши.
   - Граф, несомненно, объяснит нам инцидент при речке Пржемше. Австро-Венгерское правительство, граф, прислало ноту протеста? Ах, вы и представить не можете, господа, как прискорбно, когда льётся кровь дружественных держав, когда война входит к вам в комнату...
   - Простите, князь,- прервал Бисмарка Андраши и повернулся к Горчакову.Ваша светлость! Его величество Франц-Иосиф, император Австро-Венгрии, поздравляет вас. Императop вручает вам цепь и орден Золотого Руна, знак высшей награды нашей страны, как лицу исключительно выдающемуся в деле всеевропейского мира.- Он передал цепь и орден.
   Горчаков принял:
   - Благодарю вас, граф. В свете этой императорской награды я вижу, что мы съедим сегодня за обедом в виде жареной утки весь вчерашний инцидент на речке Пржемше.
   Раздался почти дружный смех.
   Биконсфильд, смеясь:
   - Поздравляю, ваша светлость.
   Ваддингтон пожал руку Горчакову:
   - Я счастлив за вас, ваша светлость.
   Бисмарк с застывшей улыбкой на лице постоял неподвижно, затем уверенно подошел к окну, поглядел вниз и обратился к Андраши:
   - Граф. Я полагал, вас привезёт сюда ваш любимый рысак Август.
   Андраши словно обрадовался возможности переменить тему разговора:
   - Ах, да! Август! Действительно, я чрезвычайно люблю его. Если я его не увижу днём, то непременно увижу его тогда во сне. Но сюда от Берлина довольно далеко, день был жаркий, я пожалел коня и приехал на другой лошади.
   - Следовательно, Август ещё у вас, граф? - произнёс Бисмарк.
   Андраши удивился:
   - Что это значит? Разумеется, у меня.
   Бисмарк обратился к Горчакову:
   - Тогда в вашей конюшне, князь, стоит двойник Августа.
   - Моя конюшня пуста, ваша светлость. Я приезжаю сюда в наёмных экипажах и вообще не имею привычки держать за границей своих лошадей.
   - Но я только что проезжал мимо ворот вашей усадьбы и видел в конюшне, у стойла, рысака Августа. Я кавалерист, господа, и знаю толк в конях. Это Август! Я ещё удивился. Старая, почти развалившаяся конюшня, в которой, наверное, лет сто не стояло коней, и вдруг - Август. Конь, цена которому тридцать тысяч марок!
   - Семьдесят пять тысяч, ваша светлость,- поправил Андраши.
   - Тем более странно! Как вы должны любить этого коня! Бедный граф!..Бисмарк направился к Горчакову.- Вы удручены, князь?
   - Ещё бы не быть удручённым, ваша светлость. Я всегда предпочитал тихую езду, а здесь быть разбитым бешеным привидением.
   - Доверьтесь мне,- успокоил Бисмарк.- Я улажу всё это недоразумение. По-моему, Андраши придирается к вам перед тем, как вручить свою ноту протеста.
   - Весьма признателен, князь. Попытаюсь, однако, и сам действовать.Горчаков приказал Ахончеву:- Капитан-лейтенант! Вместе с офицером, сопровождающим графа Андраши, идите в конюшню и проверьте, что за Сивка-бурка, вещая каурка, стоит там.
   Оба офицера проследовали в парк. Во время этих разговоров и перемещений Биконсфильд и Ваддингтон тихо отошли в глубь комнаты, где сели друг подле друга.
   - Любопытно,- обратился Биконсфильд к соседу,- кто здесь на кого нападает. Россия на Австрию или Австрия на Россию?
   - Или Германия на ту и на другую вместе? - предположил Ваддингтон.- Во всяком случае, в гостиной пахнет порохом.
   Бисмарк тихо подтолкнул Андраши плечом:
   - Вручайте ноту. Старик смущён и принесёт глубочайшие извинения, а вы можете потребовать всё, что вам хочется.
   Андраши скромно потупился:
   - Я предполагал, дело обойдётся без ноты...
   Бисмарк продолжал настаивать:
   - Старик сейчас спрашивал меня - останется ли Германия нейтральной в случае войны Австро-Венгрии с Россией? Я ответил, что ни в коем случае не позволю разрушить Австрию! Какая наглость?! И вдобавок он укрыл украденного у вас коня, чтобы доказать полное бессилие Австрии. Татарин!
   - Молю вас - скромно произнёс Андраши - успокойте его, князь. Мы совершенно не готовы к войне.
   Бисмарк буркнул:
   - Вы всегда не готовы, а всегда побеждаете. Попытаюсь выполнить вашу просьбу. Но предупреждаю - он будет требователен.
   Пока Бисмарк приближался к Горчакову, Биконсфильд и Ваддингтон понимающе переглянулись.
   - Там, где посредничает Бисмарк, война неизбежна. Я спешу сообщить свои соображения королеве.
   - Президент проклянёт меня, если я пробуду здесь ещё десять минут.
   Стараясь остаться незамеченными, они двинулись к выходу.
   А между тем женщины, находящиеся в гостиной, продолжали разговор на свои, сугубо женские, темы.
   - Светское воспитание мешало моей откровенности с вами, Ирина Ивановна, Или, наоборот, я была чересчур откровенна и казалась вам плохо воспитанной? В том и другом случае пора признаться - мы любим одного. И - безнадёжно. Иначе мы б добыли известный документ, отсутствие которого вызвало всё это! Она указала на Бисмарка, рассуждающего с Горчаковым.
   - Небо наказало меня! Отныне вы увидите другую женщину, Нина Юлиановна. Повелевайте мной! Повеление очень идёт к вашей величественной фигуре...
   - Ах, милочка! Вы так трогательно страдаете...
   Беседа же мужчин была более тверда. Бисмарк сказал Горчакову:
   - Князь, ваше спокойствие удивляет меня! Вас осмеливаются заподозрить в укрытии ворованного! Требуйте ноту! Вручайте свою! Он пойдёт на любые уступки. Ваше молчание придаст ему силы. Он и то сейчас спрашивал меня: останется ли Германия нейтральной в случае войны Австро-Венгрии с Россией? Я ответил, что ни в коем случае не позволю Австро-Венгрии разгромить Россию!
   - Пожалуй, мне лучше подойти к нему?
   - Нет, вы горячи и пылки, князь.
   - Боюсь, что вы более горячи и пылки, ваша светлость.
   - Андраши вас видеть не может! - уверил Горчакова Бисмарк.- Он отвернулся! Впрочем, есть надежда уладить.- Подошёл к Андраши и прошептал:Этот сумасшедший старик утверждает, что конь его.
   Андраши ответил разозлённо:
   - Конь?! Я понимаю, какой это конь! Конь, несущий Австрию к пропасти. И я чувствую, что рядом со мной не будет ни английского, ни германского коня, и я один буду выбит из седла перед этой русской пропастью!.. Я предпочитаю упрямого мула этому "драгоценному коню", лишь бы остановиться.
   - Мне трудно уразуметь ваш венгерский пафос, граф...
   - Потому что воевать-то буду я, а не вы?!
   Подошедший Горчаков произнёс:
   - Граф, здесь какое-то прискорбное недоразумение...
   Андраши, чуть не радуясь, воскликнул:
   - Недоразумение? Да, недоразумение!.. Точное слово, ваша светлость!.. И почему все так волнуются о коне? Этого коня... Августа... я подарил вам ко дню вашего восьмидесятилетия, князь. Я не хотел это афишировать, но, раз уже раскрылось, что поделаешь?!
   Бисмарк тихо пробормотал:
   - Граф, это малодушие. Вы погубили страну".
   Андраши был упоён своей находчивостью:
   - Да, подарок! Я счастлив, что этот подарок поразил вас своей внезапностью, а значит, и обрадовал, ваша светлость. Что касается инцидента на речке Пржемше - так это сущий вздор.
   - О, дружба двух наших наций навеки нерушима.
   - Именно нерушима!.. Поздравляю вас, ваша светлость, с великими словами.
   Возвратившийся вместе с австрийским офицером Ахончев был обрадован несказанно:
   - Ваша светлость! Приятное известие. Рысака Августа в конюшне нет.
   Ошеломлённый Горчаков только и мог вымолвить:
   - Как нет?
   - Господин австрийский офицер подтвердит.
   - Подтверждаю слова русского офицера, ваша светлость.
   - Что за вздор? Конь должен быть там,- заявил Горчаков.
   - Но его нет, ваша светлость. Есть некоторые вещественные остатки коня, но по качеству корма виновника этих остатков трудно установить, был это Август или другой конь,- произнёс Ахончев торжествующе.
   - И тем не менее, ваша светлость, Август - ваш!..- заверил Андраши.
   Пока он говорил, Ахончев подошёл к милым дамам, сидевшим в стороне, и Развозовская, а также Ирина Ивановна в два голоса объяснили ему происходящее. Он успокоился совершенно.
   Горчаков же обратился к Бисмарку:
   - Множество странных событий, князь, а в том числе и это событие с конём, так любезно разъяснено графом...- Любезный поклон в сторону Андраши.Всё это заставляет меня сильно задуматься и обратиться к вашей помощи, в которой вы мне никогда доселе не отказывали. Окружающие и я сам чувствуем себя во власти непонятных чудес. Мы то беднеем, то богатеем, то почти свершаем преступления, то стоим перед шуткой. Например, у моего доброго знакомого графа Развозовского, душеприказчика. Ахончева, пропала вексельная книга...
   - Да, я знаю. Эту пропажу мог бы осветить некто Клейнгауз, социалист.
   - Социалист? - удивился Горчаков.
   - Или нечто вроде. Он, несомненно, замешан в покушении на нашего престарелого императора, здоровье которого, к счастью, улучшается. Клейнгауза ищут. Ищут везде, проговорил хмуро.- И преимущественно возле города Мысловец у речки Пржемши, где сходятся не только австрийская и русская, но и немецкая границы. Я его найду! Я имею все возможности узнать истину.
   Горчаков сухо произнёс:
   - Я не сомневаюсь в возможностях, князь, а сомневаюсь лишь в вашем искреннем желании.- И отошёл.
   С букетом цветов впорхнула Наталия Тайсич. Лицо её едва ли не в первый раз в жизни пылало от стыда и боли. Робко Наталия обратилась к Горчакову:
   - Цветы...- протягивая букет,- Мои подношения, ваша светлость... мое сердце... думы...- Посмотрела на Александра Михайловича испуганно.
   Горчаков, наклонившись к ней, будто для того, чтобы принять букет, сказал тихо:
   - Я было обиделся на вас, милая, но сейчас... прошло.- И многозначительно:- Однако, должен добавить, я не люблю горячих коней.
   - Отец мой всё ещё не встал с постели,- оправдываясь, заговорила Наталия.- Я одна... Мне хочется сделать многое... для родины... и для вас, ваша светлость. Я не знаю, как... как может помочь сербам молодая девушка в этом большом городе, ваша светлость?
   - Вы милы и трогательны, Наталия. Но вы чересчур торопливы, и сухие люди осудят вас за это. Прошу - зайдите ко мне, когда уйдут дипломаты, а до того,- ласково погладил её по руке,- не надо, не надо торопиться...- И отошёл к Андраши.- Какой тихий, приятный вечер!..
   Появился слуга:
   - Его превосходительство, господин министр Кара-Теодори-паша.
   Наталия шепнула Ахончеву:
   - Я пропала!
   Бисмарк спросил Горчакова:
   - Турок? У вас?
   - Поражён,- последовал ответ.- Мы с ним едва раскланиваемся издали.- И слуге:- Проси! - Потом для всех:- Чрезвычайно любопытно, зачем он пришёл?
   Кара-Теодори-паша, министр иностранных дел и первый уполномоченный Турции на конгрессе,- красивый и стройный мужчина, в чёрном казакине и феске. У него умные, проницательные глаза, а также постоянное раболепие, которым он любил щегольнуть, напускное, как и напускная наивность его, в особенности при том эпизоде, который разыграется чуть позже.
   Остановившись у дверей, министр пропустил вперёд турецкого офицера, нёсшего расшитую подушку. На подушке блестел драгоценный ятаган с рукояткой, усыпанной камнями. Кара-Теодори-паша и офицер низко поклонились Горчакову, который, недоумевая, ответил на поклон.
   Бисмарк толкнул Андраши:
   - Что здесь происходит? Неужели конгресс окончился и мир между Турцией и Россией уже подписан?
   Андраши пожал плечами.
   Кара-Теодори-паша заговорил с восточной медлительностью и цветистостью слога:
   - Ваша светлость, господин канцлер России! В великий день вашего восьмидесятилетия, когда вся Европа восхищается вами...
   - Но я ещё более восхищён вашей речью, любезный Кара-Теодори-паша.
   - Я от имени Высокой Порты и турецкой нации пришёл, чтобы передать вам свои поздравления и принести вам мою благодарность за ваш бесценный и такой глубокомысленный дар, доказывающий истинное стремление России к миру с турецким народом.
   - Убей меня бог, если я понимаю, какой я дар поднёс ему, кроме Сан-Стефанского договора,- шепнул Горчаков Ахончеву.
   - Разрешите, дорогой канцлер, в знак дальнейшей дружбы и процветания двух стран - Турции и России - поднести вам и наш скромный подарок, этот ятаган. Мы знаем, вы поднимете эту священную сталь лишь в защиту справедливости и добра. Поверьте, ваша светлость, что этот подарок, блеск этой стали и камней - только слабый отсвет тех чувств, которые вы вызвали во мне и в моём правительстве своим бесценным даром нам.
   Горчаков, принимая ятаган, проговорил:
   - Я обожаю Восток, дорогой паша, но сложность его речи иногда затрудняет моё понимание. Не потрудитесь ли сказать более ясно - за что вы так дивно благодарите?
   - Скромность ваша прославлена так же, как свет луны, ваша светлость, и перед блеском этого света моя скромная тень исчезает.
   Турок, кланяясь, пятился и пятился к дверям.
   - Нет, нет, ваше превосходительство! Вы поужинаете с нами.
   - Мне быть в вашем обществе, разделить пищу? О, я и без того ослеплён вашей снисходительностью. Ваше внимание...- Вдруг он принялся неистово хохотать, отчего тело, согнутое в поклонах, сгибалось и разгибалось ещё более. Все с изумлением и даже с испугом переглянулись.
   Ахончев подумал: "Ну, теперь всё понятно. Замученный интригами на конгрессе, турок просто сошёл с ума".
   - Простите. Я вспомнил анекдот только что прочитанный, ваша светлость. Вы уже видели эту книжку? - вынул и показал чёрную книжку.- Она издана ко дню вашего рождения, ваша светлость. О, германское правительство,- сладкий поклон Бисмарку,- германское правительство очень хорошо относится к князю Горчакову. А вы,- сладчайший поклон Горчакову,- ваша светлость, как никто, понимаете дух Востока и умеете шутить, но на свой манер... Вот здесь...- Он перелистал книгу, ища нужную страницу.- Ещё несколько лет тому назад в некоторых университетах Германии можно было купить диплом на учёное звание. В Гетгингентский университет приехал князь Горчаков. Ему предложили за 3000 талеров купить диплом на звание доктора философии. Он ответил ректору, что лично ему диплом не нужен, но вот некто из сопровождавших его, по имени Дадие, сильно боится всех неодушевленных предметов белого цвета, как, например, плащей, рукавов, а в особенности плюмажей. Князь, уверенный, что немецкая университетская философия поможет его спутнику, просил отпустить диплом на имя Дадие. Диплом отпустили. После этого Горчаков послал ректору второе письмо, в котором, прилагая 3000 талеров, писал, что его рыжая кобыла нормандской породы - Дадие - вполне удовлетворена дипломом, но что он торгует сейчас осла. Во избежание недостатков он заранее хотел бы приобресть диплом для этого животного... Ха-ха-ха!.. Замечательно! На Востоке такой анекдот невозможен: у нас дипломами не торгуют...
   Бисмарк еле сдержался, чтобы не сорвалось с губ: "Скотина!" - и, поворотившись к Горчакову, выдохнул:
   - Свидетельствую своё почтение вашей светлости.
   - Мне по дороге с вами, князь,- попытался задержать его Кара-Теодори-паша.- Разрешите?..
   - Нет.- Бисмарк ушёл.
   - Князь Бисмарк сегодня что-то не в духе,- заключил турок.- Надо будет подарить ему эту весёлую книгу. Спешу догнать. Ухожу другом и рабом вашей светлости.
   Горчаков проводил его до дверей и вернулся:
   - Паша преподнёс мне сегодня самое загадочное происшествие во всей моей жизни. Хотелось бы знать, что же это я подарил ему?
   - Кажется, я догадываюсь, что вы подарили ему...
   - Неужели? Вы так думаете, капитан-лейтенант? Вы видели кроме отпечатков копыт и корма другие следы в конюшне?
   - Видел, ваша светлость.
   - Чьи же там в конюшне следы, капитан-лейтенант?
   Вошедший слуга прервал:
   - Их сиятельство граф Развозовский.
   - Он необходим мне.
   Когда слуга ушёл, Горчаков попросил Ахончева:
   - Не уходите, голубчик. И вас, господа, прошу присутствовать при нашем разговоре с графом.
   Вошедшему:
   - Здравствуйте, граф. Давно не виделись.
   Развозовский, как вошёл, тут же упал на колени:
   - Вот, ваша светлость! Бью челом. Рубите голову, но дайте сказать, дайте признаться.