– Но ты можешь выслушать меня непредвзято.
Мария, удивлённо взглянув на мужа, залилась истерическим смехом.
– Что я смешного сказал?
– Сейчас. – Мария вытерла набежавшие от смеха слёзы. – А ты комик, даже в такой ситуации! Ты сказал: «непредвзято»! Или я слова перестала понимать, или ты ничего не понимаешь в наших отношениях! Как я могу слушать тебя непредвзято?! Мы живём вместе двадцать лет! Я знаю все твои привычки. Я заранее знаю, какая мысль придёт тебе в голову. Ты изменился? Ты стал другим?
– Да! За последние три дня….
Скомарохову пришлось остановиться, так как жена снова залилась безудержным смехом. Просмеявшись как следует, Мария снова вытерла слёзы платком.
– Ты хочешь, чтобы я умерла сегодня от смеха!
– Я хотел сказать, что за последние три дня со мной здесь произошло нечто более значительное, чем вся предыдущая моя жизнь!
– О, таинственный незнакомец! Опять ты говоришь только о себе, а меня вообще как будто не существует! А не пора ли тебе выпить пивка, лёжа на диване перед проклятым телевизором? Да ещё и с газетой в руках! Сколько их накопилось в твоё отсутствие – чёртова тьма!
– Я больше не пью пива!
– Извини! Я даже уже смеяться не могу, устала. Ты ведёшь себя как алкоголик, который в очередной раз обещает бросить пить. Поздно! Я! Ты понимаешь, я! Я не изменилась! После стольких лет совместной жизни ты в принципе не можешь ничего сказать, сделать или подумать так, чтобы мне это понравилось. Всё будет не так! Даже случайно ты ничего не сможешь сделать правильно!
– Это так необратимо?
– Именно так!
– Ну что же, – вздохнул Скомарохов, – ты, наверно, много страдала из-за меня. Прости, если сможешь! Если тебе без меня будет лучше, то давай расстанемся.
В этот момент совсем неподалёку, за стеной, разразился гром заразительного женского смеха. Какая-то женщина безудержно хохотала и не могла остановиться. Жена Скомарохова тоже рассмеялась, закрыв лицо ладонями.
– Сегодня, наверно, день женского смеха! – Она встала и пошла к выходу. – Бог тебя, Володя, простит!
– А он бы не обиделся!
– Может быть, он бы и не обиделся, – сказала Мария, обернувшись, – но ему было бы весьма противно, уверяю тебя!
ЖИЗНЬ БЕЗ ИИСУСА
ТО, ЧТО НАПИСАНО, И ТО, ЧТО СКАЗАНО
ТЕНЬ ОТ ИСТИНЫ
ПОВОД ДЛЯ БРУДЕРШАФТА
ЖЕНЩИНА С КОСОЙ
Мария, удивлённо взглянув на мужа, залилась истерическим смехом.
– Что я смешного сказал?
– Сейчас. – Мария вытерла набежавшие от смеха слёзы. – А ты комик, даже в такой ситуации! Ты сказал: «непредвзято»! Или я слова перестала понимать, или ты ничего не понимаешь в наших отношениях! Как я могу слушать тебя непредвзято?! Мы живём вместе двадцать лет! Я знаю все твои привычки. Я заранее знаю, какая мысль придёт тебе в голову. Ты изменился? Ты стал другим?
– Да! За последние три дня….
Скомарохову пришлось остановиться, так как жена снова залилась безудержным смехом. Просмеявшись как следует, Мария снова вытерла слёзы платком.
– Ты хочешь, чтобы я умерла сегодня от смеха!
– Я хотел сказать, что за последние три дня со мной здесь произошло нечто более значительное, чем вся предыдущая моя жизнь!
– О, таинственный незнакомец! Опять ты говоришь только о себе, а меня вообще как будто не существует! А не пора ли тебе выпить пивка, лёжа на диване перед проклятым телевизором? Да ещё и с газетой в руках! Сколько их накопилось в твоё отсутствие – чёртова тьма!
– Я больше не пью пива!
– Извини! Я даже уже смеяться не могу, устала. Ты ведёшь себя как алкоголик, который в очередной раз обещает бросить пить. Поздно! Я! Ты понимаешь, я! Я не изменилась! После стольких лет совместной жизни ты в принципе не можешь ничего сказать, сделать или подумать так, чтобы мне это понравилось. Всё будет не так! Даже случайно ты ничего не сможешь сделать правильно!
– Это так необратимо?
– Именно так!
– Ну что же, – вздохнул Скомарохов, – ты, наверно, много страдала из-за меня. Прости, если сможешь! Если тебе без меня будет лучше, то давай расстанемся.
В этот момент совсем неподалёку, за стеной, разразился гром заразительного женского смеха. Какая-то женщина безудержно хохотала и не могла остановиться. Жена Скомарохова тоже рассмеялась, закрыв лицо ладонями.
– Сегодня, наверно, день женского смеха! – Она встала и пошла к выходу. – Бог тебя, Володя, простит!
– А он бы не обиделся!
– Может быть, он бы и не обиделся, – сказала Мария, обернувшись, – но ему было бы весьма противно, уверяю тебя!
ЖИЗНЬ БЕЗ ИИСУСА
Когда Скомарохов вернулся в палату, Иисуса уже не было. Он почувствовал, что жизнь опустела. Скомарохов заходил в палаты, здоровался, узнавал новости. Сегодня выписывалось много больных, все они были из тех, с кем беседовал Иисус. Они как-то по-особому встречали Скомарохова и обещали зайти к нему попрощаться. Их теперь связывало нечто общее, сокровенное.
«Оказывается, все они ждали меня! – подумал Скомарохов. – Надеялись, что я зайду, пожму руку, спрошу что-нибудь. Они даже не сомневались в том, что я зайду. Я должен был подойти к каждому, кто сегодня выписывается. Они считают эту короткую встречу со мной чем-то значительным, имеющим тайный смысл. А я-то думал, что это я случайно решил пройтись по палатам, от нечего делать. А это уже было предначертано! Боже мой! И я ещё считаю себя тонко чувствующим актёром! Какая непроходимая тупость!»
Дядя Ваня Пророк, взглянув на него, хлопнул его по плечу и сказал:
– Ничего! Бывает в жизни и утрата. Если она приходит, так приходит.
Выйдя в коридор, Скомарохов задумался над тем, что же имел в виду Дядя Ваня, говоря об утрате. «Люди выписываются, расставаться с ними грустно, но „утрата“? Это слишком сильно сказано. Может быть, он знает про то, что от меня уходит жена? Пророкам всё известно». И тут до Скомарохова дошло, что Иисуса не просто сейчас нет, а, возможно, больше он его никогда не увидит. Иисус никому не обещал вернуться через семь банковских дней. Да и зачем ему возвращаться?!
«Но я-то остаюсь! Что я буду делать?» Вкусив жизни иной, по сравнению с которой жизнь московского залихватского актёра – пустой идиотизм, Скомарохов не мог даже помыслить, что может вернуться к прежней жизни.
«Люди даже не подозревают, как убого они живут. Им не с чем сравнивать! Я же теперь могу задохнуться от пустоты жизни, как задыхается человек в безвоздушном пространстве. Они привыкли, они могут так жить, потому что не знают ничего другого, они думают, что так и нужно жить. Надо было мне последовать за Иисусом. Но я даже не подумал об этом!»
Скомарохов представил, как он выходит на работу, как встречается с друзьями, как рассказывает им про Иисуса. Это было ужасно! Это была ужасная тоска! Все его рассказы об Иисусе они бы восприняли на уровне баек и анекдотов. Он понял, что к друзьям он больше уже никогда не вернётся, он потерял друзей.
«Если она приходит, так приходит, – повторил Скомарохов слова Дяди Вани. – Утрата со всех сторон! Нужно что-то делать!» Скомарохов резко зашагал по коридору, и решение пришло мгновенно, само собой.
«Раньше я играл каких-то героев. Актёр – всегда лицо второстепенное по сравнению с персонажем, которого он изображает. Хватит! Теперь я главный персонаж! Я буду играть самого себя!»
«Оказывается, все они ждали меня! – подумал Скомарохов. – Надеялись, что я зайду, пожму руку, спрошу что-нибудь. Они даже не сомневались в том, что я зайду. Я должен был подойти к каждому, кто сегодня выписывается. Они считают эту короткую встречу со мной чем-то значительным, имеющим тайный смысл. А я-то думал, что это я случайно решил пройтись по палатам, от нечего делать. А это уже было предначертано! Боже мой! И я ещё считаю себя тонко чувствующим актёром! Какая непроходимая тупость!»
Дядя Ваня Пророк, взглянув на него, хлопнул его по плечу и сказал:
– Ничего! Бывает в жизни и утрата. Если она приходит, так приходит.
Выйдя в коридор, Скомарохов задумался над тем, что же имел в виду Дядя Ваня, говоря об утрате. «Люди выписываются, расставаться с ними грустно, но „утрата“? Это слишком сильно сказано. Может быть, он знает про то, что от меня уходит жена? Пророкам всё известно». И тут до Скомарохова дошло, что Иисуса не просто сейчас нет, а, возможно, больше он его никогда не увидит. Иисус никому не обещал вернуться через семь банковских дней. Да и зачем ему возвращаться?!
«Но я-то остаюсь! Что я буду делать?» Вкусив жизни иной, по сравнению с которой жизнь московского залихватского актёра – пустой идиотизм, Скомарохов не мог даже помыслить, что может вернуться к прежней жизни.
«Люди даже не подозревают, как убого они живут. Им не с чем сравнивать! Я же теперь могу задохнуться от пустоты жизни, как задыхается человек в безвоздушном пространстве. Они привыкли, они могут так жить, потому что не знают ничего другого, они думают, что так и нужно жить. Надо было мне последовать за Иисусом. Но я даже не подумал об этом!»
Скомарохов представил, как он выходит на работу, как встречается с друзьями, как рассказывает им про Иисуса. Это было ужасно! Это была ужасная тоска! Все его рассказы об Иисусе они бы восприняли на уровне баек и анекдотов. Он понял, что к друзьям он больше уже никогда не вернётся, он потерял друзей.
«Если она приходит, так приходит, – повторил Скомарохов слова Дяди Вани. – Утрата со всех сторон! Нужно что-то делать!» Скомарохов резко зашагал по коридору, и решение пришло мгновенно, само собой.
«Раньше я играл каких-то героев. Актёр – всегда лицо второстепенное по сравнению с персонажем, которого он изображает. Хватит! Теперь я главный персонаж! Я буду играть самого себя!»
ТО, ЧТО НАПИСАНО, И ТО, ЧТО СКАЗАНО
– Михаил, позвони, пожалуйста, моей жене Саре и скажи ей, что я выписываюсь.
– Когда же ты выписываешься?
– Естественно, когда Сара за мной приедет!
– И ты готов спокойно решать все проблемы, которые перед тобой встанут?
– Какие проблемы?! Где ты видишь проблемы?! Покажи мне хотя бы одну! Дай мне потрогать её руками! Если ты видишь проблемы, то у тебя проблемы с твоей головой. Проблемы – это твои галлюцинации. В жизни проблем нет!
– Ты не прав, Моисей! Проблемы есть у всех, они возникают неизбежно. Кто-то их может решать, а кто-то в них запутывается. А мы – психиатры и психотерапевты – помогаем человеку их распутать.
– Если ты из-за своей скупости покупаешь старый автомобиль, то у тебя с ним, скорее всего, будут проблемы. Если автомобиль очень старый – ты запутаешься в этих проблемах. Но если ты купишь новый дорогой автомобиль, у тебя с ним не будет никаких проблем! Всё дело в голове, Миша! Жаль, что нет психотерапевтов для психотерапевтов, которые бы это им объяснили. Больные лечат больных!
– В своей жизни я встречал много больных, у которых не было никаких проблем, зато у окружающих с ними было проблем более чем достаточно. Здорового беспроблемного человека я вижу второй раз. Первым был Иисус. Уж не стал ли ты святым, Моисей?
Раздался стук в дверь. В кабинет влетел Скомарохов.
– Михаил Иосифович! Мне нужно срочно с Вами поговорить!
– Вы не могли бы подождать? Мы ещё не закончили.
– Но у меня срочный вопрос!
– Миша! Послушаем господина Скомарохова, – вмешался Рабинович, – мне не к спеху! Разумеется, если я вам не помешаю, господин Скомарохов.
– Мне теперь никто не сможет помешать! Михаил Иосифович! Я понял, кто я есть, и знаю своё истинное предназначенье на земле! Я первый ученик Иисуса Христа, его апостол. Все видели, что он избрал именно меня, и я был с ним везде и всюду. Я донесу миру весть о втором пришествии Христа! Я расскажу миру о его учении и деяниях его! У меня всё записано! Я не расстаюсь с этим блокнотом никогда. Я знаю, что многие меня не примут, у меня будет много противников, особенно среди духовенства, но моя воля непоколебима! Я создам новое христианство – христианство второго пришествия! Я пойду к народу! Я пойду к честным российским политикам! В нашей стране, которая сейчас задыхается от бездуховности, это будет новая государственная религия!
– Страну жалко! – сказал Рабинович. – И в чём же суть нового учения Иисуса? Как вы его понимаете?
– Люди живут бездуховной убогой жизнью, растрачивают свои жизни на решение ничтожных мелочных проблем. Такая жизнь недостойна человека! Они решают в жизни мелочные проблемы и не замечают своих истинных глобальных проблем, для решения которых от них потребуются огромные духовные силы, весь творческий потенциал человека!
– Достаточно, господин Скомарохов, мне уже всё ясно! – со вздохом сказал Рабинович.
– И я прошу вас, Михаил Иосифович, выписать меня немедленно! – продолжал Скомарохов. – Свет разума, горящий во мне, я должен отдавать людям!
– Ну, зачем же так сразу, Владимир Ильич! Вам нужно по крайней мере несколько дней, чтобы всё обдумать, чтобы всё хорошо улеглось в голове, ведь ошибки здесь недопустимы – неверно сказанным словом воспользуются ваши противники. Да и потом, начинайте прямо здесь нести свет разума!
– Прямо здесь? – задумался Скомарохов. – В психиатрической больнице?
– Выпиши его, Михаил! – попросил Рабинович. – У тебя здесь приличное заведение, таким здесь не место.
– Да, – уже не так уверенно произнёс Скомарохов, – я всё-таки хотел бы немедленно.
Пока Михаил Иосифович по телефону отдавал распоряжение, Рабинович вновь обратился к Скомарохову:
– Единственное, что меня с вами примиряет, это то, что мы вместе участвовали в танце Духа, хотя я до сих пор не понимаю, почему вы в нём участвовали. Вы и об этом будете рассказывать народу?
– Конечно, нет! Это тайная сторона учения. Народ этого не поймёт.
– И на том спасибо!
Когда Скомарохов ушёл, Мойша придвинул свой стул ближе к столу:
– Ты слышал! У него всё записано! Понимаешь теперь, почему Иисус говорил не верить всему тому, что написано?!
– Да, – нехотя согласился Михаил Иосифович, – это хорошая иллюстрация для понимания священных текстов.
– В отличие от этого субъекта я теперь знаю, почему никогда нельзя произносить ни слова неправды. Жаль, что я понял это только теперь, но лучше поздно, чем никогда! Клянусь Богом, Михаил, от меня ты больше не услышишь ни слова лжи!
В этот момент в дверь постучали. Вошли Эллочка и Софья.
– Какие женщины!!! Какие потрясающие, чудесные женщины к нам пришли! Миша! Я сейчас умру!
Мойша поспешил навстречу потрясающим женщинам, и Эллочка бросилась ему на шею!
Ровно через сорок минут после этой фразы Моисей Рабинович умрёт в возрасте 77 лет в кабинете своего друга, заведующего отделением психиатрической больницы. Проводив до дверей и расцеловав на прощание Эллочку и Софью, он опустится в кресло и больше не встанет.
Эллочка и Софья пробудут в кабинете заведующего отделением 39 минут. Один из больных, бесцельно шатавшихся по коридору, будет слышать за дверью звон смеха, звон бокалов, радостные женские и мужские голоса.
Рабинович сказал правду. Проведёнными исследованиями было установлено, что в русском слове «сейчас» в среднем содержится ровно сорок минут. (В разговорной разновидности этого слова, в слове «щас», – времени гораздо больше. Сколько? Установить не удалось, так как очень часто это слово используется в значении «никогда»).
– Когда же ты выписываешься?
– Естественно, когда Сара за мной приедет!
– И ты готов спокойно решать все проблемы, которые перед тобой встанут?
– Какие проблемы?! Где ты видишь проблемы?! Покажи мне хотя бы одну! Дай мне потрогать её руками! Если ты видишь проблемы, то у тебя проблемы с твоей головой. Проблемы – это твои галлюцинации. В жизни проблем нет!
– Ты не прав, Моисей! Проблемы есть у всех, они возникают неизбежно. Кто-то их может решать, а кто-то в них запутывается. А мы – психиатры и психотерапевты – помогаем человеку их распутать.
– Если ты из-за своей скупости покупаешь старый автомобиль, то у тебя с ним, скорее всего, будут проблемы. Если автомобиль очень старый – ты запутаешься в этих проблемах. Но если ты купишь новый дорогой автомобиль, у тебя с ним не будет никаких проблем! Всё дело в голове, Миша! Жаль, что нет психотерапевтов для психотерапевтов, которые бы это им объяснили. Больные лечат больных!
– В своей жизни я встречал много больных, у которых не было никаких проблем, зато у окружающих с ними было проблем более чем достаточно. Здорового беспроблемного человека я вижу второй раз. Первым был Иисус. Уж не стал ли ты святым, Моисей?
Раздался стук в дверь. В кабинет влетел Скомарохов.
– Михаил Иосифович! Мне нужно срочно с Вами поговорить!
– Вы не могли бы подождать? Мы ещё не закончили.
– Но у меня срочный вопрос!
– Миша! Послушаем господина Скомарохова, – вмешался Рабинович, – мне не к спеху! Разумеется, если я вам не помешаю, господин Скомарохов.
– Мне теперь никто не сможет помешать! Михаил Иосифович! Я понял, кто я есть, и знаю своё истинное предназначенье на земле! Я первый ученик Иисуса Христа, его апостол. Все видели, что он избрал именно меня, и я был с ним везде и всюду. Я донесу миру весть о втором пришествии Христа! Я расскажу миру о его учении и деяниях его! У меня всё записано! Я не расстаюсь с этим блокнотом никогда. Я знаю, что многие меня не примут, у меня будет много противников, особенно среди духовенства, но моя воля непоколебима! Я создам новое христианство – христианство второго пришествия! Я пойду к народу! Я пойду к честным российским политикам! В нашей стране, которая сейчас задыхается от бездуховности, это будет новая государственная религия!
– Страну жалко! – сказал Рабинович. – И в чём же суть нового учения Иисуса? Как вы его понимаете?
– Люди живут бездуховной убогой жизнью, растрачивают свои жизни на решение ничтожных мелочных проблем. Такая жизнь недостойна человека! Они решают в жизни мелочные проблемы и не замечают своих истинных глобальных проблем, для решения которых от них потребуются огромные духовные силы, весь творческий потенциал человека!
– Достаточно, господин Скомарохов, мне уже всё ясно! – со вздохом сказал Рабинович.
– И я прошу вас, Михаил Иосифович, выписать меня немедленно! – продолжал Скомарохов. – Свет разума, горящий во мне, я должен отдавать людям!
– Ну, зачем же так сразу, Владимир Ильич! Вам нужно по крайней мере несколько дней, чтобы всё обдумать, чтобы всё хорошо улеглось в голове, ведь ошибки здесь недопустимы – неверно сказанным словом воспользуются ваши противники. Да и потом, начинайте прямо здесь нести свет разума!
– Прямо здесь? – задумался Скомарохов. – В психиатрической больнице?
– Выпиши его, Михаил! – попросил Рабинович. – У тебя здесь приличное заведение, таким здесь не место.
– Да, – уже не так уверенно произнёс Скомарохов, – я всё-таки хотел бы немедленно.
Пока Михаил Иосифович по телефону отдавал распоряжение, Рабинович вновь обратился к Скомарохову:
– Единственное, что меня с вами примиряет, это то, что мы вместе участвовали в танце Духа, хотя я до сих пор не понимаю, почему вы в нём участвовали. Вы и об этом будете рассказывать народу?
– Конечно, нет! Это тайная сторона учения. Народ этого не поймёт.
– И на том спасибо!
Когда Скомарохов ушёл, Мойша придвинул свой стул ближе к столу:
– Ты слышал! У него всё записано! Понимаешь теперь, почему Иисус говорил не верить всему тому, что написано?!
– Да, – нехотя согласился Михаил Иосифович, – это хорошая иллюстрация для понимания священных текстов.
– В отличие от этого субъекта я теперь знаю, почему никогда нельзя произносить ни слова неправды. Жаль, что я понял это только теперь, но лучше поздно, чем никогда! Клянусь Богом, Михаил, от меня ты больше не услышишь ни слова лжи!
В этот момент в дверь постучали. Вошли Эллочка и Софья.
– Какие женщины!!! Какие потрясающие, чудесные женщины к нам пришли! Миша! Я сейчас умру!
Мойша поспешил навстречу потрясающим женщинам, и Эллочка бросилась ему на шею!
Ровно через сорок минут после этой фразы Моисей Рабинович умрёт в возрасте 77 лет в кабинете своего друга, заведующего отделением психиатрической больницы. Проводив до дверей и расцеловав на прощание Эллочку и Софью, он опустится в кресло и больше не встанет.
Эллочка и Софья пробудут в кабинете заведующего отделением 39 минут. Один из больных, бесцельно шатавшихся по коридору, будет слышать за дверью звон смеха, звон бокалов, радостные женские и мужские голоса.
Рабинович сказал правду. Проведёнными исследованиями было установлено, что в русском слове «сейчас» в среднем содержится ровно сорок минут. (В разговорной разновидности этого слова, в слове «щас», – времени гораздо больше. Сколько? Установить не удалось, так как очень часто это слово используется в значении «никогда»).
ТЕНЬ ОТ ИСТИНЫ
– Дима! Моя жизнь круто меняется! Софья встретилась с Иисусом – она бросила христианство! Она переменилась до неузнаваемости, снова стала жизнерадостным человеком! Это просто невероятно! Ты же видел её раньше?!
– Конечно! Очень правильная была христианка: мрачноватая, в платке. И, извини, мне показалось, слегка злобная.
– Она и сюда ехала ещё такой, она нам с Эллочкой рассказала. Сколько я с ней спорил! Как только не стремился переубедить – всё было бесполезно! А тут мимолётная беседа – и все христианские убеждения рассыпались в прах! Разве это не чудо?!
– Можно сказать, предала свои христианские убеждения, – засмеялся Дмитрий, – если не учитывать одного момента: беседовала-то она с Христом.
– Да. Христос против христианства!
– Значит, кто-то из них не прав!
Тут пришёл Скомарохов. Он пришёл попрощаться с Альфредом и Дмитрием и сразу же встал посреди палаты.
– Друзья мои! Только вам я могу сказать, как я волнуюсь! – начал он. А у Дмитрия возникло впечатление, что Скомарохов представляет себя перед многотысячной толпой. – Сейчас я перешагну порог больницы и начнётся моя новая небанальная жизнь! Я нашел себя! Я не подозревал, что это так грандиозно! Я сам взял на себя миссию нести людям новое учение Иисуса – учение второго пришествия!
– Отойди! – вдруг сказал Дмитрий.
– Что? Отойди? – не понял Скомарохов. Альфред тоже недоумённо посмотрел на Дмитрия.
– Два шага в сторону! Влево или вправо! Ты на тени стоишь!
– На какой тени? – отойдя в сторону, спросил Скомарохов.
– Вот! Вы видите тень, как будто человек у окна стоит? Не узнаёте? Это тень Иисуса! Она и вчера не сразу исчезла, а сейчас опять появилась в это же время.
И Дмитрий рассказал о том, как тень эта вчера появилась.
– Может быть, она всегда теперь будет появляться в это время? А ты как раз на тени Иисуса стоял, когда говорил о своей миссии.
Скомарохова тень привела в бешеный восторг:
– Вот оно, чудо!!! Вот оно, знамение!!! Вот оно, доказательство!!!
– Доказательство чего? – спросил Альфред.
– Пока не знаю. Доказательство всему тому, что я буду говорить!
Скомарохов встал на колени, нагнулся и поцеловал тень на полу. Потом встал, неистово попрощался с Дмитрием и Альфредом.
– Да здравствует новая небанальная жизнь! – сказал и ушёл.
– А вот он очень похож на Софью, какой она была до сегодняшнего дня, – задумчиво сказал Альфред. – Вооружиться какой-то идеей или самому её придумать, а затем примерять её к миру, доказывая при этом всем, что она правильная.
– И мчаться куда-то с глазами, как у бешеного таракана! – добавил Дмитрий.
– Неужели нет другого пути?
– Не знаю! Может ли человек смотреть на мир безо всяких идей? Я этого не знаю, – ответил Дмитрий.
– Может! – Это сказала Софья. Дмитрий и Альфред не заметили, как вошли Софья и Эллочка. Они встали.
– И я это знаю, – продолжала Софья. – Как ребёнку, который пока не может ходить самостоятельно, нужно за что-то держаться, так и взрослый человек держится за слова, идеи, свои представления о мире. Без этого он боится потеряться. Когда человек будет уверен, что он не потеряется, всё это можно будет отбросить.
…Они уже давно уехали: Альфред, Эллочка, Софья. Дмитрий обнялся с Альфредом, был расцелован женщинами и оставлен в палате один. Он находился под впечатлением. Он не знал, что его так впечатлило, и не думал об этом. Думать не хотелось. Впечатления было достаточно: перед собой он видел Софью и слышал её слова.
– Конечно! Очень правильная была христианка: мрачноватая, в платке. И, извини, мне показалось, слегка злобная.
– Она и сюда ехала ещё такой, она нам с Эллочкой рассказала. Сколько я с ней спорил! Как только не стремился переубедить – всё было бесполезно! А тут мимолётная беседа – и все христианские убеждения рассыпались в прах! Разве это не чудо?!
– Можно сказать, предала свои христианские убеждения, – засмеялся Дмитрий, – если не учитывать одного момента: беседовала-то она с Христом.
– Да. Христос против христианства!
– Значит, кто-то из них не прав!
Тут пришёл Скомарохов. Он пришёл попрощаться с Альфредом и Дмитрием и сразу же встал посреди палаты.
– Друзья мои! Только вам я могу сказать, как я волнуюсь! – начал он. А у Дмитрия возникло впечатление, что Скомарохов представляет себя перед многотысячной толпой. – Сейчас я перешагну порог больницы и начнётся моя новая небанальная жизнь! Я нашел себя! Я не подозревал, что это так грандиозно! Я сам взял на себя миссию нести людям новое учение Иисуса – учение второго пришествия!
– Отойди! – вдруг сказал Дмитрий.
– Что? Отойди? – не понял Скомарохов. Альфред тоже недоумённо посмотрел на Дмитрия.
– Два шага в сторону! Влево или вправо! Ты на тени стоишь!
– На какой тени? – отойдя в сторону, спросил Скомарохов.
– Вот! Вы видите тень, как будто человек у окна стоит? Не узнаёте? Это тень Иисуса! Она и вчера не сразу исчезла, а сейчас опять появилась в это же время.
И Дмитрий рассказал о том, как тень эта вчера появилась.
– Может быть, она всегда теперь будет появляться в это время? А ты как раз на тени Иисуса стоял, когда говорил о своей миссии.
Скомарохова тень привела в бешеный восторг:
– Вот оно, чудо!!! Вот оно, знамение!!! Вот оно, доказательство!!!
– Доказательство чего? – спросил Альфред.
– Пока не знаю. Доказательство всему тому, что я буду говорить!
Скомарохов встал на колени, нагнулся и поцеловал тень на полу. Потом встал, неистово попрощался с Дмитрием и Альфредом.
– Да здравствует новая небанальная жизнь! – сказал и ушёл.
– А вот он очень похож на Софью, какой она была до сегодняшнего дня, – задумчиво сказал Альфред. – Вооружиться какой-то идеей или самому её придумать, а затем примерять её к миру, доказывая при этом всем, что она правильная.
– И мчаться куда-то с глазами, как у бешеного таракана! – добавил Дмитрий.
– Неужели нет другого пути?
– Не знаю! Может ли человек смотреть на мир безо всяких идей? Я этого не знаю, – ответил Дмитрий.
– Может! – Это сказала Софья. Дмитрий и Альфред не заметили, как вошли Софья и Эллочка. Они встали.
– И я это знаю, – продолжала Софья. – Как ребёнку, который пока не может ходить самостоятельно, нужно за что-то держаться, так и взрослый человек держится за слова, идеи, свои представления о мире. Без этого он боится потеряться. Когда человек будет уверен, что он не потеряется, всё это можно будет отбросить.
…Они уже давно уехали: Альфред, Эллочка, Софья. Дмитрий обнялся с Альфредом, был расцелован женщинами и оставлен в палате один. Он находился под впечатлением. Он не знал, что его так впечатлило, и не думал об этом. Думать не хотелось. Впечатления было достаточно: перед собой он видел Софью и слышал её слова.
ПОВОД ДЛЯ БРУДЕРШАФТА
Для Станислава этот день был хорошим и радостным. Сегодня он возвращался в деловой мир. Сегодня сам Иисус стал его партнёром по бизнесу! Хотя все дела были завершены ещё до полудня, Станислав вернулся вечером, навеселе.
Узнав от Дмитрия последние новости, он слегка огорчился оттого, что все разъехались и они с Дмитрием остались в палате вдвоём.
– Как быстро мы привыкли к Иисусу, моментально! Несколько дней – как целая эпоха! И для меня было приятной неожиданностью то, как легко он вникает во все финансовые вопросы – он прирождённый финансист! Не смейтесь – я серьёзно!
– Здесь сегодня стало пустынно, – сказал Дмитрий, – Без него жизнь совсем другая, до краёв не наполненная.
– А что, Дима, может быть, нам выпить коньячку?
– Ой, мальчики! Как у вас много свободных мест! – в палату вошла Эллочка. Она была, как всегда, феноменально одета – не в халате медсестры. Эллочка мимоходом поцеловала Станислава и Дмитрия и уселась на кровать Иисуса.
– А я чудесно провела время с Софьей и Альфредом у них на даче! Дорогой, ты можешь меня поздравить, у меня появилась замечательная подруга – Софья!
– Я очень рад за тебя!
– Может быть, мне поселиться в вашей палате? Вам ведь скучно будет вдвоём!
– Мы только что с Дмитрием обсуждали, не выпить ли нам коньячку!
– За чем же дело стало?!
И они переместились в «номер люкс» и зажгли свечи. Выпив первую стопку, Станислав блаженно потянулся и, запрокинув голову назад, сказал:
– Какой сегодня замечательный день! Не просто всё великолепно! Сегодня день – необъяснимо чудесный! Дорогая! Я, ради такого дня, хочу тебе тоже сделать подарок, как с каждой хорошей сделки. Я выполню любое твоё желание, ну, скажем, в пределах одного миллиона.
– Ого! – восхитился Дмитрий. – Хорошо, что моя жена этого не слышит!
– Спасибо, дорогой! – Эллочка поцеловала Станислава. – Ты очень щедр!
– Ну-с! Слушаем желание!
– Дорогой! Ты обещал мне, что когда-нибудь мы займёмся групповым сексом. Это и есть моё желание!
– Ну! – Станислав покраснел. – Ты несерьёзна!
– Серьёзность – это признак ограниченности. Ты сам говорил мне об этом.
– Нельзя быть такой распущенной и аморальной!
– Это я-то аморальна и распущенна?! А что ты делаешь на ваших финансовых вечеринках?! Вам привозят проституток, и вы устраиваете свои VIP-оргии!
– Ничего подобного! Всё очень прилично!
– Прилично? Я сама беседовала со всеми проститутками, с которыми ты трахался! Я знаю все подробности ваших вечеринок.
– Ты следила за мной!
– Мне было интересно, с кем ты трахаешься и как ты трахаешься! Почему ты меня не берёшь на эти вечеринки? Я бы тоже с удовольствием принимала участие в твоих оргиях!
– Эллочка! Ну это же совсем другое! Это так принято. И это же проститутки, а не жёны!
– А почему бы не жёны или просто любимые женщины?
– Не тот уровень отношений! С некоторыми людьми встречаешься только потому, что этого требует дело. Никаких близких отношений нет и в помине!
– И вместо настоящих отношений вы трахаетесь с проститутками! Это всё равно, что трахаться с резиновыми куклами или заниматься онанизмом. Вы, мальчики, – онанисты? А ваши оргии – это производственная необходимость?
– Почти так!
– Дорогой! Я же тебе предлагаю совсем другое. Я же тебе плохого не предложу! Я предлагаю настоящих людей и настоящие близкие отношения. Сегодня начнём втроём: ты, я и Дима. Или ты боишься любви? Боишься расширить круг нашей любви?
– Мне нужно время. Я беру тайм-аут!
– Мне с тобой скучно! Ты очень нерешителен! Тайм-аут – это твоё желание, а не моё. Я не буду сегодня с тобой трахаться. Пока! – Она встала из-за стола и пошла.
Дмитрий видел, что Станислав колеблется.
– Пока, Дима! – мимоходом поцеловала она Дмитрия.
– Ты домой? – как бы невзначай спросил Станислав.
– Нет, дорогой, не угадал!
– У Вас жена, наверно, совсем не такая, – начал разговор Станислав, когда Эллочка ушла, – наверно, разумная женщина?
– Да, – Дмитрий покивал головой, – до смертной скуки!
Станислав криво усмехнулся.
– Мы оба неловко себя чувствуем. Эллочка поставила нас в такое положение своими сексуальными фантазиями: А давайте выпьем на брудершафт и перейдём на «ты»!
– Да! – согласился Дмитрий. – У нас есть хороший повод для брудершафта!
Оба рассмеялись и выпили на брудершафт.
– Я думаю, Дима, что мы будем друзьями!
– А я думал, что мы уже друзья. На «вы» – я просто привык так обращаться, мне так удобно.
– Я тоже так думал! Наверно, я излишне церемонный, нерешительный, как говорит Эллочка. Мне нужно всё по порядку! Сначала выпить на брудершафт. Потом я спросил бы, нравится ли тебе Эллочка. Это я сейчас понял, что во мне заложен этот план. Как компьютерная программа. От этой дряни мне нужно избавляться! Что спрашивать, нравится ли тебе Эллочка? Это же очевидно!
– Очевидно! И я бы тебе ответил: мне кажется, что мы с Эллочкой вообще родственные души, только я мужчина, а она женщина. Опять ты не доверяешь жизни, Станислав!
– Ты прав! Я сейчас позвоню Эллочке и скажу ей, что нам ужасно скучно и что мы с тобой её с нетерпением ждём!
– С большим нетерпением!
– С огромным нетерпением!
Станислав, предвкушая эффект от своих слов, стал звонить Эллочке. Но её мобильный телефон оказался отключенным. Он сделал несколько попыток.
– Сколько раз я просил её не отключать мобильный! Это какая-то абсолютная безответственность!
– Не отвечать по мобильному телефону в такой ситуации – это безответственность! – согласился Дмитрий.
– Где её искать? Она поехала с кем-то трахаться! – нервно произнёс Станислав.
– Ты ревнуешь?
– Нет! – Станислав успокоился. – А, наверно, да! Как в юные годы, с первой женой.
– Значит, ты и ко мне тоже должен ревновать.
– Нет! К тебе нет. Я знал, что она мне изменяет. Такой уж у неё характер! И меня это не волновало. Если она получает удовольствие, то почему бы и нет? Немножко… как бы это сказать? Боишься, чтобы её не унизили, не оскорбили, как какую-нибудь проститутку. А к тебе какая может быть ревность? Ты восхищаешься Эллочкой и как-то трепетно к ней относишься. К тому же у нас всё открыто! А тебе тоже приходится ревновать свою жену?
– Нет, Станислав, моя жена очень домашняя и очень стережёт семейный очаг. Мне кажется, ей о других мужчинах и подумать страшно! Ведь это какая опасность для семейного очага! – Дмитрий улыбнулся, что-то себе представив. – Если я предложу ей заниматься любовью вчетвером, это будет для неё жутким стрессом! И трахаться она, наверно, будет с большим ужасом!
Узнав от Дмитрия последние новости, он слегка огорчился оттого, что все разъехались и они с Дмитрием остались в палате вдвоём.
– Как быстро мы привыкли к Иисусу, моментально! Несколько дней – как целая эпоха! И для меня было приятной неожиданностью то, как легко он вникает во все финансовые вопросы – он прирождённый финансист! Не смейтесь – я серьёзно!
– Здесь сегодня стало пустынно, – сказал Дмитрий, – Без него жизнь совсем другая, до краёв не наполненная.
– А что, Дима, может быть, нам выпить коньячку?
– Ой, мальчики! Как у вас много свободных мест! – в палату вошла Эллочка. Она была, как всегда, феноменально одета – не в халате медсестры. Эллочка мимоходом поцеловала Станислава и Дмитрия и уселась на кровать Иисуса.
– А я чудесно провела время с Софьей и Альфредом у них на даче! Дорогой, ты можешь меня поздравить, у меня появилась замечательная подруга – Софья!
– Я очень рад за тебя!
– Может быть, мне поселиться в вашей палате? Вам ведь скучно будет вдвоём!
– Мы только что с Дмитрием обсуждали, не выпить ли нам коньячку!
– За чем же дело стало?!
И они переместились в «номер люкс» и зажгли свечи. Выпив первую стопку, Станислав блаженно потянулся и, запрокинув голову назад, сказал:
– Какой сегодня замечательный день! Не просто всё великолепно! Сегодня день – необъяснимо чудесный! Дорогая! Я, ради такого дня, хочу тебе тоже сделать подарок, как с каждой хорошей сделки. Я выполню любое твоё желание, ну, скажем, в пределах одного миллиона.
– Ого! – восхитился Дмитрий. – Хорошо, что моя жена этого не слышит!
– Спасибо, дорогой! – Эллочка поцеловала Станислава. – Ты очень щедр!
– Ну-с! Слушаем желание!
– Дорогой! Ты обещал мне, что когда-нибудь мы займёмся групповым сексом. Это и есть моё желание!
– Ну! – Станислав покраснел. – Ты несерьёзна!
– Серьёзность – это признак ограниченности. Ты сам говорил мне об этом.
– Нельзя быть такой распущенной и аморальной!
– Это я-то аморальна и распущенна?! А что ты делаешь на ваших финансовых вечеринках?! Вам привозят проституток, и вы устраиваете свои VIP-оргии!
– Ничего подобного! Всё очень прилично!
– Прилично? Я сама беседовала со всеми проститутками, с которыми ты трахался! Я знаю все подробности ваших вечеринок.
– Ты следила за мной!
– Мне было интересно, с кем ты трахаешься и как ты трахаешься! Почему ты меня не берёшь на эти вечеринки? Я бы тоже с удовольствием принимала участие в твоих оргиях!
– Эллочка! Ну это же совсем другое! Это так принято. И это же проститутки, а не жёны!
– А почему бы не жёны или просто любимые женщины?
– Не тот уровень отношений! С некоторыми людьми встречаешься только потому, что этого требует дело. Никаких близких отношений нет и в помине!
– И вместо настоящих отношений вы трахаетесь с проститутками! Это всё равно, что трахаться с резиновыми куклами или заниматься онанизмом. Вы, мальчики, – онанисты? А ваши оргии – это производственная необходимость?
– Почти так!
– Дорогой! Я же тебе предлагаю совсем другое. Я же тебе плохого не предложу! Я предлагаю настоящих людей и настоящие близкие отношения. Сегодня начнём втроём: ты, я и Дима. Или ты боишься любви? Боишься расширить круг нашей любви?
– Мне нужно время. Я беру тайм-аут!
– Мне с тобой скучно! Ты очень нерешителен! Тайм-аут – это твоё желание, а не моё. Я не буду сегодня с тобой трахаться. Пока! – Она встала из-за стола и пошла.
Дмитрий видел, что Станислав колеблется.
– Пока, Дима! – мимоходом поцеловала она Дмитрия.
– Ты домой? – как бы невзначай спросил Станислав.
– Нет, дорогой, не угадал!
– У Вас жена, наверно, совсем не такая, – начал разговор Станислав, когда Эллочка ушла, – наверно, разумная женщина?
– Да, – Дмитрий покивал головой, – до смертной скуки!
Станислав криво усмехнулся.
– Мы оба неловко себя чувствуем. Эллочка поставила нас в такое положение своими сексуальными фантазиями: А давайте выпьем на брудершафт и перейдём на «ты»!
– Да! – согласился Дмитрий. – У нас есть хороший повод для брудершафта!
Оба рассмеялись и выпили на брудершафт.
– Я думаю, Дима, что мы будем друзьями!
– А я думал, что мы уже друзья. На «вы» – я просто привык так обращаться, мне так удобно.
– Я тоже так думал! Наверно, я излишне церемонный, нерешительный, как говорит Эллочка. Мне нужно всё по порядку! Сначала выпить на брудершафт. Потом я спросил бы, нравится ли тебе Эллочка. Это я сейчас понял, что во мне заложен этот план. Как компьютерная программа. От этой дряни мне нужно избавляться! Что спрашивать, нравится ли тебе Эллочка? Это же очевидно!
– Очевидно! И я бы тебе ответил: мне кажется, что мы с Эллочкой вообще родственные души, только я мужчина, а она женщина. Опять ты не доверяешь жизни, Станислав!
– Ты прав! Я сейчас позвоню Эллочке и скажу ей, что нам ужасно скучно и что мы с тобой её с нетерпением ждём!
– С большим нетерпением!
– С огромным нетерпением!
Станислав, предвкушая эффект от своих слов, стал звонить Эллочке. Но её мобильный телефон оказался отключенным. Он сделал несколько попыток.
– Сколько раз я просил её не отключать мобильный! Это какая-то абсолютная безответственность!
– Не отвечать по мобильному телефону в такой ситуации – это безответственность! – согласился Дмитрий.
– Где её искать? Она поехала с кем-то трахаться! – нервно произнёс Станислав.
– Ты ревнуешь?
– Нет! – Станислав успокоился. – А, наверно, да! Как в юные годы, с первой женой.
– Значит, ты и ко мне тоже должен ревновать.
– Нет! К тебе нет. Я знал, что она мне изменяет. Такой уж у неё характер! И меня это не волновало. Если она получает удовольствие, то почему бы и нет? Немножко… как бы это сказать? Боишься, чтобы её не унизили, не оскорбили, как какую-нибудь проститутку. А к тебе какая может быть ревность? Ты восхищаешься Эллочкой и как-то трепетно к ней относишься. К тому же у нас всё открыто! А тебе тоже приходится ревновать свою жену?
– Нет, Станислав, моя жена очень домашняя и очень стережёт семейный очаг. Мне кажется, ей о других мужчинах и подумать страшно! Ведь это какая опасность для семейного очага! – Дмитрий улыбнулся, что-то себе представив. – Если я предложу ей заниматься любовью вчетвером, это будет для неё жутким стрессом! И трахаться она, наверно, будет с большим ужасом!
ЖЕНЩИНА С КОСОЙ
«Красота спасёт мир, – вспомнил Рабинович известное изречение. – Так вот когда она его спасает!»
Рабинович находился посреди огромного пространства. Вверху стояли нежно-сиреневые облака, среди небес изумительных оттенков света, спокойствия и тишины. Душа была наполнена невыразимой радостью и покоем.
Повернувшись, он увидел женщину изумительной красоты.
– Боже мой! – с восхищением воскликнул Рабинович. – Какая чудная женщина! Я сейчас умру!
Женщина слегка удивилась.
– Идём! – сказала она и пошла. Её чудесные волосы были заплетены в длинную косу, почти до самых пят.
– Какие у вас замечательные волосы! – восхитился Рабинович. – Ни разу в жизни таких не видал! Кто вы, прекрасная незнакомка?
– Смерть! – бросила через плечо женщина.
– С косой? Ах, вот в чём дело! У вас коса из волос, а вовсе не та, которой косят! А вы знаете, на земле вас представляют совершенно иначе, и с косой путаница происходит! А куда мы идём?
Смерть промолчала.
– Простите, не могли бы вы ответить на мой вопрос? Я спросил: «Куда мы идём?»
– Идём! – бросила смерть через плечо.
– Что значит «идём»?! – возмутился Рабинович.
Смерть как-то плыла над поверхностью, а Рабинович шёл за ней ускоренным шагом.
– Я вам не пешка какая-нибудь! И, между прочим, у людей принято смотреть друг другу в лицо, когда они разговаривают! Правда, у моей жены такая же отвратительная манера – разговаривать с человеком, а смотреть в другую сторону. Я с этим хамством больше мириться не намерен, ни там, ни здесь! Я возвращаюсь обратно!
Рабинович остановился.
– Если знаешь, куда идти, так иди сам! – обиделась женщина. – А ко мне больше не приходи!
В это мгновение он провалился в какую-то кромешную тьму. И падение было ужасным! Так плохо ему ещё никогда не было. Он ощутил себя лежащим на каком-то жутко холодном полу. Во рту и горле было абсолютно сухо, голова была ватная, и в то же время малейшее движение вызывало пронзительную тошнотворную боль. Но холод! Жуткий холод заставлял дрожать всё тело. Онемевшие руки и ноги с трудом ощущались и плохо двигались. От холода не было никакого спасения!
«Я умираю, – подумал Рабинович, но холод доставлял адские страдания, и мысль заработала снова. – Как? Я опять умираю? Какая странная процедура! Я вспомнил! Я сказал, что это – хамство, и провалился в ад. Мелкие чиновники везде чинят произвол! Вот так, в аду, без всякого суда! Вот он какой, ад. Ад – это холод!»
Чудовищный, адский холод заставлял двигаться и искать спасения. Нос был разбит при падении, похоже, о какую-то металлическую конструкцию. Освободившись от ткани, сковывающей движения, Рабинович обнаружил на себе майку и сваливающиеся трусы без подтяжек. Он встал на ноги и вдруг услышал за стеной страшное завывание какого-то агрегата.
«Да это же холодильник! Адский холодильник!»
Человек, продрогший насквозь, не может думать – он действует! Различив полосу света, он пробрался к ней и отворил дверь, затем ползком добрался до следующей и оказался на территории больницы.
Был теплый летний вечер, или ночь. Рядом с дверью Рабинович прочёл вывеску: «Патологоанатомическое отделение. Морг».
Он был в длинной майке, чуть ли не до колен, трусы были потеряны безвозвратно. Нос был разбит. К большому пальцу правой ноги была привязана пластиковая бирка, которую замёрзшими руками отвязать невозможно.
Какая-то женщина подошла к автомобилю и открыла дверцу.
– Умоляю, воды! – бросился к ней Рабинович.
Ему повезло! Женщиной оказалась Эллочка. От её смеха Рабинович тут же пришёл в себя и понял, что он живой!
В три часа ночи в квартире Рабиновича, на кухне, в очень тесном кругу сидели и пили горячий свежезаваренный чай: сам Мойша, его жена – Сара, Эллочка, Михаил Иосифович, всё семейство Рабиновичей, за исключением совсем маленьких внуков, и соседи. Эллочка почти непрерывно хохотала, у всех было весёлое, приподнятое настроение.
– Коса – это вовсе не то, чем косят сено, – пояснял Мойша. Он всё ещё дрожал, хотя был укутан в тёплую одежду с ног до головы. – Коса – это то, во что заплетают волосы. Но как мне всё-таки быть? Она обиделась! Как я теперь умру?
– Ну о чём ты беспокоишься?! Вспомни! Ты мне днём говорил, что в жизни проблем нет! – напомнил Михаил Иосифович.
– Правильно! Так я про жизнь и не говорю! Какие в жизни проблемы?! Смешно! Вот со смертью мне не повезло, может быть, это всё вот из-за этой бирочки! – Мойша показал всем пластиковую бирку, снятую с ноги, на которой фломастером было написано: «№ 13» – Если бы не этот номер, может быть, всё было бы хорошо.
Рабинович находился посреди огромного пространства. Вверху стояли нежно-сиреневые облака, среди небес изумительных оттенков света, спокойствия и тишины. Душа была наполнена невыразимой радостью и покоем.
Повернувшись, он увидел женщину изумительной красоты.
– Боже мой! – с восхищением воскликнул Рабинович. – Какая чудная женщина! Я сейчас умру!
Женщина слегка удивилась.
– Идём! – сказала она и пошла. Её чудесные волосы были заплетены в длинную косу, почти до самых пят.
– Какие у вас замечательные волосы! – восхитился Рабинович. – Ни разу в жизни таких не видал! Кто вы, прекрасная незнакомка?
– Смерть! – бросила через плечо женщина.
– С косой? Ах, вот в чём дело! У вас коса из волос, а вовсе не та, которой косят! А вы знаете, на земле вас представляют совершенно иначе, и с косой путаница происходит! А куда мы идём?
Смерть промолчала.
– Простите, не могли бы вы ответить на мой вопрос? Я спросил: «Куда мы идём?»
– Идём! – бросила смерть через плечо.
– Что значит «идём»?! – возмутился Рабинович.
Смерть как-то плыла над поверхностью, а Рабинович шёл за ней ускоренным шагом.
– Я вам не пешка какая-нибудь! И, между прочим, у людей принято смотреть друг другу в лицо, когда они разговаривают! Правда, у моей жены такая же отвратительная манера – разговаривать с человеком, а смотреть в другую сторону. Я с этим хамством больше мириться не намерен, ни там, ни здесь! Я возвращаюсь обратно!
Рабинович остановился.
– Если знаешь, куда идти, так иди сам! – обиделась женщина. – А ко мне больше не приходи!
В это мгновение он провалился в какую-то кромешную тьму. И падение было ужасным! Так плохо ему ещё никогда не было. Он ощутил себя лежащим на каком-то жутко холодном полу. Во рту и горле было абсолютно сухо, голова была ватная, и в то же время малейшее движение вызывало пронзительную тошнотворную боль. Но холод! Жуткий холод заставлял дрожать всё тело. Онемевшие руки и ноги с трудом ощущались и плохо двигались. От холода не было никакого спасения!
«Я умираю, – подумал Рабинович, но холод доставлял адские страдания, и мысль заработала снова. – Как? Я опять умираю? Какая странная процедура! Я вспомнил! Я сказал, что это – хамство, и провалился в ад. Мелкие чиновники везде чинят произвол! Вот так, в аду, без всякого суда! Вот он какой, ад. Ад – это холод!»
Чудовищный, адский холод заставлял двигаться и искать спасения. Нос был разбит при падении, похоже, о какую-то металлическую конструкцию. Освободившись от ткани, сковывающей движения, Рабинович обнаружил на себе майку и сваливающиеся трусы без подтяжек. Он встал на ноги и вдруг услышал за стеной страшное завывание какого-то агрегата.
«Да это же холодильник! Адский холодильник!»
Человек, продрогший насквозь, не может думать – он действует! Различив полосу света, он пробрался к ней и отворил дверь, затем ползком добрался до следующей и оказался на территории больницы.
Был теплый летний вечер, или ночь. Рядом с дверью Рабинович прочёл вывеску: «Патологоанатомическое отделение. Морг».
Он был в длинной майке, чуть ли не до колен, трусы были потеряны безвозвратно. Нос был разбит. К большому пальцу правой ноги была привязана пластиковая бирка, которую замёрзшими руками отвязать невозможно.
Какая-то женщина подошла к автомобилю и открыла дверцу.
– Умоляю, воды! – бросился к ней Рабинович.
Ему повезло! Женщиной оказалась Эллочка. От её смеха Рабинович тут же пришёл в себя и понял, что он живой!
В три часа ночи в квартире Рабиновича, на кухне, в очень тесном кругу сидели и пили горячий свежезаваренный чай: сам Мойша, его жена – Сара, Эллочка, Михаил Иосифович, всё семейство Рабиновичей, за исключением совсем маленьких внуков, и соседи. Эллочка почти непрерывно хохотала, у всех было весёлое, приподнятое настроение.
– Коса – это вовсе не то, чем косят сено, – пояснял Мойша. Он всё ещё дрожал, хотя был укутан в тёплую одежду с ног до головы. – Коса – это то, во что заплетают волосы. Но как мне всё-таки быть? Она обиделась! Как я теперь умру?
– Ну о чём ты беспокоишься?! Вспомни! Ты мне днём говорил, что в жизни проблем нет! – напомнил Михаил Иосифович.
– Правильно! Так я про жизнь и не говорю! Какие в жизни проблемы?! Смешно! Вот со смертью мне не повезло, может быть, это всё вот из-за этой бирочки! – Мойша показал всем пластиковую бирку, снятую с ноги, на которой фломастером было написано: «№ 13» – Если бы не этот номер, может быть, всё было бы хорошо.