Страница:
Мавлади развернулся и прошел в кабину пилотов. Там уже все было сделано по плану — весь экипаж самолета был скован наручниками и уложен на полу, рты их были заклеены жестким скотчем. Мавлади сел к микрофону, быстро связался с диспетчерской и сделал первое заявление.
Когда через некоторое время на связь вышел комендант Сидоров, Мавлади несколько опешил. Действительно, штаб предусмотрел в операции почти все, не предусмотрел он только одного — что с российской стороны делом займутся такие идиоты и придется работать с вязкой бюрократической машиной. Почему-то Мавлади рассчитывал, что операцию с той стороны поведут опытные работники из высших эшелонов ФСБ — ведь случай действительно был из ряда вон выходящий. Если же прошло столько времени, и переговоры стал вести какой-то местный полковник, значит российская сторона не оценила ситуации. В голову Мавлади закралась мысль — а вдруг дело завязнет в российской бюрократической машине, затянется и окончится ничем? Ведь расстрелами пассажиров можно воздействовать на людей, но не на бездушную машину — что ей с того? Уполномоченные лица на очередном докладе ответят, мол, вот такие бесчеловечные террористы, несмотря на наши меры уничтожили пассажиров и нам пришлось их уничтожить боевыми средствами. При штурме самолета оставшиеся пассажиры погибли, экипаж погиб, террористы обезврежены. М может кто-то получит медаль за выполнение этого задания…
Поэтому Мавлади пытался по интонации растревоженного полковника Сидорова понять — как же все-таки отнеслись в верхах к происшествию, насколько серьезно, и какие меры будут приняты? Когда Сидоров заговорил о беременной, Мавлади понял, что российскую сторону действительно заботит судьба пассажиров, и это было хорошо. Поэтому он согласился обменять ее на журналистов. К сожалению он не мог связаться со штабом, хотя радиооборудование рубки «Боинга» наверняка позволяло выйти на любую волну, возможно даже на многие сотни километров. Но боевики знали как оперативно может действовать российская сторона, как моментально засекается волна передатчика и отправляется на пеленг ракета… Поэтому решение Мавлади принял на свой страх и риск, подсчитав, что терять тут нечего и конечно ни одна разведка в мире не сумеет за несколько минут подготовить агентов, одев их журналистами и выписав им фальшивые документы — а документы Мавлади собирался проверить у всех без исключения.
Когда ему доложили, что со стороны аэропорта направляется группа людей в сопровождении двух охранников, Мавлади снова связался с диспетчерской. На связь вышел все тот же Сидоров.
— Сидоров, что это за люди? — резко спросил Мавлади.
— Дак эта журналисты для обмена! — откликнулся Сидоров.
— Я вижу, не слепой. А кто это с ними?
— Сопровождающие.
— Вооружены?
— Ну а как же — внутренняя охрана аэропорта! — с неуместной гордостью отозвался Сидоров.
— Убрать немедленно, иначе я открываю огонь!
— Да как же теперь убрать? Они уже пошли. Да все равно вокруг самолета охрана аэропорта.
— Я сказал убрать или я открываю огонь! К самолеты подойдут только журналисты! — рявкнул Мавлади так, что, казалось, дрогнуло стекло кабины.
— Сейчас попробую. — испуганно сказал Сидоров и в микрофоне щелкнуло.
Прошла минута, люди приближались к самолету. Вдруг от отряда сосредоточившегося около самолета, отделился человек и пошел навстречу процессии. Он подошел к ним и стал что-то говорить, махая руками и озираясь на самолет.
— Вот это организация! — с презрением произнес Мавлади. — Даже передатчик один на всех.
— А? — тут же отозвался Сидоров из динамика.
— Значит так, — распорядился Мавлади, — слушай внимательно. Сейчас из самолета выйдет мой человек. Он будет вооружен. Он спустится по лестнице и к нему подойдут журналисты. Все шестеро. Пусть они делают то, что он скажет — что бы он не приказал, хоть раздеться догола — понятно? Мой человек возьмет с собой двоих, после чего мы спустим беременную.
— Нет. — сказал Сидоров неожиданно твердо. — У меня приказ — сначала беременную.
Мавлади помолчал, размышляя.
— Хорошо. Тогда сначала выходит мой человек, затем на веревке мы спускаем беременную и он — только он — ее внизу принимает. Тут же подходят журналисты, двое — кого мы выберем — забираются по трапу в самолет, затем поднимается мой человек, затем оставшиеся журналисты отходят и уносят беременную. Все понятно?
— Согласен. — сказал Сидоров.
— Предупреждаю — без глупостей, малейшее отклонение от плана и я стреляю. У журналистов не должно быть радиопередатчиков и оружия, включая газовые баллончики — мы проверим. И не дай тебе Аллах сделать глупость…
— Понял. — сказал Сидоров.
Мавлади отключил селектор и вызвал Тимура. Объяснил ему задание и приказал выбрать двух наименее подозрительных журналистов, а у остальных проверить документы и доложить.
— Мне надо вылезти под пушки спецназа? — переспросил Тимур.
— Спецназ тебя не тронет, мне нужна беременная.
Мавлади подошел к командиру экипажа и пнул его ногой.
— Эй ты!
Помощник Мавлади тут же развернул командира и снял с его рта скотч.
— Эй, у вас есть в этой заднице веревка? Надо кое-кого подвесить.
— Вас? — испуганно спросил командир экипажа.
— Тебя, суку! — побагровел Мавлади, пнул командира экипажа в солнечное сплетение и грозно повел автоматом, висящим на шее. — Отвечай, падла!
— Их… — прошелестел командир и у него перехватило дыхание.
— Вас, их — отвечай, с-сука, где веревка! Ты что совсем обгадился от страха?
— Их… нихт… ферштен… — еле слышно прошептал командир и закашлялся.
Мавлади взглянул на его белое вытянутое лицо и все понял — это же была немецкая авиакомпания, весь экипаж немцы. Он кивнул помощнику и тот снова заклеил рот командира скотчем. Мавлади подошел к стюардессе — она неуклюже сидела в углу, юбка ее сбилась на живот, обнажив белые ноги стюардессы. Под взглядом Мавлади стюардесса сжалась и попыталась поправить юбку, но руки ее были скованы и ей это не удалось. Помощник сдернул скотч с ее лица. Мавлади не успел задать свой вопрос, как стюардесса торопливо произнесла на чистом русском:
— Веревки нет! Есть спас-трап, на нем веревка — он вот здесь, за той перегородкой.
Ей снова заклеили рот, и Мавлади взломал шкаф за переборкой — там действительно оказался скрученный надувной аварийный трап, по бокам которого тянулись веревки. Достав нож, Мавлади срезал веревку. Беременную уже подтащили к люку, Мавлади собственноручно обвязал ее подмышками и кивнул — все приготовились, операция началась.
Тимур потянул рукоять на себя и люк отъехал. Пинком ноги он выбросил лестницу и стал спускаться. Автомат болтался и задевал за ступени, Тимуру казалось, что он спускается целую вечность и в любой момент раздастся выстрел из-за стоящих в десяти метрах от самолета машин внутренней охраны. Но выстрела не было. Затем двое боевиков стали спускать беременную — она была вне себя от ужаса и не совсем понимала что происходит, болтала в воздухе ногами и цеплялась за лестницу, однако сейчас это не имело никакого значения. Тимур схватил ее внизу и поставил на бетон. Увидев трупы, разбросанные вокруг, беременная потеряла сознание и повисла на веревках. Это сейчас тоже не имело значения. Тимур оглянулся и поднял руку — тотчас же из-за машин вышли гуськом шестеро журналистов.
— Руки за голову! — скомандовал Тимур, — Подходи по одному! — для убедительности он повел автоматом. Беременную он держал перед собой, прикрываясь ею.
Тимур был опытным боевиком и неплохо разбирался в психологии. Сейчас он видел, что журналисты насмерть перепуганы. Было понятно, что предложение стать заложником бандитов казалось им заманчивым только до того момента, пока они не покинули теплое дружелюбное и охраняемое здание аэропорта, не вступили на бетон взлетной полосы. Теперь они безусловно жалели, что пошли на эту авантюру. С удивлением Тимур увидел среди журналистов женщину. Он хмуро оглядел ее с ног до головы и под его взглядом она вся побледнела — в глазах ее читался нескрываемый ужас, словно перед ней стояло чудовище. Про себя Тимур отметил, что обязательно возьмет ее в самолет. Оставалось выбрать еще одного. Парня со значком «Вести» Тимур сразу отбросил — несмотря на то, что парень был явно перепуган до смерти, он был очень хорошо развит физически, подозрительно развит для журналиста. И этот значок «Вести» налепленный напоказ…
— Ты! — Тимур ткнул в него пальцем, — Приготовить документы.
Парень полез во внутренний карман куртки и Тимур напрягся и навел на него ствол.
Дрожащей рукой парень вынул какую-то корочку.
— Разверни. — потребовал Тимур.
Это была пластиковая карточка, на ней в углу была витиеватая надпись «Вести», такая же как на значке, а чуть ниже была вплавлена в прозрачный пластик фотография — несомненно это была его фотография.
— Руки с удостоверением за голову, два шага влево. Следующий!
Следующим оказался журналист газеты «МК» — тощий темноволосый парень лет двадцати семи. За ним шли какие-то «Коммерсанты», «Аргументы» и прочие названия, даже какое-то радио. Тимур не знал как должны выглядеть документы прессы, тем более что все они были разные, но он чувствовал, что документы настоящие. Хотя у одного журналиста документов не оказалось — он клялся что не знал о том, что их нужно взять, и оставил их в своем дипломате, в комендатуре аэропорта. Что ж, это тоже было вполне похоже на правду. Зато у него оказался с собой пропуск в Мэрию Москвы — невзрачная розовая картонка с красной полосой поперек, крупной буквой "А" и надписью «временный пропуск номер 28». Тимур не знал как выглядит пропуск в Мэрию, и картонка без надписи «Мэрия» казалась ему подозрительной — этого человека Тимур тоже забраковал. Оставалось трое.
Тимур огляделся в последний раз, прошелся взглядам по лицам. Он верил в свое чутье и интуицию, а интуиция ему подсказывала, что кроме девушки нужно взять толстяка из «Коммерсанта».
Тимур скомандовал:
— Ты и ты остаются, остальные два шага назад.
Журналисты попятились. Тимур огляделся — вроде все было нормально.
— Женщина, подойди ко мне. Оружие, радиопередатчики?
Испуганная журналистка приблизилась.
— Подойди сюда, не съем. — повторил Тимур.
Журналистка подошла и Тимур довольно вольготно похлопал ее по бедрам и карманам блузки — ничего подозрительного не было.
— Теперь ты.
Лысеющий журналист из «Коммерсант-дейли» подошел к Тимуру, и тот повторил процедуру осмотра с ним, только уже более тщательно, заставив вывернуть все карманы. Решительным образом ничего подозрительного у журналистов не было. Даже диктофона не было.
— Наверх! — скомандовал Тимур, — Сначала женщина.
Словно на ватных ногах, журналистка приблизилась к веревочной лестнице и в нерешительности остановилась — лестница раскачивалась и выглядела крайне ненадежно, наверху чернело отверстие люка, а из него тянулись к беременной два тонких каната, которыми та все еще была обвязана.
— Быстро! — рявкнул Тимур.
Журналистка схватилась за веревочную ступеньку, а толстяк-журналист, стоявший до этого растерянно, бросился к ней и стал неуклюже ее подсаживать что-то бормоча. Журналистка уцепилась, поднялась еще на две ступеньки, затем покачнулась, но удержалась и снова стала карабкаться вверх. У самого верха ее схватили сильные руки боевиков Мавлади и втащили в люк. Тимур кивнул толстяку. Не переставая что-то бормотать, тот стал взбираться по лестнице — это ему удавалось еще хуже чем журналистке. Наконец и он скрылся в люке.
Тимур презрительно сплюнул на бетон и еще раз оглянулся — все было спокойно. Тогда он медленно положил на бетон начавшую приходить в себя роженицу и проворно исчез в люке. Лестница убралась, упали сверху концы веревок, к которым была привязана несчастная будущая мать, и люк захлопнулся.
Оставшиеся журналисты схватили беременную и быстро отошли за машины охраны аэропорта. Воспользовавшись случаем двое охранников вышли им навстречу и заодно оттащили трупы, которые по прежнему валялись на бетоне. Тотчас словно из под земли появился фургончик «скорой помощи», журналисты и спасенная пассажирка вошли в него, и фургон уехал к зданию аэропорта. Другой подъехавший фургон забрал трупы.
— Доложите ваши дальнейшие шаги. — сказал Крылов. — Нужны ли еще подразделения «Альфа»? И как ваши люди будут действовать внутри самолета? Вы кажется обещали нам, Гриценко, что стрельбы в салоне и трупов не будет, не так ли?
— Не будет. У моих людей нет ни огнестрельного оружия, ни ножей.
— Вы их отпустили безоружными? — Крылов поднял брови.
— Мои безоружные люди всегда вооружены до зубов. Что там с парашютами?
— Зачем парашюты? — удивился Крылов.
— Я должен предусмотреть и вариант неудачи.
— Что-то вы потеряли боевой настрой. — произнес Крылов внимательно изучая его лицо. — Или что-то идет не по вашему плану? Я подчеркиваю — мне до сих пор не известен план ваших действий в самолете. Мы обсуждали только то, как вашим людям попасть в самолет. И теперь, когда они туда попали, вы требуете парашюты? И Налмурадова прикажете тоже подготовить к выдаче?
— Мой вариант неудачи с парашютами у меня все равно удачнее чем прямой лобовой штурм спецотрядами. А Налмурадов мне не нужен. Обойдемся без Налмурадова. Но парашюты подготовьте в течение десяти минут и передайте в распоряжение моих техников в аэропорту для обработки.
— Стропы обрежете? — усмехнулся Сырчуков.
Гриценко не удостоил его взглядом. Крылов кивнул лейтенанту у дверей и отдал приказ о срочной доставке парашютов. «Моим техникам» — хмыкнул про себя Крылов. В институте Гриценко было всего две должности — боец и техник. Даже инструктора рукопашного боя назывались техниками, впрочем это было недалеко от истины — средства обучения рукопашному бою были необычны. Теперь Гриценко перекинул в аэропорт почти весь персонал своего института. Крылов давно подозревал, что все эти разделения на «техников» и «бойцов» довольно условны — у него была информация по своим каналам, что большинство этих «техников» и «научных сотрудников» прекрасно владеют и боевыми навыками — по крайней мере гриценковские тренажерные комплексы и полигоны, занимавшие два громадных подземных этажа, никогда не простаивали — днем и ночью там шли тренировки, причем не всегда бойцов. Крылов подозревал, что из всех сотрудников института при случае Гриценко мог собрать неплохую боевую армию — любой лаборант института Гриценко был не так уж плох в бою, это было девизом Гриценко, который висел актовом зале института — «воевать должен боец, уметь воевать должен каждый». Громадный институт Гриценко не подчинялся Крылову, собственно дело обстояло так, что он вообще не подчинялся напрямую никому — ни Министерству обороны, ни ФСБ. Было загадкой как хитрющему Гриценко удалось этого добиться. Но Крылов оценил мощь базы Гриценко только сейчас — когда к зданию аэропорта быстро и без особого шума стеклись несколько десятков автобусов. Людей Гриценко приехало около двухсот — каждый из них хорошо знал свое дело, свою задачу и одет был в штатское. Гриценко потребовал чтобы его людям предоставили все помещения, которые они попросят, а попросили они много. Но и это было улажено. Крылову доложили, что техники Гриценко привезли какую-то аппаратуру, какие-то баллоны, приборы, локаторы — и все это мобильно смонтировали в служебных помещениях аэропорта буквально за считанные минуты. Крылову было непонятно что все это значит — Гриценко обещал, что не будет штурма, а похоже все-таки готовит штурм. Все это снова пронеслось в голове Крылова, и тут послышался голос руководителя отряда «Альфа»:
— Надо было пока люк открыт кинуть газовую паралитическую гранату.
— Чтобы террористы успели перестрелять всех пассажиров? — одернул его Крылов и тот смолк.
Крылов вопросительно посмотрел на Гриценко — тот не вставал со своего кресла за переговорным пультом с самого начала операции. Вот и сейчас он сидел, накинув петлю наушников на одно ухо и непонятно было — то ли он постоянно слушает доклады своих людей из аэропорта, то ли просто ждет чего-то.
Гриценко уловил вопросительный взгляд Крылова и объяснил:
— Минут через пятнадцать мои люди обезвредят террористов. Сейчас они докладывают ситуацию и наводят снайпера.
— Что?? — Крылов дернулся от неожиданности. — Кому докладывают? Какого еще снайпера?
— Докладывают мне и друг другу.
— Но у них же не было с собой передатчиков?
— У них с собой все.
— Но это же заметят?
— Эфир никто не прослушивает, хотя волна передатчиков по-своему кодируется. А разговаривают они на псевдокоде. Внешне это выглядит как обычная бестолковая речь или еле слышное бормотание. Что касается снайпера — то он нужен для подстраховки. У нас многократная подстраховка — это и есть та самая прокладка дорог по которым нас повезет случайность.
Неожиданно Гриценко напрягся и прислушался — голос из наушника явно сообщал ему что-то важное, затем он щелкнул клавишами и отдал несколько неразборчивых команд. Потом снял наушники и повернулся к Крылову:
— Прошу прощения за нарушение субординации, но я попрошу доложить остальные обстоятельства дела.
— Какие — «остальные»?
— В этом деле работает еще одна сторона. Я буду благодарен если вы мне объясните как увязать расстрел пассажира-чеченца и ваши ненароком брошенные слова про видеозапись захвата — о том, что «снималось для совершенно других целей»? Каких именно?
— Гриценко, вам не кажется, что дела внутренней разведки не совсем входят в ваши обязанности?
— Так. Внутренняя разведка. Это уже меняет дело. Пассажир, убитый террористами — был ваш агент?
— Я не могу ответить на этот вопрос. Да и какая разница?
— Разница огромная — операция под угрозой срыва! — неожиданно рявкнул Гриценко. — Кто еще из ваших в салоне? Там не должно быть никаких боевиков — кроме шестерых бандитов и одного бандита подсадного по кличке Хоси — это мы выяснили если вас интересует. Не должно быть никаких других сил — ни наших ни ваших ни бандитских! Или поставьте меня в известность — я чувствую, что здесь что-то очень не так…
Крылов оторопел от тона Гриценко — тон был просто непозволительным в разговоре с высшим руководством. Но еще больше резануло слух выражение Гриценко про «ваших», «наших» и «бандитских»… Значит отряды ФСБ и «Альфа» Гриценко считает чужими… Тот тем временем продолжал:
— Кто вколол чеченцу парализатор?
— Какой парализатор? — удивился Крылов.
— Чеченец был парализован до того как его расстреляли. Я хочу знать немедленно кто это сделал?
— Что за парализатор? — еще раз спросил Крылов.
— Мы имеем обыкновение копаться в трупах — у него в крови обнаружен парализатор. Так кто это сделал?
— Это не наши. — быстро сказал Крылов и оглянулся на генерала ФСБ Красновского. Тот кивнул.
— Кто был этот чеченец? — требовательно повторил Гриценко.
— Это был… скажем так — наш друг. — Крылов глянул на Красновского, тот снова едва заметно кивнул, и Крылов продолжил, — Этот человек выступает со стороны государственных структур Чечни за мирный союз, он должен был вести в Берлин материалы по тайному мирному соглашению.
— Тайному мирному? — переспросил Гриценко с издевкой в голосе.
— Да. — отрезал Крылов, — тайному и мирному. У нас была информация, что за ним следят.
— Какие материалы он вез и кто за ним мог следить? — быстро спросил Гриценко.
Крылов взглянул на Красновского и тот медленно произнес:
— Не кажется ли вам, Гриценко, что вы совершенно выходите за рамки своей компетенции?
— Не кажется! — отрезал Гриценко.
Вдруг из селектора раздался голос диспетчера:
— Первый террорист вызывает полковника Сидорова на связь!
— Сидоров занят — он принимает парашюты и освободится через пять минут! — рявкнул Гриценко, нажал другую клавишу и произнес: — Концепция изменилась, морозьте ситуацию.
Крылову был знаком термин «морозьте ситуацию» — им пользовались когда запланированная операция приостанавливалась, но все должны были оставаться на своих местах и продолжать свои занятия, ожидая дополнительных команд. Гриценко тем временем продолжал:
— Мои люди делают колоссальную работу! Они разрабатывают, координируют, анализируют мельчайшие детали! Например трое моих специалистов только что закончили изучение архивных чертежей конструкции самолета этого типа с одной лишь целью — указать снайперам места в обшивке, под которыми проходят опорные металлические каркасы, и следовательно есть вероятность отклонения пули от курса. Вы понимаете что это значит? Мы рассчитываем вероятность отклонения пули для каждого запасного — подчеркиваю — запасного снайпера. А тут оказывается, что в салоне происходят еще какие-то чужие игры о которых мы даже и не знаем! Есть ли в салоне огнестрельное оружие? Отвечайте! — Гриценко повернулся к Красновскому.
— Я отказываюсь отвечать! — гордо сказал Красновский. — У нас есть свои секреты — вы же не включаете на весь штаб то, что звучит в вашем наушнике?
— Да сколько угодно! — Гриценко рванул микшер и зал заполнили множественные голоса, нахлынувшие тугой волной из динамика пульта. Разобрать что-нибудь было сложно — кто-то коротко переговаривался, кто-то шепотом вздыхал, кто-то диктовал цифры со странными интонациями — то взвизгивающими, то опускающимися в басовый регистр, и на фоне этого рыдала какая-то женщина, повторяя на разный лад: «Ой, что же это будет… Ой, что же это будет… Ой, что же это…» И Красновский и даже Крылов замерли — они готовы были услышать все что угодно, но не такую какофонию звуков. И вдруг на шипящем выдохе прозвучало властным голосом: «аноль!» — и тут же все голоса смолкли, а затем послышался выстрел, шумный удар и чей-то истеричный визг.
Смысл команды «ноль» знали все в штабе — Гриценко предупредил, что когда он произнесет «ноль» — это будет командой к началу операции внутри самолета. В принципе при благоприятной ситуации это команду мог дать любой из оперативников, но что означает «аноль»?
— Аварийное начало операции всеми силами со снайперской подстраховкой. — произнес Гриценко упавшим голосом, словно отвечая на незаданный вопрос. Что-то пошло не так. Что-то пошло аварийно не так. — он вдруг словно обмяк в своем кресле и только теперь стало понятно в каком напряжении он находился все это время. Но теперь было поздно думать, анализировать и отдавать приказы — ситуация вышла из под контроля и от Гриценко не зависело ничего.
Когда через некоторое время на связь вышел комендант Сидоров, Мавлади несколько опешил. Действительно, штаб предусмотрел в операции почти все, не предусмотрел он только одного — что с российской стороны делом займутся такие идиоты и придется работать с вязкой бюрократической машиной. Почему-то Мавлади рассчитывал, что операцию с той стороны поведут опытные работники из высших эшелонов ФСБ — ведь случай действительно был из ряда вон выходящий. Если же прошло столько времени, и переговоры стал вести какой-то местный полковник, значит российская сторона не оценила ситуации. В голову Мавлади закралась мысль — а вдруг дело завязнет в российской бюрократической машине, затянется и окончится ничем? Ведь расстрелами пассажиров можно воздействовать на людей, но не на бездушную машину — что ей с того? Уполномоченные лица на очередном докладе ответят, мол, вот такие бесчеловечные террористы, несмотря на наши меры уничтожили пассажиров и нам пришлось их уничтожить боевыми средствами. При штурме самолета оставшиеся пассажиры погибли, экипаж погиб, террористы обезврежены. М может кто-то получит медаль за выполнение этого задания…
Поэтому Мавлади пытался по интонации растревоженного полковника Сидорова понять — как же все-таки отнеслись в верхах к происшествию, насколько серьезно, и какие меры будут приняты? Когда Сидоров заговорил о беременной, Мавлади понял, что российскую сторону действительно заботит судьба пассажиров, и это было хорошо. Поэтому он согласился обменять ее на журналистов. К сожалению он не мог связаться со штабом, хотя радиооборудование рубки «Боинга» наверняка позволяло выйти на любую волну, возможно даже на многие сотни километров. Но боевики знали как оперативно может действовать российская сторона, как моментально засекается волна передатчика и отправляется на пеленг ракета… Поэтому решение Мавлади принял на свой страх и риск, подсчитав, что терять тут нечего и конечно ни одна разведка в мире не сумеет за несколько минут подготовить агентов, одев их журналистами и выписав им фальшивые документы — а документы Мавлади собирался проверить у всех без исключения.
Когда ему доложили, что со стороны аэропорта направляется группа людей в сопровождении двух охранников, Мавлади снова связался с диспетчерской. На связь вышел все тот же Сидоров.
— Сидоров, что это за люди? — резко спросил Мавлади.
— Дак эта журналисты для обмена! — откликнулся Сидоров.
— Я вижу, не слепой. А кто это с ними?
— Сопровождающие.
— Вооружены?
— Ну а как же — внутренняя охрана аэропорта! — с неуместной гордостью отозвался Сидоров.
— Убрать немедленно, иначе я открываю огонь!
— Да как же теперь убрать? Они уже пошли. Да все равно вокруг самолета охрана аэропорта.
— Я сказал убрать или я открываю огонь! К самолеты подойдут только журналисты! — рявкнул Мавлади так, что, казалось, дрогнуло стекло кабины.
— Сейчас попробую. — испуганно сказал Сидоров и в микрофоне щелкнуло.
Прошла минута, люди приближались к самолету. Вдруг от отряда сосредоточившегося около самолета, отделился человек и пошел навстречу процессии. Он подошел к ним и стал что-то говорить, махая руками и озираясь на самолет.
— Вот это организация! — с презрением произнес Мавлади. — Даже передатчик один на всех.
— А? — тут же отозвался Сидоров из динамика.
— Значит так, — распорядился Мавлади, — слушай внимательно. Сейчас из самолета выйдет мой человек. Он будет вооружен. Он спустится по лестнице и к нему подойдут журналисты. Все шестеро. Пусть они делают то, что он скажет — что бы он не приказал, хоть раздеться догола — понятно? Мой человек возьмет с собой двоих, после чего мы спустим беременную.
— Нет. — сказал Сидоров неожиданно твердо. — У меня приказ — сначала беременную.
Мавлади помолчал, размышляя.
— Хорошо. Тогда сначала выходит мой человек, затем на веревке мы спускаем беременную и он — только он — ее внизу принимает. Тут же подходят журналисты, двое — кого мы выберем — забираются по трапу в самолет, затем поднимается мой человек, затем оставшиеся журналисты отходят и уносят беременную. Все понятно?
— Согласен. — сказал Сидоров.
— Предупреждаю — без глупостей, малейшее отклонение от плана и я стреляю. У журналистов не должно быть радиопередатчиков и оружия, включая газовые баллончики — мы проверим. И не дай тебе Аллах сделать глупость…
— Понял. — сказал Сидоров.
Мавлади отключил селектор и вызвал Тимура. Объяснил ему задание и приказал выбрать двух наименее подозрительных журналистов, а у остальных проверить документы и доложить.
— Мне надо вылезти под пушки спецназа? — переспросил Тимур.
— Спецназ тебя не тронет, мне нужна беременная.
Мавлади подошел к командиру экипажа и пнул его ногой.
— Эй ты!
Помощник Мавлади тут же развернул командира и снял с его рта скотч.
— Эй, у вас есть в этой заднице веревка? Надо кое-кого подвесить.
— Вас? — испуганно спросил командир экипажа.
— Тебя, суку! — побагровел Мавлади, пнул командира экипажа в солнечное сплетение и грозно повел автоматом, висящим на шее. — Отвечай, падла!
— Их… — прошелестел командир и у него перехватило дыхание.
— Вас, их — отвечай, с-сука, где веревка! Ты что совсем обгадился от страха?
— Их… нихт… ферштен… — еле слышно прошептал командир и закашлялся.
Мавлади взглянул на его белое вытянутое лицо и все понял — это же была немецкая авиакомпания, весь экипаж немцы. Он кивнул помощнику и тот снова заклеил рот командира скотчем. Мавлади подошел к стюардессе — она неуклюже сидела в углу, юбка ее сбилась на живот, обнажив белые ноги стюардессы. Под взглядом Мавлади стюардесса сжалась и попыталась поправить юбку, но руки ее были скованы и ей это не удалось. Помощник сдернул скотч с ее лица. Мавлади не успел задать свой вопрос, как стюардесса торопливо произнесла на чистом русском:
— Веревки нет! Есть спас-трап, на нем веревка — он вот здесь, за той перегородкой.
Ей снова заклеили рот, и Мавлади взломал шкаф за переборкой — там действительно оказался скрученный надувной аварийный трап, по бокам которого тянулись веревки. Достав нож, Мавлади срезал веревку. Беременную уже подтащили к люку, Мавлади собственноручно обвязал ее подмышками и кивнул — все приготовились, операция началась.
Тимур потянул рукоять на себя и люк отъехал. Пинком ноги он выбросил лестницу и стал спускаться. Автомат болтался и задевал за ступени, Тимуру казалось, что он спускается целую вечность и в любой момент раздастся выстрел из-за стоящих в десяти метрах от самолета машин внутренней охраны. Но выстрела не было. Затем двое боевиков стали спускать беременную — она была вне себя от ужаса и не совсем понимала что происходит, болтала в воздухе ногами и цеплялась за лестницу, однако сейчас это не имело никакого значения. Тимур схватил ее внизу и поставил на бетон. Увидев трупы, разбросанные вокруг, беременная потеряла сознание и повисла на веревках. Это сейчас тоже не имело значения. Тимур оглянулся и поднял руку — тотчас же из-за машин вышли гуськом шестеро журналистов.
— Руки за голову! — скомандовал Тимур, — Подходи по одному! — для убедительности он повел автоматом. Беременную он держал перед собой, прикрываясь ею.
Тимур был опытным боевиком и неплохо разбирался в психологии. Сейчас он видел, что журналисты насмерть перепуганы. Было понятно, что предложение стать заложником бандитов казалось им заманчивым только до того момента, пока они не покинули теплое дружелюбное и охраняемое здание аэропорта, не вступили на бетон взлетной полосы. Теперь они безусловно жалели, что пошли на эту авантюру. С удивлением Тимур увидел среди журналистов женщину. Он хмуро оглядел ее с ног до головы и под его взглядом она вся побледнела — в глазах ее читался нескрываемый ужас, словно перед ней стояло чудовище. Про себя Тимур отметил, что обязательно возьмет ее в самолет. Оставалось выбрать еще одного. Парня со значком «Вести» Тимур сразу отбросил — несмотря на то, что парень был явно перепуган до смерти, он был очень хорошо развит физически, подозрительно развит для журналиста. И этот значок «Вести» налепленный напоказ…
— Ты! — Тимур ткнул в него пальцем, — Приготовить документы.
Парень полез во внутренний карман куртки и Тимур напрягся и навел на него ствол.
Дрожащей рукой парень вынул какую-то корочку.
— Разверни. — потребовал Тимур.
Это была пластиковая карточка, на ней в углу была витиеватая надпись «Вести», такая же как на значке, а чуть ниже была вплавлена в прозрачный пластик фотография — несомненно это была его фотография.
— Руки с удостоверением за голову, два шага влево. Следующий!
Следующим оказался журналист газеты «МК» — тощий темноволосый парень лет двадцати семи. За ним шли какие-то «Коммерсанты», «Аргументы» и прочие названия, даже какое-то радио. Тимур не знал как должны выглядеть документы прессы, тем более что все они были разные, но он чувствовал, что документы настоящие. Хотя у одного журналиста документов не оказалось — он клялся что не знал о том, что их нужно взять, и оставил их в своем дипломате, в комендатуре аэропорта. Что ж, это тоже было вполне похоже на правду. Зато у него оказался с собой пропуск в Мэрию Москвы — невзрачная розовая картонка с красной полосой поперек, крупной буквой "А" и надписью «временный пропуск номер 28». Тимур не знал как выглядит пропуск в Мэрию, и картонка без надписи «Мэрия» казалась ему подозрительной — этого человека Тимур тоже забраковал. Оставалось трое.
Тимур огляделся в последний раз, прошелся взглядам по лицам. Он верил в свое чутье и интуицию, а интуиция ему подсказывала, что кроме девушки нужно взять толстяка из «Коммерсанта».
Тимур скомандовал:
— Ты и ты остаются, остальные два шага назад.
Журналисты попятились. Тимур огляделся — вроде все было нормально.
— Женщина, подойди ко мне. Оружие, радиопередатчики?
Испуганная журналистка приблизилась.
— Подойди сюда, не съем. — повторил Тимур.
Журналистка подошла и Тимур довольно вольготно похлопал ее по бедрам и карманам блузки — ничего подозрительного не было.
— Теперь ты.
Лысеющий журналист из «Коммерсант-дейли» подошел к Тимуру, и тот повторил процедуру осмотра с ним, только уже более тщательно, заставив вывернуть все карманы. Решительным образом ничего подозрительного у журналистов не было. Даже диктофона не было.
— Наверх! — скомандовал Тимур, — Сначала женщина.
Словно на ватных ногах, журналистка приблизилась к веревочной лестнице и в нерешительности остановилась — лестница раскачивалась и выглядела крайне ненадежно, наверху чернело отверстие люка, а из него тянулись к беременной два тонких каната, которыми та все еще была обвязана.
— Быстро! — рявкнул Тимур.
Журналистка схватилась за веревочную ступеньку, а толстяк-журналист, стоявший до этого растерянно, бросился к ней и стал неуклюже ее подсаживать что-то бормоча. Журналистка уцепилась, поднялась еще на две ступеньки, затем покачнулась, но удержалась и снова стала карабкаться вверх. У самого верха ее схватили сильные руки боевиков Мавлади и втащили в люк. Тимур кивнул толстяку. Не переставая что-то бормотать, тот стал взбираться по лестнице — это ему удавалось еще хуже чем журналистке. Наконец и он скрылся в люке.
Тимур презрительно сплюнул на бетон и еще раз оглянулся — все было спокойно. Тогда он медленно положил на бетон начавшую приходить в себя роженицу и проворно исчез в люке. Лестница убралась, упали сверху концы веревок, к которым была привязана несчастная будущая мать, и люк захлопнулся.
Оставшиеся журналисты схватили беременную и быстро отошли за машины охраны аэропорта. Воспользовавшись случаем двое охранников вышли им навстречу и заодно оттащили трупы, которые по прежнему валялись на бетоне. Тотчас словно из под земли появился фургончик «скорой помощи», журналисты и спасенная пассажирка вошли в него, и фургон уехал к зданию аэропорта. Другой подъехавший фургон забрал трупы.
* * *
— Ну вот и все. — Гриценко откинулся в кресле и оглядел собравшихся генералов.— Доложите ваши дальнейшие шаги. — сказал Крылов. — Нужны ли еще подразделения «Альфа»? И как ваши люди будут действовать внутри самолета? Вы кажется обещали нам, Гриценко, что стрельбы в салоне и трупов не будет, не так ли?
— Не будет. У моих людей нет ни огнестрельного оружия, ни ножей.
— Вы их отпустили безоружными? — Крылов поднял брови.
— Мои безоружные люди всегда вооружены до зубов. Что там с парашютами?
— Зачем парашюты? — удивился Крылов.
— Я должен предусмотреть и вариант неудачи.
— Что-то вы потеряли боевой настрой. — произнес Крылов внимательно изучая его лицо. — Или что-то идет не по вашему плану? Я подчеркиваю — мне до сих пор не известен план ваших действий в самолете. Мы обсуждали только то, как вашим людям попасть в самолет. И теперь, когда они туда попали, вы требуете парашюты? И Налмурадова прикажете тоже подготовить к выдаче?
— Мой вариант неудачи с парашютами у меня все равно удачнее чем прямой лобовой штурм спецотрядами. А Налмурадов мне не нужен. Обойдемся без Налмурадова. Но парашюты подготовьте в течение десяти минут и передайте в распоряжение моих техников в аэропорту для обработки.
— Стропы обрежете? — усмехнулся Сырчуков.
Гриценко не удостоил его взглядом. Крылов кивнул лейтенанту у дверей и отдал приказ о срочной доставке парашютов. «Моим техникам» — хмыкнул про себя Крылов. В институте Гриценко было всего две должности — боец и техник. Даже инструктора рукопашного боя назывались техниками, впрочем это было недалеко от истины — средства обучения рукопашному бою были необычны. Теперь Гриценко перекинул в аэропорт почти весь персонал своего института. Крылов давно подозревал, что все эти разделения на «техников» и «бойцов» довольно условны — у него была информация по своим каналам, что большинство этих «техников» и «научных сотрудников» прекрасно владеют и боевыми навыками — по крайней мере гриценковские тренажерные комплексы и полигоны, занимавшие два громадных подземных этажа, никогда не простаивали — днем и ночью там шли тренировки, причем не всегда бойцов. Крылов подозревал, что из всех сотрудников института при случае Гриценко мог собрать неплохую боевую армию — любой лаборант института Гриценко был не так уж плох в бою, это было девизом Гриценко, который висел актовом зале института — «воевать должен боец, уметь воевать должен каждый». Громадный институт Гриценко не подчинялся Крылову, собственно дело обстояло так, что он вообще не подчинялся напрямую никому — ни Министерству обороны, ни ФСБ. Было загадкой как хитрющему Гриценко удалось этого добиться. Но Крылов оценил мощь базы Гриценко только сейчас — когда к зданию аэропорта быстро и без особого шума стеклись несколько десятков автобусов. Людей Гриценко приехало около двухсот — каждый из них хорошо знал свое дело, свою задачу и одет был в штатское. Гриценко потребовал чтобы его людям предоставили все помещения, которые они попросят, а попросили они много. Но и это было улажено. Крылову доложили, что техники Гриценко привезли какую-то аппаратуру, какие-то баллоны, приборы, локаторы — и все это мобильно смонтировали в служебных помещениях аэропорта буквально за считанные минуты. Крылову было непонятно что все это значит — Гриценко обещал, что не будет штурма, а похоже все-таки готовит штурм. Все это снова пронеслось в голове Крылова, и тут послышался голос руководителя отряда «Альфа»:
— Надо было пока люк открыт кинуть газовую паралитическую гранату.
— Чтобы террористы успели перестрелять всех пассажиров? — одернул его Крылов и тот смолк.
Крылов вопросительно посмотрел на Гриценко — тот не вставал со своего кресла за переговорным пультом с самого начала операции. Вот и сейчас он сидел, накинув петлю наушников на одно ухо и непонятно было — то ли он постоянно слушает доклады своих людей из аэропорта, то ли просто ждет чего-то.
Гриценко уловил вопросительный взгляд Крылова и объяснил:
— Минут через пятнадцать мои люди обезвредят террористов. Сейчас они докладывают ситуацию и наводят снайпера.
— Что?? — Крылов дернулся от неожиданности. — Кому докладывают? Какого еще снайпера?
— Докладывают мне и друг другу.
— Но у них же не было с собой передатчиков?
— У них с собой все.
— Но это же заметят?
— Эфир никто не прослушивает, хотя волна передатчиков по-своему кодируется. А разговаривают они на псевдокоде. Внешне это выглядит как обычная бестолковая речь или еле слышное бормотание. Что касается снайпера — то он нужен для подстраховки. У нас многократная подстраховка — это и есть та самая прокладка дорог по которым нас повезет случайность.
Неожиданно Гриценко напрягся и прислушался — голос из наушника явно сообщал ему что-то важное, затем он щелкнул клавишами и отдал несколько неразборчивых команд. Потом снял наушники и повернулся к Крылову:
— Прошу прощения за нарушение субординации, но я попрошу доложить остальные обстоятельства дела.
— Какие — «остальные»?
— В этом деле работает еще одна сторона. Я буду благодарен если вы мне объясните как увязать расстрел пассажира-чеченца и ваши ненароком брошенные слова про видеозапись захвата — о том, что «снималось для совершенно других целей»? Каких именно?
— Гриценко, вам не кажется, что дела внутренней разведки не совсем входят в ваши обязанности?
— Так. Внутренняя разведка. Это уже меняет дело. Пассажир, убитый террористами — был ваш агент?
— Я не могу ответить на этот вопрос. Да и какая разница?
— Разница огромная — операция под угрозой срыва! — неожиданно рявкнул Гриценко. — Кто еще из ваших в салоне? Там не должно быть никаких боевиков — кроме шестерых бандитов и одного бандита подсадного по кличке Хоси — это мы выяснили если вас интересует. Не должно быть никаких других сил — ни наших ни ваших ни бандитских! Или поставьте меня в известность — я чувствую, что здесь что-то очень не так…
Крылов оторопел от тона Гриценко — тон был просто непозволительным в разговоре с высшим руководством. Но еще больше резануло слух выражение Гриценко про «ваших», «наших» и «бандитских»… Значит отряды ФСБ и «Альфа» Гриценко считает чужими… Тот тем временем продолжал:
— Кто вколол чеченцу парализатор?
— Какой парализатор? — удивился Крылов.
— Чеченец был парализован до того как его расстреляли. Я хочу знать немедленно кто это сделал?
— Что за парализатор? — еще раз спросил Крылов.
— Мы имеем обыкновение копаться в трупах — у него в крови обнаружен парализатор. Так кто это сделал?
— Это не наши. — быстро сказал Крылов и оглянулся на генерала ФСБ Красновского. Тот кивнул.
— Кто был этот чеченец? — требовательно повторил Гриценко.
— Это был… скажем так — наш друг. — Крылов глянул на Красновского, тот снова едва заметно кивнул, и Крылов продолжил, — Этот человек выступает со стороны государственных структур Чечни за мирный союз, он должен был вести в Берлин материалы по тайному мирному соглашению.
— Тайному мирному? — переспросил Гриценко с издевкой в голосе.
— Да. — отрезал Крылов, — тайному и мирному. У нас была информация, что за ним следят.
— Какие материалы он вез и кто за ним мог следить? — быстро спросил Гриценко.
Крылов взглянул на Красновского и тот медленно произнес:
— Не кажется ли вам, Гриценко, что вы совершенно выходите за рамки своей компетенции?
— Не кажется! — отрезал Гриценко.
Вдруг из селектора раздался голос диспетчера:
— Первый террорист вызывает полковника Сидорова на связь!
— Сидоров занят — он принимает парашюты и освободится через пять минут! — рявкнул Гриценко, нажал другую клавишу и произнес: — Концепция изменилась, морозьте ситуацию.
Крылову был знаком термин «морозьте ситуацию» — им пользовались когда запланированная операция приостанавливалась, но все должны были оставаться на своих местах и продолжать свои занятия, ожидая дополнительных команд. Гриценко тем временем продолжал:
— Мои люди делают колоссальную работу! Они разрабатывают, координируют, анализируют мельчайшие детали! Например трое моих специалистов только что закончили изучение архивных чертежей конструкции самолета этого типа с одной лишь целью — указать снайперам места в обшивке, под которыми проходят опорные металлические каркасы, и следовательно есть вероятность отклонения пули от курса. Вы понимаете что это значит? Мы рассчитываем вероятность отклонения пули для каждого запасного — подчеркиваю — запасного снайпера. А тут оказывается, что в салоне происходят еще какие-то чужие игры о которых мы даже и не знаем! Есть ли в салоне огнестрельное оружие? Отвечайте! — Гриценко повернулся к Красновскому.
— Я отказываюсь отвечать! — гордо сказал Красновский. — У нас есть свои секреты — вы же не включаете на весь штаб то, что звучит в вашем наушнике?
— Да сколько угодно! — Гриценко рванул микшер и зал заполнили множественные голоса, нахлынувшие тугой волной из динамика пульта. Разобрать что-нибудь было сложно — кто-то коротко переговаривался, кто-то шепотом вздыхал, кто-то диктовал цифры со странными интонациями — то взвизгивающими, то опускающимися в басовый регистр, и на фоне этого рыдала какая-то женщина, повторяя на разный лад: «Ой, что же это будет… Ой, что же это будет… Ой, что же это…» И Красновский и даже Крылов замерли — они готовы были услышать все что угодно, но не такую какофонию звуков. И вдруг на шипящем выдохе прозвучало властным голосом: «аноль!» — и тут же все голоса смолкли, а затем послышался выстрел, шумный удар и чей-то истеричный визг.
Смысл команды «ноль» знали все в штабе — Гриценко предупредил, что когда он произнесет «ноль» — это будет командой к началу операции внутри самолета. В принципе при благоприятной ситуации это команду мог дать любой из оперативников, но что означает «аноль»?
— Аварийное начало операции всеми силами со снайперской подстраховкой. — произнес Гриценко упавшим голосом, словно отвечая на незаданный вопрос. Что-то пошло не так. Что-то пошло аварийно не так. — он вдруг словно обмяк в своем кресле и только теперь стало понятно в каком напряжении он находился все это время. Но теперь было поздно думать, анализировать и отдавать приказы — ситуация вышла из под контроля и от Гриценко не зависело ничего.