-- А почему бы и нет? Делают...
-- А ты будешь делать как надо!
Сказала и укатила на своем велосипеде.
-- Штукатурить велела! Сволочь!.. А этот ей: ушки!..
-- Пойду терок сделаю... -- сказал Глеб, не обращая на Ваську никакого внимания.-- А Билов пусть раствор заведет... совсем тонкий -- штукатурить легче... Глеб выстрогал две метровые терки. Из совковой лопаты сделал особую -- обрезал ручку и развалил пошире сам совок.
Он загрузил раствором тачку, подкатил к стене, набрал полную лопату и с кряхтеньем шмякнул раствор на стену. Потом взял терку обеими руками и сверху вниз по стене, волнируя, провел по расплеснутой массе. Из-под терки вышла чистая, гладкая полоса штукатурки шириной больше метра и высотой два с половиной.
Васька молча подошел к стене и недоверчиво потыкал штукатурку пальцем.
-- А верха -- с подмостей,-- пояснил Глеб.-- Встаньте поврозь, пошире друг от друга. А я вам накидывать буду.
Глеб выплеснул на стену весь раствор, впрягся в тачку и, вспахивая ржавым колесом землю, покатил ее к мешалке. Васька с Юлей взяли терки. Через пару часов Васька попробовал сменить Глеба, но у него ничего не вышло. Раствор или выплескивался из лопаты, не долетая до стены, или шлепался, как не надо.
В час ночи коровник изнутри был готов. Васька этого не ожидал. Теперь ему было тошно, что так по-бабьи сорвался. Главное, под самый конец. Завтра снаружи оштукатурят, потом побелить, крышу покрыть -- и гуляй, Вася,-- по домам.
Васька осатанел: переставил будильник на пять. Глеб, конечно, поддержал: спать -- дело поросячье, трудиться надо. Билов, который уже ополовинел и анфас и в профиль, закряхтел, забурчал, но в голос высказаться не посмел. Васька и сам уже на ночь седалгин стал глотать- руки ломило, заснуть не мог. В Москве запасся медициной на всю команду, знал, что к концу понадобится. Видел Васька, что Билов при последнем издыхании и у Юльки пальцы растрескались в кровь, хоть и мажет их все время кремом. И знал, что темп нельзя сбросить -- добить надо коровник, чтоб в запасе еще хотя бы пара дней оставалась... Мало ли что... Так и вышло: подсуропила Зинка штукатурку напоследок. Зараза!
...Билов сидел напротив Васьки с пустой тарелкой и ждал, пока Васька доест и скажет, что делать. А Васька не спешил: во-первых, сам не знал еще, как быть, а во-вторых, ему действительно пережевывать все нужно аккуратно. Что-то живот у него этой ночью вдобавок ко всему заболел по-нехорошему, по-язвенному. Не дай-то бог! Люське он больной -- не очень-то, да и вообще...
-- Дай спичку... Билов протянул ему коробок.
-- Так...-- сказал Васька, ковыряясь в зубах.-- Чем же белить-то будем? -- И сам себе ответил неприлично.
-- Вася! -- устыдил его Юля.-- Люди...
-- Чем белить, говорю?--со злостью повторил Васька.
-- Вот чего...-- заторопился Глеб,-- ты сейчас, это, поедим когда, ящик сколоти побольше. На полозьях...
-- Дальше, дальше! Белить чем? Мазать?!
-- Гашеной известью,-- всунулся в разговор Билов.
-- У-у-у!..-- Васька сморщился, как от зубной боли.
-- Вася имеет в виду орудия,--перевел Билову Юля.-- Квачи, кисти...
-- Билов! -- Глеб высвободился из-за стола.-- Я котлету есть не хочу, скушай... Вы ящик путем сделайте, а побелить -- побелим.-- Глеб успокаивающе махнул рукой и болезненно поморщился.
Васька встревоженно взглянул на него.
-- От лопаты,-- заоправдывался Глеб.-- Перенапряг вчера... Пройдет временно. Вы ящик-то сколотите, а я сейчас квачи...
У бани, возле самой помойки, Глеб стирал мочалки. "На четыре квача хватит". Отжал их, как белье, положил рядом с шайкой.
-- Ты хоть бы в тень встал...
-- Зинаида Анатольевна?!
-- Голову напечет... Чего это ты? -- Зинка удивленно смотрела на мокрые мочалки.
-- Для квачей, вот... мочалки... пользованные.-- Глеб ногой ковырнул помойную кучу. Из нее фонтаном брызнули мухи. Зацепил одну мочалку и показал Зинке:-- Полно...
-- Ты еще в нос мне сунь! -- отдернулась Зинка.-- Оштукатурили?
._ Как велели. Теперь белить...
-- Васька меня материл?
-- Не-е-е, не особенно. Хорошо отзывается. Положи> говорит, женщина.
Так уж и положительная? -- Зинка тихонько засмеялась.-- Глеб, слушай...-- медленно сказала она, ковыряя босоножкой песок.-- Что, если... Да нет, ничего!.. И шоркнула по песку ногой, стирая наковырянное.
-- Опять за мочалками? -- спросила бабка-истопница, когда через час Глеб снова появился у бани.
-- Нет, теперь по делу -- руку парить.
Парить руку послал его Васька. В бане Глеб был один. Минуя ненавистное мытье, он сразу сунулся в забитую влажным серым паром парилку. Сырой, почти на ощупь обжигающий пар шел из трубы под потолком. Глеб, насколько мог выдержать, подобрался поближе к шипящей дыре, пристроил плечо поудобнее и замер, обхватив голову ладонями.
В парилке он продремал с небольшими перерывами три часа. Напоследок решил даже помыться чужим обмылком и постирать трусы. На стирке трусов в мыльную влетела бабка.
-- Живой?! Думала, задохся. Вылазь давай. Стирает, главное дело. И там стирал, и здеся!..
-- Сейчас я...-- Глеб прикрылся шайкой.
-- У тебя ведь переодежи-то не было,-- сказала бабка, когда он вышел из бани, держа в руках постиранное, и подозрительно посмотрела на него.
-- Да я так одел.
-- С легким паром! -- крикнул Васька весело, потому что и ящик сколотили на полозьях, и известь нашли, и квачи получились -- лучше не надо.
-- Расческу возьми в джинсах! Глеб засадил расческу в темя, рванул вперед и начал терзать задубелые пряди, не промытые баней. После каждого чеса он рассматривал расческу, забитую волосами, и с удовлетворением приговаривал:
-- Массаж им, а которые слабые, так и не надо. Новые нарастут...
-- Какие новые, Глебушка? -- иронически заметил Васька. Он лежал, заложив руки под голову, готовясь к последней атаке -- побелке.-- Тебе жить два понедельника осталось...
-- Ничего,-- обрывая на себе волосы, приговаривал Глеб.-- Я еще молодых обживу... На болоте у себя -- на даче сяду на пенсии -- лук продавать стану, баню построю... Полешек надолбал -- и парься. Я трудовую свою как-то читал: у меня стаж почти к пенсии набран -- морские-то год за два идут,-- только возрасту не хватает временно...
-- Ты хоть помылся, Глебушка? -- спросил Васька.
-- Мыться, Вась, вредно. Умные люди вон чего пишут. Мол, надо только ноги мыть ежедневно и гениталий. А какой там у русского человека гениталий?.. Так... Не в этом дело. На пенсию надо идти... пораньше... А чего вы разлеглись-то все? Белить приступать надо. Сейчас расчешусь временно.
-- Мол,-- передразнил его Билов. Васька подошел к ящику с гашеной известью, помешал.
-- На кой хрен его белить? Так серый, будет белый- ну и что!
-- У финнов коровники разноцветные, между прочим, я на выставке видел,-- подал голос Юля.
-- В отношении? -- спросил Глеб, пряча расческу с выломанными зубьями в карман.-- Каких цветов?
-- Расчесочку забыли вернуть, Глеб Федорович.
-- Да она, Вась, уже недействительная. Я тебе с денег новую подарю. Каких цветов-то, Юль?
-- Да там разные: розовые, голубые...
-- А голубеньким, прямо сказать, неплохо, гм...-- задумался Васька и посмотрел в небо.-- Неплохо...
-- Думай, Ананий, думай! -- пророкотал Билов.-- "Голубой коровник* -Агата Кристи, не иначе.
-- Черт его знает...-- Васька почесал бороденку.-- Белила-то белые...
-- Пацаны неумные,-- сказал Глеб.-- Чернил вон синих в селыю купи, добавь в известь -- любой колер будет временно, Я когда смолоду по строительству халтурил в Ногинске, всегда в побелку или чернила, или синьку для цвгта.
Васька уставился в ящик с известью:
-- Сколько ж сюда надо?
-- Да сколько не жалко. И коровничек будет -- любо-дорого!
-- Черт! -- Васька посмотрел на часы.-- В магазинето перерыв.
-- Пока дойти -- кончится,-- сказал Юля.
-- Деньги гони, пацан корыстный.
-- Червонец остался...
-- Вот и гони. Не жмись для животных.
В ящике цвет побелки получился лазурный, но ког"да начали белить, Васька сморщился:
-- Псивый цвет какой-то. Надо вылить -- да по-нормальному... Без экспериментов. Тоже -- послушался идиотов!
-- Да поверь ты на слово,-- взмолился Глеб.-- Высохнет -- не узнаешь.
-- Вась, раз Глеб говорит...
-- Тебя не спрашивают,-- обрезал Васька Билова. Глеб постучал себя по груди:
-- Раз человек говорит, врать не станет, давай голубым.
Васька сплюнул:
-- Черт с вами! Давай!
-- А ты, Вась, меня послушаться не хотел,-- сказал утром Глеб, выходя из интерната.-- Где коровничек-то? Коровник за ночь высох и исчез. Слился с небом. Такой же голубой.
-- Лепота-а! -- пробасил Билов, и Васька впервые его не окоротил.
-- Крышу поставим, и уезжать не стыдно. А то -- белый,-- сказал Глеб, поднимая воротник штормовки. Возле коровника бродила Зинка.
-- Кто додумался?
-- Глеб,-- сказал Васька и зло посмотрел на него.-- Голубой, голубой...
-- Чего ты, Василий, испугался? -- улыбнулась Зинка.-- Молодцы! Баран с меня. Чернилами или гуашью?
-- Чернилами,-- пробормотал Глеб.
-- Баран с меня,-- повторила Зинка и подняла с земли велосипед.-Михайлов!
-- Я,-- почему-то испуганно отозвался Юля.
-- Я на мосту была у Кареева. Там, значит, такое Дело... Там сварщик, ну, этот, который упал... Умер он...
-- Иван Егорыч?! -- вскрикнул Юля.
-- Плохо-то как...-- по-бабьи запричитал Глеб.-- Думал: оклемается... Ой-ей!.. Когда ж помер?
-- Не спрашивала, позавчера вроде... Ханку меньше жрать надо!.. Михайлов должен объяснительную написать, что пьян он был...
-- Он не пьяный был,-- пробормотал Юля.-- Он так...
-- Ну, не знаю.-- Зинка досадливо поморщилась.-- Кареев говорит, пьяный... А тебе-то не все равно: пьяный, не пьяный... Напиши -- и все. Богдышев! -- Она поманила Глеба в сторону.-- В одиннадцать к коровнику подойдет машина. За сайгаками поедешь, понял?..
-- Понял...-- непонимающе глядя на нее, пробормотал Глеб.
-- Чего смотришь? Не хочешь, что ли? Так и скажи!-- Зинка повысила голос.-- Мне эти сайгаки сто лет не нужны!..
-- Хочу...-- Глеб тупо смотрел в землю.
-- Ну и все! -- Зинка недоуменно взглянула на него и укатила сердитая.
...В интернате Егорыча не касались. Будто он и не помер. Васька тренькал на гитаре: хоть он уже и доходит, но Асадова поклялся выдолбить и каждый день хоть двадцать минут, но тренькал. Юля лежал на койке, не двигаясь. Каждый раз, когда доплетались до интерната, он залегал, не раздеваясь и не моясь, минут на сорок, лежал с закрытыми глазами и только потом рассупонивался, мылся, подлечивал руки -- мазал, массировал...
Билов наконец написал письмо матери: мать заваливала его слезными письмами и даже прислала две телеграммы на имя Васи: что с ее сыном, почему не пишет.
-- "Не пишет..." -- бормотал Билов, заклеивая письмо.-- Тут- еле ноги волочишь... Глеб, ты-то хоть не бухти, чего сопишь?..
-- Пыжи забыл.-- Глеб вывернул на постель мешочек с охотничьим припасом, ковырялся в нем и ворчал:- Надо-то всего ничего, а нет... А без пыжей как? И сделать-то, главное дело, не из чего, картонки нет...-- Он сунул руку в рюкзак.-- Реликвию раскурочить временно?..-- Он вытянул из рюкзака солидную синюю книгу в тисненом переплете, повертел ее в руках, прикинул толщину обложки.-- Некрасиво, конечно, но чего ж теперь?..
Достав из охотничьего хлама специальный дырокол, Глеб заломил переплет, сунул его в машинку и даванул со злостью. Переплет хряпнул.
-- Рехнулся?! -- Билов потянулся к изуродованной книге. На титуле изящным неторопливым почерком было написано: "Глебу Федоровичу Богдышеву, талантливому теоретику и зятю". Дата и фамилия знаменитого академика.
-- На столе в кухне оставил...-- переживал Глеб.-- В целлофан склал, в суете забыл... Это разве пыж?! -- Он вертел в руках синий кружочек из-под дырокола.
-- Глеб,-- сказал Билов, завороженно разглядывая надпись,-- ты какое-нибудь открытие сделал?
-- Он пулю изобрел.-- Васька чуть заметно усмехнулся.
-- ...Это не охота с таким пыжом! Ну что это! Тьфу!
-- Правда пулю? -- не отставал Билов.-- Какую?
-- ...Пуля как пуля...-- бормотал Глеб.-- Стрелять... для охоты. Ее украли временно... Дай книгу-то...
-- Украли? -- Билов протянул ему книгу.
-- Ага... Я лет через пять журнал американский по охоте читал: там моя пуля, в журнале...
-- Как же это?
-- А кто знает... Я с американцами не выпивал, значит, не рассказывал. Может, сами доперли, а может, кто из наших проболтал, каким я говорил... А этот, кто ее запатентовал, небось миллион получил. Такая, главное дело, простая пуля... для охоты...
-- А по науке-то ты открыл что-нибудь? -- Билов никак не мог успокоиться.
-- Открыл...-- пробормотал Глеб.-- Брату потом подарил. Он докторскую писал по твердому телу.
-- Какое "тело"?
-- Твердое...
-- Ва-а-ась! -- послышалось в темноте шипение Глеба.
-- Ну-у? -- тяжело отозвался Васька.
-- Сайгак в кузове... Чего с ним?
Васька вздернулся.
-- Билов! Глеб, пихни его. Подъем. Сайгака обдирать!..
-- А? -- очумело отозвался Билов и глубже зарылся в постель.
-- Не буди, давай я,-- дневным голосом сказал Юля и начал одеваться.
-- А чего не спишь? -- удивился Васька. Юлька мрачно натягивал штаны.
-- Сколько сайгаков? -- спросил Васька.
-- Один. Другие -- ребятам: шофер и с фарой кото* рый... светил... Я это... постель смотаю, раз уж машиной...-- Глеб смахнул с тумбочки ерунду на пол, кинул туда же сандалии, примял подушку и свернул тюфяк.-- В коровнике постелюсь...
В кузове лежали три сайгака: два с рогами, один -- без.
-- Козлы,-- Глеб показал на рогатых и стукнул по кабине. Машина дернулась. Глеб шлепнулся на куль с постелью.-- Три выстрела -- мертвобитые.
-- Угу,-- кивнул Юля. Он молча глядел на сайгаков, мотавших рогатыми головами по доскам кузова.
-- Двух сразу, а третьего долго искали...-- Глеб закурил.-- Эти уж припухли временно...-- Сайгаки тряслись, из них выкатывались черные горошины помета.-- Подсолить надо получше, чтоб не тронулись... У коровника они скинули на землю сайгака, куль с постелью. Машина укатила, номер ее был тщательно заляпан грязью.
-- Его надо за передние ноги повесить,-- хлопотал Глеб, оглядываясь в проеме.-- Веревки забыл!.. Юля снял с себя ремень.
-- Точно! -- Глеб полез под свитер за своим.-- Манято как теперь?.. Надо ей соболезнование... Помоги-ка... Ага...
-- Кареев хочет, чтоб я объяснительную прислал, как он упал...
-- Так ведь ты писал... Чего же опять...
-- А Васька говорит: пиши... Понимаешь, он же поддатый был...-- Юля с надеждой взглянул на Глеба.
-- Похмеленный, а не поддатый,-- уточнил Глеб.
-- Васька говорит, тогда Кареев наряды нам закроет... Егорыча-то нет... какая разница?..
-- Есть разница!--твердо сказал Глеб, надрезая шкуру на брюхе.-- Один трясет, другой дразнится. То пьяный, а то, можно сказать, трезвый... Чего вратьто, мол!..
-- Так ведь не закроет наряды...
-- Ну и хрен с ними! -- равнодушно сказал Глеб, ковыряясь у сайгака в брюхе.-- Тебе не закроют, зато Мане пенсию дадут!.. Не пиши. Бога побойся, как верующие говорят... На, зарой временно...
Глеб протянул Юле завернутые в целлофан сайгачьи внутренности.
-- А Билов чего? __ Сначала, как ты, говорил: не пиши, а как Васька про наряды сказал, сразу --пиши.
у _ Понятно... Во, в шею!..-- Глеб протянул Юльке на ладони картечину.-- И чисто!
-- Маленькая... _ Хва-а-а-тит... А из головы чучелу сделаю для дома. Или в подарок кому... Сколько Кареев может дать?
-- Васька говорит: тыщи полторы.
-- Правильно говорит: на полторы наработали. Закури мне, только фильтру оборви.-- Юля прикурил сигарету, всунул ему в рот.-- Я бы не писал... Все пропито, кроме чести!..
Ободрав сайгака, Глеб отмотал от рулона кусок рубероида, расстелил и на нем стал разделывать тушку. Юля сидел в стороне и молчал.
Глеб разделал сайгака, вытряхнул рюкзак прямо на землю, сложил в него мясо и заложил в кирпичи. А кровь закидал.
Разбудила их мешалка.
-- Э-э-это, час-то который? -- протирая глаза, спросил Глеб.
-- Полвосьмого,-- ответил Васька.-- Сколько могли -- не будили. Мясо где?
-- В рюкзаке,-- Глеб показал на кирпичи.-- А Билова чего нет?
-- Уксус ищет. Шашлык хочет заделать,-- Васька потормошил Юлю.-- Машина в девять на мост пойдет. Не забыл?
Юля встал, умылся возле мешалки и потянулся за рукавицами...
-- Ты чего? Не успеешь...-- Шевеля губами, Васька загружал мешалку: две лопаты цемента, шесть песка.
-- Я не буду писать.
-- Не понял,-- Васька замер с лопатой в руках, так и не высыпав песок в мешалку.-- Мы же вчера говорили...
-- Он трезвый был,-- пробурчал Юля, не глядя на Ваську.-- И все.
-- Не-ет, не все,-- четко, по складам произнес Васька и всадил лопату в песок.-- Кому вред, если ты напишешь?
-- Мане.
-- Какой еще Мане?! -- заорал Васька.-- При чем здесь Маня?!
-- Мане, жене его... Ей пенсию дадут, если трезвый...
-- А-а-а!.. Тут Глебушка поработал! Божий человек!..-- Васька обернулся к Глебу: -- Вы чего, ошалели? Помер он. Все! Поезд ушел! А денег не будет! Нам не будет! Ясно?!
-- И не надо,-- проворчал Юля.
-- Тебе не надо! -- взвился Васька.-- У тебя папашка с мамашкой!.. Полмашины отстегнули и еще дадут!.. Подохнут-все твое! А я?.. У меня две девки!.. А у Билова трояк!.. Вон он пришел, скажи ему, что писать не будешь...
-- Действительно,-- пробормотал Билов, не глядя на Юлю.
Юля обернулся к Глебу:
-- Глеб...
Глеб уже умылся из шланга и теперь вытирал лицо подолом рубашки.
-- Билов, хочешь, я тебе расскажу временно, какой у тебя расклад мыслей был... про это дело? Поначалу ты был против, чтоб писать. Мол, не по богу. Это когда разговора о деньгах не было. А как деньгой запахло, ты по ней затосковал и по-другому стал думать.-- Глеб натянул рубашку на мизинец и покрутил в ушах.-- Какое, мол, ты имеешь морально-христианское право своим детям недодать... Трем... Мол, ты перед богом за них ответствен... А за Егорыча, за одного, тебя бог простит временно...
-- Ладно! Завязывай! -- отрезал Васька.-- Пусть Юлька пишет. А получим деньги -- вы свои пайки Мане отошлете. Всего делов. Можете и венок выслать... Пожалуйста... Так что пиши, Юль.
-- Не буду!
-- Не будешь?! -- заорал Васька.-- Ну и... с тобой! Зину Васька нашел в конторе. Она сидела за машинкой и что-то печатала двумя пальцами.
-- Чего тебе? -- она раздраженно тыкнула пальцем в клавишу.
-- Михайлов писать объяснительную не хочет.
-- Почему? -- Зинка подняла голову от машинки.
-- Маню жалеет, жену сварного... Пенсию не получит...
-- Чего-чего? -- Зинка сморщилась, подалась вперед.-- Вот тоже!.. Тьфу! Ты знаешь, что Рафу будет?.. Ну, Карееву, если Михайлов не напишет? Посадить же могут! Ты хоть сказал ему?..
-- Говорил...
-- А ты знаешь что, Василий? -- Зинка поманила его поближе к столу.-Поезжай-ка сам на мост. Поговори с Кареевым. Понял? -- Она взглянула на часы.-- Машина сейчас пойдет... Успеешь.
-- А вы Глеба попросите напечатать! -- уже в дверях сказал Васька.-- Он быстро умеет, по-слепому. Васька появился после обеда.
Билов с Юлей заканчивали белить. Глеб возился в коровнике.
-- Порядок,-- негромко сказал Васька.
-- В отношении? -- спросил Глеб.
-- Извести хватило?
-- Хватило...
-- Ас той стороны?
-- Как в лучших домах!--отозвался снаружи Билов.-- Над воротами только... Поешь шашлычку... Васька обошел коровник. И настроение у него окончательно выпрямилось: хорошо слепили -- лучше нового.
-- Вот та-а-ак,-- довольно протянул он.-- Не упадет, Глеб.
-- Постоит временно! Теперь только шифером покрыть. Когда шифер будет? в
-- Вроде завтра обещали,-- ответил Васька.
-- Директор! -- крикнул Билов.
"Волга" остановилась у самых ворот. Из-за руля вылез директор, с другой стороны -- Зинка.
-- Ну что? -- негромко спросила она.
-- Угууу-у...--довольно промычал директор.--Следила?
Зинка кивнула. Директор прошелся вдоль стены, пощупал ее...
-- По два контрфорса на стену -- покрепче будет... А так -- нормально. Поехали, Зинаида Анатольевна! Машина прошла несколько метров, остановилась. Зинка вылезла.
-- А ты поплачь! -- сказала она, подойдя к Ваське. Тот отвернулся.
-- Ну, хочется ему, что теперь?! Директор! Кладкито на пару дней -- не разговор. Другое, скажи, плохо: кирпича нет!.. Студенты свой не дадут...
Зинка примолкла и постучала пальцами по влажной стене коровника.
-- Придется в печь лезть... В горячую... Кирпичного завода, по сути, не было, одно название. В сарае из горбыля стояла формовочная машина. Из щели в машине выдавливалась серо-зеленая, как пластилин, полоса, специальная сечка рубила ее на куски, и сырые кирпичи ехали на транспортере в барак -сушиться. Метрах в пятидесяти от барака две огромные, в три роста, ямы -печи.
Позавчера студенты набили обе печи сырым кирпичом и зажгли форсунки. Печи гудели двое суток. Значит, к вечеру студенты их выключат -- готов кирпич.
-- Они ямы погасят, а мы раскроем,-- прикидывал Васька.-- Главное: на студентов не нарваться... До шести надо печи раскрыть... Сходишь, Глеб?
-- Сходить-то можно... Красть-то больно не с руки... Глеб не ложился, чтоб не проспать.
Пока он дошел до кирпичного завода, рассвело. Над бурым квадратом печи дрожало упругое марево. Глеб разыскал скребок и со скребком в руках ступил на печь. От кед сразу же завоняло горелой резиной. Глеб, приплясывая, соскоблил засыпку и начисто размел метлой -- метла дымилась.
Он на секунду остановился и, подняв метлу, понюхал подпаленные прутья -- пахло рыбалкой. Потом спрятал метлу и скребок, сел на теплую землю, прислонился к столбу навеса. Для сохранения теплоты поднял воротник штормовки, поудобнее притерся к столбу и прикрыл глаза...
-- Чего приснилось? Глеб заворошился, намереваясь подняться.
Перед ним стояла Зинка.
-- Прислал...-- Он дернулся.-- Зацепился, что ли... Зинка заглянула ему за спину.
-- Битум с навеса потек... Жарко... Ваши-то где? -- И, увидев подходивших, крикнула: -- Вася! Я в шесть говорила! У меня что, всех забот -- кирпичи вам возить!.. Живо!..
-- Так...-- Вася огляделся.-- Я -- в кузове, двое -- в 124
яму, один на перекуре... Не раздевайся! -- крикнул оЯ Билову.-Сгоришь! Досок на кирпич накидайте, рука" виц по три пары!.. Глеб! Какого хрена! Я ж сказал вчера: сапоги!.. Снимай кеды...
Васька снял сапоги, сунул Глебу, сам влез в его кеды.
-- Готовы?! Глеб -- Билову Билов -- мне! Свистну: Юля меняет Глеба. Погнали!
Васька засек время. Через пять минут он свистнул. Юля подскочил к уже заклубившемуся Глебу, но тот оттолкнул его к Билову. Билов вылез из полуметровой огнедышащей дыры и за шиворот потянул с себя штормовку со свитером. Он долго отпыхивался, держась за крыло самосвала, потом начал харкать красной, как кровь, кирпичной пылью.
-- Респиратор надень! -- Васька, не нарушая ритма, меж кирпичей кинул ему респиратор.
Респиратор упал у ног Билова.
-- А ты будешь делать как надо!
Сказала и укатила на своем велосипеде.
-- Штукатурить велела! Сволочь!.. А этот ей: ушки!..
-- Пойду терок сделаю... -- сказал Глеб, не обращая на Ваську никакого внимания.-- А Билов пусть раствор заведет... совсем тонкий -- штукатурить легче... Глеб выстрогал две метровые терки. Из совковой лопаты сделал особую -- обрезал ручку и развалил пошире сам совок.
Он загрузил раствором тачку, подкатил к стене, набрал полную лопату и с кряхтеньем шмякнул раствор на стену. Потом взял терку обеими руками и сверху вниз по стене, волнируя, провел по расплеснутой массе. Из-под терки вышла чистая, гладкая полоса штукатурки шириной больше метра и высотой два с половиной.
Васька молча подошел к стене и недоверчиво потыкал штукатурку пальцем.
-- А верха -- с подмостей,-- пояснил Глеб.-- Встаньте поврозь, пошире друг от друга. А я вам накидывать буду.
Глеб выплеснул на стену весь раствор, впрягся в тачку и, вспахивая ржавым колесом землю, покатил ее к мешалке. Васька с Юлей взяли терки. Через пару часов Васька попробовал сменить Глеба, но у него ничего не вышло. Раствор или выплескивался из лопаты, не долетая до стены, или шлепался, как не надо.
В час ночи коровник изнутри был готов. Васька этого не ожидал. Теперь ему было тошно, что так по-бабьи сорвался. Главное, под самый конец. Завтра снаружи оштукатурят, потом побелить, крышу покрыть -- и гуляй, Вася,-- по домам.
Васька осатанел: переставил будильник на пять. Глеб, конечно, поддержал: спать -- дело поросячье, трудиться надо. Билов, который уже ополовинел и анфас и в профиль, закряхтел, забурчал, но в голос высказаться не посмел. Васька и сам уже на ночь седалгин стал глотать- руки ломило, заснуть не мог. В Москве запасся медициной на всю команду, знал, что к концу понадобится. Видел Васька, что Билов при последнем издыхании и у Юльки пальцы растрескались в кровь, хоть и мажет их все время кремом. И знал, что темп нельзя сбросить -- добить надо коровник, чтоб в запасе еще хотя бы пара дней оставалась... Мало ли что... Так и вышло: подсуропила Зинка штукатурку напоследок. Зараза!
...Билов сидел напротив Васьки с пустой тарелкой и ждал, пока Васька доест и скажет, что делать. А Васька не спешил: во-первых, сам не знал еще, как быть, а во-вторых, ему действительно пережевывать все нужно аккуратно. Что-то живот у него этой ночью вдобавок ко всему заболел по-нехорошему, по-язвенному. Не дай-то бог! Люське он больной -- не очень-то, да и вообще...
-- Дай спичку... Билов протянул ему коробок.
-- Так...-- сказал Васька, ковыряясь в зубах.-- Чем же белить-то будем? -- И сам себе ответил неприлично.
-- Вася! -- устыдил его Юля.-- Люди...
-- Чем белить, говорю?--со злостью повторил Васька.
-- Вот чего...-- заторопился Глеб,-- ты сейчас, это, поедим когда, ящик сколоти побольше. На полозьях...
-- Дальше, дальше! Белить чем? Мазать?!
-- Гашеной известью,-- всунулся в разговор Билов.
-- У-у-у!..-- Васька сморщился, как от зубной боли.
-- Вася имеет в виду орудия,--перевел Билову Юля.-- Квачи, кисти...
-- Билов! -- Глеб высвободился из-за стола.-- Я котлету есть не хочу, скушай... Вы ящик путем сделайте, а побелить -- побелим.-- Глеб успокаивающе махнул рукой и болезненно поморщился.
Васька встревоженно взглянул на него.
-- От лопаты,-- заоправдывался Глеб.-- Перенапряг вчера... Пройдет временно. Вы ящик-то сколотите, а я сейчас квачи...
У бани, возле самой помойки, Глеб стирал мочалки. "На четыре квача хватит". Отжал их, как белье, положил рядом с шайкой.
-- Ты хоть бы в тень встал...
-- Зинаида Анатольевна?!
-- Голову напечет... Чего это ты? -- Зинка удивленно смотрела на мокрые мочалки.
-- Для квачей, вот... мочалки... пользованные.-- Глеб ногой ковырнул помойную кучу. Из нее фонтаном брызнули мухи. Зацепил одну мочалку и показал Зинке:-- Полно...
-- Ты еще в нос мне сунь! -- отдернулась Зинка.-- Оштукатурили?
._ Как велели. Теперь белить...
-- Васька меня материл?
-- Не-е-е, не особенно. Хорошо отзывается. Положи> говорит, женщина.
Так уж и положительная? -- Зинка тихонько засмеялась.-- Глеб, слушай...-- медленно сказала она, ковыряя босоножкой песок.-- Что, если... Да нет, ничего!.. И шоркнула по песку ногой, стирая наковырянное.
-- Опять за мочалками? -- спросила бабка-истопница, когда через час Глеб снова появился у бани.
-- Нет, теперь по делу -- руку парить.
Парить руку послал его Васька. В бане Глеб был один. Минуя ненавистное мытье, он сразу сунулся в забитую влажным серым паром парилку. Сырой, почти на ощупь обжигающий пар шел из трубы под потолком. Глеб, насколько мог выдержать, подобрался поближе к шипящей дыре, пристроил плечо поудобнее и замер, обхватив голову ладонями.
В парилке он продремал с небольшими перерывами три часа. Напоследок решил даже помыться чужим обмылком и постирать трусы. На стирке трусов в мыльную влетела бабка.
-- Живой?! Думала, задохся. Вылазь давай. Стирает, главное дело. И там стирал, и здеся!..
-- Сейчас я...-- Глеб прикрылся шайкой.
-- У тебя ведь переодежи-то не было,-- сказала бабка, когда он вышел из бани, держа в руках постиранное, и подозрительно посмотрела на него.
-- Да я так одел.
-- С легким паром! -- крикнул Васька весело, потому что и ящик сколотили на полозьях, и известь нашли, и квачи получились -- лучше не надо.
-- Расческу возьми в джинсах! Глеб засадил расческу в темя, рванул вперед и начал терзать задубелые пряди, не промытые баней. После каждого чеса он рассматривал расческу, забитую волосами, и с удовлетворением приговаривал:
-- Массаж им, а которые слабые, так и не надо. Новые нарастут...
-- Какие новые, Глебушка? -- иронически заметил Васька. Он лежал, заложив руки под голову, готовясь к последней атаке -- побелке.-- Тебе жить два понедельника осталось...
-- Ничего,-- обрывая на себе волосы, приговаривал Глеб.-- Я еще молодых обживу... На болоте у себя -- на даче сяду на пенсии -- лук продавать стану, баню построю... Полешек надолбал -- и парься. Я трудовую свою как-то читал: у меня стаж почти к пенсии набран -- морские-то год за два идут,-- только возрасту не хватает временно...
-- Ты хоть помылся, Глебушка? -- спросил Васька.
-- Мыться, Вась, вредно. Умные люди вон чего пишут. Мол, надо только ноги мыть ежедневно и гениталий. А какой там у русского человека гениталий?.. Так... Не в этом дело. На пенсию надо идти... пораньше... А чего вы разлеглись-то все? Белить приступать надо. Сейчас расчешусь временно.
-- Мол,-- передразнил его Билов. Васька подошел к ящику с гашеной известью, помешал.
-- На кой хрен его белить? Так серый, будет белый- ну и что!
-- У финнов коровники разноцветные, между прочим, я на выставке видел,-- подал голос Юля.
-- В отношении? -- спросил Глеб, пряча расческу с выломанными зубьями в карман.-- Каких цветов?
-- Расчесочку забыли вернуть, Глеб Федорович.
-- Да она, Вась, уже недействительная. Я тебе с денег новую подарю. Каких цветов-то, Юль?
-- Да там разные: розовые, голубые...
-- А голубеньким, прямо сказать, неплохо, гм...-- задумался Васька и посмотрел в небо.-- Неплохо...
-- Думай, Ананий, думай! -- пророкотал Билов.-- "Голубой коровник* -Агата Кристи, не иначе.
-- Черт его знает...-- Васька почесал бороденку.-- Белила-то белые...
-- Пацаны неумные,-- сказал Глеб.-- Чернил вон синих в селыю купи, добавь в известь -- любой колер будет временно, Я когда смолоду по строительству халтурил в Ногинске, всегда в побелку или чернила, или синьку для цвгта.
Васька уставился в ящик с известью:
-- Сколько ж сюда надо?
-- Да сколько не жалко. И коровничек будет -- любо-дорого!
-- Черт! -- Васька посмотрел на часы.-- В магазинето перерыв.
-- Пока дойти -- кончится,-- сказал Юля.
-- Деньги гони, пацан корыстный.
-- Червонец остался...
-- Вот и гони. Не жмись для животных.
В ящике цвет побелки получился лазурный, но ког"да начали белить, Васька сморщился:
-- Псивый цвет какой-то. Надо вылить -- да по-нормальному... Без экспериментов. Тоже -- послушался идиотов!
-- Да поверь ты на слово,-- взмолился Глеб.-- Высохнет -- не узнаешь.
-- Вась, раз Глеб говорит...
-- Тебя не спрашивают,-- обрезал Васька Билова. Глеб постучал себя по груди:
-- Раз человек говорит, врать не станет, давай голубым.
Васька сплюнул:
-- Черт с вами! Давай!
-- А ты, Вась, меня послушаться не хотел,-- сказал утром Глеб, выходя из интерната.-- Где коровничек-то? Коровник за ночь высох и исчез. Слился с небом. Такой же голубой.
-- Лепота-а! -- пробасил Билов, и Васька впервые его не окоротил.
-- Крышу поставим, и уезжать не стыдно. А то -- белый,-- сказал Глеб, поднимая воротник штормовки. Возле коровника бродила Зинка.
-- Кто додумался?
-- Глеб,-- сказал Васька и зло посмотрел на него.-- Голубой, голубой...
-- Чего ты, Василий, испугался? -- улыбнулась Зинка.-- Молодцы! Баран с меня. Чернилами или гуашью?
-- Чернилами,-- пробормотал Глеб.
-- Баран с меня,-- повторила Зинка и подняла с земли велосипед.-Михайлов!
-- Я,-- почему-то испуганно отозвался Юля.
-- Я на мосту была у Кареева. Там, значит, такое Дело... Там сварщик, ну, этот, который упал... Умер он...
-- Иван Егорыч?! -- вскрикнул Юля.
-- Плохо-то как...-- по-бабьи запричитал Глеб.-- Думал: оклемается... Ой-ей!.. Когда ж помер?
-- Не спрашивала, позавчера вроде... Ханку меньше жрать надо!.. Михайлов должен объяснительную написать, что пьян он был...
-- Он не пьяный был,-- пробормотал Юля.-- Он так...
-- Ну, не знаю.-- Зинка досадливо поморщилась.-- Кареев говорит, пьяный... А тебе-то не все равно: пьяный, не пьяный... Напиши -- и все. Богдышев! -- Она поманила Глеба в сторону.-- В одиннадцать к коровнику подойдет машина. За сайгаками поедешь, понял?..
-- Понял...-- непонимающе глядя на нее, пробормотал Глеб.
-- Чего смотришь? Не хочешь, что ли? Так и скажи!-- Зинка повысила голос.-- Мне эти сайгаки сто лет не нужны!..
-- Хочу...-- Глеб тупо смотрел в землю.
-- Ну и все! -- Зинка недоуменно взглянула на него и укатила сердитая.
...В интернате Егорыча не касались. Будто он и не помер. Васька тренькал на гитаре: хоть он уже и доходит, но Асадова поклялся выдолбить и каждый день хоть двадцать минут, но тренькал. Юля лежал на койке, не двигаясь. Каждый раз, когда доплетались до интерната, он залегал, не раздеваясь и не моясь, минут на сорок, лежал с закрытыми глазами и только потом рассупонивался, мылся, подлечивал руки -- мазал, массировал...
Билов наконец написал письмо матери: мать заваливала его слезными письмами и даже прислала две телеграммы на имя Васи: что с ее сыном, почему не пишет.
-- "Не пишет..." -- бормотал Билов, заклеивая письмо.-- Тут- еле ноги волочишь... Глеб, ты-то хоть не бухти, чего сопишь?..
-- Пыжи забыл.-- Глеб вывернул на постель мешочек с охотничьим припасом, ковырялся в нем и ворчал:- Надо-то всего ничего, а нет... А без пыжей как? И сделать-то, главное дело, не из чего, картонки нет...-- Он сунул руку в рюкзак.-- Реликвию раскурочить временно?..-- Он вытянул из рюкзака солидную синюю книгу в тисненом переплете, повертел ее в руках, прикинул толщину обложки.-- Некрасиво, конечно, но чего ж теперь?..
Достав из охотничьего хлама специальный дырокол, Глеб заломил переплет, сунул его в машинку и даванул со злостью. Переплет хряпнул.
-- Рехнулся?! -- Билов потянулся к изуродованной книге. На титуле изящным неторопливым почерком было написано: "Глебу Федоровичу Богдышеву, талантливому теоретику и зятю". Дата и фамилия знаменитого академика.
-- На столе в кухне оставил...-- переживал Глеб.-- В целлофан склал, в суете забыл... Это разве пыж?! -- Он вертел в руках синий кружочек из-под дырокола.
-- Глеб,-- сказал Билов, завороженно разглядывая надпись,-- ты какое-нибудь открытие сделал?
-- Он пулю изобрел.-- Васька чуть заметно усмехнулся.
-- ...Это не охота с таким пыжом! Ну что это! Тьфу!
-- Правда пулю? -- не отставал Билов.-- Какую?
-- ...Пуля как пуля...-- бормотал Глеб.-- Стрелять... для охоты. Ее украли временно... Дай книгу-то...
-- Украли? -- Билов протянул ему книгу.
-- Ага... Я лет через пять журнал американский по охоте читал: там моя пуля, в журнале...
-- Как же это?
-- А кто знает... Я с американцами не выпивал, значит, не рассказывал. Может, сами доперли, а может, кто из наших проболтал, каким я говорил... А этот, кто ее запатентовал, небось миллион получил. Такая, главное дело, простая пуля... для охоты...
-- А по науке-то ты открыл что-нибудь? -- Билов никак не мог успокоиться.
-- Открыл...-- пробормотал Глеб.-- Брату потом подарил. Он докторскую писал по твердому телу.
-- Какое "тело"?
-- Твердое...
-- Ва-а-ась! -- послышалось в темноте шипение Глеба.
-- Ну-у? -- тяжело отозвался Васька.
-- Сайгак в кузове... Чего с ним?
Васька вздернулся.
-- Билов! Глеб, пихни его. Подъем. Сайгака обдирать!..
-- А? -- очумело отозвался Билов и глубже зарылся в постель.
-- Не буди, давай я,-- дневным голосом сказал Юля и начал одеваться.
-- А чего не спишь? -- удивился Васька. Юлька мрачно натягивал штаны.
-- Сколько сайгаков? -- спросил Васька.
-- Один. Другие -- ребятам: шофер и с фарой кото* рый... светил... Я это... постель смотаю, раз уж машиной...-- Глеб смахнул с тумбочки ерунду на пол, кинул туда же сандалии, примял подушку и свернул тюфяк.-- В коровнике постелюсь...
В кузове лежали три сайгака: два с рогами, один -- без.
-- Козлы,-- Глеб показал на рогатых и стукнул по кабине. Машина дернулась. Глеб шлепнулся на куль с постелью.-- Три выстрела -- мертвобитые.
-- Угу,-- кивнул Юля. Он молча глядел на сайгаков, мотавших рогатыми головами по доскам кузова.
-- Двух сразу, а третьего долго искали...-- Глеб закурил.-- Эти уж припухли временно...-- Сайгаки тряслись, из них выкатывались черные горошины помета.-- Подсолить надо получше, чтоб не тронулись... У коровника они скинули на землю сайгака, куль с постелью. Машина укатила, номер ее был тщательно заляпан грязью.
-- Его надо за передние ноги повесить,-- хлопотал Глеб, оглядываясь в проеме.-- Веревки забыл!.. Юля снял с себя ремень.
-- Точно! -- Глеб полез под свитер за своим.-- Манято как теперь?.. Надо ей соболезнование... Помоги-ка... Ага...
-- Кареев хочет, чтоб я объяснительную прислал, как он упал...
-- Так ведь ты писал... Чего же опять...
-- А Васька говорит: пиши... Понимаешь, он же поддатый был...-- Юля с надеждой взглянул на Глеба.
-- Похмеленный, а не поддатый,-- уточнил Глеб.
-- Васька говорит, тогда Кареев наряды нам закроет... Егорыча-то нет... какая разница?..
-- Есть разница!--твердо сказал Глеб, надрезая шкуру на брюхе.-- Один трясет, другой дразнится. То пьяный, а то, можно сказать, трезвый... Чего вратьто, мол!..
-- Так ведь не закроет наряды...
-- Ну и хрен с ними! -- равнодушно сказал Глеб, ковыряясь у сайгака в брюхе.-- Тебе не закроют, зато Мане пенсию дадут!.. Не пиши. Бога побойся, как верующие говорят... На, зарой временно...
Глеб протянул Юле завернутые в целлофан сайгачьи внутренности.
-- А Билов чего? __ Сначала, как ты, говорил: не пиши, а как Васька про наряды сказал, сразу --пиши.
у _ Понятно... Во, в шею!..-- Глеб протянул Юльке на ладони картечину.-- И чисто!
-- Маленькая... _ Хва-а-а-тит... А из головы чучелу сделаю для дома. Или в подарок кому... Сколько Кареев может дать?
-- Васька говорит: тыщи полторы.
-- Правильно говорит: на полторы наработали. Закури мне, только фильтру оборви.-- Юля прикурил сигарету, всунул ему в рот.-- Я бы не писал... Все пропито, кроме чести!..
Ободрав сайгака, Глеб отмотал от рулона кусок рубероида, расстелил и на нем стал разделывать тушку. Юля сидел в стороне и молчал.
Глеб разделал сайгака, вытряхнул рюкзак прямо на землю, сложил в него мясо и заложил в кирпичи. А кровь закидал.
Разбудила их мешалка.
-- Э-э-это, час-то который? -- протирая глаза, спросил Глеб.
-- Полвосьмого,-- ответил Васька.-- Сколько могли -- не будили. Мясо где?
-- В рюкзаке,-- Глеб показал на кирпичи.-- А Билова чего нет?
-- Уксус ищет. Шашлык хочет заделать,-- Васька потормошил Юлю.-- Машина в девять на мост пойдет. Не забыл?
Юля встал, умылся возле мешалки и потянулся за рукавицами...
-- Ты чего? Не успеешь...-- Шевеля губами, Васька загружал мешалку: две лопаты цемента, шесть песка.
-- Я не буду писать.
-- Не понял,-- Васька замер с лопатой в руках, так и не высыпав песок в мешалку.-- Мы же вчера говорили...
-- Он трезвый был,-- пробурчал Юля, не глядя на Ваську.-- И все.
-- Не-ет, не все,-- четко, по складам произнес Васька и всадил лопату в песок.-- Кому вред, если ты напишешь?
-- Мане.
-- Какой еще Мане?! -- заорал Васька.-- При чем здесь Маня?!
-- Мане, жене его... Ей пенсию дадут, если трезвый...
-- А-а-а!.. Тут Глебушка поработал! Божий человек!..-- Васька обернулся к Глебу: -- Вы чего, ошалели? Помер он. Все! Поезд ушел! А денег не будет! Нам не будет! Ясно?!
-- И не надо,-- проворчал Юля.
-- Тебе не надо! -- взвился Васька.-- У тебя папашка с мамашкой!.. Полмашины отстегнули и еще дадут!.. Подохнут-все твое! А я?.. У меня две девки!.. А у Билова трояк!.. Вон он пришел, скажи ему, что писать не будешь...
-- Действительно,-- пробормотал Билов, не глядя на Юлю.
Юля обернулся к Глебу:
-- Глеб...
Глеб уже умылся из шланга и теперь вытирал лицо подолом рубашки.
-- Билов, хочешь, я тебе расскажу временно, какой у тебя расклад мыслей был... про это дело? Поначалу ты был против, чтоб писать. Мол, не по богу. Это когда разговора о деньгах не было. А как деньгой запахло, ты по ней затосковал и по-другому стал думать.-- Глеб натянул рубашку на мизинец и покрутил в ушах.-- Какое, мол, ты имеешь морально-христианское право своим детям недодать... Трем... Мол, ты перед богом за них ответствен... А за Егорыча, за одного, тебя бог простит временно...
-- Ладно! Завязывай! -- отрезал Васька.-- Пусть Юлька пишет. А получим деньги -- вы свои пайки Мане отошлете. Всего делов. Можете и венок выслать... Пожалуйста... Так что пиши, Юль.
-- Не буду!
-- Не будешь?! -- заорал Васька.-- Ну и... с тобой! Зину Васька нашел в конторе. Она сидела за машинкой и что-то печатала двумя пальцами.
-- Чего тебе? -- она раздраженно тыкнула пальцем в клавишу.
-- Михайлов писать объяснительную не хочет.
-- Почему? -- Зинка подняла голову от машинки.
-- Маню жалеет, жену сварного... Пенсию не получит...
-- Чего-чего? -- Зинка сморщилась, подалась вперед.-- Вот тоже!.. Тьфу! Ты знаешь, что Рафу будет?.. Ну, Карееву, если Михайлов не напишет? Посадить же могут! Ты хоть сказал ему?..
-- Говорил...
-- А ты знаешь что, Василий? -- Зинка поманила его поближе к столу.-Поезжай-ка сам на мост. Поговори с Кареевым. Понял? -- Она взглянула на часы.-- Машина сейчас пойдет... Успеешь.
-- А вы Глеба попросите напечатать! -- уже в дверях сказал Васька.-- Он быстро умеет, по-слепому. Васька появился после обеда.
Билов с Юлей заканчивали белить. Глеб возился в коровнике.
-- Порядок,-- негромко сказал Васька.
-- В отношении? -- спросил Глеб.
-- Извести хватило?
-- Хватило...
-- Ас той стороны?
-- Как в лучших домах!--отозвался снаружи Билов.-- Над воротами только... Поешь шашлычку... Васька обошел коровник. И настроение у него окончательно выпрямилось: хорошо слепили -- лучше нового.
-- Вот та-а-ак,-- довольно протянул он.-- Не упадет, Глеб.
-- Постоит временно! Теперь только шифером покрыть. Когда шифер будет? в
-- Вроде завтра обещали,-- ответил Васька.
-- Директор! -- крикнул Билов.
"Волга" остановилась у самых ворот. Из-за руля вылез директор, с другой стороны -- Зинка.
-- Ну что? -- негромко спросила она.
-- Угууу-у...--довольно промычал директор.--Следила?
Зинка кивнула. Директор прошелся вдоль стены, пощупал ее...
-- По два контрфорса на стену -- покрепче будет... А так -- нормально. Поехали, Зинаида Анатольевна! Машина прошла несколько метров, остановилась. Зинка вылезла.
-- А ты поплачь! -- сказала она, подойдя к Ваське. Тот отвернулся.
-- Ну, хочется ему, что теперь?! Директор! Кладкито на пару дней -- не разговор. Другое, скажи, плохо: кирпича нет!.. Студенты свой не дадут...
Зинка примолкла и постучала пальцами по влажной стене коровника.
-- Придется в печь лезть... В горячую... Кирпичного завода, по сути, не было, одно название. В сарае из горбыля стояла формовочная машина. Из щели в машине выдавливалась серо-зеленая, как пластилин, полоса, специальная сечка рубила ее на куски, и сырые кирпичи ехали на транспортере в барак -сушиться. Метрах в пятидесяти от барака две огромные, в три роста, ямы -печи.
Позавчера студенты набили обе печи сырым кирпичом и зажгли форсунки. Печи гудели двое суток. Значит, к вечеру студенты их выключат -- готов кирпич.
-- Они ямы погасят, а мы раскроем,-- прикидывал Васька.-- Главное: на студентов не нарваться... До шести надо печи раскрыть... Сходишь, Глеб?
-- Сходить-то можно... Красть-то больно не с руки... Глеб не ложился, чтоб не проспать.
Пока он дошел до кирпичного завода, рассвело. Над бурым квадратом печи дрожало упругое марево. Глеб разыскал скребок и со скребком в руках ступил на печь. От кед сразу же завоняло горелой резиной. Глеб, приплясывая, соскоблил засыпку и начисто размел метлой -- метла дымилась.
Он на секунду остановился и, подняв метлу, понюхал подпаленные прутья -- пахло рыбалкой. Потом спрятал метлу и скребок, сел на теплую землю, прислонился к столбу навеса. Для сохранения теплоты поднял воротник штормовки, поудобнее притерся к столбу и прикрыл глаза...
-- Чего приснилось? Глеб заворошился, намереваясь подняться.
Перед ним стояла Зинка.
-- Прислал...-- Он дернулся.-- Зацепился, что ли... Зинка заглянула ему за спину.
-- Битум с навеса потек... Жарко... Ваши-то где? -- И, увидев подходивших, крикнула: -- Вася! Я в шесть говорила! У меня что, всех забот -- кирпичи вам возить!.. Живо!..
-- Так...-- Вася огляделся.-- Я -- в кузове, двое -- в 124
яму, один на перекуре... Не раздевайся! -- крикнул оЯ Билову.-Сгоришь! Досок на кирпич накидайте, рука" виц по три пары!.. Глеб! Какого хрена! Я ж сказал вчера: сапоги!.. Снимай кеды...
Васька снял сапоги, сунул Глебу, сам влез в его кеды.
-- Готовы?! Глеб -- Билову Билов -- мне! Свистну: Юля меняет Глеба. Погнали!
Васька засек время. Через пять минут он свистнул. Юля подскочил к уже заклубившемуся Глебу, но тот оттолкнул его к Билову. Билов вылез из полуметровой огнедышащей дыры и за шиворот потянул с себя штормовку со свитером. Он долго отпыхивался, держась за крыло самосвала, потом начал харкать красной, как кровь, кирпичной пылью.
-- Респиратор надень! -- Васька, не нарушая ритма, меж кирпичей кинул ему респиратор.
Респиратор упал у ног Билова.