– Ди, ты куда несешься? – недовольно поинтересовался Шем, с опаской приближаясь к Триму.
– Извини, – покаялся я, – задумался.
– Не злись на них, – тихо посоветовала подъехавшая с другой стороны эльфийка, – они же люди. Их просто так воспитали.
Угу, все просто так…
– Ладно, все, забыли! – махнул рукой я. – Нам куда дальше?
Оборотень хмыкнул и ехидно покосился на меня. Мол, дороги не знаешь, зато летишь так, словно на собственную свадьбу опаздываешь. О, к слову о свадьбах!
– А свадебный пир когда устраивать будем? – невинно поинтересовался я. Рыжий с эльфийкой дружно залились краской. – Поня-а-атно. Не скоро…
Шем потянулся ко мне, пытаясь отвесить подзатыльник, но тут между нами вклинилась Элиа и возмущенно начала:
– Ми… Ми… Миска молока-а-а… – высоко пропела она, глядя на нас округлившимися от удивления глазами. – Ми… Ми… Мимо облака-а-а-а…
Я пристально наблюдал за ней. Та-а-к, заклятие действует! Теперь у нее будет выходить что угодно, но не остомаргуливший «милорд».
– Твои проделки? – не отрывая взгляда от Элиа, поинтересовался оборотень.
– А я предупреждал, что меня зовут не «милорд»! – ехидно откомментировал я.
Темная подозрительно зашмыгала носом. Тихо спящий впереди ребенок завозился и зачмокал губами. М-да, хор-рошее у меня заклинание получилось. Качественное.
– Шем, Ди, а ну прекратили издевательства! – недовольно отозвалась с другой стороны эльфийка. – Немедленно сними заклинание! – а это уже мне.
– Извини, Аэлин, не могу, – пожал плечами я, – заклинание отпущено, срок не установлен, условие только одно – не называть меня «милордом». Все.
Не, я, конечно, могу снять, но… Оно мне надо?!
– Но… Но как же тогда, а? По Уставу именования… – На Элиа было жалко смотреть. Казалось, еще момент – и она расплачется.
– А по «Именованию» именно я определяю правила обращения к себе, понятно? – фыркнул я.
Не зря же меня отец заставлял учить все эти правила, уставы, законы, наставления и прочую чушь. А когда я возмущался и отпихивал тяжеленные пыльные фолианты, то неизменно получал щелчок по носу в виде поучительной истории на тему: «Что бывает, если не знаешь своих прав и обязанностей». Истории какое-то время действовали, очередные пункты и подпункты укладывались в голове, а потом я снова начинал поглядывать в окно, за которым ветер гонял листья, или светило солнце, или падал снег, – и все начиналось по второму кругу: и «не хочу – не буду», и истории. Иногда истории заменялись обещаниями что-нибудь подарить… Но в результате я мог любого желающего поймать меня на незнании законов послать далеко и надолго согласно всем пунктам, подпунктам, припискам, изменениям и прочему, прочему, прочему. Вот только сколько я времени на это угро-о-обил – страшно вспомнить!
– Так что не хочешь по-хорошему… – иронично протянул я.
– Выходит, я теперь никого не смогу назвать?.. – Темная осеклась, не решаясь произносить запретное слово.
– Нет, условие стояло, что только меня. – Я припомнил структуру заклинания.
«О… Какие мы добрые! – неожиданно ворвался в мысли голос Дара. – Я просто поражаюсь!» Ты чего?! Сердишься, что ли? «Чего я? ЧЕГО Я?! Да я во время взятия Дубравы таких, как ты, на первом попавшемся суку вешал!» А-а… Э-э… А чего ж я сделал-то?! «Не понимаешь?! – продолжал разоряться дедушка. – Так я объясню! Рабство ему не нравится! Поводырей, которые оборотнями управляют, он ненавидит! А сам?!» Но… Но я ж просто… Просто запретил ей называть меня милордом! «Ты управляешь ею! Властелин нардхангов! Что, силу почувствовал?!» Да не делал я ничего! Такого. Кажется. «Да пош-шел ты…» Эй, дед, деда…
Тишина.
Ну чего ж я такого сделал-то?! Я же… Просто мне надоело, что она мне «выкает»! Меня и в Кардморе этим обращением замучили, а теперь еще и… Я ж ничего сейчас плохого не сделал! Просто-напросто запретил обращаться ко мне «милорд».
– Злой ты, – покачала головой эльфийка.
Сговорились они все, что ли?! Я только недовольно отвернулся.
– А может, мы поедем? – вмешался рыжий, решивший, что он в этом разговоре совершенно лишний.
Где-то под вечер мы остановились на ночлег, свернув с дороги в густой лес, окруживший тракт. Выбрав подходящую полянку, принялись готовить привал. Вдруг проснулся ребенок, огласив окружавший лес недовольным воплем – как же, без его участия столько всего произошло! Откуда он знал, что произошло? Столько времени проспал! Явно тут что-то не так… Перед ужином Аэлиниэль с Элиа в очередной раз попрыгали перед дитятком, успокаивая его и убеждая, что ничего не случилось.
До самой ночи темная избегала встречаться со мной взглядом. Даже рыжий с эльфийкой как-то странно косились. А Дар вообще молчал, как Такирен перед врагами. Сговорились они все, что ли?! Я ж ничего такого не сделал!
Ладно. Утро вечера мудренее. Сейчас поспим, а с утречка разберемся.
На горизонте видна Дубрава. Кажется, протяни руку – и подхватишь на ладонь едва заметный в сгущающемся полумраке зеленый шарик, ощетинившийся ветвями. Вот только… Стоит ли протягивать? Душа – выжженное пепелище с горьким запахом полыни.
А, к маргулу! Прошлая жизнь окончена, поросла быльем поляна в летнем ольшанике, где впервые встретился взглядом с Тийлой… Все прошло, все…
Завтра – атака. Закаленный в муках меч напьется крови. Вот только чьей?
А сейчас… Сейчас, в сумерках, сползающих на засыпающий лагерь, можно пройти мимо палаток, вскинуть голову к звездам, коварно подмигивающим с небес, и… замереть, услышав тихий злой голос, раздающийся из одного из шатров…
– Что, гордая?! На-а-адо же… Даже «милордом» не называешь?! А если так?..
За плотной тканью палатки видны две тени: одна – хрупкая, девичья, дрожащая (от ветра? от страха?), вторая – крепко сложенная, троллья.
Тролль взмахивает рукой… Магическая волна, пробившись сквозь толстую ткань, задевает покрывающееся смолянисто-черной чешуей тело. Девушка вдруг делает шаг вперед и медленно опускается на колени:
– К-как вам угодно… – голос дрожит, она хочет сказать что-то другое, но… – м… м… милорд…
Рывком отдернуть цветастый полог. Шаг вперед. Ярость затуманивает разум. Темное полотно клинка со свистом рассекает воздух. И в какой-то короткий миг, когда металл касается шеи тролля, успеваешь заметить испуганные глаза девушки. Испуганные и упрямые… Серые…
Вытереть меч об одежду убитого. Стянуть с пальца тяжелый перстень, бросить его на колени девушке, не обращая внимания на запятнанный кровью подол:
– Если при выходе из лагеря кто-нибудь остановит, покажешь кольцо. Дома выкинешь, чтоб не заподозрили в общении с… темными.
И уйти, не оглядываясь.
Скользнувшее по запястью холодное лезвие. Острая боль, ставшая за последнее время почти привычной, и по ладони течет тонкая струйка вязкой темной крови, сворачивающейся в новое кольцо-печатку на пальце. Пути назад нет, а впереди – пустота. Значит, надо проложить свою дорогу!
Царица Ночь удивлена. В голосе, раздающемся из-под нависающего капюшона, слышны встревоженные нотки:
– Зачем?! Эйсс-сийн был одним из преданнейших солдат! Он привел с собой несколько тысяч воинов!
Нельзя оглядываться. Нельзя смотреть на нее.
– Я сделал то, что должен был.
– И… не сомневаешься в этом?
Прямой взгляд:
– Ничуть!
Моя стража прошла спокойно. И тихо. Особенно если учесть, что даже после такого доброго и милого сна Дариэн наотрез отказался со мной общаться, тихо вздохнув что-то вроде: «Боюсь, Тьма коснулась тебя сильнее, чем я думал…» Но я же не делал ничего такого! Я просто запретил Элиа называть меня «милордом»! Я же не приказывал ей пойти и броситься со скалы?!
Тишина…
Выстояв положенный срок, я растолкал Аэлиниэль и снова задремал. Совесть, в лице благоразумного дедушки, продолжала молчать.
Да никто меня не касался! Ни сильно, ни слабо!
Я спал. Откуда-то я точно знал, что сплю и вижу сон. Вернее, не так: я знал, что все происходящее – сон. А еще я был уверен, что он мне о-очень не нравится…
Вокруг – стены. Знакомые, сложенные из темного камня, прохладного в жару и теплого в самый лютый мороз. Чуть шершавого, но… гладкого, как ни странно. Пальцы знакомо скользнули по краю каменного блока. Как когда-то давно, как в детстве…
Кардмор. Дом… Но неправильный. Вместо гобеленов – голые стены. Вместо цветных витражей – пустые окна, слепо глядящие во тьму. Такую же слепую – ни одного огонька, ни звезд, ни ветерка… Ничего. Голый пол, не прикрытый ни южными паласами, ни длинными дорожками. Даже факелы были зажаты не в вычурных держателях темной бронзы, на которых так удобно висеть, ухватившись за одну из петель, а в простых грубых кольцах, кое-как вделанных в стены. Так знакомо. И так чуждо…
Шаги гулко разносились по пустынным комнатам, в которых пахло не прогретым на солнце деревом и воском, а сыростью и плесенью. Мама никогда бы такого не допустила! Коридор, еще один, большой зал. В нем всегда было светло, а сейчас пусто и мрачно. Высокий закопченный потолок. Грубые балки… Где же резьба, витиевато покрывающая каменные колонны? Где взмывающие ввысь линии потолка?!
Пальцы скользнули по голому камню… Здесь все должно быть не так!
Поворот, стремительные шаги, и высокая, окованная стальными полосами дверь резко распахнулась… И еще один пустой зал за ней. Самый изученный. Больше всего врезавшийся в память. Он был символом Кардмора, его ликом, но сейчас… искаженным в угрюмой гримасе. Гримасе страха и обреченности.
Тронный зал. Здесь, у подножия высокого кресла отца, на ступенях, укрытых ворсистым хаттонским ковром, я малышом сидел, наблюдая, как послы разных стран склонялись перед Властелином, как кружились в танце пары на праздновании дня Талларика, как гвардейцы устраивали Танцы Стали – жуткие и чарующие…
Пустой, мрачный, затхлый, темный…
Нет!!! Этого не может быть! Не может! Это мой дом, и я никому не позволю его трогать, изменять! Гнев взмыл вверх колюче-обжигающей волной, с размаху ударил в виски, вырвался из горла хриплым, протяжным рыком. Словно желая покарать незримого обидчика, я, резко развернувшись, всадил сжатый кулак, покрывшийся черной чешуей, в стену.
Как ни странно, боли не было. Стена дрогнула, и по ней пошли волны. Попадающие в их поле предметы менялись, приобретая с детства знакомые очертания.
Удар, еще удар! Сильнее, жестче! Это мой дом! Волны стали выше, они вздыбились, ломая окружающее пространство и складывая его по-другому. Заново. Правильно! В стеклах вспыхнули витражи, подсвеченные снаружи солнцем. Широкая ворсистая дорожка расстелилась до самого подножия появившегося высокого трона. Дверь смялась, рванула вверх, обрела темные узоры и заблестела стальными накладками… Дом.
Из-за спины раздался удивленно-злой смех, и смутно знакомый голос протянул:
– Да-а-а-ар…
Обостренное чутье обожгло: «Враг!» Резкий разворот – и невысокая фигура, закутанная в темно-серый балахон, с шипением исчезает из сна.
Дом! Р-р-р-а-у-у!
Хищная улыбка обнажила в грозном оскале удлинившиеся клыки. На мгновение проявился и тут же исчез клинок. Недовольное передергивание плечами.
Дом… И никто не смеет его трогать!
Чуть слышный шепот…
Тьма коснулась тебя сильнее…
Тьма коснулась тебя…
Тьма коснулась…
Тьма…
Царица Ночь была в недоумении. Только что она привычно собралась посетить своего «верного слугу», приведя его в Цитадель. Но что-то пошло не так. Совсем… Окружавшее их подобие реальности дрожало и не хотело успокаиваться. А потом вообще случилось непонятно что! Кто-то разбил наведенный сон, сложив его заново! Надо же! Неужели этот мальчишка научился чему-то новому? Интересно, как?
Проскользнув в место возмущения, Царица мгновение полюбовалась высокой, затянутой в черные одежды фигурой и ласково окликнула своего паладина:
– Д-а-а-ар… – Такой наивный! Неужели он всерьез считает, что способен с ней справиться? Или будто бы она откажется от своего самого удачного эксперимента?
Резко развернувшийся на голос темный повел себя совсем не так, как ожидалось. Обдав ее радостно-презрительным взглядом, Властелин буквально вымел Царицу в Межмирье! И сейчас она пыталась понять: как смог Дар вытолкнуть ее из ею же созданного сна? И еще: с каких это пор у этого мальчишки зеленые глаза?..
Я резко подскочил и стал озираться по сторонам. Боги, это сон. Всего лишь сон… Странный, неприятный, но всего лишь… А сейчас… Сейчас уже наступило утро.
Аэлиниэль неспешно проводит гребешком по золотым волосам (лучше бы Шамиту расческу одолжила, а то у него на голове скийифа гнездо свить может!), вышеупомянутый оборотень изучает содержимое сумки (хвала богам, не моей! А то с такими покровителями…), пытаясь определиться, что же можно организовать на завтрак, а Элиа… Так, стоп! А где Элиа?! И Таша не видно…
– Сейчас подойдут, – откликнулась на мой молчаливый вопрос эльфийка.
Я, конечно, понимаю, что она Страж, но так…
Ой, да что это я разнервничался? В конце концов, все в порядке. Мало ли зачем они могли от нашего лагеря отойти? Прогуляться, воздухом свежим подышать, в конце концов. Вот только… Этот сон. И шепот. Ну не может же это быть на самом деле, правда, Дар?!
Молчание.
Да сговорились они все, что ли?! Я же ничего особенного не сделал! Я просто запретил называть меня «милордом»! Я не управлял ею, не заставлял ее подчиняться моим приказам, не… И тут из чащи донесся крик насмерть перепуганного ребенка.
Не сговариваясь, мы с Шемом ломанулись в кусты, спеша к источнику шума. Всего пара мгновений – и мы оказались на небольшой прогалине, посреди которой в испуге застыл демоненок, глядя на сидевшую на земле Элиа.
Девушка, закусив губу, зажимала ткань на бедре, а сквозь ее пальцы медленно сочилась темная густая кровь. Она не кричала, не плакала, и лишь бледность, заливавшая лицо, показывала, насколько ей тяжело.
– Текк мак’хеллам гер’тарааат! – ругнулся я. – Кто это тебя?!
Темная молча кивнула на кусты, в которые тут же влетел оборотень. А через мгновение вернулся назад, неся в руках спущенный самострел и кусок веревки.
– Он был кем-то настроен в кустах. Охотничий. Судя по высоте ранения – на кабана, не иначе, – высказался Шем, принюхавшись к ложу арбалета и поглядывая на девушку.
– Но легче нам от этого не становится… – задумчиво протянул я и осторожно присел перед замершим Ташем. – Ты не пострадал?..
– Она… Он-на прлт-тела п-п-рям н-над-до мн-н-ой… – заикаясь, ответил он, не отрывая от меня перепуганного взгляда. Глаза, и без того огромные, сейчас, казалось, занимали половину лица.
– Значит, цел? Тогда давай в лагерь, а то там Аэлин беспокоится… – Я аккуратно подтолкнул его в нужном направлении.
Малыш сделал шаг, другой и рванул так, что только пятки засверкали!
Проследив за демоненком, я развернулся к Элиа. Болт, тяжелый, зазубренный, валялся рядом. Похоже, девушка, почувствовав боль, не раздумывая, рванула его и… Результат, как говорится, налицо: плотные штаны темной были словно вспороты, да и рана выглядела… мягко говоря, страшно.
Так, хватит разглядывать, а то Элиа сейчас в обморок рухнет. Осторожно наложив руки на рваный край раны, я сосредоточился. Вокруг сложенных ладоней появилось слабое зеленоватое свечение. Кровь прекратила струиться, запеклась…
– Я не целитель, – не поднимая головы, тихо сказал я, – кровь остановлю, боль уменьшу, но это все, что я могу. Ты извини. По-настоящему вылечить…
Я же не виноват, что действительно не целитель! Это редкий дар. Очень редкий. Как среди темных, так и среди светлых… Вот бы где способности Марики пригодились.
Да и Аматы нет. Насколько я помню, служительницы Заркинского монастыря могли излечить практически любого. Даже без дара целителя. Их там в Заркине специально этому обучают. А умение Аэлиниэль здесь не поможет. Элиа – темная, наша магия не смешивается. Вернее, не совсем так: просто это очень трудно – темному лечить светлого и наоборот. Я же помню, как меня шатало после «светлого общеисцеляющего». И это меня! А обычного мага вообще бы убило…
– Ничего… – слабо прошептала девушка и улыбнулась бледными губами. – Я понимаю…
Совесть, успешно загнанная за ночь в какой-то дальний уголок души, шевельнулась и ядовитой змеей вцепилась в сердце… Я ведь действительно оч-чень сильно повлиял на нее.
Неправда! Ничего такого я не сделал!
Или все-таки…
– Шем, чего столбом застыл? – Конечно, нельзя срывать собственное раздражение на других, но терпеть не могу состояние беспомощности! – Давай, подставляй руки, понесем в лагерь.
Крепко ухватив друг друга за запястья, мы соорудили импровизированное кресло, на которое, с трудом встав на ноги, и опустилась Элиа, обхватив нас для равновесия за шеи.
Путь к лагерю оказался в три раза длиннее, чем к месту происшествия. Хоть боль я и притушил, но все равно. Я ведь не целитель, тарк мархар, малейший толчок и…
А если бы я не наложил на темную заклятия, она бы не стремилась побыть в одиночестве и…
Да не виноват я ни в чем! Не виноват!
…На поляне нас уже ждали обеспокоенная эльфийка и сжавшийся у небольшого костерка демоненок. При виде нашей процессии Аэлин тут же бросилась вперед с кипой тряпок и баночек. Усаженной у огня девушке срочно промыли рану, смазали ее какой-то вонючей мазью и плотно забинтовали. А я стал настраивать заклинание поиска.
Тянуть с собой темную с такой раной – это… Я даже не могу подобрать нужных слов. Это просто издевательство над ней. Пусть я каждый день и буду читать над раненой обезболивающее, но какой она теперь боец? Она ж беспомощней ребенка. И ведь не согласится! Будет лезть в бой, доказывать что-то себе и окружающим. Нет, я на такое не согласен! Отпущенная широкая сеть поиска получила всего одно условие – найти безопасное для Элиа место. А то насмотрелся я на этих «мирных горожан» – аж тошно.
– Ди, ты что делаешь? – тихо поинтересовался Шем, подойдя поближе и оглядываясь на костер, возле которого Аэлин поила какой-то настойкой темную.
– Ищу, где можно будет оставить Элиа, пока у нее нога не заживет… – отрешенно отозвался я, держа кончик нити заклинания.
– Я только хотел с тобой об этом поговорить, – криво усмехнулся оборотень, – везти ее с собой дальше…
– Можешь не продолжать. – Я на мгновение отвлекся и искоса взглянул на рыжика. – Это понятно.
Особенно учитывая… Я не хочу! И не буду об этом думать!
И тут нить в моих руках забилась, как живая. Заклинание что-то обнаружило и требовало моего решения – хватит или искать дальше? Разделив нить, я приложил пальцы к вискам – и перед моим внутренним взором предстал небольшой домик, окруженный садом. Перед самым крыльцом была разбита клумба с яркими цветами. А на узкой дощатой веранде сидела пожилая женщина. Вернее, старушка. Одна из тех, про которых говорят: бабушка – божий одуванчик. Хотя все еще зависит, какого именно бога «одуванчик»… Если, например, такой бабуле бог войны Энту покровительствует, так костей не соберешь, если ей слово поперек скажешь. Старушка что-то аккуратно вывязывала из цветной пряжи. Рядом, задрав хвост подобно флагу, крутилась рыжая кошка. Кажется, это то, что надо. И от города далеко, и с виду безопасно.
– Извини, – покаялся я, – задумался.
– Не злись на них, – тихо посоветовала подъехавшая с другой стороны эльфийка, – они же люди. Их просто так воспитали.
Угу, все просто так…
– Ладно, все, забыли! – махнул рукой я. – Нам куда дальше?
Оборотень хмыкнул и ехидно покосился на меня. Мол, дороги не знаешь, зато летишь так, словно на собственную свадьбу опаздываешь. О, к слову о свадьбах!
– А свадебный пир когда устраивать будем? – невинно поинтересовался я. Рыжий с эльфийкой дружно залились краской. – Поня-а-атно. Не скоро…
Шем потянулся ко мне, пытаясь отвесить подзатыльник, но тут между нами вклинилась Элиа и возмущенно начала:
– Ми… Ми… Миска молока-а-а… – высоко пропела она, глядя на нас округлившимися от удивления глазами. – Ми… Ми… Мимо облака-а-а-а…
Я пристально наблюдал за ней. Та-а-к, заклятие действует! Теперь у нее будет выходить что угодно, но не остомаргуливший «милорд».
– Твои проделки? – не отрывая взгляда от Элиа, поинтересовался оборотень.
– А я предупреждал, что меня зовут не «милорд»! – ехидно откомментировал я.
Темная подозрительно зашмыгала носом. Тихо спящий впереди ребенок завозился и зачмокал губами. М-да, хор-рошее у меня заклинание получилось. Качественное.
– Шем, Ди, а ну прекратили издевательства! – недовольно отозвалась с другой стороны эльфийка. – Немедленно сними заклинание! – а это уже мне.
– Извини, Аэлин, не могу, – пожал плечами я, – заклинание отпущено, срок не установлен, условие только одно – не называть меня «милордом». Все.
Не, я, конечно, могу снять, но… Оно мне надо?!
– Но… Но как же тогда, а? По Уставу именования… – На Элиа было жалко смотреть. Казалось, еще момент – и она расплачется.
– А по «Именованию» именно я определяю правила обращения к себе, понятно? – фыркнул я.
Не зря же меня отец заставлял учить все эти правила, уставы, законы, наставления и прочую чушь. А когда я возмущался и отпихивал тяжеленные пыльные фолианты, то неизменно получал щелчок по носу в виде поучительной истории на тему: «Что бывает, если не знаешь своих прав и обязанностей». Истории какое-то время действовали, очередные пункты и подпункты укладывались в голове, а потом я снова начинал поглядывать в окно, за которым ветер гонял листья, или светило солнце, или падал снег, – и все начиналось по второму кругу: и «не хочу – не буду», и истории. Иногда истории заменялись обещаниями что-нибудь подарить… Но в результате я мог любого желающего поймать меня на незнании законов послать далеко и надолго согласно всем пунктам, подпунктам, припискам, изменениям и прочему, прочему, прочему. Вот только сколько я времени на это угро-о-обил – страшно вспомнить!
– Так что не хочешь по-хорошему… – иронично протянул я.
– Выходит, я теперь никого не смогу назвать?.. – Темная осеклась, не решаясь произносить запретное слово.
– Нет, условие стояло, что только меня. – Я припомнил структуру заклинания.
«О… Какие мы добрые! – неожиданно ворвался в мысли голос Дара. – Я просто поражаюсь!» Ты чего?! Сердишься, что ли? «Чего я? ЧЕГО Я?! Да я во время взятия Дубравы таких, как ты, на первом попавшемся суку вешал!» А-а… Э-э… А чего ж я сделал-то?! «Не понимаешь?! – продолжал разоряться дедушка. – Так я объясню! Рабство ему не нравится! Поводырей, которые оборотнями управляют, он ненавидит! А сам?!» Но… Но я ж просто… Просто запретил ей называть меня милордом! «Ты управляешь ею! Властелин нардхангов! Что, силу почувствовал?!» Да не делал я ничего! Такого. Кажется. «Да пош-шел ты…» Эй, дед, деда…
Тишина.
Ну чего ж я такого сделал-то?! Я же… Просто мне надоело, что она мне «выкает»! Меня и в Кардморе этим обращением замучили, а теперь еще и… Я ж ничего сейчас плохого не сделал! Просто-напросто запретил обращаться ко мне «милорд».
– Злой ты, – покачала головой эльфийка.
Сговорились они все, что ли?! Я только недовольно отвернулся.
– А может, мы поедем? – вмешался рыжий, решивший, что он в этом разговоре совершенно лишний.
Где-то под вечер мы остановились на ночлег, свернув с дороги в густой лес, окруживший тракт. Выбрав подходящую полянку, принялись готовить привал. Вдруг проснулся ребенок, огласив окружавший лес недовольным воплем – как же, без его участия столько всего произошло! Откуда он знал, что произошло? Столько времени проспал! Явно тут что-то не так… Перед ужином Аэлиниэль с Элиа в очередной раз попрыгали перед дитятком, успокаивая его и убеждая, что ничего не случилось.
До самой ночи темная избегала встречаться со мной взглядом. Даже рыжий с эльфийкой как-то странно косились. А Дар вообще молчал, как Такирен перед врагами. Сговорились они все, что ли?! Я ж ничего такого не сделал!
Ладно. Утро вечера мудренее. Сейчас поспим, а с утречка разберемся.
На горизонте видна Дубрава. Кажется, протяни руку – и подхватишь на ладонь едва заметный в сгущающемся полумраке зеленый шарик, ощетинившийся ветвями. Вот только… Стоит ли протягивать? Душа – выжженное пепелище с горьким запахом полыни.
А, к маргулу! Прошлая жизнь окончена, поросла быльем поляна в летнем ольшанике, где впервые встретился взглядом с Тийлой… Все прошло, все…
Завтра – атака. Закаленный в муках меч напьется крови. Вот только чьей?
А сейчас… Сейчас, в сумерках, сползающих на засыпающий лагерь, можно пройти мимо палаток, вскинуть голову к звездам, коварно подмигивающим с небес, и… замереть, услышав тихий злой голос, раздающийся из одного из шатров…
– Что, гордая?! На-а-адо же… Даже «милордом» не называешь?! А если так?..
За плотной тканью палатки видны две тени: одна – хрупкая, девичья, дрожащая (от ветра? от страха?), вторая – крепко сложенная, троллья.
Тролль взмахивает рукой… Магическая волна, пробившись сквозь толстую ткань, задевает покрывающееся смолянисто-черной чешуей тело. Девушка вдруг делает шаг вперед и медленно опускается на колени:
– К-как вам угодно… – голос дрожит, она хочет сказать что-то другое, но… – м… м… милорд…
Рывком отдернуть цветастый полог. Шаг вперед. Ярость затуманивает разум. Темное полотно клинка со свистом рассекает воздух. И в какой-то короткий миг, когда металл касается шеи тролля, успеваешь заметить испуганные глаза девушки. Испуганные и упрямые… Серые…
Вытереть меч об одежду убитого. Стянуть с пальца тяжелый перстень, бросить его на колени девушке, не обращая внимания на запятнанный кровью подол:
– Если при выходе из лагеря кто-нибудь остановит, покажешь кольцо. Дома выкинешь, чтоб не заподозрили в общении с… темными.
И уйти, не оглядываясь.
Скользнувшее по запястью холодное лезвие. Острая боль, ставшая за последнее время почти привычной, и по ладони течет тонкая струйка вязкой темной крови, сворачивающейся в новое кольцо-печатку на пальце. Пути назад нет, а впереди – пустота. Значит, надо проложить свою дорогу!
Царица Ночь удивлена. В голосе, раздающемся из-под нависающего капюшона, слышны встревоженные нотки:
– Зачем?! Эйсс-сийн был одним из преданнейших солдат! Он привел с собой несколько тысяч воинов!
Нельзя оглядываться. Нельзя смотреть на нее.
– Я сделал то, что должен был.
– И… не сомневаешься в этом?
Прямой взгляд:
– Ничуть!
Моя стража прошла спокойно. И тихо. Особенно если учесть, что даже после такого доброго и милого сна Дариэн наотрез отказался со мной общаться, тихо вздохнув что-то вроде: «Боюсь, Тьма коснулась тебя сильнее, чем я думал…» Но я же не делал ничего такого! Я просто запретил Элиа называть меня «милордом»! Я же не приказывал ей пойти и броситься со скалы?!
Тишина…
Выстояв положенный срок, я растолкал Аэлиниэль и снова задремал. Совесть, в лице благоразумного дедушки, продолжала молчать.
Да никто меня не касался! Ни сильно, ни слабо!
Я спал. Откуда-то я точно знал, что сплю и вижу сон. Вернее, не так: я знал, что все происходящее – сон. А еще я был уверен, что он мне о-очень не нравится…
Вокруг – стены. Знакомые, сложенные из темного камня, прохладного в жару и теплого в самый лютый мороз. Чуть шершавого, но… гладкого, как ни странно. Пальцы знакомо скользнули по краю каменного блока. Как когда-то давно, как в детстве…
Кардмор. Дом… Но неправильный. Вместо гобеленов – голые стены. Вместо цветных витражей – пустые окна, слепо глядящие во тьму. Такую же слепую – ни одного огонька, ни звезд, ни ветерка… Ничего. Голый пол, не прикрытый ни южными паласами, ни длинными дорожками. Даже факелы были зажаты не в вычурных держателях темной бронзы, на которых так удобно висеть, ухватившись за одну из петель, а в простых грубых кольцах, кое-как вделанных в стены. Так знакомо. И так чуждо…
Шаги гулко разносились по пустынным комнатам, в которых пахло не прогретым на солнце деревом и воском, а сыростью и плесенью. Мама никогда бы такого не допустила! Коридор, еще один, большой зал. В нем всегда было светло, а сейчас пусто и мрачно. Высокий закопченный потолок. Грубые балки… Где же резьба, витиевато покрывающая каменные колонны? Где взмывающие ввысь линии потолка?!
Пальцы скользнули по голому камню… Здесь все должно быть не так!
Поворот, стремительные шаги, и высокая, окованная стальными полосами дверь резко распахнулась… И еще один пустой зал за ней. Самый изученный. Больше всего врезавшийся в память. Он был символом Кардмора, его ликом, но сейчас… искаженным в угрюмой гримасе. Гримасе страха и обреченности.
Тронный зал. Здесь, у подножия высокого кресла отца, на ступенях, укрытых ворсистым хаттонским ковром, я малышом сидел, наблюдая, как послы разных стран склонялись перед Властелином, как кружились в танце пары на праздновании дня Талларика, как гвардейцы устраивали Танцы Стали – жуткие и чарующие…
Пустой, мрачный, затхлый, темный…
Нет!!! Этого не может быть! Не может! Это мой дом, и я никому не позволю его трогать, изменять! Гнев взмыл вверх колюче-обжигающей волной, с размаху ударил в виски, вырвался из горла хриплым, протяжным рыком. Словно желая покарать незримого обидчика, я, резко развернувшись, всадил сжатый кулак, покрывшийся черной чешуей, в стену.
Как ни странно, боли не было. Стена дрогнула, и по ней пошли волны. Попадающие в их поле предметы менялись, приобретая с детства знакомые очертания.
Удар, еще удар! Сильнее, жестче! Это мой дом! Волны стали выше, они вздыбились, ломая окружающее пространство и складывая его по-другому. Заново. Правильно! В стеклах вспыхнули витражи, подсвеченные снаружи солнцем. Широкая ворсистая дорожка расстелилась до самого подножия появившегося высокого трона. Дверь смялась, рванула вверх, обрела темные узоры и заблестела стальными накладками… Дом.
Из-за спины раздался удивленно-злой смех, и смутно знакомый голос протянул:
– Да-а-а-ар…
Обостренное чутье обожгло: «Враг!» Резкий разворот – и невысокая фигура, закутанная в темно-серый балахон, с шипением исчезает из сна.
Дом! Р-р-р-а-у-у!
Хищная улыбка обнажила в грозном оскале удлинившиеся клыки. На мгновение проявился и тут же исчез клинок. Недовольное передергивание плечами.
Дом… И никто не смеет его трогать!
Чуть слышный шепот…
Тьма коснулась тебя сильнее…
Тьма коснулась тебя…
Тьма коснулась…
Тьма…
Царица Ночь была в недоумении. Только что она привычно собралась посетить своего «верного слугу», приведя его в Цитадель. Но что-то пошло не так. Совсем… Окружавшее их подобие реальности дрожало и не хотело успокаиваться. А потом вообще случилось непонятно что! Кто-то разбил наведенный сон, сложив его заново! Надо же! Неужели этот мальчишка научился чему-то новому? Интересно, как?
Проскользнув в место возмущения, Царица мгновение полюбовалась высокой, затянутой в черные одежды фигурой и ласково окликнула своего паладина:
– Д-а-а-ар… – Такой наивный! Неужели он всерьез считает, что способен с ней справиться? Или будто бы она откажется от своего самого удачного эксперимента?
Резко развернувшийся на голос темный повел себя совсем не так, как ожидалось. Обдав ее радостно-презрительным взглядом, Властелин буквально вымел Царицу в Межмирье! И сейчас она пыталась понять: как смог Дар вытолкнуть ее из ею же созданного сна? И еще: с каких это пор у этого мальчишки зеленые глаза?..
Я резко подскочил и стал озираться по сторонам. Боги, это сон. Всего лишь сон… Странный, неприятный, но всего лишь… А сейчас… Сейчас уже наступило утро.
Аэлиниэль неспешно проводит гребешком по золотым волосам (лучше бы Шамиту расческу одолжила, а то у него на голове скийифа гнездо свить может!), вышеупомянутый оборотень изучает содержимое сумки (хвала богам, не моей! А то с такими покровителями…), пытаясь определиться, что же можно организовать на завтрак, а Элиа… Так, стоп! А где Элиа?! И Таша не видно…
– Сейчас подойдут, – откликнулась на мой молчаливый вопрос эльфийка.
Я, конечно, понимаю, что она Страж, но так…
Ой, да что это я разнервничался? В конце концов, все в порядке. Мало ли зачем они могли от нашего лагеря отойти? Прогуляться, воздухом свежим подышать, в конце концов. Вот только… Этот сон. И шепот. Ну не может же это быть на самом деле, правда, Дар?!
Молчание.
Да сговорились они все, что ли?! Я же ничего особенного не сделал! Я просто запретил называть меня «милордом»! Я не управлял ею, не заставлял ее подчиняться моим приказам, не… И тут из чащи донесся крик насмерть перепуганного ребенка.
Не сговариваясь, мы с Шемом ломанулись в кусты, спеша к источнику шума. Всего пара мгновений – и мы оказались на небольшой прогалине, посреди которой в испуге застыл демоненок, глядя на сидевшую на земле Элиа.
Девушка, закусив губу, зажимала ткань на бедре, а сквозь ее пальцы медленно сочилась темная густая кровь. Она не кричала, не плакала, и лишь бледность, заливавшая лицо, показывала, насколько ей тяжело.
– Текк мак’хеллам гер’тарааат! – ругнулся я. – Кто это тебя?!
Темная молча кивнула на кусты, в которые тут же влетел оборотень. А через мгновение вернулся назад, неся в руках спущенный самострел и кусок веревки.
– Он был кем-то настроен в кустах. Охотничий. Судя по высоте ранения – на кабана, не иначе, – высказался Шем, принюхавшись к ложу арбалета и поглядывая на девушку.
– Но легче нам от этого не становится… – задумчиво протянул я и осторожно присел перед замершим Ташем. – Ты не пострадал?..
– Она… Он-на прлт-тела п-п-рям н-над-до мн-н-ой… – заикаясь, ответил он, не отрывая от меня перепуганного взгляда. Глаза, и без того огромные, сейчас, казалось, занимали половину лица.
– Значит, цел? Тогда давай в лагерь, а то там Аэлин беспокоится… – Я аккуратно подтолкнул его в нужном направлении.
Малыш сделал шаг, другой и рванул так, что только пятки засверкали!
Проследив за демоненком, я развернулся к Элиа. Болт, тяжелый, зазубренный, валялся рядом. Похоже, девушка, почувствовав боль, не раздумывая, рванула его и… Результат, как говорится, налицо: плотные штаны темной были словно вспороты, да и рана выглядела… мягко говоря, страшно.
Так, хватит разглядывать, а то Элиа сейчас в обморок рухнет. Осторожно наложив руки на рваный край раны, я сосредоточился. Вокруг сложенных ладоней появилось слабое зеленоватое свечение. Кровь прекратила струиться, запеклась…
– Я не целитель, – не поднимая головы, тихо сказал я, – кровь остановлю, боль уменьшу, но это все, что я могу. Ты извини. По-настоящему вылечить…
Я же не виноват, что действительно не целитель! Это редкий дар. Очень редкий. Как среди темных, так и среди светлых… Вот бы где способности Марики пригодились.
Да и Аматы нет. Насколько я помню, служительницы Заркинского монастыря могли излечить практически любого. Даже без дара целителя. Их там в Заркине специально этому обучают. А умение Аэлиниэль здесь не поможет. Элиа – темная, наша магия не смешивается. Вернее, не совсем так: просто это очень трудно – темному лечить светлого и наоборот. Я же помню, как меня шатало после «светлого общеисцеляющего». И это меня! А обычного мага вообще бы убило…
– Ничего… – слабо прошептала девушка и улыбнулась бледными губами. – Я понимаю…
Совесть, успешно загнанная за ночь в какой-то дальний уголок души, шевельнулась и ядовитой змеей вцепилась в сердце… Я ведь действительно оч-чень сильно повлиял на нее.
Неправда! Ничего такого я не сделал!
Или все-таки…
– Шем, чего столбом застыл? – Конечно, нельзя срывать собственное раздражение на других, но терпеть не могу состояние беспомощности! – Давай, подставляй руки, понесем в лагерь.
Крепко ухватив друг друга за запястья, мы соорудили импровизированное кресло, на которое, с трудом встав на ноги, и опустилась Элиа, обхватив нас для равновесия за шеи.
Путь к лагерю оказался в три раза длиннее, чем к месту происшествия. Хоть боль я и притушил, но все равно. Я ведь не целитель, тарк мархар, малейший толчок и…
А если бы я не наложил на темную заклятия, она бы не стремилась побыть в одиночестве и…
Да не виноват я ни в чем! Не виноват!
…На поляне нас уже ждали обеспокоенная эльфийка и сжавшийся у небольшого костерка демоненок. При виде нашей процессии Аэлин тут же бросилась вперед с кипой тряпок и баночек. Усаженной у огня девушке срочно промыли рану, смазали ее какой-то вонючей мазью и плотно забинтовали. А я стал настраивать заклинание поиска.
Тянуть с собой темную с такой раной – это… Я даже не могу подобрать нужных слов. Это просто издевательство над ней. Пусть я каждый день и буду читать над раненой обезболивающее, но какой она теперь боец? Она ж беспомощней ребенка. И ведь не согласится! Будет лезть в бой, доказывать что-то себе и окружающим. Нет, я на такое не согласен! Отпущенная широкая сеть поиска получила всего одно условие – найти безопасное для Элиа место. А то насмотрелся я на этих «мирных горожан» – аж тошно.
– Ди, ты что делаешь? – тихо поинтересовался Шем, подойдя поближе и оглядываясь на костер, возле которого Аэлин поила какой-то настойкой темную.
– Ищу, где можно будет оставить Элиа, пока у нее нога не заживет… – отрешенно отозвался я, держа кончик нити заклинания.
– Я только хотел с тобой об этом поговорить, – криво усмехнулся оборотень, – везти ее с собой дальше…
– Можешь не продолжать. – Я на мгновение отвлекся и искоса взглянул на рыжика. – Это понятно.
Особенно учитывая… Я не хочу! И не буду об этом думать!
И тут нить в моих руках забилась, как живая. Заклинание что-то обнаружило и требовало моего решения – хватит или искать дальше? Разделив нить, я приложил пальцы к вискам – и перед моим внутренним взором предстал небольшой домик, окруженный садом. Перед самым крыльцом была разбита клумба с яркими цветами. А на узкой дощатой веранде сидела пожилая женщина. Вернее, старушка. Одна из тех, про которых говорят: бабушка – божий одуванчик. Хотя все еще зависит, какого именно бога «одуванчик»… Если, например, такой бабуле бог войны Энту покровительствует, так костей не соберешь, если ей слово поперек скажешь. Старушка что-то аккуратно вывязывала из цветной пряжи. Рядом, задрав хвост подобно флагу, крутилась рыжая кошка. Кажется, это то, что надо. И от города далеко, и с виду безопасно.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента