Страница:
Автобус двигался на удивление ходко и доставил полковника на остановку «Дачи» через пятнадцать минут. Всю дорогу Федорчук волновался, «прорабатывая» различные варианты разговора с продавщицей яблок. Просто купить и уйти — зряшная потеря времени. Нужно завести доверительнвй разговор, направив его на подозрительных обитателей соседнего особняка.
Как это сделать?
Все оказалось намного проще, нежели он думал. Проще и…сложней. Ибо первая неприятность ожидала сыщика-любителя сразу же после того, как он покинул автобус.
В остановочном павильончике дремал старичок. Но Владимиру Ивановичу показалось, что дед только делает вид, что спит, а на самом деле внимательно изучает вышедших из автобуса пассажиров. По неопытности он видел в любом человеке «пастуха» бандитов. Поэтому, решил играть роль этакого наивняка, разыскивающего продавщицу яблок. Тем более, что это не так уж далеко от действительности.
— Не подскажете, как найти Евдокию?
Дедок не пошевелился, только приоткрыл один глаз. И…снова закрыл. Пришлось потрогать его за плечо.
— Какую-такую Евдокию? — открыл оба любопытных глаза старик. — У нас что евдокий, что марий — полная котомка.
— Мне нужна та, которая торгует яблоками.
— Так бы и сказал, — неизвестно на что обозлился дед. — Енто Евдокия-сторожиха… А по какой надобности ищешь ее? Ежели побаловаться — зря, она баба нравственная, спит только с одним мужиком. Так что, мил-человек, ничего у тебя не получится…
— Мне — яблок…
— Знаем мужчинские яблоки, — на неожиданно высокой ноте заверещал растревоженный старик. — От ентих яблок дети нарождаются… Сичас пойдет автобус в обратную сторону — садись и поезжай… Ишь ты, яблочек ему захотелось! Ты лучше наших баб не тревожь, сучье вымя, а то так огрею палкой — не возрадуешься!
Наверно, у древнего деда от старости поехала крыша!
Федорчуку с трудом удалось убедить местного стража нравственности в абсолютной чистоте своих помыслов. Поклялся в том, что даже не помышляет нарушить покой сторожихи. Он даже вспотел от усердия и едва не протер дырку на покрасневшей лысине.
В конце концов, дедок успокоился.
— Так бы и сказал, што по коммерческой надобности, а то крутит на воде круги… Войдешь в енти ворота, пятый дом по правую руку… Узнаешь сразу — на крыше приделан петух из жести…Токо гляди: омманешь — мозги вышибу!
В заключении дед потряс перед носом подозрительного мужика увесистой палкой. Для профилактики. Несмотря на все старания, Федорчук так и не добился полного доверия.
Охранники дачного поселка пропустили семенящего старичка без проверки и распрашиваний. Ограничилась прощупывающими взглядами. Да и к чему терять время для проверки деда, какой он может принести вред владельцам особняков, если пальцем тронь — повалится?
Неумело изображая смертельно больного человека, Федорчук поплелся вдоль заборов, огораживающих залесенные участки. Миновал коттедж с петухом на крыше, неуверенно потоптался и возвратился к нему.
Евдокия видела в окно маневры вчерашнего покупателя и торжествовала: значит, по вкусу пришлись её яблочки, если приехали за добавкой.
Появление в коттеджном поселке незнакомого человека насторожила охрану соседнего особняка.
— Гляди, Завирюха, какой-то хмырь обьявился, — подозвал старшего дежурный боевик. — Чешет прямо к твоей бабе…
— Ништяк, не штормуй, может родственник обьявился.
Успокаивая кореша, Завирюха растревожился. Конечно, не по причине ревности, появись соперник — с удовольствием уступит ему перезрелую красотку, похожую на перестоявшееся тесто.
Вдруг под видом немощного деда заявился сыскарь?
Инструктируя помощника, Пудель вдолбил в его голову: лягавые способны на все, подставят кого угодно, начиная от пацана и кончая дедом. Верить никому нельзя, нужно проверять каждого незнакомца, появившегося в поселке.
Столько времени жили спокойно и вот — первая ласточка… Первая ли? Может быть — последняя?…
Боевик малость приукрасил — лысый дед не «чесал», а неуверенно топтался возле калитки. Не от растеряности — такое поведение входило в задуманную «сыщиком» роль.
Постучаться либо позвонить Владимир Иванович не успел — калитка неожиданно отворилась.
— Здравствуйте. Я из окна вас увидела… Понравились яблочки?
— Очень понравились…
Федорчук сейчас не играл — яблоки, действительно, понравились и ему, и Кате. Так понравились, что от трех купленных килограммов к утру ничего не осталось.
— Проходите в дом, — пригласила сторожиха, — не на улице же разговаривать…
Федорчук, всоед за приветливой женщиной, охотно прошел по асфальтовой дорожке, миновал шикарную веранду и оказался в богатом холле. На полу — ковер, на стенах — картины в резных рамах. Мебель — дорогая, стильная.
— Пойдемте на кухню… Да не оглядывайтесь так, будто вот-вот укусят. Не мое все это — хозяйское… Говорила уже на рынке: сторожу, убираюсь, кухарничаю… Сейчас хозяева живут где-то в Испании, через месяц появятся, не раньше.
Усадив гостя на угловой диванчик, Евдокия захлопотала. Поставила чайник, выставила угощение: пирожки, масло, сыр, копченную колбасу. Чем-то понравился ей лысый старик, захотелось побаловать.
— Кофе или чай?
Страшно хотелось кофе, но Федорчук решил не нахальничать — попросил чайку.
Хозяйка ни на минуту не умолкала, болтала обо всем: о муже, безвинно отправленном на зону, о детях, позабывших свой долг перед родителями, о бандитах, покорении космоса, скачущих ценах, хозяевах-богатеях…
— А как чувствуют себя сибиряки? — Федорчук с трудом втиснул важнейший для него вопрос в нескончаемый поток слов, восклицаний, аханья. — Прижились или собираются возвращаться домой?
— А я их так и не видела, — неохотно призналась Евдокия. — Приходит за яблочками их парень, он служит, навроде, телохранителя… Здоровый, красивый мужик, — закатила она глаза. — Говорит, из хорошей семьи. Не просто хорошей — известной… А старик болеет, вот-вот отойдет. Дочка с мужем ухаживают за ним, но погулять почему-то не выходят… Везет же людям! А у меня сынок годами не появляется. Слышала — оженился, но с невесткой так и не познакомил, паразит…
Кажется, больше из сторожихи ничего путного не выдоить. Остается несколько второстепенных вопросиков, но вставить их в сплошную завесу болтовни не так уж легко.
Наконец, удалось!
— Парень, покупающий у вас яблоки — единственный охранник старика?
— Нет, он — главный. Однажды заглядывала — видела ещё двоих…
Ответила, будто отмахнулась. И снова — сын-разгильдяй, незнакомая невестка, какая-то шишка, вспухшая на ступне…
Притаившись возле окна кухни Завирюха сжимал кулаки. Жирная шалашовка, прокисшее тесто, дерьмовая подстилка — все выложила, ничего не утаила. Хорошо ещё не видела Иванчишина, не смогла описать его внешность!
Значит, все же — сыскарь…
Замочить? Нельзя, наверняка, он здесь не один, поодиночке сейчас менты не разгуливают, боятся. Надо поскорей сообщить Пуделю — пусть он решает, что делать…
А может быть припугнуть? Судя по замашкам, сыскарь неопытный, только-что завербованный. Испугается — отвалит.
Если вдуматься, ничего особенного у бабы он не выпытал. Ну, живут сибиряки, так об этом многие знают, в том числе участковый. Ну, держит богатый старик телохранителей. А кто, спрашивается, в наше время обходится без них? Почему богатый предприниматель должен быть похищенным генералом, кому придет это в голову?
Рассуждая таким образом, Завирюха вскоре пришел к выводу, что его опасения абсолютно беспочвенны, что припугнуть настырного дедка — вполне достаточно.
Оставив в особняке одного боевика, Завирюха вместе со вторым уселся на лавочку в остановочном павильоне. Благо, в нем — ни одного человека…
Из особняка с шаловливым петухом на коньке крыши Федорчук вышел в игривом настроении. Сейчас он не семенил — шел почти парадным шагом, гордо выпрямив спину и задрав выбритый подбородок. Сумка с пятью килограммами яблок казалась ему невесомой.
Еще бы не радоваться! Утер нос профессиональным сыщикам, отыскал берлогу преступника. Три телохранителя для уголовного розыска — семячки, повяжут без особого труда. Свою миссию Федорчук выполнил, остается добраться до Москву, выложить Андрею добытую информацию. Все остальное — его проблемы.
— Погоди, дедок, не торопись — базар имеется.
Федорчук недоуменно поглядел на двух крепких парней в камуфляже, загородивших дорогу.
— Не понимаю…
Нет, он сразу все понял, сполна оценил угрожающую ему опасность. Застучало с бешенной силой сердце, напряглось все внутри, задрожало. Зря он издевался над Оглоблей, обзывал его обидными словами, хвастал своей неустрашимостью…
— Гляди-ка, — насмешливо повернулся кудрявый крепыш к другу, — дедок не понимает… А как приходовать чужих баб, понимаешь, свинячий огрызок?
— Как вам не стыдно… Я уже старик, а вы — такое говорите…
Главное, не показать испуга. Появятся, обязаны появиться на остановке люди… может быть, даже милиция…
— То-то и дело, что старик… Хочешь жить, куча дерьма, забудь об этом поселке. Вспомнишь — так отделаем, что помечтаешь о скорой смерти. Кол в задницу, утюг на пузо, грешное место клещами выдерем… И милиция не спасет, и угрозыск отвалит… Потому, что нынче наша власть, мы ничего и никого не боимся… Понял? Или вместо задатка выдавить один глаз?
Изуродуют, обязательно изуродуют, билось в голове полковника. Никто им не помешает, потому-что сегодня, действительно, — их власть…
— Зря вы так, парни. Просто зашел за яблоками, продавщица пригласила на базаре рядом с санаторием… Клянусь больше сюда не приеду…
Вокруг все будто вымерло — ни одного человека. А если бы и увидели, кто поторопится на помощь? Отвернутся, убегут в противоположную сторону… Потому-что, опять же, в России не осталось ни милиции, ни закона, ни доброго отношения между людьми. Один бандитский беспредел…
— Ну, ежели обещаешь — поверим. На первый раз. Чтоб не позабыл — получай, падло!
Резкий удар милицейской дубинкой парализовал руку. Сумка упала на землю, яблоки раскатились. Второй безжалостный удар — по голове.
В глазах потемнело. Федорчук покачнулся и упал…
Глава 22
Как это сделать?
Все оказалось намного проще, нежели он думал. Проще и…сложней. Ибо первая неприятность ожидала сыщика-любителя сразу же после того, как он покинул автобус.
В остановочном павильончике дремал старичок. Но Владимиру Ивановичу показалось, что дед только делает вид, что спит, а на самом деле внимательно изучает вышедших из автобуса пассажиров. По неопытности он видел в любом человеке «пастуха» бандитов. Поэтому, решил играть роль этакого наивняка, разыскивающего продавщицу яблок. Тем более, что это не так уж далеко от действительности.
— Не подскажете, как найти Евдокию?
Дедок не пошевелился, только приоткрыл один глаз. И…снова закрыл. Пришлось потрогать его за плечо.
— Какую-такую Евдокию? — открыл оба любопытных глаза старик. — У нас что евдокий, что марий — полная котомка.
— Мне нужна та, которая торгует яблоками.
— Так бы и сказал, — неизвестно на что обозлился дед. — Енто Евдокия-сторожиха… А по какой надобности ищешь ее? Ежели побаловаться — зря, она баба нравственная, спит только с одним мужиком. Так что, мил-человек, ничего у тебя не получится…
— Мне — яблок…
— Знаем мужчинские яблоки, — на неожиданно высокой ноте заверещал растревоженный старик. — От ентих яблок дети нарождаются… Сичас пойдет автобус в обратную сторону — садись и поезжай… Ишь ты, яблочек ему захотелось! Ты лучше наших баб не тревожь, сучье вымя, а то так огрею палкой — не возрадуешься!
Наверно, у древнего деда от старости поехала крыша!
Федорчуку с трудом удалось убедить местного стража нравственности в абсолютной чистоте своих помыслов. Поклялся в том, что даже не помышляет нарушить покой сторожихи. Он даже вспотел от усердия и едва не протер дырку на покрасневшей лысине.
В конце концов, дедок успокоился.
— Так бы и сказал, што по коммерческой надобности, а то крутит на воде круги… Войдешь в енти ворота, пятый дом по правую руку… Узнаешь сразу — на крыше приделан петух из жести…Токо гляди: омманешь — мозги вышибу!
В заключении дед потряс перед носом подозрительного мужика увесистой палкой. Для профилактики. Несмотря на все старания, Федорчук так и не добился полного доверия.
Охранники дачного поселка пропустили семенящего старичка без проверки и распрашиваний. Ограничилась прощупывающими взглядами. Да и к чему терять время для проверки деда, какой он может принести вред владельцам особняков, если пальцем тронь — повалится?
Неумело изображая смертельно больного человека, Федорчук поплелся вдоль заборов, огораживающих залесенные участки. Миновал коттедж с петухом на крыше, неуверенно потоптался и возвратился к нему.
Евдокия видела в окно маневры вчерашнего покупателя и торжествовала: значит, по вкусу пришлись её яблочки, если приехали за добавкой.
Появление в коттеджном поселке незнакомого человека насторожила охрану соседнего особняка.
— Гляди, Завирюха, какой-то хмырь обьявился, — подозвал старшего дежурный боевик. — Чешет прямо к твоей бабе…
— Ништяк, не штормуй, может родственник обьявился.
Успокаивая кореша, Завирюха растревожился. Конечно, не по причине ревности, появись соперник — с удовольствием уступит ему перезрелую красотку, похожую на перестоявшееся тесто.
Вдруг под видом немощного деда заявился сыскарь?
Инструктируя помощника, Пудель вдолбил в его голову: лягавые способны на все, подставят кого угодно, начиная от пацана и кончая дедом. Верить никому нельзя, нужно проверять каждого незнакомца, появившегося в поселке.
Столько времени жили спокойно и вот — первая ласточка… Первая ли? Может быть — последняя?…
Боевик малость приукрасил — лысый дед не «чесал», а неуверенно топтался возле калитки. Не от растеряности — такое поведение входило в задуманную «сыщиком» роль.
Постучаться либо позвонить Владимир Иванович не успел — калитка неожиданно отворилась.
— Здравствуйте. Я из окна вас увидела… Понравились яблочки?
— Очень понравились…
Федорчук сейчас не играл — яблоки, действительно, понравились и ему, и Кате. Так понравились, что от трех купленных килограммов к утру ничего не осталось.
— Проходите в дом, — пригласила сторожиха, — не на улице же разговаривать…
Федорчук, всоед за приветливой женщиной, охотно прошел по асфальтовой дорожке, миновал шикарную веранду и оказался в богатом холле. На полу — ковер, на стенах — картины в резных рамах. Мебель — дорогая, стильная.
— Пойдемте на кухню… Да не оглядывайтесь так, будто вот-вот укусят. Не мое все это — хозяйское… Говорила уже на рынке: сторожу, убираюсь, кухарничаю… Сейчас хозяева живут где-то в Испании, через месяц появятся, не раньше.
Усадив гостя на угловой диванчик, Евдокия захлопотала. Поставила чайник, выставила угощение: пирожки, масло, сыр, копченную колбасу. Чем-то понравился ей лысый старик, захотелось побаловать.
— Кофе или чай?
Страшно хотелось кофе, но Федорчук решил не нахальничать — попросил чайку.
Хозяйка ни на минуту не умолкала, болтала обо всем: о муже, безвинно отправленном на зону, о детях, позабывших свой долг перед родителями, о бандитах, покорении космоса, скачущих ценах, хозяевах-богатеях…
— А как чувствуют себя сибиряки? — Федорчук с трудом втиснул важнейший для него вопрос в нескончаемый поток слов, восклицаний, аханья. — Прижились или собираются возвращаться домой?
— А я их так и не видела, — неохотно призналась Евдокия. — Приходит за яблочками их парень, он служит, навроде, телохранителя… Здоровый, красивый мужик, — закатила она глаза. — Говорит, из хорошей семьи. Не просто хорошей — известной… А старик болеет, вот-вот отойдет. Дочка с мужем ухаживают за ним, но погулять почему-то не выходят… Везет же людям! А у меня сынок годами не появляется. Слышала — оженился, но с невесткой так и не познакомил, паразит…
Кажется, больше из сторожихи ничего путного не выдоить. Остается несколько второстепенных вопросиков, но вставить их в сплошную завесу болтовни не так уж легко.
Наконец, удалось!
— Парень, покупающий у вас яблоки — единственный охранник старика?
— Нет, он — главный. Однажды заглядывала — видела ещё двоих…
Ответила, будто отмахнулась. И снова — сын-разгильдяй, незнакомая невестка, какая-то шишка, вспухшая на ступне…
Притаившись возле окна кухни Завирюха сжимал кулаки. Жирная шалашовка, прокисшее тесто, дерьмовая подстилка — все выложила, ничего не утаила. Хорошо ещё не видела Иванчишина, не смогла описать его внешность!
Значит, все же — сыскарь…
Замочить? Нельзя, наверняка, он здесь не один, поодиночке сейчас менты не разгуливают, боятся. Надо поскорей сообщить Пуделю — пусть он решает, что делать…
А может быть припугнуть? Судя по замашкам, сыскарь неопытный, только-что завербованный. Испугается — отвалит.
Если вдуматься, ничего особенного у бабы он не выпытал. Ну, живут сибиряки, так об этом многие знают, в том числе участковый. Ну, держит богатый старик телохранителей. А кто, спрашивается, в наше время обходится без них? Почему богатый предприниматель должен быть похищенным генералом, кому придет это в голову?
Рассуждая таким образом, Завирюха вскоре пришел к выводу, что его опасения абсолютно беспочвенны, что припугнуть настырного дедка — вполне достаточно.
Оставив в особняке одного боевика, Завирюха вместе со вторым уселся на лавочку в остановочном павильоне. Благо, в нем — ни одного человека…
Из особняка с шаловливым петухом на коньке крыши Федорчук вышел в игривом настроении. Сейчас он не семенил — шел почти парадным шагом, гордо выпрямив спину и задрав выбритый подбородок. Сумка с пятью килограммами яблок казалась ему невесомой.
Еще бы не радоваться! Утер нос профессиональным сыщикам, отыскал берлогу преступника. Три телохранителя для уголовного розыска — семячки, повяжут без особого труда. Свою миссию Федорчук выполнил, остается добраться до Москву, выложить Андрею добытую информацию. Все остальное — его проблемы.
— Погоди, дедок, не торопись — базар имеется.
Федорчук недоуменно поглядел на двух крепких парней в камуфляже, загородивших дорогу.
— Не понимаю…
Нет, он сразу все понял, сполна оценил угрожающую ему опасность. Застучало с бешенной силой сердце, напряглось все внутри, задрожало. Зря он издевался над Оглоблей, обзывал его обидными словами, хвастал своей неустрашимостью…
— Гляди-ка, — насмешливо повернулся кудрявый крепыш к другу, — дедок не понимает… А как приходовать чужих баб, понимаешь, свинячий огрызок?
— Как вам не стыдно… Я уже старик, а вы — такое говорите…
Главное, не показать испуга. Появятся, обязаны появиться на остановке люди… может быть, даже милиция…
— То-то и дело, что старик… Хочешь жить, куча дерьма, забудь об этом поселке. Вспомнишь — так отделаем, что помечтаешь о скорой смерти. Кол в задницу, утюг на пузо, грешное место клещами выдерем… И милиция не спасет, и угрозыск отвалит… Потому, что нынче наша власть, мы ничего и никого не боимся… Понял? Или вместо задатка выдавить один глаз?
Изуродуют, обязательно изуродуют, билось в голове полковника. Никто им не помешает, потому-что сегодня, действительно, — их власть…
— Зря вы так, парни. Просто зашел за яблоками, продавщица пригласила на базаре рядом с санаторием… Клянусь больше сюда не приеду…
Вокруг все будто вымерло — ни одного человека. А если бы и увидели, кто поторопится на помощь? Отвернутся, убегут в противоположную сторону… Потому-что, опять же, в России не осталось ни милиции, ни закона, ни доброго отношения между людьми. Один бандитский беспредел…
— Ну, ежели обещаешь — поверим. На первый раз. Чтоб не позабыл — получай, падло!
Резкий удар милицейской дубинкой парализовал руку. Сумка упала на землю, яблоки раскатились. Второй безжалостный удар — по голове.
В глазах потемнело. Федорчук покачнулся и упал…
Глава 22
После возвращения из Сибири Панкратов впервые отправился на работу. Или — на службу? По его мнению, последнее — наиболее верно: «работают» руками, служат «головой». За первое люди получают зарплату, за второе — денежное содержание.
Впрочем, философские рассуждения мало беспокоили отставного сыщика. Главное, появилась возможность жить не на мизерную пенсию, а на солидную сумму, обещанную бизнесменом. То, что этот самый бизнесмен — явно криминального толка, ничего предосудительного, к чистому грязь не пристает.
Нужно одеть-обуть жену. Женщина есть женщина, она, как любит выражаться Негодин, — витрина мужчины. Если супруга одета кое-как — грош цена её мужу. И как человеку, и как работяге.
Доехав на метро до станции «Щелковская», Андрей решил остальную часть пути проделать пешком. Терпеть не мог толкаться в вечно переполненных автобусах. К тому же, не мешает поразмышлять.
Прежде всего, почему тощий старикашка-предприниматель выбрал в качестве руководителя охраны фирмы именно его? Разве мало бродят без работы более опытные отставные офицеры уголовки и Службы безопасности? Впрочем, вопрос — не очень сложный: в уголовке майор числился чуть ли не асом.
Почему бизнесмен охотно оплатил проезд сыщика до Красноярска и обратно? Да ещё выдал месячный оклад фактически неработающему человеку. Привязал этой выплатой к фирме, лишил возможности передумать? Или решил поддержать нищенствующего человека, дать ему возможность оправиться?
И то, и другое — сомнительно. Не приходилось ещё Панкратову встречаться с гуманными бизнесменами. А уж «привязке» деньгами незнакомого человека — вообще абсурд.
Плюс ко всему, настораживает сама фирма…
Какая-то она странная, на грани фантастики… В Красноярске, на обратном пути, Андрей, выполняя просьбу-поручение бизнесмена, навестил офис её филиала. Ничего особенного — пяток комнат, в которых расположились за компьютерами и письменными столами человек двадцать сотрудников. В основном — девицы в миниюбчонках, перекрашенные, выставившие на всеобщее обозрение полудетские прелести.
Но дело не в этом. Сотрудники филиала обращаются с компьютерами так, будто, увидевшие их впервые. Нажимают клавиши то слишком сильно, то промахиваясь. На «мышь» смотрят, как мусульманин на кадильницу.
Похоже, изображают активную деятельность.
Кабинет руководителя филиала обставлен стильной мебелью, на полу — шикарный ковер. Мурлычет японский телек, чистит перья заморский попугай. Но опытного сыщика обмануть трудно. Ковер морщится, явно расстеоен недавно, мебель — разнокалиберная, шторы на окнах повешены вкривь и вкось. Так бывает, когда торопятся. Даже попугай смотрится неестественно, будто его подсадили в кабинет для отвода глаз.
Короче, потемкинская деревня в современном исполнении.
С какой целью? Обмануть завербованного сыщика? Мелко и неправдоподобно. Зачем обманывать уже обманутого сотрудника? Ибо Панкратов уверен: приглашение его на работу, подписание контракта, выдача незаработанных денег — сплошной обман.
Вообще-то, Андрею наплевать и на неизвестную ему цель вербовки и на фокусников, затеявших эту игру. Платят по нынешним временам более чем прилично, работа знакомая, грех обижаться на судьбу…
Размышляя о будущей своей работе, пытаясь отыскать истоки необычной заботы, Андрей не забывал об осторожности. Остановится возле зеркальной витрины — просмотрит пространство за спиной. Наклонится завязать будто бы развязавшиеся шнурки ботинок — неприметно оглядит улицу.
Вроде, все спокойно, никто его не пасет, можно двигаться дальше. И все же какая-то острая иголка нет-нет да и кольнет в спину. Ощущение знакомо, оно не раз выручало сыщика из беды.
Кто— то за ним следит.
Конечно, Панкратов легко может вычислить топтуна, но зачем? Значительно лучше делать вид, что ни о чем не догадывается, исподволь наблюдать и делать свои выводы…
Офис зарубежной фирмы занимает первый этаж многоквартирного жилого дома. Металлическая дверь с переговорным устройством и глазком телекамеры — солидно и надежно, охрана секретов организована на высоте современных требований.
Панкратов нажал кнопку рядом с переговорным устройством.
— Представьтесь.
— Панкратов Андрей Федорович. Меня ожидают.
Дверь бесшумно открылась. За ней — улыбающийся парень в камуфляже.
— Проходите, Андрей Федорович. Мы заждались вас… По коридору третяя дверь налево — приемная.
Не скажешь, что здесь, как в Красноярске, «потемкинская деревня». Все добротно и выверено, девушки бойко «играют» на клавиатуре компьютеров, молодые люди с повязанными галстуками ярчайших расцветок разговаривают по телефонам.
Глава фирмы не заставил ожидать нового сотрудника — принял сразу же, едва о нем доложили. Высокий, поджарый с закатанными рукавами бледнорозовой рубашки, поднялся навстречу с протянутой рукой.
— Проходите, Андрей Федорович, присаживайтесь.
Говорит немного в нос, с едва прослушиваемым акцентом. Скорей всего, англичанин или американец. Ничего удивительного — фирма иностранная.
Панкратов присел в кресло, молчал, недоуменно оглядывая кабинет. Где же спрятался предприниматель с безресничными веками и оплывшей физиономией?
— Вы ожидаете инструкций, связанных с должностью? Их не будет. По одной причине: охрана фирмы отлажена и не нуждается в каком-либо руководстве.
— А мне говорили… Кстати, почему при нашей беседе не присутствует президент фирмы?
«Вобла» — так мысленно прозвал сухопарого Андрей — растянул тонкие губы в иронической полуулыбке. Проиграл ухоженными пальцами по краю письменного стола неизвестно какую мелодию.
— Не волнуйтесь, в ресторане с вами беседовал наш технический сотрудник… Лучше поинтересуйтесь, в каком амплуа вы станете работать.
— Интересуюсь, — так же ехидно ответил Андрей.
Дурацкое начало беседы вызывало не просто недоумение — ярость. Зародилось желание подняться и покинуть комнату. Не выясняя отношения и не высказывая в самых черных словах свое возмущение очередным обманом.
Хозяин кабинета прихлопнул костлявой ладонью по столу. Будто приказал: сидеть!
— Пришла пора определиться. Нас интересует все, связанное с русской портативной ракетой. Нам известно, что вы вместе с неким господином Ступиным на общественных, так сказать, началах занимаетесь разработкой изобретателя и его окружения.
Панкратов подскочил, словно из кожаного кресла высунула колючее жало спрятанная там игла. Наклонился над столом так близко к «вобле», что тот невольно откинулся на спинку стула.
— В стукачи не нанимался, в шпионы — тем более. Не на того напали, господин «предприниматель»…
— Сидеть! — неожиданно громко и зло рявкнул сухопарый. — Говорите, не нанимались… А это что?
Перед ошеломленным Андреем легли несколько бумаг и фотографий. Подписка о сотрудничестве, расписка в получении денег за оказанные услуги, встречи на конспиративной квартире в Красноярске. На одной из фотокарточек — дружеское застолье с безресничным господином, на другом — Андрей рядом с руководителем Красноярского филиала фирмы, дружески пожимает ему руку, улыбается.
— Но это же — фальшивки!
— Лично вам могу признаться: да, фальшивки. Но ни одна экспертиза не усомнится в их непорочной чистоте…
Вербовка, классическая вербовка, билось в воспаленном мозгу сыщика. Именно так она рисуется в приключенческой литературе, показывается в кинофильмах.
— Ничего я не подписывал…
На этот раз сухопарый склонился к погрузившемуся в кресло сыщику.
— Андрей Федорович, не будьте ребенком… Да успокойтесь же вы! — благожелательно прикрикнул он, улыбаясь странной улыбкой, более похожей на болезненную гримасу. — Никакого предательства не совершается, поскольку вы действуете в качестве любителя, не представляете официальных органов. От вас не требуют кражи документов и чертежей, вы не сообщаете тактико-технических данных нового российского оружия… Все это нам известно и без вас…
В доказательство сказанного «Вобла» размеренно проинформировал нового агента о дальности действия пээррушки, незначительных ошибках прицеливания, разрушительной способности ракетки. Будто напевал колыбельную.
— Изобретение ПРР — дело не российского — мирового масштаба. Это оружие не глобального действия, оно станет применяться не на поле сражения… В наш век всплеска преступности и терроризма ваша ракетка неизбежно станет дестабилизирующим средством… Представьте себе некую картину, близкую к действительности. Не нужно никаких подрывных устройств, никаких ядов — все значительно проще. Прицелился и послал с расстояния нескольких сотен километров ракетку прямиком в столовую того же неугодного президента. Или — положил её на рабочий стол премьера. Либо — в постель, где глава оппозиции забавляется с любовницей… Не помогут ни бдительная охрана, ни современные технические средства… Поэтому изобретение Иванчишина не является узкогосударственным секретом, оно приобретает мировое значение.
«Вобла» затянул узел галстука, походил по кабинету.
— Российские спецслужбы сейчас обессилены, из них ушли многие подготовленнные сотрудники. Им не под силу проводить крупномасштабные операции, типа из»ятия из обращения пээррушки. Сами видите, мы работаем под боком у того же ФСБ, не особенно маскируемся — так, больше для вида… Поэтому, можете быть спокойны за свою безопасность… В смысле же чисто моральном — передавая нам добытую информацию, делаете благородное дело… Если даже вас засекут — ничего страшного. Пригрозим перекрыть выделяемые кредиты — сразу отступят… Финансовый прессинг — самый действенный…
Все правильно, все логично… Но Боже мой, до чего же противно представлять себя гнусным предателем!
— Для вида будете возглавлять охрану фирмы. Только для вида, — жестом подчеркнул последнюю фразу «вобла». — На самом деле, все внимание — поискам создателя пээррушки и опытного образца.
— Вы уверены, что имеется опытный образец?
Вместо ответа сухопарый бросил на стол очередную пачку фотоснимков… Разрушенные взрывом избушка и землянки… тело дяди Семена с разможженной головой… Над ним склонились Салов и он, Панкратов…
Кто же мог снять? Кто держал микроаппарат?
В голове — шеренга людей, присутствующих при взрыве. Майор Салов и отставной сыщик отпадают — не могли же они сами себя фотографировать? Оперативники… экипаж вертолета…
Расталкивая все этих людей, на первый план выбрался прокурорский помощник, «Медуза в законе»… Не может быть! Блюститель конституции и всех видов кодексов в роли примитивного шпика? Абсурд!
И все же — единственная фигура…
— Возможно, все эти разрушения — последствия действия взрывного устройства?
— Отпадает. Наши специалисты сделали заключение: взрывного устройства не было. Не тот характер разрушений… Когда сможете приступить к работе?
Приступить к работе? Какой именно: руководителя охраны или шпиона?
— Я должен подумать…
— Согласия не требуется. Отказ исключается. Послезавтра ожидаю первую письменную информацию. Где, что, когда… Сухопарый диктует школьнику домашнее задание. Потом — прочитает донесение и выставит отметку… В долларах…
Отрывистые фразы походят на короткие автоматные очереди…
Чутье сыщика не подвело Панкратова — за ним следили. Об этом он узнал позже от Ступина, когда тот возвратился из родного управления.
Похоже, бывшее начальство отставного майора госбезопасности начинает привыкать к его бесплатным услугам. Что ни день — звонок по телефону: «дядя» просит срочно приехать, давление поднялось. Или — нервный тик появился.
Фантазии — ни на грош, не могут придумать что-нибудь пооригинальней. Будь Ступин врачем — куда ни шло, но ведь человек, подслушивающий телефонные переговоры, отлично осведомлен, что из себя представляет абонент.
На подходе к знакомому подъезду Аркадий начал успокаиваться. Не сразу — постепенно, загоняя злость в самый дальний угол сознания. Пропуск был уже заказан, очереди в бюро пропусков нет. Через десяток минут отставной майор, по привычке выпрямив спину и гордо задрав подбородок, шел по изученному до мелочей коридору.
В конце — поворот направо. Там — бывший его кабинет. Возле поворота — вход в приемную генерала Сергеева.
Преодолевая нахлынувшие воспоминания, Аркадий Николаевич покурил в «неположенном» месте. Когда-то коридор напоминал ярко освещенную оживленную улицу: торопились офицеры в штатском и в форме с папками в руках, возле дверей кабинетов беседовали сотрудники, щебетали секретарши и машинистки.
Теперь — запустение. Отключено большинство потолочных светильников, иногда лениво пройдет несколько человек, закрытые двери напоминают гробовые крышки. Господи, что это — родное Управление Госбезопасности или умирающая контора утильсырья?
Ступин смял в пальцах недокуренную сигарету, огляделся в поисках урны, не нашел и пристроил шарик окурка в угол подоконника.
В приемной генерала за столом сидит незнакомый офицер. Не глядя на посетителя, перебирает стопку бумаг, раскладывает их по открытым папкам. Странно! Куда девался привычный старший лейтенант Колокольчиков? Ступину сейчас не хватает его привычной розовой мордашки, на которой, как правило, пристроено обиженное выражение.
— Генерал — у себя?
Офицер равнодушно махнул рукой. Дескать, пройдите — узнаете. Тоже веяние грустного времени — полное равнодушие. Главное — личный покой, собственная устроенность в жизни, где каждый — не часть целого, а обломок, отделенный от таких же обломков расширяющимися трещинами…
Тоскливо и противно.
Сергеев сидел за письменным столом в привычной позе. Стакан остывшего чая, стопка бумаг с уложенными на ней ручками и карандашами. Сидит, как сфинкс в египетской пустыне, грустно подумал отставной майор, все ему — до лампочки, лишь бы сохранить под задом выгодное кресло и по правую руку — вечный чаек.
«Сфинкс» заворочался, позвякал ложечкой в стакане.
— Присаживайся, Аркадий. Небось, в душе ехидничаешь в мой адрес… Давай поехидничаем вместе…
Генерал с трудом поднялся, потер обоими руками ноющую поясницу, пересел к приставному столику.
— Ничего я не ехидничаю, — недовольно пробурчал отставник, пряча невольную улыбку. Он отлично знал манеру Сергеева представлять себя этаким слабым, больным стариком. — Зачем вызвали?
— Сразу и — дело… Лучше расскажи, как живешь, чем занимаешься? Не оголодал ли на пенсионной милостыне?
Если за рабочим столом генерал выглядел суровым и немногословным, то покидая его, превращался в словоохотливого доброго дядюшку. К подобному превращению Ступин за долгте годы совместной службы успел привыкнуть.
Его насторожило другое.
С тех пор, как Сергеев свел отставного майора госбезопасности с отставным майором уголовного розыска, он всегда старался расспрашивать о житье-бытье только во множественном числе. Как живете, что у вас нового, что намечаете предпринять? И вдруг…
Впрочем, философские рассуждения мало беспокоили отставного сыщика. Главное, появилась возможность жить не на мизерную пенсию, а на солидную сумму, обещанную бизнесменом. То, что этот самый бизнесмен — явно криминального толка, ничего предосудительного, к чистому грязь не пристает.
Нужно одеть-обуть жену. Женщина есть женщина, она, как любит выражаться Негодин, — витрина мужчины. Если супруга одета кое-как — грош цена её мужу. И как человеку, и как работяге.
Доехав на метро до станции «Щелковская», Андрей решил остальную часть пути проделать пешком. Терпеть не мог толкаться в вечно переполненных автобусах. К тому же, не мешает поразмышлять.
Прежде всего, почему тощий старикашка-предприниматель выбрал в качестве руководителя охраны фирмы именно его? Разве мало бродят без работы более опытные отставные офицеры уголовки и Службы безопасности? Впрочем, вопрос — не очень сложный: в уголовке майор числился чуть ли не асом.
Почему бизнесмен охотно оплатил проезд сыщика до Красноярска и обратно? Да ещё выдал месячный оклад фактически неработающему человеку. Привязал этой выплатой к фирме, лишил возможности передумать? Или решил поддержать нищенствующего человека, дать ему возможность оправиться?
И то, и другое — сомнительно. Не приходилось ещё Панкратову встречаться с гуманными бизнесменами. А уж «привязке» деньгами незнакомого человека — вообще абсурд.
Плюс ко всему, настораживает сама фирма…
Какая-то она странная, на грани фантастики… В Красноярске, на обратном пути, Андрей, выполняя просьбу-поручение бизнесмена, навестил офис её филиала. Ничего особенного — пяток комнат, в которых расположились за компьютерами и письменными столами человек двадцать сотрудников. В основном — девицы в миниюбчонках, перекрашенные, выставившие на всеобщее обозрение полудетские прелести.
Но дело не в этом. Сотрудники филиала обращаются с компьютерами так, будто, увидевшие их впервые. Нажимают клавиши то слишком сильно, то промахиваясь. На «мышь» смотрят, как мусульманин на кадильницу.
Похоже, изображают активную деятельность.
Кабинет руководителя филиала обставлен стильной мебелью, на полу — шикарный ковер. Мурлычет японский телек, чистит перья заморский попугай. Но опытного сыщика обмануть трудно. Ковер морщится, явно расстеоен недавно, мебель — разнокалиберная, шторы на окнах повешены вкривь и вкось. Так бывает, когда торопятся. Даже попугай смотрится неестественно, будто его подсадили в кабинет для отвода глаз.
Короче, потемкинская деревня в современном исполнении.
С какой целью? Обмануть завербованного сыщика? Мелко и неправдоподобно. Зачем обманывать уже обманутого сотрудника? Ибо Панкратов уверен: приглашение его на работу, подписание контракта, выдача незаработанных денег — сплошной обман.
Вообще-то, Андрею наплевать и на неизвестную ему цель вербовки и на фокусников, затеявших эту игру. Платят по нынешним временам более чем прилично, работа знакомая, грех обижаться на судьбу…
Размышляя о будущей своей работе, пытаясь отыскать истоки необычной заботы, Андрей не забывал об осторожности. Остановится возле зеркальной витрины — просмотрит пространство за спиной. Наклонится завязать будто бы развязавшиеся шнурки ботинок — неприметно оглядит улицу.
Вроде, все спокойно, никто его не пасет, можно двигаться дальше. И все же какая-то острая иголка нет-нет да и кольнет в спину. Ощущение знакомо, оно не раз выручало сыщика из беды.
Кто— то за ним следит.
Конечно, Панкратов легко может вычислить топтуна, но зачем? Значительно лучше делать вид, что ни о чем не догадывается, исподволь наблюдать и делать свои выводы…
Офис зарубежной фирмы занимает первый этаж многоквартирного жилого дома. Металлическая дверь с переговорным устройством и глазком телекамеры — солидно и надежно, охрана секретов организована на высоте современных требований.
Панкратов нажал кнопку рядом с переговорным устройством.
— Представьтесь.
— Панкратов Андрей Федорович. Меня ожидают.
Дверь бесшумно открылась. За ней — улыбающийся парень в камуфляже.
— Проходите, Андрей Федорович. Мы заждались вас… По коридору третяя дверь налево — приемная.
Не скажешь, что здесь, как в Красноярске, «потемкинская деревня». Все добротно и выверено, девушки бойко «играют» на клавиатуре компьютеров, молодые люди с повязанными галстуками ярчайших расцветок разговаривают по телефонам.
Глава фирмы не заставил ожидать нового сотрудника — принял сразу же, едва о нем доложили. Высокий, поджарый с закатанными рукавами бледнорозовой рубашки, поднялся навстречу с протянутой рукой.
— Проходите, Андрей Федорович, присаживайтесь.
Говорит немного в нос, с едва прослушиваемым акцентом. Скорей всего, англичанин или американец. Ничего удивительного — фирма иностранная.
Панкратов присел в кресло, молчал, недоуменно оглядывая кабинет. Где же спрятался предприниматель с безресничными веками и оплывшей физиономией?
— Вы ожидаете инструкций, связанных с должностью? Их не будет. По одной причине: охрана фирмы отлажена и не нуждается в каком-либо руководстве.
— А мне говорили… Кстати, почему при нашей беседе не присутствует президент фирмы?
«Вобла» — так мысленно прозвал сухопарого Андрей — растянул тонкие губы в иронической полуулыбке. Проиграл ухоженными пальцами по краю письменного стола неизвестно какую мелодию.
— Не волнуйтесь, в ресторане с вами беседовал наш технический сотрудник… Лучше поинтересуйтесь, в каком амплуа вы станете работать.
— Интересуюсь, — так же ехидно ответил Андрей.
Дурацкое начало беседы вызывало не просто недоумение — ярость. Зародилось желание подняться и покинуть комнату. Не выясняя отношения и не высказывая в самых черных словах свое возмущение очередным обманом.
Хозяин кабинета прихлопнул костлявой ладонью по столу. Будто приказал: сидеть!
— Пришла пора определиться. Нас интересует все, связанное с русской портативной ракетой. Нам известно, что вы вместе с неким господином Ступиным на общественных, так сказать, началах занимаетесь разработкой изобретателя и его окружения.
Панкратов подскочил, словно из кожаного кресла высунула колючее жало спрятанная там игла. Наклонился над столом так близко к «вобле», что тот невольно откинулся на спинку стула.
— В стукачи не нанимался, в шпионы — тем более. Не на того напали, господин «предприниматель»…
— Сидеть! — неожиданно громко и зло рявкнул сухопарый. — Говорите, не нанимались… А это что?
Перед ошеломленным Андреем легли несколько бумаг и фотографий. Подписка о сотрудничестве, расписка в получении денег за оказанные услуги, встречи на конспиративной квартире в Красноярске. На одной из фотокарточек — дружеское застолье с безресничным господином, на другом — Андрей рядом с руководителем Красноярского филиала фирмы, дружески пожимает ему руку, улыбается.
— Но это же — фальшивки!
— Лично вам могу признаться: да, фальшивки. Но ни одна экспертиза не усомнится в их непорочной чистоте…
Вербовка, классическая вербовка, билось в воспаленном мозгу сыщика. Именно так она рисуется в приключенческой литературе, показывается в кинофильмах.
— Ничего я не подписывал…
На этот раз сухопарый склонился к погрузившемуся в кресло сыщику.
— Андрей Федорович, не будьте ребенком… Да успокойтесь же вы! — благожелательно прикрикнул он, улыбаясь странной улыбкой, более похожей на болезненную гримасу. — Никакого предательства не совершается, поскольку вы действуете в качестве любителя, не представляете официальных органов. От вас не требуют кражи документов и чертежей, вы не сообщаете тактико-технических данных нового российского оружия… Все это нам известно и без вас…
В доказательство сказанного «Вобла» размеренно проинформировал нового агента о дальности действия пээррушки, незначительных ошибках прицеливания, разрушительной способности ракетки. Будто напевал колыбельную.
— Изобретение ПРР — дело не российского — мирового масштаба. Это оружие не глобального действия, оно станет применяться не на поле сражения… В наш век всплеска преступности и терроризма ваша ракетка неизбежно станет дестабилизирующим средством… Представьте себе некую картину, близкую к действительности. Не нужно никаких подрывных устройств, никаких ядов — все значительно проще. Прицелился и послал с расстояния нескольких сотен километров ракетку прямиком в столовую того же неугодного президента. Или — положил её на рабочий стол премьера. Либо — в постель, где глава оппозиции забавляется с любовницей… Не помогут ни бдительная охрана, ни современные технические средства… Поэтому изобретение Иванчишина не является узкогосударственным секретом, оно приобретает мировое значение.
«Вобла» затянул узел галстука, походил по кабинету.
— Российские спецслужбы сейчас обессилены, из них ушли многие подготовленнные сотрудники. Им не под силу проводить крупномасштабные операции, типа из»ятия из обращения пээррушки. Сами видите, мы работаем под боком у того же ФСБ, не особенно маскируемся — так, больше для вида… Поэтому, можете быть спокойны за свою безопасность… В смысле же чисто моральном — передавая нам добытую информацию, делаете благородное дело… Если даже вас засекут — ничего страшного. Пригрозим перекрыть выделяемые кредиты — сразу отступят… Финансовый прессинг — самый действенный…
Все правильно, все логично… Но Боже мой, до чего же противно представлять себя гнусным предателем!
— Для вида будете возглавлять охрану фирмы. Только для вида, — жестом подчеркнул последнюю фразу «вобла». — На самом деле, все внимание — поискам создателя пээррушки и опытного образца.
— Вы уверены, что имеется опытный образец?
Вместо ответа сухопарый бросил на стол очередную пачку фотоснимков… Разрушенные взрывом избушка и землянки… тело дяди Семена с разможженной головой… Над ним склонились Салов и он, Панкратов…
Кто же мог снять? Кто держал микроаппарат?
В голове — шеренга людей, присутствующих при взрыве. Майор Салов и отставной сыщик отпадают — не могли же они сами себя фотографировать? Оперативники… экипаж вертолета…
Расталкивая все этих людей, на первый план выбрался прокурорский помощник, «Медуза в законе»… Не может быть! Блюститель конституции и всех видов кодексов в роли примитивного шпика? Абсурд!
И все же — единственная фигура…
— Возможно, все эти разрушения — последствия действия взрывного устройства?
— Отпадает. Наши специалисты сделали заключение: взрывного устройства не было. Не тот характер разрушений… Когда сможете приступить к работе?
Приступить к работе? Какой именно: руководителя охраны или шпиона?
— Я должен подумать…
— Согласия не требуется. Отказ исключается. Послезавтра ожидаю первую письменную информацию. Где, что, когда… Сухопарый диктует школьнику домашнее задание. Потом — прочитает донесение и выставит отметку… В долларах…
Отрывистые фразы походят на короткие автоматные очереди…
Чутье сыщика не подвело Панкратова — за ним следили. Об этом он узнал позже от Ступина, когда тот возвратился из родного управления.
Похоже, бывшее начальство отставного майора госбезопасности начинает привыкать к его бесплатным услугам. Что ни день — звонок по телефону: «дядя» просит срочно приехать, давление поднялось. Или — нервный тик появился.
Фантазии — ни на грош, не могут придумать что-нибудь пооригинальней. Будь Ступин врачем — куда ни шло, но ведь человек, подслушивающий телефонные переговоры, отлично осведомлен, что из себя представляет абонент.
На подходе к знакомому подъезду Аркадий начал успокаиваться. Не сразу — постепенно, загоняя злость в самый дальний угол сознания. Пропуск был уже заказан, очереди в бюро пропусков нет. Через десяток минут отставной майор, по привычке выпрямив спину и гордо задрав подбородок, шел по изученному до мелочей коридору.
В конце — поворот направо. Там — бывший его кабинет. Возле поворота — вход в приемную генерала Сергеева.
Преодолевая нахлынувшие воспоминания, Аркадий Николаевич покурил в «неположенном» месте. Когда-то коридор напоминал ярко освещенную оживленную улицу: торопились офицеры в штатском и в форме с папками в руках, возле дверей кабинетов беседовали сотрудники, щебетали секретарши и машинистки.
Теперь — запустение. Отключено большинство потолочных светильников, иногда лениво пройдет несколько человек, закрытые двери напоминают гробовые крышки. Господи, что это — родное Управление Госбезопасности или умирающая контора утильсырья?
Ступин смял в пальцах недокуренную сигарету, огляделся в поисках урны, не нашел и пристроил шарик окурка в угол подоконника.
В приемной генерала за столом сидит незнакомый офицер. Не глядя на посетителя, перебирает стопку бумаг, раскладывает их по открытым папкам. Странно! Куда девался привычный старший лейтенант Колокольчиков? Ступину сейчас не хватает его привычной розовой мордашки, на которой, как правило, пристроено обиженное выражение.
— Генерал — у себя?
Офицер равнодушно махнул рукой. Дескать, пройдите — узнаете. Тоже веяние грустного времени — полное равнодушие. Главное — личный покой, собственная устроенность в жизни, где каждый — не часть целого, а обломок, отделенный от таких же обломков расширяющимися трещинами…
Тоскливо и противно.
Сергеев сидел за письменным столом в привычной позе. Стакан остывшего чая, стопка бумаг с уложенными на ней ручками и карандашами. Сидит, как сфинкс в египетской пустыне, грустно подумал отставной майор, все ему — до лампочки, лишь бы сохранить под задом выгодное кресло и по правую руку — вечный чаек.
«Сфинкс» заворочался, позвякал ложечкой в стакане.
— Присаживайся, Аркадий. Небось, в душе ехидничаешь в мой адрес… Давай поехидничаем вместе…
Генерал с трудом поднялся, потер обоими руками ноющую поясницу, пересел к приставному столику.
— Ничего я не ехидничаю, — недовольно пробурчал отставник, пряча невольную улыбку. Он отлично знал манеру Сергеева представлять себя этаким слабым, больным стариком. — Зачем вызвали?
— Сразу и — дело… Лучше расскажи, как живешь, чем занимаешься? Не оголодал ли на пенсионной милостыне?
Если за рабочим столом генерал выглядел суровым и немногословным, то покидая его, превращался в словоохотливого доброго дядюшку. К подобному превращению Ступин за долгте годы совместной службы успел привыкнуть.
Его насторожило другое.
С тех пор, как Сергеев свел отставного майора госбезопасности с отставным майором уголовного розыска, он всегда старался расспрашивать о житье-бытье только во множественном числе. Как живете, что у вас нового, что намечаете предпринять? И вдруг…