Страница:
С этой стороны у подножия склона местами было влажно. Да и на нем тоже не сказать чтобы сухо – уже знакомые трубы встречались здесь частенько, и каждая давала начало небольшому ручью чистой пресной воды. Естественно, растительность высоко оценила деяния неведомых инженеров и разрослась здесь не на шутку. Непролазные дебри разнообразных кустов и гигантской травы с мясистыми листьями, пальмы всех видов, кроме кокосовых, и незнакомые деревья. Причем последние попадались просто рекордных размеров: нигде до этого подобных колоссов не встречали. Все сочное, ядовито-зеленое, растущее нагло, не давая простора для прямых троп. Лишь местами попадались прогалины без пышной флоры. Почва в таких местах выглядела странно: будто застывшие натеки глины, или ледяные наросты, рассеченные тонкими промоинами. Идти приходилось зигзагами, пытаясь брать ориентиры сквозь переплетение пышных крон. Лишь перед самыми бамбуковыми зарослями стало просторнее, но вздыхать с облегчением не стали – здесь удерживать направление еще труднее. Макс уже было отчаялся, решив, что они ни за что не выйдут к нужному месту, но тут Дина заметила далеко среди стволов движущееся пятно необычной расцветки. Это оказался искомый парашют.
Видимо, для того, чтобы он был заметнее с воздуха, на ткани был нанесен рисунок из оранжевых и красных полос. Но основная площадь осталась белой. Некогда чистая, а сейчас посеревшая от деятельности птиц и мусора, нанесенного ветрами и дождями. Во время ливней вода скапливалась на одной половине, из-за чего образовался провисший мешок. Ветки не отпустили добычу, и когда тяжесть стала критической, материя не выдержала – образовалась обширная прореха, края которой радостно трепетали на самом легком ветру. Именно это цветное мелькание заметила Дина.
Снежок, все еще обиженный тем, что его друга заподозрили во вранье, снисходительно заметил:
– А кресло-то висит. И летчик в нем. Бродяга, ты пургу гнал: Ник зря говорить не станет.
– В тундре пурга, а здесь фигня какая-то…
– Что тебе опять не нравится?! Разве кресла не видишь?
– Да при чем здесь кресло?
– Но ты же сказал, что оно отдельно должно быть.
– Да тут все не так: и кресло, и парашют. Что это за ерунда на нем нарисована? Полоски эти? На буквы похожи…
– Если это и буквы, то китайские, – авторитетно заявил Снежок.
– Сам ты китаец малолетний. Не похожи они на иероглифы. Фигня это, полная фигня. Вы на кресло гляньте: такое ни в один истребитель не поместится. Это не кресло, а целый «боинг» с крыльями…
– Может, это был какой-то экспериментальный самолет? – предположил Макс.
– А зачем такому самолету еще и катапульта экспериментальная? Она, судя по виду, без всякого самолета летать может – явно управляемая. В чем прок такую тяжесть таскать? Ты представляешь, сколько весит это кресло со всеми движками, крыльями, авионикой? Смесь вертолета с ракетой какая-то получается и тянет под тонну. Смысл топливо на такую фигню переводить, если можно в десять раз легче поставить?
– Откуда мы можем знать? К чему вообще этот разговор? Кресло есть – все как Ник рассказывал. Давайте думать, как до него добраться.
Задачка нетривиальная. Бамбук здесь вымахал на высоту девятиэтажного дома. Макс сильно сомневался, что на Земле такой бывает, – скорее всего, местный вид. Забираться на него с помощью петли, как это проделывают с кокосовыми пальмами, можно, но наверху возникнут проблемы – там продвижению мешают крупные листья, густо разросшиеся в междоузлиях. Парашют завис на макушках, кресло болтается в десятке метров над головами.
– Я могу добраться, – заявил Снежок.
– Ага. Свалишься, и неси тебя потом… или хорони, – буркнул Бродяга.
Дина скинула шлепки, молча подошла к росшим рядышком стволам, упираясь в них руками и ногами неожиданно легко пошла вверх. Движения ее при этом были выверенны, изящны, поднималась она без малейших заминок.
– Ты что?! Всю жизнь этим занималась?! – удивился Бродяга.
– Как обезьянка, – пошутил раздосадованный Снежок – завидовал чужой ловкости.
– Я бы не сказал, – возразил Бродяга. – Первый раз такой стиль вижу. Двигается будто балерина, попавшая в джунгли.
Дина не снисходила до ответов и оказалась уже прилично выше кресла. Вдруг остановилась, двумя руками ухватилась за соседний тонкий ствол, раскачала, выбрав удобный миг, добралась до следующего. Этот побег был еще моложе, очень тонкий, он угрожающе закачался под ее тяжестью. Выверенно оттолкнувшись ногой от его массивного собрата, она заставила растение отклониться в нужном направлении, вцепилась в стропу, подергала, выбрала слабину, повисла. Перебирая руками, добралась до кресла, встала на его загибающуюся кверху спинку, только тогда взглянула вниз.
– Браво! – Бродяга похлопал в ладоши. – Если надумаю открыть цирк, то тебя первую приглашу. Да не обижайся: не в клоуны же.
– Клоуны?
– Да я про цирк!
– Не кричи – до озера недалеко.
– Тебе бы шорты чуть покороче или юбочку красную с блестками – вылитая звезда арены будешь.
Дина, игнорируя развеселившегося Бродягу, спросила:
– Максим: что мне теперь делать?
– Сможешь обрезать стропы?
– Смогу. Только сперва одну и притяну за нее стебель ближайший, чтобы держаться. Эта штука очень тяжелая, не знаю, что будет, когда она падать начнет.
Дина столь же легко справилась с задачей по обеспечению своей безопасности и начала заниматься вандализмом. Возможно, имелся способ обойтись без повреждения ценных строп, но она его не знала, а другие не могли подсказать, да и не хотели: совестно давать ценные указания так рискующему человеку. Пришлось ей вовсю работать ножом – материал поддавался очень плохо. Кресло поначалу не реагировало, но затем, по мере ослабления подвеса, принялось раскачиваться, перекашиваясь на одну сторону. Из-за этого начали шататься макушки исполинских побегов, с них разлетались перепуганные птицы, а затем почти бесшумно свалился чуть вытянутый серый мяч. Макс и удивиться не успел, как из него под утробное гудение начали вылетать разъяренные пчелы.
Бродяга не растерялся – подскочил, энергично врезал ногой, отправив пчелиное гнездо в далекое путешествие. Увы, недостаточно быстро: часть насекомых успела выбраться и принялась карать вандалов.
– Бегом отсюда! – выкрикнул Макс, отмахиваясь от разъяренных пчел.
Мчаться пришлось не меньше сотни метров – лишь после этого преследователи отстали. Снежок чуть не плакал, потирая распухающее на глазах лицо, Бродяга тихо матерился, хватаясь за все сразу, а Макс, не останавливаясь, развернулся, бросился назад по параллельному маршруту, на ходу коротко пояснив:
– Там Динка осталась.
Не успев толком удалиться, услышал за спиной топот – товарищи не стали жалеть себя до слез, бросились следом: надо выручать девчонку.
Хотя как это сделать?
Дина все так же маячила в вышине, ухватившись руками за стропу, а ногами оплетя бамбуковый ствол. На вид с ней ничего плохого не случилось, да и пчел видно не было – лишь несколько гудящих точек пулями носились во всех направлениях, не делая попыток напасть.
– Дин, ты как? – взволнованно поинтересовался Макс.
– Со мной все хорошо: я тихо сидела и меня они не тронули.
– Снежок тоже стоял тихо, но его еще как тронули, – заявил запыхавшийся Бродяга.
– Вы внизу были, а я высоко – наверное, поэтому. Когда вы убежали, они все улетели к тем кустам. Там их домик лежит. Даже отсюда слышно, как гудят. Что мне делать? Резать дальше?
– Режь, – разрешил Макс.
– Будем надеяться, что гнездо было одно, – буркнул Бродяга. – С детства ненавижу, когда пчелы кусают.
– А кто такое любит, – вздохнул Макс. – И пчелы странные – я думал, что только осы такие гнезда делают.
– Нет, это пчелы. Местные просто.
– А их может быть много? – с опаской уточнил чуть успокоившийся Снежок.
– Не знаю, но у бронзовых людей была огромная пасека. Правда, там не такие гнезда были, а из бамбука сделанные. Наверное, одичали и расселились по всему острову. Кстати: никто медка не хочет?
– Если ты достанешь, то я попробую, – произнес Макс, настороженно косясь в сторону гудящих кустов.
– Вообще-то я на тебя рассчитывал.
– Дин, давай уже режь. Не до меда нам сейчас. Разберемся с этой катапультой – и бегом назад.
Нож продолжил разрушительную работу, чиркнув по самой натянутой стропе. Кресло, окончательно лишившись опоры с одной стороны, ринулось вниз, будто гигантские качели. Наверху при этом затрещала ткань купола, неистово зашатались макушки бамбуковых стволов, в стороны разлетелись самые отважные птицы, остававшиеся в шумном районе до последнего. По касательной чиркнув о землю, последнее пристанище неизвестного пилота соплами глубоко вспахало почву, перекосилось набок и застыло в таком положении, удерживаясь силой натяжения оставшихся строп.
Все замерли, ожидая реакции пчел. Те, хоть и были заняты оценкой масштабов катастрофы, не проигнорировали столь близких и масштабных событий – выслали отряд разведчиков. Жужжащие насекомые некоторое время носились вокруг, но затем почти все удалились, никого не тронув, – да и, в отличие от первого раза, ни один из ребят не шевельнулся, Дина тоже окаменела, вжавшись в бамбуковый ствол.
Бродяга, решив, что опасность миновала, подошел к креслу, почти весело сообщил:
– У летчика вместо лица череп.
– Ну и воняет же здесь. – Снежок, брезгливо сморщив и без того перекошенное опухшее лицо, прикрыл нос пальцами.
Макс помалкивал, наблюдая за Бродягой. Тот вроде какой-то опыт имел в этом деле и должен лучше знать, что и как здесь лежит. Однако тот не спешил демонстрировать свою осведомленность. Обошел кресло, разглядывая его снизу доверху, некоторым местам уделил особенно пристальное внимание, другие почти игнорировал. Не прошло и полминуты, как выдал вердикт:
– Это сто процентов не кресло-катапульта. Это бред. Похоже на декорацию из фантастического фильма. Не хватает только джедайского меча на поясе и мумии мастера Йоды.
Макс, поняв, что товарищ не настолько компетентен, как он рассчитывал, взял дело в свои руки. Для начала, морщась от вони и неприглядного зрелища, стащил с покойника шлем. Это оказалось просто – он не был закреплен и вообще болтался на честном слове.
– Отмыть – и классная штука получится, – одобрил Бродяга.
– С виду крепкий, не хуже мотоциклетного. Даже лучше, – поддержал Снежок. – Еще бы костюм к нему – и ничем не прошибить будет… Ну… кроме пули.
Бродяга, внезапно шагнув к Максу, буквально вырвал трофей из рук, уставился совсем уж озадаченно и, позабыв про брезгливость, начал ощупывать со всех сторон. Затем, что-то потянув, он закрыл переднюю часть идеально прозрачным стеклом, возникшим непонятно откуда. Вздохнул, в очередной раз сообщил:
– Это не с самолета штука. Это и правда непонятно что. Я еще могу поверить в экспериментальную модель, но такое уже ни в какие ворота не лезет. Вот, посмотрите сами. Стекло неровное – загнуто полукругом. Если потянуть сюда, то оно уезжает вбок, прячась внутри. Вот только форма у шлема такая, что там, спрятавшись, оно должно сильно выгнуться. А такого не может быть – твердое ведь очень. Можете потрогать, если не верите. И вообще, в нормальных шлемах стекла вверх откидываются – со времен рыцарских забрал так повелось. Бывают, правда, другие варианты, но не как здесь, а с физикой и логикой дружащие. Ну нет таких шлемов, чтобы стекло было одновременно твердым и гибким, да еще и прятаться в бок целиком.
– Может, секретность соблюдали, – предположил Снежок.
– Мал ты и глуп. Представляешь, сколько миллионов таких штук можно продавать для мотоциклистов, спортсменов, пилотов? Никакая секретность против таких бабок и минуты не выстоит.
Макс, не сводя взгляда со странного шлема, задумчиво произнес:
– Может, это пластик такой хитрый, а в продажу не пускают, потому что еще не испытанный.
– Ага, – радостно согласился Бродяга. – Значит, для мотоциклистов он не годится по причине того, что испытания не прошел, а пилотам в самый раз подходит? Ну спасибо, повеселил.
– Я не совсем это имел в виду. И вообще – может, это просто декорация одноразовая? Снимали фильм про космос или что-то в этом роде. Костюм на пилоте тоже странный – на помесь средневековых доспехов с трико похож.
– Нет, Макс, шлем этот не одноразовый. Провисел здесь под дождями и птицами не знаю сколько, а выглядит как новенький. Мяса на черепе не осталось, а это дело небыстрое.
Произнеся последние слова, Бродяга начал охлопывать тело пилота в поисках карманов, но, ничего не найдя, занялся креслом. Здесь его ждал успех – в фигурном выступе, служащем подлокотником для правой руки, обнаружился длинный нож причудливой формы: волнистое лезвие, усложненное сглаженными зубчиками почти по всей длине; рукоять со сложной гардой, надежно прикрывающей ладонь; фигурные вырезы в металле.
Подкинув трофей в руке, Бродяга врезал по ближайшему бамбуковому стволу, оценил размер возникшей зарубки и уважительно произнес:
– Вещь!
– Дай посмотреть, – жадно попросил Снежок.
– Пальцы не обрежь – острый очень, – буркнул Бродяга и занялся левым подлокотником.
Здесь тоже не обошлось без находок: на всеобщее обозрение выбрался черный агрегат, состоящий из трубки длиной сантиметров сорок, пары причудливых выступов в ее начале и середине, россыпи коротких зубчиков в торце. Покрутив эту штуку в руках, Бродяга вынес вердикт:
– Непонятная хрень. Кто-нибудь знает, что это такое?
Ответом было молчание. Но Бродяга не сдался:
– Чем-то смахивает на ту штуку, которой девки волосы завивают. Динка, не пользовалась такой?
– Нет.
– А, ну да, у тебя же прямые. Хотя я тоже думаю, что пилотам такая если и нужна, то уж точно не на случай аварийной посадки.
Изучив заднюю часть кресла, Бродяга уверенно на что-то нажал, несколько раз щелкнул креплениями и вывалил на землю плоский металлический чемодан веселой оранжевой расцветки.
– Это сто процентов или радиомаяк, или аварийный набор. Скорее последнее: маяк вроде в кресло должны монтировать намертво.
– Открой, – нетерпеливо попросил Снежок, позабыв про нож, который до этого осматривал с детским восторгом.
Бродяга не стал медлить – ему, как и всем, было невтерпеж. Так же легко справившись с защелками «чемодана», откинул крышку, оценил содержимое, довольно произнес:
– Вам со мной крупно повезло: я гений и во всем прав – это действительно аварийный комплект.
Не согласиться было трудно: присутствующим доводилось видеть содержимое контейнеров, поднятых со дна расселины, – там все было устроено похоже. Перегородки, разделяющие корпус на несколько отсеков, тщательно запечатанные свертки и коробки разных размеров. И уложено содержимое очень плотно – те, кто этим занимался, не оставили ни капли свободного места.
Пошарив по содержимому, Бродяга оторвал кусочек упаковочного материала, потеребил его в руках, зачем-то понюхал, задумчиво выдал:
– Никогда не видел такого пластика.
– Дай мне! – попросил Снежок и, получив требуемое, почти сразу вынес вердикт: – Это бумага.
– Бумага не тянется, как пластик, – возразил Бродяга.
– Пахнет бумагой, и похоже на нее, и даже шелестит, как бумага. Значит, это какая-то специальная бумага.
– Сам ты бумага.
Присев, Макс достал самый увесистый сверток, развернул, по ходу дела убедившись, что упаковка и впрямь какая-то необычная, чему уже не удивился, – товарищи говорили о том же, тем более что в этом кресле все было какое-то неправильное.
В свертке оказался тонкий диск диаметром сантиметров тридцать. Одна сторона сверкала золотым зеркалом, другая была смолисто-черной, торец – бледно-серебристым, испещренным все теми же нечитаемыми символами. Бродяга, развернув обертку увесистой коробки, с видом не менее озадаченным, чем у Макса, вытаращился на содержимое: аккуратные ряды толстых коричневых макаронин. Принюхавшись, неуверенно произнес:
– Похоже на что-то съедобное… Но не хочется это есть. Макс, а что у тебя?
– Не знаю. Но вряд ли съедобное. Тяжелый какой-то – будто из свинца.
– Динка, а ты такое когда-нибудь видела?
Та отрицательно покачала головой и отошла на пару шагов назад – ее больше других раздражал трупный смрад.
– Может, это и есть радиомаяк? – попытался сумничать Снежок.
Бродяга в этот момент разглядывал содержимое очередной коробки: бублик толстой пружины, внутри которой располагалось стеклянное кольцо, с виду пустотелое. Уставившись на эту вещицу все так же озадаченно, он покачал головой:
– Нет, Снежок, это не радиомаяк.
– А что тогда?
– А хрен его знает…
– Ребята: а вам не кажется, что все это вообще не с Земли? – наконец высказал Макс то, что начали подозревать все присутствующие.
– Инопланетная? – завороженно уточнил проникшийся Снежок.
– Я в языках плохо разбираюсь, но все эти символы ни на что не похожи. Это не латиница, не вязь арабская, не иероглифы восточные. Приглядитесь: каждый состоит из черточек строго одинаковой длины. Они соединяются под разными углами, выстраиваются в фигуры, но это правило никогда не изменяется: ни на диске, ни на спинке кресла, ни на парашюте ничего другого не написано – все те же наборы одинакового размера черточек. Не знаю, как вы, а я про такую письменность никогда не слышал.
– Макс, ты прав, – признал Бродяга. – И знаете, я не удивлен. Инопланетяне? А почему бы и нет? Мы и сами своего рода инопланетяне.
– Может, это наблюдатель с черного корабля? – непонятно спросил Снежок.
– Достали меня этими детскими сказками… – вздохнул Бродяга.
– О чем речь? – не понял Макс.
– Никогда не доводилось слышать?! Ах да… ты же здесь недавно… Некоторым балаболам делать нечего, и начинают вечерами языки чесать на тему, как они сюда попали, зачем, для чего или для кого. У многих есть версия, что нас сюда забрали для эксперимента или еще для какой-то надобности и теперь наблюдают сверху. Кто-то клянется, что где-то от кого-то слышал про найденные камеры слежения на пальмах, другие якобы лично видели беспилотники со сверкающими объективами, черные летающие тарелки в безлунные ночи и прочий бред.
– А ты в это не веришь? – уточнил Снежок.
– Может, я и псих, но не круглый дурак. Доводилось бывать во многих местах, но нигде ничего подобного не видел, а те, кто про такое рассказывал, не внушали доверия. Вы посмотрите ночью наверх: там чего только нет, кроме спутников. И самолетов никогда не бывает. Небо всегда чистое, а море приносит лишь природный мусор или хлам с Земли. Здесь есть чужие сооружения, но по виду не скажешь, что они новенькие, а многие в полный хлам превратились. Даже ваш холодильник на острове работает максимум на десять процентов от своей мощности: большая часть пластин не охлаждается. Если здесь и жили ребята, подходящие на роль наблюдателей, то их давно уже нет. Вымерли, улетели в другую галактику или одичали, став бронзовыми людьми. Забудьте, мы никому не нужны.
– Но как-то ведь сюда попали – и в этом замешаны местные искусственные буи, – заметил Макс. – Все наши возле них оказываются.
– Ваш Эн не рассказывал тебе сказку про сапера, прикопавшего мину, на которой взорвалась машина? А сам сапер к тому времени давно в гробу лежал по причине скоропостижной гибели. Так и здесь: не знаю, что произошло, но персонал пропал, а запущенные им устройства продолжают работать. Возможно, работают неправильно. Допустим, барахлит управляющий ими компьютер. Ошибки, поначалу мелкие, накапливаются, захламляя систему. Этот процесс, поначалу почти незаметный, пошел вразнос, и в какой-то момент светляки хлынули как из ведра.
– Да они и так сразу хлынули – одиночных не было.
– Кто тебе такое сказал? В Интернете прочитал? Да? А ты не в курсе, что там врут, причем часто? Знаешь, с чего начались готы?
– Нет.
– Ну хотя бы слышал, что поначалу там всеми делами заправляли белые?
– Это слышал.
– Так вот, самыми первыми готами были шесть ребят из города Кривой Рог. Все они состояли в банде малолеток – в те времена их там было как блох на собаке. В один из вечеров, когда они собрались на пустыре возле свалки для обсуждения наполеоновского плана захвата стратегического контроля над ближайшей танцплощадкой, в небе что-то сверкнуло, а дальше вы сами все знаете. Уточню: поначалу прилетел один и вел себя тише воды. Через два месяца их стало четверо, и они решили, что старшие слишком много себе позволяют. Парнишки крови не боялись, подраться любили и дело это знали, а уж какие изобретатели в вопросе вооружения оказались – уникумы. В общем, власть в том поселке поменялась. Потом их девочек на дальнем промысле посетили мальчики из другого поселка и, сгорая от жажды телесной любви, воспользовались обстоятельствами: изнасиловали, а тех, которые посимпатичнее, увели с собой. К тому времени бывших малолетних бандитов стало уже шестеро, и порядок у них был не хуже, чем в старой банде. Терпеть такого они не стали и через несколько дней покарали виновных. При этом владения победителей выросли вдвое – вместо одного поселка стало два. Вскоре они выяснили, что такое положение гораздо выгоднее прежнего, и логично предположили, что при наличии трех поселков в жизни появится еще больше шоколада. А дальше все больше и больше владений, рабов, смертей. И понеслось…
– А почему там теперь черные главные? – спросил Снежок.
– Да от той шестерки никого не осталось в живых, наверное. Новый народ присоединялся, новые вожаки выбирались или власть захватывали. Грызлись между собой часто, все тасовалось много раз. В тех местах черных много было – они откуда-то с юга приходили толпами, в итоге и в банде их стало больше, чем белых. Всех мелочей я не знаю – нечасто с готами общался, а через вторые руки много не узнаешь. Отвлекся от темы… К чему вообще все начал? Знаете, в каком году те пацаны криворожские пошли на свой пустырь? Было это в самом конце восьмидесятых – до нашествия светляков не один десяток лет. Получается, что они и тогда прилетали, просто редко очень.
– Не сходится. – Макс покачал головой. – Ведь на островах почти нет людей в возрасте старше тридцати. Не могли же все умереть, не дожив до таких лет?
– Ага. Твоя правда. Но есть одна интересная тонкость: криворожские попали сюда уже после того, как здесь появились первые поселки. Жили там те, которые угодили в самый звездопад. Сами ведь знаете, что со временем у светляков ерунда какая-то. Вот и криворожских мотало хрен знает сколько лет непонятно где и вывалило на головы тех, кто им в дети годился. А возраст остался тот же самый: как будто только что с пустыря. Я думаю, комп, который следит за местным оборудованием, еще тогда начал глючить потихоньку. В итоге его всерьез накрыло. А все эти штуки, что на островах и в море торчат из песка и камней, где-то внизу соединяются в одно целое. Я так думаю, под нами огромная машина. Когда здесь жил с бронзовыми, один жрец мне пытался что-то рассказать об этом. Привел на берег озера и показывал. Ветра не было, но я заметил, что вода то прибывает на берег, то отступает. Немного, но заметно. Как будто земля под ней дрожит. Это вибрация механизмов, машин, роботов – не знаю чего. Что-то под нами работает. Огромное. В расселинах при спокойной погоде можно увидеть трубы, от которых отходят потоки нагретой воды, и течение там всегда заметное – думаю, это огромная система охлаждения. Вода на острове – тоже часть ее, и тот холодильник в вашем поселке.
– При вибрации по воде идет рябь, а не медленно наступающая волна, – возразила Дина.
– Сильно ты умная и красивая: может, замуж пойдешь?
– Только после тебя. – Присев на колено, девушка вытянула перед собой ладонь горизонтально и мелко ее затрясла. – Что будет с озером на такой поверхности?
– Тоже трясти будет, – ответил Снежок.
– Да. А теперь смотрите. – Дина медленно наклонила ладонь в одну сторону, затем в другую. – Видите?
– Очень познавательно, – хмыкнул Бродяга. – И что ты этим хотела сказать, умница наша?
– Если на такой поверхности окажется озеро, то ты увидишь, как вода с одной стороны то прибывает, то отступает, а с другой будет наоборот.
– Не знаю, что было с другой стороны, но вообще-то похоже.
– Земля, на которой мы стоим, не соединена с дном. Она плавает в море. Ее качает на волнах. Возможно, на приливных.
– Ты хочешь сказать, что мы на огромном корабле? – удивился Макс.
– Не знаю, но похоже на что-то подобное. Здесь каждая лужа ведет себя так, как описал Бродяга. По-другому не заметить: слишком большой этот плавучий остров, и поэтому его раскачивает очень медленно.
Видимо, для того, чтобы он был заметнее с воздуха, на ткани был нанесен рисунок из оранжевых и красных полос. Но основная площадь осталась белой. Некогда чистая, а сейчас посеревшая от деятельности птиц и мусора, нанесенного ветрами и дождями. Во время ливней вода скапливалась на одной половине, из-за чего образовался провисший мешок. Ветки не отпустили добычу, и когда тяжесть стала критической, материя не выдержала – образовалась обширная прореха, края которой радостно трепетали на самом легком ветру. Именно это цветное мелькание заметила Дина.
Снежок, все еще обиженный тем, что его друга заподозрили во вранье, снисходительно заметил:
– А кресло-то висит. И летчик в нем. Бродяга, ты пургу гнал: Ник зря говорить не станет.
– В тундре пурга, а здесь фигня какая-то…
– Что тебе опять не нравится?! Разве кресла не видишь?
– Да при чем здесь кресло?
– Но ты же сказал, что оно отдельно должно быть.
– Да тут все не так: и кресло, и парашют. Что это за ерунда на нем нарисована? Полоски эти? На буквы похожи…
– Если это и буквы, то китайские, – авторитетно заявил Снежок.
– Сам ты китаец малолетний. Не похожи они на иероглифы. Фигня это, полная фигня. Вы на кресло гляньте: такое ни в один истребитель не поместится. Это не кресло, а целый «боинг» с крыльями…
– Может, это был какой-то экспериментальный самолет? – предположил Макс.
– А зачем такому самолету еще и катапульта экспериментальная? Она, судя по виду, без всякого самолета летать может – явно управляемая. В чем прок такую тяжесть таскать? Ты представляешь, сколько весит это кресло со всеми движками, крыльями, авионикой? Смесь вертолета с ракетой какая-то получается и тянет под тонну. Смысл топливо на такую фигню переводить, если можно в десять раз легче поставить?
– Откуда мы можем знать? К чему вообще этот разговор? Кресло есть – все как Ник рассказывал. Давайте думать, как до него добраться.
Задачка нетривиальная. Бамбук здесь вымахал на высоту девятиэтажного дома. Макс сильно сомневался, что на Земле такой бывает, – скорее всего, местный вид. Забираться на него с помощью петли, как это проделывают с кокосовыми пальмами, можно, но наверху возникнут проблемы – там продвижению мешают крупные листья, густо разросшиеся в междоузлиях. Парашют завис на макушках, кресло болтается в десятке метров над головами.
– Я могу добраться, – заявил Снежок.
– Ага. Свалишься, и неси тебя потом… или хорони, – буркнул Бродяга.
Дина скинула шлепки, молча подошла к росшим рядышком стволам, упираясь в них руками и ногами неожиданно легко пошла вверх. Движения ее при этом были выверенны, изящны, поднималась она без малейших заминок.
– Ты что?! Всю жизнь этим занималась?! – удивился Бродяга.
– Как обезьянка, – пошутил раздосадованный Снежок – завидовал чужой ловкости.
– Я бы не сказал, – возразил Бродяга. – Первый раз такой стиль вижу. Двигается будто балерина, попавшая в джунгли.
Дина не снисходила до ответов и оказалась уже прилично выше кресла. Вдруг остановилась, двумя руками ухватилась за соседний тонкий ствол, раскачала, выбрав удобный миг, добралась до следующего. Этот побег был еще моложе, очень тонкий, он угрожающе закачался под ее тяжестью. Выверенно оттолкнувшись ногой от его массивного собрата, она заставила растение отклониться в нужном направлении, вцепилась в стропу, подергала, выбрала слабину, повисла. Перебирая руками, добралась до кресла, встала на его загибающуюся кверху спинку, только тогда взглянула вниз.
– Браво! – Бродяга похлопал в ладоши. – Если надумаю открыть цирк, то тебя первую приглашу. Да не обижайся: не в клоуны же.
– Клоуны?
– Да я про цирк!
– Не кричи – до озера недалеко.
– Тебе бы шорты чуть покороче или юбочку красную с блестками – вылитая звезда арены будешь.
Дина, игнорируя развеселившегося Бродягу, спросила:
– Максим: что мне теперь делать?
– Сможешь обрезать стропы?
– Смогу. Только сперва одну и притяну за нее стебель ближайший, чтобы держаться. Эта штука очень тяжелая, не знаю, что будет, когда она падать начнет.
Дина столь же легко справилась с задачей по обеспечению своей безопасности и начала заниматься вандализмом. Возможно, имелся способ обойтись без повреждения ценных строп, но она его не знала, а другие не могли подсказать, да и не хотели: совестно давать ценные указания так рискующему человеку. Пришлось ей вовсю работать ножом – материал поддавался очень плохо. Кресло поначалу не реагировало, но затем, по мере ослабления подвеса, принялось раскачиваться, перекашиваясь на одну сторону. Из-за этого начали шататься макушки исполинских побегов, с них разлетались перепуганные птицы, а затем почти бесшумно свалился чуть вытянутый серый мяч. Макс и удивиться не успел, как из него под утробное гудение начали вылетать разъяренные пчелы.
Бродяга не растерялся – подскочил, энергично врезал ногой, отправив пчелиное гнездо в далекое путешествие. Увы, недостаточно быстро: часть насекомых успела выбраться и принялась карать вандалов.
– Бегом отсюда! – выкрикнул Макс, отмахиваясь от разъяренных пчел.
Мчаться пришлось не меньше сотни метров – лишь после этого преследователи отстали. Снежок чуть не плакал, потирая распухающее на глазах лицо, Бродяга тихо матерился, хватаясь за все сразу, а Макс, не останавливаясь, развернулся, бросился назад по параллельному маршруту, на ходу коротко пояснив:
– Там Динка осталась.
Не успев толком удалиться, услышал за спиной топот – товарищи не стали жалеть себя до слез, бросились следом: надо выручать девчонку.
Хотя как это сделать?
Дина все так же маячила в вышине, ухватившись руками за стропу, а ногами оплетя бамбуковый ствол. На вид с ней ничего плохого не случилось, да и пчел видно не было – лишь несколько гудящих точек пулями носились во всех направлениях, не делая попыток напасть.
– Дин, ты как? – взволнованно поинтересовался Макс.
– Со мной все хорошо: я тихо сидела и меня они не тронули.
– Снежок тоже стоял тихо, но его еще как тронули, – заявил запыхавшийся Бродяга.
– Вы внизу были, а я высоко – наверное, поэтому. Когда вы убежали, они все улетели к тем кустам. Там их домик лежит. Даже отсюда слышно, как гудят. Что мне делать? Резать дальше?
– Режь, – разрешил Макс.
– Будем надеяться, что гнездо было одно, – буркнул Бродяга. – С детства ненавижу, когда пчелы кусают.
– А кто такое любит, – вздохнул Макс. – И пчелы странные – я думал, что только осы такие гнезда делают.
– Нет, это пчелы. Местные просто.
– А их может быть много? – с опаской уточнил чуть успокоившийся Снежок.
– Не знаю, но у бронзовых людей была огромная пасека. Правда, там не такие гнезда были, а из бамбука сделанные. Наверное, одичали и расселились по всему острову. Кстати: никто медка не хочет?
– Если ты достанешь, то я попробую, – произнес Макс, настороженно косясь в сторону гудящих кустов.
– Вообще-то я на тебя рассчитывал.
– Дин, давай уже режь. Не до меда нам сейчас. Разберемся с этой катапультой – и бегом назад.
Нож продолжил разрушительную работу, чиркнув по самой натянутой стропе. Кресло, окончательно лишившись опоры с одной стороны, ринулось вниз, будто гигантские качели. Наверху при этом затрещала ткань купола, неистово зашатались макушки бамбуковых стволов, в стороны разлетелись самые отважные птицы, остававшиеся в шумном районе до последнего. По касательной чиркнув о землю, последнее пристанище неизвестного пилота соплами глубоко вспахало почву, перекосилось набок и застыло в таком положении, удерживаясь силой натяжения оставшихся строп.
Все замерли, ожидая реакции пчел. Те, хоть и были заняты оценкой масштабов катастрофы, не проигнорировали столь близких и масштабных событий – выслали отряд разведчиков. Жужжащие насекомые некоторое время носились вокруг, но затем почти все удалились, никого не тронув, – да и, в отличие от первого раза, ни один из ребят не шевельнулся, Дина тоже окаменела, вжавшись в бамбуковый ствол.
Бродяга, решив, что опасность миновала, подошел к креслу, почти весело сообщил:
– У летчика вместо лица череп.
– Ну и воняет же здесь. – Снежок, брезгливо сморщив и без того перекошенное опухшее лицо, прикрыл нос пальцами.
Макс помалкивал, наблюдая за Бродягой. Тот вроде какой-то опыт имел в этом деле и должен лучше знать, что и как здесь лежит. Однако тот не спешил демонстрировать свою осведомленность. Обошел кресло, разглядывая его снизу доверху, некоторым местам уделил особенно пристальное внимание, другие почти игнорировал. Не прошло и полминуты, как выдал вердикт:
– Это сто процентов не кресло-катапульта. Это бред. Похоже на декорацию из фантастического фильма. Не хватает только джедайского меча на поясе и мумии мастера Йоды.
Макс, поняв, что товарищ не настолько компетентен, как он рассчитывал, взял дело в свои руки. Для начала, морщась от вони и неприглядного зрелища, стащил с покойника шлем. Это оказалось просто – он не был закреплен и вообще болтался на честном слове.
– Отмыть – и классная штука получится, – одобрил Бродяга.
– С виду крепкий, не хуже мотоциклетного. Даже лучше, – поддержал Снежок. – Еще бы костюм к нему – и ничем не прошибить будет… Ну… кроме пули.
Бродяга, внезапно шагнув к Максу, буквально вырвал трофей из рук, уставился совсем уж озадаченно и, позабыв про брезгливость, начал ощупывать со всех сторон. Затем, что-то потянув, он закрыл переднюю часть идеально прозрачным стеклом, возникшим непонятно откуда. Вздохнул, в очередной раз сообщил:
– Это не с самолета штука. Это и правда непонятно что. Я еще могу поверить в экспериментальную модель, но такое уже ни в какие ворота не лезет. Вот, посмотрите сами. Стекло неровное – загнуто полукругом. Если потянуть сюда, то оно уезжает вбок, прячась внутри. Вот только форма у шлема такая, что там, спрятавшись, оно должно сильно выгнуться. А такого не может быть – твердое ведь очень. Можете потрогать, если не верите. И вообще, в нормальных шлемах стекла вверх откидываются – со времен рыцарских забрал так повелось. Бывают, правда, другие варианты, но не как здесь, а с физикой и логикой дружащие. Ну нет таких шлемов, чтобы стекло было одновременно твердым и гибким, да еще и прятаться в бок целиком.
– Может, секретность соблюдали, – предположил Снежок.
– Мал ты и глуп. Представляешь, сколько миллионов таких штук можно продавать для мотоциклистов, спортсменов, пилотов? Никакая секретность против таких бабок и минуты не выстоит.
Макс, не сводя взгляда со странного шлема, задумчиво произнес:
– Может, это пластик такой хитрый, а в продажу не пускают, потому что еще не испытанный.
– Ага, – радостно согласился Бродяга. – Значит, для мотоциклистов он не годится по причине того, что испытания не прошел, а пилотам в самый раз подходит? Ну спасибо, повеселил.
– Я не совсем это имел в виду. И вообще – может, это просто декорация одноразовая? Снимали фильм про космос или что-то в этом роде. Костюм на пилоте тоже странный – на помесь средневековых доспехов с трико похож.
– Нет, Макс, шлем этот не одноразовый. Провисел здесь под дождями и птицами не знаю сколько, а выглядит как новенький. Мяса на черепе не осталось, а это дело небыстрое.
Произнеся последние слова, Бродяга начал охлопывать тело пилота в поисках карманов, но, ничего не найдя, занялся креслом. Здесь его ждал успех – в фигурном выступе, служащем подлокотником для правой руки, обнаружился длинный нож причудливой формы: волнистое лезвие, усложненное сглаженными зубчиками почти по всей длине; рукоять со сложной гардой, надежно прикрывающей ладонь; фигурные вырезы в металле.
Подкинув трофей в руке, Бродяга врезал по ближайшему бамбуковому стволу, оценил размер возникшей зарубки и уважительно произнес:
– Вещь!
– Дай посмотреть, – жадно попросил Снежок.
– Пальцы не обрежь – острый очень, – буркнул Бродяга и занялся левым подлокотником.
Здесь тоже не обошлось без находок: на всеобщее обозрение выбрался черный агрегат, состоящий из трубки длиной сантиметров сорок, пары причудливых выступов в ее начале и середине, россыпи коротких зубчиков в торце. Покрутив эту штуку в руках, Бродяга вынес вердикт:
– Непонятная хрень. Кто-нибудь знает, что это такое?
Ответом было молчание. Но Бродяга не сдался:
– Чем-то смахивает на ту штуку, которой девки волосы завивают. Динка, не пользовалась такой?
– Нет.
– А, ну да, у тебя же прямые. Хотя я тоже думаю, что пилотам такая если и нужна, то уж точно не на случай аварийной посадки.
Изучив заднюю часть кресла, Бродяга уверенно на что-то нажал, несколько раз щелкнул креплениями и вывалил на землю плоский металлический чемодан веселой оранжевой расцветки.
– Это сто процентов или радиомаяк, или аварийный набор. Скорее последнее: маяк вроде в кресло должны монтировать намертво.
– Открой, – нетерпеливо попросил Снежок, позабыв про нож, который до этого осматривал с детским восторгом.
Бродяга не стал медлить – ему, как и всем, было невтерпеж. Так же легко справившись с защелками «чемодана», откинул крышку, оценил содержимое, довольно произнес:
– Вам со мной крупно повезло: я гений и во всем прав – это действительно аварийный комплект.
Не согласиться было трудно: присутствующим доводилось видеть содержимое контейнеров, поднятых со дна расселины, – там все было устроено похоже. Перегородки, разделяющие корпус на несколько отсеков, тщательно запечатанные свертки и коробки разных размеров. И уложено содержимое очень плотно – те, кто этим занимался, не оставили ни капли свободного места.
Пошарив по содержимому, Бродяга оторвал кусочек упаковочного материала, потеребил его в руках, зачем-то понюхал, задумчиво выдал:
– Никогда не видел такого пластика.
– Дай мне! – попросил Снежок и, получив требуемое, почти сразу вынес вердикт: – Это бумага.
– Бумага не тянется, как пластик, – возразил Бродяга.
– Пахнет бумагой, и похоже на нее, и даже шелестит, как бумага. Значит, это какая-то специальная бумага.
– Сам ты бумага.
Присев, Макс достал самый увесистый сверток, развернул, по ходу дела убедившись, что упаковка и впрямь какая-то необычная, чему уже не удивился, – товарищи говорили о том же, тем более что в этом кресле все было какое-то неправильное.
В свертке оказался тонкий диск диаметром сантиметров тридцать. Одна сторона сверкала золотым зеркалом, другая была смолисто-черной, торец – бледно-серебристым, испещренным все теми же нечитаемыми символами. Бродяга, развернув обертку увесистой коробки, с видом не менее озадаченным, чем у Макса, вытаращился на содержимое: аккуратные ряды толстых коричневых макаронин. Принюхавшись, неуверенно произнес:
– Похоже на что-то съедобное… Но не хочется это есть. Макс, а что у тебя?
– Не знаю. Но вряд ли съедобное. Тяжелый какой-то – будто из свинца.
– Динка, а ты такое когда-нибудь видела?
Та отрицательно покачала головой и отошла на пару шагов назад – ее больше других раздражал трупный смрад.
– Может, это и есть радиомаяк? – попытался сумничать Снежок.
Бродяга в этот момент разглядывал содержимое очередной коробки: бублик толстой пружины, внутри которой располагалось стеклянное кольцо, с виду пустотелое. Уставившись на эту вещицу все так же озадаченно, он покачал головой:
– Нет, Снежок, это не радиомаяк.
– А что тогда?
– А хрен его знает…
– Ребята: а вам не кажется, что все это вообще не с Земли? – наконец высказал Макс то, что начали подозревать все присутствующие.
– Инопланетная? – завороженно уточнил проникшийся Снежок.
– Я в языках плохо разбираюсь, но все эти символы ни на что не похожи. Это не латиница, не вязь арабская, не иероглифы восточные. Приглядитесь: каждый состоит из черточек строго одинаковой длины. Они соединяются под разными углами, выстраиваются в фигуры, но это правило никогда не изменяется: ни на диске, ни на спинке кресла, ни на парашюте ничего другого не написано – все те же наборы одинакового размера черточек. Не знаю, как вы, а я про такую письменность никогда не слышал.
– Макс, ты прав, – признал Бродяга. – И знаете, я не удивлен. Инопланетяне? А почему бы и нет? Мы и сами своего рода инопланетяне.
– Может, это наблюдатель с черного корабля? – непонятно спросил Снежок.
– Достали меня этими детскими сказками… – вздохнул Бродяга.
– О чем речь? – не понял Макс.
– Никогда не доводилось слышать?! Ах да… ты же здесь недавно… Некоторым балаболам делать нечего, и начинают вечерами языки чесать на тему, как они сюда попали, зачем, для чего или для кого. У многих есть версия, что нас сюда забрали для эксперимента или еще для какой-то надобности и теперь наблюдают сверху. Кто-то клянется, что где-то от кого-то слышал про найденные камеры слежения на пальмах, другие якобы лично видели беспилотники со сверкающими объективами, черные летающие тарелки в безлунные ночи и прочий бред.
– А ты в это не веришь? – уточнил Снежок.
– Может, я и псих, но не круглый дурак. Доводилось бывать во многих местах, но нигде ничего подобного не видел, а те, кто про такое рассказывал, не внушали доверия. Вы посмотрите ночью наверх: там чего только нет, кроме спутников. И самолетов никогда не бывает. Небо всегда чистое, а море приносит лишь природный мусор или хлам с Земли. Здесь есть чужие сооружения, но по виду не скажешь, что они новенькие, а многие в полный хлам превратились. Даже ваш холодильник на острове работает максимум на десять процентов от своей мощности: большая часть пластин не охлаждается. Если здесь и жили ребята, подходящие на роль наблюдателей, то их давно уже нет. Вымерли, улетели в другую галактику или одичали, став бронзовыми людьми. Забудьте, мы никому не нужны.
– Но как-то ведь сюда попали – и в этом замешаны местные искусственные буи, – заметил Макс. – Все наши возле них оказываются.
– Ваш Эн не рассказывал тебе сказку про сапера, прикопавшего мину, на которой взорвалась машина? А сам сапер к тому времени давно в гробу лежал по причине скоропостижной гибели. Так и здесь: не знаю, что произошло, но персонал пропал, а запущенные им устройства продолжают работать. Возможно, работают неправильно. Допустим, барахлит управляющий ими компьютер. Ошибки, поначалу мелкие, накапливаются, захламляя систему. Этот процесс, поначалу почти незаметный, пошел вразнос, и в какой-то момент светляки хлынули как из ведра.
– Да они и так сразу хлынули – одиночных не было.
– Кто тебе такое сказал? В Интернете прочитал? Да? А ты не в курсе, что там врут, причем часто? Знаешь, с чего начались готы?
– Нет.
– Ну хотя бы слышал, что поначалу там всеми делами заправляли белые?
– Это слышал.
– Так вот, самыми первыми готами были шесть ребят из города Кривой Рог. Все они состояли в банде малолеток – в те времена их там было как блох на собаке. В один из вечеров, когда они собрались на пустыре возле свалки для обсуждения наполеоновского плана захвата стратегического контроля над ближайшей танцплощадкой, в небе что-то сверкнуло, а дальше вы сами все знаете. Уточню: поначалу прилетел один и вел себя тише воды. Через два месяца их стало четверо, и они решили, что старшие слишком много себе позволяют. Парнишки крови не боялись, подраться любили и дело это знали, а уж какие изобретатели в вопросе вооружения оказались – уникумы. В общем, власть в том поселке поменялась. Потом их девочек на дальнем промысле посетили мальчики из другого поселка и, сгорая от жажды телесной любви, воспользовались обстоятельствами: изнасиловали, а тех, которые посимпатичнее, увели с собой. К тому времени бывших малолетних бандитов стало уже шестеро, и порядок у них был не хуже, чем в старой банде. Терпеть такого они не стали и через несколько дней покарали виновных. При этом владения победителей выросли вдвое – вместо одного поселка стало два. Вскоре они выяснили, что такое положение гораздо выгоднее прежнего, и логично предположили, что при наличии трех поселков в жизни появится еще больше шоколада. А дальше все больше и больше владений, рабов, смертей. И понеслось…
– А почему там теперь черные главные? – спросил Снежок.
– Да от той шестерки никого не осталось в живых, наверное. Новый народ присоединялся, новые вожаки выбирались или власть захватывали. Грызлись между собой часто, все тасовалось много раз. В тех местах черных много было – они откуда-то с юга приходили толпами, в итоге и в банде их стало больше, чем белых. Всех мелочей я не знаю – нечасто с готами общался, а через вторые руки много не узнаешь. Отвлекся от темы… К чему вообще все начал? Знаете, в каком году те пацаны криворожские пошли на свой пустырь? Было это в самом конце восьмидесятых – до нашествия светляков не один десяток лет. Получается, что они и тогда прилетали, просто редко очень.
– Не сходится. – Макс покачал головой. – Ведь на островах почти нет людей в возрасте старше тридцати. Не могли же все умереть, не дожив до таких лет?
– Ага. Твоя правда. Но есть одна интересная тонкость: криворожские попали сюда уже после того, как здесь появились первые поселки. Жили там те, которые угодили в самый звездопад. Сами ведь знаете, что со временем у светляков ерунда какая-то. Вот и криворожских мотало хрен знает сколько лет непонятно где и вывалило на головы тех, кто им в дети годился. А возраст остался тот же самый: как будто только что с пустыря. Я думаю, комп, который следит за местным оборудованием, еще тогда начал глючить потихоньку. В итоге его всерьез накрыло. А все эти штуки, что на островах и в море торчат из песка и камней, где-то внизу соединяются в одно целое. Я так думаю, под нами огромная машина. Когда здесь жил с бронзовыми, один жрец мне пытался что-то рассказать об этом. Привел на берег озера и показывал. Ветра не было, но я заметил, что вода то прибывает на берег, то отступает. Немного, но заметно. Как будто земля под ней дрожит. Это вибрация механизмов, машин, роботов – не знаю чего. Что-то под нами работает. Огромное. В расселинах при спокойной погоде можно увидеть трубы, от которых отходят потоки нагретой воды, и течение там всегда заметное – думаю, это огромная система охлаждения. Вода на острове – тоже часть ее, и тот холодильник в вашем поселке.
– При вибрации по воде идет рябь, а не медленно наступающая волна, – возразила Дина.
– Сильно ты умная и красивая: может, замуж пойдешь?
– Только после тебя. – Присев на колено, девушка вытянула перед собой ладонь горизонтально и мелко ее затрясла. – Что будет с озером на такой поверхности?
– Тоже трясти будет, – ответил Снежок.
– Да. А теперь смотрите. – Дина медленно наклонила ладонь в одну сторону, затем в другую. – Видите?
– Очень познавательно, – хмыкнул Бродяга. – И что ты этим хотела сказать, умница наша?
– Если на такой поверхности окажется озеро, то ты увидишь, как вода с одной стороны то прибывает, то отступает, а с другой будет наоборот.
– Не знаю, что было с другой стороны, но вообще-то похоже.
– Земля, на которой мы стоим, не соединена с дном. Она плавает в море. Ее качает на волнах. Возможно, на приливных.
– Ты хочешь сказать, что мы на огромном корабле? – удивился Макс.
– Не знаю, но похоже на что-то подобное. Здесь каждая лужа ведет себя так, как описал Бродяга. По-другому не заметить: слишком большой этот плавучий остров, и поэтому его раскачивает очень медленно.