Страница:
Довод этот чисто схоластический, социализм — довольно абстрактное понятие, ради которого нелепо менять политическую траекторию партии или аплодировать действиям, ведущим к страданию множества людей. Причина, видимо, глубже — западные левые осознали, наконец, что главный источник благосостояния всего их общества заключается в эксплуатации «Юга», и сделали свой выбор. Он в консолидации Запада как цитадели «золотого миллиарда», и холодная война все больше осознавалась как война цивилизаций, а не идеологий. Замечательно выступил в Москве в конце 1999 г. ультралевый в 1968 г. французский философ Андре Глюксманн. Он признал, что сейчас не смог бы подписаться под лозунгами протеста против войны США во Вьетнаме.
Вьетнам, как и Китай, будучи защищенными от идей евроцентризма своей культурой, устояли. Самая радикальная ломка всех устоявшихся структур жизнеустройства происходит в России. Сегодня, имея опыт крушения, мы можем понять то, что было трудно даже увидеть всего десять лет назад. На изломе видно то, что скрыто от глаз в спокойное, стабильное время. Так в технике аварии и катастрофы — важнейший источник принципиально нового знания.
Почему 280 миллионов рассудительных еще людей в СССР позволили сломать вполне благополучную жизнь? Почему рухнул брежневский коммунизм? Ведь не было ни репрессий, ни голода, ни жутких несправедливостей. Как говорится, «жизнь улучшалась» — въезжали в новые квартиры, имели телевизор, ездили отдыхать на юг, мечтали о машине, а то и имели ее. Почему же люди с энтузиазмом стали ломать свой дом? Почему молодой инженер, бросив свое КБ, со счастливыми глазами продает у метро сигареты — то, чем на его вожделенном Западе занимается неграмотный беспризорник? Мы должны это понять.
Одну важную черту массового сознания советского человека верно подметили демократы «первой волны» — избалованность высокой надежностью социальной системы СССР. Два поколения советских людей выросло в совершенно новых, никогда раньше не бывавших в истории России условиях: при отсутствии угроз и опасностей. Вернее, при иллюзии отсутствия угроз. Причем эта иллюзия нагнеталась в сознание всеми средствами культуры, была воспринята с радостью и проникла глубоко в душу, в подсознание. Реально мы даже не верили в существование холодной войны — считали ее пропагандой. Нам казалось смешным, что на Западе устраивают учебные атомные тревоги, проводят учебные эвакуации целых городов. Нам даже стали казаться смешными и надуманными все реальные страхи и угрозы, в среде которых закаляется человек на Западе: угроза безработицы, бедности, болезни при нехватке денег на врача и лекарства. Мы даже из нашего воображения вычистили чужие угрозы, чтобы расти совершенно беззаботно.
Человек привык к тому, что жизнь может только улучшаться, а все социальные блага, которыми он располагает, являются как бы естественной частью окружающей природной среды и не могут исчезнуть из-за его, человека, политических установок и решений. Ортега-и-Гассет давно сказал важную и неприятную вещь: «избалованные массы настолько наивны, что считают всю нашу материальную и социальную организацию, предоставленную в их пользование наподобие воздуха, такой же естественной, как воздух, ведь она всегда на месте и почти так же совершенна, как природа».
Для анализа нашего массового сознания не годится методология упрощенного истмата с его понятиями «объективных предпосылок» и «социальных интересов». Мы уже девять лет видим, как массы людей действуют против своих интересов, и нередко идут на смерть, ссылаясь на абсурдные причины. Армяне в Нагорном Карабахе были одной из самых зажиточных и благополучных местных общин в СССР. Какие претензии выдвигали они к бакинскому руководству в 1988 г.? У них плохо принимаются телепрограммы из Еревана — а проклятый Баку не дает денег на новый ретранслятор! Этот вопрос как предмет непримиримого конфликта был вынесен на уровень Верховного Совета СССР. Конечно, не в нем дело — а в чем? Явные и скрытые конфликты, приведшие к слому целой цивилизации, какой была Россия-СССР — это неравновесная, самоорганизующаяся система. После того, как пролили кровь в Сумгаите (а это нетрудно было «организовать», как «организовал» убийство отца Иван Карамазов), все, конечно, забыли про ретранслятор. Мотивацией для следующих шагов по пути разжигания конфликта была уже эта кровь.
Вспомним беловежский сговор о ликвидации СССР. Есть в самом акте преступления что-то загадочное. Так люди смотрят, вперившись, на руки фокусника, и не могут понять. Как это? Был голубь под шляпой и — нет его! Убийство совершили средь бела дня, при всем честном народе, но так, что жертва даже не охнула — сидит, как сидела, моргает, улыбается, а уже покойник. Тут же рядом любящие сыновья. Смотрят, как вынимают из сердца нож, аккуратно его вытирают, прикрывают ранку платочком — и ни у кого никакого беспокойства184.
Один из потрясающих документов всемирной истории — стенограмма сессии Верховного Совета РСФСР, что утвердила беловежское соглашение. Ветераны, Герои Отечества, генералы Комитета Государственной Безопасности — все проголосовали послушно, как загипнотизированные, не задав ни одного вопроса. Под глумливые присказки Хасбулатова: «Чего тут обсуждать! Вопрос ясный. Проголосовали? Ну, приятного аппетита». Конечно, надо бы узнать, почему шесть человек, проголосовавшие против, оказались не подвержены гипнозу, оказались вне поля какого-то действия, которое отключило ум, совесть, инстинкт самосохранения и даже родительские чувства множества людей, всего состава депутатов 150-миллионного народа. Сама малость цифры говорит, что это — случайный сбой.
«Технологически» разрушение советского строя было проведено в годы перестройки по теории Антонио Грамши — через подрыв культурной гегемонии власти и ее идеологического стержня. Посредством «молекулярной агрессии» в культурное ядро советского общества была поставлена под сомнение, а затем и размыта легитимность политической и социальной системы СССР. Работа эта велась по меньшей мере с начала 60-х годов в рамках широкого (практически обязательного в среде интеллигенции) инакомыслия, а начиная с 1985 г. — открыто средствами всей идеологической машины КПСС.
Для темы данной книги важно отметить тот факт, что поражение СССР было нанесено именно в духовной сфере, в общественном сознании. Прежде всего, в сознании правящей и культурной элиты. Строго говоря, партийно-государственная элита СССР совершила в своем сознании тот же поворот, что и элита левой интеллигенции Запада. Там этот поворот, означавший отказ от поддержки советского строя и открытый переход на сторону противника СССР в холодной войне, был организационно и философски оформлен как «еврокоммунизм». К сожалению, мы мало знаем об этом течении, которое оказало огромное влияние на судьбу современного мира, разрушив культуру левого движения, открыв дорогу неолиберализму на Западе и перестройке Горбачева в СССР.
Крах государственности СССР при подрыве его легитимности произошел столь же непостижимо быстро, что и падение самодержавного государства России в феврале 1917 г. Это показывает, насколько хрупко и беззащитно идеократическое государство перед атаками именно в духовной сфере — если найдены уязвимые точки.
Обычные объяснения краха СССР экономическими причинами несостоятельны — это попытка найти простое и привычное толкование необъяснимому. До начала радикальной реформы в 1988-1989 гг. экономического кризиса в СССР не было. Поддерживался ежегодный рост ВВП 3,5%, а главное, делались не только очень большие капиталовложения в производство, но наблюдался и рост капиталовложений. Эти данные были подтверждены в докладе ЦРУ США 1990 г. о состоянии советской экономики (этот доклад потом часто цитировался американскими экономистами). Свидетельством отсутствия кризиса был и тот надежно установленный факт, что даже в 1989 г. более 90% граждан не предвидели в ближайшем будущем никаких экономических затруднений.
Очевидно, что поражение в холодной войне не было связано и с отставанием в военной области. Напротив, СССР разбил сильнейшую армию Германии и ее сателлитов, поддержанную ресурсами всей Европы, а потом добился надежного военного паритета с Западом, имел сильную боеспособную армию и самое современное вооружение. Сама возможность уничтожить СССР военным путем была на Западе снята с повестки дня как стратегическая линия — одна из линий холодной войны. Это само по себе способствовало идейному разоружению. Ницше писал: «Наибольшей опасности попасть под экипаж подвергаешься, когда только что посторонился перед другим экипажем».
Дж.Кеннан сказал в 1965 году, что пpоект НАТО был pазpаботан людьми «неспособными искать благопpиятной пеpспективы pешения евpопейской пpоблемы без абсолютного военного поpажения Советского Союза или без фантастического, необъяснимого и невеpоятного пеpевоpота в политических установках его pуководителей». Военное поражение СССР оказалось невозможным, но второй вариант — переворот в политических установках верхушки КПСС — осуществился, несмотря на то, что в 1965 г. он считался невероятным.
Надо обратить внимание и на странное замалчивание еще одного факта: даже те, кто смутно припоминает, что против СССР велась настоящая война («холодная»), до сих пор не верят в то, что важной частью этой войны была война психологическая. Даже если этот термин и применяют, его считают метафорой. Дело в том, что ведение психологической войны против СССР (а главным в ней как раз и была манипуляция сознанием) замалчивают российские СМИ — как раз те, что и послужили и продолжают служить оружием манипуляторов. Между тем в литературе противников в холодной войне и сама доктрина психологической войны, и факт ее ведения против СССР обсуждаются спокойно. Важен сам факт, что западные пропагандисты официально признавали допустимость «черной» пропаганды в мирных условиях. Но «черная» пропаганда — средство войны. Иными словами, психологическая война, которая была частью холодной войны — не метафора. Термин «психологическая война» даже входит в энциклопедии. Для нашей темы ближе всего такое ее определение: «планомерное наступательное воздействие политическими, интеллектуальными и эмоциональными средствами на сознание, психику, моральное состояние и поведение населения и вооруженных сил противника». Именно такое воздействие и оказывалось на население.
Мы должны принять как исходный пункт для рассуждений и тот факт, что вслед за верхушкой «переворот в установках» совершили и широкие массы трудящихся. Этот факт тяжело признать старшему поколению советских людей, которые предпочли бы свести дело к предательству верхушки и проискам противника в холодной войне. Однако предательство и происки не разрешают проблемы — ведь они не вызвали активного сопротивления. Трудящиеся пассивно приняли главные изменения, и для этого не потребовалось никакого насилия со стороны «предателей» — только воздействие на их сознание.
В массе своей трудящиеся абсолютно равнодушно отнеслись к приватизации промышленности. Ни профсоюзы, ни новые рабочие организации (типа Объединенного фронта рабочих или Союза рабочих Москвы) даже не захотели вникнуть в текст законопроекта, и их активисты имели о нем совершенно превратное представление. Почему рабочие шаг за шагом отдавали свои предприятия на разграбление и ликвидацию? Ведь это их рабочие места, источник хлеба для их семей. Средний рабочий до сих пор уповает на рыночную экономику и все еще надеется, что при капитализме ему создадут такие условия труда, как в Голландии или ФРГ. С какой стати? Там эти условия оплачены трудом филиппинских девочек, которые собирают компьютеры, получая 1 доллар за день — на батон хлеба. Никто русских к эксплуатации «третьего мира» допустить никогда не обещал.
Возьмем еще более очевидное благо — жилье. Советский строй включил его в число основных, предоставляемых бесплатно благ, сделал конституционным правом. 90% семей рабочих уже жили в отдельных квартирах, и положение стабильно улучшалось — СССР был одной из стран, где больше всего строилось жилья (как изменилось положение, видно из рис. 2)185. И вот, это право отнято — и хоть бы один голос протеста раздался из среды рабочих. Полное равнодушие. Как объяснить, что русские рабочие просто выплюнули такое социальное благо, которое было недосягаемым требованием рабочего движения на Западе? Ведь в вопросе жилья и светлый образ Запада должен был насторожить: всем известно, что даже в США огромная бездомность, а свободных квартир везде полно — покупай.
Строительство жилья, тыс. квартир
То же самое с медициной. Пусть рабочий поверил, что его районная поликлиника или заводская больница очень плохи — в США лучше. Но разве ему предложили что-то лучшее взамен его поликлиники? Нет, никто ничего не обещал, просто сказали: медицина будет платной. И рабочий согласился! Почему? Откуда следует, что у него будут деньги на врача и на лечение? Ниоткуда не следует. США — самая богатая страна, но там 35 миллионов человек не имеют доступа ни к какому медицинскому обслуживанию. Ни к какому! По какой-то неведомой причине в массе рабочих России вызрело противоречащее здравому смыслу убеждение, что разрушение советского строя жизни и отказ от солидарности будут рабочему выгодны.
Мы можем сделать единственный вывод: согласие на изменение общественного строя в СССР было дано не на основании рационального расчета или практического опыта. Желание этого изменения было внушено массе советских людей, это был результат воздействия на их сознание. Мы, однако, дальше увидим, что «согласие» на изменения достигалось небольшими порциями в ходе очень сложного процесса. Сегодня есть достаточно материалов и длительный временной ряд изменений, чтобы вполне обоснованно утверждать: согласие граждан было получено посредством манипуляции их сознанием, а не благодаря свободному волеизъявлению большинства граждан.
В манипуляции сознанием советских людей не было использовано никаких принципиально новых технологий. Все они были освоены идеологическим персоналом по учебникам, загодя переведенным с английского языка (обычно под видом «критики буржуазной пропаганды»), а также с помощью консультантов. Высокая эффективность программы связана с двумя ее особенностями. Первая в том, что население СССР, а потом России, не было готово к такому воздействию, у него не было иммунитета против него. Вторая особенность в том, что программа манипуляции была проведена как тотальная война против населения, с такой мощностью и безжалостностью, какой не приходится видеть в других странах. Расстрел людей у здания телевидения — символ этой психологической войны.
Вот данные об установках многочисленной и влиятельной социальной группы — рабочих. Эта группа реально была наиболее привилегированной в социальном плане и обгоняла по доходам не только крестьян, но и научно-техническую интеллигенцию. Промышленное развитие СССР было устойчивым, и рабочие имели гарантии полной занятости — недостижимое при рыночной экономике благо. Как же менялась позиция рабочих?
Согласно опросам 1989 г., рабочие отрицательно относились к идее смены общественного строя и перехода к капитализму. В этом они резко отличались от технической интеллигенции («специалистов»). В отчете по большому исследованию ВЦИОМ («Есть мнение», 1990) читаем: «Квалифицированные рабочие демонстрируют умеренно отрицательное отношение ко всем трем видам предпринимательства [частное предпринимательство, привлечение иностранного капитала, кооперативы] — „за“ выступают только 10,8%, 6,4 и 5,6%». Позиция подсобных рабочих и учеников практически была такой же.
Безработица отвергалась рабочими как нечто абсурдное, так что и разговора о ней в 1989 г. не могло быть, и ВЦИОМ даже не задавал о ней вопросов. Горбачев специально пресек всякие опасения, связанные с безработицей, заявив, что в СССР ее не будет никогда.
Какое новое знание о частном предпринимательстве и о безработице получили рабочие с 1989 по 1991 г.? Только отрицательное. Первые же совместные предприятия и кооперативы заслужили дурную славу и оказались всего лишь инструментами для расхищения общественного богатства и дикого обогащения «собственников» и вороватых бюрократов. Иными словами, практический опыт никак не мог содействовать изменению мнения рабочих в лучшую сторону. Но ведь это мнение изменилось радикально (пусть лишь на время, необходимое для проведения приватизации).
Вот данные опроса, проведенного Институтом социально-политических исследований АН СССР в апреле-мае 1991 г. на трех больших заводах в Москве, Тамбове и Шадринске. Самая большая группа рабочих (29%) пожелала идти «по пути развитых капиталистических стран Запада к обществу свободного предпринимательства» (один из респондентов даже приписал в анкете: «Вперед, к победе капитализма!»). За государственную и кооперативную собственность на средства производства высказались 3% рабочих. По этим вопросам рабочие наконец-то заняли позицию, неотличимую от позиции «специалистов» тех же заводов186.
Резко изменилось и отношение рабочих к безработице. Теперь 54% согласились с тем, что небольшая безработица полезна и необходима, и лишь треть заявили, что они категорически против безработицы в СССР, т.к. любая безработица вредна и бесчеловечна. «Специалисты», как и раньше, были почти все поголовно за безработицу (96%).
Заметим, что оговорка «небольшая безработица» есть уже прием манипуляции сознанием, и включение такого понятия в опрос — на совести социологов. Для человека не существует большой или малой безработицы, она для него всегда тотальна, абсолютна. Или ты работаешь и получаешь законный доход — или ты безработный. Работа тайком, урывками, на теневых контрактах разрушает человека как социальную личность почти так же, как безработица.
Каким же образом можно было достичь принципиального изменения установки рабочих по самому главному вопросу их социального положения — при том, что все первые шаги к капитализму значительно и наглядно ухудшали их жизнь? Только путем мощного и постоянного «промывания мозгов», интенсивной манипуляции сознанием. Рабочим в массе внедрили желания, прямо противоречащие их интересам.
О том, что они стали жертвой манипуляции, говорят данные того же опроса в трех городах. Они показывают, что мышление рабочих стало резко некогерентным. Выступая за переход к капитализму и зная, что это приведет к безработице и резкому социальному расслоению, рабочие вовсе не строили иллюзий относительно своей собственной судьбы. Лишь 25% рабочих были «оптимистами» и надеялись при этом пробиться в «средний класс». 28% «сомневались», а 49% были «пессимистами» — предвидели, что обнищают. На деле пессимистами были обе эти категории — 77% рабочих.
Это самоотречение уже нельзя отнести за счет патриотизма («пусть я сам и мои близкие пойдем на дно, зато моя Родина станет процветающей капиталистической страной»). Опрос показал именно утрату чувства Родины — 36% рабочих выразили желание поехать на заработки за рубеж, и еще 12% — уехать за границу насовсем. Таким образом, поддерживать социальные изменения, которые несут бедствие тебе и твоему сословию, рабочие могли только вследствие идеологического воздействия.
Эту манипуляцию можно трактовать как преступную, поскольку в ней был заложен явный обман. Не только в выступлениях политиков и в СМИ постоянно звучала мысль, что в переходный период рабочих ждут лишь кратковременные трудности, но эту же мысль социологи включали в опрос как гарантированное условие. Говорилось о «мерах преодоления экономического кризиса, которые вначале, в течение одного-двух лет, приведут к снижению уровня жизни людей, а затем к заметному, устойчивому улучшению жизни народа». Это — подлог. Никаких оснований обещать респондентам улучшение через один-два года исследователи не имели, они здесь выступили как манипуляторы, выполняющие политический заказ.
В этом пункте рабочие в основном проявили себя как доверчивые люди. Лишь 26% в принципе отвергли политику, заранее ведущую к ухудшению жизни народа. 60% такую политику принимали «в случае какой-то гарантии, что жизнь затем станет лучше». Какой-то гарантии! Куда уж еще больше гарантий, чем Ельцин — он же пообещал лечь на рельсы.
Но важна даже не столько ошибочная оценка будущего, сколько заторможенная реакция на настоящее. Ведь в ходе реформы произошло небывалое снижение уровня оплаты труда по сравнению с советским строем. В СССР рабочий получал 1,6 рубля в час. Для удовлетворения основных жизненных потребностей (пища, жилье, транспорт) это было примерно столько же, сколько получал рабочий на Западе (8-10 долларов в час). По автомобилям и видеомагнитофонам не дотягивали, но надо все же брать главное. За час труда на советском заводе человек в 70-е годы получал в среднем цену 9 буханок хлеба или 16 литров бензина марки АИ-93 (в 80-е годы 8 литров бензина). Хлеб и энергия — абсолютные, всеобщие эквиваленты жизнеобеспечения. Сегодня рабочий в РФ в среднем получает около полдоллара в час. Это теперь 2 буханки хлеба или 2 литра бензина. И масса рабочих — не против этого строя! Новосибирск — город с полутора миллионами самых квалифицированных рабочих и инженеров — дважды проголосовал за Ельцина.
Смена главных установок рабочих всего за полтора-два года в направлении, противоположному воздействию практики, должна была бы стать объектом глубоких исследований. Это — признак исключительной неустойчивости общественного сознания важной социальной группы. Пока что мы можем лишь приблизительно обрисовать всю систему агентов и технологии воздействия на сознание рабочих (например, явно недооценивается огромное и постоянное влияние на рабочих инженерно-технических работников, «специалистов», которые постоянно находятся рядом с ними). Но пока что зафиксируем сам факт: без общественного диалога и без предоставления убедительных доказательств, вопреки уже получаемому практическому опыту, рабочих смогли склонить к поддержке слома всего их жизнеустройства.
Манипуляция с законом, то есть такое его изменение, которое производится незаметно для общества, без диалога и обсуждения, относится к разряду крупных операций. В них сочетаются обычно и сокрытие цели, и подмена понятий, и акции по отвлечению внимания и отключению памяти.
Предпосылкой для успешной манипуляции в этой сфере в России было особое отношение к праву, присущее любому традиционному обществу, даже усиленное за годы советской власти. Традиционное право малоподвижно и находится под постоянным контролем общей («тоталитарной») этики. Законы в такой системе права коротки и просты, они долгое время не меняются — они «незыблемы». И у людей возникает уверенность, что никакой крючкотвор не может незаметно внести в закон неблагоприятных изменений. А если кто-то и посмеет это сделать, некая высшая сила, хранительница общей совести, обязательно поправит дело.
В годы перестройки такое отношение к закону специально усиливалось постоянным напоминанием мифа о том, что «законы на Руси не исполняются». Поэтому, мол, заботиться о том, что творится в сфере законодательства, нет нужды. Бдительность в отношении правовых актов была отключена не только у массы граждан, но даже и у депутатов Верховных Советов. Уникальным и до сих пор таинственным случаем немыслимой манипуляции сознанием депутатов останется в истории ратификация Верховным Советом РСФСР документа о роспуске СССР в декабре 1991 г. За него проголосовали без всяких прений, перед обедом, как за совершенно ничтожный рядовой документ. Заподозрили неладное и проголосовали «против» только 5 депутатов.
Многие деятели из окружения Горбачева и Ельцина активно настаивают на том, что резкое ухудшение жизни трудящихся произошло как-то стихийно, в результате непредвиденных трудностей «переходного периода». В качестве меньшего зла они принимают упрек в том, что перестройка и реформа велись без продуманной программы («никакого проекта не было»). Это — наивная уловка.
Свидетельством того, что существовала не только программа со строгой последовательностью шагов, но и целая система мер по прикрытию и маскировке важных действий, служат потрясающие случаи полной утраты гражданами чувства социальной опасности. В 1988-1991 гг. целые классы и группы нашего общества и представляющие их организации вдруг потеряли способность замечать действия политиков, которые вели к важнейшим долговременным изменениям в положении этих классов и групп. И дело не только в том, что были блокированы «сигнальные системы», которые могли бы привлечь внимание людей, предупредить об опасности, потребовать диалога и т.д. Представители трудящихся, которых вряд ли можно заподозрить в предательстве и которые имели доступ к информации и даже были обязаны ее изучать (например, депутаты), читали тексты — и почему-то не понимали их смысла. Их сознание было отвлечено, как отвлекают ребенка погремушкой.
Вьетнам, как и Китай, будучи защищенными от идей евроцентризма своей культурой, устояли. Самая радикальная ломка всех устоявшихся структур жизнеустройства происходит в России. Сегодня, имея опыт крушения, мы можем понять то, что было трудно даже увидеть всего десять лет назад. На изломе видно то, что скрыто от глаз в спокойное, стабильное время. Так в технике аварии и катастрофы — важнейший источник принципиально нового знания.
Почему 280 миллионов рассудительных еще людей в СССР позволили сломать вполне благополучную жизнь? Почему рухнул брежневский коммунизм? Ведь не было ни репрессий, ни голода, ни жутких несправедливостей. Как говорится, «жизнь улучшалась» — въезжали в новые квартиры, имели телевизор, ездили отдыхать на юг, мечтали о машине, а то и имели ее. Почему же люди с энтузиазмом стали ломать свой дом? Почему молодой инженер, бросив свое КБ, со счастливыми глазами продает у метро сигареты — то, чем на его вожделенном Западе занимается неграмотный беспризорник? Мы должны это понять.
Одну важную черту массового сознания советского человека верно подметили демократы «первой волны» — избалованность высокой надежностью социальной системы СССР. Два поколения советских людей выросло в совершенно новых, никогда раньше не бывавших в истории России условиях: при отсутствии угроз и опасностей. Вернее, при иллюзии отсутствия угроз. Причем эта иллюзия нагнеталась в сознание всеми средствами культуры, была воспринята с радостью и проникла глубоко в душу, в подсознание. Реально мы даже не верили в существование холодной войны — считали ее пропагандой. Нам казалось смешным, что на Западе устраивают учебные атомные тревоги, проводят учебные эвакуации целых городов. Нам даже стали казаться смешными и надуманными все реальные страхи и угрозы, в среде которых закаляется человек на Западе: угроза безработицы, бедности, болезни при нехватке денег на врача и лекарства. Мы даже из нашего воображения вычистили чужие угрозы, чтобы расти совершенно беззаботно.
Человек привык к тому, что жизнь может только улучшаться, а все социальные блага, которыми он располагает, являются как бы естественной частью окружающей природной среды и не могут исчезнуть из-за его, человека, политических установок и решений. Ортега-и-Гассет давно сказал важную и неприятную вещь: «избалованные массы настолько наивны, что считают всю нашу материальную и социальную организацию, предоставленную в их пользование наподобие воздуха, такой же естественной, как воздух, ведь она всегда на месте и почти так же совершенна, как природа».
Для анализа нашего массового сознания не годится методология упрощенного истмата с его понятиями «объективных предпосылок» и «социальных интересов». Мы уже девять лет видим, как массы людей действуют против своих интересов, и нередко идут на смерть, ссылаясь на абсурдные причины. Армяне в Нагорном Карабахе были одной из самых зажиточных и благополучных местных общин в СССР. Какие претензии выдвигали они к бакинскому руководству в 1988 г.? У них плохо принимаются телепрограммы из Еревана — а проклятый Баку не дает денег на новый ретранслятор! Этот вопрос как предмет непримиримого конфликта был вынесен на уровень Верховного Совета СССР. Конечно, не в нем дело — а в чем? Явные и скрытые конфликты, приведшие к слому целой цивилизации, какой была Россия-СССР — это неравновесная, самоорганизующаяся система. После того, как пролили кровь в Сумгаите (а это нетрудно было «организовать», как «организовал» убийство отца Иван Карамазов), все, конечно, забыли про ретранслятор. Мотивацией для следующих шагов по пути разжигания конфликта была уже эта кровь.
Вспомним беловежский сговор о ликвидации СССР. Есть в самом акте преступления что-то загадочное. Так люди смотрят, вперившись, на руки фокусника, и не могут понять. Как это? Был голубь под шляпой и — нет его! Убийство совершили средь бела дня, при всем честном народе, но так, что жертва даже не охнула — сидит, как сидела, моргает, улыбается, а уже покойник. Тут же рядом любящие сыновья. Смотрят, как вынимают из сердца нож, аккуратно его вытирают, прикрывают ранку платочком — и ни у кого никакого беспокойства184.
Один из потрясающих документов всемирной истории — стенограмма сессии Верховного Совета РСФСР, что утвердила беловежское соглашение. Ветераны, Герои Отечества, генералы Комитета Государственной Безопасности — все проголосовали послушно, как загипнотизированные, не задав ни одного вопроса. Под глумливые присказки Хасбулатова: «Чего тут обсуждать! Вопрос ясный. Проголосовали? Ну, приятного аппетита». Конечно, надо бы узнать, почему шесть человек, проголосовавшие против, оказались не подвержены гипнозу, оказались вне поля какого-то действия, которое отключило ум, совесть, инстинкт самосохранения и даже родительские чувства множества людей, всего состава депутатов 150-миллионного народа. Сама малость цифры говорит, что это — случайный сбой.
«Технологически» разрушение советского строя было проведено в годы перестройки по теории Антонио Грамши — через подрыв культурной гегемонии власти и ее идеологического стержня. Посредством «молекулярной агрессии» в культурное ядро советского общества была поставлена под сомнение, а затем и размыта легитимность политической и социальной системы СССР. Работа эта велась по меньшей мере с начала 60-х годов в рамках широкого (практически обязательного в среде интеллигенции) инакомыслия, а начиная с 1985 г. — открыто средствами всей идеологической машины КПСС.
Для темы данной книги важно отметить тот факт, что поражение СССР было нанесено именно в духовной сфере, в общественном сознании. Прежде всего, в сознании правящей и культурной элиты. Строго говоря, партийно-государственная элита СССР совершила в своем сознании тот же поворот, что и элита левой интеллигенции Запада. Там этот поворот, означавший отказ от поддержки советского строя и открытый переход на сторону противника СССР в холодной войне, был организационно и философски оформлен как «еврокоммунизм». К сожалению, мы мало знаем об этом течении, которое оказало огромное влияние на судьбу современного мира, разрушив культуру левого движения, открыв дорогу неолиберализму на Западе и перестройке Горбачева в СССР.
Крах государственности СССР при подрыве его легитимности произошел столь же непостижимо быстро, что и падение самодержавного государства России в феврале 1917 г. Это показывает, насколько хрупко и беззащитно идеократическое государство перед атаками именно в духовной сфере — если найдены уязвимые точки.
Обычные объяснения краха СССР экономическими причинами несостоятельны — это попытка найти простое и привычное толкование необъяснимому. До начала радикальной реформы в 1988-1989 гг. экономического кризиса в СССР не было. Поддерживался ежегодный рост ВВП 3,5%, а главное, делались не только очень большие капиталовложения в производство, но наблюдался и рост капиталовложений. Эти данные были подтверждены в докладе ЦРУ США 1990 г. о состоянии советской экономики (этот доклад потом часто цитировался американскими экономистами). Свидетельством отсутствия кризиса был и тот надежно установленный факт, что даже в 1989 г. более 90% граждан не предвидели в ближайшем будущем никаких экономических затруднений.
Очевидно, что поражение в холодной войне не было связано и с отставанием в военной области. Напротив, СССР разбил сильнейшую армию Германии и ее сателлитов, поддержанную ресурсами всей Европы, а потом добился надежного военного паритета с Западом, имел сильную боеспособную армию и самое современное вооружение. Сама возможность уничтожить СССР военным путем была на Западе снята с повестки дня как стратегическая линия — одна из линий холодной войны. Это само по себе способствовало идейному разоружению. Ницше писал: «Наибольшей опасности попасть под экипаж подвергаешься, когда только что посторонился перед другим экипажем».
Дж.Кеннан сказал в 1965 году, что пpоект НАТО был pазpаботан людьми «неспособными искать благопpиятной пеpспективы pешения евpопейской пpоблемы без абсолютного военного поpажения Советского Союза или без фантастического, необъяснимого и невеpоятного пеpевоpота в политических установках его pуководителей». Военное поражение СССР оказалось невозможным, но второй вариант — переворот в политических установках верхушки КПСС — осуществился, несмотря на то, что в 1965 г. он считался невероятным.
Надо обратить внимание и на странное замалчивание еще одного факта: даже те, кто смутно припоминает, что против СССР велась настоящая война («холодная»), до сих пор не верят в то, что важной частью этой войны была война психологическая. Даже если этот термин и применяют, его считают метафорой. Дело в том, что ведение психологической войны против СССР (а главным в ней как раз и была манипуляция сознанием) замалчивают российские СМИ — как раз те, что и послужили и продолжают служить оружием манипуляторов. Между тем в литературе противников в холодной войне и сама доктрина психологической войны, и факт ее ведения против СССР обсуждаются спокойно. Важен сам факт, что западные пропагандисты официально признавали допустимость «черной» пропаганды в мирных условиях. Но «черная» пропаганда — средство войны. Иными словами, психологическая война, которая была частью холодной войны — не метафора. Термин «психологическая война» даже входит в энциклопедии. Для нашей темы ближе всего такое ее определение: «планомерное наступательное воздействие политическими, интеллектуальными и эмоциональными средствами на сознание, психику, моральное состояние и поведение населения и вооруженных сил противника». Именно такое воздействие и оказывалось на население.
Мы должны принять как исходный пункт для рассуждений и тот факт, что вслед за верхушкой «переворот в установках» совершили и широкие массы трудящихся. Этот факт тяжело признать старшему поколению советских людей, которые предпочли бы свести дело к предательству верхушки и проискам противника в холодной войне. Однако предательство и происки не разрешают проблемы — ведь они не вызвали активного сопротивления. Трудящиеся пассивно приняли главные изменения, и для этого не потребовалось никакого насилия со стороны «предателей» — только воздействие на их сознание.
В массе своей трудящиеся абсолютно равнодушно отнеслись к приватизации промышленности. Ни профсоюзы, ни новые рабочие организации (типа Объединенного фронта рабочих или Союза рабочих Москвы) даже не захотели вникнуть в текст законопроекта, и их активисты имели о нем совершенно превратное представление. Почему рабочие шаг за шагом отдавали свои предприятия на разграбление и ликвидацию? Ведь это их рабочие места, источник хлеба для их семей. Средний рабочий до сих пор уповает на рыночную экономику и все еще надеется, что при капитализме ему создадут такие условия труда, как в Голландии или ФРГ. С какой стати? Там эти условия оплачены трудом филиппинских девочек, которые собирают компьютеры, получая 1 доллар за день — на батон хлеба. Никто русских к эксплуатации «третьего мира» допустить никогда не обещал.
Возьмем еще более очевидное благо — жилье. Советский строй включил его в число основных, предоставляемых бесплатно благ, сделал конституционным правом. 90% семей рабочих уже жили в отдельных квартирах, и положение стабильно улучшалось — СССР был одной из стран, где больше всего строилось жилья (как изменилось положение, видно из рис. 2)185. И вот, это право отнято — и хоть бы один голос протеста раздался из среды рабочих. Полное равнодушие. Как объяснить, что русские рабочие просто выплюнули такое социальное благо, которое было недосягаемым требованием рабочего движения на Западе? Ведь в вопросе жилья и светлый образ Запада должен был насторожить: всем известно, что даже в США огромная бездомность, а свободных квартир везде полно — покупай.
То же самое с медициной. Пусть рабочий поверил, что его районная поликлиника или заводская больница очень плохи — в США лучше. Но разве ему предложили что-то лучшее взамен его поликлиники? Нет, никто ничего не обещал, просто сказали: медицина будет платной. И рабочий согласился! Почему? Откуда следует, что у него будут деньги на врача и на лечение? Ниоткуда не следует. США — самая богатая страна, но там 35 миллионов человек не имеют доступа ни к какому медицинскому обслуживанию. Ни к какому! По какой-то неведомой причине в массе рабочих России вызрело противоречащее здравому смыслу убеждение, что разрушение советского строя жизни и отказ от солидарности будут рабочему выгодны.
Мы можем сделать единственный вывод: согласие на изменение общественного строя в СССР было дано не на основании рационального расчета или практического опыта. Желание этого изменения было внушено массе советских людей, это был результат воздействия на их сознание. Мы, однако, дальше увидим, что «согласие» на изменения достигалось небольшими порциями в ходе очень сложного процесса. Сегодня есть достаточно материалов и длительный временной ряд изменений, чтобы вполне обоснованно утверждать: согласие граждан было получено посредством манипуляции их сознанием, а не благодаря свободному волеизъявлению большинства граждан.
В манипуляции сознанием советских людей не было использовано никаких принципиально новых технологий. Все они были освоены идеологическим персоналом по учебникам, загодя переведенным с английского языка (обычно под видом «критики буржуазной пропаганды»), а также с помощью консультантов. Высокая эффективность программы связана с двумя ее особенностями. Первая в том, что население СССР, а потом России, не было готово к такому воздействию, у него не было иммунитета против него. Вторая особенность в том, что программа манипуляции была проведена как тотальная война против населения, с такой мощностью и безжалостностью, какой не приходится видеть в других странах. Расстрел людей у здания телевидения — символ этой психологической войны.
§ 3. Опытный факт: сдвиг в настроении рабочих
Вот данные об установках многочисленной и влиятельной социальной группы — рабочих. Эта группа реально была наиболее привилегированной в социальном плане и обгоняла по доходам не только крестьян, но и научно-техническую интеллигенцию. Промышленное развитие СССР было устойчивым, и рабочие имели гарантии полной занятости — недостижимое при рыночной экономике благо. Как же менялась позиция рабочих?
Согласно опросам 1989 г., рабочие отрицательно относились к идее смены общественного строя и перехода к капитализму. В этом они резко отличались от технической интеллигенции («специалистов»). В отчете по большому исследованию ВЦИОМ («Есть мнение», 1990) читаем: «Квалифицированные рабочие демонстрируют умеренно отрицательное отношение ко всем трем видам предпринимательства [частное предпринимательство, привлечение иностранного капитала, кооперативы] — „за“ выступают только 10,8%, 6,4 и 5,6%». Позиция подсобных рабочих и учеников практически была такой же.
Безработица отвергалась рабочими как нечто абсурдное, так что и разговора о ней в 1989 г. не могло быть, и ВЦИОМ даже не задавал о ней вопросов. Горбачев специально пресек всякие опасения, связанные с безработицей, заявив, что в СССР ее не будет никогда.
Какое новое знание о частном предпринимательстве и о безработице получили рабочие с 1989 по 1991 г.? Только отрицательное. Первые же совместные предприятия и кооперативы заслужили дурную славу и оказались всего лишь инструментами для расхищения общественного богатства и дикого обогащения «собственников» и вороватых бюрократов. Иными словами, практический опыт никак не мог содействовать изменению мнения рабочих в лучшую сторону. Но ведь это мнение изменилось радикально (пусть лишь на время, необходимое для проведения приватизации).
Вот данные опроса, проведенного Институтом социально-политических исследований АН СССР в апреле-мае 1991 г. на трех больших заводах в Москве, Тамбове и Шадринске. Самая большая группа рабочих (29%) пожелала идти «по пути развитых капиталистических стран Запада к обществу свободного предпринимательства» (один из респондентов даже приписал в анкете: «Вперед, к победе капитализма!»). За государственную и кооперативную собственность на средства производства высказались 3% рабочих. По этим вопросам рабочие наконец-то заняли позицию, неотличимую от позиции «специалистов» тех же заводов186.
Резко изменилось и отношение рабочих к безработице. Теперь 54% согласились с тем, что небольшая безработица полезна и необходима, и лишь треть заявили, что они категорически против безработицы в СССР, т.к. любая безработица вредна и бесчеловечна. «Специалисты», как и раньше, были почти все поголовно за безработицу (96%).
Заметим, что оговорка «небольшая безработица» есть уже прием манипуляции сознанием, и включение такого понятия в опрос — на совести социологов. Для человека не существует большой или малой безработицы, она для него всегда тотальна, абсолютна. Или ты работаешь и получаешь законный доход — или ты безработный. Работа тайком, урывками, на теневых контрактах разрушает человека как социальную личность почти так же, как безработица.
Каким же образом можно было достичь принципиального изменения установки рабочих по самому главному вопросу их социального положения — при том, что все первые шаги к капитализму значительно и наглядно ухудшали их жизнь? Только путем мощного и постоянного «промывания мозгов», интенсивной манипуляции сознанием. Рабочим в массе внедрили желания, прямо противоречащие их интересам.
О том, что они стали жертвой манипуляции, говорят данные того же опроса в трех городах. Они показывают, что мышление рабочих стало резко некогерентным. Выступая за переход к капитализму и зная, что это приведет к безработице и резкому социальному расслоению, рабочие вовсе не строили иллюзий относительно своей собственной судьбы. Лишь 25% рабочих были «оптимистами» и надеялись при этом пробиться в «средний класс». 28% «сомневались», а 49% были «пессимистами» — предвидели, что обнищают. На деле пессимистами были обе эти категории — 77% рабочих.
Это самоотречение уже нельзя отнести за счет патриотизма («пусть я сам и мои близкие пойдем на дно, зато моя Родина станет процветающей капиталистической страной»). Опрос показал именно утрату чувства Родины — 36% рабочих выразили желание поехать на заработки за рубеж, и еще 12% — уехать за границу насовсем. Таким образом, поддерживать социальные изменения, которые несут бедствие тебе и твоему сословию, рабочие могли только вследствие идеологического воздействия.
Эту манипуляцию можно трактовать как преступную, поскольку в ней был заложен явный обман. Не только в выступлениях политиков и в СМИ постоянно звучала мысль, что в переходный период рабочих ждут лишь кратковременные трудности, но эту же мысль социологи включали в опрос как гарантированное условие. Говорилось о «мерах преодоления экономического кризиса, которые вначале, в течение одного-двух лет, приведут к снижению уровня жизни людей, а затем к заметному, устойчивому улучшению жизни народа». Это — подлог. Никаких оснований обещать респондентам улучшение через один-два года исследователи не имели, они здесь выступили как манипуляторы, выполняющие политический заказ.
В этом пункте рабочие в основном проявили себя как доверчивые люди. Лишь 26% в принципе отвергли политику, заранее ведущую к ухудшению жизни народа. 60% такую политику принимали «в случае какой-то гарантии, что жизнь затем станет лучше». Какой-то гарантии! Куда уж еще больше гарантий, чем Ельцин — он же пообещал лечь на рельсы.
Но важна даже не столько ошибочная оценка будущего, сколько заторможенная реакция на настоящее. Ведь в ходе реформы произошло небывалое снижение уровня оплаты труда по сравнению с советским строем. В СССР рабочий получал 1,6 рубля в час. Для удовлетворения основных жизненных потребностей (пища, жилье, транспорт) это было примерно столько же, сколько получал рабочий на Западе (8-10 долларов в час). По автомобилям и видеомагнитофонам не дотягивали, но надо все же брать главное. За час труда на советском заводе человек в 70-е годы получал в среднем цену 9 буханок хлеба или 16 литров бензина марки АИ-93 (в 80-е годы 8 литров бензина). Хлеб и энергия — абсолютные, всеобщие эквиваленты жизнеобеспечения. Сегодня рабочий в РФ в среднем получает около полдоллара в час. Это теперь 2 буханки хлеба или 2 литра бензина. И масса рабочих — не против этого строя! Новосибирск — город с полутора миллионами самых квалифицированных рабочих и инженеров — дважды проголосовал за Ельцина.
Смена главных установок рабочих всего за полтора-два года в направлении, противоположному воздействию практики, должна была бы стать объектом глубоких исследований. Это — признак исключительной неустойчивости общественного сознания важной социальной группы. Пока что мы можем лишь приблизительно обрисовать всю систему агентов и технологии воздействия на сознание рабочих (например, явно недооценивается огромное и постоянное влияние на рабочих инженерно-технических работников, «специалистов», которые постоянно находятся рядом с ними). Но пока что зафиксируем сам факт: без общественного диалога и без предоставления убедительных доказательств, вопреки уже получаемому практическому опыту, рабочих смогли склонить к поддержке слома всего их жизнеустройства.
§ 4. Опытный факт: манипуляция в законодательстве
Манипуляция с законом, то есть такое его изменение, которое производится незаметно для общества, без диалога и обсуждения, относится к разряду крупных операций. В них сочетаются обычно и сокрытие цели, и подмена понятий, и акции по отвлечению внимания и отключению памяти.
Предпосылкой для успешной манипуляции в этой сфере в России было особое отношение к праву, присущее любому традиционному обществу, даже усиленное за годы советской власти. Традиционное право малоподвижно и находится под постоянным контролем общей («тоталитарной») этики. Законы в такой системе права коротки и просты, они долгое время не меняются — они «незыблемы». И у людей возникает уверенность, что никакой крючкотвор не может незаметно внести в закон неблагоприятных изменений. А если кто-то и посмеет это сделать, некая высшая сила, хранительница общей совести, обязательно поправит дело.
В годы перестройки такое отношение к закону специально усиливалось постоянным напоминанием мифа о том, что «законы на Руси не исполняются». Поэтому, мол, заботиться о том, что творится в сфере законодательства, нет нужды. Бдительность в отношении правовых актов была отключена не только у массы граждан, но даже и у депутатов Верховных Советов. Уникальным и до сих пор таинственным случаем немыслимой манипуляции сознанием депутатов останется в истории ратификация Верховным Советом РСФСР документа о роспуске СССР в декабре 1991 г. За него проголосовали без всяких прений, перед обедом, как за совершенно ничтожный рядовой документ. Заподозрили неладное и проголосовали «против» только 5 депутатов.
Многие деятели из окружения Горбачева и Ельцина активно настаивают на том, что резкое ухудшение жизни трудящихся произошло как-то стихийно, в результате непредвиденных трудностей «переходного периода». В качестве меньшего зла они принимают упрек в том, что перестройка и реформа велись без продуманной программы («никакого проекта не было»). Это — наивная уловка.
Свидетельством того, что существовала не только программа со строгой последовательностью шагов, но и целая система мер по прикрытию и маскировке важных действий, служат потрясающие случаи полной утраты гражданами чувства социальной опасности. В 1988-1991 гг. целые классы и группы нашего общества и представляющие их организации вдруг потеряли способность замечать действия политиков, которые вели к важнейшим долговременным изменениям в положении этих классов и групп. И дело не только в том, что были блокированы «сигнальные системы», которые могли бы привлечь внимание людей, предупредить об опасности, потребовать диалога и т.д. Представители трудящихся, которых вряд ли можно заподозрить в предательстве и которые имели доступ к информации и даже были обязаны ее изучать (например, депутаты), читали тексты — и почему-то не понимали их смысла. Их сознание было отвлечено, как отвлекают ребенка погремушкой.