Да... Я люблю этот город. Вот и сейчас, имея запас свободного времени, несмотря на подавляющую жару, я решил прогуляться по центральной, излюбленной горожанами улице - Большой Покровке. Здесь всегда полно народу в любое время года, словно какая-то скрытая сила как магнитом притягивает сюда людей, выманивая их из повседневной жизни. Тут возле здания Драматического Театра обычно тусуется неформальная молодёжь, разбавляя пивом и сигаретами свои шумные посиделки.
   Несколько дальше, не доходя, до здания бывшего Окружного суда, нередко можно наблюдать, потуги на исполнение оперных арий, спившего пожилого джентльмена. Он, таким образом, поддерживает своё существование за счёт милостыни прохожих. Говорят, что раньше он действительно был выдающимся оперным певцом с соответствующими привилегиями. Но, никогда не знаешь, как дальше тобой распорядится судьба- злодейка. И это, яркий тому пример.
   А вот, здесь расположились художники, предлагающие за скромную плату увековечить ваш портрет в виде сатирического шаржа. Возле ДК им. Свердлова, бывшего дома Дворянского собрания, бойко торгуют билетами с автомобиля, обклеенного афишами. Агенты предлагают посетить гастроли, приезжающих звёзд и кумиров нового поколения. Тут же, проводят агитацию представители очередной политической партии. Бегают с анкетами агенты соцопроса.
   Напротив, на свежем воздухе, за столиками под грибочками, расположились представители делового мира, это посетители ресторана "Эрмитаж". Они лениво наблюдают за происходящим вокруг, измеряя и оценивая жизнь по своим стандартам. Сдабривая свои мысли белорыбицей, и запивая их белым вином, они ведут неторопливые беседы.
   Дальше по ходу следования, роскошное здание Главного Областного Управления, монолитно выросшего в своём могуществе и величии. Во времена царской России, здесь располагался Государственный Банк. Это здание было воздвигнуто в начале прошлого столетия, по сей день, поражая прохожих серыми крепостными стенами, украшенными вензелями и барельефами с двуглавыми орлами. Молодые ребята музыканты, играющие Вивальди на скрипке и кларнете, создают особенную, неповторимую атмосферу.
   Недалеко от входа в ресторан "Виталич", на тротуаре группа молоденьких студенток с серьёзным и заинтересованным видом слушает пожилого, серьезного вида мужчину с седой бородой. Этот коренастый, сбитого телосложения старичок, со взглядом пронизывающим насквозь, под густыми седыми бровями, держит одну из девушек за руку, ладошкой вверх и что-то назидательно ей поясняет, жестикулируя в такт словам резной, причудливой тростью, зажатой в правой руке. Позади него на распорке красуется лист ватмана с написанной от руки цветными фломастерами надписью: "Читаю судьбу по руке".
   Я никогда не был закоренелым атеистом, даже во времена былой эпохи. Когда намёк на сочувствие, не говоря о принадлежности к какому-нибудь вероисповеданию, расценивался, чуть ли не политическим актом покушения на принципы построения Великого Будущего. Но, тем не менее, я очень скептически отношусь к проявлениям разного рода мистицизма и суеверий. С трудом попытался скрыть, появившуюся на моём лице иронию по поводу "бабушкиных сказок". Но, наверное, саркастическая улыбка выдала меня, когда мой взгляд встретился с широко раскрытыми глазами студентки, чья миниатюрная ладошка покоилась в руке почтенного "волхва". Растерявшись, мне ничего не оставалось, как только подмигнуть незадачливой девушке, что со стороны могло выглядеть, совсем нахально с моей стороны.
   Мысли перемешались в моей голове. Я просто был ошарашен своими действиями, так не похожими на мой привычный уклад жизни. Не то чтобы я не знакомился с привлекательными пассиями и вёл образ жизни затворника. Нет. Просто мой период бесшабашного донжуанства прошёл лет восемь назад, по окончании института, оставив за собой шлейф воспоминаний о студенческих попойках и шумных вечеринках. Когда на утро с одуревшей головой от похмельного синдрома сидишь на кровати и тупо пытаешься собрать в кучку кусочки воспоминаний о вчерашних баталиях, уставившись на полураскрытую, обнажённую спящую нимфу. И не знаешь, ни как её зовут и вообще, откуда она взялась или как я сам тут смог оказаться. Но это всё в прошлом. Теперь же, конечно я не стал отцом семейства и преданным мужем. Об этом я пока не думал. Заводить семью, это большая ответственность, а при моём образе жизни, учитывая мои постоянные разъезды и вообще говорить не о чем. Конечно, я как любой нормальный мужчина, не прочь скоротать ночь-другую в приятном дамском обществе. Но вот так, на улице...
   - Стыдно, стыдно батенька. Что про тебя эта девушка подумала?...
   Из этого мысленного самобичевания, меня резко выхватил чудаковатого вида человек, уцепившийся за мой локоть своими цепкими тонкими как у пианиста пальцами.
   - Фото на память, - заискивающе сладким, до липкости голосом произнёс он. - Вы очень выразительно вписались в кадр, на фоне этой величественной улицы, пестреющей праздными зеваками. Уверен, что эта фотография займёт достойное место в вашем фотоальбоме.
   - Извините, но я не привык сорить деньгами, для поддержания несостоявшихся талантов, - ответил я несколько раздражённо.
   Брови на худом пергаментном лице человека взметнулись вверх, подчёркивая его удивление и недоумение. Я понял, что погорячился. Мне стало опять неловко. Ну вот, что за денёк сегодня. Мало того, что с утра твориться чёрт знает что. А теперь выкидываю ещё и фокусы. Обидел ни в чём неповинного фотографа.
   Тогда, я решил присмотреться к нему повнимательней. Это был очень колоритный типаж. Таких, теперь, наверное, и не встретишь в природе. Длинный, и худющий как жердь, он был одет в просторную фиолетовую блузу с кружевным воротником и манжетами. На плече болтался кожаный кофр на ремне, с фотоплёнками и множеством разных хитрых штучек, являющихся неотъемлемой частью реквизита профессионального фотографа. А на шее у него, висел внушительных размеров фотоаппарат, марки "Кенон", с огромным, потупившим свой взгляд в землю объективом. На голове, был залихватски, заломленный берет, какие носили пажи из королевской свиты. Из-под берета блестели набриолиненные волосы, цвета вороньего крыла с проседью, зачёсанные назад.
   Самой же яркой деталью в его внешности были усы. Нет не усы - УСИЩА! В сочетании с его вытянутым лицом и впалыми щеками, они придавали ему особую выразительность, как и остренькая бородка, клинышком.
   Своим видом он мне одновременно напоминал Дон Кихота и Сальвадора Дали вместе взятых. Определить сколько ему лет у меня не получалось. Это был человек без возраста. Ему можно было бы дать на вскидку 45 лет, но с таким же успехом можно было бы дать и больше. В завершении всего, я отметил его глаза - они были изумрудно зелёные. А зрачки, были такими огромными, что казалось, в них мог утонуть целый мир.
   - Если вы думаете, молодой человек, что свом скромным гонораром способны приумножить мой капитал, то глубоко ошибаетесь, - хитро сверкнув глазами, наклонившись ко мне, доверительным тоном выговорил старик. Скорее это я делаю вам одолжение.
   - Ну и почём опиум для народа?- не сбавляя иронии, но, уже потеплев и искренне улыбаясь, спросил я.
   - А вы навестите незадачливого старикана, вот там и обсудим, заговорщицки подмигивая мне, сказал фотограф.
   После чего, положил свою глянцевую визитку в нагрудный карман моей рубашки.
   Затем он элегантно развернулся на сто восемьдесят градусов, на каблуках своих остроносых и лакированных штиблет, засунул руки в карманы брюк и задрал высоко свой подбородок. Проделав всё это, фотограф, насвистывая незадачливую мелодию, направился в сторону арки, ведущей в Холодный переулок. Перед тем как скрыться в арке, он ещё раз повернулся ко мне, и демонстративно козырнув в мою сторону, скрылся под её каменными сводами.
   Я был в таком идиотском положении, что даже растерялся. Старик совсем сбил меня с толку. Конечно, его можно понять. Вымирающий вид. К тому же, не без претензий на своих тараканов в голове, только одному ему понятных. И естественно, как любой одинокий человек испытывает острую недостаточность в общении. Но сказать по правде, я не испытывал большого энтузиазма, быть утилизатором и архивариусом плодов старческого маразма. Нет не то, чтобы я не уважал старость или, что-то в этом роде... Если бы этот дедуля, попросил меня в нормальной форме, ему помочь, то, не уж то бы я отказал? Ну а так... тут и не знаешь, чего от него ожидать. Странный он какой-то...
   Не читая, я достал визитку из кармана рубашки и начал озираться в поисках урны. Но рядом таковой не оказалось. Тогда я подошёл к ограде университета, где всегда толпятся зеваки, разглядывая картины, выставленные для продажи местными художниками. И незаметно, щелчком запустил карточку в кусты за оградой. К моему удивлению, в кустах послышался шорох и треск ломающихся веток. Из кустов выскочил чёрный котище с моей визиткой в зубах и пулей помчался в сторону арки, где минуту назад скрылся чудаковатый фотограф, тем самым, пересекая мне путь в направлении моего движения.
   Я встал как вкопанный. Что за чертовщина со мной творится сегодня? Нет, уверенно на все сто - я в приметы не верю. Но, внизу живота появился предательский холодок. И какое-то паническое настроение стало овладевать моим сознанием. Ну, уж нет... Может вам ещё и плюнуть через левое плечё, или что там ещё... дулю в кармане, или ещё какую-нибудь глупость...
   - В двадцать первом веке живём товарищи. Эра информационных технологий, а вам бы всё в сказочки верить, да у всяких суеверий на поводу идти.
   Илья
   Илья остановился перед входом в ресторан, переполненный в любое время года посетителями, возвышающийся, сыто и чопорно в районе Московского вокзала. Этот образец потребительского инфантилизма, сумел прочно обосноваться в привычной жизни приходящих сюда горожан. Пища для желудка быстро и просто. Вокруг посетителей суетились работники в униформе: рубашка и козырёк, создавая деланную деловую атмосферу, и одаривая людей такими же деланными фальшивыми улыбками.
   Илья умирал от голода. Это звериное чувство беспредельно охватывало весь его требующий развития мальчишеский организм, отдавая утробным урчанием и беспощадным подсасыванием под ложечкой. Голова кружилась как карусель, наполняя
   грудь волнами, подступающей тошноты, сопровождая каждое движение всплеском мерцающих звёздочек. Перепачканные в пыли и мазуте руки то и дело судорожно комкали борта грязной джинсовой, видавшей виды куртки. Она висела мешком, на явно не по размеру хрупких мальчишеских плечах. Широкие спортивные брюки с дырками на коленях и изношенные порванные кроссовки это всё, что осталось от воспоминаний о гуманитарной помощи в приюте для трудных подростков, откуда ему пришлось убежать, из-за невыносимого гнёта со стороны руководства, и незавидной перспективы на дальнейшую жизнь, со стороны внутренних группировок.
   Не смотря на свои мальчишеские годы, он уже понял основные законы выживания. Ему не хотелось быть жертвой могущественной системы, которая могла подмять под себя любого, кто не разделял её принципов. Подмять, разжевать и выплюнуть, превращая в отбросы общества - касту изгоев и неприкасаемых.
   Свободу он научился ценить с рождения. Будучи рождённым, в местах заключения, а потом направлен в приют для детей - он был из тех детей, от которых отказались родители. Виновников своего появления на свет он не помнил. И всё бы у него сложилось как у тысяч подобных ему ребятишек, если бы не превратности судьбы.
   В четыре года ему несказанно повезло, у него появились приёмные родители. После длительного процесса оформления, со всеми изнуряющими формальностями бюрократии и кругленьких сумм для ускорения решения процесса, Илья оказался в благополучной семье Одинцовых.
   Они были поистине замечательные люди. Егор Данилович Одинцов был профессором исторических наук, всю жизнь посвятивший истории славянской письменности. Его супруга, Надежда Александровна была лингвистом. И в паре они образовывали потрясающий тандем, открывающий миру скрытые в веках завесы истории.
   Археологические раскопки, международные конференции, опубликованные работы, предложения от ведущих университетов мира. Всё было так, как нельзя было бы лучше и представить.
   Одно только тяготило семью этих замечательных людей. Из-за того, что в начале своей совместной и трудовой жизни, Одинцовы просто не готовы были к этому серьёзному решению, то по прошествию долгих лет, наступило время, когда они их просто иметь не смогли. Жестокая правда угнетала их. Они не имели родственников, так как оба были детьми потерявшими в военные годы родителей. Одинцовы были воспитанниками детских домов. И решение было принято соответствующее - усыновить мальчика из приюта.
   После долгого ожидания их дом наполнился счастьем. У них появился Илья. Годы жизни, отданные стране и науке, принесли вместе с собой огромный багаж, а теперь ещё и наследника, которого они так долго и трепетно ждали. Теперь можно было смело отдавать больше времени воспитанию приёмного сына, и готовиться к приятной и своевременной старости.
   Илья оказался очень живым, энергичным и на редкость способным ребёнком. Он был настолько жизнерадостным, что в очень короткий период завоевал любовь и симпатию окружающих. По первому времени, знакомые, коллеги, и соседи семьи Одинцовых воспринимали его с чувством скрытой предосторожности и некоторой брезгливости. Мало ли какие наклонности мог унаследовать ребёнок, от отказавшихся от него родителей. О том, что Илья был рождён в местах не столь отдалённых, приёмные родители никогда ему не напоминали. Да и вообще старались скрывать этот факт от посторонних. Но как говорится, мир не без "добрых" людей. И эта сторона жизни мальчика, не смогла остаться без внимания тех, кто так жаждет засунуть свой нос в чужое грязное бельё, и с упоением смаковать дешёвые сенсации, раздуваясь, как индюк от самовлюблённости и гипертрофированного чувства превосходства над другими.
   Одинцовы жили в центре Москвы в трёхкомнатной сталинской квартире, на Кутузовском проспекте. Илья был просто ошеломлён тем счастьем, которое свалилось на голову пятилетнего мальчика, сменившего серый угрюмый быт сиротского приюта в сибирской глубинке, на непозволительную роскошь столицы городов российских. Он всеми силами старался сделать всё от него возможное, чтобы никогда не омрачить ставших близкими ему людей, остановивших на нём свой выбор.
   Несмотря на свою чрезмерную подвижность и активность, Илья проявлял незаурядную терпимость и усидчивость по отношению к занятиям. Очень быстро он освоил алфавит и счёт. После чего, успешно сдал вступительные тесты в лицей, с уклоном на иностранныё языки. Отправляясь в школу, он умел уже вполне хорошо бегло читать, и, зарекомендовав себя прилежным учеником, сразу снискал любовь учителей и ненависть среди одноклассников. Они со скрытой завистью ненавидели его за то, что он, сам того не желая, выделялся из толпы своим великодушием и отзывчивостью. Илья всегда был готов помочь, при первой необходимости. Он был бескорыстен, и никогда ничего не требовал взамен.
   Ребята издевались над ним, подвергая унижениям и насмешкам, пародируя и искажая его диалог с любимой учительницей. Но, тем не менее, когда приходило время контрольным заданиям, первые обращались к нему за помощью, фальшиво извиняясь и клятвенно обещая прекратить свои издевательства по отношению к нему. Но, как правило, в последствии всё возвращалось на круги своя.
   Из всего класса, только одна девочка Лена очень трепетно к нему относилась и старалась помочь, чем могла. Но что она могла?... Крохотное создание из семьи, которой и самой требовалась помощь. Папа погиб на чеченской войне. Он был журналистом, и не смог уберечься от вражеской пули при заснятии материала, на очередной зачистке. Мама, фоторепортёр напрягалась изо всех сил, чтобы поставить дочь на ноги и обеспечить родителям относительно спокойную старость. Вечерами она топила свои слёзы в вине и была уже на грани срыва. Хоть караул кричи. Но какое дело другим, до чужого горя, когда у самих полон рот забот.
   Лена видела в Илье что-то родственное и близкое, и на протяжении последующих пяти лет они делили между собой самые сокровенные секреты. Одноклассники дразнили их женихом и невестой, отпуская грязные и сальные шутки в их адрес.
   Илья не любил жаловаться и никогда не огорчал родителей ненужными разговорами о своих школьных обидчиках. Он хорошо помнил слова отца Егора Даниловича:
   - Дорогой сынок. В жизни тебе придётся встречаться с разными людьми. Будут среди них и плохие и хорошие. Но, хороших ты сможешь отличить и запомнить лучше, так как их значительно меньше, чем всех остальных.
   И на деле всё оказывалось действительно так. Илья был неконфликтным ребёнком. Он всегда стремился решать свои проблемы без ущерба для окружающих. За основной, жизненный принцип он взял наставление шаолиньских монахов, запавшее в душу из слов мастера по восточным единоборствам, куда определил его заботливый отец, с тех же дней как он начал посещать общеобразовательную школу.
   Правило гласит: "Никогда не пытайся изменить окружающий тебя мир, а изменяйся сам, чтобы быть с ним в гармонии".
   Вот поэтому Илья никогда не решал вопросов с позиции силы. Он помнил, что лучшая победа, если ты смог одержать её без боя. К этому он и стремился, часто просто не обращая внимания на глупые шутки ребят и не отвечая на их провокации.
   Но однажды... Он шёл из школьного буфета с двумя банками Пепси и пирожными, для себя и для Лены. Проходя мимо раздевалки, он увидел, как двое его одноклассников, Толян и Вован, во главе с восьмиклассником Дэном пытаются затащить за завешенную куртками дверь подсобки его Лену. Она выдиралась изо всех сил, обливаясь слезами и давясь собственным плачем. Девочка пыталась взывать о помощи сквозь зажатый рот, рукой потного от возбуждения Дэна. Обнаглевшие пятиклассники Толян и Вован на ходу пытались стащить с неё трусики, изодрав в лохмотья её колготки. Они были ещё только формирующимися щенками, но уже готовящимися жить по закону стаи, выкручивая руки жертве для своего предводителя. Их вполне устраивало на первое время примитивное, стадное чувство: "Хлеба и зрелищ" с перспективой на будущую возможность, стать фаворитами Дэна. Этот самодовольный подонок, был сыночком высокопоставленного чиновника, и славился во всём лицее, своей "героической" репутацией.
   - А ну стоять! Стоять сволочи! - закричал Илья, отшвыривая в сторону Пепси и пирожные.
   - Вам, что гадам острых ощущений захотелось? А ну оставьте девочку в покое. Живо!
   - Это что там за х... с бугра? - скривившись, прогундел верзила переросток Дэн.
   - Да, так... чмо конченное. Лох из нашего класса, - подхалимски пролепетал Вован.
   - Всем классом об него ноги вытираем, - заржал Толян. - А ему хоть бы хны. За пять лет привык уже.
   - Тогда, чё встал, вали отсюда, пока и тебя не оттрахали, - ухмыляясь своей безнаказанности, сказал Дэн самоуверенным голосом. - Или тоже поглазеть хочешь, как настоящие мужики девкам дорогу в жизнь дают? Тогда помогай. Держи и не вякай.
   У Ильи внутри всё заклокотало от ярости. Он не мог поверить, что вот так в школе, среди ясного дня, где полно учеников, учителей и в десяти шагах от них сидит вооружённый охранник, могут твориться такие гнусные вещи. Причём он прекрасно видел, что охранник давно искоса поглядывает в этот угол раздевалки. Но вмешиваться не спешит. Опасаясь, что заносчивый восьмиклассник нажалуется своему всемогущему папаше, на излишне придирчивого блюстителя порядка. И тогда, прощай работа и хорошая зарплата. А потом, ломай голову, где добыть хлеб насущный для поддержания семейного счастья. А так... ну даже если и случись чего... Крутой папа все вопросы уладит. На то он и крутой. Родители девчонки ещё и в душе благодарны будут. Так как без больших денег тут не обойдётся. А иначе как? Чтоб помалкивали, да шум не поднимали. Глядишь и ему охраннику, чего перепадёт, за то, что на даче свидетельских показаний особенно настаивать не будет. Уж разберутся сами как-нибудь...
   Илья, стиснув зубы, прорычал. Набычив взгляд, он из последних сил пытался держать себя в руках:
   - В последний раз повторяю. Оставьте девочку в покое. Подонки. Или я за себя не ручаюсь.
   - Ну, ты чё, мля.. в натуре ох...ел, - с раздражением в голосе бросил Дэн. - Ща... я из тебя шаурму буду делать. А потом, на твоих глазах и её оприходую. Держите эту соску братва, - сказал Дэн, отшвырнув Лену в сторону как ненужную вещь.
   Он достал из кармана складной нож. Вдавил кнопку. Лезвие, с щелчком вылетело и зафиксировалось в ожидании крови. Заняв позицию, расставив прочно полусогнутые в коленях ноги и наклонившись корпусом вперёд, Дэн, самодовольно ухмыляясь, спросил:
   - Ну что, сучёнок? Зассал? Очко-то не железное. А ну на колени. Быстро!
   Илья бросил взгляд на Лену, которую продолжали держать два подонка, ехидно ухмыляясь и зажимая ей рот. В её расширенных зрачках читался ужас в премежку с обречённостью и безысходностью данной ситуации. Плечи Лены порывисто содрогались от нервного, сбившегося дыхания. По покрывшимся красными пятнами щекам, обильными ручьями стекали слёзы. Она попыталась вырваться и что-то выкрикнуть, когда увидела, как Илья начал медленно опускаться на колени. Но, наглый Вован влепил ей звонкую затрещину. Зажав ещё крепче ей рот, процедил сквозь зубы:
   - Молчи сука. Смотри, как сейчас твоего защитничка, опускать будут.
   Лена крепко зажмурилась. Ей не хотелось видеть, как из-за неё пострадает, пожалуй, самый близкий ей в эту минуту, человек, на этом свете. Она даже боялась представить себе, что же с ними будет, и как потом смогут сохранить они, те трепетные отношения между ними. Отношения - которые были единственным отблеском света, в её не по детски суровой жизни. Как это жестоко... Невыносимо жестоко.... Одним росчерком.... Р-р-раз... И всё перечёркнуто. Жить не хотелось. Навалилась волна апатии и безразличия. Сознание помутилось и поплыло. Почва ушла из-под ног, и Лена повисла беспомощной, ватной куклой в руках малолетних подонков.
   Но Илья этого уже не замечал. Опустившись на одно колено, он убедился, что Дэн расслабившись, ухмыляясь, подмигивает своим дружкам.
   - Будет знать, как ...
   Договорить у Дэна не получилось. Потому, что в этот момент Илья, уперевшись руками в пол, сделал ногами стремительную двойную подсечку-вертушку. Одной ногой подбивая голени противника. А другой, выбил нож из руки, не ожидавшего такого отпора, обидчика слабых и беззащитных. Описав в полёте дугу, нож, звеня пружиной, и бешено вибрируя, воткнулся в деревянную перегородку раздевалки. Дэн со всего размаху, шлёпнулся плашмя на пол. Он лежал и, выпучив, как выброшенная на берег рыба, глаза, пытался ртом поймать воздух. Вдохнуть не получалось.
   Илья одним прыжком подскочил к верзиле. Схватив за грудки, рванул его с пола и врезал коленом в промежность.
   - Ну что гнида! Теперь ты доволен? Проси прощения у девочки, мразь!
   - Теперь тебе точно крышка салага, - с трудом выдавил из себя Дэн, обливаясь потом, слезами, и скрючившись, зажимая руками причинное место. Ты теперь не жилец. Да и девка твоя ...
   Дэн взвыл не своим голосом от оглушительно звонкого, синхронного удара ладонями по ушам. Остального он уже не знал. Так как летел без сознания, в угол раздевалки, со свёрнутым на бок носом. Никто даже не заметил, как за доли секунды до этого, Илья в повороте вокруг своей оси, вложил всю силу в этот сокрушительный удар локтем, в лицо своего противника. Обмякшее тело верзилы, сползло на пол и так и осталось лежать, без движения. Илья повернулся к двоим оставшимся негодяям, и застыл в ожидании.
   - Толян, засада. Он, кажется, убил его.
   - Во влипли. Мамочка ...
   Ещё недавно храбрившиеся "герои", превратились в заискивающих, умоляющих о пощаде собак. Они осторожно опустили обмякшее тело Лены на пол и стали пятиться к выходу из раздевалки. После чего..., что было силы, пустились наутёк, словно земля горела у них под ногами.
   Илья бросился к Лене. Девочка была без сознанья. Привести в чувство её он так и не успел, так как был ошеломлён жуткой болью, заломленных за спину рук. Это подоспел охранник. Он решил восстановить порядок, отдавая распоряжения техничке и дежурным по поводу Лены и Дэна. А сам, с гордым видом блюстителя справедливости, как преступника, поволок Илью в кабинет директора лицея.
   Странности продолжаются
   Победив все свои страхи, я решительно зашагал вперёд. Но тут, я поймал себя на ощущении, что ноги становятся какими-то ватными и непослушными. Холодная дрожь пробежала по телу. Озноб...
   Шум в голове... По нарастающей, он переходил в головокружительный рёв. Наверное, перегрелся, подумал я. Если это состояние можно было назвать "подумал".
   К счастью, напротив выставки картин, развешенных для продажи, уютно расположилось небольшое кафе. Под тентом, украшенным логотипами "Кока Кола", сидели труженики холста и кистей. Они, периодически спасались здесь от палящих лучей июльского солнца. Художники, в это время, пили прохладное пиво или ароматный кофе, сдобренный хорошим сигаретным дымком.
   У стойки бара, оживлённо, с небольшими перерывами на звонкий смех, шушукались две девушки официантки и молодой паренёк. Судя по белой сорочке и чёрной бабочке, тоже официант или бармен. Нет..., всё же официант. Так как, вскоре появился и занял своё место, настоящий бармен. Смуглый усатый молодец, кавказской национальности.