Калашников Михаил. Записки конструктора-оружейника

   Мы с Сашей Зайцевым переглянулись и вопросительно посмотрели на В. С. Дейкина. Тот утвердительно кивнул головой: мол, не возражаю.
   - У-р-р-а! - выплеснули мы свою радость.
   Между нами, конструкторами...
   Через два месяца после отправки опытной серии автоматов в войска я получил предписание выехать в Москву, в Главное артиллерийское управление. Здесь мне сказали, что для ознакомления с работой нового оружия в войсковых условиях непосредственно в части собирается главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов. Не предполагал только, что доведется ехать с ним в одном поезде.
   Когда вошел в вагон, первым, кто мне встретился, был Василий Алексеевич Дегтярев. Оказывается, и его вызвали в Москву, и Сергея Гавриловича Симонова. Все мы теперь убывали одним поездом, а в соседнем с нами служебном вагоне находился Н. Н. Воронов.
   - Вот опять встретились, - добродушно улыбнулся В. А. Дегтярев, увидев меня. - Все продолжаете обгонять нас, стариков? Что ж, молодым у нас везде дорога открыта, обставляйте, когда есть что нового сказать. Не обидимся. Была бы Отечеству польза.
   Из соседнего купе вышел С. Г. Симонов. В строгой костюмной паре, галстук на белой рубашке. Встал рядом с генералом, как всегда, подтянутый, аккуратный.
   Одновременно с моим автоматом в войсках испытывались ручной пулемет системы Дегтярева (РПД) и самозарядный карабин системы Симонова (СКС). Потому-то, видимо, и решил главный маршал собрать нас всех вместе, чтобы мы могли прямо в частях выслушать предложения, претензии солдат, сержантов, офицеров, чтобы мог и он поговорить с нами в той обстановке.
   Мы стояли в коридоре втроем, и что-то никак не клеилась между нами беседа. Каждый, наверное, думал о предстоящих испытаниях в войсках, об оценках, которые вынесут нашим изделиям. Мимо стремительно проносились перелески, небольшие деревушки. Постояв немного, мы разошлись по своим купе.
   Я уже собирался прилечь, как на одной из остановок дверь в наше купе открыл незнакомый проводник.
   - Старший сержант Калашников? - обратился он ко мне.
   - Так точно.
   - Вас вызывает главный маршал. Пройдемте к нему в служебный вагон.
   Признаться, я терялся в догадках, зачем понадобился Воронову, по какому поводу предстоит разговор. Спросил проводника:
   - Дегтярева и Симонова он тоже вызвал?
   - Нет, вас одного.
   Подтянул ремень, расправил складки на гимнастерке, провел щеткой по сапогам и пошел в соседний вагон.
   - Проходите прямо в салон. Вас ждут, - услышал сзади голос проводника.
   Зашел, согласно воинской субординации доложил о прибытии. Николай Николаевич поднялся из-за стола, высокий, убеленный сединой, поздоровавшись, положил тяжелую руку на мое плечо.
   - Присаживайся за стол. Сегодня отобедаем с тобой вдвоем. Не возражаешь?
   Видимо уловив в моих глазах недоумение по поводу такого неожиданного приглашения и заметив мою нерешительность в движениях, сделал энергичный жест рукой:
   - Не стесняйся. Просто хочу поговорить с тобой о жизни, о твоей работе над автоматом, о планах на будущее. Но для начала надо поесть. Какая может быть беседа на пустой желудок. Правда?
   Николай Николаевич разговаривал со мной как с равным, шутил, внимательно выслушивал все, о чем я говорил, и как-то незаметно исчезла та дистанция, которая неизбежно возникает при встрече младшего по званию со старшим. А тут старший сержант был вызван на беседу к главному маршалу. Подкупили, по всей вероятности, заинтересованность Воронова в моих делах, его живое участие в моей судьбе, доброжелательное отношение ко мне как к конструктору и как к человеку. Особенно как к конструктору.
   Полагаю, Николай Николаевич следил за моей работой еще с конца войны. Видимо, его заинтересовало прежде всего то, что в ряды известных конструкторов-оружейников ворвался вдруг старший сержант - танкист, да еще со своими неожиданными подходами к проектированию оружия.
   Главный маршал артиллерии Воронов периодически подписывал документы о прикомандировании меня к отделу изобретательства Наркомата обороны, чтобы начальник отдела полковник В. В. Глухов мог непосредственно и направлять, и контролировать мою деятельность, и в случав необходимости оказывать помощь молодому конструктору. (Так было, в частности, в 1944 году во время работы над ручным пулеметом. Так произошло и в ходе создания автомата, когда выяснилось, что выделенных средств на изготовление опытных образцов не хватает, а субсидирование почему-то) вдруг прекратилось. Я обратился к полковнику В. В. Глухову с просьбой помочь. Владимир Васильевич попытался, видимо, сам решить этот вопрос, но финансовая служба не вняла его аргументам, не пошла навстречу. Помню, он вернулся в отдел мрачнее тучи.
   - Придется выходить на главного маршала артиллерии Воронова, - сказал Глухов. - Не удивляйся, если он вдруг даст команду, чтобы ты прибыл к нему.
   Глухов позвонил в приемную, спросил, на месте ли Воронов. Потом вышел из кабинета и отсутствовал довольно долго. Когда начальник отдела изобретательства возвратился, было заметно, что настроение у него улучшилось.
   - Приведи себя в порядок. Сейчас пойдем к главному маршалу. Думаю, вопрос о дальнейшем финансировании твоей работы будет все-таки решен положительно. Есть такое предчувствие, - довольно потер ладони Владимир Васильевич.
   Та первая встреча с Н. Н. Вороновым мне хорошо запомнилась. Началась она не совсем обычно. Николай Николаевич остановил мой запинающийся доклад о работе над автоматом и открыл дверь в соседнюю с кабинетом комнату, отведенную, как я понял, для отдыха, когда главный маршал задерживался в управлении за полночь. Обставлена она была своеобразно. На стенах ее висели охотничьи ружья, охотничьи трофеи.
   - Ты охотой-то, сержант, увлекаешься? - спросил Воронов.
   - Так точно, очень люблю оружьем бродить.
   - Тогда оцени мою коллекцию. Считаю, нет лучшего отдыха, чем птицу да зверя зорить. Жаль только, очень редко заниматься этим удается. А за каждым из этих трофеев, доложу тебе, - любопытнейшая охотничья история. - Николай Николаевич показал на рога лося, на кабанью морду, на чучела птиц.
   - Рожденьем-то ты из каких краев?
   - Алтайский, на границе тайги и степи жил.
   - Знаю-знаю, места для охоты славные, И тут разговор как-то незаметно перешел на мою конструкторскую деятельность.
   - Понимаю, сержант, тебе не боевое оружие, а охотничье конструировать бы. Да, как видишь, для этого время еще не приспело. Слежу за твоей работой. Вижу, неплохо получается. Глухов докладывал о твоих успехах. Так и держи. А теперь доложи, как идут дела, что сделано, каковы планы на будущее?
   Я тогда как раз работал в Коврове на дегтяревском заводе. Добрым словом вспомнил благожелательное отношение ко мне ковровцев, заинтересованность в оказании помощи со стороны инженерно-технического состава.
   - Только одного не хватает, товарищ главный маршал, - необходимых средств для окончательного завершения работ по изготовлению опытных образцов. Прекращено финансирование, и мы остались без денег.
   - В чем дело, вы выясняли? - повернулся Воронов к начальнику отдела изобретательства.
   - Так точно, товарищ главный маршал. Финансисты мотивировали свои действия тем, что, поскольку нет фирмы, иначе говоря, конструкторского бюро, давать деньги на создание какого-то отдельного образца они не могут. Считают это распылением средств. К сожалению; убедить их я не сумел.
   - Плохо, полковник, что не сумели, - ворчливо проговорил Николай Николаевич.- Надо было настойчивее наседать на этих финансовых тузов, дальше своего носа не видящих. - Он неожиданно улыбнулся и обратился уже ко мне: Так сколько же нужно тебе, сержант? Назови конкретную сумму.
   Мы с В. В. Глуховым и В. С. Дейкиным все расходы подсчитали заранее, и я, не мешкая, назвал цифру.
   - Что ж, попытаемся помочь твоему горю. - Воронов взял телефонную трубку. Услышав голос ответившего, спросил: - Что же ты, генерал, обижаешь сержанта Калашникова? Почему не даешь возможности ему закончить работу? Почему не выделены необходимые средства на изготовление опытных образцов?
   Послушав того, кто находился на другом конце провода, Николай Николаевич построжел лицом и жестко произнес:
   - Вот что, генерал, ты, я вижу, все "фирмами" мыслишь, а о том, что за каждым образцом стоит конкретный человек, конкретный конструктор, не думаешь. Я, главный маршал, в данном случае выступаю за отдельный образец, потому что у нас иные "фирмы" лишь деньги требуют, а отдачи нет. Доложи, когда будет перечислена необходимая сумма? - Видимо, ответ его удовлетворил, и Воронов бросил отрывисто: - Ну и договорились.
   - Какие еще ко мне вопросы? - Николай Николаевич ждал, что я скажу.
   - Просьб больше нет. Спасибо за помощь, товарищ главный маршал.
   - Надо бы, конечно, посмотреть, что ты за охотник, - засмеялся Воронов, когда мы прощались. - Да как-нибудь в другой раз. А теперь принимайся за дальнейшую работу. Нам сейчас очень необходимо хорошее оружие. Так что хочу пожелать тебе, сержант, удачи...
   И вот новая встреча с главным маршалом артиллерии Н. Н. Вороновым. Сижу рядом с ним за обеденным столом в служебном вагоне. Посуду уже убрали. Мы ведем неторопливую беседу под перестук колес.
   Не утаил я от Николая Николаевича то, как, дорабатывая автомат после первого тура сравнительных испытаний, мы многие детали, даже узлы, сделали заново, перекомпоновали образец, что в немалой степени помогло нам выполнить эту дополнительную работу своевременное поступление средств.
   - Да, хитро поступили, - согласился со мной Воронов. - Теперь внимательно проанализируй все замечания, предложения войсковых товарищей. Они помогут тебе окончательно довести конструкцию. Старайся чаще бывать на боевых стрельбах и учениях, в одной цепи с солдатами. Дегтяреву и Симонову труднее это сделать, а ты должен быть легким на подъем. - Николай Николаевич вдруг чисто по-деревенски провел несколько раз ладонью по столешнице, словно разглаживая складки скатерти, и продолжил: - С тобой, сержантом, к тому же все будут откровеннее, искреннее. И не обижайся, если какие-то замечания станут бить по твоему самолюбию, не задирай носа.
   Должен отметить, что это была удивительно доверительная беседа старшего с младшим. Жизнь еще не единожды сводила нас с Вороновым. Последняя встреча состоялась у него дома, в Москве, незадолго до его кончины.
   Он тогда подарил мне свою книгу военных мемуаров, делился новыми творческими планами. Вспомнил, что собирался со мной на охоту, да так вот и не выбрал времени посмотреть, как я держу в руках охотничье ружье...
   А пока мы вместе ехали в войска. Видимо, сама обстановка располагала к доверительности, и Николай Николаевич от разговора об оружии перешел к недавним событиям, в которых ему довелось принимать непосредственное участие, - гражданская война в Испании, Великая Отечественная война. Понимаю теперь, что в его словах было немало недоговоренного, глубинных размышлений, да и сидел перед ним старший сержант, перед которым многое, что таилось в душе, не откроешь. Но у меня осталось от той беседы неизгладимое впечатление. Я увидел в Воронове не просто военного в маршальской форме, известного военачальника, приказами вершившего судьбы людей, а человека, который умеет сопереживать другим.
   На следующий день прибыли на место. Каждому из нас, конструкторов, отвели отдельную комнату, приспособленную для того, чтобы мы могли и работать, и отдыхать. Воронов решил сам представить нас солдатам, сержантам и офицерам, участвовавшим в войсковых испытаниях новых образцов оружия.
   И вот мы идем по плацу. Впереди - главный маршал, чуть сзади - Дегтярев, Симонов и я.
   - Перед вами, товарищи, - создатели нового оружия. Со многими образцами генерал-майора Дегтярева вы уже знакомы, в бою проверяли и полюбили как надежных друзей. Сейчас вы будете испытывать его новый пулемет, - произнес Воронов.
   Представив Василия Алексеевича, главный маршал взял под руку Симонова.
   - Конструктор Симонов известен вам как создатель автоматической винтовки, противотанкового ружья, других интересных образцов. Для войсковых испытаний он привез партию усовершенствованных конструктивно самозарядных карабинов.
   Тут Николай Николаевич прервал свое представление и, немного помолчав, шагнул ко мне. Дальнейшие его действия оказались неожиданными и для стоящего в строю личного состава, и особенно для меня. Главный маршал подхватил меня руками и неожиданно приподнял.
   - А вот старший сержант Калашников, теперь его пора называть конструктором: в полном смысле этого слова, прибыл сюда, чтобы узнать ваши пожелания по дальнейшей доработке своего автомата.
   Признаться, я был ошеломлен, покраснел, как говорится, до ушей. Обстановку разрядили аплодисменты, раздавшиеся из строя. Громче всех аплодировали солдаты и сержанты, выражая, как я понимаю, тем самым одобрение, что и среди конструкторов, оказывается, есть их ровня.
   Наверное, именно этот эпизод, случившийся по воле Воронова, в немалой степени помог мне потом очень быстро находить, общий язык с теми, кто испытывал автоматы,
   С самого первого дня работы в войсках я не расставался с карандашом и блокнотом. Увидев меня на стрельбище, Воронов напомнил:
   - Записывай, сержант, все подробно, не надейся на свою молодую память: и она может подвести.
   Стрельба велась на различных рубежах дальности. Трассирующие пули то и дело вычерчивали траекторию полета. Воронов переходил от одного огневого рубежа к другому. Его интересовала буквально каждая мелочь, касающаяся боевых свойств нового оружия. Все шло как будто хорошо. И вдруг на одном из рубежей подошел ко мне солдат. Главный маршал, заметив это, подозвал нас к себе:
   - Давай-давай, сынок, выкладывай начистоту, что тебе не нравится в новом автомате?
   Солдат повернулся в сторону Воронова.
   - Нет-нет, не мне рассказывай, а конструктору оружия. Ему все надо знать, - уточнил Николай Николаевич.
   - Да, может, это и пустяк, то, о чем я скажу, - неуверенно произнес солдат. - Сам-то автомат мне нравится. Только вот при ведении автоматического огня звук сильно бьет по ушам. Три дня шумит в них после такой стрельбы. Так, я думаю, нельзя ли приглушить звук выстрела?
   - Что скажет конструктор? Замечание, по-моему, существенное. Уши у солдата одни, их беречь надо. - Воронов вопросительно смотрел на меня, ждал, что я отвечу. Должен заметить, что и у меня самого складывалось впечатление о неприятном воздействии на слух стреляющего воздушной ударной волны, образуемой дульным тормозом. Довелось видеть, как несколько солдат после стрельбы прикладывали ладонь то к одному, то к другому уху, словно пытаясь избавиться от попавшей в них воды. Но сами воины не подходили и не жаловались ни на что. И вот...
   - Попрошу вас дать команду, чтобы мне выдали три автомата, - обратился я к командиру части.
   - Мое решение - срезать дульный тормоз, - докладываю я главному маршалу.
   - Ин-те-ре-сно, - растянул слово Воронов. - Впрочем, ты - конструктор, тебе и карты в руки. Экспериментируй. Самый лучший выход, если это возможно, устранение недостатка на месте.
   Автоматы доставили в полковую мастерскую. Оружейный мастер, правда, усомнился, что отказ от дульного тормоза не снизит боевых качеств образца. Видимо, в этом сомневался и Воронов. Все-таки мы тормоз убрали. На стрельбище один из автоматов вручили солдату, сделавшему замечание. Он тут же опробовал оружие. Поднимаясь с земли, удовлетворенно произнес:
   - Ну, теперь совсем другое дело.
   Такое же заключение дали и другие стреляющие. Звук значительно уменьшился, стрелять стало легче. В массовое производство автоматы после этого пошли без дульного тормоза. И лишь при модернизации был введен небольшого размера специальный компенсатор.
   Еще одна поправка в конструкцию автомата была внесена на основании замечания, высказанного сержантом. Командир отделения руководил чисткой оружия после стрельбы, и мы, проходя мимо, услышали его недовольный голос:
   - Попробуй тут доберись до этой чертовой детали.
   - В чем дело? - останавливаясь, интересуюсь у сержанта.
   - Да, понимаете, в вашем оружии есть места, чистка и смазка которых затруднительна. Очень трудно, например, подобраться к деталям спускового механизма, поскольку он не разборный.
   Командир отделения наглядно продемонстрировал, с какими сложностями связана чистка этих деталей.
   - И совсем непонятно мне, для чего предназначено отверстие, высверленное в рукоятке затворной рамы. - Сержант недоуменно развел руками. - И чем его чистить - ума не приложу. Для этого необходимо специальное приспособление.
   Я попытался было что-то сказать в оправдание, но остановил себя. В словах командира отделения виделось мне рациональное зерно. Тут к нам подошел один солдат из группы чистивших оружие и слушавших наш разговор.
   - Обратите внимание на выбрасыватель, товарищ конструктор. Как только начинаешь его разбирать, пружина так далека в сторону выбрасывает вот эту небольшую деталь, что с большим трудом потом ее находишь. Приходится при разборке приглашать на помощь товарища. Я разбираю, а он шапку-ушанку наготове держит, чтобы деталь поймать.
   Еще предложение, еще недостаток...
   Вечером собрались в комнате у В. А. Дегтярева, стали анализировать высказанное людьми. С. Г. Симонов, увидев, как я листаю страницы блокнота, заполненные записями, заметил:
   - Вижу, Михаил, ты хорошо поработал, полблокнота исписал. Много, видно, интересного наговорили.
   - Признаюсь, Сергей Гаврилович, столько замечаний я не думал получить. Просто диву порой даешься, как можно было пропустить некоторые очевидные недоработки, а солдаты их сразу заметили. Вот, скажем, отверстие в рукоятке затворной рамы. Оно появилось у нас из соображений чисто технологических, никакой функциональной нагрузки не несло. А здесь на него обратили внимание как на лишнее. Так что буду решать как-то по-другому.
   - Между нами, конструкторами, говоря, не знаю более полезного дела, чем общение с людьми, - вступил в разговор В. А. Дегтярев. - Никто лучше солдата не оценит достоинства и недостатки нашего оружия. Поэтому с таким вниманием относился и откошусь к отзывам из войск, бываю непосредственно в ротах. Кстати, совет тебе дам, Михаил Тимофеевич, - налаживай переписку с армейскими изобретателями и рационализаторами. Они многое могут подсказать в улучшении конструкции оружия. На собственном опыте убедился.
   - А как ваш пулемет оценивают? - спрашиваю Василия Алексеевича.
   - Немало претензий высказано. Предложения в основном интересные. Так что есть над чем- подумать и поработать, когда возвращусь в Ковров.
   Так и завязался у нас разговор. Слушать таких мастеров оружейного дела, как В. А. Дегтярев и С. Г. Симонов, когда бы еще довелось. А тут вот собрались вместе, в одной комнате, и нет беседе конца.
   - Обязательно сделаю разборным спусковой механизм, внесу изменения в выбрасыватель, - делился я планами с известными конструкторами. - Доработаю рукоятку затворной рамы, придется, видимо, придать ей новую форму...
   - Размышляй, и размышляй хорошенько, Михаил. После поездок в войска придется тебе десятки раз разбирать оружие по винтикам, выискивая возможность упростить отдельные детали, сделать их более надежными в работе и удобными в обращении. Это нужно и для облегчения массового производства автомата, и его удешевления, - поддержал меня Симонов. - Вот и мне с карабином еще придется повозиться. А ведь, казалось, учел при доработке образца все, что требовалось.
   Будучи в зените конструкторской славы, В. А. Дегтярев и С. Г. Симонов никогда не допускали небрежности в работе, тщательно взвешивали каждое замечание по уже отработанным системам, не важно, от кого они исходили - от солдата или испытателя оружия, от генерала или ведущего специалиста. Такой подход стал законом их деятельности в области технического творчества. И тут у них было чему поучиться.
   Не обошлось в тот вечер и без воспоминаний. С особым вниманием я слушал В. А. Дегтярева, с которым до этого еще не доводилось столь доверительно и откровенно разговаривать.
   - Наша конструкторская работа такова, что она не знает практически перерывов. -- Василий Алексеевич встал. Седой, в плотно облегавшем его генеральском мундире, он, на мой взгляд, больше походил не на военного человека, а на умудренного жизнью, много повидавшего на своем веку учителя. Так вот, - продолжал Дегтярев. - Идешь иногда по городу, прогуливаешься, вроде к чему-то приглядываешься, с кем-то разговариваешь, а когда приходишь домой и жена спрашивает, что интересного видел на прогулке, с кем разговаривал, так и вспомнить ничего не можешь. Мысль-то работала в другом направлении: что сделать, к примеру, чтобы возвратно-боевая пружина в ручном пулемете не нагревалась при стрельбе?
   - Наверное, вспомнили для примера время, когда работали над доводкой пулемета ДП? - включился в разговор Симонов.
   - Да, опыт применения ДП на фронтах выявил настоятельную необходимость повышения надежности его автоматики и улучшения эксплуатационных качеств. Вот я и размышляй постоянно над решением этой проблемы. Выход, кстати, подсказали фронтовые пулеметчики, - Василий Алексеевич подошел ко мне. - Вот почему так важно знать, что думают о нашем оружии в войсках.
   - И что же вы предприняли, учтя все замечания и претензии фронтовиков? поинтересовался я у Дегтярева.
   - Не зря, видно, на той пешеходной прогулке я ничего и никого не замечал, - усмехнулся Василий Алексеевич. - Решение нашел очень простое. Возвратно-боевую пружину из-под ствола перенес в ствольную коробку. Этим убил сразу двух зайцев; устранил нагрев пружины и ее осадку в ходе стрельбы. Задержки в работе пулемета исчезли.
   - Но вы, знаю, не ограничились лишь этим усовершенствованием? - Симонов приглашал к продолжению разговора.
   - Так оно и было. Попутно мы сделали более прочным спусковой механизм. Тем самым предотвратили непроизвольную стрельбу. Ввели пистолетную рукоятку и изменили форму приклада, улучшив условия ведения прицельного огня. Придали пулемету неотъемные сошки новой конструкции. Словом, внесли немало конструктивных изменений в короткий срок...
   - Да что мы все об образцах своих говорим? - Дегтярев повернулся в мою сторону. - Вам, молодой человек, не набили оскомину наши беседы о том, что было?
   - Что вы, Василий Алексеевич, - встал я с табуретки. - Слушать все это просто увлекательно и поучительно.
   - В таком случае я вам расскажу, как мы организовывали у себя на заводе выставку трофейного стрелкового оружия. Ты-то, Сергей Гаврилович, наверное, слышал о ней? - спросил Дегтярев Симонова. - Открыли мы ее в октябре сорок третьего года, и существовала она довольно продолжительное время.
   - Конечно же, слышал. Она тогда привлекла внимание рабочих, конструкторов, технологов, всех ваших заводчан, - откликнулся Сергей Гаврилович. - Помню, из командировки на ваш завод возвратился один из наших конструкторов и делился впечатлениями о выставке. Его особенно поразило то, что там читались интересные лекции ведущими конструкторами вашего КБ. На нескольких из них он сумел побывать.
   - Да-да, были и лекции, и беседы, и собеседования, - живо продолжил Дегтярев. - Рассказ велся на конкретных сопоставлениях характеристик образцов, захваченный у противника, и наших изделий. Выходило очень наглядно. Нам ведь хотелось не просто сравнить, какое оружие имеет на вооружении враг и какими образцами располагаем мы, но и разобраться, в чем еще мы можем прибавить, какие наилучшие конструктивные решения найти.
   Василий Алексеевич одернул китель, как бы сглаживая уже приметную сутулость плеч, пододвинул поближе к столу табуретку, сел.
   - Выставка, можно сказать, стала местом и формой учебы. Число ее посетителей исчислялось несколькими тысячами. Это при том, что шла война и люди ценили каждую свободную минуту.
   Наверное, Дегтярев мог бы в тот момент с гордостью сказать, что выставка продемонстрировала полное превосходство (да это показали и боевые действия на фронте) советского стрелкового оружия над оружием фашистской Германии и ее сателлитов. Замышлялась она, насколько мне стало потом известно, и с этой целью.
   Василий Алексеевич упор сделал на другом: учиться не зазорно и у противника. Хотя он прекрасно знал: оружие его конструкции по своим боевым свойствам было действительно гораздо лучше, чем стрелковое вооружение врага. Это не раз признавала противоборствующая сторона. Об этом с благодарностью писали прославленному конструктору фронтовики.
   Это касалось, в частности, и ручного пулемета ДП - "Дегтярев пехотный", принятого на вооружение еще в 1927 году и ставшего почти на два десятилетия основным видом автоматического оружия стрелкового отделения. О его совершенствовании в военную пору и шла речь в ходе нашей беседы.
   Как-то, уже в 80-е годы, когда на одной из встреч в гражданской аудитории меня спросили, действительно ли у нас хорошее оружие, в моей памяти вновь высветился весь разговор, происходивший во время войсковых испытаний новых образцов в 1948 году. Вспомнились неторопливые суждения В. А. Дегтярева, его самокритичный взгляд на системы своей конструкции. И я ответил:
   - Думаю, что действительно хорошее.
   Считаю, в своем ответе не покривил душой. Не стал я, правда, приводить признания зарубежных специалистов на этот счет. Упомянул лишь несколько красноречивых фактов. Немецкие оружейники, например, перед войной, оценив высокое техническое совершенство самозарядной винтовки системы тульского мастера Ф. В. Токарева, взяли ее за основу при создании своей самозарядки. Или вот современное финское автоматическое оружие. По существу, это же наши образцы! В Израиле открыто признают, что их пулемет отличается от советского только сошками и прикладом. Таков объективный показатель качества и авторитета советского стрелкового автоматического оружия.