Страница:
Котов и Кизяк
— Из органов звонили, этот… НКВД, — сказал Котов за ужином.— Соколов? Чего хотел? — отозвалась Лена.
— Не Соколов. Какой-то другой… Александр Сулейманович. Просил зайти.
Лена перестала есть.
— Всё верно! Значит, на вас пришёл запрос. Значит, вы уже точно будете выступать. Вас теперь всех будут вызывать, предупреди ребят. Анкеты у вас хорошие, только поменьше болтайте. Думайте, когда чего-то спрашивают…
В комнате № 213 (без таблички) помещения районного исполкома его ждал Соколов и ещё один человек с такой же усреднённой, не запоминающейся внешностью. Котов догадался, что это и есть звонивший ему вчера Александр Сулейманович. Один сидел за столом, другой делал вид, что читает газету.
— Давно не виделись, Дмитрий Иванович, — приветствовал Котова Владимир.
— Здрасьте…
— Знаешь, почему вызвал?
— Скажите сами, я знать не обязан.
Кизяк опустил край газеты и взглянул на Котова. Он привык к тому, что осведомители ведут себя испуганно и угодливо.
— И не догадываетесь? — Кизяк резко поднялся с места и отбросил в сторону газету. Дело переходило к нему, и он решил показать младшему по званию, как следует работать по-настоящему.
Котов посмотрел на «другого», но промолчал.
— Отец и мать проживают за границей?
— Не проживают, а работают. В Монголии, по поручению советского правительства.
— А сейчас у нас какое правительство?
— Сами знаете.
— Что? Что такое? Говорите, говорите.
— Союза Советских Социалистических республик… — от энергичного напора Дима скис и поджал хвост.
— Вы тоже хотите уехать?
— Не хочу.
— Хотите работать здесь и приносить пользу Родине?
— Да…
— И что же вы умеете?
Повисла пауза. Скрипя паркетом, Кизяк медленно прошёлся по комнате. Соколов думал о том, что ему ещё многому придётся научиться.
— Вот анкета. — Кизяк придвинул к краю стола десяток страниц форменных бланков на скрепке. — Заполните и явитесь сюда завтра. В четырнадцать ноль-ноль. Идите.
На другой день Котов принёс анкету. В комнате находился только один Соколов. Он погрузился в чтение.
— Так… так… Родители проживают за границей, это плохо. Дальше…
«Муд-дак!» — с чувством произнёс про себя Котов.
Канун
Процедуры собеседования и заполнения анкет прошли все участники ансамбля. В первых числах ноября «Невский факел» полным составом прибыл в Москву и поселился в специально забронированных номерах гостиницы «Россия». В основном ничего не делали. Гуляли по Москве и отдыхали. Выпивали умеренно. Выступать предстояло под фонограмму.В последние три дня начались прогоны большого сборного концерта в Колонном зале — по два в день, утром и вечером. На последнем, генеральном прогоне ребята были одеты в специально пошитые для них концертные костюмы — с приталенными пиджаками и яркими отворотами воротников рубашек.
Члены художественного совета, находившегося в зале, были довольны. Одно незначительное замечание сделала министр Культуры: в одном месте солист (Степанов) делал слишком вольный взмах рукой, что с её точки зрения производило нехорошее впечатление.
В последний день приехала Чебрикова. Она оформила себе путёвку от комсомола и поселилась у своего высокопоставленного дяди-пенсионера. Котов подозревал, что она встречается с Андреем Романовым, но ему было уже почти всё равно.
Пока живы
Утром седьмого ноября всех участников собрали в Колонном зале для записи концерта. Ребята без запинки отыграли свой номер под фанеру, чётко двигаясь по отрепетированной схеме. Вечером то же самое повторили для полного зала — на автопилоте. После этого началась вынужденная импровизация.Артистов перевели в банкетный зал, где было организованно застолье для Президента и членов Политбюро. Пока в зале провозглашались первые тосты, а фокусники, куплетисты, балерины и музыканты томились в специально отведённом помещении за сценой, случилась катастрофа. Подбежал режиссёр и сказал, что нужно выступать вживую.
Ребята в ужасе замахали руками. Со слезами на глазах режиссёр побежал к главному распорядителю и умолял его что-нибудь сделать. В конце концов тот решился подойти к Архарову и нашептал ему в ухо о сложившейся неловкой ситуации.
— Какая такая нахер грамма? — отозвался Архаров во весь голос. — Это что, они нам будут рот открывать?…
Проклиная свою несчастную участь, распорядитель заверил, что джаз, «Виртуозы Москвы» и чтецы, и куплетисты — все будут выступать в живую.
— Вот и эти пусть поют, как умеют, — сказал Архаров. — Пока живы.
На этом разговор был закончен.
Словно напуганные крысы по сцене заметались техники, пытаясь отладить звук из того, что есть. Выяснилось, что у «Невского факела» с собой нет даже гитарных шнуров, и за ними послали в гостиницу курьера. О настройке инструментов со звуком не могло быть и речи; звук можно было выправить только после начала выступления. Гитары лихорадочно настраивали, закрывшись в туалете.
От волнения ребятам сделалось дурно, у Степанова началась тихая истерика: он сказал, что не помнит ни одной строчки.
За полчаса до выхода, когда по сцене гремел сапогами ансамбль песни и пляски, Котов заставил себя разозлиться и собрать волю в кулак. Всё-таки у него был опыт по части работы на сцене. Кто это такие, в конце концов? Обыкновенные пьяные генералы. Для таких он играл десятки свадеб, они подносили ему водку и лезли обниматься. Тысячу раз он видел, как они валяются мордами в тарелках и блюют на собственные лампасы.
Котов налил друзьям по полному стакану тёплого коньяка и заставил выпить. Никто не поморщился.
Со сцены доносился голос популярного сатирика. Их выход — следующий.
Распорядитель ухватился за рукав конферансье и что-то ему зашептал. «Танцы» — донеслось до ушей Котова слово, заставившее его сердце радостно забиться. Это меняло всё. Играть для танцующих — совсем не то, что играть для сидящих в зале.
Тем временем коньяк подействовал: на щеках ребят появился румянец, глаза стали более осмысленными. Они уже не выглядели как ведомые на закланье бараны. В последний раз запершись в сортире, почти бесшумно, но чётко и слаженно исполнили первый куплет первого номера.
Через минуту все четверо стояли за кулисой в ожидании своего выхода.
«…и на зависть им растёт благосостояние нашего народа!» — закончил своё выступление популярный сатирик.
Под жидкие аплодисменты, звон посуды и пьяный гул банкетного зала на сцену вышел конферансье.
— Я вижу в этом зале много замечательных молодых лиц. И, конечно, не только молодые засиделись, ох засиделись за столами. Я вижу, что и старики давно притоптывают ногами в желании потанцевать. Да разве есть здесь старики? Конечно нет! Наш праздничный вечер продолжает популярный вокально-инструментальный ансамбль «Невский факел»!!!..
Ребята бегом заняли свои места на эстраде, барабанные палочки отсчитали вступление, в ту же секунду, с первыми звуками, оператор выставил звук — и упругая волна бас-гитары, барабанов и клавишей приятно ударила по нервам засидевшейся хмельной аудитории. Молодёжь и часть стариков вышли в круг.
Теперь можно было ничего не бояться. В пьяной суматохе играть легко и приятно. На свой страх и риск Котов принял решение об изменении программы. Вместо песни о товарище Сталине, ансамбль разразился мощной импровизацией на тему «Коробейников» с длинными, почти рок-н-ролльными, проигрышами.
Далеко за полночь Президент, сделав окружающим благодушный знак продолжать без него, отправился на отдых. За ним потянулись почти все «старики», а молодёжь ударилась в разгул с утроенной энергией. Во время коротких перерывов ребята пили коньяк и вновь выходили на сцену.
Под утро, когда в зале остались одни пьяные, конферансье объявил окончание вечера и пожелал всем спокойной ночи. Героев сцены отвезли в гостиницу, где они упали на свои кровати замертво.
— Хорошие ребята, — возбуждённо суетилась Лена Чебрикова, подтыкая под бока Котова одеяло. — Ты слышишь? Он сказал: «хорошие ребята», это мне точно передали. Когда он уходил, его спросили, что дальше, а он сказал: «Хорошие ребята, пусть играют». Слышишь ты меня, оболтус? Это можно где угодно процитировать!..
Котов всё слышал, но уже ничего не понимал.
Одиночество
Вернувшись в Петроград, ребята несколько дней отдыхали от концертов, репетиций и друг от друга. Ни для кого в ансамбле не являлось секретом, что в Москве Лена Чебрикова встречалась с Андреем Романовым. Положение Котова становилось смешным и неприличным.В такие дни, когда его одиночество ощущалось особенно остро, он почему-то начинал думать о Марине. Ещё тогда, два года назад, сразу после появления в 1982-м, он разыскал Марину и повёл себя непростительно глупо.
Прежде всего он позвонил по телефону и назвал её мамашу по имени-отчеству. Та удивилась, и Котов поспешил замять тему.
После этого он решил подкараулить Марину возле её дома. На бульваре улицы Петра Лаврова он расположился на скамейке и приготовился к долгому ожиданию.
Было три часа дня, октябрьское солнышко чуть-чуть пригревало, жёлтые листья раскрасили потускневшие газоны. Дима курил папиросу и поглядывал на проходивших мимо школьников и школьниц. Мальчики — в синих форменных костюмах; девочки — в тёмно-коричневых платьях и чёрных фартуках. В руках портфели, а поверх портфелей болтаются тряпочные мешки со сменной обувью. Мальчишки задевают идущих впереди девчонок, а те язвят им через плечо. Вот одна погналась за обидчиком и хлопнула его портфелем по голове. Портфель открылся, на газон высыпались книжки и тетрадки.
Вдруг Котов узнал в этой школьнице Марину. Он поднялся и быстро шагнул к ней. Не успев подумать, окликнул:
— Марина!
Девочка подняла голову, не узнала его, оглянулась, застегнула портфель и догнала своих подруг.
Котов поплёлся следом.
Вскоре Марина повернула к своей парадной. Взявшись за ручку двери, она обернулась и ещё раз внимательно посмотрела на взрослого, не знакомого ей молодого человека.
— Марина!..
— Вы мне?…
Котов предполагал, что Марина должна выглядеть на несколько лет моложе, но увидеть её такой он никак не ожидал. Это была совсем не та физически развитая и сексуально привлекательная девушка, какой он знал её совсем недавно. Перед ним была хрупкая пятнадцатилетняя школьница в форме, с комсомольским значком на фартуке.
— Ведь тебя… ведь вас Мариной зовут?
— Марина чуть заметно кивнула.
— Мне нужно с вами поговорить… Не могли бы мы встретиться? — пробормотал Котов неубедительно.
— О чём поговорить?
Кажется, это был тупик.
— Видите ли… это важно… Не объяснить в двух словах.
— Всё-таки попробуйте в двух словах. Мне пора, меня мама ждёт.
— Можно я позвоню?
— Хорошо, звоните.
Марина раскрыла дверь и шагнула в подъезд.
— Меня Дима зовут! — крикнул Котов ей вслед.
Вечером он позвонил, но к телефону опять подошла мама, и он бросил трубку. Теперь родители наверняка установят за дочкой строгий надзор…
Утром, на свежую голову, Дима устыдился своего вчерашнего порыва. Чего он добивался от девочки-подростка? Не мог же он, на самом деле, объяснять ей, что они через четыре года стали любовниками…
Теперь мысли о Марине снова назойливо вертелись у Котова в голове. Всё-таки она уже не школьница, их разница в возрасте как бы постепенно стиралась. Ещё одна немаловажная деталь: Дмитрий Котов был звездой, лидером самого популярного в стране ВИА. Его ансамбль крутят по радио, он примелькался на телевидении… И кто знает, может быть, его физиономия пришпилена у неё над кроватью — где-нибудь между Юрием Антоновым и Аленом Делоном…
Котов перевалился со спины на бок, повернул к себе стоящий на полу телефон и накрутил номер.
— Алло, — послышался всё тот же голос мамы.
— Будьте любезны Марину.
— Марину?… А кто спрашивает?
— Один знакомый.
— Но ведь она уехала, вы разве не знаете?
— Куда уехала?
— Она уехала с Эдиком.
Дима вспомнил, что Эдиком звали того самого героя, её первого мужчину, в которого Марина была влюблена до него и который её бросил.
— Куда же уехал Эдик?
— Вы действительно ничего не знаете?
— Дайте пожалуйста её номер телефона.
— Какой же там телефон… Она на БПС уехала, на строительство. Живёт на вольном поселении, работает учётчицей. Когда Эдика взяли, она за ним поехала…
По голосу мамы он понял, что она сейчас заплачет.
— Да, спасибо, я всё понял, извините. Наверное, скоро вернётся. До свидания.
Дима повесил трубку. Ему чуть ли не до слёз стало жалко и Марину, и себя, и маринину маму. Стало немножко жаль даже ненавистного Эдика, который сейчас, одетый в нелепый ватник интеллигент, держит своими музыкальными пальцами железный лом и долбит мёрзлую землю.
В очередной раз Марина была потеряна для него навсегда.
Зазвонил телефон. Дима затолкал в пепельницу окурок и снял трубку. Это был Петрушка, и Котов ему обрадовался.
— Ты где?
— Пока на работе.
— Подъезжай, выпьем.
Вилка
Петрушка принёс бутылку водки и минеральную. Выпили, поболтали о том, о сём. Котов был задумчив и печален.— Как у тебя с Чебриковой? — поинтересовался Петрушка между прочим.
— Нормально.
— Не говори, если не хочешь.
— Она мне, сука, изменяет, — сказал Котов, опрокинув свою рюмку.
Петрушка помолчал в раздумье.
— Ты знаешь, я ведь на эту секретную работу тоже попал не случайно. А был тогда уже почти законным мужем.
— Почти… — проворчал Котов.
— А тебе Чебрикова вообще никто, вы даже вместе не живёте. Тебе от неё со всех сторон выгода, а заодно и удовольствие, разве не так?
— Больше ничего не хочу.
Защёлкал замок входной двери, появилась Чебрикова. Она разделась, подсела и тоже выпила. Принесла из холодильника винегрет, селёдку и стала закусывать.
— Сева, а ты видел, как ребята выступали? — поинтересовалась она для разговора.
— Имел удовольствие.
— Правда хорошо?
— С ума сойти.
— А ты сам не пробовал?
— Что?
— Ну, это, на музыкальных инструментах. Петь или играть…
— Лучше не стоит.
— Ну и правильно. У тебя и без того работа хорошая. А эти дураки больше ничего не умеют.
Котов смотрел на неё с ненавистью. Он даже не слушал, что именно она говорит, ему был неприятен сам звук её голоса.
— А ты что ли умеешь? — сказал он грубо.
Лена опустила вилку.
— Умеешь лечь под нужных людей?
Петрушка болезненно поморщился.
— Ты что себе позволяешь, придурок? — Лена повысила голос.
— Пошла на хуй, — Дима опустил глаза.
Лена встала, выплеснула водку из своей рюмки ему в лицо и снова села. Водка попала в глаза и стала больно щипать.
Котов вытер кулаками глаза, поднялся и залепил Чебриковой такую оплеуху, что та свалилась со стула.
Петрушка вскочил и начал вокруг неё суетиться.
— Отойди, — резко сказала Чебрикова.
В руке у неё оказалась селёдочная вилка. Она сделала движение в сторону Котова, размахнулась и ударила вилкой ему в ляжку — между бедром и коленом.
Поднялась, сделала два шага назад.
— Ну что, сука, — сказала она, тяжело дыша, — получил?
Котов вскрикнул, выдернул вилку и отбросил. Прижал ладонью расплывающееся по штанине кровавое пятно. Правая рука потянулась к вымазанному сливочным маслом столовому ножу.
— Ты что, пидор, — отступила Лена ещё на шаг, — под расстрельную статью захотел?
— Дима, Дима, ты чего, успокойся! — метался Петрушка. — Лена, выйди, не стой здесь!..
Чебрикова ушла на кухню, а Петрушка разжал котовские пальцы, отобрал нож, стащил с пострадавшего штаны и приложил к четырём кровоточащим ранкам свой носовой платок.
— Где у тебя бинт, йод?…
— В прихожей аптечка…
Петрушка смочил йодом клочок ваты, приложил к ране и туго перевязал ляжку бинтом.
— Всё, кранты, — бормотал Дима. — Я теперь её, суку, убью…
— Ложись, ложись, Дима, я тебя одеялом накрою.
Продолжая бормотать угрозы, Котов лёг, и Петрушка накрыл его одеялом.
— Ты спи, мне пора уже, мы пойдём…
Он вышел на кухню.
— Принеси водку, — сказала Чебрикова.
Петрушка на цыпочках вернулся в комнату и взял со стола бутылку. Котов, отвернувшийся к стене, не шелохнулся.
Чебрикова налила себе водки в чашку, выпила и пошла одеваться в прихожую. Петрушка тоже оделся, заглянул в комнату и озабоченно повторил:
— Ты спи…
Погасил свет и прикрыл дверь. Через секунду за гостями защёлкнулся замок.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Вакансия, которая решает всё
Понедельник, 29 августа 71 года Н. Э. (1988 Р. Х.)
Пять дней до конца света
Как и предполагал Альтшуллер, в понедельник утром Карклина хватились по-настоящему. Вечером Змий собрал Политбюро. Феликс Петрович вылетел в Москву самолётом.Рубцов открыл заседание и обрисовал ситуацию.
Никто не видел, как Карклин покидал полигон. Никто не видел его где-нибудь позднее. Его семье ничего не известно. Спецслужбы подняли на ноги вчера вечером. Результатов нет.
Змий предложил высказываться, но все молчали.
В зависшей тишине Архаров налил в стакан минеральной воды и выпил большими глотками. После этого опять стало тихо.
— Фёдор Иванович, — обратился Президент к Коренному, — ты как думаешь?
— Сбежал в Америку, сволочь, — выдавил из себя Коренной после паузы.
— Семён Степанович?…
— Согласен, — откликнулся Архаров, не поднимая глаз.
— Феликс Петрович?…
— Согласен, — буркнул Коршунов.
— Что-что?… И ты согласен?
— Все мои люди на ногах; если он в стране, его найдут живым или мёртвым.
Опять стало тихо, и опять Архаров шумно налил себе и шумно выпил стакан минералки.
Президент грохнул кулаком по столу:
— Идиоты!.. Как он мог сбежать? Когда он сбежал? Он пропал, растворился на пустом месте!..
Архаров облизал пересохшие губы. Именно это он видел собственными глазами. В определённом состоянии он вообще видел много чего необычного.
— Чёрт с вами, от вас никакого толку. Нужен кто-то на его место. Все эти его гипнотические излучатели — детский сад. Нужно форсировать ОС, Бомбу, Оружие Сдерживания. Нужны первые результаты. Тогда не понадобится никаких ракет, никаких излучателей. Затраты на оборону — ноль копеек.
Президент посмотрел на своих друзей-заговорщиков.
Архаров пьёт. Коренной слишком глуп. Коршунова некем заменить. Рубцов пока нужен ему самому…
— Я сам…
У Коршунова опустилось сердце.
— Я сам займусь этим делом. Карклин саботажник. Вы все саботажники. Результаты будут через неделю. Свободны.
Трое членов Политбюро поспешили к выходу столь резво, что в дверях произошла заминка.
Необходимо подключаться
Накопившиеся дела задержали Коршунова в Москве, и он вернулся в Питер только во вторник вечером. А утром, не теряя времени, спустился в Город.На причале Асфоделового луга его встречал озабоченный Мерехлюдин, зачем-то вырядившийся в парадную военную форму. Не обратив на него внимания, Коршунов зашагал в сторону лаборатории, к Альтшуллеру. Но Мерехлюдин снова возник у него на пути, и на этот раз пришлось остановиться.
— Конфиденциальный разговор, товарищ командующий Городом! — отрапортовал Мерехлюдин, сделав строевой шаг вперёд. — Личное.
Коршунов сдержался, чтобы не послать его матом.
— Потом, после подойдёшь.
Мерехлюдин засеменил рядом, но, не находя слов, замедлил шаг и отстал.
На всех парах Коршунов влетел к Альтшуллеру и плюхнулся в кресло. Несколько находившихся в лаборатории сотрудников на цыпочках удалились.
— Миша, вы уверены, что испытание Бомбы приведёт к катастрофе?
— Добрый день, Феликс Петрович, рад вас видеть.
— Змий назначил самого себя начальником ВПК.
Альтшуллер оторвал пальцы от клавиатуры и крутанулся в кресле лицом к Коршунову. В наступившей тишине было слышно, как вертит на столе лопастями вечная мельница. Но теперь во вселенной уже не было ничего вечного.
— Подключайся к Сети. Сегодня же. Даю полный карт-бланш.
Личное …
Выйдя из лаборатории, Коршунов снова увидел Мерехлюдина. Тот шагнул навстречу и забормотал:— Феликс Петрович… Товарищ маршал…
— Ну, что у тебя? Плохо выглядишь.
— Уделите время, товарищ маршал. Сейчас. Наедине.
— Ладно, пошли. Перекусить можно, чтобы не взорвали?
— Да, наверное… Окунь…
— Что окунь?
— Окунь, Валентин Адамович, интендант. Он распорядился.
В заново отстроенном и охраняемом снаружи взводом автоматчиков банкетном зале суетились официанты. Коршунов залпом выпил рюмку аперитива и закурил. Мерехлюдин не заметил своей рюмки. Вытянувшись через стол, он зашептал, брызгая слюной:
— Альтшуллера необходимо отсюда срочно убрать, вообще ликвидировать. Он водит всех нас за нос, всё это чушь, мистификация, фокусы, он всех нас погубит!..
Вглядевшись в него, Коршунов заподозрил неладное. «А не свихнулся ли он, чего доброго…»
— Погоди, — похлопал он себя по карманам. — Забыл там, в лаборатории… Сиди здесь, я скоро.
Коршунов зашёл в свой собственный кабинет и надавил кнопку вызова:
— Доктора Павлова.
Не прошло минуты, как появился доктор, будто срисованный с портрета члена Первой государственной Думы.
— Иван Иванович, меня интересует состояние здоровья главного инженера.
— Хотите взглянуть на медицинскую карту?
— Нет. В двух словах.
— Полная импотенция и частичное расстройство психики. Это уже становится заметным?
— Пожалуй… Его можно поставить на ноги?
— Видите ли, Феликс Петрович, я не любитель вторгаться в чужую личную жизнь…
— И всё таки?
— С некоторых пор Елена Юрьевна ему изменяет.
— С кем?
— С Мишей Альтшуллером.
— Что?!
— Здесь трудно держать что-либо в секрете. Товарищ Мерехлюдин видел плёнку, отснятую в бассейне оздоровительного комплекса. Это его и подкосило.
— Чёрт бы побрал бальзаковских барышень!
— Полагаю, что не обошлось без доброжелателя в лице Софочки Альтшуллер.
— Чёрт бы побрал экзальтированных девиц!
— Все хороши, Феликс Петрович. С Мерехлюдиным будут проблемы до тех пор, пока Елена Юрьевна не станет снова образцовой женой.
— Спасибо, доктор, вы свободны.
С Альтшуллером Коршунов решил поговорить по телефону, коротко и решительно.
— Что у вас с женой Мерехлюдина? — сказал он строго.
— Она меня соблазнила, — ответил Миша, всё взвесив.
Ответ был дан, и Коршунов не стал придираться к формулировке.
— Как давно?
— Месяц назад.
— И часто вы имели с ней… встречи?
— Когда один раз в день, когда два.
— Мерехлюдин узнал только вчера?
— Вчера он увидел запись… Всё остальное зависит от объяснений Ольги Юрьевны.
— Послушайте, Михаил Оттович, вам известно, что генерал-полковник Мерехлюдин является вторым лицом в Городе?
— Клянусь, я вам клянусь, я просто купался в бассейне, я даже не подозревал, что Ольга Юрьевна имеет на меня виды… Вы же понимаете, мне бы и в голову не пришло!..
— Ладно, успокойтесь, я всё понял. Постарайтесь в ближайшее время не попадаться ему на глаза. Думайте, думайте о главном, о нашем деле.
И всё-таки — бессмертие?…
Мерехлюдин сидел в той же позе и с тем же выражением лица.— Ты видел его собаку? — зловеще зашептал он, как будто в разговоре не было паузы. — Этого таксу, для которой ты обещал привезти сучку…
Коршунов подумал, что Мерехлюдин ревнует свою жену к собаке Альтшуллера.
— Ты знаешь, сколько ей лет?
— Кому?
— Таксе, кобелю.
— Геркулесу? Сколько? — подыгрывая несчастному, Коршунов тоже заговорил шёпотом.
Мерехлюдин ещё дальше вытянул шею в сторону собеседники и отчётливо выговорил:
— Двадцать четыре.
— Ну и что? — не понял Коршунов.
— А то, что собаки так долго не живут.
Коршунову стало не по себе. В голове молнией пронеслась догадка, заставившая его моментально взмокнуть от волнения.
— …Я консультировался: собаку можно сохранить в живых до такого возраста, если пичкать препаратами, делать пересадки… и всё такое. Но это было бы полуживое, парализованное чучело. А вы видели, в какой она, то есть, в какой он форме? Он в расцвете сил, ему нужна сука, вы понимаете? Ему нужна сука…
У Мерехлюдина на глазах выступили слёзы.
— Откуда ты знаешь, что Геркулесу двадцать четыре года?
— Вот документы, — Мерехлюдин начал доставать из портфеля бумаги и кассеты. — Вот видео трёхлетней давности, обустройство Города. Альтшуллер притащил его сюда полудохлым, он накачивал собаку препаратами, чтобы она не сдохла. И вдруг это облезлое чучело превращается в молодое, резвое животное. Аппетит, блестящая шёрстка, упитанность, сексуальная активность…
На глазах у Мерехлюдина снова навернулись слёзы.
С минуту Коршунов думал, в волнении постукивая пальцами.
— Скорее всего, ты прав. И это полностью меняет доктрину. Необходимо брать власть любой ценой. Там, наверху…
— От меня жена ушла…
— Я знаю. Подожди. Его сейчас нельзя трогать. Через неделю возьмём за горло. Жги, пытай, шкуру спусти. Сейчас нельзя. Сейчас можно потерять всё.
Отказавшись от обеда, Коршунов в возбуждённом состоянии убыл из Города. Голова у него шла кругом, мысли путались.