Страница:
Я посмотрел на Петру, но лицо у нее оставалось серьезным.
— Дьявол, — снова произнес Матей, отхохотавшись. — Грегор Кавинеч — дьявол! Да это был самый добрый, самый умный, самый набожный человек, которого я вообще встречал! Храни Господь его душу!
— Кто это? — тихо спросила Петра.
— Мой декан, — нехотя объяснил Матей.
— Он умер? — растерялся я.
— Он был в корпусе во время бомбежки… Да встань уже с меня, кретин, и отпусти руку!
Я поднялся и помог встать Матею.
— В замке нет электричества, — пожаловался Матей. — Это надолго?
— Я отключил его.
— Зачем?! - подпрыгнул Матей.
— Чтобы ты больше ничего не сделал в мое отсутствие.
— Да ты… — вскипел Матей, и мне показалось, что он сейчас меня ударит.
— Спокойно, спокойно! — Петра встала между нами. — Тише. Он сейчас включит. Да, Влад?
— Только если Матей поклянется, что больше ничего не сделает без нашего согласия.
— Что?! - вскинулся Матей. — Да как ты смеешь!
— Влад прав, — поддержала Петра, мягко взяв Матея за руку. — Ты же сам знаешь, что у тебя творится с нервами. Пообещай, что ничего не сделаешь без нашего согласия!
— Я больной, по-твоему? — взорвался Матей. — Вы здоровые, а я контуженный, да?!
— Мы тоже поклянемся ничего не делать без твоего согласия, — тон у Петры был спокойный, не допускающий возражений. Таким тоном она легко пресекала любые выходки туристов.
— Хорошо, — согласился Матей, — обещаю.
— Поклянись моей жизнью и жизнью Влада, — потребовала Петра. — Давайте все возьмемся за руки, и пусть каждый поклянется! Клянусь жизнью Влада и Матея, что ничего не буду делать с кругом Кавендиша без их ведома!
— Клянусь жизнью Петры и Матея, что ничего не буду делать с кругом Кавендиша без их ведома, — хмуро повторил я.
— Давай, Матей, — потребовала Петра.
— Туристам своим будете цирк устраивать! — буркнул Матей.
— Давай, Матей! Твоя очередь. Мы поклялись, — потребовала Петра.
— Клянусь жизнью Петры и жизнью Влада, что ничего не буду делать с кругом Кавендиша без их ведома, — неохотно пробубнил Матей.
Я прошел по крошечному чердаку из конца в конец и остановился перед столешницей, которую мы установили минувшей ночью на два пустых ящика, обложив аппаратурой.
— А вот теперь, Матей, послушай, что я скажу. Там, — я нагнулся и постучал по столешнице, — живут люди. Понимаешь? Если ты хочешь смерти той стране, то ты хочешь смерти людям. А что ты, Матей, знаешь о тех людях? Разве ты был там? Они такие же, как мы. Они точно так же трудятся, растят детей и виноград!
— Детей и виноград, — хмыкнула Петра. — Узнаю папочкины слова.
— Да! — вскинулся я. — И это очень правильные слова! Там живут христиане, и лютеране тоже! Там дети и старики! Эти люди ходят в церковь слушать проповеди и исповедоваться. И многие из них даже не знают, что их страна кого-то бомбит из-за пары каких-то кретинов-политиков! Ты всем им желаешь смерти? Желать человеку смерти — самый страшный из грехов!
— Ты что же, мне взялся читать проповеди? — прошипел Матей. — Сам Господь дал нам в руки оружие возмездия, чтобы мы поразили тварь!
— Господь ли? Не Дьявол?
— Холера! — взорвался Матей. — Да ты зажрался в своем туристическом винограднике, ты вообще представляешь, что творится за пределами Трансильвании? Ты видел хоть раз кобальтовую бомбежку?! - По его лицу прокатилась судорога. — Ты видел, во что превратилась Йасса?! Там нет даже электричества! Там уже не работают даже мобильники! Там разбито все, люди топят мебелью!!! Я сидел на вокзале четыре дня, пока влез в поезд! Господь помог мне пройти погранзону и приехать сюда — и все для того, чтобы ты читал мне проповеди? Ты?! Щенок, клоун с накладными клыками, который развлекает за доллары натовское богатое старичье?!!
— Тише! — подняла руку Петра. — Пусть Влад закончит. Он же не предлагает тебе все бросить, да, Влад? Ведь нет?
— Нет, не предлагаю. Я предлагаю поговорить с ними. Напугать. Пригрозить. В конце концов, изобразить глас Божий с неба! Вот, точно! Глас Божий с неба! Представляешь? Небо заговорит!
— Заговори-и-и-ит… — издевательски протянул Матей. — И как ты будешь изображать глас Божий, ну-ка расскажи мне?
— Влад прав, — поддержала Петра. — Достаточно просто показать им нашу силу. А если нам просто покричать туда?
— Куда? В круг Кавендиша? — Матей резко повернулся. — Да ты головой подумала? Ты представляешь, сколько там тысяч километров до поверхности?! Чем ты собралась кричать!? Своим голоском?
— Но мы же устроили им цунами обычной вязальной спицей, так почему нельзя покричать голосом? — возразил я.
Митей подпрыгнул и забегал по чердаку, слегка припадая на одну ногу.
— Холера! — кричал он. — Тупая холера! Я для кого всю ночь объяснял? Для вот этих дубовых ящиков что ли? Спица — это материя! Материя с макро-стороны! Ее можно засунуть через круг Кавендиша на микро-сторону! Но голос — это не материя! И его ты не просунешь никак!
— Записать на диктофон мобильника, и подбросить мобильник туда, — предложила Петра.
— Браво! — театрально всплеснул руками Матей. — Гениально! Подбросить! Девочка-ведьма спасает мир! Да ты представляешь, что этот мобильник накроет их континент от океана до океана, а заодно тряханет всю планету так, что ни одного целого дома не останется в Бро! Гуманисты!
— Хорошо, — прервал я. — Давай думать дальше.
— Да что тут думать?! - Матей остановился передо мной. — Я же давно все продумал, я же вам все объяснил! Мы аккуратно, с воды, с океана, тоненькой спицей делаем волну и устраиваем им одно за другим цунами — все сильнее и сильнее, строго в ответ на каждую бомбежку! Пока они не поймут, что это возмездие, и тогда оставят нас в покое! Жертв — минимум!
— Да как это минимум, когда с утра в интернете уже кричат про двести человек и еще сто пропавших без вести! — возмутилась Петра.
— И что? — повернулся Матей. — А в Йассе сколько гибнет каждую неделю? А в Тимисе? А в Букурешти?! Я же не предлагаю взять что-нибудь острое и с размаху проткнуть им материк до магмы ядра!
Матей замолчал, тяжело дыша. Я подумал, что это действительно жестоко — проткнуть материк до раскаленной магмы. Вряд ли жизнь на этом континенте сохранится. Тут я спохватился, что мои мысли близки к греху.
— Мы должны найти способ поговорить с ними и наставить на путь Господа, — твердо сказал я.
— Да как?! - снова подпрыгнул Матей. — Как?!
— Откуда я знаю, как! Ты физик, ты и придумай.
Вдруг между нами встала Петра.
— Послушайте, — начала она, — проблема в том, что голос не услышат сверху через атмосферу? А если его передать понизу, через воду?
— Как — понизу? — опешил Матей.
— Ну, если опустить туда в воду что-то такое, что звучит — тот же мобильник. Представляешь, какой это будет звук? Весь океан зазвучит.
— Что за бред… — Матей осекся. — Погоди, погоди… Если прикрепить спицу к нашему динамику и опустить ее конец в ту воду… То звук пойдет по ней!
Я перевел взгляд на Петру — Петра улыбалась.
— А ведь это идея! — наконец сказал Матей. — Кто из нас будет голосом Господа?
— Петра конечно, — кивнул я. — Твой английский они не поймут.
Трансформаторы в этот раз разогревались так же долго, но теперь я уже знал, куда надо смотреть. Между пластинами в самом центре стола появилась точка. Через секунду она чуть увеличилась и стала похожа на лазерную метку, будто кто-то сверху держал на прицеле столешницу. Наконец, дыра расширилась на полметра, и в нее грациозно заглянул голубой шар. Стали видны облака и континенты, словно мы смотрели из космоса сквозь иллюминатор, вмурованный в столешницу. Я все-таки снова не удержался: опустился на корточки и глянул снизу — столешница как столешница, плотно пригнанные доски с набитыми планками в форме буквы «Z». И никакого тебе иллюминатора. Я поднялся.
— Готово, стоп, — произнес Матей и отпустил рукоятку.
В дыре столешницы висела планета — затянутая кое-где пеленой облаков, но изумительно четкая. Гораздо четче, чем на снимках из космоса, которые я видел в интернете. Хотя, может, дело в плохом дисплее?
— Очень хочется пальцем потрогать, — мечтательно вздохнула Петра за моим плечом.
— Не вздумай, — покачал головой Матей.
— Палец отвалится?
— Скорее, планета сойдет с орбиты. Трогать надо очень аккуратно, тоненькой иголочкой или спицей…
— Все равно не понимаю, как твой Кавендиш ее взвесил, — задумчиво произнесла Петра. — Он ее что, вынул оттуда как мяч и положил на весы?
— С ума сошла? — откликнулся Матей. — Нас бы тогда не было в живых.
— Кстати, — заинтересовался я. — А действительно, что будет, если наш мир таким образом вытянуть через дыру в наш мир?
— Не знаю, — ответил Матей. — Может, вывернется наизнанку. А может, у тебя ничего не получится — не успеешь дотянутся туда рукой, как здесь с неба просунется твоя же гигантская рука, и будет такая катастрофа…
— Так все-таки, — тянула свое Петра, — как же он ее тогда взвесил?
— Вовсе не обязательно что-то брать руками, чтобы взвесить. Почитай о его экспериментах: он измерял гравитацию Земли, изучая притяжение шаров. То есть вполне мог опустить рядом шар на волоске и смотреть отклонение. Современники писали, что он собрал какую-то установку и много лет наблюдает за экспериментом в телескоп через дырку в полу…
— Ах, дырку в полу… — хихикнула Петра. — Интересно, он им так и не дал посмотреть в тот телескоп?
Матей ничего не ответил — возился с самодельным кронштейном, который мы наспех сколотили из реек. На кронштейне был примотан разобранный мобильник Петры, с обнаженного динамика на капельке клея свисала тонкая спица. Она напоминала длиннющее жало.
— Давай, Влад, — кивнул Матей.
— А можно я? — попросила Петра.
— У Влада рука точнее, — покачал головой Матей и тихо добавил, — это мои руки теперь совсем ни к черту…
Я взялся за кронштейн.
— Значит, понял, да? — говорил над ухом Матей. — Недалеко от побережья, и чуть-чуть в воду опустишь конец, чтобы только коснулся…
— Погоди, включить же сначала наш ролик! — Петра изогнулась и пощелкала кнопками мобильника — включила плеер на бесконечный повтор.
Зазвучала запись. Я аккуратно повел деревянную планку кронштейна, спица пошла вниз.
— Пара миллиметров — это много километров, — пробубнил Матей.
— Не говори под руку, — шикнул я. — Черт, тут облачно… Я чуть выше по побережью войду, ладно?
Спица коснулась воды.
— Аккуратнее! — дернулась Петра.
— Стоп! — крикнул Матей. — Есть! Готово!
Я убрал руки. Кронштейн замер. Мы молчали. Я плохо знал английский и толком не понимал, что доносилось из мобильника, кроме часто повторяющегося «год». Но сам голос Петры был замечательный — спокойный, холодный и уверенный. Такой, как надо.
— Это вам не волну пускать, — я удовлетворенно потер руки. — Они же сейчас это запишут, повыкладывают ролики в интернете, такой скандал будет во всем мире… Небесный голос призывает одуматься! Женский, причем.
— А они не смогут Петру по голосу найти? — вдруг спросил Матей.
— Ага, будут ходить по деревням и устраивать всем англоговорящим девушкам прослушивание!
— Ты знаешь, у них хватит ума и на такое, — серьезно ответил Матей.
— Глупости, — оборвала Петра. — Давайте пойдем быстрее посмотрим в интернете, может уже идут новости про громовой голос из океана?
— Там туристы еще обедают, — насторожился я. — Ты при них сядешь за администраторский столик и включишь компьютер?
— А что такого? — возразила Петра. — Имеет право служащая замка читать в интернете мировые новости?
— Ну… Да, наверно, — согласился я.
— Сходите, сходите, — кивнул Матей. — Я здесь прослежу за процессом. Думаю, раз двадцать пусть прокрутится ролик, не меньше.
На секунду я замешкался, боясь его оставить одного над кругом, в котором болталась наша такая беззащитная планета. Матей по-моему догадался, о чем я думаю, и зло глянул на меня. Я молча развернулся, и мы с Петрой гуськом спустились с чердака.
Интернет ворочался сегодня очень медленно и поминутно зависал. Поначалу новостей не было. Зато Петра раскопала на натовских сайтах пару свежих строчек о жертвах утреннего цунами — их количество приближалось уже к трем сотням, причем, было много детей. Мы уже собирались вернуться на чердак к Матею, когда Петра что-то заметила. Это было свежее сообщение в ленте натовских интернетчиков о громадном океанском столбе, который минуту назад возник на горизонте. Фотка явно была сделана совсем плохим мобильником, и разглядеть ничего толком не удалось.
— Ну, переведи! — Я ткнул Петру локтем.
— Пишут, что это гигантский смерч. И ни слова про звуки и голоса…
Я озадаченно умолк.
— Ладно. — Петра выключила компьютер. — Пойдем, обсудим с Матеем…
Мы прошли мимо горланящих туристов, поднялись на второй этаж, нырнули за занавеску вправо от кухни, и по приставной лесенке стали подниматься к люку чердака. Первое, что я увидел, когда мои глаза оказались на уровне чердачного пола, — здоровенная ковбойская шляпа. Я резко остановился.
— Ну давай, не тормози! — Петра подергала меня снизу за штанину.
Я поднял взгляд: Матей сидел на полу с остекленевшим лицом, а посередине чердака валялся, раскинув руки, пузатый натовец. Рядом лежал его фотоаппарат. Под лысой головой расплывалась темная лужа, а чуть поодаль валялась здоровенная чушка с клеммами, из тех, что привез Матей в рюкзаке.
Я одним махом запрыгнул на чердак и пощупал пульс на дряблой руке — пульса не было. Перевел взгляд на Матея. За спиной сдавленно вскрикнула Петра.
— Он сам залез сюда, — произнес Матей без выражения. — Он сюда залез. Сюда. Залез.
— Матей, ты… ты… ты с ума сошел?! - прошипел я. — Ты понимаешь, что теперь с нами будет?
— Он сюда залез, — упрямо повторил Матей. — Он все видел.
Я плюхнулся на пол и обхватил голову руками. Из оцепенения меня вывел спокойный голос Петры:
— Если вы завернете его в одеяла, возьмете у Себастьяна лошадь с телегой, погрузите с черного хода и закопаете в горах, то успеете до комендантского часа. А я приберу здесь. Раньше утра его по-настоящему не хватятся.
Мы возвращались в деревню. Лошадь Себастьяна неторопливо перебирала копытами. Старой каменной дорогой никто уже не пользовался с тех пор, как проложили асфальт, лишь наши пастухи перегоняли здесь овец с пастбища. К счастью, сегодня не было и их.
— Какой я идиот, — вдруг громко сказал Матей.
Лошадь пошевелила ухом, словно понимала, о чем он. А я промолчал. Чего тут теперь скажешь?
— Идиот, — повторил Матей. — Вы-то ладно, но я-то о чем вообще думал? Какой к дьяволу звук? То, что по нашу сторону спица, — по ту сторону столб диаметром в сотню километров. Что про нашу сторону звук — по ту сторону просто толчки! Кто сказал, что звуковая волна сохранит частоту? Звуковая волна естественно разъехалась вместе с размерами спицы! Мы никогда ничего не услышим сверху! И никогда ничего не сможем сообщить вниз! Даже если нацарапаем какое-нибудь слово на материке — это вряд ли прочтут даже на снимках из космоса!
— Скажи, — повернулся я. — А как такое может быть, что наша планета одновременно и здесь и там?
— Не поймешь, — качнул головой Матей. — Я сам не до конца понимаю. Даже Грегор Кавинеч не все понимал.
— А граф Кавендиш?
— Вот Кавендиш понимал, — уверенно кивнул Матей. — Потому и не пускал в лабораторию даже прислугу, а перед смертью постарался все уничтожить.
Я откинулся на сено и стал глядеть в низкое синее небо.
— Раньше думал, только Господь может на нас смотреть сверху… — произнес я, задумчиво кусая соломинку.
Матей ничего не ответил.
— Как думаешь, — спросил я шепотом, — Господь сверху видел, как мы его закапывали?
— Господь никому не расскажет, — хмуро откликнулся Матей. — А ты не кори себя, это мой грех. Он как залез на чердак, а я как представил, что начнется, если эта штука попадет в руки натовцам… — Он умолк.
— Может, это действительно проделки Дьявола?
— Нет, Влад, физика. Просто физика.
— Тогда объясни, как она работает!
— Ну, пространство… — неохотно начал Матей. — Мы привыкли считать, что оно трехмерное. А на самом деле оно псевдотрехмерное, плоское. Потому что построено из элементов, которые не трехмерные. Орбита электрона — не трехмерная. И протон не трехмерный. Понимаешь? Поэтому в любой точке пространство можно раздвинуть и увидеть его далекую-далекую изнанку.
— Ты можешь как-нибудь попроще?
— Да пошел ты… — отмахнулся Матей. — Я же сказал, не поймешь.
— Нет, — настаивал я. — Ты скажи, как такое может быть, что мы можем взять в ладони всю Землю вместе с нами, не выходя с чердака замка, который на ней же и построен?
Матей сел на телеге и посмотрел на меня.
— Но ты же когда-то в школе поверил, что ученые сумели взвесить Землю, не выходя из лаборатории, которая на ней же и построена? Это же все равно, что держать в руке весы, на которых сам взвешиваешься, верно? Но нам рассказали об этом в школе, и ты поверил, что такое можно сделать. А тут ты все видел своими глазами — и не можешь понять?
Я задумался. Небо плыло над головой, светлое и чистое. Трудно было поверить, что кто-то, кроме Господа, такой же большой и всесильный может на нас оттуда смотреть. Я закрыл глаза и стал мысленно читать молитву.
Что-то присутствовало вокруг, что очень мне мешало. Наконец я понял, что мешаю себе я сам. Это было очень странное и до ужаса неприятное состояние. Я напрягся и распахнул глаза — резко, как распахивал перед туристами, поднимаясь в гробу. В мозг ворвался ослепительный свет, как будто разом включились тысячи фотовспышек. Голову словно пронзила раскаленная спица, я застонал и закрыл глаза.
— Лежи, лежи, Влад… — услышал я голос старого дядюшки Габи и почувствовал, как на лоб опустилась холодная тряпка.
Остро пахло лавандовой водой и еще чем-то едким, медицинским. Раскаленная спица не спешила вылезать из головы.
— Где мы? — прошептал я.
— Все хорошо, — тихо сказал Габи. — Ты у меня дома. Ты уже выздоравливаешь.
— А где… все? — выдохнул я.
Габи ничего не ответил. У меня не оказалось сил ни удивиться ни растеряться, я просто почувствовал, что проваливаюсь в сон, и сопротивляться не стал.
Когда я пришел в себя снова, Габи все так же сидел у моей кровати. В комнате было темно, лампочка под потолком светила тускло. На этот раз глаза открылись с трудом, но без боли. Очень хотелось пить и есть. Я сказал об этом Габи, и он вскоре вернулся с чашкой теплого бульона. За это время я успел слегка приподняться и осмотреться. Ощупав голову, понял, что она замотана бинтами. Похоже, там была и засохшая кровь.
— Дядюшка Габи, что случилось? — спросил я.
— Ты ничего не помнишь?
— Нет…
— Совсем ничего? Натовцы разбили тебе голову прикладом, — сообщил Габи. — Ты был без сознания неделю.
— Целую неделю? — Я попытался сесть на кровати, но голова кружилась.
— Да, семь дней ты метался и бредил.
— Бредил? — насторожился я. — О чем-то таком… рассказывал? Ну… необычном?
— Да, — кивнул дядюшка Габи. — Ты молил Господа, чтобы он послал тебе осиновый карандаш.
— Осиновый карандаш?
— Да. Истыкать тело вампира, чтобы он подох.
— Понятно… — Я отпил из чашки. — А больше я ничего не говорил?
— Больше ничего. Зато это ты повторял круглые сутки.
Я поставил чашку на старенькую тумбочку у изголовья. На тумбочке стояла фотография покойной жены Габи в стеклянной оправке. Похоже, это была его комнатка и его постель.
— А почему я не дома, дядя Габи?
Он секунду помедлил и опустил взгляд.
— Твой дом сожгли, Влад.
— А отец?! - Я резко вскочил, и острая боль снова пронзила голову раскаленной спицей.
— Твоего отца больше нет, Влад, — тихо сказал Габи. — Его повесили на площади. За убитого туриста.
— Господи… — выдохнул я. — Как же… Ведь я… Ведь не я…
— Я знаю, Влад, — тихо сказал Габи. — Матей пошел к ним и во всем признался, а потом проглотил яд у них на глазах. У него был с собой яд. Он думал, что тогда они отпустят твоего отца, Себастьяна и Петру. Но они их повесили…
— Петра?.. Петра… умерла?
Габи ничего не ответил.
— Петра умерла? — повторил я. — Почему, Господи? Почему она? Почему они не повесили меня?
— Им было все равно, кого вешать, — ответил Габи. — Когда они нашли труп своего, решили наказать деревню. Мы для них на одно лицо, им главное, чтобы не было безнаказанности.
— Безнаказанности?! - заорал я. — Они смеют рассуждать о безнаказанности?!
— Еще рассказывают, они сняли ролик казни и пустили в интернет, будто это сделало наше правительство…
Я его не слышал.
— Но почему, почему они не повесили меня?
— Вешают тех, кто в сознании, — сказал Габи. — Ты вступился за Петру, когда пришли солдаты с базы, и тебя сразу ударили по голове.
— Но почему Петра?! - закричал я. — Почему ее?
— Она экскурсовод, отвечает за безопасность туристов…
Я ошарашенно умолк. Дядюшка Габи тоже молчал.
— А как они нашли труп?
— Они увидели сверху, как что-то закапывают в горах, — ответил Габи.
— Сверху?! Господи… — Я застонал и опустился на подушку.
— Со спутника, — объяснил Габи. — Он был отцом одного из военных. Когда стали искать, запросили кадры того дня со своих спутников. Увидели телегу Себастьяна и людей, которые что-то копали… Отправились туда и нашли труп.
Я молчал. Мне казалось, что жизнь кончена, и говорить больше не о чем.
— Перед тем, как пойти на базу, Матей зашел ко мне и велел передать тебе кое-что, — неохотно произнес Габи. — Он взял с меня клятву, что я тебе передам слово в слово. Но я не хочу передавать гадости.
— Что он сказал, дядюшка Габи?
— Думаю, это уже совсем не важно, Влад.
— А может, важно! — Я резко привстал.
— Он сказал, чтобы ты отправлялся в гроб.
— Что ж… спасибо ему на добром слове… — вздохнул я.
— Он сказал, ты разберешься.
Спустившись в подвал, я щелкнул выключателем и прошел до самого склепа, стараясь не смотреть на макет виселицы во второй комнате. Здесь все было, как прежде — экскурсий по замку с тех пор не водили. Я не рассчитывал, что догадка окажется верной, но ее надо было проверить. И как только я подошел к гробу, сердце уже забилось — еще раньше, чем я откинул ветошь и заглянул внутрь. Но сперва я прислонился к холодной каменной стене и немного постоял, чтобы прекратилось головокружение. Чувствовал я себе самым слабым и больным на земле, да и в душе было пусто — наверно так себя чувствует человек, искусанный вампирами.
Устройство я собрал прямо здесь, на полу склепа, подсоединив генератор к патрону лампочки. Собрать прибор оказалось легко — Матей обмотал контакты изолентой разных цветов, чтобы мне было легче разобраться. Я не помнил точно, какие ручки он крутил, но это тоже оказалось несложно.
На темном истоптанном камне послушно возник светлячок лазерного прицела и быстро разросся в хорошую дыру. Во только Земли там не было. Я сперва испугался, что делаю что-то не так, но, покрутив наугад ручки, заметил быстро мелькнувший в дыре синий край. Наверно, крутя ручки, можно было навести дыру как объектив и на Луну и на Солнце, но они меня не интересовали. Я вывел Землю точно в центр и залюбовался.
На глазок до нее было каких-то пять или десять сантиметров. Мне тоже почему-то очень хотелось протянуть руку и дотронуться до нее, пощупать пальцем, какая она? Мокрые ли океаны? Жесткие ли горы? Холодные ли шапки на полюсах?
Но потом взгляд упал на чужой далекий континент, и я сказал себе: стоп. Здесь действительно нужен острый и крепкий осиновый карандаш. По крайней мере, эти люди на моем месте не стали бы сомневаться, как не стали сомневаться, испытывая атомные бомбы. Осталось сходить в лавку тетушки Агаты, пока она ее не заперла.
Господи, — тихо произнес я, и глухое эхо склепа повторило мои слова. — Да пусть там люди, пусть они для кого-то другого милые и добрые, пусть у них и дети, и виноград. И пусть я за это попаду в ад. Но честное слово, как светло и ярко гореть в аду, если твою душу выпили до дна, и уже совсем нечего терять! февраль 2007, Москва
ЗДАНИЕ НОМЕР 1
— Дьявол, — снова произнес Матей, отхохотавшись. — Грегор Кавинеч — дьявол! Да это был самый добрый, самый умный, самый набожный человек, которого я вообще встречал! Храни Господь его душу!
— Кто это? — тихо спросила Петра.
— Мой декан, — нехотя объяснил Матей.
— Он умер? — растерялся я.
— Он был в корпусе во время бомбежки… Да встань уже с меня, кретин, и отпусти руку!
Я поднялся и помог встать Матею.
— В замке нет электричества, — пожаловался Матей. — Это надолго?
— Я отключил его.
— Зачем?! - подпрыгнул Матей.
— Чтобы ты больше ничего не сделал в мое отсутствие.
— Да ты… — вскипел Матей, и мне показалось, что он сейчас меня ударит.
— Спокойно, спокойно! — Петра встала между нами. — Тише. Он сейчас включит. Да, Влад?
— Только если Матей поклянется, что больше ничего не сделает без нашего согласия.
— Что?! - вскинулся Матей. — Да как ты смеешь!
— Влад прав, — поддержала Петра, мягко взяв Матея за руку. — Ты же сам знаешь, что у тебя творится с нервами. Пообещай, что ничего не сделаешь без нашего согласия!
— Я больной, по-твоему? — взорвался Матей. — Вы здоровые, а я контуженный, да?!
— Мы тоже поклянемся ничего не делать без твоего согласия, — тон у Петры был спокойный, не допускающий возражений. Таким тоном она легко пресекала любые выходки туристов.
— Хорошо, — согласился Матей, — обещаю.
— Поклянись моей жизнью и жизнью Влада, — потребовала Петра. — Давайте все возьмемся за руки, и пусть каждый поклянется! Клянусь жизнью Влада и Матея, что ничего не буду делать с кругом Кавендиша без их ведома!
— Клянусь жизнью Петры и Матея, что ничего не буду делать с кругом Кавендиша без их ведома, — хмуро повторил я.
— Давай, Матей, — потребовала Петра.
— Туристам своим будете цирк устраивать! — буркнул Матей.
— Давай, Матей! Твоя очередь. Мы поклялись, — потребовала Петра.
— Клянусь жизнью Петры и жизнью Влада, что ничего не буду делать с кругом Кавендиша без их ведома, — неохотно пробубнил Матей.
Я прошел по крошечному чердаку из конца в конец и остановился перед столешницей, которую мы установили минувшей ночью на два пустых ящика, обложив аппаратурой.
— А вот теперь, Матей, послушай, что я скажу. Там, — я нагнулся и постучал по столешнице, — живут люди. Понимаешь? Если ты хочешь смерти той стране, то ты хочешь смерти людям. А что ты, Матей, знаешь о тех людях? Разве ты был там? Они такие же, как мы. Они точно так же трудятся, растят детей и виноград!
— Детей и виноград, — хмыкнула Петра. — Узнаю папочкины слова.
— Да! — вскинулся я. — И это очень правильные слова! Там живут христиане, и лютеране тоже! Там дети и старики! Эти люди ходят в церковь слушать проповеди и исповедоваться. И многие из них даже не знают, что их страна кого-то бомбит из-за пары каких-то кретинов-политиков! Ты всем им желаешь смерти? Желать человеку смерти — самый страшный из грехов!
— Ты что же, мне взялся читать проповеди? — прошипел Матей. — Сам Господь дал нам в руки оружие возмездия, чтобы мы поразили тварь!
— Господь ли? Не Дьявол?
— Холера! — взорвался Матей. — Да ты зажрался в своем туристическом винограднике, ты вообще представляешь, что творится за пределами Трансильвании? Ты видел хоть раз кобальтовую бомбежку?! - По его лицу прокатилась судорога. — Ты видел, во что превратилась Йасса?! Там нет даже электричества! Там уже не работают даже мобильники! Там разбито все, люди топят мебелью!!! Я сидел на вокзале четыре дня, пока влез в поезд! Господь помог мне пройти погранзону и приехать сюда — и все для того, чтобы ты читал мне проповеди? Ты?! Щенок, клоун с накладными клыками, который развлекает за доллары натовское богатое старичье?!!
— Тише! — подняла руку Петра. — Пусть Влад закончит. Он же не предлагает тебе все бросить, да, Влад? Ведь нет?
— Нет, не предлагаю. Я предлагаю поговорить с ними. Напугать. Пригрозить. В конце концов, изобразить глас Божий с неба! Вот, точно! Глас Божий с неба! Представляешь? Небо заговорит!
— Заговори-и-и-ит… — издевательски протянул Матей. — И как ты будешь изображать глас Божий, ну-ка расскажи мне?
— Влад прав, — поддержала Петра. — Достаточно просто показать им нашу силу. А если нам просто покричать туда?
— Куда? В круг Кавендиша? — Матей резко повернулся. — Да ты головой подумала? Ты представляешь, сколько там тысяч километров до поверхности?! Чем ты собралась кричать!? Своим голоском?
— Но мы же устроили им цунами обычной вязальной спицей, так почему нельзя покричать голосом? — возразил я.
Митей подпрыгнул и забегал по чердаку, слегка припадая на одну ногу.
— Холера! — кричал он. — Тупая холера! Я для кого всю ночь объяснял? Для вот этих дубовых ящиков что ли? Спица — это материя! Материя с макро-стороны! Ее можно засунуть через круг Кавендиша на микро-сторону! Но голос — это не материя! И его ты не просунешь никак!
— Записать на диктофон мобильника, и подбросить мобильник туда, — предложила Петра.
— Браво! — театрально всплеснул руками Матей. — Гениально! Подбросить! Девочка-ведьма спасает мир! Да ты представляешь, что этот мобильник накроет их континент от океана до океана, а заодно тряханет всю планету так, что ни одного целого дома не останется в Бро! Гуманисты!
— Хорошо, — прервал я. — Давай думать дальше.
— Да что тут думать?! - Матей остановился передо мной. — Я же давно все продумал, я же вам все объяснил! Мы аккуратно, с воды, с океана, тоненькой спицей делаем волну и устраиваем им одно за другим цунами — все сильнее и сильнее, строго в ответ на каждую бомбежку! Пока они не поймут, что это возмездие, и тогда оставят нас в покое! Жертв — минимум!
— Да как это минимум, когда с утра в интернете уже кричат про двести человек и еще сто пропавших без вести! — возмутилась Петра.
— И что? — повернулся Матей. — А в Йассе сколько гибнет каждую неделю? А в Тимисе? А в Букурешти?! Я же не предлагаю взять что-нибудь острое и с размаху проткнуть им материк до магмы ядра!
Матей замолчал, тяжело дыша. Я подумал, что это действительно жестоко — проткнуть материк до раскаленной магмы. Вряд ли жизнь на этом континенте сохранится. Тут я спохватился, что мои мысли близки к греху.
— Мы должны найти способ поговорить с ними и наставить на путь Господа, — твердо сказал я.
— Да как?! - снова подпрыгнул Матей. — Как?!
— Откуда я знаю, как! Ты физик, ты и придумай.
Вдруг между нами встала Петра.
— Послушайте, — начала она, — проблема в том, что голос не услышат сверху через атмосферу? А если его передать понизу, через воду?
— Как — понизу? — опешил Матей.
— Ну, если опустить туда в воду что-то такое, что звучит — тот же мобильник. Представляешь, какой это будет звук? Весь океан зазвучит.
— Что за бред… — Матей осекся. — Погоди, погоди… Если прикрепить спицу к нашему динамику и опустить ее конец в ту воду… То звук пойдет по ней!
Я перевел взгляд на Петру — Петра улыбалась.
— А ведь это идея! — наконец сказал Матей. — Кто из нас будет голосом Господа?
— Петра конечно, — кивнул я. — Твой английский они не поймут.
***
Трансформаторы в этот раз разогревались так же долго, но теперь я уже знал, куда надо смотреть. Между пластинами в самом центре стола появилась точка. Через секунду она чуть увеличилась и стала похожа на лазерную метку, будто кто-то сверху держал на прицеле столешницу. Наконец, дыра расширилась на полметра, и в нее грациозно заглянул голубой шар. Стали видны облака и континенты, словно мы смотрели из космоса сквозь иллюминатор, вмурованный в столешницу. Я все-таки снова не удержался: опустился на корточки и глянул снизу — столешница как столешница, плотно пригнанные доски с набитыми планками в форме буквы «Z». И никакого тебе иллюминатора. Я поднялся.
— Готово, стоп, — произнес Матей и отпустил рукоятку.
В дыре столешницы висела планета — затянутая кое-где пеленой облаков, но изумительно четкая. Гораздо четче, чем на снимках из космоса, которые я видел в интернете. Хотя, может, дело в плохом дисплее?
— Очень хочется пальцем потрогать, — мечтательно вздохнула Петра за моим плечом.
— Не вздумай, — покачал головой Матей.
— Палец отвалится?
— Скорее, планета сойдет с орбиты. Трогать надо очень аккуратно, тоненькой иголочкой или спицей…
— Все равно не понимаю, как твой Кавендиш ее взвесил, — задумчиво произнесла Петра. — Он ее что, вынул оттуда как мяч и положил на весы?
— С ума сошла? — откликнулся Матей. — Нас бы тогда не было в живых.
— Кстати, — заинтересовался я. — А действительно, что будет, если наш мир таким образом вытянуть через дыру в наш мир?
— Не знаю, — ответил Матей. — Может, вывернется наизнанку. А может, у тебя ничего не получится — не успеешь дотянутся туда рукой, как здесь с неба просунется твоя же гигантская рука, и будет такая катастрофа…
— Так все-таки, — тянула свое Петра, — как же он ее тогда взвесил?
— Вовсе не обязательно что-то брать руками, чтобы взвесить. Почитай о его экспериментах: он измерял гравитацию Земли, изучая притяжение шаров. То есть вполне мог опустить рядом шар на волоске и смотреть отклонение. Современники писали, что он собрал какую-то установку и много лет наблюдает за экспериментом в телескоп через дырку в полу…
— Ах, дырку в полу… — хихикнула Петра. — Интересно, он им так и не дал посмотреть в тот телескоп?
Матей ничего не ответил — возился с самодельным кронштейном, который мы наспех сколотили из реек. На кронштейне был примотан разобранный мобильник Петры, с обнаженного динамика на капельке клея свисала тонкая спица. Она напоминала длиннющее жало.
— Давай, Влад, — кивнул Матей.
— А можно я? — попросила Петра.
— У Влада рука точнее, — покачал головой Матей и тихо добавил, — это мои руки теперь совсем ни к черту…
Я взялся за кронштейн.
— Значит, понял, да? — говорил над ухом Матей. — Недалеко от побережья, и чуть-чуть в воду опустишь конец, чтобы только коснулся…
— Погоди, включить же сначала наш ролик! — Петра изогнулась и пощелкала кнопками мобильника — включила плеер на бесконечный повтор.
Зазвучала запись. Я аккуратно повел деревянную планку кронштейна, спица пошла вниз.
— Пара миллиметров — это много километров, — пробубнил Матей.
— Не говори под руку, — шикнул я. — Черт, тут облачно… Я чуть выше по побережью войду, ладно?
Спица коснулась воды.
— Аккуратнее! — дернулась Петра.
— Стоп! — крикнул Матей. — Есть! Готово!
Я убрал руки. Кронштейн замер. Мы молчали. Я плохо знал английский и толком не понимал, что доносилось из мобильника, кроме часто повторяющегося «год». Но сам голос Петры был замечательный — спокойный, холодный и уверенный. Такой, как надо.
— Это вам не волну пускать, — я удовлетворенно потер руки. — Они же сейчас это запишут, повыкладывают ролики в интернете, такой скандал будет во всем мире… Небесный голос призывает одуматься! Женский, причем.
— А они не смогут Петру по голосу найти? — вдруг спросил Матей.
— Ага, будут ходить по деревням и устраивать всем англоговорящим девушкам прослушивание!
— Ты знаешь, у них хватит ума и на такое, — серьезно ответил Матей.
— Глупости, — оборвала Петра. — Давайте пойдем быстрее посмотрим в интернете, может уже идут новости про громовой голос из океана?
— Там туристы еще обедают, — насторожился я. — Ты при них сядешь за администраторский столик и включишь компьютер?
— А что такого? — возразила Петра. — Имеет право служащая замка читать в интернете мировые новости?
— Ну… Да, наверно, — согласился я.
— Сходите, сходите, — кивнул Матей. — Я здесь прослежу за процессом. Думаю, раз двадцать пусть прокрутится ролик, не меньше.
На секунду я замешкался, боясь его оставить одного над кругом, в котором болталась наша такая беззащитная планета. Матей по-моему догадался, о чем я думаю, и зло глянул на меня. Я молча развернулся, и мы с Петрой гуськом спустились с чердака.
Интернет ворочался сегодня очень медленно и поминутно зависал. Поначалу новостей не было. Зато Петра раскопала на натовских сайтах пару свежих строчек о жертвах утреннего цунами — их количество приближалось уже к трем сотням, причем, было много детей. Мы уже собирались вернуться на чердак к Матею, когда Петра что-то заметила. Это было свежее сообщение в ленте натовских интернетчиков о громадном океанском столбе, который минуту назад возник на горизонте. Фотка явно была сделана совсем плохим мобильником, и разглядеть ничего толком не удалось.
— Ну, переведи! — Я ткнул Петру локтем.
— Пишут, что это гигантский смерч. И ни слова про звуки и голоса…
Я озадаченно умолк.
— Ладно. — Петра выключила компьютер. — Пойдем, обсудим с Матеем…
Мы прошли мимо горланящих туристов, поднялись на второй этаж, нырнули за занавеску вправо от кухни, и по приставной лесенке стали подниматься к люку чердака. Первое, что я увидел, когда мои глаза оказались на уровне чердачного пола, — здоровенная ковбойская шляпа. Я резко остановился.
— Ну давай, не тормози! — Петра подергала меня снизу за штанину.
Я поднял взгляд: Матей сидел на полу с остекленевшим лицом, а посередине чердака валялся, раскинув руки, пузатый натовец. Рядом лежал его фотоаппарат. Под лысой головой расплывалась темная лужа, а чуть поодаль валялась здоровенная чушка с клеммами, из тех, что привез Матей в рюкзаке.
Я одним махом запрыгнул на чердак и пощупал пульс на дряблой руке — пульса не было. Перевел взгляд на Матея. За спиной сдавленно вскрикнула Петра.
— Он сам залез сюда, — произнес Матей без выражения. — Он сюда залез. Сюда. Залез.
— Матей, ты… ты… ты с ума сошел?! - прошипел я. — Ты понимаешь, что теперь с нами будет?
— Он сюда залез, — упрямо повторил Матей. — Он все видел.
Я плюхнулся на пол и обхватил голову руками. Из оцепенения меня вывел спокойный голос Петры:
— Если вы завернете его в одеяла, возьмете у Себастьяна лошадь с телегой, погрузите с черного хода и закопаете в горах, то успеете до комендантского часа. А я приберу здесь. Раньше утра его по-настоящему не хватятся.
***
Мы возвращались в деревню. Лошадь Себастьяна неторопливо перебирала копытами. Старой каменной дорогой никто уже не пользовался с тех пор, как проложили асфальт, лишь наши пастухи перегоняли здесь овец с пастбища. К счастью, сегодня не было и их.
— Какой я идиот, — вдруг громко сказал Матей.
Лошадь пошевелила ухом, словно понимала, о чем он. А я промолчал. Чего тут теперь скажешь?
— Идиот, — повторил Матей. — Вы-то ладно, но я-то о чем вообще думал? Какой к дьяволу звук? То, что по нашу сторону спица, — по ту сторону столб диаметром в сотню километров. Что про нашу сторону звук — по ту сторону просто толчки! Кто сказал, что звуковая волна сохранит частоту? Звуковая волна естественно разъехалась вместе с размерами спицы! Мы никогда ничего не услышим сверху! И никогда ничего не сможем сообщить вниз! Даже если нацарапаем какое-нибудь слово на материке — это вряд ли прочтут даже на снимках из космоса!
— Скажи, — повернулся я. — А как такое может быть, что наша планета одновременно и здесь и там?
— Не поймешь, — качнул головой Матей. — Я сам не до конца понимаю. Даже Грегор Кавинеч не все понимал.
— А граф Кавендиш?
— Вот Кавендиш понимал, — уверенно кивнул Матей. — Потому и не пускал в лабораторию даже прислугу, а перед смертью постарался все уничтожить.
Я откинулся на сено и стал глядеть в низкое синее небо.
— Раньше думал, только Господь может на нас смотреть сверху… — произнес я, задумчиво кусая соломинку.
Матей ничего не ответил.
— Как думаешь, — спросил я шепотом, — Господь сверху видел, как мы его закапывали?
— Господь никому не расскажет, — хмуро откликнулся Матей. — А ты не кори себя, это мой грех. Он как залез на чердак, а я как представил, что начнется, если эта штука попадет в руки натовцам… — Он умолк.
— Может, это действительно проделки Дьявола?
— Нет, Влад, физика. Просто физика.
— Тогда объясни, как она работает!
— Ну, пространство… — неохотно начал Матей. — Мы привыкли считать, что оно трехмерное. А на самом деле оно псевдотрехмерное, плоское. Потому что построено из элементов, которые не трехмерные. Орбита электрона — не трехмерная. И протон не трехмерный. Понимаешь? Поэтому в любой точке пространство можно раздвинуть и увидеть его далекую-далекую изнанку.
— Ты можешь как-нибудь попроще?
— Да пошел ты… — отмахнулся Матей. — Я же сказал, не поймешь.
— Нет, — настаивал я. — Ты скажи, как такое может быть, что мы можем взять в ладони всю Землю вместе с нами, не выходя с чердака замка, который на ней же и построен?
Матей сел на телеге и посмотрел на меня.
— Но ты же когда-то в школе поверил, что ученые сумели взвесить Землю, не выходя из лаборатории, которая на ней же и построена? Это же все равно, что держать в руке весы, на которых сам взвешиваешься, верно? Но нам рассказали об этом в школе, и ты поверил, что такое можно сделать. А тут ты все видел своими глазами — и не можешь понять?
Я задумался. Небо плыло над головой, светлое и чистое. Трудно было поверить, что кто-то, кроме Господа, такой же большой и всесильный может на нас оттуда смотреть. Я закрыл глаза и стал мысленно читать молитву.
***
Что-то присутствовало вокруг, что очень мне мешало. Наконец я понял, что мешаю себе я сам. Это было очень странное и до ужаса неприятное состояние. Я напрягся и распахнул глаза — резко, как распахивал перед туристами, поднимаясь в гробу. В мозг ворвался ослепительный свет, как будто разом включились тысячи фотовспышек. Голову словно пронзила раскаленная спица, я застонал и закрыл глаза.
— Лежи, лежи, Влад… — услышал я голос старого дядюшки Габи и почувствовал, как на лоб опустилась холодная тряпка.
Остро пахло лавандовой водой и еще чем-то едким, медицинским. Раскаленная спица не спешила вылезать из головы.
— Где мы? — прошептал я.
— Все хорошо, — тихо сказал Габи. — Ты у меня дома. Ты уже выздоравливаешь.
— А где… все? — выдохнул я.
Габи ничего не ответил. У меня не оказалось сил ни удивиться ни растеряться, я просто почувствовал, что проваливаюсь в сон, и сопротивляться не стал.
Когда я пришел в себя снова, Габи все так же сидел у моей кровати. В комнате было темно, лампочка под потолком светила тускло. На этот раз глаза открылись с трудом, но без боли. Очень хотелось пить и есть. Я сказал об этом Габи, и он вскоре вернулся с чашкой теплого бульона. За это время я успел слегка приподняться и осмотреться. Ощупав голову, понял, что она замотана бинтами. Похоже, там была и засохшая кровь.
— Дядюшка Габи, что случилось? — спросил я.
— Ты ничего не помнишь?
— Нет…
— Совсем ничего? Натовцы разбили тебе голову прикладом, — сообщил Габи. — Ты был без сознания неделю.
— Целую неделю? — Я попытался сесть на кровати, но голова кружилась.
— Да, семь дней ты метался и бредил.
— Бредил? — насторожился я. — О чем-то таком… рассказывал? Ну… необычном?
— Да, — кивнул дядюшка Габи. — Ты молил Господа, чтобы он послал тебе осиновый карандаш.
— Осиновый карандаш?
— Да. Истыкать тело вампира, чтобы он подох.
— Понятно… — Я отпил из чашки. — А больше я ничего не говорил?
— Больше ничего. Зато это ты повторял круглые сутки.
Я поставил чашку на старенькую тумбочку у изголовья. На тумбочке стояла фотография покойной жены Габи в стеклянной оправке. Похоже, это была его комнатка и его постель.
— А почему я не дома, дядя Габи?
Он секунду помедлил и опустил взгляд.
— Твой дом сожгли, Влад.
— А отец?! - Я резко вскочил, и острая боль снова пронзила голову раскаленной спицей.
— Твоего отца больше нет, Влад, — тихо сказал Габи. — Его повесили на площади. За убитого туриста.
— Господи… — выдохнул я. — Как же… Ведь я… Ведь не я…
— Я знаю, Влад, — тихо сказал Габи. — Матей пошел к ним и во всем признался, а потом проглотил яд у них на глазах. У него был с собой яд. Он думал, что тогда они отпустят твоего отца, Себастьяна и Петру. Но они их повесили…
— Петра?.. Петра… умерла?
Габи ничего не ответил.
— Петра умерла? — повторил я. — Почему, Господи? Почему она? Почему они не повесили меня?
— Им было все равно, кого вешать, — ответил Габи. — Когда они нашли труп своего, решили наказать деревню. Мы для них на одно лицо, им главное, чтобы не было безнаказанности.
— Безнаказанности?! - заорал я. — Они смеют рассуждать о безнаказанности?!
— Еще рассказывают, они сняли ролик казни и пустили в интернет, будто это сделало наше правительство…
Я его не слышал.
— Но почему, почему они не повесили меня?
— Вешают тех, кто в сознании, — сказал Габи. — Ты вступился за Петру, когда пришли солдаты с базы, и тебя сразу ударили по голове.
— Но почему Петра?! - закричал я. — Почему ее?
— Она экскурсовод, отвечает за безопасность туристов…
Я ошарашенно умолк. Дядюшка Габи тоже молчал.
— А как они нашли труп?
— Они увидели сверху, как что-то закапывают в горах, — ответил Габи.
— Сверху?! Господи… — Я застонал и опустился на подушку.
— Со спутника, — объяснил Габи. — Он был отцом одного из военных. Когда стали искать, запросили кадры того дня со своих спутников. Увидели телегу Себастьяна и людей, которые что-то копали… Отправились туда и нашли труп.
Я молчал. Мне казалось, что жизнь кончена, и говорить больше не о чем.
— Перед тем, как пойти на базу, Матей зашел ко мне и велел передать тебе кое-что, — неохотно произнес Габи. — Он взял с меня клятву, что я тебе передам слово в слово. Но я не хочу передавать гадости.
— Что он сказал, дядюшка Габи?
— Думаю, это уже совсем не важно, Влад.
— А может, важно! — Я резко привстал.
— Он сказал, чтобы ты отправлялся в гроб.
— Что ж… спасибо ему на добром слове… — вздохнул я.
— Он сказал, ты разберешься.
***
Спустившись в подвал, я щелкнул выключателем и прошел до самого склепа, стараясь не смотреть на макет виселицы во второй комнате. Здесь все было, как прежде — экскурсий по замку с тех пор не водили. Я не рассчитывал, что догадка окажется верной, но ее надо было проверить. И как только я подошел к гробу, сердце уже забилось — еще раньше, чем я откинул ветошь и заглянул внутрь. Но сперва я прислонился к холодной каменной стене и немного постоял, чтобы прекратилось головокружение. Чувствовал я себе самым слабым и больным на земле, да и в душе было пусто — наверно так себя чувствует человек, искусанный вампирами.
Устройство я собрал прямо здесь, на полу склепа, подсоединив генератор к патрону лампочки. Собрать прибор оказалось легко — Матей обмотал контакты изолентой разных цветов, чтобы мне было легче разобраться. Я не помнил точно, какие ручки он крутил, но это тоже оказалось несложно.
На темном истоптанном камне послушно возник светлячок лазерного прицела и быстро разросся в хорошую дыру. Во только Земли там не было. Я сперва испугался, что делаю что-то не так, но, покрутив наугад ручки, заметил быстро мелькнувший в дыре синий край. Наверно, крутя ручки, можно было навести дыру как объектив и на Луну и на Солнце, но они меня не интересовали. Я вывел Землю точно в центр и залюбовался.
На глазок до нее было каких-то пять или десять сантиметров. Мне тоже почему-то очень хотелось протянуть руку и дотронуться до нее, пощупать пальцем, какая она? Мокрые ли океаны? Жесткие ли горы? Холодные ли шапки на полюсах?
Но потом взгляд упал на чужой далекий континент, и я сказал себе: стоп. Здесь действительно нужен острый и крепкий осиновый карандаш. По крайней мере, эти люди на моем месте не стали бы сомневаться, как не стали сомневаться, испытывая атомные бомбы. Осталось сходить в лавку тетушки Агаты, пока она ее не заперла.
Господи, — тихо произнес я, и глухое эхо склепа повторило мои слова. — Да пусть там люди, пусть они для кого-то другого милые и добрые, пусть у них и дети, и виноград. И пусть я за это попаду в ад. Но честное слово, как светло и ярко гореть в аду, если твою душу выпили до дна, и уже совсем нечего терять! февраль 2007, Москва
ЗДАНИЕ НОМЕР 1
А началось все с того, что однажды утром к дому подъехал фургон, из него выскочили смуглые муниципальные рабочие в синих комбинезонах и принялись выгружать рамы с новенькими стеклопакетами и рулоны пенолиума. Последней из фургона вынесли современную входную дверь — ее первым делом поставили взамен старой. Следующий час в доме звучала гортанная исламская речь, и вскоре все пять окошек на лестничных пролетах сверкали новыми стеклопакетами. Сама лестница оказалась покрыта свежим пенолиумом, ступеньки крыльца заменены на новые, пластиковые, на всех пролетах горели исправные светильники, и еще что-то сделали на крыше, но что — осталось загадкой. Старые рамы и двери рабочие зашвырнули в фургон и уехали, оставив на этажах запах строительной свежести и чуть-чуть пластиковой стружки.
— Ох, не к добру это, — бормотала тем же вечером баба Юля, бродя по лестнице с совком и веником, подметая стружку и ощупывая новые рамы. — Ох, не к добру.
И была, как мы скоро убедимся, абсолютно права.
— Ох, не к добру это, — бормотала тем же вечером баба Юля, бродя по лестнице с совком и веником, подметая стружку и ощупывая новые рамы. — Ох, не к добру.
И была, как мы скоро убедимся, абсолютно права.