Страница:
— Во всяком случае, я не хочу, чтобы вы ради меня кого-нибудь убили, — сказала Мари Спикс.
Все посмотрели на нее. Она всегда разговаривала, как подросток, и никто не ожидал услышать ее мнение о столь серьезных вещах.
— Уж лучше пусть я умру. Вы поняли?
— Ты спятила,— сказала Рона,— ты лишилась рассудка, девочка.
— Убийство разбойника не является преступлением, — заметил Пит.
— Как и убийство мормона, — сказала Мари, — насколько мне известно.
Она встала и пошла туда, где спали малыши.
— Она спятила, — повторила Рона.
— Она христианка,— возразил Дивер.
— Я тоже,— сказал Пит,— но я знаю, что есть случаи, когда Господь позволяет добрым людям защищаться. Вспомним о капитане Морони и о нашем праве на свободу. Вспомним о Хеламане и о двух тысячах молодых людей.
— Вспомним о том, что пора спать, — вмешался Тиг. — Я слишком устал и сегодня не буду дежурить первым.
— Дежурить буду я,— предложил Пит.
— Нет я,— сказал Дивер.
— Дежурить будете вы, мистер Дивер, — подтвердил Тиг. — Эти часы у вас на руке, они исправны, или вы их носите как память?
— Они на солнечных батарейках и ходят очень точно, — ответил Дивер.
— Будете дежурить до полуночи. Потом разбудите Пита. А вы, Пит, разбудите меня в три.
После этого Тиг встал и пошел в кусты, которые служили отхожим местом для мальчиков.
— Убийство — это смертный грех, — сказала Аннали. — Я не желаю, чтобы нами командовал убийца.
— Не судите, да не судимы будете [прим.1], — сказал Дивер. — Кто из вас без греха, первый брось камень [прим.2].
Как и надеялся Дивер, это положило конец дискуссии. Среди них не было человека, который бы не чувствовал за собой ту или иную вину. Они испытывали чувство вины хотя бы за то, что в отличие от многих других все еще были живы. Быть может, Мари уже извлекла из этого урок. Быть может, убийству вообще не может быть никакого оправдания.
Брат Дивер прислушался к дыханию спящих людей. Он увидел, как мерно, в такт дыханию, поднимается и опускается грудь каждого ребенка. Он представил себе, как кто-то, подкравшись к детям, занес над ними нож или прицелился в них из ружья. Если бы этот кто-то занес свое оружие над ним самим, у него хватило бы мужества безропотно принять смерть. Но никогда на свете он не позволил бы нанести даже малейший вред этим детишкам. «Если бы я знал, что детям грозит беда, я бы отправил любого бандита в преисподнюю,— подумал Дивер.— Быть может, такая склонность к убийству является моим тайным пороком? Хотя нет, едва ли. Думаю, что это проявление гнева Господня. Наверное, именно такое чувство испытывал Христос, когда говорил, что лучше привязать к шее жернов и прыгнуть в море, чем поднять руку на дитя».
«Тиг убил мать и отца. Это жестоко. Впрочем, не мне его судить. Но теперь я буду внимательно наблюдать за этим парнем. Не спускать с него глаз. Еще не отделавшись от одной банды убийц, мы можем угодить в еще более жестокие руки. В руки тех, кто может убить чужаков только потому, что им не нравятся их религиозные убеждения. Но убить собственных родителей!»
Содрогнувшись всем телом, Дивер уставился в темноту, сгустившуюся вокруг мерцающего света костра.
На пятый день после того, как к ним присоединился Тиг, они двигались в направлении Уилксборо. Теперь они вошли в ритм, и никто уже не испытывал той усталости, которую они почувствовали на третий день. Теперь им не было так страшно, как раньше. Несколько раз Тиг уходил вперед, на разведку. Быстро возвращаясь назад, он заставлял их сворачивать с дороги. Но это была уже не автострада, и им часто удавалось пробираться сквозь кустарник, даже не разбирая тележек. Лишь для того, чтобы пересечь 77-ю автодорогу, им пришлось разобрать тележки. Чаще всего они шли пешком, двигаясь след в след друг за другом.
Как то раз, когда они прятались в кустарнике, Мари, поддавшись уговорам Роны, выглянула из зарослей и увидела всадников, которые проезжали мимо. Судя по всему, это была шайка отъявленных негодяев. Кроме того, Мари показалось, что к седлу одного из них были прикреплены три человеческих головы. Она вздрогнула, когда поняла, что это головы чернокожих.
— Фуражиры, — успокоил ее Тиг. Но Мари ему не поверила, она была не так наивна, как многие считали. Итак, спустя пять дней после того, как они вышли из Уинстона, Мари, страдая от жары и усталости, захотела немного развлечься. Она без зазрения совести решила отыграться на Роне.
— Ты положила на него глаз,— сказала Мари.
— Вовсе нет,— оскорбленно возразила Рона. Эти подозрения не могли ее не задеть.
— Ты повторяешь его имя во сне.
— Значит, это были кошмары.
—Даже сейчас, когда ты улыбнулась, ты подумала о нем.
— Вот и нет. К тому же я и не улыбалась.
— Тогда как ты узнала, о ком я говорю?
— Ты потрясающая стерва, вот ты кто! — воскликнула Рона.
— Не говори при мне таких слов,— сказала Мари. Она хотела уязвить свою собеседницу, а вышло совсем наоборот.
— Не веди себя как стерва, и никто тебя так не назовет, — парировала Рона.
— По крайней мере, я не сохну по убийцам, — сказала Мари, нанося ответный удар.
— Он не убийца.
— Он сам признался.
— У него были на то веские основания.
— Неужели?
— Они часто его мучили.
— Он так говорит?
— Просто я это знаю.
— Убийство — это смертный грех, — сказала Мари.— Тиг обречен на вечные муки в аду, так что ты и не мечтай выйти за него замуж.
— Закрой рот! У меня и в мыслях нет выходить за него замуж!
— К тому же он белый и не мормон, и он никогда, никогда, никогда не пойдет с тобой в Храм.
— А, может быть, мне до этого нет дела.
— Если тебе нет дела до Храма, зачем же ты идешь в Юту?
Рона как-то странно на нее посмотрела:
— До Храмадело не дойдет.
Мари не знала, как отнестись к этим словам, и не хотела выяснять, что Рона имела в виду. Тем не менее она все еще испытывала подлое желание уязвить свою подругу. Поэтому она завела старую пластинку.
— Он обязательно попадет в ад.
— Нет, не попадет! — с этими словами Рона так толкнула Мари, что та чуть было не опустилась на пятую точку.
— Эй!
— Что здесь происходит?! — это был, конечно, брат Дивер. Никто из белых никогда бы не стал их ругать.— Наши дела и без того плохи, а тут еще вы набрасываетесь друг на друга.
— Я на нее не набрасывалась,— возразила Мари.
— Она сказала, что Тиг попадет в ад!
Мари почувствовала, как рука брата Дивера опустилась на ее шею.
— Господь судья душам человеческим, — мягко сказал он.
Мари попыталась высвободиться. Ей было уже восемнадцать, и она вышла из возраста, когда взрослые могут в любой момент схватить ребенка.
— Так вот, Мари, если ты не можешь не осуждать, то думаю, что тебе лучше научиться держать язык за зубами. Ты поняла меня, девочка?
Ей наконец удалось освободиться.
— Вы не имеете права указывать черной девушке, что ей делать! — сказала она настолько громко, что ее услышали остальные.
— Поучайте своих белых крошек, а меня оставьте в покое!
Она поняла, что наговорила массу гадостей, и сожалела об этом. Но все же ей удалось заставить его замолчать и оставить ее в покое. Разве не этого она хотела? Кроме того, он женился на белой женщине, а это было равносильно утверждению, что все черные женщины никуда не годятся. Ну и чего он этим добился? Всех их застрелили вместе с другими белыми мормонами, когда сам он находился в А&Т, куда белые солдаты-христиане не осмелились войти. Только по этой причине он хотел, чтобы она простила Тигу то, что он является убийцей. Он сам чувствовал себя убийцей, так как, будучи черным, остался в живых, тогда как его жену и детишек расстреляли и зарыли бульдозером в общую могилу на автостоянке. Он хотел, чтобы все вокруг были хорошими и прощали друг друга. Она знала Закон Божий, разве не так? Она не просто посещала воскресную школу мормонов, она постоянно штудировала учение и знала, что искупление за муки Христа не требует того, чтобы они погибли насильственной смертью. Впрочем, от ее жестоких слов его лицо осунулось, словно он вот-вот умрет. Она уже готова была извиниться, но как раз в этот момент они услышали стук копыт, а потом на них обрушился весь этот кошмар.
Бандиты подъехали к обочине дороги. Они не спешили, словно были уверены в том, что им ничего не угрожает. Должно быть, они приблизились уже после того, как Тиг отправился в разведку. Их было только двое, и поначалу Мари еще надеялась на то, что они сочтут их группу слишком многочисленной и оставят в покое. Но бандиты, быстро оценив обстановку, действовали без промедлений. Они вытащили свои ружья еще до того, как вышли на 421-ю дорогу.
— Мы не хотим вам зла, — сказал брат Дивер или, точнее, только начал говорить эти слова, когда один из бандитов спешился, и наотмашь ударив Дивера пистолетом по лицу, сбил его с ног.
— Толкать здесь речи будем мы, — сказал бандит, — и только мы, усекли? Всем лечь на живот.
— Посмотри-ка, Зак, как у них насчет баб, если, конечно, ты не больно жалостливый.
— Вон та блондиночка...
— Убери от нее свои лапы, — крикнул Пит. Он попытался было подняться. Разбойник с длинной бородой, что был повыше ростом, пнул его с такой силой, что, казалось, голова Пита сейчас оторвется от шеи.
— Она будет на десерт,— сказал высокий.— А в качестве основного блюда у нас будет вот это черное мясо.
Мари подумала, что уже вряд ли сможет испугаться сильнее, чем уже испугалась, но когда холодное дуло дробовика уперлось ей в лоб и придавило к земле, она первый раз в жизни испытала не просто страх, а настоящий ужас.
— Прошу вас, — прошептала Рона.
— Теперь, сладкая, лежи спокойно и не двигайся пока я раздеваю тебя. И раздвинь для папочки свои ножки пошире, а то Зак снесет твоей подружке голову.
— Я порядочная девушка! — всхлипывала Рона.
— Я сделаю тебя еще более порядочной,— сказал длиннобородый.
— Нет! — взвизгнула Рона.
Когда Зак дослал заряд в патронник, Мари остро почувствовала, как слегка содрогнулся ствол ружья.
— Не сопротивляйся им, Рона, — сказала она. Мари понимала, что сказав эти слова, она проявила свое малодушие, но ведь не Роне приставили ружье к голове.
— А вам, малыши, лучше всего закрыть глазки, — сказал Зак. — Вам еще слишком рано приобщаться к тайнам бытия.
Мари услышала, как длиннобородый, положив на землю свой дробовик, стал расстегивать молнию штанов, бормоча, что если Рона наградит его какой-нибудь заразой, то ее голова будет болтаться у него на седле. Из этого Мари поняла, что она действительно виделаэти головы. От этой мысли девушка содрогнулась.
— Лежи тихо,— сказал Зак,— а то тебе не поздоровится, если я...
Внезапно она почувствовала резкий толчок: дуло приставленного к голове Мари ружья еще сильнее прижало ее к земле. Зак почему-то стал падать, причем падать прямо на нее. В этот же момент она услышала, как неподалеку от нее раздался треск ружейного выстрела. На рубашке Зака появилось красное пятно и брызнула кровь. Схватив ствол дробовика, Мари оттолкнула его от своего лица. Другой бандит, что-то бормоча, стал возиться со своим ружьем. Но прозвучал треск еще одного выстрела, и он тоже свалился на землю.
— Тиг! — закричала Мари. Она вскочила на ноги, рана на голове кровоточила. Все остальные тоже стали подниматься. Мгновенно схватив ружье Зака, Пит взял на мушку обоих бандитов. Но они были мертвее мертвого — каждый был убит одним выстрелом.
— Держите лошадей! — кричал Тиг. И он был прав, так как лошадей можно было впрячь в тележки, на них можно было навьючить груз, в общем, лошадей надо было поймать. Но Мари не могла их найти, поскольку кровь, струившаяся из раны, заливала глаза...
— Мари, милая, вот ты где. С тобой все в порядке? — сестра Монк прикладывала к ее ране какую-то тряпицу. Мари почувствовала жгучую боль.
— Он выстрелил в Мари? — услышала она голос одного из малышей.
— Просто умирая, он ткнул ее в голову своим ружьем, вот и все. Донна Кинн, отведи малышей к обочине,— сестра Монк, как всегда, командовала. А остальные, как всегда, вприпрыжку исполняли все ее распоряжения. Но на этот раз Мари ничего не имела против, она не сопротивлялась прикосновениям больших рук этой уже немолодой женщины, смывавшей кровь с ее лица. Услышав всхлипывания Роны, Мари повернулась к ней. Брат Дивер тянул Рону за рукав, пытаясь оттащить ее в сторону, а она безостановочно топтала ногой лицо длиннобородого бандита. Это лицо уже было трудно назвать человеческим, но она продолжала топтать его. Наконец череп раскололся, и ее нога провалилась внутрь. К ним приблизился Тиг, ведя под узды одну из лошадей. Он передал поводья Диверу. Широкой поступью подойдя к телу убитого, он взял Рону на руки и понес ее, приговаривая: «Все хорошо, теперь все хорошо, ты в безопасности».
— Чертовски долго вас не было, — сказал Пит. Он вел вторую лошадь, и в его голосе скорее можно было услышать испуг, нежели упрек.
— Я вернулся, как только услышал стук копыт. Перед тем как стрелять, надо было убедиться в том, что их только двое. Прости, Рона, прости, что ты так напугалась, прости, что я позволил ему так поступить с тобой, но мне пришлось ждать, пока он положит свое ружье, понимаешь?
— Да все в порядке, он ничего ей не сделал, — сказала Аннали.
Рона, прижавшись к груди Тига, снова разрыдалась.
— Вы же видели, как она лежала там с задранной вверх юбкой и после этого говорите, что он ничего ей не сделал?
— Я лишь хотела сказать, что он не...
— Раз с вами этого не случилось, так заткнитесь и нечего тут разглагольствовать, что он сделал, а чего не сделал, — сказал Тиг.
Брат Дивер вытянул руку, в которой держал небольшой кусок голубой ткани.
— Вот твое исподнее, Рона...
Рона отвернулась. Сестра Монк вырвала трусики из руки брата Дивера.
— Брат Дивер, — взмолилась она, — ну подумайте сами! Он ведь прикасалсяк ним! Она их больше никогда не наденет.
— Извини, Рона, но нам надо уходить, — сказал Тиг. — И уходить прямо сейчас, не теряя ни секунды. Эти выстрелы могли привлечь остальных бандитов: за этими двумя идут еще человек двадцать, и они всего в миле отсюда.
Рона отвернулась от него и неровной походкой приблизилась к сестре Монк. Мари ничуть не обиделась, когда сестра Монк оставила ее, и переключив внимание на Рону, стала успокаивать. Ведь простушке Роне досталось больше, чем Мари.
Тиг с помощью еще двух человек закинул трупы на лошадей.
— Оставьте их здесь, — сказала Аннали.
— Их надо захоронить, — ответил Тиг.
— Они этого не заслуживают.
Пит мягко объяснил ей, зачем это нужно.
— Никто не найдет тела, а значит, и не будет нас преследовать.
Через минуту они сошли с дороги и уже пробирались по краю какого-то фермерского поля. Кое-где над тропой нависали ветви деревьев. Тиг шепотом подгонял их и требовал идти как можно тише. Наконец они спустились с холма в лощину. Пока брат Дивер и брат Кинн копали одну большую могилу, Аннали увела детишек подальше от лошадей.
— Это тоже надо зарыть, — сказал Тиг.
Мари увидела, что к седлам обеих лошадей привязаны отрубленные головы. Вблизи они произвели на нее еще худшее впечатление, чем когда она видела их издалека.
— Я сброшу их вниз,— сказала Рона и тотчас принялась развязывать веревки.
— Я помогу, — вызвалась Мари. Она не стала рассматривать, кому принадлежали эти головы.
Взяв винтовку, Тиг снова поднялся на холм, чтобы посмотреть, что творится на дороге.
Мари, как, впрочем, и Рону, даже не вырвало. В эти минуты Мари главным образом радовалась тому, что ее голова не оказалась привязанной к седлу. Затем она помогла сестре Монк раздеть трупы и вынуть содержимое карманов. Они извлекли три дюжины зарядов к дробовику, спички и всякую мелочь, а потом засунули все это в седельные сумки, которые и без того были почти доверху набиты барахлом, которое бандиты успели награбить за этот день. Через двадцать минут оба трупа в рваном нижнем белье лежали в яме. Вокруг них валялись отрубленные головы. Затем в яму сбросили их грязную одежду. Только Мари заметила, как сестра Монк засунула голубые трусики Роны в рубашку одного из покойников.
Затем Рона, уговорив разрешить ей помочь зарыть яму, забрасывала тела землей до тех пор, пока они полностью не были погребены. Мари не смогла удержаться от реплики:
— Похоже, они жили небогато.
— Все живут небогато, — сказал Пит. — Но они жили тем, что отбирали то немногое, что еще оставалось у других, и, судя по всему, убивали свои жертвы.
— Нехорошо, что мы захоронили вместе с ними головы их жертв, — произнесла сестра Монк.
— Жертвам уже все равно, — сказал брат Дивер, — а у нас не было времени выкопать еще одну яму. Мари, не могла бы ты, соблюдая осторожность, подняться на холм и сказать брату Тигу, что мы здесь уже все сделали?
Но Тиг, стоявший на вершине холма, заметил, что они закончили работу и уже стремительно спускался вниз по склону.
— Никого нет. Возможно, что кроме этих двоих поблизости никого и не было,— сообщил он.— Уже довольно поздно и, может быть, нам стоит разбить лагерь в этой лощине, спустившись еще ниже. Насколько я помню, там должна быть вода. Она понадобится лошадям. Пока не стемнело, мы можем соорудить что-то вроде упряжки, чтобы можно было тянуть повозки лошадьми.
Тиг посмотрел на могилу.
— Накидайте сюда опавших листьев. Сделайте так, чтобы свежевырытой земли не было видно. В следующий раз не выбрасывайте одежду убитых. Мертвецам она ни к чему.
— Мы никогда бы ее не надели, — сказал брат Дивер.
— Надели бы, если бы было холодно, а на вас было бы мало одежды.
— На мне всегда достаточно одежды,— ответил брат Дивер.
Тиг лишь пожал плечами.
— Брат Тиг,— обратилась к нему Мари.
— Что?
— Я была не права, когда говорила, чтобы вы ради меня не убивали.
— Я знаю,— сказал Тиг. Больше он не сказал ей ни слова.
— Брат Дивер и брат Кинн, если у вас нет возражений, то возьмите эти дробовики.
— Если у нихесть возражения, то у меня их нет, — заявила сестра Кинн.
Если даже такие возражения и были, то ни брат Дивер, ни брат Кинн не стали их высказывать. Каждый из них просто закинул дробовик на плечо. Засунув в карман несколько зарядов, брат Кинн взял оставшиеся и положил их в карман брату Диверу. Тот явно был удивлен и смущен. Эта сцена несколько покоробила Мари. Неужто профессор колледжа разбирается и в этом?
Но в основном Мари наблюдала за Тигом. Вот почему только она видела, как играют желваки на лице проводника, как слегка подрагивает его рука. И только она проснулась глубокой ночью, когда он вышел прогуляться под луной.
Она встала и пошла вслед за ним. Сунув руки в карманы, он с отсутствующим видом стоял у могилы. Ни единым движением Тиг не дал понять, что знает о ее присутствии, но Мари не сомневалась, что начиная с того момента, как она поднялась со своего ложа, он знает о ее присутствии.
— Какой же вы лжец, — сказала Мари, — вы ведь не убивали своих родителей.
Он не сказал ни слова ей в ответ.
— Вплоть до сегодняшнего дня вы не убили ни единой живой души.
— Думай, что хочешь, — ответил он.
— Вы никогда не убивали.
Он так и стоял, держа руки в карманах, пока она не пошла обратно в лагерь. Она лежала и пыталась понять, зачем мужчина желает убедить всех в том, что он убийца, хотя на самом деле он таковым не является. Затем Мари пыталась выяснить, почему она так сильно хочет верить, что мужчина не убийца, тогда как сам он уверяет ее в обратном. Она еще долго лежала с открытыми глазами, но он вернулся только тогда, когда она уснула.
Что касается Роны, то Мари и вправду была уверена в том, что девушка втюрилась в Джейми Тига. Но так было до недавних событий. Тиг спас Рону от изнасилования, и только благодаря ему голова девушки осталась у нее на плечах, а не болталась у седла одного из бандитов. Казалось бы, теперь она должна влюбиться в него по уши. Но нет. После этого эпизода она относилась к Тигу не более как к одному из взрослых. Как будто он ничем от них не отличался.
Некоторых людей просто невозможно понять, решила Мари. Возможно, Рона просто не могла одновременно испытывать чувство благодарности и чувство любви. Возможно, она не могла простить Тигу того, что он не сразу убил бандитов, а сделал это лишь после того, как они стащили с нее трусики. А может быть, Рона просто не могла выйти замуж за человека, который видел, как она превратила голову мертвеца в месиво. В общем, Рона ничего ей не объяснила, а Мари ее об этом никогда не спрашивала.
На всю жизнь у Мари остался на лбу шрам. Она с самого начала обрадовалась этому обстоятельству и постоянно трогала свой рубец. Мари никогда не забывала о том, что все могло обернуться гораздо хуже, чем ствол ружья, приставленный к голове. Ведь с ней вполне могло бы случиться то же самое, что случилось с Роной.
Через день они вошли в горы, где дорога так круто уходила вверх, что им пришлось каждые двадцать минут останавливаться и отдыхать. Пит радовался тому, что теперь у них есть лошади и им больше не надо самим, катить тележки. Впрочем, он не стал говорить об этом вслух, так как все и без него понимали, насколько хорошо иметь под рукой лошадей. Лишь Рона все еще сильно горевала о том, какой ценой им достались эти лошади. Пит сосредоточил свое внимание на детях — своих собственных и сиротах. Он знал, что именно они испытывают самые большие лишения. Когда началась первая чума, самые маленькие из них — Скотти Портер и Валери Леттерман еще даже не появились на свет. Знаменитые Шесть Ракет упали задолго до того, как Скотти и Валери произнесли свои первые слова. Как-то раз он в шутку спросил Аннали: «Может, нам отдать их в подготовительную группу детского сада при колледже?». Но она либо напрочь забыла о такой глупости прежних лет, как чувства юмора, либо не сочла эту шутку забавной. В последнее время ее вообще мало что могло развеселить. Как, впрочем, и Пита. Но он, по крайней мере, время от времени пытался развеять дурные мысли. Порой это ему удавалось, и он в течение целых часов, а то и дней не думал ни об отце, убитом ракетой, которая упала на округ Колумбия, ни об отчиме, которого застрелили грабители, ни о матери, ни о родственниках Аннали, всех ее братьях и сестрах, племянницах и племянниках, которых загнали в актовый зал игрового центра. И хотя они не могли знать, что именно с ними произойдет, но несомненно догадывались о той ужасной участи, которая их ждет. «Играя в пьесах, я ступал по сцене, на которой стояли те парни с ружьями, играя в баскетбол, я бегал по паркету, из которого пули выбивали щепки, а кровь глубоко впиталась в дерево. Меня крестили в купели, стоявшей за этой сценой. К ней люди из города подсоединили шланги, с помощью которых смывали кровь. Баптисты уже поговаривали о том, чтобы устроить здесь христианскую библиотеку». Пит услышал эти разговоры, когда пришел на стоянку, чтобы возложить цветы на то место, где он когда-то после танцев впервые поцеловал Аннали и где теперь под слоем земли лежали в одной куче изуродованные тела его родственников и друзей.
Вот какой мир достался этим детям. И вечно их куда-то торопят. Понимают ли они, что мир не должен быть таким? Смогут ли они когда-нибудь поверить хоть во что-то после того, как их лишили родителей?
Однажды, когда они, оставшись вдвоем, вели лошадей, спросил его, чьи эти дети.
— Та большая девочка, Донна — моя дочь, а Нат мой сын.
— Это и дураку понятно — они такие же светловолосые, — сказал Тиг.
— Мик, Скотти Портер, Валери Леттерман и Чери Энн — сироты.
— Зачем вы взяли их с собой? Неужели в Гринсборо не нашлось никого, кто смог бы за ними присмотреть?
— Именно потому, что такие люди нашлись, мы и решили отправиться в такую даль. И нам пришлось силой отстаивать свое право взять их с собой.
— Но почему? Неужели вы не понимаете, что без них мы бы двигались гораздо быстрее и находились бы в большей безопасности?
Пит подавил приступ ярости. Он всегда пытался обуздать свои страсти и почти всегда это ему удавалось.
— Все верно, Тиг. Но если бы мы их оставили, то их подобрали бы баптисты.
— Но это было бы не так уж и плохо,— сказал Тиг. Пит вновь сдержал свои эмоции и лишь после длительной паузы заговорил тихо и спокойно.
— Дело в том, Тиг, что именно проповедники баптистов в течение пятнадцати лет убеждали людей, что мормоны — это Антихрист и что мы в нашем храме совершаем тайные обряды и поклоняемся Сатане. Они говорили, что Иисус и дьявол братья, и что мы только делаем вид, что христиане. Они убеждали людей в том, что мы можем похитить их детей, и в том, что мормоны завладели всем, а добрые христиане прозябают в бедности. А потом, когда пришла беда, все эти баптистские проповедники умыли руки и сказали: «Мы никого не заставляли убивать мормонов». И это была сущая правда. Они никогда не проповедовали убийство. Но они проповедовали ненависть и страх, они сознательно лгали. Теперь, Тиг, вы понимаете, почему мы не отдали этих детей мормонов людям, которые так клевещут на религию, ради которой погибли наши отцы?
Некоторое время Тиг молчал, видимо, размышляя о том, что услышал.
— Как этим малышам удалось остаться в живых? Я слышал, что Воины Христовы добивали даже раненых.
Выходит, что Тиг слышал эту историю.
— Эти четверо ушли в начальную школу в Гилфорде. Когда Воины Христовы стали повсюду арестовывать людей, они добрались и до школы. Их встретила доктор Соня Дей, которая была директором. У нее не было никакого оружия. Показав им еще тлевший пепел — все, что осталось от школьных журналов, она сказала: «Дети, преподаватели и я сама — все в этой школе сегодня мормоны. Если вы хотите кого-то забрать, то забирайте нас всех». Так она осадила их и они ушли прочь.
Все посмотрели на нее. Она всегда разговаривала, как подросток, и никто не ожидал услышать ее мнение о столь серьезных вещах.
— Уж лучше пусть я умру. Вы поняли?
— Ты спятила,— сказала Рона,— ты лишилась рассудка, девочка.
— Убийство разбойника не является преступлением, — заметил Пит.
— Как и убийство мормона, — сказала Мари, — насколько мне известно.
Она встала и пошла туда, где спали малыши.
— Она спятила, — повторила Рона.
— Она христианка,— возразил Дивер.
— Я тоже,— сказал Пит,— но я знаю, что есть случаи, когда Господь позволяет добрым людям защищаться. Вспомним о капитане Морони и о нашем праве на свободу. Вспомним о Хеламане и о двух тысячах молодых людей.
— Вспомним о том, что пора спать, — вмешался Тиг. — Я слишком устал и сегодня не буду дежурить первым.
— Дежурить буду я,— предложил Пит.
— Нет я,— сказал Дивер.
— Дежурить будете вы, мистер Дивер, — подтвердил Тиг. — Эти часы у вас на руке, они исправны, или вы их носите как память?
— Они на солнечных батарейках и ходят очень точно, — ответил Дивер.
— Будете дежурить до полуночи. Потом разбудите Пита. А вы, Пит, разбудите меня в три.
После этого Тиг встал и пошел в кусты, которые служили отхожим местом для мальчиков.
— Убийство — это смертный грех, — сказала Аннали. — Я не желаю, чтобы нами командовал убийца.
— Не судите, да не судимы будете [прим.1], — сказал Дивер. — Кто из вас без греха, первый брось камень [прим.2].
Как и надеялся Дивер, это положило конец дискуссии. Среди них не было человека, который бы не чувствовал за собой ту или иную вину. Они испытывали чувство вины хотя бы за то, что в отличие от многих других все еще были живы. Быть может, Мари уже извлекла из этого урок. Быть может, убийству вообще не может быть никакого оправдания.
Брат Дивер прислушался к дыханию спящих людей. Он увидел, как мерно, в такт дыханию, поднимается и опускается грудь каждого ребенка. Он представил себе, как кто-то, подкравшись к детям, занес над ними нож или прицелился в них из ружья. Если бы этот кто-то занес свое оружие над ним самим, у него хватило бы мужества безропотно принять смерть. Но никогда на свете он не позволил бы нанести даже малейший вред этим детишкам. «Если бы я знал, что детям грозит беда, я бы отправил любого бандита в преисподнюю,— подумал Дивер.— Быть может, такая склонность к убийству является моим тайным пороком? Хотя нет, едва ли. Думаю, что это проявление гнева Господня. Наверное, именно такое чувство испытывал Христос, когда говорил, что лучше привязать к шее жернов и прыгнуть в море, чем поднять руку на дитя».
«Тиг убил мать и отца. Это жестоко. Впрочем, не мне его судить. Но теперь я буду внимательно наблюдать за этим парнем. Не спускать с него глаз. Еще не отделавшись от одной банды убийц, мы можем угодить в еще более жестокие руки. В руки тех, кто может убить чужаков только потому, что им не нравятся их религиозные убеждения. Но убить собственных родителей!»
Содрогнувшись всем телом, Дивер уставился в темноту, сгустившуюся вокруг мерцающего света костра.
На пятый день после того, как к ним присоединился Тиг, они двигались в направлении Уилксборо. Теперь они вошли в ритм, и никто уже не испытывал той усталости, которую они почувствовали на третий день. Теперь им не было так страшно, как раньше. Несколько раз Тиг уходил вперед, на разведку. Быстро возвращаясь назад, он заставлял их сворачивать с дороги. Но это была уже не автострада, и им часто удавалось пробираться сквозь кустарник, даже не разбирая тележек. Лишь для того, чтобы пересечь 77-ю автодорогу, им пришлось разобрать тележки. Чаще всего они шли пешком, двигаясь след в след друг за другом.
Как то раз, когда они прятались в кустарнике, Мари, поддавшись уговорам Роны, выглянула из зарослей и увидела всадников, которые проезжали мимо. Судя по всему, это была шайка отъявленных негодяев. Кроме того, Мари показалось, что к седлу одного из них были прикреплены три человеческих головы. Она вздрогнула, когда поняла, что это головы чернокожих.
— Фуражиры, — успокоил ее Тиг. Но Мари ему не поверила, она была не так наивна, как многие считали. Итак, спустя пять дней после того, как они вышли из Уинстона, Мари, страдая от жары и усталости, захотела немного развлечься. Она без зазрения совести решила отыграться на Роне.
— Ты положила на него глаз,— сказала Мари.
— Вовсе нет,— оскорбленно возразила Рона. Эти подозрения не могли ее не задеть.
— Ты повторяешь его имя во сне.
— Значит, это были кошмары.
—Даже сейчас, когда ты улыбнулась, ты подумала о нем.
— Вот и нет. К тому же я и не улыбалась.
— Тогда как ты узнала, о ком я говорю?
— Ты потрясающая стерва, вот ты кто! — воскликнула Рона.
— Не говори при мне таких слов,— сказала Мари. Она хотела уязвить свою собеседницу, а вышло совсем наоборот.
— Не веди себя как стерва, и никто тебя так не назовет, — парировала Рона.
— По крайней мере, я не сохну по убийцам, — сказала Мари, нанося ответный удар.
— Он не убийца.
— Он сам признался.
— У него были на то веские основания.
— Неужели?
— Они часто его мучили.
— Он так говорит?
— Просто я это знаю.
— Убийство — это смертный грех, — сказала Мари.— Тиг обречен на вечные муки в аду, так что ты и не мечтай выйти за него замуж.
— Закрой рот! У меня и в мыслях нет выходить за него замуж!
— К тому же он белый и не мормон, и он никогда, никогда, никогда не пойдет с тобой в Храм.
— А, может быть, мне до этого нет дела.
— Если тебе нет дела до Храма, зачем же ты идешь в Юту?
Рона как-то странно на нее посмотрела:
— До Храмадело не дойдет.
Мари не знала, как отнестись к этим словам, и не хотела выяснять, что Рона имела в виду. Тем не менее она все еще испытывала подлое желание уязвить свою подругу. Поэтому она завела старую пластинку.
— Он обязательно попадет в ад.
— Нет, не попадет! — с этими словами Рона так толкнула Мари, что та чуть было не опустилась на пятую точку.
— Эй!
— Что здесь происходит?! — это был, конечно, брат Дивер. Никто из белых никогда бы не стал их ругать.— Наши дела и без того плохи, а тут еще вы набрасываетесь друг на друга.
— Я на нее не набрасывалась,— возразила Мари.
— Она сказала, что Тиг попадет в ад!
Мари почувствовала, как рука брата Дивера опустилась на ее шею.
— Господь судья душам человеческим, — мягко сказал он.
Мари попыталась высвободиться. Ей было уже восемнадцать, и она вышла из возраста, когда взрослые могут в любой момент схватить ребенка.
— Так вот, Мари, если ты не можешь не осуждать, то думаю, что тебе лучше научиться держать язык за зубами. Ты поняла меня, девочка?
Ей наконец удалось освободиться.
— Вы не имеете права указывать черной девушке, что ей делать! — сказала она настолько громко, что ее услышали остальные.
— Поучайте своих белых крошек, а меня оставьте в покое!
Она поняла, что наговорила массу гадостей, и сожалела об этом. Но все же ей удалось заставить его замолчать и оставить ее в покое. Разве не этого она хотела? Кроме того, он женился на белой женщине, а это было равносильно утверждению, что все черные женщины никуда не годятся. Ну и чего он этим добился? Всех их застрелили вместе с другими белыми мормонами, когда сам он находился в А&Т, куда белые солдаты-христиане не осмелились войти. Только по этой причине он хотел, чтобы она простила Тигу то, что он является убийцей. Он сам чувствовал себя убийцей, так как, будучи черным, остался в живых, тогда как его жену и детишек расстреляли и зарыли бульдозером в общую могилу на автостоянке. Он хотел, чтобы все вокруг были хорошими и прощали друг друга. Она знала Закон Божий, разве не так? Она не просто посещала воскресную школу мормонов, она постоянно штудировала учение и знала, что искупление за муки Христа не требует того, чтобы они погибли насильственной смертью. Впрочем, от ее жестоких слов его лицо осунулось, словно он вот-вот умрет. Она уже готова была извиниться, но как раз в этот момент они услышали стук копыт, а потом на них обрушился весь этот кошмар.
Бандиты подъехали к обочине дороги. Они не спешили, словно были уверены в том, что им ничего не угрожает. Должно быть, они приблизились уже после того, как Тиг отправился в разведку. Их было только двое, и поначалу Мари еще надеялась на то, что они сочтут их группу слишком многочисленной и оставят в покое. Но бандиты, быстро оценив обстановку, действовали без промедлений. Они вытащили свои ружья еще до того, как вышли на 421-ю дорогу.
— Мы не хотим вам зла, — сказал брат Дивер или, точнее, только начал говорить эти слова, когда один из бандитов спешился, и наотмашь ударив Дивера пистолетом по лицу, сбил его с ног.
— Толкать здесь речи будем мы, — сказал бандит, — и только мы, усекли? Всем лечь на живот.
— Посмотри-ка, Зак, как у них насчет баб, если, конечно, ты не больно жалостливый.
— Вон та блондиночка...
— Убери от нее свои лапы, — крикнул Пит. Он попытался было подняться. Разбойник с длинной бородой, что был повыше ростом, пнул его с такой силой, что, казалось, голова Пита сейчас оторвется от шеи.
— Она будет на десерт,— сказал высокий.— А в качестве основного блюда у нас будет вот это черное мясо.
Мари подумала, что уже вряд ли сможет испугаться сильнее, чем уже испугалась, но когда холодное дуло дробовика уперлось ей в лоб и придавило к земле, она первый раз в жизни испытала не просто страх, а настоящий ужас.
— Прошу вас, — прошептала Рона.
— Теперь, сладкая, лежи спокойно и не двигайся пока я раздеваю тебя. И раздвинь для папочки свои ножки пошире, а то Зак снесет твоей подружке голову.
— Я порядочная девушка! — всхлипывала Рона.
— Я сделаю тебя еще более порядочной,— сказал длиннобородый.
— Нет! — взвизгнула Рона.
Когда Зак дослал заряд в патронник, Мари остро почувствовала, как слегка содрогнулся ствол ружья.
— Не сопротивляйся им, Рона, — сказала она. Мари понимала, что сказав эти слова, она проявила свое малодушие, но ведь не Роне приставили ружье к голове.
— А вам, малыши, лучше всего закрыть глазки, — сказал Зак. — Вам еще слишком рано приобщаться к тайнам бытия.
Мари услышала, как длиннобородый, положив на землю свой дробовик, стал расстегивать молнию штанов, бормоча, что если Рона наградит его какой-нибудь заразой, то ее голова будет болтаться у него на седле. Из этого Мари поняла, что она действительно виделаэти головы. От этой мысли девушка содрогнулась.
— Лежи тихо,— сказал Зак,— а то тебе не поздоровится, если я...
Внезапно она почувствовала резкий толчок: дуло приставленного к голове Мари ружья еще сильнее прижало ее к земле. Зак почему-то стал падать, причем падать прямо на нее. В этот же момент она услышала, как неподалеку от нее раздался треск ружейного выстрела. На рубашке Зака появилось красное пятно и брызнула кровь. Схватив ствол дробовика, Мари оттолкнула его от своего лица. Другой бандит, что-то бормоча, стал возиться со своим ружьем. Но прозвучал треск еще одного выстрела, и он тоже свалился на землю.
— Тиг! — закричала Мари. Она вскочила на ноги, рана на голове кровоточила. Все остальные тоже стали подниматься. Мгновенно схватив ружье Зака, Пит взял на мушку обоих бандитов. Но они были мертвее мертвого — каждый был убит одним выстрелом.
— Держите лошадей! — кричал Тиг. И он был прав, так как лошадей можно было впрячь в тележки, на них можно было навьючить груз, в общем, лошадей надо было поймать. Но Мари не могла их найти, поскольку кровь, струившаяся из раны, заливала глаза...
— Мари, милая, вот ты где. С тобой все в порядке? — сестра Монк прикладывала к ее ране какую-то тряпицу. Мари почувствовала жгучую боль.
— Он выстрелил в Мари? — услышала она голос одного из малышей.
— Просто умирая, он ткнул ее в голову своим ружьем, вот и все. Донна Кинн, отведи малышей к обочине,— сестра Монк, как всегда, командовала. А остальные, как всегда, вприпрыжку исполняли все ее распоряжения. Но на этот раз Мари ничего не имела против, она не сопротивлялась прикосновениям больших рук этой уже немолодой женщины, смывавшей кровь с ее лица. Услышав всхлипывания Роны, Мари повернулась к ней. Брат Дивер тянул Рону за рукав, пытаясь оттащить ее в сторону, а она безостановочно топтала ногой лицо длиннобородого бандита. Это лицо уже было трудно назвать человеческим, но она продолжала топтать его. Наконец череп раскололся, и ее нога провалилась внутрь. К ним приблизился Тиг, ведя под узды одну из лошадей. Он передал поводья Диверу. Широкой поступью подойдя к телу убитого, он взял Рону на руки и понес ее, приговаривая: «Все хорошо, теперь все хорошо, ты в безопасности».
— Чертовски долго вас не было, — сказал Пит. Он вел вторую лошадь, и в его голосе скорее можно было услышать испуг, нежели упрек.
— Я вернулся, как только услышал стук копыт. Перед тем как стрелять, надо было убедиться в том, что их только двое. Прости, Рона, прости, что ты так напугалась, прости, что я позволил ему так поступить с тобой, но мне пришлось ждать, пока он положит свое ружье, понимаешь?
— Да все в порядке, он ничего ей не сделал, — сказала Аннали.
Рона, прижавшись к груди Тига, снова разрыдалась.
— Вы же видели, как она лежала там с задранной вверх юбкой и после этого говорите, что он ничего ей не сделал?
— Я лишь хотела сказать, что он не...
— Раз с вами этого не случилось, так заткнитесь и нечего тут разглагольствовать, что он сделал, а чего не сделал, — сказал Тиг.
Брат Дивер вытянул руку, в которой держал небольшой кусок голубой ткани.
— Вот твое исподнее, Рона...
Рона отвернулась. Сестра Монк вырвала трусики из руки брата Дивера.
— Брат Дивер, — взмолилась она, — ну подумайте сами! Он ведь прикасалсяк ним! Она их больше никогда не наденет.
— Извини, Рона, но нам надо уходить, — сказал Тиг. — И уходить прямо сейчас, не теряя ни секунды. Эти выстрелы могли привлечь остальных бандитов: за этими двумя идут еще человек двадцать, и они всего в миле отсюда.
Рона отвернулась от него и неровной походкой приблизилась к сестре Монк. Мари ничуть не обиделась, когда сестра Монк оставила ее, и переключив внимание на Рону, стала успокаивать. Ведь простушке Роне досталось больше, чем Мари.
Тиг с помощью еще двух человек закинул трупы на лошадей.
— Оставьте их здесь, — сказала Аннали.
— Их надо захоронить, — ответил Тиг.
— Они этого не заслуживают.
Пит мягко объяснил ей, зачем это нужно.
— Никто не найдет тела, а значит, и не будет нас преследовать.
Через минуту они сошли с дороги и уже пробирались по краю какого-то фермерского поля. Кое-где над тропой нависали ветви деревьев. Тиг шепотом подгонял их и требовал идти как можно тише. Наконец они спустились с холма в лощину. Пока брат Дивер и брат Кинн копали одну большую могилу, Аннали увела детишек подальше от лошадей.
— Это тоже надо зарыть, — сказал Тиг.
Мари увидела, что к седлам обеих лошадей привязаны отрубленные головы. Вблизи они произвели на нее еще худшее впечатление, чем когда она видела их издалека.
— Я сброшу их вниз,— сказала Рона и тотчас принялась развязывать веревки.
— Я помогу, — вызвалась Мари. Она не стала рассматривать, кому принадлежали эти головы.
Взяв винтовку, Тиг снова поднялся на холм, чтобы посмотреть, что творится на дороге.
Мари, как, впрочем, и Рону, даже не вырвало. В эти минуты Мари главным образом радовалась тому, что ее голова не оказалась привязанной к седлу. Затем она помогла сестре Монк раздеть трупы и вынуть содержимое карманов. Они извлекли три дюжины зарядов к дробовику, спички и всякую мелочь, а потом засунули все это в седельные сумки, которые и без того были почти доверху набиты барахлом, которое бандиты успели награбить за этот день. Через двадцать минут оба трупа в рваном нижнем белье лежали в яме. Вокруг них валялись отрубленные головы. Затем в яму сбросили их грязную одежду. Только Мари заметила, как сестра Монк засунула голубые трусики Роны в рубашку одного из покойников.
Затем Рона, уговорив разрешить ей помочь зарыть яму, забрасывала тела землей до тех пор, пока они полностью не были погребены. Мари не смогла удержаться от реплики:
— Похоже, они жили небогато.
— Все живут небогато, — сказал Пит. — Но они жили тем, что отбирали то немногое, что еще оставалось у других, и, судя по всему, убивали свои жертвы.
— Нехорошо, что мы захоронили вместе с ними головы их жертв, — произнесла сестра Монк.
— Жертвам уже все равно, — сказал брат Дивер, — а у нас не было времени выкопать еще одну яму. Мари, не могла бы ты, соблюдая осторожность, подняться на холм и сказать брату Тигу, что мы здесь уже все сделали?
Но Тиг, стоявший на вершине холма, заметил, что они закончили работу и уже стремительно спускался вниз по склону.
— Никого нет. Возможно, что кроме этих двоих поблизости никого и не было,— сообщил он.— Уже довольно поздно и, может быть, нам стоит разбить лагерь в этой лощине, спустившись еще ниже. Насколько я помню, там должна быть вода. Она понадобится лошадям. Пока не стемнело, мы можем соорудить что-то вроде упряжки, чтобы можно было тянуть повозки лошадьми.
Тиг посмотрел на могилу.
— Накидайте сюда опавших листьев. Сделайте так, чтобы свежевырытой земли не было видно. В следующий раз не выбрасывайте одежду убитых. Мертвецам она ни к чему.
— Мы никогда бы ее не надели, — сказал брат Дивер.
— Надели бы, если бы было холодно, а на вас было бы мало одежды.
— На мне всегда достаточно одежды,— ответил брат Дивер.
Тиг лишь пожал плечами.
— Брат Тиг,— обратилась к нему Мари.
— Что?
— Я была не права, когда говорила, чтобы вы ради меня не убивали.
— Я знаю,— сказал Тиг. Больше он не сказал ей ни слова.
— Брат Дивер и брат Кинн, если у вас нет возражений, то возьмите эти дробовики.
— Если у нихесть возражения, то у меня их нет, — заявила сестра Кинн.
Если даже такие возражения и были, то ни брат Дивер, ни брат Кинн не стали их высказывать. Каждый из них просто закинул дробовик на плечо. Засунув в карман несколько зарядов, брат Кинн взял оставшиеся и положил их в карман брату Диверу. Тот явно был удивлен и смущен. Эта сцена несколько покоробила Мари. Неужто профессор колледжа разбирается и в этом?
Но в основном Мари наблюдала за Тигом. Вот почему только она видела, как играют желваки на лице проводника, как слегка подрагивает его рука. И только она проснулась глубокой ночью, когда он вышел прогуляться под луной.
Она встала и пошла вслед за ним. Сунув руки в карманы, он с отсутствующим видом стоял у могилы. Ни единым движением Тиг не дал понять, что знает о ее присутствии, но Мари не сомневалась, что начиная с того момента, как она поднялась со своего ложа, он знает о ее присутствии.
— Какой же вы лжец, — сказала Мари, — вы ведь не убивали своих родителей.
Он не сказал ни слова ей в ответ.
— Вплоть до сегодняшнего дня вы не убили ни единой живой души.
— Думай, что хочешь, — ответил он.
— Вы никогда не убивали.
Он так и стоял, держа руки в карманах, пока она не пошла обратно в лагерь. Она лежала и пыталась понять, зачем мужчина желает убедить всех в том, что он убийца, хотя на самом деле он таковым не является. Затем Мари пыталась выяснить, почему она так сильно хочет верить, что мужчина не убийца, тогда как сам он уверяет ее в обратном. Она еще долго лежала с открытыми глазами, но он вернулся только тогда, когда она уснула.
Что касается Роны, то Мари и вправду была уверена в том, что девушка втюрилась в Джейми Тига. Но так было до недавних событий. Тиг спас Рону от изнасилования, и только благодаря ему голова девушки осталась у нее на плечах, а не болталась у седла одного из бандитов. Казалось бы, теперь она должна влюбиться в него по уши. Но нет. После этого эпизода она относилась к Тигу не более как к одному из взрослых. Как будто он ничем от них не отличался.
Некоторых людей просто невозможно понять, решила Мари. Возможно, Рона просто не могла одновременно испытывать чувство благодарности и чувство любви. Возможно, она не могла простить Тигу того, что он не сразу убил бандитов, а сделал это лишь после того, как они стащили с нее трусики. А может быть, Рона просто не могла выйти замуж за человека, который видел, как она превратила голову мертвеца в месиво. В общем, Рона ничего ей не объяснила, а Мари ее об этом никогда не спрашивала.
На всю жизнь у Мари остался на лбу шрам. Она с самого начала обрадовалась этому обстоятельству и постоянно трогала свой рубец. Мари никогда не забывала о том, что все могло обернуться гораздо хуже, чем ствол ружья, приставленный к голове. Ведь с ней вполне могло бы случиться то же самое, что случилось с Роной.
Через день они вошли в горы, где дорога так круто уходила вверх, что им пришлось каждые двадцать минут останавливаться и отдыхать. Пит радовался тому, что теперь у них есть лошади и им больше не надо самим, катить тележки. Впрочем, он не стал говорить об этом вслух, так как все и без него понимали, насколько хорошо иметь под рукой лошадей. Лишь Рона все еще сильно горевала о том, какой ценой им достались эти лошади. Пит сосредоточил свое внимание на детях — своих собственных и сиротах. Он знал, что именно они испытывают самые большие лишения. Когда началась первая чума, самые маленькие из них — Скотти Портер и Валери Леттерман еще даже не появились на свет. Знаменитые Шесть Ракет упали задолго до того, как Скотти и Валери произнесли свои первые слова. Как-то раз он в шутку спросил Аннали: «Может, нам отдать их в подготовительную группу детского сада при колледже?». Но она либо напрочь забыла о такой глупости прежних лет, как чувства юмора, либо не сочла эту шутку забавной. В последнее время ее вообще мало что могло развеселить. Как, впрочем, и Пита. Но он, по крайней мере, время от времени пытался развеять дурные мысли. Порой это ему удавалось, и он в течение целых часов, а то и дней не думал ни об отце, убитом ракетой, которая упала на округ Колумбия, ни об отчиме, которого застрелили грабители, ни о матери, ни о родственниках Аннали, всех ее братьях и сестрах, племянницах и племянниках, которых загнали в актовый зал игрового центра. И хотя они не могли знать, что именно с ними произойдет, но несомненно догадывались о той ужасной участи, которая их ждет. «Играя в пьесах, я ступал по сцене, на которой стояли те парни с ружьями, играя в баскетбол, я бегал по паркету, из которого пули выбивали щепки, а кровь глубоко впиталась в дерево. Меня крестили в купели, стоявшей за этой сценой. К ней люди из города подсоединили шланги, с помощью которых смывали кровь. Баптисты уже поговаривали о том, чтобы устроить здесь христианскую библиотеку». Пит услышал эти разговоры, когда пришел на стоянку, чтобы возложить цветы на то место, где он когда-то после танцев впервые поцеловал Аннали и где теперь под слоем земли лежали в одной куче изуродованные тела его родственников и друзей.
Вот какой мир достался этим детям. И вечно их куда-то торопят. Понимают ли они, что мир не должен быть таким? Смогут ли они когда-нибудь поверить хоть во что-то после того, как их лишили родителей?
Однажды, когда они, оставшись вдвоем, вели лошадей, спросил его, чьи эти дети.
— Та большая девочка, Донна — моя дочь, а Нат мой сын.
— Это и дураку понятно — они такие же светловолосые, — сказал Тиг.
— Мик, Скотти Портер, Валери Леттерман и Чери Энн — сироты.
— Зачем вы взяли их с собой? Неужели в Гринсборо не нашлось никого, кто смог бы за ними присмотреть?
— Именно потому, что такие люди нашлись, мы и решили отправиться в такую даль. И нам пришлось силой отстаивать свое право взять их с собой.
— Но почему? Неужели вы не понимаете, что без них мы бы двигались гораздо быстрее и находились бы в большей безопасности?
Пит подавил приступ ярости. Он всегда пытался обуздать свои страсти и почти всегда это ему удавалось.
— Все верно, Тиг. Но если бы мы их оставили, то их подобрали бы баптисты.
— Но это было бы не так уж и плохо,— сказал Тиг. Пит вновь сдержал свои эмоции и лишь после длительной паузы заговорил тихо и спокойно.
— Дело в том, Тиг, что именно проповедники баптистов в течение пятнадцати лет убеждали людей, что мормоны — это Антихрист и что мы в нашем храме совершаем тайные обряды и поклоняемся Сатане. Они говорили, что Иисус и дьявол братья, и что мы только делаем вид, что христиане. Они убеждали людей в том, что мы можем похитить их детей, и в том, что мормоны завладели всем, а добрые христиане прозябают в бедности. А потом, когда пришла беда, все эти баптистские проповедники умыли руки и сказали: «Мы никого не заставляли убивать мормонов». И это была сущая правда. Они никогда не проповедовали убийство. Но они проповедовали ненависть и страх, они сознательно лгали. Теперь, Тиг, вы понимаете, почему мы не отдали этих детей мормонов людям, которые так клевещут на религию, ради которой погибли наши отцы?
Некоторое время Тиг молчал, видимо, размышляя о том, что услышал.
— Как этим малышам удалось остаться в живых? Я слышал, что Воины Христовы добивали даже раненых.
Выходит, что Тиг слышал эту историю.
— Эти четверо ушли в начальную школу в Гилфорде. Когда Воины Христовы стали повсюду арестовывать людей, они добрались и до школы. Их встретила доктор Соня Дей, которая была директором. У нее не было никакого оружия. Показав им еще тлевший пепел — все, что осталось от школьных журналов, она сказала: «Дети, преподаватели и я сама — все в этой школе сегодня мормоны. Если вы хотите кого-то забрать, то забирайте нас всех». Так она осадила их и они ушли прочь.