Страница:
Они были сплошь покрыты пылью и едва держались на ногах от усталости. Им, как и многим другим, так и не удалось выбраться с площади. Исайаб рад был присоединиться к Конану. Даже осунувшийся Осгар держался без прежнего высокомерия.
– Значит, ты думаешь, что правление Хораспеса грозит городу гибелью... – задумчиво проговорил ванир, глядя, как неупокоенное воинство расправляется с кричащими, плачущими людьми, не успевшими увернуться с дороги.
Конан мрачно кивнул в ответ:
– Видишь, как хорошо служат ему его жмурики? Так зачем себя утруждать, связываясь с живыми рабами?
Зефрити цеплялась за Осгара, испуганно следя за зловещими передвижениями мертвого войска.
– Ужас, ужас!.. – всхлипывала девушка. – Это напоминает мне мою родину, Стигию... Только хуже, в тысячу раз хуже!..
– Да уж, веселого мало, – в свой черед кивнул Осгар. – Если Хораспес влезет на трон, это вправду может скверно отразиться на деловой жизни...
Конан посмотрел ему в глаза:
– Ну так помоги мне разделаться с ним!.. Царевна пообещала нам свою поддержку. Не хочешь же ты упустить такой шанс расцвести и возвыситься, если она победит?
– М-да... а что, пожалуй, в самом деле пришла пора переметнуться на другую сторону, – сказал расчетливый ванир.
Конан улыбнулся, хотя улыбка больше напоминала волчий оскал. И, дотянувшись поверх головы Зефрити, хлопнул Осгара по плечу:
– Давно бы так!.. А где Азрафель? Жив, надеюсь?
– Жив, – ответила Зефрити. – Я его видела. Некоторое время назад он куда-то свалил, крича, что придумал во-о-от такой план угрохать Хораспеса, а заодно все его войско...
– Ну и парень! – сказал Конан. – Кипучая башка. Я-то считал его безобидным, пока он не ухайдакал царя Ибнизаба!.. Боюсь только, дела нынче такие, что одной страсти для победы не хватит...
Войска уже развертывались для боя перед воротами, когда к киммерийцу подлетел запыхавшийся юный шемит.
– Конан! Меня прислал мой дядя Эзра! Хораспес сам двинулся вперед!.. Он идет сюда пешком, окруженный целой фалангой мумий...
Конан задумчиво кивнул.
– Так-так, – сказал он. – Значит, его магия оттуда до ворот дотянуться не может. Я-то считал, он дождется темноты, когда у его дохляков будут все преимущества! А он... ну что ж, нам так даже и лучше! – И киммериец повернулся к Осгару с Исайабом. – Я могу бросить на него с фланга несколько сотен осатаневших шемитов, но этой лавине, чтобы прорваться, нужно хорошее острие. Я хочу, чтобы вы оба пошли со мной!
Осгар мгновение подумал, потом встретился глазами с киммерийцем:
– Добро! Я с тобой. Клянусь Митрой, чтобы мы на пару да не справились с каким-то там откормленным чернокнижником!.. Но вот Исайаб пускай останется с Зефрити и позаботится о ней. Ад вырвался на землю! Кто знает, чем еще кончится эта ночь!..
Конан посмотрел на Исайаба и танцовщицу и увидел, что они не возражали. И он крепко сжал руку Осгара:
– Значит, вдвоем! Смерть Хораспесу! И новая, уже окончательная смерть – всем, кто вернулся из могил и служит ему!..
Глава девятнадцатаяГрядет мертвый царь
Глава двадцатаяМногая лета царице!
– Значит, ты думаешь, что правление Хораспеса грозит городу гибелью... – задумчиво проговорил ванир, глядя, как неупокоенное воинство расправляется с кричащими, плачущими людьми, не успевшими увернуться с дороги.
Конан мрачно кивнул в ответ:
– Видишь, как хорошо служат ему его жмурики? Так зачем себя утруждать, связываясь с живыми рабами?
Зефрити цеплялась за Осгара, испуганно следя за зловещими передвижениями мертвого войска.
– Ужас, ужас!.. – всхлипывала девушка. – Это напоминает мне мою родину, Стигию... Только хуже, в тысячу раз хуже!..
– Да уж, веселого мало, – в свой черед кивнул Осгар. – Если Хораспес влезет на трон, это вправду может скверно отразиться на деловой жизни...
Конан посмотрел ему в глаза:
– Ну так помоги мне разделаться с ним!.. Царевна пообещала нам свою поддержку. Не хочешь же ты упустить такой шанс расцвести и возвыситься, если она победит?
– М-да... а что, пожалуй, в самом деле пришла пора переметнуться на другую сторону, – сказал расчетливый ванир.
Конан улыбнулся, хотя улыбка больше напоминала волчий оскал. И, дотянувшись поверх головы Зефрити, хлопнул Осгара по плечу:
– Давно бы так!.. А где Азрафель? Жив, надеюсь?
– Жив, – ответила Зефрити. – Я его видела. Некоторое время назад он куда-то свалил, крича, что придумал во-о-от такой план угрохать Хораспеса, а заодно все его войско...
– Ну и парень! – сказал Конан. – Кипучая башка. Я-то считал его безобидным, пока он не ухайдакал царя Ибнизаба!.. Боюсь только, дела нынче такие, что одной страсти для победы не хватит...
Войска уже развертывались для боя перед воротами, когда к киммерийцу подлетел запыхавшийся юный шемит.
– Конан! Меня прислал мой дядя Эзра! Хораспес сам двинулся вперед!.. Он идет сюда пешком, окруженный целой фалангой мумий...
Конан задумчиво кивнул.
– Так-так, – сказал он. – Значит, его магия оттуда до ворот дотянуться не может. Я-то считал, он дождется темноты, когда у его дохляков будут все преимущества! А он... ну что ж, нам так даже и лучше! – И киммериец повернулся к Осгару с Исайабом. – Я могу бросить на него с фланга несколько сотен осатаневших шемитов, но этой лавине, чтобы прорваться, нужно хорошее острие. Я хочу, чтобы вы оба пошли со мной!
Осгар мгновение подумал, потом встретился глазами с киммерийцем:
– Добро! Я с тобой. Клянусь Митрой, чтобы мы на пару да не справились с каким-то там откормленным чернокнижником!.. Но вот Исайаб пускай останется с Зефрити и позаботится о ней. Ад вырвался на землю! Кто знает, чем еще кончится эта ночь!..
Конан посмотрел на Исайаба и танцовщицу и увидел, что они не возражали. И он крепко сжал руку Осгара:
– Значит, вдвоем! Смерть Хораспесу! И новая, уже окончательная смерть – всем, кто вернулся из могил и служит ему!..
Глава девятнадцатаяГрядет мертвый царь
Когда прошел слух о решительном бое, у городских ворот собралось множество самых отчаянных и упрямых шемитов, как мужчин, так и женщин. Конан трудился не покладая рук – назначал предводителей, уговаривался насчет сигнала к атаке. Еще он старался заглянуть в глаза каждому воину, пытаясь одним взглядом передать ему (или ей) все то, что полагается приобретать многими годами воинского учения. Он сам понимал, что таким образом мог сделать немногое, разве только воодушевить. Оставалось надеяться, что благодать Богов пребывала на их стороне...
Осгар тоже ходил среди воинов, и его в городе знали, конечно, лучше, чем киммерийца. Видя ванира рядом с собой, мужчины и женщины принимались размахивать неизвестно как раздобытыми мечами и иным попавшим в руки оружием и улыбались, изо всех сил пытаясь храбриться.
На них уже надвигался латный кулак вражеских войск, внутри которого, как говорили, шел сам Хораспес, и вскоре Конан предал всем приказ, призывая к тишине. Сам он забрался на опрокинутую повозку, чтобы лучше видеть.
Мертвое войско стояло в две линии, протянувшиеся от усыпальницы к городским воротам. По обе стороны оставался широкий промежуток, куда живые боялись соваться. Хораспес действительно шел по внутреннему коридору, окруженный тройной стеной тяжеловооруженных неупокоенных воинов. Царицы Нитокар при нем не было видно. Соглядатай уже донес киммерийцу, что она осталась командовать войсками возле пирамиды, чья темная вершина казалась еще более зловещей на фоне сумеречного неба.
На городской стене, напротив, в преддверии ночи уже зажглись факелы. Защитники города стояли на бастионах, причем гуще всего – над закрытыми и запертыми воротами. Конан со своего места мог разглядеть вершину башни, с которой смотрела Эфрит, окруженная высшими сановниками. Внизу, чуть не прямо под ними, в полном виду ворот стояли передовые посты Детей Ночи. До них можно было докинуть копье, но они не обращали на опасность никакого внимания. Как выразился Хораспес, один раз они уже претерпели «маленькое неудобство, именуемое смертью», и теперь им не было особого дела до оружия смертных.
Все это Конану очень не нравилось. Он не сомневался: если Хораспес сумеет подобраться вплотную к воротам, он сможет и отворить их при помощи каких-нибудь магических штучек... либо пустит в ход военную хитрость. Или опять всем зубы заговорит. Если это случится, защитники Абеддраха неминуемо будут разбиты, а город – погибнет. Предотвратить это могла только быстрая и неожиданная атака.
Именно такую он и собирался в скором времени предпринять.
Между тем толпа, оттесненная на окраины площади, плакала и причитала. Тем, у кого не хватило сил или мужества взять в руки оружие, только и оставалось, что ждать ночи и исхода осады. Однако даже и там далеко не все опустили руки, примиряясь с судьбой. Облака на западе багровели закатом, и Конан видел, как по берегам каналов деловито суетились рабочие. У кого-то мелькало в руках оружие, у других – инструменты. Что они там делали? Пытались навести временную переправу? Строили плоты?..
В любом случае Конану некогда было особо к ним присматриваться. Отряд Хораспеса оказался почти прямо перед ним, и киммериец приготовился дать сигнал к нападению. Шемиты смотрели на него со всех сторон, одни – с мрачной решимостью, другие – с отвагой отчаяния. Видно было, что каждый готовился вложить последнюю надежду в один яростный рывок. Осгар озирался кругом, и на его мясистой физиономии явственно читалось сомнение. Но вокруг было слишком много действительно крутых ребят, чтобы идти теперь на попятный. Конан опустил руку на черен меча, готовясь подать сигнал...
Двигавшийся вперед отряд Детей Ночи неожиданно остановился, чуть-чуть не дойдя до того места, где Конан собирался их атаковать. Мертвецы, шагавшие по краям, начали расходиться в стороны, а те, что находились посередине, взялись за края большого щита, повернутого горизонтально, и Хораспес взошел на этот щит. Расшитый золотом край белого одеяния плескался на ветру у лодыжек. Стражники подняли щит до уровня плеч, так что пророк оказался над головами толпы. Он отдал легкий поклон в сторону городских ворот и снова приложил руки ко рту. Опять зазвучал оглушительный Голос, причем с такой силой, что у Конана застучали зубы.
– ЛЮДИ АБЕДДРАХА! БЛИЗИТСЯ ВАШЕ ОСВОБОЖДЕНИЕ!
Беспомощная толпа ответила криком и плачем: радостная весть, провозглашенная Хораспесом, чуть не заставила землю растрескаться у них под ногами. На городской стене потрясенно молчали. Та часть толпы, что составляла войско Конана, замерла в напряженном ожидании. Люди поглядывали то на Конана, то на пророка. Они ждали сигнала, а по барабанным перепонкам, точно кузнечные молоты, бил Голос.
– ДА НЕ УСОМНИТЕСЬ В НЕПРЕХОДЯЩЕЙ МИЛОСТИ ЭЛЛАЭЛЯ, О ШЕМИТЫ! НАСТАЛ ДЕНЬ ВЕЛИКОЙ СЛАВЫ! Я ВОЗВРАЩАЮ ВАМ ТОГО, РАДИ КОТОРОГО ВЫ ВСЕ ЗДЕСЬ СОБРАЛИСЬ! ТОГО, КОГО ВЫ ЛЮБИТЕ БОЛЬШЕ САМОЙ ЖИЗНИ!
Едва только отгремели последние слова, как пророк снова указал рукой в сторону великой могилы, и люди увидели: у подножия пирамиды что-то начало происходить. Там в самом деле строился новый отряд войска. Посередине виднелось возвышение – а может быть, носилки, – в которых возлежало нечто большое, бесформенное, бледное! Даже в меркнущем свете дня никакой ошибки быть не могло...
– АБЕДДРАХЦЫ! К ВАМ ВОЗВРАЩАЕТСЯ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО ЦАРЬ ИБНИЗАБ! ОТКРОЙТЕ СВОЕМУ ЦАРЮ ГОРОДСКИЕ ВОРОТА!
Толпа отреагировала бурно, но неодинаково. С вершины стены раздались изумленные крики. Часть стражников кинулась выполнять распоряжение, другие бросились наперерез. На бастионах творилось нечто неописуемое. Толпа внизу заходилась от ужаса и надежды.
Вновь подобно трубе прозвучал Голос пророка:
– ВЫЙДИТЕ ВПЕРЕД, ЗНАТНЫЕ, И ПРИВЕТСТВУЙТЕ СВОЕГО ЦАРЯ! ПУСТЬ ЕГО ДЕТИ ПОДОЙДУТ ПОКЛОНИТЬСЯ ОТЦУ!
Услышав такое, Конан содрогнулся. Значит, пророку потребовались заложники, в том числе Эфрит!.. Киммерийцу некогда было гадать, как еще воспримут шемиты требования пророка, равно как и воскрешение своего царя. Он твердо знал одно: дальнейшее промедление с атакой было смерти подобно! Он выхватил меч и взмахнул им над головой:
– Вперед, псы! За Шем!.. Долой колдуна!..
После оглушительного Голоса, которым вещал пророк, собственный крик показался ему жалким комариным писком. Тем не менее десятки глоток тотчас подхватили его. Люди отбрасывали последние сомнения и срывались с мест. Ревущей волной они пронеслись через открытую площадку и схлестнулись с неупокое иными.
– За Шем!.. За Шем!..
Началась беспощадная схватка. Что такое «отступление», древние мумии не имели никакого понятия. Они рубились и отбивались, не отходя назад ни на шаг. Их валили и раздирали на части, но они даже не думали перестроиться или сомкнуть ряды. Шемиты колошматили их дубинками, рубили мечами и рабочими топорами, валили наземь. Иных, наоборот, отрывали от земли, и дюжины вцепившихся рук тотчас оставляли от мумий мелкие клочья. Линия сражения вскоре превратилась во множество отдельных водоворотов: окружив одного или нескольких мертвых, живые мстили им за надругательство над жизнью и смертью. Горожане видели их успех, и в маленькое войско Конана, преодолевая страх, вливалось все больше народу.
Но обольщаться не следовало. Им удалось разметать лишь первую линию обороны стражников Хораспеса. За их спинами ждали свежие и лучше вооруженные выходцы из могил. Это были большей частью умершие аристократы из славного и богатого прошлого Абеддраха. Они были облачены в дорогие, красивые и весьма надежные латы, составлявшие когда-то их погребальное убранство. И отличались они от живых в основном неживой бледностью кожи да ярким гримом, которым покрывали лица умерших. Между ними виднелось несколько красивых, безупречно сложенных юношей, совсем недавно покинувших жизнь. Некоторые из их числа принадлежали к тем самым посмертным избранным стражам. Только сегодня их убили внутри пирамиды и подвергли тела спешному бальзамированию. Они вышли навстречу живым плотно сомкнутым строем, орудуя мечами с опустошительным искусством и нарушая стремительность их атаки.
Конан и Осгар были готовы как раз к такому случаю: теперь настал их черед. Ни один защитник Хораспеса, и даже двое сразу, не могли противостоять этой паре северных великанов, когда те действовали сообща.
Первым, с кем они сшиблись, был пышнобородый вельможа из какого-то минувшего века. Его лицо было бледно, точно акулье брюхо. Удар Осгара рассек на нем покрытый рубинами головной венец и череп под ним. Конанов меч отшвырнул в сторону украшенный самоцветами клинок и проткнул насквозь его обладателя, перерубив позвоночник. Когда Конан рывком высвободил меч, мумия невозможным образом перегнулась назад. Потом сложилась пополам, кровоточа песком из вспоротого живота, и наконец рухнула наземь, и сотни ног тотчас растоптали ее на камнях.
Следующим перед ними предстал юный офицер из числа кладбищенской стражи. Красивый парень – вот только выглядел он так, как всегда выглядят утопленники. Он, похоже, был из числа тех, кто утопился по собственной воле, желая последовать в Мир Иной за царем Ибнизабом. Мертвец занес кривой меч, уже замаранный человеческой кровью, и вознамерился ударить им Осгара. Мечи северян одновременно обрушились на его клинок и разнесли его вдребезги. Последующие удары отсекли руки, еще пытавшиеся замахнуться рукоятью. Выходец из могилы повернулся и, шатаясь, побрел прочь. Его глаза лезли из орбит, рот раскрывался в беззвучном вопле.
– ПОДДАННЫЕ! ГРЯДЕТ ВАШ ЦАРЬ! – вещал Хораспес, не обращая никакого внимания на столпотворение прямо у себя под ногами. – СКОРЕЕ ОТВОРИТЕ ВОРОТА И ПРИГОТОВЬТЕСЬ К ТОРЖЕСТВЕННОЙ ВСТРЕЧЕ!
Конан про себя полагал, что знать все же вряд ли послушается приказа пророка, но необходимо было спешить. Он рассек пополам тощего воина-жреца, размахивавшего топором. Осгар расправился с дюжим храмовым стражником...
И вот двое северян прорвались сквозь плотную линию обороны и оказались в гуще Детей Ночи; к сожалению, некому было последовать за ними в прорыв. Некоторое время они ожесточенно крушили направо и налево, рубя шеи и поджилки мумиям, среди которых очутились. Конан перерубил колено какому-то толстопузому бывшему придворному, еще не успевшему засохнуть в могиле. Тело завалилось со всплеском, и Конан, к своему изумлению, неожиданно обнаружил, что стоит по щиколотку в воде.
Вода плескалась повсюду! Она наступала пенящимся приливом, кое-где уже плавали обломки мумий. Среди сплошного гама сражения послышались возбужденные крики:
– Они разобрали дамбы!.. Отец Стикс спешит нам на помощь!..
Поняв наконец, чем занимались вдалеке рабочие, Конан обернулся через плечо. Там, еще видимый на фоне пунцового неба, согласно трудился народ. Мелькали черпаки, лихорадочно сновали лопаты. Даже сквозь рев и грохот сражения издалека были слышны крики восторга. Дети Реки сражались с Детьми Ночи, используя против них силу, с которой были знакомы накоротке.
Вот молодцы!.. Конан даже пожалел, что не сам додумался до такого блестящего плана. Хотя, правду сказать, этот план грозил им всем немедленным потоплением. Вода уже поднималась по икрам ног. Конан вброд добрался к Осгару, который как раз рубил вооруженную руку поверженной мумии.
– Крестьяне открыли шлюзы! – пропыхтел он ваниру в ухо. – Скоро река затопит все кладбище и смоет жмуриков!
– Во имя Митры!.. Так вот о чем задвигал Азрафель!.. – изумленно огляделся Осгар. – Парнишка, похоже, нашел таких же сумасшедших себе в компанию...
Конан лишь усмехнулся. Все правильно: Азрафель происходил из семьи земледельцев, и люди Ибнизаба утопили его отца. Однако рассуждать о смекалке юного шемита ему было некогда.
– Теперь займемся Хораспесом, – вполголоса сказал он Осгару. – Только не подходи к нему близко и смотри в оба! Он способен на лету расплавить металл, а его прикосновение несет смерть!
Он уже видел (насколько вообще можно было что-либо рассмотреть в сгущавшихся сумерках), что в общем сражении наступил перелом и достойное сопротивление оказывали лишь те Дети Ночи, которые стояли рядом с самим Хораспесом. Все они были богато разубраны и увенчаны коронами. Пророка окружали прежние цари Абеддраха. Их ногти и седые волосы неимоверно выросли в течение прошедших столетий. Двое мертвых царей все еще держали Хораспеса на щите, поднятом до уровня пояса. Остальные рубились с шемитами.
Сам Хораспес, казалось, только тут осознал, что нападение толпы и неожиданный потоп таили в себе нешуточную опасность. Он принялся отдавать приказания своей свите на каком-то резком, непонятном наречии и все бросал обеспокоенные взгляды в сторону великой гробницы. Судя по крикам, оттуда ему на подмогу двигалось новое войско мумий, а посередине его следовали носилки Ибнизаба.
Время настало!– решил Конан. Теперь или никогда!Издав яростный рык, киммериец бросился на телохранителей пророка. Его меч перехватил разящий замах какого-то мертвого царя. Одновременно Конан с силой пнул мумию ногой в грудь.
Пинок еще и облил его супротивника грязной водой, благо та уже достигала колен. Сломалась ли иссохшая шея, киммериец не понял. Неупокоенный монарх, пошатываясь, качнулся назад, и Конан, двинувшись следом, отсек сжимавшую топор руку еще более древнего царя, напавшего на него сбоку. Первый вновь попробовал замахнуться огромным мечом, но не успел. Удар Конана, который живому человеку непременно выпустил бы кишки, повытряс из мумии песок и швырнул ее в воду, где она и осталась беспомощно барахтаться.
Осгар тем временем поступал примерно так же с мертвой стражей по другую руку Хораспеса. Он яростными ударами загонял мумии в воду, к неописуемой ярости пророка. Однако его проклятия и яростные призывы к войскам неожиданно прекратились. И Хораспес, и напавшие на него северяне одновременно обернулись на лязг тяжелых цепей и увидели, что городские ворота Абеддраха начали открываться!
Ворота здесь были подъемными, и они уже порядочно отошли от земли, пропуская освещенную факелами процессию стражников и придворных. Посередине процессии Конан разглядел увенчанные короной кудри царевны Эфрит. Непослушная, мятежная дочь вышла встречать своих царственных родителей. Хотела она того или не хотела?.. Конан не знал.
Значит, победа Хораспеса была почти решена!.. Вельможные недоумки меньше боялись чудовищ и толпы у ворот, нежели гнева своего мертвого царя! Их не волновал даже потоп, благо городская стена находилась на возвышении и вода еще не добралась до ворот!..
Итак, с одной стороны к Хораспесу вот-вот подоспеют подкрепления, а с другой – город готов был сам всунуть голову в петлю!.. Но вместо отчаяния в сердце Конана пробудилась невероятная ярость, поистине превратившая молодого варвара в живое стихийное бедствие, разрушительное и неудержимое. Его меч взметал воду, словно морской смерч; несколькими стремительными взмахами он подрубил ноги последней царственной мумии. Мертвый царь завалился, размахивая руками, и угодил прямо на одного из своих неупокоенных собратьев, державших щит Хораспеса. Тот в свою очередь поскользнулся в грязи и упал на колени. Щит опасно накренился... и пророк, отчаянно матерясь, волей-неволей спрыгнул в воду.
И оказался прямехонько между двумя северянами, твердо намеренными его прикончить!
Конан понял, что долгожданный момент наконец наступил, и, забыв обо всех прочих опасностях, занес меч для необоримого выпада. Осгар одновременно замахнулся, готовясь раскроить непокрытую голову пророка...
Реакция стигийца была столь же мгновенной, сколь и неожиданной. Его ничем не защищенные руки вдруг выстрелили вперед, перехватив оба клинка. Ему словно бы не было дела ни до силы ударов, ни до остроты мечей. Мощь его хватки застала нападавших врасплох. И не только потому, что он остановил оба меча посередине размаха.
Едва только Хораспес коснулся его меча, Конан сразу почувствовал, как начала нагреваться рукоять. Он ощутил действие могучей, таинственной энергии, и ее поток с каждым мгновением нарастал. Было ли это просто игрой воображения, или он в самом деле увидел, как порозовел конец длинного лезвия, отдавая назад тот самый жар, что когда-то придал ему форму... а может, даже тот самый, что вплавил некогда частицы металла в рудный камень земли?.. Какое-то время Конан только и мог стоять и смотреть. Ему в ноздри ударил запах паленой кожи – это горел ремень, которым была обмотана рукоять. Жар уже обжигал саму ладонь...
Звериное упрямство, свойственное варвару, все-таки удержало его от того, чтобы выпустить меч. Он поступил иначе: присел на колени и окунул раскаленный клинок в воду. Вода была уже по пояс, и ее прохлада пришлась как раз кстати обожженной руке. Металл, однако, продолжал рдеть даже под водой. Кверху ринулись струи пара, больно обваривавшего кожу.
Между тем Осгар, в отличие от киммерийца, не вынес мучительного жара и выпустил меч. Мгновением позже выпустил его и Хораспес. Меч упал в воду между ваниром и пророком, и там, где он утонул, взвилось большое облако раскаленного пара, почти скрывшее Осгара. Странно!.. Тучи пара не рассеялись мгновения спустя, как это бывает, когда кузнец окунает в воду горячую сталь. Пар продолжал со свистом бить вверх. И Конан увидел, как волшебник быстрым, хищным движением ткнул рукой внутрь клубившегося облака. Тому, против кого было нацелено это движение, явно ничего хорошего ждать не приходилось...
Такое зрелище подстегнуло Конана и заставило его сделать новое усилие. Ярость все еще помогала ему справляться с болью в обожженной ладони. И он воспользовался тем, что Хораспес отвлекся. Нечеловеческая хватка пророка по-прежнему удерживала меч под водой, не давая замахнуться. Ну так что ж!.. Конан крепче сжал на рукояти покрытые волдырями пальцы и изо всех сил, умноженных яростью и отчаянием, ткнул острым лезвием вверх и вперед!..
Он почувствовал, как скользнул клинок сквозь нечаянно раскрывшуюся ладонь Хораспеса. Еще миг – и он попал в цель. Кончик, светящийся от жара, зашипел о мокрое одеяние. Потом вошел пророку в живот. Перегретое лезвие вдвинулось в плоть, словно раскаленный нож – в холодное масло. Пройдя насквозь, оно горбом натянуло ткань у него на спине. Прожгло ее – и осталось торчать, светясь в сумерках, точно факел. Только тут Конан выпустил рукоять, уворачиваясь от скрюченных, как когти, пальцев пророка, потянувшихся к его руке.
Хораспес повернулся к нему лицом. Его глаза выступили из орбит, рот раскрылся в мучительном оскале, и оттуда повалил пар. Меч, проткнувший его, сиял чем дальше, тем ярче. Хораспес схватился за него пухлой рукой... и начал корчиться всем телом. Теперь он напоминал скорее не смертельно раненного человека, а бесформенную котлету, жарящуюся на вертеле. Бот он задохнулся, ахнул... и повалился навзничь в темную воду.
Конан не побежал прочь. Он внимательно смотрел, как плавает, исходя паром, тело поверженного колдуна. Так смотрят на зарубленную змею, убеждаясь, что она действительно издохла. Только спустя некоторое время он обошел отвратительный труп, желая посмотреть, что же там с Осгаром. Могильный вор неподвижно лежал в нагревшейся воде. Конан подхватил тяжелое тело и оттащил его в сторону.
Его друг-соперник был мертв. Посередине груди зияло обугленное отверстие вроде тех, что оставили ладони пророка на теле бедняги Арамаса. Опустив мертвеца обратно в воду, Конан снова посмотрел на Хораспеса и увидел, что рука колдуна, торчавшая из грязи, сжимала какой-то обгоревший ком.
Сердце Осгара.
Содрогаясь, Конан наконец собрался с духом и прикоснулся к горячей, обваренной плоти Хораспеса. При этом он с удивлением отметил, что его собственные ожоги почти не ощущались. Очень осторожно он разжал стиснутые пальцы Хораспеса и положил обугленный ком в воду рядом с его законным владельцем...
Битва кругом него, казалось, растворилась в ночи. Уцелевшие люди столпились на отмели близ городской стены. Несколько неупокоенных воинов все еще бесцельно шатались по площади, по грудь в воде. Им приходились туго: иссушенные тела так и порывались всплыть. Пока Конан смотрел, кое-кого из них унесло течением прочь. Мумии только бессильно барахтались. Воскрешенного царя нигде не было видно. Равно как и его царицы, их колесниц, повозок и остатков мертвого воинства. Между тем местом, где стоял киммериец, и входом в гробницу простиралась только вода, а по ней плясали рыжие отсветы факелов, еще горевших в своих скобах вокруг подножия пирамиды.
И пока Конан всматривался в разлив и созерцал плавающий сверху мусор, он вдруг понял, что движение воды было осмысленным.Тела, остатки мумий и всяческий хлам – все это постепенно собиралось вместе. И плыло в сторону Ибнизабовой усыпальницы, втягиваясь в разверстые ворота. По лестницам и коридорам пирамиды сейчас хлестал водопад, и его рев достигал городских стен. Казалось, выходцы из могил низвергались непосредственно в Загробный Мир!
Какая ирония,– подумалось киммерийцу. Все те, кто умер в этот день, и те, кому вовсе не следовало бы вставать из могил, бок о бок укладывались вкушать вечный покой. И укладывала их не знающая устали рука Отца Стикса...
Потом ушей молодого варвара достиг еще один звук, раздававшийся неподалеку, а именно лязг сшибающейся стали. Оказывается, на пологом возвышении у городских ворот еще оставалось достаточно Детей Ночи. Они лишились предводителя, но все-таки очень по-деловому наседали на вышедших из города царедворцев. Горожане пробирались по мелководью, желая укрыться от рукотворного наводнения за городскими стенами. В общем, опять сражение и всеобщая давка. Опасное дело! И царевна Эфрит была где-то там, в самой гуще!..
Конан без лишних раздумий направился к воротам. Он был без оружия и наполовину шел, наполовину плыл...
Осгар тоже ходил среди воинов, и его в городе знали, конечно, лучше, чем киммерийца. Видя ванира рядом с собой, мужчины и женщины принимались размахивать неизвестно как раздобытыми мечами и иным попавшим в руки оружием и улыбались, изо всех сил пытаясь храбриться.
На них уже надвигался латный кулак вражеских войск, внутри которого, как говорили, шел сам Хораспес, и вскоре Конан предал всем приказ, призывая к тишине. Сам он забрался на опрокинутую повозку, чтобы лучше видеть.
Мертвое войско стояло в две линии, протянувшиеся от усыпальницы к городским воротам. По обе стороны оставался широкий промежуток, куда живые боялись соваться. Хораспес действительно шел по внутреннему коридору, окруженный тройной стеной тяжеловооруженных неупокоенных воинов. Царицы Нитокар при нем не было видно. Соглядатай уже донес киммерийцу, что она осталась командовать войсками возле пирамиды, чья темная вершина казалась еще более зловещей на фоне сумеречного неба.
На городской стене, напротив, в преддверии ночи уже зажглись факелы. Защитники города стояли на бастионах, причем гуще всего – над закрытыми и запертыми воротами. Конан со своего места мог разглядеть вершину башни, с которой смотрела Эфрит, окруженная высшими сановниками. Внизу, чуть не прямо под ними, в полном виду ворот стояли передовые посты Детей Ночи. До них можно было докинуть копье, но они не обращали на опасность никакого внимания. Как выразился Хораспес, один раз они уже претерпели «маленькое неудобство, именуемое смертью», и теперь им не было особого дела до оружия смертных.
Все это Конану очень не нравилось. Он не сомневался: если Хораспес сумеет подобраться вплотную к воротам, он сможет и отворить их при помощи каких-нибудь магических штучек... либо пустит в ход военную хитрость. Или опять всем зубы заговорит. Если это случится, защитники Абеддраха неминуемо будут разбиты, а город – погибнет. Предотвратить это могла только быстрая и неожиданная атака.
Именно такую он и собирался в скором времени предпринять.
Между тем толпа, оттесненная на окраины площади, плакала и причитала. Тем, у кого не хватило сил или мужества взять в руки оружие, только и оставалось, что ждать ночи и исхода осады. Однако даже и там далеко не все опустили руки, примиряясь с судьбой. Облака на западе багровели закатом, и Конан видел, как по берегам каналов деловито суетились рабочие. У кого-то мелькало в руках оружие, у других – инструменты. Что они там делали? Пытались навести временную переправу? Строили плоты?..
В любом случае Конану некогда было особо к ним присматриваться. Отряд Хораспеса оказался почти прямо перед ним, и киммериец приготовился дать сигнал к нападению. Шемиты смотрели на него со всех сторон, одни – с мрачной решимостью, другие – с отвагой отчаяния. Видно было, что каждый готовился вложить последнюю надежду в один яростный рывок. Осгар озирался кругом, и на его мясистой физиономии явственно читалось сомнение. Но вокруг было слишком много действительно крутых ребят, чтобы идти теперь на попятный. Конан опустил руку на черен меча, готовясь подать сигнал...
Двигавшийся вперед отряд Детей Ночи неожиданно остановился, чуть-чуть не дойдя до того места, где Конан собирался их атаковать. Мертвецы, шагавшие по краям, начали расходиться в стороны, а те, что находились посередине, взялись за края большого щита, повернутого горизонтально, и Хораспес взошел на этот щит. Расшитый золотом край белого одеяния плескался на ветру у лодыжек. Стражники подняли щит до уровня плеч, так что пророк оказался над головами толпы. Он отдал легкий поклон в сторону городских ворот и снова приложил руки ко рту. Опять зазвучал оглушительный Голос, причем с такой силой, что у Конана застучали зубы.
– ЛЮДИ АБЕДДРАХА! БЛИЗИТСЯ ВАШЕ ОСВОБОЖДЕНИЕ!
Беспомощная толпа ответила криком и плачем: радостная весть, провозглашенная Хораспесом, чуть не заставила землю растрескаться у них под ногами. На городской стене потрясенно молчали. Та часть толпы, что составляла войско Конана, замерла в напряженном ожидании. Люди поглядывали то на Конана, то на пророка. Они ждали сигнала, а по барабанным перепонкам, точно кузнечные молоты, бил Голос.
– ДА НЕ УСОМНИТЕСЬ В НЕПРЕХОДЯЩЕЙ МИЛОСТИ ЭЛЛАЭЛЯ, О ШЕМИТЫ! НАСТАЛ ДЕНЬ ВЕЛИКОЙ СЛАВЫ! Я ВОЗВРАЩАЮ ВАМ ТОГО, РАДИ КОТОРОГО ВЫ ВСЕ ЗДЕСЬ СОБРАЛИСЬ! ТОГО, КОГО ВЫ ЛЮБИТЕ БОЛЬШЕ САМОЙ ЖИЗНИ!
Едва только отгремели последние слова, как пророк снова указал рукой в сторону великой могилы, и люди увидели: у подножия пирамиды что-то начало происходить. Там в самом деле строился новый отряд войска. Посередине виднелось возвышение – а может быть, носилки, – в которых возлежало нечто большое, бесформенное, бледное! Даже в меркнущем свете дня никакой ошибки быть не могло...
– АБЕДДРАХЦЫ! К ВАМ ВОЗВРАЩАЕТСЯ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО ЦАРЬ ИБНИЗАБ! ОТКРОЙТЕ СВОЕМУ ЦАРЮ ГОРОДСКИЕ ВОРОТА!
Толпа отреагировала бурно, но неодинаково. С вершины стены раздались изумленные крики. Часть стражников кинулась выполнять распоряжение, другие бросились наперерез. На бастионах творилось нечто неописуемое. Толпа внизу заходилась от ужаса и надежды.
Вновь подобно трубе прозвучал Голос пророка:
– ВЫЙДИТЕ ВПЕРЕД, ЗНАТНЫЕ, И ПРИВЕТСТВУЙТЕ СВОЕГО ЦАРЯ! ПУСТЬ ЕГО ДЕТИ ПОДОЙДУТ ПОКЛОНИТЬСЯ ОТЦУ!
Услышав такое, Конан содрогнулся. Значит, пророку потребовались заложники, в том числе Эфрит!.. Киммерийцу некогда было гадать, как еще воспримут шемиты требования пророка, равно как и воскрешение своего царя. Он твердо знал одно: дальнейшее промедление с атакой было смерти подобно! Он выхватил меч и взмахнул им над головой:
– Вперед, псы! За Шем!.. Долой колдуна!..
После оглушительного Голоса, которым вещал пророк, собственный крик показался ему жалким комариным писком. Тем не менее десятки глоток тотчас подхватили его. Люди отбрасывали последние сомнения и срывались с мест. Ревущей волной они пронеслись через открытую площадку и схлестнулись с неупокое иными.
– За Шем!.. За Шем!..
Началась беспощадная схватка. Что такое «отступление», древние мумии не имели никакого понятия. Они рубились и отбивались, не отходя назад ни на шаг. Их валили и раздирали на части, но они даже не думали перестроиться или сомкнуть ряды. Шемиты колошматили их дубинками, рубили мечами и рабочими топорами, валили наземь. Иных, наоборот, отрывали от земли, и дюжины вцепившихся рук тотчас оставляли от мумий мелкие клочья. Линия сражения вскоре превратилась во множество отдельных водоворотов: окружив одного или нескольких мертвых, живые мстили им за надругательство над жизнью и смертью. Горожане видели их успех, и в маленькое войско Конана, преодолевая страх, вливалось все больше народу.
Но обольщаться не следовало. Им удалось разметать лишь первую линию обороны стражников Хораспеса. За их спинами ждали свежие и лучше вооруженные выходцы из могил. Это были большей частью умершие аристократы из славного и богатого прошлого Абеддраха. Они были облачены в дорогие, красивые и весьма надежные латы, составлявшие когда-то их погребальное убранство. И отличались они от живых в основном неживой бледностью кожи да ярким гримом, которым покрывали лица умерших. Между ними виднелось несколько красивых, безупречно сложенных юношей, совсем недавно покинувших жизнь. Некоторые из их числа принадлежали к тем самым посмертным избранным стражам. Только сегодня их убили внутри пирамиды и подвергли тела спешному бальзамированию. Они вышли навстречу живым плотно сомкнутым строем, орудуя мечами с опустошительным искусством и нарушая стремительность их атаки.
Конан и Осгар были готовы как раз к такому случаю: теперь настал их черед. Ни один защитник Хораспеса, и даже двое сразу, не могли противостоять этой паре северных великанов, когда те действовали сообща.
Первым, с кем они сшиблись, был пышнобородый вельможа из какого-то минувшего века. Его лицо было бледно, точно акулье брюхо. Удар Осгара рассек на нем покрытый рубинами головной венец и череп под ним. Конанов меч отшвырнул в сторону украшенный самоцветами клинок и проткнул насквозь его обладателя, перерубив позвоночник. Когда Конан рывком высвободил меч, мумия невозможным образом перегнулась назад. Потом сложилась пополам, кровоточа песком из вспоротого живота, и наконец рухнула наземь, и сотни ног тотчас растоптали ее на камнях.
Следующим перед ними предстал юный офицер из числа кладбищенской стражи. Красивый парень – вот только выглядел он так, как всегда выглядят утопленники. Он, похоже, был из числа тех, кто утопился по собственной воле, желая последовать в Мир Иной за царем Ибнизабом. Мертвец занес кривой меч, уже замаранный человеческой кровью, и вознамерился ударить им Осгара. Мечи северян одновременно обрушились на его клинок и разнесли его вдребезги. Последующие удары отсекли руки, еще пытавшиеся замахнуться рукоятью. Выходец из могилы повернулся и, шатаясь, побрел прочь. Его глаза лезли из орбит, рот раскрывался в беззвучном вопле.
– ПОДДАННЫЕ! ГРЯДЕТ ВАШ ЦАРЬ! – вещал Хораспес, не обращая никакого внимания на столпотворение прямо у себя под ногами. – СКОРЕЕ ОТВОРИТЕ ВОРОТА И ПРИГОТОВЬТЕСЬ К ТОРЖЕСТВЕННОЙ ВСТРЕЧЕ!
Конан про себя полагал, что знать все же вряд ли послушается приказа пророка, но необходимо было спешить. Он рассек пополам тощего воина-жреца, размахивавшего топором. Осгар расправился с дюжим храмовым стражником...
И вот двое северян прорвались сквозь плотную линию обороны и оказались в гуще Детей Ночи; к сожалению, некому было последовать за ними в прорыв. Некоторое время они ожесточенно крушили направо и налево, рубя шеи и поджилки мумиям, среди которых очутились. Конан перерубил колено какому-то толстопузому бывшему придворному, еще не успевшему засохнуть в могиле. Тело завалилось со всплеском, и Конан, к своему изумлению, неожиданно обнаружил, что стоит по щиколотку в воде.
Вода плескалась повсюду! Она наступала пенящимся приливом, кое-где уже плавали обломки мумий. Среди сплошного гама сражения послышались возбужденные крики:
– Они разобрали дамбы!.. Отец Стикс спешит нам на помощь!..
Поняв наконец, чем занимались вдалеке рабочие, Конан обернулся через плечо. Там, еще видимый на фоне пунцового неба, согласно трудился народ. Мелькали черпаки, лихорадочно сновали лопаты. Даже сквозь рев и грохот сражения издалека были слышны крики восторга. Дети Реки сражались с Детьми Ночи, используя против них силу, с которой были знакомы накоротке.
Вот молодцы!.. Конан даже пожалел, что не сам додумался до такого блестящего плана. Хотя, правду сказать, этот план грозил им всем немедленным потоплением. Вода уже поднималась по икрам ног. Конан вброд добрался к Осгару, который как раз рубил вооруженную руку поверженной мумии.
– Крестьяне открыли шлюзы! – пропыхтел он ваниру в ухо. – Скоро река затопит все кладбище и смоет жмуриков!
– Во имя Митры!.. Так вот о чем задвигал Азрафель!.. – изумленно огляделся Осгар. – Парнишка, похоже, нашел таких же сумасшедших себе в компанию...
Конан лишь усмехнулся. Все правильно: Азрафель происходил из семьи земледельцев, и люди Ибнизаба утопили его отца. Однако рассуждать о смекалке юного шемита ему было некогда.
– Теперь займемся Хораспесом, – вполголоса сказал он Осгару. – Только не подходи к нему близко и смотри в оба! Он способен на лету расплавить металл, а его прикосновение несет смерть!
Он уже видел (насколько вообще можно было что-либо рассмотреть в сгущавшихся сумерках), что в общем сражении наступил перелом и достойное сопротивление оказывали лишь те Дети Ночи, которые стояли рядом с самим Хораспесом. Все они были богато разубраны и увенчаны коронами. Пророка окружали прежние цари Абеддраха. Их ногти и седые волосы неимоверно выросли в течение прошедших столетий. Двое мертвых царей все еще держали Хораспеса на щите, поднятом до уровня пояса. Остальные рубились с шемитами.
Сам Хораспес, казалось, только тут осознал, что нападение толпы и неожиданный потоп таили в себе нешуточную опасность. Он принялся отдавать приказания своей свите на каком-то резком, непонятном наречии и все бросал обеспокоенные взгляды в сторону великой гробницы. Судя по крикам, оттуда ему на подмогу двигалось новое войско мумий, а посередине его следовали носилки Ибнизаба.
Время настало!– решил Конан. Теперь или никогда!Издав яростный рык, киммериец бросился на телохранителей пророка. Его меч перехватил разящий замах какого-то мертвого царя. Одновременно Конан с силой пнул мумию ногой в грудь.
Пинок еще и облил его супротивника грязной водой, благо та уже достигала колен. Сломалась ли иссохшая шея, киммериец не понял. Неупокоенный монарх, пошатываясь, качнулся назад, и Конан, двинувшись следом, отсек сжимавшую топор руку еще более древнего царя, напавшего на него сбоку. Первый вновь попробовал замахнуться огромным мечом, но не успел. Удар Конана, который живому человеку непременно выпустил бы кишки, повытряс из мумии песок и швырнул ее в воду, где она и осталась беспомощно барахтаться.
Осгар тем временем поступал примерно так же с мертвой стражей по другую руку Хораспеса. Он яростными ударами загонял мумии в воду, к неописуемой ярости пророка. Однако его проклятия и яростные призывы к войскам неожиданно прекратились. И Хораспес, и напавшие на него северяне одновременно обернулись на лязг тяжелых цепей и увидели, что городские ворота Абеддраха начали открываться!
Ворота здесь были подъемными, и они уже порядочно отошли от земли, пропуская освещенную факелами процессию стражников и придворных. Посередине процессии Конан разглядел увенчанные короной кудри царевны Эфрит. Непослушная, мятежная дочь вышла встречать своих царственных родителей. Хотела она того или не хотела?.. Конан не знал.
Значит, победа Хораспеса была почти решена!.. Вельможные недоумки меньше боялись чудовищ и толпы у ворот, нежели гнева своего мертвого царя! Их не волновал даже потоп, благо городская стена находилась на возвышении и вода еще не добралась до ворот!..
Итак, с одной стороны к Хораспесу вот-вот подоспеют подкрепления, а с другой – город готов был сам всунуть голову в петлю!.. Но вместо отчаяния в сердце Конана пробудилась невероятная ярость, поистине превратившая молодого варвара в живое стихийное бедствие, разрушительное и неудержимое. Его меч взметал воду, словно морской смерч; несколькими стремительными взмахами он подрубил ноги последней царственной мумии. Мертвый царь завалился, размахивая руками, и угодил прямо на одного из своих неупокоенных собратьев, державших щит Хораспеса. Тот в свою очередь поскользнулся в грязи и упал на колени. Щит опасно накренился... и пророк, отчаянно матерясь, волей-неволей спрыгнул в воду.
И оказался прямехонько между двумя северянами, твердо намеренными его прикончить!
Конан понял, что долгожданный момент наконец наступил, и, забыв обо всех прочих опасностях, занес меч для необоримого выпада. Осгар одновременно замахнулся, готовясь раскроить непокрытую голову пророка...
Реакция стигийца была столь же мгновенной, сколь и неожиданной. Его ничем не защищенные руки вдруг выстрелили вперед, перехватив оба клинка. Ему словно бы не было дела ни до силы ударов, ни до остроты мечей. Мощь его хватки застала нападавших врасплох. И не только потому, что он остановил оба меча посередине размаха.
Едва только Хораспес коснулся его меча, Конан сразу почувствовал, как начала нагреваться рукоять. Он ощутил действие могучей, таинственной энергии, и ее поток с каждым мгновением нарастал. Было ли это просто игрой воображения, или он в самом деле увидел, как порозовел конец длинного лезвия, отдавая назад тот самый жар, что когда-то придал ему форму... а может, даже тот самый, что вплавил некогда частицы металла в рудный камень земли?.. Какое-то время Конан только и мог стоять и смотреть. Ему в ноздри ударил запах паленой кожи – это горел ремень, которым была обмотана рукоять. Жар уже обжигал саму ладонь...
Звериное упрямство, свойственное варвару, все-таки удержало его от того, чтобы выпустить меч. Он поступил иначе: присел на колени и окунул раскаленный клинок в воду. Вода была уже по пояс, и ее прохлада пришлась как раз кстати обожженной руке. Металл, однако, продолжал рдеть даже под водой. Кверху ринулись струи пара, больно обваривавшего кожу.
Между тем Осгар, в отличие от киммерийца, не вынес мучительного жара и выпустил меч. Мгновением позже выпустил его и Хораспес. Меч упал в воду между ваниром и пророком, и там, где он утонул, взвилось большое облако раскаленного пара, почти скрывшее Осгара. Странно!.. Тучи пара не рассеялись мгновения спустя, как это бывает, когда кузнец окунает в воду горячую сталь. Пар продолжал со свистом бить вверх. И Конан увидел, как волшебник быстрым, хищным движением ткнул рукой внутрь клубившегося облака. Тому, против кого было нацелено это движение, явно ничего хорошего ждать не приходилось...
Такое зрелище подстегнуло Конана и заставило его сделать новое усилие. Ярость все еще помогала ему справляться с болью в обожженной ладони. И он воспользовался тем, что Хораспес отвлекся. Нечеловеческая хватка пророка по-прежнему удерживала меч под водой, не давая замахнуться. Ну так что ж!.. Конан крепче сжал на рукояти покрытые волдырями пальцы и изо всех сил, умноженных яростью и отчаянием, ткнул острым лезвием вверх и вперед!..
Он почувствовал, как скользнул клинок сквозь нечаянно раскрывшуюся ладонь Хораспеса. Еще миг – и он попал в цель. Кончик, светящийся от жара, зашипел о мокрое одеяние. Потом вошел пророку в живот. Перегретое лезвие вдвинулось в плоть, словно раскаленный нож – в холодное масло. Пройдя насквозь, оно горбом натянуло ткань у него на спине. Прожгло ее – и осталось торчать, светясь в сумерках, точно факел. Только тут Конан выпустил рукоять, уворачиваясь от скрюченных, как когти, пальцев пророка, потянувшихся к его руке.
Хораспес повернулся к нему лицом. Его глаза выступили из орбит, рот раскрылся в мучительном оскале, и оттуда повалил пар. Меч, проткнувший его, сиял чем дальше, тем ярче. Хораспес схватился за него пухлой рукой... и начал корчиться всем телом. Теперь он напоминал скорее не смертельно раненного человека, а бесформенную котлету, жарящуюся на вертеле. Бот он задохнулся, ахнул... и повалился навзничь в темную воду.
Конан не побежал прочь. Он внимательно смотрел, как плавает, исходя паром, тело поверженного колдуна. Так смотрят на зарубленную змею, убеждаясь, что она действительно издохла. Только спустя некоторое время он обошел отвратительный труп, желая посмотреть, что же там с Осгаром. Могильный вор неподвижно лежал в нагревшейся воде. Конан подхватил тяжелое тело и оттащил его в сторону.
Его друг-соперник был мертв. Посередине груди зияло обугленное отверстие вроде тех, что оставили ладони пророка на теле бедняги Арамаса. Опустив мертвеца обратно в воду, Конан снова посмотрел на Хораспеса и увидел, что рука колдуна, торчавшая из грязи, сжимала какой-то обгоревший ком.
Сердце Осгара.
Содрогаясь, Конан наконец собрался с духом и прикоснулся к горячей, обваренной плоти Хораспеса. При этом он с удивлением отметил, что его собственные ожоги почти не ощущались. Очень осторожно он разжал стиснутые пальцы Хораспеса и положил обугленный ком в воду рядом с его законным владельцем...
Битва кругом него, казалось, растворилась в ночи. Уцелевшие люди столпились на отмели близ городской стены. Несколько неупокоенных воинов все еще бесцельно шатались по площади, по грудь в воде. Им приходились туго: иссушенные тела так и порывались всплыть. Пока Конан смотрел, кое-кого из них унесло течением прочь. Мумии только бессильно барахтались. Воскрешенного царя нигде не было видно. Равно как и его царицы, их колесниц, повозок и остатков мертвого воинства. Между тем местом, где стоял киммериец, и входом в гробницу простиралась только вода, а по ней плясали рыжие отсветы факелов, еще горевших в своих скобах вокруг подножия пирамиды.
И пока Конан всматривался в разлив и созерцал плавающий сверху мусор, он вдруг понял, что движение воды было осмысленным.Тела, остатки мумий и всяческий хлам – все это постепенно собиралось вместе. И плыло в сторону Ибнизабовой усыпальницы, втягиваясь в разверстые ворота. По лестницам и коридорам пирамиды сейчас хлестал водопад, и его рев достигал городских стен. Казалось, выходцы из могил низвергались непосредственно в Загробный Мир!
Какая ирония,– подумалось киммерийцу. Все те, кто умер в этот день, и те, кому вовсе не следовало бы вставать из могил, бок о бок укладывались вкушать вечный покой. И укладывала их не знающая устали рука Отца Стикса...
Потом ушей молодого варвара достиг еще один звук, раздававшийся неподалеку, а именно лязг сшибающейся стали. Оказывается, на пологом возвышении у городских ворот еще оставалось достаточно Детей Ночи. Они лишились предводителя, но все-таки очень по-деловому наседали на вышедших из города царедворцев. Горожане пробирались по мелководью, желая укрыться от рукотворного наводнения за городскими стенами. В общем, опять сражение и всеобщая давка. Опасное дело! И царевна Эфрит была где-то там, в самой гуще!..
Конан без лишних раздумий направился к воротам. Он был без оружия и наполовину шел, наполовину плыл...
Глава двадцатаяМногая лета царице!
Наступило утро, но город, заглянувший в бездну светопреставления, все никак не мог прийти в себя. Как всегда бывало во времена войн, аллеи и переулки заполонил деревенский люд, искавший спасения внутри городских стен. Кто-то безуспешно пытался заснуть на жестких каменных плитах, кто-то бродил туда и сюда в поисках пищи и крова. Люди ходили по улицам, на которых дома и лавки были частью закрыты и заперты на все замки, частью – особенно те, чьи владельцы отсутствовали или погибли, – взломаны и разорены голодными беженцами.