– В «Лунном камне»? – уставился на него Кит. – В «Лунном камне» нет убийств, если не считать справедливого воздаяния преступнику от рук индусов, которое постигает его в конце. Все наше внимание сосредоточено на похищении огромного желтого алмаза.
   Их наставник кивнул:
   – Так и есть. Алмаз в самом деле был похищен Франклином Блейком, героем этой истории. Свидетели уверены, что он действовал бессознательно и потом ничего не мог вспомнить. Бросив курить, чтобы сделать приятное героине, он довел свои нервы до такого состояния, что, как он утверждал, никогда больше не сможет спать. Чтобы проучить Франклина, семейный врач тайно дал ему лауданум.
   Блейку не давали покоя постоянные опасения, что алмаз может быть похищен, и ему все время хотелось перепрятать его в какое-то более надежное место. Став под воздействием наркотика лунатиком, он поднялся ночью, чтобы найти сокровище и перепрятать его в самое безопасное место. А в это время его видели две женщины, обе влюбленные в него: героиня романа Рейчел Вериндер и хромая девушка-служанка Розанна Сперман. И хотя они считали его виновным, ни одна из них не выдала его.
   Невинным Джордж Боуэн не был; пусть это и банально, но, разбираясь в этом деле, приходится признать, что Джордж Боуэн виновен с головы до ног. И все же...
   Теперь Уилки Коллинз не сидел, расслабленно откинувшись на спинку кресла. Он наклонился вперед, и в его фигуре чувствовалось некоторое напряжение.
   – В «Лунном камне» я вел с вами честную игру, – сказал он. – Я пытался играть столь же честно, анализируя и эту жизненную историю. У того, что я сейчас предложу, нет никаких доказательств, ни клочка свидетельств, ничего что могло бы выдержать самый поверхностный допрос. Нет ни малейших указаний, будто кто-то видел, как Джордж стрелял сквозь стекло. Только иррациональное, недоказуемое чувство заставляет меня верить – кто-то видел что-то. Но я убежден в этом.
   Я считаю, что малышка Сьюзен Клейверинг, которая пряталась за дальним концом оранжереи, обернувшись, посмотрела на своего Джорджа. Она не знала, что предмет ее страсти собирался совершить убийство. Но увидела более чем достаточно, чтобы у нее появились подозрения. Если удастся доказать истинность моего дикого предположения, то тем самым получит объяснение и предельная нервность, которая с тех пор не покидала ее. Она покрывала его, как Рейчел Вериндер и Розанна Сперман покрывали Франклина Блейка. В понедельник днем Джордж, привязав оседланную лошадь на лужайке за западной стеной, сделал еще одну попытку. Девушка прикрывала его и продолжала бы это делать и в дальнейшем.
   – Но в ходе частичной реконструкции во вторник вечером... – начал Кит.
   Уилки Коллинз поднял руку:
   – Думаю, что могу предугадать ваш вопрос. Почему мы оказались настолько бесчувственны и жестоки, что тогда позволили ей присутствовать? Сигрейв был в безопасности. Полиция больше не следила за ним; она следила за Джорджем. Когда мы с Хендерсоном обсуждали наш план, как загнать добычу в ловушку, оба мы чувствовали, что вся наша стратегия пойдет прахом, если не пригласим Сьюзен на наше сборище. В последний момент мне пришло в голову, хотя озарение блеснуло слишком поздно, что я мог бы поберечь Сьюзен, избавив от зрелища, как ее героя арестовывают и передают в руки закона.
   Я дал инструкции дворецкому. Когда я хлопнул в ладоши, вошел Тиммонс со спешным посланием для мисс Клейверинг. Фактически единственным человеком, полным ожиданий, был полковник Хендерсон, который решил включиться в игру, если наша добыча кинется в его сторону. Но Джордж избрал другое направление. Так вот и были поставлены все точки над «i»...
   – Похоже, что не совсем, – предположил Кит. – А как насчет поведения Нигела во время инсценировки?
   – Ты имеешь в виду мое поведение, старина? – воскликнул этот джентльмен.
   – Да. Доктор Весткотт тоже обратил на него внимание. Дважды ты начинал что-то бурчать и прерывался на середине. – И тут Кита осенило. – Ну конечно! Если в первом случае ты бы сказал слишком много, то тем самым дал бы знать Джорджу: тебе известно, что ты лежал лицом к югу, а не к северу. Если бы ты разговорился во втором случае, стало бы ясно, что ты видел нападавшего за стеклянной стеной, а не рядом с аквариумом на пересечении двух проходов.
   И ты это знал, Нигел! Они тебе все рассказали, всю историю, не так ли? И ты играл свою роль, верно? Нигел набрал в грудь воздуха.
   – Да, они мне рассказали. Или, точнее, это сделал наш благородный Лунный Камень. Кроме того, они все рассказали старине инспектору Гоблину, который, когда ты правильно к нему подходишь, оказывается совсем неплохим мужиком. Они боялись, что я не стану ждать и тут же выдам слишком много или же сразу схвачу за горло эту молодую свинью. И... да, я играл! Если он мог играть, пришло мне в голову, то чем я хуже! Ваш старый дядюшка Нигел мог бы блистать на сцене!
   – Как насчет вас, Сапфир? – поинтересовался Кит. Сапфир замялась. Меж бровей у нее пролегла морщинка.
   – Мне они ничего не говорили, – ответила она, – кроме того, что они все знали об обмане и сомневались, смогут ли сохранить его в тайне. Во вторник вечером я могла слушать вас, хотя не видела. Когда все вы были в бильярдной, я спряталась в стенном шкафу в библиотеке.
   Затем вы пошли в оранжерею. В шкафу постоянно висели куртка и зюйдвестка. Для меня они были просто огромными, но я воспользовалась ими. Я вышла через переднюю дверь и, обогнув оранжерею, подошла к внешним дверям с западной стороны, которые, в чем я не сомневалась, оставались открытыми. Там старший инспектор Гобл – то есть старший инспектор Гоб! – терпеливо ждал под дождем.
   Он попросил меня не издавать ни звука, что я и сделала. Я прокралась в оранжерею и спряталась среди деревьев рядом с западной дверью. Все развивалось очень медленно, пока... пока мистер Лунный Камень не обвинил Джорджа Боуэна, а он что-то закричал и выскочил.
   Сапфир закусила губу.
   – В свое время, – добавила она, – Кэти сказала мне, что не заметила следов большой страсти со стороны этого юноши, когда она впервые встретила его в воскресенье вечером. Но теперь Кэти было о чем подумать. Я пытаюсь представить, что он мог бы сделать, если бы, кинувшись к дверям, увидел перед собой живую копию «его» Мюриэль.
   Хотя я ничего не стала делать. Я просто повернулась спиной и присела на корточки, чтобы меня никто не заметил. Затем я услышала грохот выстрела. Он лежал на земле, рубашка была залита кровью; и рядом с рукой лежал пистолет. Мистер Гоб и какой-то сержант (думаю, сержант Хакли) поднимали его. Если это не все, о чем стоило бы поговорить, Ниг, по крайней мере, это все, что можно было рассказать.
   Ниг протянул поближе к огню свои длинные ноги.
   – Да, это не все, о чем стоило бы поговорить, – охотно согласился он, – хотя, если и под ясным небом тайны остаются покрытыми мраком, все счастливы. Кит получил свою Патрисию, ты – своего Джима, а я – мою Кэти. Стоит ли о чем-то жалеть?
   – Никаких сожалений! – восторженно согласилась она. – Что-нибудь решено относительно дальнейших действий, Ниг?
   – А как же! Завтра в субботу багаж Кита и мисс Денби, предназначенный для Неаполя, сделает остановку в Париже, где они проведут несколько дней. Ты же и твой буйный конфедерат, не сомневаюсь, отправитесь в Южную Каролину?
   – Не прямо туда. Джим думает, что сначала нам надо побывать на Востоке. Хотя мы не собираемся совершать кругосветное путешествие, даже после того, как буддисты поженят нас. Теперь через весь американский континент протянулась железная дорога. Но Джим говорит, что будет куда проще вернуться сюда и продолжить путь из Нью-Йорка. Ниг, а как ты и... и Кэти?
   Ниг задумался.
   – На следующей неделе, моя дорогая, Сигрейвы отправятся в Италию, как уже поступили Фареллы. Нам тоже достанутся несколько дней в Париже, а затем – Рим. Эти проклятые римские католики могут доставить неприятности с нашим бракосочетанием: вдруг захотят сначала обратить нас в свою веру... или заняться какими-то другими глупостями. Но, думаю, где-нибудь найдем англиканскую церковь. Покойный лорд Мельбурн, Кит, как-то заметил, что он предпочитает англиканскую церковь, но вот по какой причине, – это у меня вылетело из головы. Так почему же, Кит, ему нравилась англиканская церковь?
   – Потому что, по его словам, она куда меньше лезет в частную жизнь людей.
   – Я так и думал. Если пастор в Риме не знает нас или какой-нибудь тупой англиканский священник никогда не слышал моего имени... то, если мне повезет, Сапфир, – восторженно сказал ее муж, – я стану двоеженцем даже раньше тебя! Мы с Кэти останемся здесь и будем счастливы или отправимся туда, где нам понравится, и все равно будем счастливы... и там тоже.
   – Ты уверен в этом, Ниг? – поинтересовалась она. – Ты спросил, есть ли у меня какие-то сожаления. А у тебя?
   – Нет, как раз наоборот. Все, как я говорил, couleur de rose[28], хотя кто-то может сказать, что вся эта ситуация просто шокирующая. Мой отец мог бы отбросить окончание и сказать прямо – шок! Но вы-то не шокированы, мой дорогой Лунный Камень? Вы же не собираетесь читать лекцию или произносить проповедь?
   Уилки Коллинз взял потухшую сигару, раскурил ее и снова сел, когда появился Тиммонс с подносом, уставленным графинами и бутылками.
   – Меня довольно трудно шокировать, – сказал детектив-любитель. – Я и сам питаю твердую надежду, что некая леди по имени Каро скоро вернется в свой дом, который, так уж случилось, является и моим домом. Есть и другая женщина... Лекция или проповедь с моей стороны будет полной бестактностью; мы не должны слушать, как великий султан осуждает полигамию.
   – В рассуждении о моем счастье, – заявил Нигел, – я могу пойти еще дальше. Знаешь, Кит, я вспоминаю ту «Песню Тома из Бедлама», что ты мне цитировал в Музее мадам Тюссо. Давай назовем ее песней Тама из Бедлама – так звучит куда выразительнее, хотя сам не знаю почему.
   – Да в тебе куда больше поэтичности, чем ты сам подозреваешь.
   – Я в самом деле поэтичен, тупая твоя голова! Теперь дайка мне порассуждать. Да, Кит: я таки нашел стихи о голодном гоблине. И нет, Кит: я не собираюсь отпускать недвусмысленные шутки о некоем старшем инспекторе. Я считаю, что в самом деле был голодный жадный гоблин, маленькая льстивая свинья, которая хотела убрать меня с пути. Я не буду просить тебя читать мне другие стихи; есть те, которые я сам бы хотел процитировать. Только, Кит, я хотел бы задать всего один вопрос.
   – Да?
   – Даю слово по буквам: т-о-у-р-н-и-р. Оно означает такое событие, когда двое рыцарей в доспехах скачут навстречу друг другу с копьями наперевес. Как это слово произносится?
   – Оно звучит как «турнир», в нем нет буквы «о». Какие стихи ты хочешь процитировать и зачем?
   Нигел возликовал.
   – Последние, – сказал он, – потому что они точно выражают мои чувства к Кэти. И рифмы у них хорошие. Твой рыцарь несет цвета своей дамы на доспехах, не так ли? Носовой платок Кэти, ее подвязку, что-то еще. Так что помоги мне, Кит. Я могу вышибить из седла всех до одного рыцарей Круглого стола, включая самого старину Ланселота. Не знаю, откуда я – то ли из Бедлама, то ли из Креморна, то ли с Господней крикетной площадки, но уж их-то я тебе точно скажу.
   У него окреп и поднялся голос:
   Рыцарь теней и призраков,
   Ждут меня на турнире.
   Три лиги осталось до края света,
   И это рукой подать, сдается мне!

ЗАМЕТКИ ДЛЯ ЛЮБОЗНАТЕЛЬНЫХ

1
   Ранее в подобных заметках я цитировал специалистов из такого количества книг, что снова перечислять их значило бы обречь себя на бессмысленное повторение. Если говорить о топографии, то солидное обоснование моих текстов находится в «Новом плане Лондона» Уайлда (1867), опубликованном Джеймсом Уайлдом с Вест-Странд, который с гордостью называет себя географом королевы. Вполне возможно найти любое известное место или строение – а также и не столь уж хорошо известное – с помощью труда Х.Б. Уитли «Лондон, прошлое и настоящее» (Джон Мюррей. 1891. Т. 3). Из книги о театральной жезни «На сцене и за ней» мистера и миссис Бэнкрофт (Ричард Бентли, 1888. В 2 т.) мы узнаем, какую пьесу из репертуара Театра принца Уэльского 30 октября 1869 года смотрел Кит Фарелл. Самый большой долг благодарности я должен отдать работе Кеннета Робинсона «Уилки Коллинз» (Макмиллан, 1951), единственной полной биографии самого выдающегося выдумщика и заговорщика XIX столетия.
2
   Из подлинных действующих лиц хотелось бы отметить самого Уилки Коллинза и полковника (впоследствии сэра Эдмунда) Хендерсона, который в январе 69-го года стал комиссаром столичной полиции. Карьера полковника Хендерсона прослежена в «Национальном биографическом словаре» (1940. Т. XXII. С. 834—836) и в полицейском справочнике «Подъем Скотленд-Ярда» (1956).
   Фактически клубом Уилки Коллинза был «Младший Атенеум», расположенный, как описывает Уитли, на углу Пикадилли и Даун-стрит. В октябре 1869 года Кэролайн Грейвс, которая долго жила с Коллинзом, временно оставила Глочестер-Плейс ради другого брака, но затем вернулась к Лунному Камню Коллинзу и жила с ним, пока не скончалась. Он был отцом двоих незаконорожденных детей от другой женщины, которых признал и упомянул в своем завещании. Хотя есть предположение, что матерью этих детей могла быть Марта Рудд, которая во время его болезни бестрепетно, не обращая внимания на страдания жертвы, исполняла предписания врача, что не под силу и молодым людям. Однако эта теория так и осталась всего лишь предположением. И в нашей истории, в которой и так достаточно событий, происходивших за сценой, не было никакой необходимости уделять внимание этим незаконным детям или даже упоминать их.
   Дочь Каро Грейвз существовала на самом деле. Были и некоторые из бегло упомянутых ночных заведений, функционировали такие, как «Мотт» и у Кейт Гамильтон. Если заведения Полли Лумис не существовало, то, по крайней мере, описано оно вполне правдоподобно. Старший инспектор Гоб, а также сержанты Хакли и Фентон – выдуманные персонажи, хотя офицера полиции, которого упоминает полковник Хендерсон, старшего инспектора Кларка, можно было найти в Скотленд-Ярде.
3
   Благодаря любезной помощи мисс Лауры Дрю, архивиста Музея мадам Тюссо, я получил в свое распоряжение описание и рисунки музея, как он выглядел сто лет назад, за пятнадцать лет до того, как переехал на Марилебон-роуд. Хотя я не имел права включать в состав экспозиции изображения мистера Гладстона, мистера Дизраэли и мисс Найтин-гейл, мало кто удивится, обнаружив их. С другой стороны, я искренне удивляюсь присутствию Мадлен Смит в комнате ужасов, которая никак не могла, да и не имела права там появиться.
   Были сложности с фигурой д-ра Сметхарста, освобожденного министром внутренних дел после того, как он был приговорен к смертной казни за убийство. А также с Мадлен Смит, которую, несмотря на явные доказательства вины, освободило жюри присяжных. Вашему покорному слуге, так же как и тысячам других зрителей, мадам Тюссо доставила столько удовольствия, что никоим образом не хотелось бы ее обижать.