Остальное для Клетки было детской забавой. Его высокопреподобие Алберт Реджиналд Долмат отошел от общественной деятельности, удалился в Уэльс, в уединенный приход… К обложке досье с внутренней стороны был приколот конверт с шестью снимками из тех, что сделала скрытая камера. Кэслейк бегло просмотрел их и захлопнул папку.
Вдруг он с грустью вспомнил встречу с Сарой Брантон. Просто не верилось, что она дочь леди Джин. Увы, это так, и лорд Беллмастер — ее отец.
Остаток дня он провел, читая досье, которыми ему разрешили пользоваться. Самым полным и любопытным оказалось досье на Беллмастера.
За четыре дня Ричарду удалось прочесть дневник леди Джин от корки до корки тайком от Сары — она с головой погрузилась в счастливые хлопоты о будущей поездке в Англию, выбирала платья, укладывалась. Отец ответил на ее письмо любезно, живо одобрил предстоящее замужество, и, конечно же, позвал дочь в гости вместе с женихом…
Записки леди Джин вскоре потеряли над ним власть — читались как роман, не способный изменить ни его жизнь, ни отношения с Сарой. Дневник ее мать вела многие годы, хотя иногда забывала о нем на целые месяцы, а однажды — даже на год… как раз когда вышла замуж за Брантона и родила Сару. Весь дневник пронизывало одно — ее отношения с лордом Беллмастером, где любовь то и дело сменялась ненавистью, а ненависть — любовью. Ричарду стало ясно: лорд Беллмастер был раньше — а возможно, и по сей день — связан с зарубежными разведками, что вкупе с неблаговидными делами в самой Англии время от времени толкало на преступления — как в случае с человеком по имени Полидор — и его, и леди Джин. Но ее похождения почему-то не столько возмущали Ричарда, сколько изумляли. Она была бессовестна и неразборчива в связях почти как римская гетера — слова, не столь беспощадного, у Ричарда не нашлось. Читая, он иногда все же негодовал — как мать могла подсунуть такое дочери!
Любовь к Саре принуждала его искать оправдания леди Джин, но он в этих исповедях нашел лишь одно — лорд Беллмастер как будто околдовал, загипнотизировал ее, подчинил ее волю своей. И чем дальше читал Ричард, тем больше сокрушался о леди Джин и сочувствовал ей, тем осознанней, крепче презирал лорда Беллмастера. С каждой страницей он ненавидел его все сильнее. Не зная, как тот выглядит на самом деле, Ричард воображал его все более и более похожим на черта в кресле с сигарой и рюмкой портвейна в руках, каким его нарисовала однажды леди Джин. Вначале смутно, а потом все яснее он осознавал, что после развода и она, и лорд Беллмастер, да и полковник Брантон (впрочем, он — человек безвольный, его можно сбросить со счетов) начали потихоньку подталкивать Сару к мысли об уходе в монастырь — она стесняла их всех. Ею пришлось пожертвовать.
Случалось, Ричард откладывал дневник и шел прогуляться, успокоиться. В том, что Беллмастер — душегуб, сомнений не оставалось: на той же странице, где леди Джин призналась, что он сделал ее соучастницей убийства, она кратко описала, как они перевернули катер, чтобы замести следы.
А вместо благодарности лорд Беллмастер подменил (зачем? срочно понадобились деньги?) пояс Венеры: через месяц после этого преступления Беллмастер взял его у леди Джин якобы для продления страховки. Ричард понимал — Беллмастер не удержится от соблазна напакостить и ему, и Саре. Но как именно? Словом, хорошо, что они решили не спеша прокатиться в Англию. Будет время все толком обдумать. А пока главное — не допустить, чтобы дневник попался Саре на глаза.
К счастью, она так много сил отдавала сборам, что, казалось, совсем позабыла о дневнике, исчезнувшем с письменного столика у нее в спальне. Впрочем, накануне отъезда, утром, в постели, она вдруг спросила: «Дорогой, не у тебя ли дневник матери? Я хочу запереть его в сейф».
— Да, у меня, — спокойно ответил Ричард. — Но я его еще не дочитал, — а ведь он уже прочел дневник целиком.
— Ну как, забавно?
— Очень. Я положу его в сейф сам. Кстати, не устроить ли нечто вроде прощального пикника на мысе святого Винсента?
— С удовольствием. Однажды нас возил туда Джорджио. С моря дул ужасный ветер и вскоре весь «Роллс-Ройс» забрызгало солью. Джорджио чуть не лопнул от злости.
— Значит, едем.
В тот же вечер Ричард вошел к Саре в спальню и у нее на глазах достал из комода ключ и запер дневник в сейф. Но на другое утро, когда они покидали виллу, переложил к себе в чемодан — Ричард решил отвязаться от него и чем скорее, тем лучше. Однако лорд Беллмастер жил в мире, о котором Фарли не знал ничего, поэтому насчет дневника стоило посоветоваться с умеющим молчать человеком, например, с поверенным в делах семьи Брантонов или на худой конец с самим полковником. Но сначала придется посмотреть, что он за птица. Леди Джин вышла за него и, несмотря на резкие отзывы в дневнике, уважала — впрочем, не настолько, чтобы хранить ему верность.
По дороге в Лиссабон, когда рядом сидела радостная и воодушевленная Сара, он решил выбросить все это из головы до Англии. Что бы ни случилось, им надо налаживать собственную жизнь — в последнее время они все чаще говорили о гостинице в Дордони.
Слушая, как рядом мило воркует Сара, он с изумлением осознал, насколько изменился сам и как круто повернула жизнь всего за несколько недель. И не он один. Они оба словно родились заново — вступили в светлый мир, где проклятый Беллмастер не сильнее крошечной точки на горизонте их счастья.
Стоя у буфета спиной к Кэслейку, лорд Беллмастер втихомолку улыбнулся. Наконец-то сей молодой человек согласился выпить с ним здесь, у него в кабинете. За окном сумерки затеняли парк, машины выстраивали цепочки из беспорядочных то золотых, то серебряных огоньков.
— С простой водой или с минеральной?
— Не разбавляйте ничем, сэр.
Наливая виски из графина, лорд Беллмастер бросил через плечо: «Хорошо, что вы приняли мое приглашение, Кэслейк. О деле говорить не будем. Просто побеседуем… познакомимся поближе. Думаю, вы сумеете мне кое-что прояснить».
— Буду рад помочь, сэр, если смогу.
— Ответ порядочного человека. — «Кэслейк стал со мной если и не любезнее, то просто помягче, — подумал Беллмастер, — но меня этим не проведешь. С ним, видимо, поговорил Куинт. Знаю я его! Он, наверно, и о Вашингтоне все выложил».
Беллмастер поднес Кэслейку рюмку и вслух продолжил: «Простите, но я к вам не присоединюсь. Уже причастился за обедом, а вечером мне идти на большой прием. Знаете, промышленный или финансовый магнат — тот же капитан корабля и пьет не меньше его, чтобы отвлечься от бремени руководства. Значит, вы виски не разбавляете?».
— Сам я родом из Девона, — Кэслейк улыбнулся, — но мои мать с отцом — шотландцы.
— Понятно. — Беллмастер подошел к окну и задернул шторы, отрезал кабинет от весеннего вечера. — Вы встречались с Гедди, стряпчим — не так ли?
— внезапно спросил он.
— Да. Перед отъездом в Португалию.
Беллмастер не сел — помешала привычка главенствовать над собеседником, столь крепко укоренившаяся, что он перестал ее замечать — и произнес: «Только что от него пришло письмо. Пишет, будто слышал от Сары Брантон, что она собирается замуж. Вы в курсе дела?»
— Да, сэр. Мистер Гедди сообщил об этом мистеру Куинту.
— Неужели? — Беллмастер не удивился. — Значит, время от времени наш дорогой Гедди все же стучит в ваше ведомство. А впрочем, кто, хоть раз побывавший там, этого не делает?… Вы, наверно, уже прочли тамошнее досье на меня?
— Да, милорд. Мистер Куинт посчитал такой шаг целесообразным ввиду… того, что может произойти через несколько недель.
Лорд Беллмастер расхохотался. Все-таки славный парень этот Кэслейк. Знает, что есть смысл говорить, а что — нет, да и держится всегда молодцом. У него не характер, а прямо гранит, некогда шершавый, а теперь отполированный Клеткой.
— Тонко подмечено, — сказал Беллмастер. — Продолжая в том же духе, замечу: вы, вероятно, знаете, что о Саре Брантон я забочусь не просто по дружбе.
— Да, сэр. Мне известно — она ваша дочь.
— Совершенно верно. Поэтому я и хочу побольше узнать о ее будущем муже, этом Ричарде Фарли. Расскажите о нем. Вы же встречались.
— Он отличный парень, сэр. Мне понравился. По причинам, на ваши не похожим, пришлось покопаться в его прошлом. Я не нашел ничего, способного опорочить мистера Фарли… скажем так: в глазах нашего ведомства.
— Он верующий?
— Нет, сэр.
— Это дело поправимое. Ну, выкладывайте все, что знаете. — Лорд Беллмастер опустился в глубокое кресло, закурил сигару и, вертя в руках золотой портсигар, выслушал из уст Кэслейка подробности жизни и окружения Ричарда Фарли. Потом спросил: — А близкие родственники? Неужели у него совсем никого нет?
— Когда мы ужинали вместе, он упомянул об очень старой вдовой тетке где-то в Уэльсе.
— Значит, он вам приглянулся?
— Да, сэр.
— Он прирожденный лодырь или просто не может найти дело по душе?
— Он не лодырь. По-моему, на него слишком сильно повлияла гибель родителей. Думаю, женитьба и обязанности главы семейства вернут все на место. Ведь он не глуп, да и вышел из хорошей семьи. К тому же мисс Брантон явно души в нем не чает.
— Еще бы. Он же спас ей жизнь. Как бы то ни было, вы меня утешили. Я не хотел бы видеть дочь замужем за бездельником или размазней. Что ж, — лорд Беллмастер поднялся, — благодарю вас, Кэслейк. Уверен, мы найдем общий язык. А теперь, — он подошел к каминной полке, взял два театральных билета и протянул их Кэслейку, — вот два билета на завтра на вечерний спектакль. Я пойти не смогу. Так что найдите девушку покрасивее и сходите сами.
— Большое спасибо, сэр.
— Не стоит. И еще раз благодарю вас, мой дорогой.
По пути к лифту Кэслейк рассмотрел билеты. Они были в Национальный театр. Он любил его спектакли и, конечно, пошел бы, не будь это билеты Беллмастера. А потому разорвал их, выйдя на улицу, и выбросил клочки в урну, как примерный гражданин.
Лорд Беллмастер тем временем сидел у себя в кабинете и размышлял о Ричарде Фарли: «Человек он, видимо, хороший… Да, участи родителей не позавидуешь. Но семейная жизнь отрезвит его. А при случае и я помогу. Есть способы обставить помощь так, чтобы он считал, будто ему просто повезло. Ведь он женится на моей дочери. Леди Джин, будь она жива, искала бы для Сары мужа посолиднее… и свадьбу закатила бы пышную. Где-нибудь в Вестминстерском аббатстве, с пажами и шаферами. Не тихое семейное торжество, а роскошный прием, блистающий знаменитостями со всех концов света. — Он улыбнулся. — Уж она-то знала в этом толк. Да и я не прочь погулять на такой свадьбе. Ведь выходит замуж моя дочь, а ради нее и в память о леди Джин не грех и пошиковать. Загвоздка одна — как все это устроить? Официально я только крестный Сары. И могу лишь сделать ей дорогой подарок. Впрочем, почему это мысль о грандиозной свадьбе меня так захватила? Наверно, старею, становлюсь сентиментальным. Однако сейчас такое простительно. А вот как совладать с полковником Брантоном? Узнав, что на свадьбе ему отведут роль распорядителя, тамады, он оскорбится. Или нет? Ведь бывшим воякам чертовски нравятся напыщенные церемонии. Будь Брантон богат, он и сам бы обставил венчание дочери достойно. Словом, если подойти к нему осторожно, все устроится. Уязвленное самолюбие полковника утешит кругленькая сумма. Главное — взяться за дело с нужного конца. Поехать и поговорить с ним? Или написать письмо — пусть все хорошенько обдумает, подготовится к мужскому, откровенному разговору о деловом соглашении, которое даст ему возможность сыграть на свадьбе Сары роль великодушного отца. Кто запретит мне расщедриться ради единственной дочери? Ведь от брака с американкой у меня лишь двое сыновей, — он тепло улыбнулся. — Сыновья есть сыновья. Дочь — дело другое. Ее дочь. Если бы девочку родила миллионерша из Бостона, я бы так не суетился. Но в память о леди Джин… Ведь кроме нее я по-настоящему не любил никого. И неважно, что здесь была замешана и корысть. Почему не отблагодарить богов за то, что леди Джин не встала из могилы отомстить мне? Хотя, конечно, при жизни не раз помышляла об этом. Ирландка, с унаследованной от отца склонностью к азартной игре, она, если бы решилась, поставила все на самую мизерную возможность погубить меня. Видимо, она простила меня как истинная католичка, чтобы спасти свою бессмертную душу. Итак, писать Брантону письмо или сразу ехать к нему?».
Он взглянул на картину Рассела Флинта с красавицами у купальни. Одна слегка напомнила леди Джин. Внезапно Беллмастер почувствовал себя усталым. «Какая скука сегодняшний ужин, — подумал он. — Да и вся эта затея с Вашингтоном. Хочу ли я попасть туда? Из Клетки мне уже не вырваться. Ее люди пойдут за мной по пятам до самой смерти, даже за гробом проследят, — он ухмыльнулся, — не обманул ли я их и на этот раз. Вернее всего было бы жениться на леди Джин и спокойно жить с ней в Конари. Что имеем — не храним… Решено. Сначала — письмо».
Из Лиссабона они поехали в Эсториль, два дня прожили в гостинице «Глобо» на радость Мелине и ее мужу Карло. Для Сары здесь началось, пожалуй, самое счастливое время. Она подолгу разговаривала с Мелиной, которой Ричард явно понравился. Сару это только радовало — она не стеснялась открыто наслаждаться, если Ричард приходился кому-нибудь по душе. Карло тоже его полюбил и вскоре — едва узнал, что Ричард когда-то владел рестораном, а теперь подумывал купить дом в Дордони — уже увлеченно рассказывал, как содержать гостиницу, с гордостью провел Ричарда по «Глобо», объясняя тонкости своего занятия.
Когда собирались уезжать, Мелина уединилась с Сарой в номере и сказала: «Ты нашла себе хорошего мужа. Сразу видно. И не казни себя за то, что сбежала из монастыря. Зря ты вообще туда уходила. Знаешь, когда было решено, что ты станешь монахиней, я сказала твоей матери: „Это не для Сары. Не такой у нее характер… не та душа“. И знаешь, что она мне с усмешкой ответила?»
— Нет.
— «Не волнуйся. Сара вся в меня. Если поймет, что там ей не по нраву, насиловать себя не станет».
Тут вошел Ричард со свертком под мышкой. В нем оказался новый костюм, который он купил по настоянию Сары на смену старому, потрепанному. Мелина ушла, и Ричард, чтобы порадовать Сару, тут же его примерил.
— Милый, ты в нем просто красавец. Я знаю — ты не слишком заботишься о платье, но мой отец благоволит хорошо одетым людям. Наверное, армия повлияла. А теперь снимай костюм и я уложу его по-настоящему, а не по-твоему, то есть как попало.
— Я спокон веку так вещи складывал.
— Теперь это делать буду я. — Она подошла и поцеловала его. А он вспомнил, что в детстве учебники в ранец ему всегда укладывала мать, и как она недовольно щелкала языком, глядя на ранец вечером. Эта же картина всплывала у него в памяти и на вилле, перед самым отъездом, и он вынул дневник из чемодана, завернул в газету и спрятал в машине, под задним сиденьем.
Из Эсториля они поехали в Биарриц, потом в Бордо и в глубь материка в Периге, где три дня прожили в маленькой гостинице, изучали полученный от агента по недвижимости список усадеб на продажу. Три или четыре их заинтересовали, они решили заехать туда на обратном пути, прицениться.
В ночь перед отъездом из Дордони Сара сказала: «Мне очень нравится путешествовать так, как мы. С матерью ездить было просто наказанье — сплошные тюки и чемоданы, да жалобы, если ей не угодили в гостинице или ресторане».
— И никаких пикников с бутылкой вина, хлебом и паштетом?
— Нечто подобное случалось, но посмотрел бы ты на это! — рассмеялась Сара. — Складные стулья и столики, камчатые скатерти и серебряные вилки. Высший класс, как говорят французы. Охлажденное вино, и Джорджио в роли официанта. Учитывалась каждая мелочь, особенно если с нами был лорд Беллмастер. Впрочем, отца эта напыщенность никогда не прельщала.
Ричард обнял Сару и, радуясь, что в темноте ей не разглядеть его лица, спросил: «Какой он был, этот Беллмастер?»
— Не знаю, — вздохнула Сара. — Мне вроде бы следовало сторониться его — хотя бы в те годы, когда я понимала уже, кем он был маме. А он мне нравился. Он очень хорошо ко мне относился. Даже лучше папы. Впрочем, порою отец менялся — и тогда он был заботливей, гораздо заботливей Беллмастера. Знаешь, что удивительно? Мне, прожившей вдали от мира столько лет… сейчас понять его гораздо проще, чем раньше. А мама, по-моему, в глубине души была очень несчастна… на людях она просто притворялась.
— Ты хочешь сказать — несчастна, потому что Беллмастер на ней не женился?
— Возможно. Хотя, знаешь, она, быть может, и мечтала стать леди Беллмастер, но по-настоящему его не любила. Мелина рассказала мне много неожиданного, и теперь я считаю, мама любила папу, несмотря ни на что.
— Тут сам черт ногу сломит. А как уживались твой отец и Беллмастер?
— Я редко видела их вместе. Они любезничали друг с другом, и только.
— Не пойму, отчего отец его не вышвырнул.
— Может, мама не позволяла, а он так ее любил, что мирился со всем. От Мелины я впервые услышала, почему уволился Джорджио. Когда он ушел, я уже была в монастыре. Дело в том, что «Роллс-Ройс», на котором ездила мама, принадлежал Беллмастеру. И однажды его светлость сказал Джорджио, что машина износилась и надо купить новую, другой марки. Не помню, то ли «Даймлер», то ли какую-нибудь роскошную американскую. И тут Джорджио взорвался. Он как раз мыл машину, а гараж у нас был рядом с комнатами для прислуги, так что Мелина и Карло все слышали. Джорджио заявил Беллмастеру, что никогда не сядет ни в какую другую машину и, если его светлость купит не «Роллс-Ройс», он сразу же уйдет. — Сара даже затряслась от смеха. — Мелина говорит, они прямо-таки орали друг на друга. Наконец Беллмастер отрезал: «Не хватало только, чтобы я покупал „Роллс-Ройс“ в угоду какому-то шоферишке!» Джорджио нас бросил, — это было плохо само по себе, — но перед уходом он еще пошел к Беллмастеру и выложил все, что думал о нем. Тут вмешалась мама, попыталась умиротворить их обоих, но только подлила масла в огонь — Джорджио вышел из себя, высказал и ей все, что на душе накипело. — Сара вновь рассмеялась. — Мелина говорит, ей едва удалось удержать Карло — он хотел вступиться за маму, потому что не жаловал ни Беллмастера, ни Джорджио. Какие они все глупые, правда? Воевать из-за какой-то старой дурацкой машины!
— Так чем дело кончилось?
— Джорджио уехал в тот же день. Шофером сделали Карло, купили новую машину. Но и это не все. О Боже! — Она замолкла, переборола смех и продолжила: — Через две недели Карло — он ведь водил неважно — врезался в трамвай, кажется, в Лиссабоне, и разбил автомобиль вдребезги. А потом… потом… — Сара повернулась к Ричарду, захохотала ему в плечо — говорить она уже не могла, — и в те минуты Ричарда затопила волна беспредельного, неописуемого счастья.
— Так что же потом? — спросил он.
Она отодвинулась и, успокоившись, закончила: «Никогда не догадаешься! Беллмастер заменил ее „Роллс-Ройсом“. Глупо, правда? Столько шума из ничего. Но и смешно. Надо будет посмотреть, описала ли мама этот случай в дневнике. А может, и картинку к нему подрисовала. Как вернемся на виллу, возьмусь за ее дневник».
Вскоре Сара уснула, а Ричард лежал во тьме, размышлял. Он знал — мать ничего об этом происшествии в дневнике не написала, знал, что не позволит Саре его читать, и думал — а не сжечь ли его? Наверно, так и нужно сделать. Сара просыпается поздно и завтракает в постели. Надо бы завтра встать пораньше, найти уединенное местечко и… Тут Ричард посуровел и отказался от этой мысли. «Беллмастер, — подумал он, — а не пришло ли время расплатиться за все? Но один Бог знает, как отомстить тебе. Надо посоветоваться с кем-то… кто не выдаст, все поймет, кто наставит на верный путь. Но только не с полковником Брантоном. Он — человек заинтересованный, да и от Сары слишком долго открещивался. На восемь лет засадил ее в темницу. Отчасти в этом, впрочем, и Беллмастер виноват. Потом, когда Сара вышла на свободу, оказалось, Беллмастер еще и мелкий мошенник — подсунул матери дешевую фальшивку. Может быть, Кэслейк? Да, пожалуй, он. Он — стряпчий и глупостей не допустит. Как приедем в Англию, загляну к нему в контору».
… Из Периге они через Лимож и Орлеан приехали в Париж, где три дня развлекались.
Стояла чудесная майская погода. Близился полдень, длинные кисти ракит казались в голубом небе золотыми, сирень у дороги покрылась крошечными звездочками лиловых цветов, вернулись ласточки — они гнездились над застрехами, соседская кобыла на пастбище через дорогу лоснилась, как полированный каштан. А на столе в кабинете полковника Брантона нераспечатанными лежали утренние письма. Они давным-давно перестали приносить радость. Ведь это были, черт побери, в основном неоплаченные счета.
Брантон сел за стол и быстро просмотрел пять конвертов. Сам не понимая отчего — весна, что ли? — он пребывал в отличном настроении. Собирался ехать на реку Уэй, полдня порыбачить в одиночестве, а полдня — в обществе провинциальной знати, людей богатых и честолюбивых, которые вдыхали жизнь в здешние предприятия и банки, но не гнушались мухлевать с налогами, оставаясь, впрочем, людьми приятными… не все, но большинство.
Пять писем. Два — явно счета. Он разорвал их, не вскрывая, и бросил в мусорную корзину. Третье, в неофициальном конверте, распечатал, а там оказались — ну и хитры же эти кредиторы — давно просроченный счет и записка с вежливой, но твердой просьбой о немедленной оплате. Полковник повесил счет на стоявшую у лампы наколку. Четвертое письмо с заграничным штемпелем он озадаченно повертел и так и сяк, тщетно пытаясь угадать, от кого оно. Наконец вскрыл. Письмо, как оказалось, от Сары, из Парижа. От короткого, но нежного послания полковник еще более воспрянул духом. Сара сообщала, что приедет в Англию через несколько дней вместе с Ричардом Фарли и сразу позвонит. Что ж, ради Бога. Она — его дочь, теперь он ни за что не назовет ее чужой — так пусть поживет у него. Правда, придется раскошелиться. Ну и что? Покутим малость, а потом потуже затянем пояс. Не впервой.
Последнее письмо лежало в дорогом конверте без рисунка, адрес был написан смутно знакомым почерком. Не прояснил дела и штемпель — он был, как обычно, смазан, словно машина или человек, его ставивший, страдали трясучкой. Чего Англии до зарезу не хватает, так это… но стоит ли распинаться?
Он вскрыл конверт, бросил взгляд на листок с фигурным краем и выдавленным адресом и от сердца отлегло. Письмо написал старый обманщик Беллмастер. Полковник отложил его и закурил сигарету. "Прекрасная погода, — подумал он. — В начале недели прошел дождь, так что рыбачить сегодня — одно удовольствие. Взять бы с собой Беллмастера да и скинуть в реку с камнем на шее. Интересно, рыбачит ли этот Фарли? Наверное, да. Как-нибудь съездим на реку вместе. Там и познаются люди. Когда клюет крупная рыба, да если еще волна сильная, посмотришь, как человек управляется с удочкой — и узнаешь о нем больше, чем после тысячи ответов на вопросы. Так же и на охоте… " Он затушил окурок и, весело насвистывая, взялся за письмо. Однако вскоре смолк.
Вдруг он с грустью вспомнил встречу с Сарой Брантон. Просто не верилось, что она дочь леди Джин. Увы, это так, и лорд Беллмастер — ее отец.
Остаток дня он провел, читая досье, которыми ему разрешили пользоваться. Самым полным и любопытным оказалось досье на Беллмастера.
За четыре дня Ричарду удалось прочесть дневник леди Джин от корки до корки тайком от Сары — она с головой погрузилась в счастливые хлопоты о будущей поездке в Англию, выбирала платья, укладывалась. Отец ответил на ее письмо любезно, живо одобрил предстоящее замужество, и, конечно же, позвал дочь в гости вместе с женихом…
Записки леди Джин вскоре потеряли над ним власть — читались как роман, не способный изменить ни его жизнь, ни отношения с Сарой. Дневник ее мать вела многие годы, хотя иногда забывала о нем на целые месяцы, а однажды — даже на год… как раз когда вышла замуж за Брантона и родила Сару. Весь дневник пронизывало одно — ее отношения с лордом Беллмастером, где любовь то и дело сменялась ненавистью, а ненависть — любовью. Ричарду стало ясно: лорд Беллмастер был раньше — а возможно, и по сей день — связан с зарубежными разведками, что вкупе с неблаговидными делами в самой Англии время от времени толкало на преступления — как в случае с человеком по имени Полидор — и его, и леди Джин. Но ее похождения почему-то не столько возмущали Ричарда, сколько изумляли. Она была бессовестна и неразборчива в связях почти как римская гетера — слова, не столь беспощадного, у Ричарда не нашлось. Читая, он иногда все же негодовал — как мать могла подсунуть такое дочери!
Любовь к Саре принуждала его искать оправдания леди Джин, но он в этих исповедях нашел лишь одно — лорд Беллмастер как будто околдовал, загипнотизировал ее, подчинил ее волю своей. И чем дальше читал Ричард, тем больше сокрушался о леди Джин и сочувствовал ей, тем осознанней, крепче презирал лорда Беллмастера. С каждой страницей он ненавидел его все сильнее. Не зная, как тот выглядит на самом деле, Ричард воображал его все более и более похожим на черта в кресле с сигарой и рюмкой портвейна в руках, каким его нарисовала однажды леди Джин. Вначале смутно, а потом все яснее он осознавал, что после развода и она, и лорд Беллмастер, да и полковник Брантон (впрочем, он — человек безвольный, его можно сбросить со счетов) начали потихоньку подталкивать Сару к мысли об уходе в монастырь — она стесняла их всех. Ею пришлось пожертвовать.
Случалось, Ричард откладывал дневник и шел прогуляться, успокоиться. В том, что Беллмастер — душегуб, сомнений не оставалось: на той же странице, где леди Джин призналась, что он сделал ее соучастницей убийства, она кратко описала, как они перевернули катер, чтобы замести следы.
А вместо благодарности лорд Беллмастер подменил (зачем? срочно понадобились деньги?) пояс Венеры: через месяц после этого преступления Беллмастер взял его у леди Джин якобы для продления страховки. Ричард понимал — Беллмастер не удержится от соблазна напакостить и ему, и Саре. Но как именно? Словом, хорошо, что они решили не спеша прокатиться в Англию. Будет время все толком обдумать. А пока главное — не допустить, чтобы дневник попался Саре на глаза.
К счастью, она так много сил отдавала сборам, что, казалось, совсем позабыла о дневнике, исчезнувшем с письменного столика у нее в спальне. Впрочем, накануне отъезда, утром, в постели, она вдруг спросила: «Дорогой, не у тебя ли дневник матери? Я хочу запереть его в сейф».
— Да, у меня, — спокойно ответил Ричард. — Но я его еще не дочитал, — а ведь он уже прочел дневник целиком.
— Ну как, забавно?
— Очень. Я положу его в сейф сам. Кстати, не устроить ли нечто вроде прощального пикника на мысе святого Винсента?
— С удовольствием. Однажды нас возил туда Джорджио. С моря дул ужасный ветер и вскоре весь «Роллс-Ройс» забрызгало солью. Джорджио чуть не лопнул от злости.
— Значит, едем.
В тот же вечер Ричард вошел к Саре в спальню и у нее на глазах достал из комода ключ и запер дневник в сейф. Но на другое утро, когда они покидали виллу, переложил к себе в чемодан — Ричард решил отвязаться от него и чем скорее, тем лучше. Однако лорд Беллмастер жил в мире, о котором Фарли не знал ничего, поэтому насчет дневника стоило посоветоваться с умеющим молчать человеком, например, с поверенным в делах семьи Брантонов или на худой конец с самим полковником. Но сначала придется посмотреть, что он за птица. Леди Джин вышла за него и, несмотря на резкие отзывы в дневнике, уважала — впрочем, не настолько, чтобы хранить ему верность.
По дороге в Лиссабон, когда рядом сидела радостная и воодушевленная Сара, он решил выбросить все это из головы до Англии. Что бы ни случилось, им надо налаживать собственную жизнь — в последнее время они все чаще говорили о гостинице в Дордони.
Слушая, как рядом мило воркует Сара, он с изумлением осознал, насколько изменился сам и как круто повернула жизнь всего за несколько недель. И не он один. Они оба словно родились заново — вступили в светлый мир, где проклятый Беллмастер не сильнее крошечной точки на горизонте их счастья.
Стоя у буфета спиной к Кэслейку, лорд Беллмастер втихомолку улыбнулся. Наконец-то сей молодой человек согласился выпить с ним здесь, у него в кабинете. За окном сумерки затеняли парк, машины выстраивали цепочки из беспорядочных то золотых, то серебряных огоньков.
— С простой водой или с минеральной?
— Не разбавляйте ничем, сэр.
Наливая виски из графина, лорд Беллмастер бросил через плечо: «Хорошо, что вы приняли мое приглашение, Кэслейк. О деле говорить не будем. Просто побеседуем… познакомимся поближе. Думаю, вы сумеете мне кое-что прояснить».
— Буду рад помочь, сэр, если смогу.
— Ответ порядочного человека. — «Кэслейк стал со мной если и не любезнее, то просто помягче, — подумал Беллмастер, — но меня этим не проведешь. С ним, видимо, поговорил Куинт. Знаю я его! Он, наверно, и о Вашингтоне все выложил».
Беллмастер поднес Кэслейку рюмку и вслух продолжил: «Простите, но я к вам не присоединюсь. Уже причастился за обедом, а вечером мне идти на большой прием. Знаете, промышленный или финансовый магнат — тот же капитан корабля и пьет не меньше его, чтобы отвлечься от бремени руководства. Значит, вы виски не разбавляете?».
— Сам я родом из Девона, — Кэслейк улыбнулся, — но мои мать с отцом — шотландцы.
— Понятно. — Беллмастер подошел к окну и задернул шторы, отрезал кабинет от весеннего вечера. — Вы встречались с Гедди, стряпчим — не так ли?
— внезапно спросил он.
— Да. Перед отъездом в Португалию.
Беллмастер не сел — помешала привычка главенствовать над собеседником, столь крепко укоренившаяся, что он перестал ее замечать — и произнес: «Только что от него пришло письмо. Пишет, будто слышал от Сары Брантон, что она собирается замуж. Вы в курсе дела?»
— Да, сэр. Мистер Гедди сообщил об этом мистеру Куинту.
— Неужели? — Беллмастер не удивился. — Значит, время от времени наш дорогой Гедди все же стучит в ваше ведомство. А впрочем, кто, хоть раз побывавший там, этого не делает?… Вы, наверно, уже прочли тамошнее досье на меня?
— Да, милорд. Мистер Куинт посчитал такой шаг целесообразным ввиду… того, что может произойти через несколько недель.
Лорд Беллмастер расхохотался. Все-таки славный парень этот Кэслейк. Знает, что есть смысл говорить, а что — нет, да и держится всегда молодцом. У него не характер, а прямо гранит, некогда шершавый, а теперь отполированный Клеткой.
— Тонко подмечено, — сказал Беллмастер. — Продолжая в том же духе, замечу: вы, вероятно, знаете, что о Саре Брантон я забочусь не просто по дружбе.
— Да, сэр. Мне известно — она ваша дочь.
— Совершенно верно. Поэтому я и хочу побольше узнать о ее будущем муже, этом Ричарде Фарли. Расскажите о нем. Вы же встречались.
— Он отличный парень, сэр. Мне понравился. По причинам, на ваши не похожим, пришлось покопаться в его прошлом. Я не нашел ничего, способного опорочить мистера Фарли… скажем так: в глазах нашего ведомства.
— Он верующий?
— Нет, сэр.
— Это дело поправимое. Ну, выкладывайте все, что знаете. — Лорд Беллмастер опустился в глубокое кресло, закурил сигару и, вертя в руках золотой портсигар, выслушал из уст Кэслейка подробности жизни и окружения Ричарда Фарли. Потом спросил: — А близкие родственники? Неужели у него совсем никого нет?
— Когда мы ужинали вместе, он упомянул об очень старой вдовой тетке где-то в Уэльсе.
— Значит, он вам приглянулся?
— Да, сэр.
— Он прирожденный лодырь или просто не может найти дело по душе?
— Он не лодырь. По-моему, на него слишком сильно повлияла гибель родителей. Думаю, женитьба и обязанности главы семейства вернут все на место. Ведь он не глуп, да и вышел из хорошей семьи. К тому же мисс Брантон явно души в нем не чает.
— Еще бы. Он же спас ей жизнь. Как бы то ни было, вы меня утешили. Я не хотел бы видеть дочь замужем за бездельником или размазней. Что ж, — лорд Беллмастер поднялся, — благодарю вас, Кэслейк. Уверен, мы найдем общий язык. А теперь, — он подошел к каминной полке, взял два театральных билета и протянул их Кэслейку, — вот два билета на завтра на вечерний спектакль. Я пойти не смогу. Так что найдите девушку покрасивее и сходите сами.
— Большое спасибо, сэр.
— Не стоит. И еще раз благодарю вас, мой дорогой.
По пути к лифту Кэслейк рассмотрел билеты. Они были в Национальный театр. Он любил его спектакли и, конечно, пошел бы, не будь это билеты Беллмастера. А потому разорвал их, выйдя на улицу, и выбросил клочки в урну, как примерный гражданин.
Лорд Беллмастер тем временем сидел у себя в кабинете и размышлял о Ричарде Фарли: «Человек он, видимо, хороший… Да, участи родителей не позавидуешь. Но семейная жизнь отрезвит его. А при случае и я помогу. Есть способы обставить помощь так, чтобы он считал, будто ему просто повезло. Ведь он женится на моей дочери. Леди Джин, будь она жива, искала бы для Сары мужа посолиднее… и свадьбу закатила бы пышную. Где-нибудь в Вестминстерском аббатстве, с пажами и шаферами. Не тихое семейное торжество, а роскошный прием, блистающий знаменитостями со всех концов света. — Он улыбнулся. — Уж она-то знала в этом толк. Да и я не прочь погулять на такой свадьбе. Ведь выходит замуж моя дочь, а ради нее и в память о леди Джин не грех и пошиковать. Загвоздка одна — как все это устроить? Официально я только крестный Сары. И могу лишь сделать ей дорогой подарок. Впрочем, почему это мысль о грандиозной свадьбе меня так захватила? Наверно, старею, становлюсь сентиментальным. Однако сейчас такое простительно. А вот как совладать с полковником Брантоном? Узнав, что на свадьбе ему отведут роль распорядителя, тамады, он оскорбится. Или нет? Ведь бывшим воякам чертовски нравятся напыщенные церемонии. Будь Брантон богат, он и сам бы обставил венчание дочери достойно. Словом, если подойти к нему осторожно, все устроится. Уязвленное самолюбие полковника утешит кругленькая сумма. Главное — взяться за дело с нужного конца. Поехать и поговорить с ним? Или написать письмо — пусть все хорошенько обдумает, подготовится к мужскому, откровенному разговору о деловом соглашении, которое даст ему возможность сыграть на свадьбе Сары роль великодушного отца. Кто запретит мне расщедриться ради единственной дочери? Ведь от брака с американкой у меня лишь двое сыновей, — он тепло улыбнулся. — Сыновья есть сыновья. Дочь — дело другое. Ее дочь. Если бы девочку родила миллионерша из Бостона, я бы так не суетился. Но в память о леди Джин… Ведь кроме нее я по-настоящему не любил никого. И неважно, что здесь была замешана и корысть. Почему не отблагодарить богов за то, что леди Джин не встала из могилы отомстить мне? Хотя, конечно, при жизни не раз помышляла об этом. Ирландка, с унаследованной от отца склонностью к азартной игре, она, если бы решилась, поставила все на самую мизерную возможность погубить меня. Видимо, она простила меня как истинная католичка, чтобы спасти свою бессмертную душу. Итак, писать Брантону письмо или сразу ехать к нему?».
Он взглянул на картину Рассела Флинта с красавицами у купальни. Одна слегка напомнила леди Джин. Внезапно Беллмастер почувствовал себя усталым. «Какая скука сегодняшний ужин, — подумал он. — Да и вся эта затея с Вашингтоном. Хочу ли я попасть туда? Из Клетки мне уже не вырваться. Ее люди пойдут за мной по пятам до самой смерти, даже за гробом проследят, — он ухмыльнулся, — не обманул ли я их и на этот раз. Вернее всего было бы жениться на леди Джин и спокойно жить с ней в Конари. Что имеем — не храним… Решено. Сначала — письмо».
Из Лиссабона они поехали в Эсториль, два дня прожили в гостинице «Глобо» на радость Мелине и ее мужу Карло. Для Сары здесь началось, пожалуй, самое счастливое время. Она подолгу разговаривала с Мелиной, которой Ричард явно понравился. Сару это только радовало — она не стеснялась открыто наслаждаться, если Ричард приходился кому-нибудь по душе. Карло тоже его полюбил и вскоре — едва узнал, что Ричард когда-то владел рестораном, а теперь подумывал купить дом в Дордони — уже увлеченно рассказывал, как содержать гостиницу, с гордостью провел Ричарда по «Глобо», объясняя тонкости своего занятия.
Когда собирались уезжать, Мелина уединилась с Сарой в номере и сказала: «Ты нашла себе хорошего мужа. Сразу видно. И не казни себя за то, что сбежала из монастыря. Зря ты вообще туда уходила. Знаешь, когда было решено, что ты станешь монахиней, я сказала твоей матери: „Это не для Сары. Не такой у нее характер… не та душа“. И знаешь, что она мне с усмешкой ответила?»
— Нет.
— «Не волнуйся. Сара вся в меня. Если поймет, что там ей не по нраву, насиловать себя не станет».
Тут вошел Ричард со свертком под мышкой. В нем оказался новый костюм, который он купил по настоянию Сары на смену старому, потрепанному. Мелина ушла, и Ричард, чтобы порадовать Сару, тут же его примерил.
— Милый, ты в нем просто красавец. Я знаю — ты не слишком заботишься о платье, но мой отец благоволит хорошо одетым людям. Наверное, армия повлияла. А теперь снимай костюм и я уложу его по-настоящему, а не по-твоему, то есть как попало.
— Я спокон веку так вещи складывал.
— Теперь это делать буду я. — Она подошла и поцеловала его. А он вспомнил, что в детстве учебники в ранец ему всегда укладывала мать, и как она недовольно щелкала языком, глядя на ранец вечером. Эта же картина всплывала у него в памяти и на вилле, перед самым отъездом, и он вынул дневник из чемодана, завернул в газету и спрятал в машине, под задним сиденьем.
Из Эсториля они поехали в Биарриц, потом в Бордо и в глубь материка в Периге, где три дня прожили в маленькой гостинице, изучали полученный от агента по недвижимости список усадеб на продажу. Три или четыре их заинтересовали, они решили заехать туда на обратном пути, прицениться.
В ночь перед отъездом из Дордони Сара сказала: «Мне очень нравится путешествовать так, как мы. С матерью ездить было просто наказанье — сплошные тюки и чемоданы, да жалобы, если ей не угодили в гостинице или ресторане».
— И никаких пикников с бутылкой вина, хлебом и паштетом?
— Нечто подобное случалось, но посмотрел бы ты на это! — рассмеялась Сара. — Складные стулья и столики, камчатые скатерти и серебряные вилки. Высший класс, как говорят французы. Охлажденное вино, и Джорджио в роли официанта. Учитывалась каждая мелочь, особенно если с нами был лорд Беллмастер. Впрочем, отца эта напыщенность никогда не прельщала.
Ричард обнял Сару и, радуясь, что в темноте ей не разглядеть его лица, спросил: «Какой он был, этот Беллмастер?»
— Не знаю, — вздохнула Сара. — Мне вроде бы следовало сторониться его — хотя бы в те годы, когда я понимала уже, кем он был маме. А он мне нравился. Он очень хорошо ко мне относился. Даже лучше папы. Впрочем, порою отец менялся — и тогда он был заботливей, гораздо заботливей Беллмастера. Знаешь, что удивительно? Мне, прожившей вдали от мира столько лет… сейчас понять его гораздо проще, чем раньше. А мама, по-моему, в глубине души была очень несчастна… на людях она просто притворялась.
— Ты хочешь сказать — несчастна, потому что Беллмастер на ней не женился?
— Возможно. Хотя, знаешь, она, быть может, и мечтала стать леди Беллмастер, но по-настоящему его не любила. Мелина рассказала мне много неожиданного, и теперь я считаю, мама любила папу, несмотря ни на что.
— Тут сам черт ногу сломит. А как уживались твой отец и Беллмастер?
— Я редко видела их вместе. Они любезничали друг с другом, и только.
— Не пойму, отчего отец его не вышвырнул.
— Может, мама не позволяла, а он так ее любил, что мирился со всем. От Мелины я впервые услышала, почему уволился Джорджио. Когда он ушел, я уже была в монастыре. Дело в том, что «Роллс-Ройс», на котором ездила мама, принадлежал Беллмастеру. И однажды его светлость сказал Джорджио, что машина износилась и надо купить новую, другой марки. Не помню, то ли «Даймлер», то ли какую-нибудь роскошную американскую. И тут Джорджио взорвался. Он как раз мыл машину, а гараж у нас был рядом с комнатами для прислуги, так что Мелина и Карло все слышали. Джорджио заявил Беллмастеру, что никогда не сядет ни в какую другую машину и, если его светлость купит не «Роллс-Ройс», он сразу же уйдет. — Сара даже затряслась от смеха. — Мелина говорит, они прямо-таки орали друг на друга. Наконец Беллмастер отрезал: «Не хватало только, чтобы я покупал „Роллс-Ройс“ в угоду какому-то шоферишке!» Джорджио нас бросил, — это было плохо само по себе, — но перед уходом он еще пошел к Беллмастеру и выложил все, что думал о нем. Тут вмешалась мама, попыталась умиротворить их обоих, но только подлила масла в огонь — Джорджио вышел из себя, высказал и ей все, что на душе накипело. — Сара вновь рассмеялась. — Мелина говорит, ей едва удалось удержать Карло — он хотел вступиться за маму, потому что не жаловал ни Беллмастера, ни Джорджио. Какие они все глупые, правда? Воевать из-за какой-то старой дурацкой машины!
— Так чем дело кончилось?
— Джорджио уехал в тот же день. Шофером сделали Карло, купили новую машину. Но и это не все. О Боже! — Она замолкла, переборола смех и продолжила: — Через две недели Карло — он ведь водил неважно — врезался в трамвай, кажется, в Лиссабоне, и разбил автомобиль вдребезги. А потом… потом… — Сара повернулась к Ричарду, захохотала ему в плечо — говорить она уже не могла, — и в те минуты Ричарда затопила волна беспредельного, неописуемого счастья.
— Так что же потом? — спросил он.
Она отодвинулась и, успокоившись, закончила: «Никогда не догадаешься! Беллмастер заменил ее „Роллс-Ройсом“. Глупо, правда? Столько шума из ничего. Но и смешно. Надо будет посмотреть, описала ли мама этот случай в дневнике. А может, и картинку к нему подрисовала. Как вернемся на виллу, возьмусь за ее дневник».
Вскоре Сара уснула, а Ричард лежал во тьме, размышлял. Он знал — мать ничего об этом происшествии в дневнике не написала, знал, что не позволит Саре его читать, и думал — а не сжечь ли его? Наверно, так и нужно сделать. Сара просыпается поздно и завтракает в постели. Надо бы завтра встать пораньше, найти уединенное местечко и… Тут Ричард посуровел и отказался от этой мысли. «Беллмастер, — подумал он, — а не пришло ли время расплатиться за все? Но один Бог знает, как отомстить тебе. Надо посоветоваться с кем-то… кто не выдаст, все поймет, кто наставит на верный путь. Но только не с полковником Брантоном. Он — человек заинтересованный, да и от Сары слишком долго открещивался. На восемь лет засадил ее в темницу. Отчасти в этом, впрочем, и Беллмастер виноват. Потом, когда Сара вышла на свободу, оказалось, Беллмастер еще и мелкий мошенник — подсунул матери дешевую фальшивку. Может быть, Кэслейк? Да, пожалуй, он. Он — стряпчий и глупостей не допустит. Как приедем в Англию, загляну к нему в контору».
… Из Периге они через Лимож и Орлеан приехали в Париж, где три дня развлекались.
Стояла чудесная майская погода. Близился полдень, длинные кисти ракит казались в голубом небе золотыми, сирень у дороги покрылась крошечными звездочками лиловых цветов, вернулись ласточки — они гнездились над застрехами, соседская кобыла на пастбище через дорогу лоснилась, как полированный каштан. А на столе в кабинете полковника Брантона нераспечатанными лежали утренние письма. Они давным-давно перестали приносить радость. Ведь это были, черт побери, в основном неоплаченные счета.
Брантон сел за стол и быстро просмотрел пять конвертов. Сам не понимая отчего — весна, что ли? — он пребывал в отличном настроении. Собирался ехать на реку Уэй, полдня порыбачить в одиночестве, а полдня — в обществе провинциальной знати, людей богатых и честолюбивых, которые вдыхали жизнь в здешние предприятия и банки, но не гнушались мухлевать с налогами, оставаясь, впрочем, людьми приятными… не все, но большинство.
Пять писем. Два — явно счета. Он разорвал их, не вскрывая, и бросил в мусорную корзину. Третье, в неофициальном конверте, распечатал, а там оказались — ну и хитры же эти кредиторы — давно просроченный счет и записка с вежливой, но твердой просьбой о немедленной оплате. Полковник повесил счет на стоявшую у лампы наколку. Четвертое письмо с заграничным штемпелем он озадаченно повертел и так и сяк, тщетно пытаясь угадать, от кого оно. Наконец вскрыл. Письмо, как оказалось, от Сары, из Парижа. От короткого, но нежного послания полковник еще более воспрянул духом. Сара сообщала, что приедет в Англию через несколько дней вместе с Ричардом Фарли и сразу позвонит. Что ж, ради Бога. Она — его дочь, теперь он ни за что не назовет ее чужой — так пусть поживет у него. Правда, придется раскошелиться. Ну и что? Покутим малость, а потом потуже затянем пояс. Не впервой.
Последнее письмо лежало в дорогом конверте без рисунка, адрес был написан смутно знакомым почерком. Не прояснил дела и штемпель — он был, как обычно, смазан, словно машина или человек, его ставивший, страдали трясучкой. Чего Англии до зарезу не хватает, так это… но стоит ли распинаться?
Он вскрыл конверт, бросил взгляд на листок с фигурным краем и выдавленным адресом и от сердца отлегло. Письмо написал старый обманщик Беллмастер. Полковник отложил его и закурил сигарету. "Прекрасная погода, — подумал он. — В начале недели прошел дождь, так что рыбачить сегодня — одно удовольствие. Взять бы с собой Беллмастера да и скинуть в реку с камнем на шее. Интересно, рыбачит ли этот Фарли? Наверное, да. Как-нибудь съездим на реку вместе. Там и познаются люди. Когда клюет крупная рыба, да если еще волна сильная, посмотришь, как человек управляется с удочкой — и узнаешь о нем больше, чем после тысячи ответов на вопросы. Так же и на охоте… " Он затушил окурок и, весело насвистывая, взялся за письмо. Однако вскоре смолк.
"Дорогой Брантон, — писал Беллмастер. — Недавно я с радостью узнал от Гедди, что наша милая Сара выходит замуж за Ричарда Фарли — того самого, кто спас ей жизнь в Португалии. Гедди считает его честным малым — он выходец из добропорядочной семьи и прочее, хотя в жизни пока добился немногого. Впрочем, это легко исправить, замолвив, где нужно, за него словечко. Как крестный отец Сары, я, конечно, рад за нее не меньше, чем Вы. Будь жива наша дорогая леди Джин, она, возможно, желала бы дочери мужа познатней, но в наши дни титулы и почести раздают направо и налево всяким проходимцам, которые только и умеют что бренчать на гитарах (Беллмастер, очевидно, имеет в виду награждение высшими орденами Великобритании участников группы «Битлз» в 1965 году, столь возмутившее английскую знать. — Прим. перев.), словом, первым встречным, если это выгодно правительству.