Казалось, все стало на место. Он выбрал верный курс и твердо держится на ногах. Не по дням а по часам растет его привязанность к Порто Мария. Из объяснений Квисто он знал, что Альваро нынче совсем не тот, каким некогда был и каким ему предназначено быть. Большой мир все-таки дотянулся своими щупальцами до Альваро, поселив в душах молодых островитян беспокойство и неуверенность в завтрашнем дне, заставив юных островитянок нацепить на себя современные тряпки. Но уклад жизни в этом затерянном в океане райском уголке не изменился. Он полюбил его и чувствовал себя счастливым.
На крылечках домов сидели, вязали, переговаривались местные женщины. Питер, не торопясь, шел мимо, хозяйки, поднимая глаза, ему улыбались. Из окон тянуло соблазнительными запахами. Шагая все время вверх, англичанин добрался до церкви, а оттуда двинулся назад к городской площади, стараясь держаться в тени скалы. В свете луны строение консервного завода отбрасывало на землю густую огромную тень. Оглянувшись, Лэндерс мог видеть огни над погребком Грации, слышать, как кто-то легонько перебирает клавиши пианино. Над городом на фоне южного неба отчетливо выделялась освещенная луной мрачноватая громада Пэя, увенчанная зубчатым гребнем, словно скальной короной.
Лэндерс шагнул в мрак заводских ворот и в тот же миг чья-то рука сжала его запястье. Ладонь на запястье показалась нежной и теплой, но хватка была жесткая. Лэндерс сразу узнал голос, звучавший негромко, но с неподдельным гневом:
– Думаешь, я не знаю, что Ассис сегодня не вышел в море? Ты не хочешь, чтоб я была рядом. Ты принимаешь меня за ребенка! – голос дрогнул. – Ты даже не представляешь, как я на тебя зла.
– Ради Бога, потише, – шепнул англичанин.
– Сию же минуту извинись.
Питер усмехнулся и попытался оправдаться.
– Ладно, я виноват. Но я вовсе не собирался лишать тебя развлечений. Просто сидеть сейчас дома гораздо безопаснее…
Он почувствовал, что пальцы девушки отпустили его запястье, и шагнул вперед, пытаясь отыскать Терезу наощупь. Его охватило странное возбуждение. Такое бывало и прежде, но не часто. Вдруг показалось, что все это уже однажды было: ночь, неприятный холодок, сигнализирующий о затаившейся где-то рядом опасности, и внезапно появляется желание опереться на кого-то близкого. Из тьмы выплыло бледное лицо, Питер сообразил, что его руки лежат на хрупких плечах девушки; охваченный глубокой нежностью, он выдохнул: – Тереза! – привлек её к себе и поцеловал. Губы островитянки холодны, но покорны, и поцелуй затянулся.
Переводя дыхание, девушка наконец отпрянула от Питера, не сразу справившись с собой. Какое-то время оба молчали, потом Тереза тихо-тихо сказала:
– У меня с собой ключ от ворот.
С легким скрежетом ключ провернулся в замке, Тереза оттянула створку, и они проскользнули во двор. Девушка заперла ворота изнутри и повела Лэндерса. Понимая, что она ориентируется тут гораздо лучше, Питер покорно шагал следом.
Вскоре они уже лежали в двенадцати футах над землей, устроившись под самой крышей, откуда отлично просматривался аккуратный ряд ящиков. Лежали молча, в ожидании ночного гостя не осмеливаясь даже заговорить друг с другом.
Ждать пришлось долго. Когда в дальнем углу под навесом на миг вспыхнул луч карманного фонарика, это оказалось для них полнейшей неожиданностью. Кто-то снял и поставил на землю ящик – раздался характерный стук, глухо звякнули банки. Фонарь вспыхивал ещё не раз, но только на мгновение. Они лежали, затаив дыхание, и Лэндерс чувствовал, как волнуется его спутница.
Они видели, как человек уходил. На долю секунды он оказался на открытом месте под лунным светом, и Лэндерс сразу узнал раскачивающуюся походку Ассиса – спутать её было просто невозможно. Едва силуэт Ассиса исчез за оградой, Тереза тут же едва не рванулась вдогонку. Питер удержал девушку, и только подождав ещё минут десять, они спустились из укрытия и направились в конец сарая.
Под навесом в конце каждого ряда стояло по три ящика, вынесенных из цеха в последний день. Лэндерсу не составило труда найти тот, с которым возился контрабандист. Там, где Ассис надрывал широкую полосу клейкой ленты, сверху он наклеил свежий кусок. Тереза включила фонарь, Питер опустил ящик на пол.
Девушке нравилось наблюдать за действиями спутника, работающего быстро, но без признаков спешки, словно он не испытывал никакого волнения. Ей вспомнился неожиданный поцелуй. Получилось неплохо. Тереза себя не обманывала: она была бы огорчена, не случись этого. Англичанин ей нравился: такой основательный, собранный, сдержанный и знающий свое дело мужчина…
– Фонарь, – буркнул Лэндерс.
На картонном ящике значились имя и фамилию получателя: «Лопес Миранда, Сантос».
Вскрыв ящик, Питер очень быстро нашел те консервные банки, которые побывали в доме братьев Пастори: банки закупоривались кустарным способом, что их и выдавало. Достав три из них, он закрыл ящик. Тереза сбегала в конторку у входа в цех, вернулась с рулоном клейкой ленты и снова все опечатала.
Едва Питер поставил ящик на место, девушка заявила:
– Квисто в курсе, где мы находимся, я ему сказала, но даже ни заикнулась про доктора Джэгере.
Лэндерс кивнул. Все утаить от старика они, конечно, не могли.
– Не хочется вскрывать банки у Грации. Лучше пойдем к вам на виллу, – предложил он и сунул консервы за пазуху.
У ворот Лэндерс шепнул Терезе:
– Иди вперед. Лучше, если нас вместе никто не увидит. Я догоню. Встретимся на вилле.
– А мой отец? – спросила девушка.
– Дам знать, – пообещал Питер. – Но сначала мне нужно миновать дом Коммере Грации.
Скользнув во тьму, Тереза растворилась в ней, словно тень. Питер послал вдогонку девушке воздушный поцелуй.
Лэндерс не спешил уходить от заводских ворот. Он решил выждать пять минут, чтобы Тереза отошла подальше. Вдруг по ту сторону забора ему послышался какой-то шорох. Замерев, Питер весь превратился в слух, однако нового шороха не последовало. Кошка или крыса, решил англичанин и, прогнав мысли о странном звуке, направился в город.
Но это не были ни кошка, ни крыса. Едва Лэндерс удалился, из-за штабеля досок появилась фигура, торопливо направившаяся к ящику с консервами для Лопеса Миранды.
Затем неизвестный пересек двор. Пара крепких рук нащупала верхний край ворот. Худощавая фигура, легко взмыв вверх, перемахнула через ограду и скрылась в ночной тьме.
Придерживая гремящие под рубашкой банки, Питер неторопливо миновал заведение Коммере Грации. Хозяйка погребка громко приветствовала постояльца, он улыбнулся в ответ. Здесь же в компании Гуарани и Лессета потягивал вино Квисто. Даже не кивнув, они поняли друг друга и Питер скрылся в темноте.
Квисто неторопливо допил вино, дав Питеру уйти подальше, поболтал с Грацией и спустился по лестнице на площадь.
Вскоре все трое собрались в комнате Терезы. Заперев двери, та протянула мужчинам прихваченный из кухни консервный нож.
Квисто тотчас принялся за работу, но от возбуждения движения его стали так неловки, что ничего не получалось. Пару раз нож срывался с крышки. Сгорая от нетерпения, Квисто костерил себя по-португальски. Наконец, крышка поддалась. Под ней оказался слой пробковой крошки. Резко перевернув банку вверх дном, он вывалил её содержимое на стол, и коричневая масса рассыпалась по столу.
Все трое замерли. Комнату освещали зажженные Терезой свечи. Пламя чуть покачиваясь, колебалось на легком сквозняке со стороны балкона. Бесшумно и плавно колыхались их тени. Когда на стол падал свет, вспыхивали необыкновенно яркие разноцветные огни; завороженные люди долго молчали. В пробковой крошке оказалось двенадцать таких крупных бриллиантов, каких Питеру видеть никогда не приходилось.
Это великолепие вызвало у Терезы восхищенный вздох. Она положила один из бриллиантов на ладонь и поднесла к свечам. Камень мгновенно вспыхнул радужным ореолом. Квисто перевел взгляд на другую банку и принялся усердно, но уже не торопясь, вскрывать её. Скоро весь стол был засыпан мелкой пробкой. Могучие руки старика копались в ней, бережно выковыривая драгоценности. Прошло совсем немного времени, и работа была закончена.
Двенадцать бриллиантов, два рубина, крупнее больше любого из бриллиантов, несколько сапфиров и изумрудов разной формы, и, наконец, в последней банке оказалось колье в четыре нитки жемчуга с широкой, украшенной бриллиантами застежкой.
Сейчас никто из них не думал ни о контрабанде, ни о происхождении этих драгоценностей, Завороженные их красотой, они просто смотрели, даже не решаясь притронуться.
И тут Тереза взяла жемчужное колье, обвила им шею, и повернувшись к зеркалу, замерла. Питер был поражен тем врожденным чутьем, с которым она безошибочно выбрала роскошные жемчуга, оттеняющие тепло и свежесть её кожи, нежно мерцавшей в полумраке.
Вернувшись к столу, Тереза положила на место колье. Питер присел на кровать и закурил.
– Сколько все это может стоить, Квисто?
Вопрос вывели старика из оцепенения. Вскинув руки, Квисто затряс головой, пряди его роскошной седой гривы разлетелись по сторонам.
– Целое состояние! На него можно купить весь этот остров, сотню ему подобных, и останется ещё вполне достаточно, чтобы до конца своих дней жить по-царски. Ах, сеньор! Красота, великолепие камней – это само собой… В них – дьявол. Я едва не сказал себе: «Возьми их, Квисто. Возьми и возрадуйся».
Питер заметил:
– Я ничего не смыслю в драгоценностях, но таких больших бриллиантов никогда не видел.
– Ох, Ассис, негодяй! – вскипел Квисто и рванулся было из комнаты, но Лэндерс тут же его остановил.
– Послушайте, сеньор, забудьте и про Ассиса, и про братьев Пастори. Они – мелочь, звено в длинной цепи. А выдав себя, мы нарвемся на неприятности.
Квисто сознавал опасность. Стоило увидеть эти драгоценности, чтобы оценить размах преступной игры. В преступном бизнесе такого масштаба не выбирают средств, чтобы убрать стоящих на пути. Лэндерс невольно вовлек Квисто с Терезой в опасную затею. И теперь чувствовал себя в ответе за них. Они – его друзья, поэтому нельзя их подвергать опасности.
– Мне все ясно, – мрачно буркнул Квисто. – Я зол не только на Ассиса и его дружков, но думаю и про человеке, которого вы видели в доме Пастори. Жаль, что вы не сумели его опознать, Питер.
– Им может быть кто угодно, – Лэндерс покосился на Терезу. Главным было скрыть от Квисто имя Джэгера. – Но, согласитесь, мы и так многое узнали… Как все организовано… Кто получает контрабанду на материке. Нужно решить, что делать дальше. Но главное – не вызвать подозрений…
Старик внезапно положил руки на плечи Питеру и расплылся в улыбке. Лэндерс даже растрогался.
– Питер… Я совсем забыл! – Питеру стало ясно, что на его слова Квисто обратил не обратил внимания. – Наше вознаграждение! Нам ведь теперь все известно! – Квисто тряхнул Питера за плечи. – Мы их разоблачили, все распутали… Теперь размер вознаграждения теперь должен гораздо больше.
– Квисто! – Лэндерс пытался сохранять полное самообладание, но голос его звучал очень жестко.
Старик не обращал внимания.
– Конечно, мы поделим деньги. Хотя доля Терезы окажется несколько меньшей, чем ваша и моя.
Питер заметил, как по губам девушки скользнула усмешка.
Квисто развивал свою идею:
– Завтра на лодке я отправлюсь на материк, чтобы поставить в известность полицию… И возьму с собой драгоценности…
– Нет, – запротестовала Тереза. – Тут сразу пойдут разговоры, ведь каждому известно, что ты всегда отправлялся в Сантос на пароходе, что ходит каждые две недели. Начнутся вопросы: «Отчего такая спешка?» Зачем нам это?
– Это верно, – кивнул Квисто. – Про одну вещь я совсем забыл. Мне нельзя ехать. Через несколько дней – освящение рыбацких лодок. За последние тридцать лет я ни разу не пропустил церемонию. Роскошное зрелище, сеньор Питер. Вы получите огромное удовольствие.
Питер согласно кивнул. Он стремился, чтобы они придерживались единственно разумной линии поведения, и рассчитывал на поддержку Терезы.
– Послушайте меня, Квисто. Давайте все оставим по-прежнему. Нельзя навлекать на себя подозрения. Удастся разузнать что-нибудь дополнительно – прекрасно! Когда придет пароход с материка, мы с вами, Квисто, поплывем на нем. Это никому не покажется странным. А когда прибудем в Сантос, приостановим отгрузку консервов и передадим всю информацию человеку из Сан-Паулу. Просто, и никакого риска. А пока нужно вести себя абсолютно естественно. Ясно?
– Конечно, сеньор Питер, – воскликнул старик. – А на премию я расширю консервный завод и куплю себе на виллу электростанцию. Вы только представьте себе, что тут будет, когда на роскошных люстрах засияют лампочки. Господи Боже, море света – истинное чудо! Раньше у нас был электрический свет, но, когда я начал заниматься производством, движок перевезли на завод.
Восторг отца передался дочери. Пальцы Терезы ласкали драгоценности, она кричала:
– Мы купим новые шторы и ковры! Зачем иначе свет? Чтобы видеть, насколько дом запущен?
Ее глаза сверкали.
– И новую одежду, дочка. У тебя будет платье, достойное королевы. Моя Тереза прекрасна, сеньор. Но станет ещё прекрасней, – гремел Квисто.
– И холодильник купим, – не успокаивалась девушка. – Отчего не завести холодильник, если будет электричество?
Питер рассмеялся и собрал драгоценные камни в носовой платок. Отец и дочь неотрывно наблюдали за его действиями.
Поймав на себе их взгляды, Лэндерс улыбнулся:
– Да, я за ними присмотрю. Мне бы не хотелось, чтобы Тереза появилась в этом колье на людях, а вы, Квисто похвастались камнями приятелям у Коммере Грации.
Отец и дочь проводили его до самых ворот виллы. Когда они вернулись в дом, Квисто спросил:
– Ты обратила внимание, разговоры о награде сеньора Питера словно не касались. Он не любит деньги?
Тереза наблюдала за огромной ночной бабочкой, кружившейся между кронами замерших в тени олив.
– Я пока его толком не знаю, но интуиция подсказывает, что занимает его не вознаграждение, а нечто более важное. И нам не стоит проявлять повышенный интерес. Это не делает нам чести.
– Да мне и самому так кажется. Но я становлюсь счастливым человеком, милая моя. С дьяволом скоро будет покончено! – возликовал Квисто. – Когда на острове узнают… быть может, наш народ оценит свою нынешнюю жизнь. Кто заставляет людей бросать родные края и мчаться в неизвестность? Только дьявол!
Тереза улыбнулась.
– Тебе легко так говорить. Ты видел мир…
Квисто вздохнул:
– Вот и моя дочь рвется куда-то. И для тебя наш остров слишком мал?
– Я хочу увидеть мир, отец.
– Лучше бы тебе выйти замуж и осесть на Альваро.
– И это тоже, – она подумала о Питере и его бывшей жене. Никогда раньше ей и во сне бы не приснилось, что она будет ревновать к женщине, которую в глаза не видела.
– Всему свое время. Ты ещё посмотришь мир, – вздохнул Квисто. – Выйдешь замуж, может быть не здесь. Я старик, но не дурак. Птички всегда покидают гнездо. – И вдруг, испытав неожиданный душевный подъем, и громко расхохотавшись, Квисто воскликнул. – И я как на крыльях летал, когда был молод. Но, знай, ты не откроешь для себя ничего нового и нигде не будешь так счастлива, как здесь, на нашем острове.
8
На крылечках домов сидели, вязали, переговаривались местные женщины. Питер, не торопясь, шел мимо, хозяйки, поднимая глаза, ему улыбались. Из окон тянуло соблазнительными запахами. Шагая все время вверх, англичанин добрался до церкви, а оттуда двинулся назад к городской площади, стараясь держаться в тени скалы. В свете луны строение консервного завода отбрасывало на землю густую огромную тень. Оглянувшись, Лэндерс мог видеть огни над погребком Грации, слышать, как кто-то легонько перебирает клавиши пианино. Над городом на фоне южного неба отчетливо выделялась освещенная луной мрачноватая громада Пэя, увенчанная зубчатым гребнем, словно скальной короной.
Лэндерс шагнул в мрак заводских ворот и в тот же миг чья-то рука сжала его запястье. Ладонь на запястье показалась нежной и теплой, но хватка была жесткая. Лэндерс сразу узнал голос, звучавший негромко, но с неподдельным гневом:
– Думаешь, я не знаю, что Ассис сегодня не вышел в море? Ты не хочешь, чтоб я была рядом. Ты принимаешь меня за ребенка! – голос дрогнул. – Ты даже не представляешь, как я на тебя зла.
– Ради Бога, потише, – шепнул англичанин.
– Сию же минуту извинись.
Питер усмехнулся и попытался оправдаться.
– Ладно, я виноват. Но я вовсе не собирался лишать тебя развлечений. Просто сидеть сейчас дома гораздо безопаснее…
Он почувствовал, что пальцы девушки отпустили его запястье, и шагнул вперед, пытаясь отыскать Терезу наощупь. Его охватило странное возбуждение. Такое бывало и прежде, но не часто. Вдруг показалось, что все это уже однажды было: ночь, неприятный холодок, сигнализирующий о затаившейся где-то рядом опасности, и внезапно появляется желание опереться на кого-то близкого. Из тьмы выплыло бледное лицо, Питер сообразил, что его руки лежат на хрупких плечах девушки; охваченный глубокой нежностью, он выдохнул: – Тереза! – привлек её к себе и поцеловал. Губы островитянки холодны, но покорны, и поцелуй затянулся.
Переводя дыхание, девушка наконец отпрянула от Питера, не сразу справившись с собой. Какое-то время оба молчали, потом Тереза тихо-тихо сказала:
– У меня с собой ключ от ворот.
С легким скрежетом ключ провернулся в замке, Тереза оттянула створку, и они проскользнули во двор. Девушка заперла ворота изнутри и повела Лэндерса. Понимая, что она ориентируется тут гораздо лучше, Питер покорно шагал следом.
Вскоре они уже лежали в двенадцати футах над землей, устроившись под самой крышей, откуда отлично просматривался аккуратный ряд ящиков. Лежали молча, в ожидании ночного гостя не осмеливаясь даже заговорить друг с другом.
Ждать пришлось долго. Когда в дальнем углу под навесом на миг вспыхнул луч карманного фонарика, это оказалось для них полнейшей неожиданностью. Кто-то снял и поставил на землю ящик – раздался характерный стук, глухо звякнули банки. Фонарь вспыхивал ещё не раз, но только на мгновение. Они лежали, затаив дыхание, и Лэндерс чувствовал, как волнуется его спутница.
Они видели, как человек уходил. На долю секунды он оказался на открытом месте под лунным светом, и Лэндерс сразу узнал раскачивающуюся походку Ассиса – спутать её было просто невозможно. Едва силуэт Ассиса исчез за оградой, Тереза тут же едва не рванулась вдогонку. Питер удержал девушку, и только подождав ещё минут десять, они спустились из укрытия и направились в конец сарая.
Под навесом в конце каждого ряда стояло по три ящика, вынесенных из цеха в последний день. Лэндерсу не составило труда найти тот, с которым возился контрабандист. Там, где Ассис надрывал широкую полосу клейкой ленты, сверху он наклеил свежий кусок. Тереза включила фонарь, Питер опустил ящик на пол.
Девушке нравилось наблюдать за действиями спутника, работающего быстро, но без признаков спешки, словно он не испытывал никакого волнения. Ей вспомнился неожиданный поцелуй. Получилось неплохо. Тереза себя не обманывала: она была бы огорчена, не случись этого. Англичанин ей нравился: такой основательный, собранный, сдержанный и знающий свое дело мужчина…
– Фонарь, – буркнул Лэндерс.
На картонном ящике значились имя и фамилию получателя: «Лопес Миранда, Сантос».
Вскрыв ящик, Питер очень быстро нашел те консервные банки, которые побывали в доме братьев Пастори: банки закупоривались кустарным способом, что их и выдавало. Достав три из них, он закрыл ящик. Тереза сбегала в конторку у входа в цех, вернулась с рулоном клейкой ленты и снова все опечатала.
Едва Питер поставил ящик на место, девушка заявила:
– Квисто в курсе, где мы находимся, я ему сказала, но даже ни заикнулась про доктора Джэгере.
Лэндерс кивнул. Все утаить от старика они, конечно, не могли.
– Не хочется вскрывать банки у Грации. Лучше пойдем к вам на виллу, – предложил он и сунул консервы за пазуху.
У ворот Лэндерс шепнул Терезе:
– Иди вперед. Лучше, если нас вместе никто не увидит. Я догоню. Встретимся на вилле.
– А мой отец? – спросила девушка.
– Дам знать, – пообещал Питер. – Но сначала мне нужно миновать дом Коммере Грации.
Скользнув во тьму, Тереза растворилась в ней, словно тень. Питер послал вдогонку девушке воздушный поцелуй.
Лэндерс не спешил уходить от заводских ворот. Он решил выждать пять минут, чтобы Тереза отошла подальше. Вдруг по ту сторону забора ему послышался какой-то шорох. Замерев, Питер весь превратился в слух, однако нового шороха не последовало. Кошка или крыса, решил англичанин и, прогнав мысли о странном звуке, направился в город.
Но это не были ни кошка, ни крыса. Едва Лэндерс удалился, из-за штабеля досок появилась фигура, торопливо направившаяся к ящику с консервами для Лопеса Миранды.
Затем неизвестный пересек двор. Пара крепких рук нащупала верхний край ворот. Худощавая фигура, легко взмыв вверх, перемахнула через ограду и скрылась в ночной тьме.
Придерживая гремящие под рубашкой банки, Питер неторопливо миновал заведение Коммере Грации. Хозяйка погребка громко приветствовала постояльца, он улыбнулся в ответ. Здесь же в компании Гуарани и Лессета потягивал вино Квисто. Даже не кивнув, они поняли друг друга и Питер скрылся в темноте.
Квисто неторопливо допил вино, дав Питеру уйти подальше, поболтал с Грацией и спустился по лестнице на площадь.
Вскоре все трое собрались в комнате Терезы. Заперев двери, та протянула мужчинам прихваченный из кухни консервный нож.
Квисто тотчас принялся за работу, но от возбуждения движения его стали так неловки, что ничего не получалось. Пару раз нож срывался с крышки. Сгорая от нетерпения, Квисто костерил себя по-португальски. Наконец, крышка поддалась. Под ней оказался слой пробковой крошки. Резко перевернув банку вверх дном, он вывалил её содержимое на стол, и коричневая масса рассыпалась по столу.
Все трое замерли. Комнату освещали зажженные Терезой свечи. Пламя чуть покачиваясь, колебалось на легком сквозняке со стороны балкона. Бесшумно и плавно колыхались их тени. Когда на стол падал свет, вспыхивали необыкновенно яркие разноцветные огни; завороженные люди долго молчали. В пробковой крошке оказалось двенадцать таких крупных бриллиантов, каких Питеру видеть никогда не приходилось.
Это великолепие вызвало у Терезы восхищенный вздох. Она положила один из бриллиантов на ладонь и поднесла к свечам. Камень мгновенно вспыхнул радужным ореолом. Квисто перевел взгляд на другую банку и принялся усердно, но уже не торопясь, вскрывать её. Скоро весь стол был засыпан мелкой пробкой. Могучие руки старика копались в ней, бережно выковыривая драгоценности. Прошло совсем немного времени, и работа была закончена.
Двенадцать бриллиантов, два рубина, крупнее больше любого из бриллиантов, несколько сапфиров и изумрудов разной формы, и, наконец, в последней банке оказалось колье в четыре нитки жемчуга с широкой, украшенной бриллиантами застежкой.
Сейчас никто из них не думал ни о контрабанде, ни о происхождении этих драгоценностей, Завороженные их красотой, они просто смотрели, даже не решаясь притронуться.
И тут Тереза взяла жемчужное колье, обвила им шею, и повернувшись к зеркалу, замерла. Питер был поражен тем врожденным чутьем, с которым она безошибочно выбрала роскошные жемчуга, оттеняющие тепло и свежесть её кожи, нежно мерцавшей в полумраке.
Вернувшись к столу, Тереза положила на место колье. Питер присел на кровать и закурил.
– Сколько все это может стоить, Квисто?
Вопрос вывели старика из оцепенения. Вскинув руки, Квисто затряс головой, пряди его роскошной седой гривы разлетелись по сторонам.
– Целое состояние! На него можно купить весь этот остров, сотню ему подобных, и останется ещё вполне достаточно, чтобы до конца своих дней жить по-царски. Ах, сеньор! Красота, великолепие камней – это само собой… В них – дьявол. Я едва не сказал себе: «Возьми их, Квисто. Возьми и возрадуйся».
Питер заметил:
– Я ничего не смыслю в драгоценностях, но таких больших бриллиантов никогда не видел.
– Ох, Ассис, негодяй! – вскипел Квисто и рванулся было из комнаты, но Лэндерс тут же его остановил.
– Послушайте, сеньор, забудьте и про Ассиса, и про братьев Пастори. Они – мелочь, звено в длинной цепи. А выдав себя, мы нарвемся на неприятности.
Квисто сознавал опасность. Стоило увидеть эти драгоценности, чтобы оценить размах преступной игры. В преступном бизнесе такого масштаба не выбирают средств, чтобы убрать стоящих на пути. Лэндерс невольно вовлек Квисто с Терезой в опасную затею. И теперь чувствовал себя в ответе за них. Они – его друзья, поэтому нельзя их подвергать опасности.
– Мне все ясно, – мрачно буркнул Квисто. – Я зол не только на Ассиса и его дружков, но думаю и про человеке, которого вы видели в доме Пастори. Жаль, что вы не сумели его опознать, Питер.
– Им может быть кто угодно, – Лэндерс покосился на Терезу. Главным было скрыть от Квисто имя Джэгера. – Но, согласитесь, мы и так многое узнали… Как все организовано… Кто получает контрабанду на материке. Нужно решить, что делать дальше. Но главное – не вызвать подозрений…
Старик внезапно положил руки на плечи Питеру и расплылся в улыбке. Лэндерс даже растрогался.
– Питер… Я совсем забыл! – Питеру стало ясно, что на его слова Квисто обратил не обратил внимания. – Наше вознаграждение! Нам ведь теперь все известно! – Квисто тряхнул Питера за плечи. – Мы их разоблачили, все распутали… Теперь размер вознаграждения теперь должен гораздо больше.
– Квисто! – Лэндерс пытался сохранять полное самообладание, но голос его звучал очень жестко.
Старик не обращал внимания.
– Конечно, мы поделим деньги. Хотя доля Терезы окажется несколько меньшей, чем ваша и моя.
Питер заметил, как по губам девушки скользнула усмешка.
Квисто развивал свою идею:
– Завтра на лодке я отправлюсь на материк, чтобы поставить в известность полицию… И возьму с собой драгоценности…
– Нет, – запротестовала Тереза. – Тут сразу пойдут разговоры, ведь каждому известно, что ты всегда отправлялся в Сантос на пароходе, что ходит каждые две недели. Начнутся вопросы: «Отчего такая спешка?» Зачем нам это?
– Это верно, – кивнул Квисто. – Про одну вещь я совсем забыл. Мне нельзя ехать. Через несколько дней – освящение рыбацких лодок. За последние тридцать лет я ни разу не пропустил церемонию. Роскошное зрелище, сеньор Питер. Вы получите огромное удовольствие.
Питер согласно кивнул. Он стремился, чтобы они придерживались единственно разумной линии поведения, и рассчитывал на поддержку Терезы.
– Послушайте меня, Квисто. Давайте все оставим по-прежнему. Нельзя навлекать на себя подозрения. Удастся разузнать что-нибудь дополнительно – прекрасно! Когда придет пароход с материка, мы с вами, Квисто, поплывем на нем. Это никому не покажется странным. А когда прибудем в Сантос, приостановим отгрузку консервов и передадим всю информацию человеку из Сан-Паулу. Просто, и никакого риска. А пока нужно вести себя абсолютно естественно. Ясно?
– Конечно, сеньор Питер, – воскликнул старик. – А на премию я расширю консервный завод и куплю себе на виллу электростанцию. Вы только представьте себе, что тут будет, когда на роскошных люстрах засияют лампочки. Господи Боже, море света – истинное чудо! Раньше у нас был электрический свет, но, когда я начал заниматься производством, движок перевезли на завод.
Восторг отца передался дочери. Пальцы Терезы ласкали драгоценности, она кричала:
– Мы купим новые шторы и ковры! Зачем иначе свет? Чтобы видеть, насколько дом запущен?
Ее глаза сверкали.
– И новую одежду, дочка. У тебя будет платье, достойное королевы. Моя Тереза прекрасна, сеньор. Но станет ещё прекрасней, – гремел Квисто.
– И холодильник купим, – не успокаивалась девушка. – Отчего не завести холодильник, если будет электричество?
Питер рассмеялся и собрал драгоценные камни в носовой платок. Отец и дочь неотрывно наблюдали за его действиями.
Поймав на себе их взгляды, Лэндерс улыбнулся:
– Да, я за ними присмотрю. Мне бы не хотелось, чтобы Тереза появилась в этом колье на людях, а вы, Квисто похвастались камнями приятелям у Коммере Грации.
Отец и дочь проводили его до самых ворот виллы. Когда они вернулись в дом, Квисто спросил:
– Ты обратила внимание, разговоры о награде сеньора Питера словно не касались. Он не любит деньги?
Тереза наблюдала за огромной ночной бабочкой, кружившейся между кронами замерших в тени олив.
– Я пока его толком не знаю, но интуиция подсказывает, что занимает его не вознаграждение, а нечто более важное. И нам не стоит проявлять повышенный интерес. Это не делает нам чести.
– Да мне и самому так кажется. Но я становлюсь счастливым человеком, милая моя. С дьяволом скоро будет покончено! – возликовал Квисто. – Когда на острове узнают… быть может, наш народ оценит свою нынешнюю жизнь. Кто заставляет людей бросать родные края и мчаться в неизвестность? Только дьявол!
Тереза улыбнулась.
– Тебе легко так говорить. Ты видел мир…
Квисто вздохнул:
– Вот и моя дочь рвется куда-то. И для тебя наш остров слишком мал?
– Я хочу увидеть мир, отец.
– Лучше бы тебе выйти замуж и осесть на Альваро.
– И это тоже, – она подумала о Питере и его бывшей жене. Никогда раньше ей и во сне бы не приснилось, что она будет ревновать к женщине, которую в глаза не видела.
– Всему свое время. Ты ещё посмотришь мир, – вздохнул Квисто. – Выйдешь замуж, может быть не здесь. Я старик, но не дурак. Птички всегда покидают гнездо. – И вдруг, испытав неожиданный душевный подъем, и громко расхохотавшись, Квисто воскликнул. – И я как на крыльях летал, когда был молод. Но, знай, ты не откроешь для себя ничего нового и нигде не будешь так счастлива, как здесь, на нашем острове.
8
На гребне Пэя прилепилось облако. Мальчишки на лодке тянули за собой на веревке черепаху. Эхо их крика гуляло над бухтой. С лица Квисто не сходила довольная улыбка: его родной Порто Мария – прекрасное место!
Собаки грелись на солнышке. Из трубы на площади струилась родниковая вода. Рядом Анита с Грацией чистили песком кастрюли. Рыба ловилась хорошо. Бензиновый мотор на консервном заводе работал просто потрясающе, на вилле Квисто, благодаря стараниям Питера, заработал водопровод. Нет, у Питера просто золотые руки… Прекрасное место Порто Мария… Если бы только не история с контрабандой…
Квисто помогал Нимо Диницу красить «Борриско». Желтой, красной и синей краской он осторожно обводил огромные глаза, расположенные у носа по обоим бортам. Такие глаза украшали нос каждого рыбацкого суденышка: традиция пришла из Португалии с первыми колонистами. Все готовилось к церемонии освящения лодок. Праздник назначен был на завтра. Ежегодно для церемонии выбирали флагмана флотилии, его перекрашивали, обвешивали гирляндами, и вечером в разгар праздника, когда жители Порто Мария отплясывали, пили и объедались, наслаждаясь фейерверком над площадью, эта лодка отчаливала и уходила в море на ночной лов. Квисто, как самый уважаемый гражданин Порто Мария, обязательно находился на её борту.
На рассвете они возвращались с уловом назад, на пристани лодку встречала процессия горожан, возглавляемая отцом Гордано. Шестеро рыбаков несли на руках статую Богородицы, которую в то утро наряжали в роскошные одежды. Затем освящали лодки, жители Альваро принимали с флагмана свежий улов и процессия возвращалась в церковь на короткую службу. После неё гуляние с танцами возобновлялось и продолжалось до конца дня. Торжественная часть, однако, не ограничивалась собственно обрядом освещения лодок и молитвой, в которой люди просили у Господа щедрых уловов рыбы на следующий год; отмечалась и очередная годовщина со дня спасения основателей Порто Мария, чей корабль попал в шторм и разбился о скалы Альваро, – Богу за это возносили хвалу.
Квисто с удовольствием малевал на борту фантастический глаз, не вынимая сигару изо рта. До него доносились песни Нимо и его команды, работавших на палубе. Квисто тоже чувствовал себя отлично. Ему нравилось возиться с красками, особенно, если предстояло выписать какие-нибудь мелкие декоративные детальки. Покраска бортов, конечно, очень нудное занятие. То ли дело ярким цветом написать название лодки или изобразить огромный глаз… Слов нет, для этого нужны мастерство и вкус настоящего художника.
Старик был счастлив ещё и от пришедшей в голову блестящей идеи. Его давно волновало будущее Терезы – на острове не было мужчины, достойного ей в мужья. Сейчас вопрос решился сам собой. Старик видел, как Питер посматривает на его дочь, и догадывался, о чем он думает. Квисто достаточно хорошо знал дочь, чтобы понять, что и ей Питер по душе. Теперь он довольно качал головой. Какая выгодная партия! Крепкий, надежный Лэндерс и темпераментная, подвижная, как ртуть, Тереза… У Питера врожденная тяга к порядку, – он уже обошел весь дом, перечинил все ступеньки на лестницах, застеклил разбитые окна, смазал маслом замки… Такого человека Квисто уважает. Что ещё нужно дочери? Кроме того, вся будущая награда останется в семье.
Нимо перегнулся через борт.
– Не слишком много синего?
Квисто пренебрежительно отмахнулся кистью.
– Синего не может быть много. Это цвет неба.
– Ты испачкался краской, – заметил Диниц.
– О чем ты говоришь? По каким признакам мы выделяем мастера в толпе? У рыбака на свитере чешуя, у пастух на штанах – овечья шерсть, а на жилете портного – обрывки ниток. А я художник, потому и в краске, – заявил старик.
– Что за беда? Капля бензина – и следа не останется. Лучше занимайся своим делом, пианист.
Квисто рисовал магический глаз, а думал о Питере с Терезой и о награде. Хорошо бы узнать, кого парень видел в доме Пастори. Тогда человеку из Сан-Паулу можно бы предоставить множество ценной информации. Будет ли награда достаточно велика? На острове есть на что пустить большие деньги. Отец Гордано получил бы, наконец, новые подсвечники для алтаря… И можно разровнять землю на вершине холма, устроив там для детворы футбольное поле. Жаль, что Питер не позволяет порасспросить народ в открытую! Хотя у него есть свой резон. Надо быть очень осторожным. Ах, чертов Ассис и эти его дружки-ублюдки братья Пастори!
На причале появился отец Гордано. Квисто окликнул его:
– Мы почти заканчиваем, святой отец. К вечеру все будет готово, даже если ради такого дела придется обойтись без сиесты.
Отец Гордано улыбнулся.
– Я вижу, вы готовы на любые жертвы, Квисто. Только мне кажется, сын мой, что вы немного перебрали с синим цветом…
С палубы раздался смех Нимо Диница.
Питер стоял у окна и смотрел на погружающуюся в сумерки площадь. Снизу, с освещенной террасы доносились звон стаканов и голоса, смех, гомон; предпраздничное возбуждение овладело всеми, собравшимися на площади. Весь Порто Мария захватил вихрь лихорадочных ожиданий и веселья. Сегодня не вышла в море ни одна из лодок. Мужчины развешивали флажки и гирлянды, тянули веревки с бумажными фонариками от деревьев к домам и от домов к деревьям. Помогая им, Питер думал о том, что если вдруг загорится бумага, город спасет только чудо.
Сегодня вечером и весь завтрашний день островитяне будут отмечать очередную годовщину со дня основания Порто Мария. У входа на причал под руководством доктора Джэгера уже сколотили деревянное сооружение, при помощи которого доктор собирался устроить грандиозный фейерверк. Чуть раньше, наблюдая за его хлопотами, Питер поймал себя на мысли, что не испытывает к нему ненависти. Как будто все мрачное прошло или осталось в стороне. Он хотел всего лишь расслабиться, забыться и радоваться жизни. Он был счастлив и благодарен за это чувство острову, и ничего иного на Альваро не искал. Впереди отчетливо вырисовывалась чудесная перспектива провести здесь незабываемые дни, оставшиеся до прихода «Боливара». Дни безмятежных встреч с Терезой, дни ленивого покоя и наслаждений…
На площади визжала детвора, над причалом вспыхнули первые огни. Пора было отправляться на виллу Квисто.
Едва переступив порог, Лэндерс наткнулся на Аниту. Похоже, она постоянно караулила его, ловя момент, когда выходящий из комнаты гость с ней столкнется. Коридор был освещен всего одной свечой на лестничной площадке. На миг Анита с Питером замерли, прижавшись друг к другу, в углу, образованном стеной и дверью. Служанка подняла лицо, на которое тотчас упал мерцающий свет колеблющегося пламени, и Лэндерс отметил про себя, что глаза её черны, как обсидиан. Вскинув руки и нежно его обвив шею, она потянулась к Питеру губами.
Выхода не было, и он поцеловал ее; но этот чисто дружеский поцелуй вызвал раздражение Аниты; иначе и быть не могло, Лэндерс прекрасно это понимал. Она отпрянула, резко звякнули браслеты.
– Пойдешь ужинать на виллу?
– Да, – протянул Питер. – А ты? Сегодня праздник!
– Я не пойду, – она вновь потянулась к нему и спросила: – Почему она тебе нравится больше меня?
Питер пожал плечами.
– Кто-то всегда нравится больше, почему – не знаю. Во всяком случае, ты мне нравишься.
– Мало. Я бы хотела не этого.
Лэндерс шагнул к лестнице.
– Этой ночью подари мне один танец, – сказал он. – Грация говорит, что в Порто Мария никто не танцует лучше тебя.
– Ты хочешь, чтоб я танцевала для тебя?
– Конечно.
– Так ты это увидишь, – пообещала Анита. – Я буду танцевать только для тебя, и ты забудешь все на свете. И всех на свете.
– Отлично, – рассмеялся он и стал спускаться по лестнице.
Анита проводила его взглядом и побрела к себе. Стоя у окна, она разделась. Сегодня она будет выглядеть прекрасно. И будет танцевать. Она приворожит его, и он глаз не оторвет. Она выдвинула ящик туалетного столика. Ох и покажет же она ему сегодня, насколько может быть желанна… А когда он её захочет, – заставит ждать, как сейчас он заставляет её.
За спиной послышался шорох, словно кто-то вдруг тихо вошел в её комнату. На миг ей почудилось, что он вернулся. Дверь была приоткрыта, и он мог видеть её полуголой – как тут не войти? Сильные руки взяли Аниту под локотки, положили ладони на грудь. Она едва не задохнулась, когда её поцеловали в шею. А обернувшись, оказалась нос к носу с Ассисом. Рыбак притянул её к себе, обнял и теперь поцеловал так, как хотел. Анита отступила назад и дала Ассису пощечину.
Тот только рассмеялся.
– А ты думала, это твой англичанин?
Он не мог её не облапить, здоровенный и пьяный, черный, взъерошенный, просоленный и небритый.
– Горилла, – взвизгнула Анита.
Ассис сгреб её в охапку, придержал одной рукой, чтобы другая оставалась свободной, и принялся целовать и ласкать лицо, плечи, грудь и лоно, посмеиваясь над её попытками освободиться.
– Птичка ты моя маленькая, птичка в клетке. Чего ты злишься? Придет время, Ассис купит тебе роскошную клетку, и забудешь ты своего англичанина, который вечно пялится на Терезу.
Анита позволила Ассису всласть её лапать, порою отвечая на его поцелуи.
А потом потянулась к туалетному столику.
Ассис вовремя отпрянул: в руках Аниты оказалась длиннющая булавка. Рыбак расхохотался, но предпочел ретироваться. Анита бросилась за ним, но он захлопнул дверь перед её носом.
Собаки грелись на солнышке. Из трубы на площади струилась родниковая вода. Рядом Анита с Грацией чистили песком кастрюли. Рыба ловилась хорошо. Бензиновый мотор на консервном заводе работал просто потрясающе, на вилле Квисто, благодаря стараниям Питера, заработал водопровод. Нет, у Питера просто золотые руки… Прекрасное место Порто Мария… Если бы только не история с контрабандой…
Квисто помогал Нимо Диницу красить «Борриско». Желтой, красной и синей краской он осторожно обводил огромные глаза, расположенные у носа по обоим бортам. Такие глаза украшали нос каждого рыбацкого суденышка: традиция пришла из Португалии с первыми колонистами. Все готовилось к церемонии освящения лодок. Праздник назначен был на завтра. Ежегодно для церемонии выбирали флагмана флотилии, его перекрашивали, обвешивали гирляндами, и вечером в разгар праздника, когда жители Порто Мария отплясывали, пили и объедались, наслаждаясь фейерверком над площадью, эта лодка отчаливала и уходила в море на ночной лов. Квисто, как самый уважаемый гражданин Порто Мария, обязательно находился на её борту.
На рассвете они возвращались с уловом назад, на пристани лодку встречала процессия горожан, возглавляемая отцом Гордано. Шестеро рыбаков несли на руках статую Богородицы, которую в то утро наряжали в роскошные одежды. Затем освящали лодки, жители Альваро принимали с флагмана свежий улов и процессия возвращалась в церковь на короткую службу. После неё гуляние с танцами возобновлялось и продолжалось до конца дня. Торжественная часть, однако, не ограничивалась собственно обрядом освещения лодок и молитвой, в которой люди просили у Господа щедрых уловов рыбы на следующий год; отмечалась и очередная годовщина со дня спасения основателей Порто Мария, чей корабль попал в шторм и разбился о скалы Альваро, – Богу за это возносили хвалу.
Квисто с удовольствием малевал на борту фантастический глаз, не вынимая сигару изо рта. До него доносились песни Нимо и его команды, работавших на палубе. Квисто тоже чувствовал себя отлично. Ему нравилось возиться с красками, особенно, если предстояло выписать какие-нибудь мелкие декоративные детальки. Покраска бортов, конечно, очень нудное занятие. То ли дело ярким цветом написать название лодки или изобразить огромный глаз… Слов нет, для этого нужны мастерство и вкус настоящего художника.
Старик был счастлив ещё и от пришедшей в голову блестящей идеи. Его давно волновало будущее Терезы – на острове не было мужчины, достойного ей в мужья. Сейчас вопрос решился сам собой. Старик видел, как Питер посматривает на его дочь, и догадывался, о чем он думает. Квисто достаточно хорошо знал дочь, чтобы понять, что и ей Питер по душе. Теперь он довольно качал головой. Какая выгодная партия! Крепкий, надежный Лэндерс и темпераментная, подвижная, как ртуть, Тереза… У Питера врожденная тяга к порядку, – он уже обошел весь дом, перечинил все ступеньки на лестницах, застеклил разбитые окна, смазал маслом замки… Такого человека Квисто уважает. Что ещё нужно дочери? Кроме того, вся будущая награда останется в семье.
Нимо перегнулся через борт.
– Не слишком много синего?
Квисто пренебрежительно отмахнулся кистью.
– Синего не может быть много. Это цвет неба.
– Ты испачкался краской, – заметил Диниц.
– О чем ты говоришь? По каким признакам мы выделяем мастера в толпе? У рыбака на свитере чешуя, у пастух на штанах – овечья шерсть, а на жилете портного – обрывки ниток. А я художник, потому и в краске, – заявил старик.
– Что за беда? Капля бензина – и следа не останется. Лучше занимайся своим делом, пианист.
Квисто рисовал магический глаз, а думал о Питере с Терезой и о награде. Хорошо бы узнать, кого парень видел в доме Пастори. Тогда человеку из Сан-Паулу можно бы предоставить множество ценной информации. Будет ли награда достаточно велика? На острове есть на что пустить большие деньги. Отец Гордано получил бы, наконец, новые подсвечники для алтаря… И можно разровнять землю на вершине холма, устроив там для детворы футбольное поле. Жаль, что Питер не позволяет порасспросить народ в открытую! Хотя у него есть свой резон. Надо быть очень осторожным. Ах, чертов Ассис и эти его дружки-ублюдки братья Пастори!
На причале появился отец Гордано. Квисто окликнул его:
– Мы почти заканчиваем, святой отец. К вечеру все будет готово, даже если ради такого дела придется обойтись без сиесты.
Отец Гордано улыбнулся.
– Я вижу, вы готовы на любые жертвы, Квисто. Только мне кажется, сын мой, что вы немного перебрали с синим цветом…
С палубы раздался смех Нимо Диница.
Питер стоял у окна и смотрел на погружающуюся в сумерки площадь. Снизу, с освещенной террасы доносились звон стаканов и голоса, смех, гомон; предпраздничное возбуждение овладело всеми, собравшимися на площади. Весь Порто Мария захватил вихрь лихорадочных ожиданий и веселья. Сегодня не вышла в море ни одна из лодок. Мужчины развешивали флажки и гирлянды, тянули веревки с бумажными фонариками от деревьев к домам и от домов к деревьям. Помогая им, Питер думал о том, что если вдруг загорится бумага, город спасет только чудо.
Сегодня вечером и весь завтрашний день островитяне будут отмечать очередную годовщину со дня основания Порто Мария. У входа на причал под руководством доктора Джэгера уже сколотили деревянное сооружение, при помощи которого доктор собирался устроить грандиозный фейерверк. Чуть раньше, наблюдая за его хлопотами, Питер поймал себя на мысли, что не испытывает к нему ненависти. Как будто все мрачное прошло или осталось в стороне. Он хотел всего лишь расслабиться, забыться и радоваться жизни. Он был счастлив и благодарен за это чувство острову, и ничего иного на Альваро не искал. Впереди отчетливо вырисовывалась чудесная перспектива провести здесь незабываемые дни, оставшиеся до прихода «Боливара». Дни безмятежных встреч с Терезой, дни ленивого покоя и наслаждений…
На площади визжала детвора, над причалом вспыхнули первые огни. Пора было отправляться на виллу Квисто.
Едва переступив порог, Лэндерс наткнулся на Аниту. Похоже, она постоянно караулила его, ловя момент, когда выходящий из комнаты гость с ней столкнется. Коридор был освещен всего одной свечой на лестничной площадке. На миг Анита с Питером замерли, прижавшись друг к другу, в углу, образованном стеной и дверью. Служанка подняла лицо, на которое тотчас упал мерцающий свет колеблющегося пламени, и Лэндерс отметил про себя, что глаза её черны, как обсидиан. Вскинув руки и нежно его обвив шею, она потянулась к Питеру губами.
Выхода не было, и он поцеловал ее; но этот чисто дружеский поцелуй вызвал раздражение Аниты; иначе и быть не могло, Лэндерс прекрасно это понимал. Она отпрянула, резко звякнули браслеты.
– Пойдешь ужинать на виллу?
– Да, – протянул Питер. – А ты? Сегодня праздник!
– Я не пойду, – она вновь потянулась к нему и спросила: – Почему она тебе нравится больше меня?
Питер пожал плечами.
– Кто-то всегда нравится больше, почему – не знаю. Во всяком случае, ты мне нравишься.
– Мало. Я бы хотела не этого.
Лэндерс шагнул к лестнице.
– Этой ночью подари мне один танец, – сказал он. – Грация говорит, что в Порто Мария никто не танцует лучше тебя.
– Ты хочешь, чтоб я танцевала для тебя?
– Конечно.
– Так ты это увидишь, – пообещала Анита. – Я буду танцевать только для тебя, и ты забудешь все на свете. И всех на свете.
– Отлично, – рассмеялся он и стал спускаться по лестнице.
Анита проводила его взглядом и побрела к себе. Стоя у окна, она разделась. Сегодня она будет выглядеть прекрасно. И будет танцевать. Она приворожит его, и он глаз не оторвет. Она выдвинула ящик туалетного столика. Ох и покажет же она ему сегодня, насколько может быть желанна… А когда он её захочет, – заставит ждать, как сейчас он заставляет её.
За спиной послышался шорох, словно кто-то вдруг тихо вошел в её комнату. На миг ей почудилось, что он вернулся. Дверь была приоткрыта, и он мог видеть её полуголой – как тут не войти? Сильные руки взяли Аниту под локотки, положили ладони на грудь. Она едва не задохнулась, когда её поцеловали в шею. А обернувшись, оказалась нос к носу с Ассисом. Рыбак притянул её к себе, обнял и теперь поцеловал так, как хотел. Анита отступила назад и дала Ассису пощечину.
Тот только рассмеялся.
– А ты думала, это твой англичанин?
Он не мог её не облапить, здоровенный и пьяный, черный, взъерошенный, просоленный и небритый.
– Горилла, – взвизгнула Анита.
Ассис сгреб её в охапку, придержал одной рукой, чтобы другая оставалась свободной, и принялся целовать и ласкать лицо, плечи, грудь и лоно, посмеиваясь над её попытками освободиться.
– Птичка ты моя маленькая, птичка в клетке. Чего ты злишься? Придет время, Ассис купит тебе роскошную клетку, и забудешь ты своего англичанина, который вечно пялится на Терезу.
Анита позволила Ассису всласть её лапать, порою отвечая на его поцелуи.
А потом потянулась к туалетному столику.
Ассис вовремя отпрянул: в руках Аниты оказалась длиннющая булавка. Рыбак расхохотался, но предпочел ретироваться. Анита бросилась за ним, но он захлопнул дверь перед её носом.