— Он не откроет. Сидит, небось, в обнимку с унитазом. Ломайте дверь. Не бойтесь, с Антоном сама поговорю.
   Значит все-таки клятая шкура привела не ментов — дружков своего любовника.
   Посыпались сильные удары. Били ногами, пытались отжать полотно какой-то подобранной железкой. Дверь скрипела, охала, но держалась.
   Парень представил себе страх, охвативший жильцов дома, несмотря на тяжелую, почти безвыходную обстановку, издевательски усмехнулся. Звонят, небось, в отделение милиции, требуют немедленной помощи. А что для госбезопасников родная милиция, когда они сейчас полные властелины страны? Что касается осажденого в квартире человека, то она для него тоже не спасительница. Скорее, наоборот, мигом напялят на лапы горе-налетчика ментовские украшения.
   Поняв, что с дверью не так-то просто сладить антоновцы помедлили и несколько раз выстрелили по замкам из пистолетов.
   Ах, так, возмутился Родимцев, ну, что ж, мы тоже не беззубые!
   Он выпустил бесприцельно добрую половину обоймы. На лестничной площадке послышался испуганный девичий вскрик — будто по сердцу парня ударили. Неужели одна из пуль задела Симку?
   А ему что до этого — сама напросилась, попытался успокоить себя Родимцев. К тому же, девушка, наверно, кричала не от боли — от бешенства и ненависти. И — к кому? К недавнему возлюбленному, под ласками которого она млела, которому клялась в вечной любви, от которого мечтала забеременеть?
   Николай послал в дверь ещё несколько выстрелов. Для большей надежности придвинув к ней тяжелый шкаф с одеждой и обувью.
   — Попытайтесь головами — лучше выйдет, — громко посоветовал он.
   В ответ ударили из автомата. Пуль фээсбэшники не жалели, любая из них могла для осажденного парня стать последней. Пришлось перебазироваться в комнату, пристроиться за старомодным комодом…

Глава 5

   Родимцев вынырнул из полузабытья около пяти утра. Трудно сказать, спал ли он или просматривал последний отрезок своей многострадальной жизни. Тем более, что через каждые двадцать-тридцать минут открывал глаза, прислушивался. Ему казалось, что в темноте, скопившейся под деревьями, подкрадываются неясные фигуры, слышится негромкое щелканье автоматных предохранителей.
   Какой уж тут сон?
   От Московской окружной автодороги доносился гул проносящихся автомашин. Не спит Кольцевая, ни днем, ни ночью не спит, ничего не боится, неожиданно позавидовал беглец. А он, будто заяц, преследуемый двумя сворами соперничающих между собой борзых.
   В конце концов, рано или поздно, они настигнут его, раздерут на части и каждая унесет для доклада своему боссу частицу изрешеченной пулями шкуры. Бандиты — своему авторитету, фээсбэшники — Антону.
   Ну, бандиты — с ними все ясно, примитивная месть за изуродованного дружана и другого, помеченного удачным выстрелом горе-рэкетира. А Антон…
   Неужели капитан госбезопасности станет мстить бывшему хахалю своей любовницы? Да ещё как мстить — со стрельбой на поражение?
   Родимцев снова закрыл глаза. И сразу в голове проявилась скрытая видеокамера. Уютная квартирка, в которой его вчера чуть не пришибли. На разложенном диване, в любимом своем прозрчном сиреневом халатике — Симка. Под халатиком — нагое тело. Девушка не любит носить дома бюстгалтеры и трусики, об»ясняет: тело должно отдыхать, дышать воздухом.
   Мысленно Родимцев жадно всмотрелся в до боли знакомые выпуклости и впадины. Даже пальцы автоматически зашевелились от нестерпимого желания.
   По комнате расхаживает в одних плавках Антон. Мускулистый, с накачанными бицепсами и выпуклой грудью. Николай ни разу не видел своего соперника, но почему-то уверен: сильный мужик. Хлюпик ни за что не сооблазнил бы привередливую телку.
   Родимцев, будто на яву, слышит похвальбы соперника, видит в его руках свою отрезанную голову. Симка любила, занимаясь сексом, запускать тонкие пальчики в волосы партнера, терзать коготками его затылок. Теперь она радостно хихикает, брезгливо пожимает плечиками. Дескать, выбрось эту гадость в мусоропровод и поскорей иди ко мне. Сколько можно томиться? Я уже давно готова принять тебя…
   Николай поспешил открыть глаза. Видеопленка, наверно, поперхнулась сжигающей парня ненавистью — ослепла и оглохла.
   Все, хватит ковыряться в постигших его несчастьях! Любые переживания подтачивают волю, выращивают безнадежность. Безволие в его положении — первый шаг к гибели.
   В шесть утра беглец притаился неподалеку от Кольцевой. Ехать в город с раной на щеке и в изорванной одежде опасно, первый же мент почует неладное и отбуксирует подозрительного парня в отделение. Извлекут его оттуда сотрудники госбезопасности и переселят в собственную тюрягу.
   Остается одно — воспользоваться легковушкой. Нет, не напроситься в пассажиры — ни за что не возьмут, побоятся. Нужно воспользоваться машиной без разрешения и согласия. Побежит водитель в кусты справить малую или большую нужду, оставит в спешке ключ в замке зажигания — прыгнуть и рвануть с места в карьер — секундное дело.
   Правда, вариант, если честно признаться, на тройку с двумя минусами. Подловят менты — три года на ушах, париться на зоне. Перспектива отвратная, свобода дороже всего, пусть даже сейчас она — чисто условное понятие — урезана по самые кругленькие.
   Но другого выхода не существует.
   А вот и место, подходящее для задуманной операции! Неподалеку — площадка отдыха уставших водителей. В стороне — отхожее место. На переднем плане — сбитый из досок стол с двумя скамьями. Здесь же — непременная шашлычная: пышущая жаром жаровня, на шампурах нанизаны кусочки мяса, аромат которого щекочет пустой желудок.
   Николай достал бумажник, пересчитал лежащие там деньги. Пожалуй, на один шампур хватит. А дальше как жить? Нет, не стоит рисковать — потерпит, не подохнет.
   С независимым видом закурил сигарету, заодно загляул в оттощавшую пачку. Пять штук! Придется ограничиться одной в полтора-два часа. Доберется до гаража Сансаныча, добрый, глуповатый мужик ссудит либо куревом, либо деньгами.
   Заглядывать в будущее не хотелось, оно настолько туманно, что на два шага не различить даже контуров. Присел на пень неподалеку от сооблазнительной жаровни. Будто проверял свою волю.
   — Хочешь хавать, дружан?
   Черномазый торговец шашлыком, видимо, парился либо в изоляторе, либо на зоне — бодро, без запинки ботал по фене. Но не издевательски — сочувственно. Или Родимцев ошибается, или судьба послала ему второго добряка. Судя по всеобщему дефициту в России доброты — невероятное везение. Даже не верится.
   — Карман продырявился, филки пропали, — беззаботно рассмеялся Николай. — За так не накормишь, ведь? Нынче в России даже поссать юесплатно не удается.
   — Не говори, дружан, — вздохнул черномазый. — Времячко приспело — не дай Бог… Похавай шампурчик, небось, не обеднею. Все одно клиенты мимо проезжают, торопятся загребать башли. Рано еще. Через пару часов отбоя не будет.
   Для вида поколебавшись, Родимцев подошел к жаровне. Продавец выбрал два шампура, которые — помельче, обильно полил их ароматным соусом. Первый кусок Николай стянул медленно, как бы не хотя. Желудок требовательно заурчал — потребовал более активного продолжения трапезы.
   — Пять лет парился в Мордовии, — ловко готовя запасные шампуры, откровенничал шашлычник. — Наехали с дружаном на одну богатую хату — менты засекли. Дружана окрестили на семь с конфискацией, меня — на пять. Оголодал — страшно сказать, от баланды нутро выворачивало. Ништяк, выдержал, не подох. Освободился — завязал узелок. Как вспомню лагерную баланду — дрожу. Лучше не попадаться. Вот и стал промышлять шашлычком… А ты — в бегах?
   Признаваться на сто процентов — глупо и опасно. Но не ответить на откровенность откровенностью Родимцев посчитал недостойным культурного человека. Мать не раз твердила: ты, сын, из интеллигентной семьи, мать — инженер, отец — бывший кандидат наук, сейчас — видный предприниматель. Учти, люди оценивают друг друга по манере общаться.
   — Нет, не в бегах. Пасут и мышинные тузы, и шестерки одного авторитета. Вот и не знаю, куда податься. Видишь, на щеке — рана? Пулей задело. В таком обличьи гулять по улицам…
   — Да и лепень на тебе продырявленный. Сразу видно — пулями… Значит, решил угнать тачку? — перебил черномазый. Сообразительный попался парняга, ничего не скажешь. — Сделать это одному — легко просадить понты. Ништяк, не штормуй, кореш, помогу. Наскочит фрайер — задержу его, а ты…
   — Спасибо тебе!
   От избытка чувств Родимцев чуть не стиснул щуплого паренька в об»ятиях. С трудом удержался — ограничился благодарной улыбкой. Шашлычник понял, с деланным равнодушием кивнул и подал ещё один, не запланированный шампур.
   Николай отошел в сторону. Прежде чем сжевать угощение, достал носовой платок и перевязал щеку. Со стороны — у парня разболелись зубы. Правда, полностью скрыть рану не удалось — щека разбухла, по ней расползся багровый отек.
   Первой на площадку влетала «вольва». Водитель шикарно развернулся носом к дороге, затормозил. Из машины вылез толстяк с приспущенным галстуком. Родимцев поднялся было, но тут же снова опустился на пенек. В салоне осталась пухлая брюнетка. Кавалер что-то сказал ей, наверно предложил прогуляться, полакомиться шашлычком на свежем воздухе, но дама манерно покачала головой. Дескать, предпочитаю велюровый салон.
   После «вольвы» — получасовой перерыв. Легковушки проносились мимо, их владельцев не сооблазняли шашлыки, они, видимо, предпочитали удобные рестораны.
   Наконец, подрулил японский джип. За рулем — сухопарый мужик в золотых очках. Один, без дамы и телохранителей. Минут десять посидел в машине — наверно, слушал по приемнику последние известия, или — репортаж о футбольном матче. Наконец, вздохнул, выбросил недокуренную сигарету и, не выключая двигатель, подошел к жаровне.
   Шашлычник выразительно подмигнул Николаю. Давай, дескать, кореш, действуй, тачка — класс. Родимцев ответил благодарным кивком и медленно, будто прогуливается, направился в сторону джипа.
   — У тебя — собачатина или кошатина? — спросил мужик, подозрительно оглядывая шампуры.
   — Обижаете, господин, — плаксиво прогундосил дорожный предприниматель. — Чистейшая баранина. Наша фирма дорожит вниманием клиентов… Разрешите, я вам поджарю свеженького… Сколько возьмете: три шампура, четыре?
   — Ну-ну, все вы — хваткие. Ишь разогнался — три-четыре. Ежели понравится, парочку осилю… А соусы какие? Небось, давно провонялись?
   — Свежайшие! У нас соусами и приправами занимается один старичок-китаец. Мастер! Мы их в специальной таре держим. Сами можете убедиться.
   Не дослушав до конца, Николай подобрался к джипу, забрался в салон и с ходу включил вторую скорость. Позади — истерические вопли ограбленного бизнесмена. Ему вторит хитрец-шашлычник…
   Москву Николай знал не просто хорошо — превосходно. За два года до суда, в результате которого он очутился в заключении, отец предложил ему подработать. Задача простая: вместе с водителем развозить на «каблучке» заказанные изделия.
   По утрам курьеру вручался список с адресами и специальные, заполненные бланки заказов. Получив изделие, клиент должен был расписаться на этом бланке. Вечером Родимцев сдавал пачку заказов в обмен на причитающуюся ему довольно солидную сумму.
   Поэтому он отлично изучил не только главные улицы — переулки и проезды. Не раз приходилось для ускорения пользоваться проходными дворами. Правда прямая всегда короче извилистых кривых, а курьеру приходится торопиться. По принципу: волка ноги кормят.
   И все же сейчас парень не решился использовать кратчайший путь через центр города. Точно так же не поехал по кольцевой дороге, где на каждом километре — по два мента. Погнал украденный джип по городским окраинам.
   Не доезжая до гаражного кооператива, за два квартала припарковал машину в каком-то дворе, рядом с выставленными, будто на продажу, «вольвами», «мерседесами», «ауди», «бээмвушками», родными «жигулями» и «москвичами». Старательно протер сидение, рулевую баранку, рычаг переключения скоростей. Так будет надежней. Поправил с»ехавшую повязку и, крадучись, осматривая каждый закоулок, пробрался на старое место — туда, где в нише замаскирован пустой «макарыч». Использовать его без патронов не удастся, а вот напугать можно.
   Соваться внутрь гаражей с побитой мордой и порванным пиджаком — все равно, что подставлять лапы под ментовские браслеты. Сторож-дедок, наверняка, сидит на лавочке, греет солнечными лучами древние свои мощи, он, конечно, запомнил парня, которого увез на своей «оке» Сансаныч. Трекнет живой скелетина тем же фээсбэшникам — не только свободы, но и жизни лишишься.
   Придется дождаться темноты. Правда, территория гаражей освещена, но свет — скудный, авось, не станут вглядываться. С учетом завязанной носовым платком пораненной щеки и кое-как зашпиленного рукава — маленькая гарантия безопасности.
   Наконец, когда стемнело, старикан отправился в сторожку чаевничать. Николай тенью проскользнул под опущенным шлагбаумом.
   Какой же он все-таки баламут! Надо было спросить у владельца «оки» более точный адрес его гаража. Теперь придется обращаться с распросами, демонстрировать побитую морду. Но иного выхода нет.
   — Простите, не подскажете, как мне найти Сансаныча? — вежливо обратился он к мужчине средних лет, который безнадежно разглядывал днище своей потрепанной «волги». — У него — «ока» красного цвета…
   — Ты, случайно, не механик?
   — Вроде того, — не стал отнекиваться Родимцев. — А что, похож?
   — Есть малость… Тут, понимаешь, кардан накрылся, а я только и умею. что вертеть баранку. Не поможешь? Как водится, отблагодарю, за мной не заржавеет.
   Признаться, что даже примитивное для настоящих автомобилистов словечко «кардан» для него — тайна за семью печатями, неизбежно вызвать подозрение. Как так, только-что согласился: да, механик, и вдруг ничего не понимает.
   — Обязательно помогу. Только сначала повидаюсь с Сансанычем. Срочное дело.
   Мужик обреченно махнул рукой.
   — Твой дружок по дешевке купил какого-то дырявого «опеля», днюет и ночует под ним. Попадешь к нему в лапы — ни за что не отпустит… Ладно, парень, двигай ходулями. Обещал заглянуть один умелец — ожидаю его.
   И автолюбитель, безнадежно разглядывая злополучный кардан, словесно нарисовал за каким углом, в каком ряду «проживает» счастливый владелец иномарки.
   Ворота с калиткой, ведущие в гараж, так же темны, как и у соседей. Николай приложил ухо к щели, прислушался. Какой-то скрежет, негромкое недовольное ворчание работающего человека. Значит, хозяин гаража на месте, трудится.
   — Сансаныч, — негромко позвал он, осторожно постучав в металлическую калитку. — Это ты?
   Неожиданно калитка открылась. Изнутри она была завешана темным одеялом. На фоне света от лампы, подвешенной под днищем машины, фигура заядлого автомобилиста напоминала черта, покинувшего Преисподнюю. Грязный, в подтеках масла, покрытый ржавчиной, комбинезон, такое же грязное лицо.
   — Николай? Быстро же обернулся, беглец! Я уж думал — в живых нет. Вчера наведались ко мне твои недруги — сторож, кол ему в задницу, нацелил. А мне что? Да, мол, сговорился с парнем добросить его до… Химок. Тот хорошую деньгу пообещал… Долго мутузили меня, подходили и слева, и справа, грозились, обещали одарить баксами. Шиш им! Утомились дерьмовые сыщики, отстали… А ты где ночевал? Небось, валялся с какой-нибудь красоткой? Как рана? Болит?
   Десятки вопросов, отвечать на которые — зря терять время. Ибо они, эти вопросы-ответы, походят на разноцветные детские мячики. А у Родимцева после практически бессонной ночи и нечеловеческого напряжения при угоне джипа единственное желание: расслабиться, забыться.
   Сансаныч посторонился, пропуская гостя. Понимающе кивнув, быстро убрал со стоящего в глубине разбитого дивана, выброшенного кем-то за ненадобностью, какие-то детали, железяки, инструмент. Бросил в изголовье грязный ватник. Отвернулся и по-бабьи приложив ладонь к щеке принялся оглядывать иномарку. На подобии доктора, который никак не может поставить больному диагноз.
   Над смотровой ямой на домкратах подвешен на талях полуразобранный «опель». Рядом с ним — снятый двигатель. По другую сторону — колеса. Впечатление — машина лежит на операционном столе, «хирург» отрезал органы, подлежащие «лечению».
   — Ложись. Спи. Понимаешь, счастье мне подвалило — за бесценок купил раздолбанную иномарку. Вот и вожусь, привожу в порядок.
   — А «оку» продал? — с трудом ворочая онемевшим языком, безразлично спросил Родимцев. Сейчас его интересует только один диван, но сразу завалиться на него — невежливо. — Жалко. Хорошая тачка.
   — Как это продал? — немедленно возмутился хозяин. — Ни за что! Скоростная, проходимая и вдруг — продал? Сосед мой на два года уехал за границу, разрешил пользоваться своим гаражом. Туда я и поставил красавицу… Есть хочешь?
   На дальнейшие вопросы и ответы не было сил. Не отвечая, Николай доковылял до дивана, рухнул на него и отключился.
   Проснулся он в полдень. Не сам проснулся — разбудил хозяин, уронивший на бетонный пол тяжелую болванку. Долго не вставал, ворочая очумелой головой, пытаясь понять куда забросила его судьба?
   — Ну, и здоров же ты спать! Чуток меньше суток — на одном боку. Долго проживешь, кореш!… Прости, разбудил, — в заключении виновато пробурчал Сансаныч, потирая ушибленную ногу. — Чертов кардан никак не поддается.
   Второй раз Николаю приходится слышать словечко «кардан».
   — Ничего страшного, уже выспался. Послушай, Сансаныч, вчера, когда я искал твой гараж, пристал один мужик. Решил, что я — механик. Тоже твердил о каком-то вышедшем из строя кардане, просил исправить. Пришлось пообещать. Это — не опасно?
   Сансаныч рассмеялся.
   — Негошев, — безошибочно определил он. — Не бери в голову, дружок, он тут же забыл о твоем существовании. С башкой у него какие-то проблемы. Машина в полном порядке, все её болезни придуманы… Есть будешь?
   На дважды повторенный вопрос отозвался не голос — желудок. Что для молодого крепкого парняги какие-то два шампура шашлыков? Да и то изготовленных неизвестно из какого мяса: то ли собачатины, то ли кошатины? Ведь не так просто заподозрил шашлычника сухопарый хозяин джипа.
   — Прости, ничем ответить не могу, — покаянно признался Родимцев, разводя руками. — Гол, как сокол.
   — Переживу. Расплатишься натурой — поможешь подковать нового моего конька. — весело сообщил хозяин, расставляя на застланном газетой верстаке миски и кружки. — Разносолов бизнесменских не держу, колбаса и сыры — не по пенсионным достаткам. Обойдемся черняшкой с луком и селедочкой. Ежели не считать яиц вкрутую. Знатная закуска! А чтобы она в горле не застряла, промочим самогончиком. Здесь у меня в подвале — целый спиртоводочный завод. Сам оборудовал. Не дай Бог, прознают менты — табунами будут наведываться…
   — Арестуют?
   — Да ты что, сбрендил? Кто же будет забивать дойную коровку? Просто ополовинят мои запасы…
   Выпили по полкружечке. Больше Сансаныч не дал — предстоит работа, дрожащиими руками многого не сделаешь. Дружно навалились на селедку с луком, облупили по два яйца. Расщедрившись, хозяин открыл трехлитровую банку клубничного компота. Запили.
   — Ну, все, — свалив грязную посуду в ведро, Сансаныч удовлетворенно помял тощий живот и полез в смотровую яму. — Твоя задачка простая — станешь на первых порах подавать мне инструмент. Потом научу крутить гайки… Там, под диваном, лежит ещё один комбинезон. Переоденься.
   — Сделаю, — поспешно переодеваясь, пообещал «подмастерье». — Не сомневайся, Сансаныч, все выполню.
   Усомниться в способностях помощника все же пришлось. На требование подать ключ на тринадцать Николай, поколебавшись, притащил на, всякий случай, всю тяжелую сумку с ключами. Услышав требование подать головку на десять, недоумевающе помотал головой. Ничего не поделаешь, не приходилось парню слесарить.
   — Ты, мать твою вдоль и поперек, где рос? По виду — работяга, а на деле — руки растут не из того места, — беззлобно ворчал Сансаныч. — Ну, ничего, у меня наблатыкаешься, научу отличать девку от бабы…
   И, действительно, учил. В основном, без матерков, терпеливо, но нередко срывался — поливал неумеху такими ядренными выражениями, что услышь их женщины попадали бы в обмороки. Родимцев терпел нравоучения мастера, не обижался.
   Постепенно он отходил. Рана на щеке подсохла, превратилась в багровый шрам, опухоль опала. Николай перестал вздрагивать, когда в гараже появлялись многочисленные знакомые Сансаныча. Постепенно приходила уверенность в безопасности. Бандиты, преследующие его, успокоились, посчитали — удрал из Москвы. Шестерки Антона занялись исконним своим делом — пасут иностранных шпионов и российских их агентов. Бывший любовник Симки их больше не интересует. Невелика фигура для по уши загруженного ведомства.
   И все же он старался покидать гараж только по крайней нужде.
   Часто думал о матери. Вернулась она с работы — сына нет, приготовленная им сумка попрежнему стоит в прихожей. Неужели бросилась искать его по моргам и отделениям милиции? Ну, нет, для этого мать — достаточно умная женщина, должна понимать: кроме вреда для исчезнувшего сына своими поисками она ничего не добьется.
   Через пару недель к ремонтникам заглянул молодой парень в модном костюмчике с кейсом в руке.
   — Сансаныч, не посмотришь мою тачку? Почему-то не заводится… Ба, да ты обзавелся помощником?
   — Племяш приехал из Ярославля, — неловольно пробурчал умелец-автолюбитель, выбираясь из смотровой ямы. — Помочь не могу — занят. А ты, Степка, скидавай пиджачишко, засучивай рукава да кумекай мозгой. Перво-наперво проверь поступает ли в карбюратор бензин. Второе — имеется ли искра. Или — столько накачал топлива, что двигатель захлебнулся. Дай ему опомниться, пережевать.
   — Тороплюсь я, понимаешь? Нет времени. Может быть, твой помощник поглядит, а? Уплачу, как положено, не обижу.
   — Мелко плавает мой для проверки двигателя. Учу его, учу, да пока без толку… Обратись к Трифоновичу. Тот за стольник черта выучит плясать. Не откажет.
   После того, как обескураженный бизнесмен покинул гараж, Сансаныч старательно обтер измазаные маслом руки, беспокойно заходил по гаражу.
   — А вот это уже серьезно. Степка за взятки и пьянки уволен из милиции, сейчас занимается каким-то бизнесом. Наверно, на старом месте службы было прибыльней и вольготней — мечтает о реабилитации. Как бы он не навел бывших своих дружков? Уж очень внимательно разглядывал твою щеку…
   — Думаешь, продаст?
   — И не поморщится… Короче, жаль, конечно, но придется тебе менять местожительство. Ежели неделя пройдет спокойно, наведайся. Авось, обойдется…
   Другого «местожительства» для беглеца не существует, но и оставаться у Сансаныча нельзя. Не только из-за собственной безопасности. Повяжут его в гараже, обязательно окольцуют и хозяина. За укрывательство опасного преступника.
   — Обо мне не беспокойся, дружок. В подвале имеется несокрушимое алиби. В виде трех бутылей едучего самогона. Ни олин мент не откажется продегустировать, — Сансаныч вкусно пожевал сухими губами. Будто попробовал свое «несокрушимое алиби». — Признаюсь, неохота тебя отпускать, понравился ты мне, но подставлять — грех брать на душу… Сделаем так: выйдешь через задние ворота кооператива. Они не охраняются. Затаишься в кустах на повороте к магистрали. Оседлаю свою красавицу — подвезу, куда скажешь.
   Николай безвольно улыбался. Главный вопрос — где укрыться? — остается безответным. К матери дорога перекрыта, там его в момент окольцуют, не исключается, что дружаны Антона устроили там засаду. Окурок не примет — побоится осложнений, как обычно, сошлется на жену и её родича-мента. Имеются, конечно, знакомые по школе, по зоне, по работе у отца, но все эти люди ненадежные, среди них может оказаться стукач.
   Как всегда, Родимцев понадеялся на свое неизменное везение. Прогуляется по задам вечерней столицы — авось, что-нибудь и придет в голову.
   — Порешили?
   — Да… Спасибо тебе, Сансаныч, при случае — расквитаюсь.
   — Обойдусь, не заржавею. Поторопись, Колька, дерьмовый стукач, небось, уже сидит в ментовской и подтирает слюнки…
   Когда Родимцев, предварительно оглядев проезд, выскользнул из гаража, он понял — прав был Сансаныч, выпроваживая его. Метрах в трехстах, под уныло моргающей на столбе лампочкой размахивал руками стукач, то и дело кивал на гараж пенсионера. Его внимательно слушали трое парней — явно ментовского происхождения.
   Николай подумал не о собственной безопасности, не о том, что антоновцы или менты сейчас блокируют все в»езда и выезды. Не исключая задних ворот. Он забеспокоился о Сансаныче. И в ходе предварительного следствия, и в следственном изоляторе, и на зоне недавний зек отлично изучил повадки рыбаков, вертухаев, патрульных и прочей нечисти. Им задержать и избить безвинного человека — обычное мероприятие, за которое можно отхватить продвижение по службе, премии и награды.
   Затаившись в кустах рядом с выездом на магистраль, Родимцев решил: схватят Сансаныча — добровольно отдастся в руки преследователям. Понимал — и друга не выручит, и сам пострадает, но иначе поступить просто не мог.
   Когда, наконец, возле кустов притормозила красная «ока», Николай облегченно задышал — все тревоги позади. Оглядевшись, уселся рядом с водителем.