– Сейчас никаких напитков, благодарю вас, хотя от сигары не отказался бы.
   Кит выбрал сигару и раскурил ее. Его хозяин взял одну и для себя, но садиться не стал.
   – Да, мой юный друг, я самым высоким образом оценил ваше общество за ленчем в тот день. Видите ли, если я правильно понимаю, вы мыслите совершенно по-иному, чем я. Скажите мне, как человек, который так долго отсутствовал в Лондоне: поразило ли вас обилие перемен за время вашего отсутствия?
   – Думаю, что весьма, но вот одно осталось неизменным.
   – Да?
   – По-прежнему перекапывают улицы, – с возмущением ответил Кит. – Когда я в начале 60-х уезжал, еще не кончились работы по сооружению новой системы сточных вод – теперь они начали разрывать огромные районы для подземной железной дороги.
   – Существующие линии подземной железной дороги, – сказал Уилки Коллинз, – вступили в строй сравнительно недавно. С их помощью удалось разгрузить, хотя и немного, заторы на улицах. Они не вышли из строя, как предсказывали, и если вы не возражаете против дыма и шлака, то можете путешествовать с приличной скоростью и не испытывая острого дискомфорта.
   И тут его поведение изменилось.
   – Но я пригласил вас, – сказал он, выпрямляясь в кресле, – не для того, чтобы обсуждать проблемы быстрого перемещения. Есть и другие проблемы – более личные и настоятельно требующие немедленного внимания.
   – Они касаются Нигела Сигрейва?
   – Ах, вы догадались? Я так и думал. Этим утром по приглашению полковника Хендерсона, вместе с самим полковником и старшим инспектором Гобом из уголовного отдела Скотленд-Ярда, я нанес визит в Хампстед. Полковник Хендерсон считает, что нашел дело, в котором я могу оказать ему содействие. Я достаточно нахален, чтобы тоже так считать, хотя, может, по другим причинам, чем он. И в любом случае я остаюсь детективом-любителем. – И детектив-любитель, погрузившись в молчание и глядя на огонь, затянулся сигарой. – Полковник Хендерсон, – продолжил он, – уже получил набросок предварительного отчета от суперинтендента Брунсвика. В доме Сигрейва мы встретили самого Брунсвика, а также доктора Весткотта, который прошлой ночью присутствовал на месте событий. Брунсвик и доктор Весткотт дали нам полный отчет об обстоятельствах, которые сопутствовали этой странной и в высшей степени сенсационной попытке убийства. Насколько я понимаю, прошлой ночью суперинтендент допоздна опрашивал всех свидетелей, включая и вас?
   – Именно этим он и занимался. И оказался не так плох, как я предполагал.
   – Не так плох? А вы сами предполагали, что окажетесь объектом подозрений?
   – Нет, вот это вряд ли. – Перед глазами Кита живо всплыла эта сцена. – Разве что доктор Весткотт недвусмысленно предостерегал меня, вот и все. Он заверял, что Брунсвик может взяться и за Мюриэль Сигрейв, говоря, что эта обыкновенная полицейская практика. Так вот, Брунсвик этого не сделал. Он был вежлив со всеми, и особенно с Мюриэль Сигрейв. Впрочем, столь же мягко он обращался с Пат Денби или Сьюзен Клейверинг. Кроме того, у Мюриэль было железное алиби.
   – Да, так я и понял. То есть повода для взрывов возмущения и бурных вспышек не было?
   – В том смысле, какой вы имеете в виду, – не было. Сначала мы все были удивлены поведением сэра Хьюго Клейверинга. Он был решительно настроен как можно скорее забрать домой свою племянницу и беспрестанно говорил о каких-то своих дурных предчувствиях. Потом уже выяснилось, что в начале этого вечера к нему домой явился юный Харви Туай-форд и действительно перепугал его своими мрачными предсказаниями. Роль пророчицы он играл куда успешнее, чем доктор Весткотт.
   – Харви Туайфорд, Харви Туайфорд, – задумчиво пробормотал мистер Коллинз, продолжая рассматривать своего гостя. – В этом имени звучит что-то знакомое. Кто это – Харви Туайфорд?
   – Нарушитель спокойствия. Я рассказывал вам о нем в «Младшем Атенеуме», когда вы хотели узнать, что случилось в пятницу вечером. Харви Туайфорд – кузен Пат Денби. И, кроме того, приятель Джорджа Боуэна... если вы помните Джорджа.
   – Более чем хорошо. Он не только польстил мне подражанием моему литературному стилю, но и был одним из тех молодых людей, которым я пытался диктовать, когда лежал в постели с приступом подагры. Как и остальные, он не справился с задачей, потому что не мог выносить вида человеческого существа, терзаемого болью. Но лучше я продолжу свою историю о том, что увидел утром и услышал в Хампстеде.
   Автор повествования, погрузившись в раздумья, снова сделал паузу.
   – Услышав от суперинтендента Брунсвика и доктора Весткотта отчет об этих показаниях, – продолжил он, – мы – полковник Хендерсон, старший инспектор Гоб и я – поднялись наверх в комнату к мистеру Нигелу Сигрейву.
   – Как он себя чувствует?
   – Слишком возбужден, несмотря на старания его врача. Он по-прежнему прикован к постели, но держать его в таком положении довольно трудно; он так и брызжет энергией. Не успели мы задать ему вопрос, как он перехватил инициативу и уже не упускал ее. Первым делом он потребовал ответить, знакомы ли мы с событиями прошлой ночи. Когда мы заверили его в этом, он заявил, что сделал важное открытие. Но оповестит о нем, если мы пообещаем, что оно не пойдет никуда дальше и никто – за одним исключением – о нем не узнает, пока не возникнет необходимость предъявить его доказательство в суде. Полковник Хендерсон от имени всех нас дал такое обещание. Затем...
   Сигара Уилки Коллинза сошла на нет. Он швырнул окурок в огонь, встал с кресла и теперь стоял спиной к каминной полке. Казалось, что он сам кипит буквально демонической энергией, и Кит не мог оторвать от него взгляда.
   – Сигрейв изложил свое открытие с такой потрясающей откровенностью, что мы лишь изумленно уставились на него. Я и сам нередко с пренебрежением относился к условностям, как в словах, так и в делах. И тем не менее я никогда не говорил даже с близкими друзьями и тем более с незнакомцами о таких интимных материях, как наш авантюрист-путешественник. Думаю, сделал он это потому, что знал полковника Хендерсона, доверял ему и доверие это распространялось на старшего инспектора Гоба и даже на меня.
   – Так в чем была суть этого открытия?
   – Он сказал, что уже какое-то время подозревает, что его жена, урожденная Мюриэль Хилдрет, не является той молодой женщиной, на которой он женился примерно восемнадцать месяцев назад. Она обманщица (суккуб, как он назвал ее), обладающая таким полным физическим сходством и настолько хорошо подготовленная к этой роли, что он обнаружил разницу лишь в глубоко интимной сфере, о которой я не считаю нужным распространяться.
   – Но мне-то вы расскажете?
   Мистер Коллинз предостерегающе поднял палец:
   – Кроме требования соблюдать молчание Нигел упомянул об исключении для одной личности. Эта личность – вы. Фактически Сигрейв пошел еще дальше. В субботу вечером, сообщил он нам, он поделился своими сомнениями с вами, но в тот момент вы убедили его, что он, должно быть, ошибается.
   – Нигел сам себя убедил в этом, вот и все. Я ему почти ничего не сказал. А теперь он уверен, что его первоначальное мнение было совершенно правильным, не так ли?
   – Скажем, он почти уверен. – Уилки Коллинз изобразил в воздухе какую-то неопределенную фигуру. – Похоже, когда прошлым вечером он пригласил леди в оранжерею, то хотел подвергнуть ее какому-то испытанию. Его спутница, если она на самом деле была псевдоженой, могла и соответствовать внешности Мюриэль, и знать события их совместной жизни. Но была одна деталь, которую обманщица не могла так уж безукоризненно подделать.
   – Ее почерк?
   – Ее почерк, – согласился детектив-любитель, полный той же самой демонической энергии. – У него был экземпляр «Грозового перевала» с дарственной надписью неоспоримо подлинной Мюриэль, которую она сделала до их свадьбы, – он-то и привлек его внимание. Этим утром в своей спальне Сигрейв привлек наше внимание к блокноту, который был при нем. Во внутреннем кармане пиджака, добавил Нигел, он таскал карандаш, который, должно быть, выкатился, когда он упал.
   – Я помню этот карандаш!
   – Как и я. Полковник Хендерсон предъявил его. Он был найден в оранжерее, и Сигрейв опознал в нем свой черный грифельный карандаш. «Эта история не должна обрести известность! – вскричал он. – Ни для кого! Вы это понимаете? Прошлым вечером я подумал, что у меня хватит решимости предстать перед ней лицом к лицу и задать ей прямой вопрос. Но сейчас я не уверен. Если кто-то и разберется в ней, то это должен быть я, и только я, но до сих пор не уверен, смогу ли я. Эта история не может быть предъявлена всему миру – помните, вы обещали, – пока не встанет вопрос об уголовном расследовании. А этого никогда не должно случиться».
   – Нигел сказал что-нибудь еще?
   – Он сказал: «Та чародейка, что делит со мной стол и постель, – это не Мюриэль. Женщина может во многом измениться, но она не может изменить тому, как выражает свою любовь. Если не...»
   – Что «если не...»?
   – Он отказался говорить или давать какие-то объяснения, – ответил Уилки Коллинз. – А теперь могу ли я спросить, как вы смотрите на всю эту историю с обманом, которую вы явно не хотите комментировать? Это подлинная Мюриэль или поддельная – и есть ли доказательства в пользу той или иной точки зрения?
   Кит тоже помедлил, прежде чем ответить.
   – Я склонен думать, что такие доказательства имеются, мистер Коллинз, и считаю их вполне удовлетворительными. Даже рискуя услышать упрек в нежелании сотрудничать, я должен устраниться от ответа на этот вопрос, пока не посоветуюсь с некоей леди... нет, не Мюриэль Сигрейв... с кото-рой должен встретиться недалеко отсюда в три часа. Есть тут что-то еще, о чем я мог бы рассказать вам?
   – Есть – и много, если на то будет ваше желание. Отойдя от огня, который уже слишком сильно разгорелся, хозяин дома несколько развернул кресло, заставив гостя сделать то же самое, так что, усевшись, они оказались лицом друг к другу по обе стороны от камина.
   – Ваш рассказ о событиях прошлой ночи оказал бы неоценимую помощь. Я припоминаю, что, когда вы описывали суматоху пятничного вечера, вы продемонстрировали врожденное журналистское умение дословно цитировать и отбирать живые подробности. Сможете ли вы так же описать и канун Дня Всех Святых?
   Кит исполнил просьбу, объяснив предварительно, как складывался субботний вечер.
   Он начал с того момента, когда они с Пат в ее карете прибыли в «Удольфо» к самому концу вечера. Он четко, объективно и беспристрастно описал все факты. Уилки Коллинз, успевший раскурить вторую сигару, слушал очень внимательно, почти не задавая вопросов. Один из вопросов он задал, лишь когда Кит рассказывал, как Нигел попросил Мюриэль присоединиться к нему в оранжерее, и описал, как Нигел вынул карандаш из внутреннего кармана пиджака и прежде, чем положить его обратно, вскинул в воздух.
   – Словно он сознательно хотел обратить ваше внимание на этот карандаш?
   – Такое у меня сложилось впечатление, мистер Коллинз.
   – Вам не кажется, что это наводит на какие-то мысли?
   – Да, – ответил Кит. – И сразу же после этого Нигел заговорил о... о книге, на форзац которой я должен был взглянуть... он оставил ее для меня на столе в своей берлоге. Когда я нашел эту надписанную книгу, то увидел связь с карандашом и предположил, что это был тест на почерк.
   – И, кроме того, он мог указывать на еще одну деталь. Правда, сама по себе она несет не так уж много информации, но, учитывая дальнейшее развитие событий, довольно любопытна. Прошу вас, продолжайте.
   Вскоре ему пришлось снова прерваться. Кит рассказал, как, находясь в обиталище Нигела, они с Пат услышали со стороны оранжереи пистолетный выстрел. Вместе с Пат, которая немедленно оказалась у него за спиной, Кит подошел к окну, раздернул портьеры, увидел, что делается внизу, и сбежал вниз.
   – Вы видели, как жертва упала, не так ли?
   – Я не видел, как он падал; пуля сразу же уложила его. Я видел лишь очертания какого-то человека, который лежал во весь рост в боковом проходе. Но в южной стене была проломана огромная дыра, которая невольно притягивала взгляд. И стекло было чертовски мутным.
   Уилки Коллинз стряхнул пепел с сигары.
   – Как много людей в самое разное время, – не скрывая удивления, сказал он, – замечали это мутное стекло! Очень хорошо. Значит, вы сбежали вниз, прошли через бильярдную и сразу же вслед за доктором Весткоттом вошли в оранжерею. И вот тут в своем повествовании вы остановились. Почему?
   – Не знаю.
   – Вы не знаете?
   Кит скрипнул зубами.
   – Понимаете, это всего лишь мысль, которая слишком поздно пришла в голову... до прошлой ночи я о ней и не думал. Пока я о ней никому не говорил. Это всего лишь впечатление, слишком туманное, чтобы представлять ценность, даже если оно и не ошибочное... а скорее всего, так оно и есть!
   – Любое впечатление, пусть даже и туманное, может представлять ценность в хаосе этих ночных свидетельств. Могу я услышать, что за мысль пришла вам в голову?
   – Когда я увидел доктора Весткотта, склонившегося над Нигелом, мне показалось, что практически нет разницы между этой сценой и той, что я видел сверху. Только не спрашивайте меня, как и в чем они разнились, – простонал Кит, – потому что я не могу вам это сказать! Я могу только предложить вам свое впечатление и извиниться за его никчемность.
   – Не извиняйтесь, друг мой. Вполне возможно, что вы открыли дверь... А тем временем продолжайте, прошу вас.
   Кит продолжил историю, которая оказалась на удивление длинной, потому что он вдавался во все подробности и слово в слово цитировал показания. Его хозяин больше не прерывал его, даже когда Кит почти дословно передавал ему разговор с Нигелом перед появлением полиции. Отвлекаясь, только чтобы пошевелить кочергой поленья в камине или стряхнуть пепел в фарфоровую пепельницу рядом с локтем, Уилки Коллинз хранил молчание, пока Кит не завершил изложение.
   – Значит, две ночи подряд, – удивил он Кита направлением своих мыслей, – какая-то странная женщина выделывала антраша на газоне в «Удольфо». И как вы меня заверили, по крайней мере в воскресенье вечером это не была ни Сумасшедшая Нелл, ни кто-либо из трех дам, присутствовавших в доме. Кто же это мог быть?
   – Боюсь, что нет ровно никаких указаний.
   – Какие-нибудь теории, предположения?
   – Толковых – ни одной. Весьма сомнительно, что тут присутствуют две полусумасшедшие женщины – обе обуреваемы страстью пробраться в «Удольфо», и у каждой из них есть ключ от входа. Сэр Хьюго Клейверинг подумал, что та, которую он видел, все же была леди, как я вам рассказывал. Когда той же ночью, но попозже, я его опросил подробнее, он добавил, что, кроме того, подумал, будто она молода. Но...
   – Но он не сможет поручиться в этом, не так ли, в той же мере, как вы не можете подтвердить под присягой свое впечатление от сцены в оранжерее. Ну-ну! В данный момент мы, без сомнения, должны оставить размышления на эту тему. Давайте займемся попыткой убийства.
   Покончив со второй сигарой, Уилки Коллинз сложил руки и, погрузившись в раздумья, опустил голову так, что его каштановая борода веером расположилась на его груди.
   – Мотив, мотив, – повторил он. – Не говоря уж обо всем остальном, здесь не было ни привидений, ни каких-либо признаков мотива для покушения на жизнь Нигела Сигрейва. В самом деле! Если бы я придумал историю, в которой были бы и тайна, и ее разрешение, как ее следовало подать в обличье выдумки? Интересно?
   – Очень.
   Собеседник сосредоточился.
   – Если вы в самом деле хотите удивить аудиторию, – сказал он, – следуйте вот этим основным правилам. Будьте честны со своими читателями; рассказывайте им все. Но ваш рассказ не должен носить простодушный или даже глуповатый характер. Первым делом решите, какие подозрения смогут появиться у среднего читателя, – подготовьтесь к ним, и тогда сможете одурачить его. Затем прикиньте, что будет подозревать умный читатель, – подготовьтесь и оставьте его в дураках. И таким образом, действуя совершенно открыто, вы подготовите финальную сцену, которая прозвучит как гром с ясного неба.
   – А в этом случае?..
   – По крайней мере, пока мотива найти не удается – как бы старательно мы его ни искали. Следовательно, мотива вообще не существует. Вспомните, нападение не удалось. Можно предположить, что так и должно было быть. Подлинная жертва спланированного заговора – какое-то другое лицо, не Сигрейв. Оно остается неизвестным, и теперь его удастся безнаказанно устранить.
   – То есть вы считаете...
   – Мы должны сделать вывод, что настоящий злодей этого запутанного заговора – человек, который все же совершит задуманное им убийство, человек, который придумал это дурацкое нападение в оранжерее. Только так можно объяснить эту невероятную ситуацию. Речь идет о Нигеле Сигрейве.
   Кит уставился на него:
   – Вы же сами в это не верите, не так ли?
   – Имеется слишком много установленных фактов, – теоретик откинулся на спинку кресла, – которые камня на камне не оставляют от этой теории. Конечно, я говорю только о сюжете, который может быть примером изобретательности или сверхизобретательности. Не сомневаюсь, что истина лежит где-то в другом месте.
   – Есть какие-либо ясные указания, где искать?
   – Скорее намеки и предположения, чем такие ясные указания. Например, как это было сделано? Единственное объяснение, которое приходит мне в голову, упирается в непреодолимое препятствие. И я не могу даже представить себе мотив. Разве что...
   – А теперь вы остановились. Почему?
   – Это была рассчитанная пауза. Как ваш друг Сигрейв, я скажу «Разве что...» и остановлюсь.
   Издалека до них донесся слабый приглушенный звон, словно кто-то потянул ручку звонка у входной двери. Уилки Коллинз с нескрываемой поспешностью поднялся.
   – Еще один гость? – пробормотал он. – Не может быть! Этот человек не может...
   Как ни странно, он обеспокоился. Но не подошел к окну. Когда в коридоре прозвучали шаги, он продолжал стоять у камина. Открылась и закрылась входная дверь. Затем, держа запечатанное письмо, появилась пышноволосая девушка, которая и протянула послание.
   – Это для вас, дядя Уилки. Доставил какой-то полицейский.
   – В форме?
   – Да, дядя Уилки.
   – Надеюсь, вы пригласили его зайти на кухню, выпить чего-нибудь освежающего?
   – У меня не было такой возможности, честное слово, не было! Он спросил, ваш ли это дом и на месте ли вы. Когда я сказала, что да, он вручил мне это письмо и тут же ушел.
   – Спасибо, это все. А теперь, мой дорогой друг, если вы простите меня...
   Мистер Коллинз подошел к левому окну и поднес письмо к свету, прихватив с собой нож для открывания конвертов. Вскрыв его, он извлек несколько сложенных листков, заполненных рукописным текстом, который внимательно изучил сквозь очки в золотой оправе. Один раз он с силой втянул в себя воздух, словно его что-то серьезно обеспокоило. Но не проронил ни слова, пока не вложил послание обратно в конверт.
   – Помнится, вы сказали, что в три часа у вас назначена встреча неподалеку отсюда. Могу ли я осведомиться, где именно?
   – Я и сам в этом не очень уверен. Какое-то место на Бейкер-стрит, которое называется Базар, хотя Пат Денби сказала, что это не тот базар, который я себе представляю.
   – Да, не тот. – Уилки Коллинз поднялся. – Путеводители продолжают называть его Базаром, каковым он когда-то был. Но вот уже много лет он служит– пристанищем Музея восковых фигур мадам Тюссо, которая скончалась, когда вы были ребенком.
   – Мадам Тюссо? Ну конечно! – возбужденно сказал Кит. – Я бывал в музее несколько раз и до сих пор смутно помню комнату ужасов. Он вроде располагался на Бейкер-стрит, 58, по правую руку, если идти к северу.
   – Адрес все тот же. А теперь просьба, – ткнул в письмо мистер Коллинз, – точнее, и просьба, и предупреждение. Если вы сегодня увидите Нигела, скажите ему, чтобы он отправлялся домой. Передайте ему: ехать домой и оставаться там!
   – Сказать ему, чтобы он ехал домой? Да ведь он уже дома, разве не так? У вас есть какая-то причина думать, что я с ним сегодня встречусь?
   – Причины нет, но это вполне возможно. И если говорить серьезно, я делаю это потому, что должен. Мы боимся, что это может случиться, хотя, наверно, никогда не представляли себе этого в реальности. Короче, ваш друг Сигрейв пустился во все тяжкие. Как его ни уговаривали, ни убеждали, он поднялся с постели, оделся, приказал подать экипаж и уехал в город. Могу ли я убедить вас, что мы можем столкнуться с куда большими опасностями, чем себе представляем?
   – Но...
   Уилки Коллинз не стал его слушать.
   – Значит, встреча в три часа? – вытаскивая свои часы и возвращая их в жилетный карман, воскликнул он. – Это моя вина: я задержал вас долгими разговорами. Если вы истово придерживаетесь пунктуальности, вам лучше не медлить. И доведется вам где-то встретить Сигрейва, не забудьте передать ему эти слова: «Отправляйтесь домой и оставайтесь там! Ради бога, человече, езжайте домой!»

Глава 10

   Когда Кит вошел в фойе Музея мадам Тюссо, он оставил за спиной холодный ветер, обдувавший Бейкер-стрит и нависшее над ней серое небо. Заплатив два шиллинга за билеты в основную экспозицию и отдельно – в комнату ужасов, у дверей большого зала, которые охранял внушительный восковой полицейский, он приобрел и каталог.
   В большом зале было тепло, и в этот пасмурный день его освещали шары газовых светильников. Хотя со времени его последнего визита сюда экспозиция должна была пополниться массой новых фигур, Киту казалось, что тут все в том же виде, как и десятилетие назад. Так же стояла блистательная вереница королей и королев Англии, мимо которой осторожно проходили посетители, среди них были и дети, но никто из них не капризничал.
   Патрисия Денби, в меховой пелеринке, изучала надпись рядом с миссис Флоренс Найтингел, которая сидела за столом, совещаясь с ныне покойным мистером Сиднеем Гербертом, повернулась, почувствовав присутствие Кита.
   – Не кажется ли тебе это место довольно странным для нашей встречи, Кит? – спросила она. – Но куда еще я могла пригласить тебя? У меня дома нам помешал бы Харви, он во все вмешивается. В понедельник днем здесь, как правило, мало народу. Мы можем спокойно поговорить. Нам никто не будет мешать, и нас даже никто не заметит... если ты продолжаешь считать, что необходимо... – она повысила голос, – по... поговорить о револьвере и крови!
   – Учитывая самые последние события, моя дорогая, это более чем необходимо. И сейчас ты убедишься. – Он посмотрел налево от себя. – Там вроде комната ужасов, не так ли?
   – Но...
   – Если память мне не изменяет, то когда входишь внутрь, то попадаешь в темноватое пространство под платформой, которая, как утверждают, является той самой настоящей гильотиной, на которой обезглавили Людовика XVI и Марию-Антуанетту. Организаторы решили выстроить в ряд всех причастных: там и Марат, заколотый в ванне, и недоброй памяти Нана Сахиб. Мы там сможем где-нибудь присесть?
   Пат казалась такой же красивой, желанной и такой же встревоженной, как и прошлым вечером.
   – Только не в комнате ужасов, спасибо тебе. Если ты не хочешь, мы даже не войдем туда. Хотя присесть стоит; и я ничего не имею против скамеек в этом большом зале. А с другой стороны, – показала она направо от себя, – вон та дверь ведет в некое подобие ресторана, где мы можем заказать чай. Правда, время для него еще не наступило, но, думаю, нас обслужат. Пойдем?
   Они прошли мимо вереницы королей и мимо Спящей красавицы, которая, казалось, дышала. Пройдя вдоль всего большого зала, между рядами исторических личностей, начиная со столь древних, как Юлий Цезарь, высаживающийся в Британии, и кончая такими современниками, как маршал Серрано, который прошлым июнем стал регентом Испании, они вошли в комнату с обшитыми деревом стенами. Столы в ней были аккуратно накрыты клетчатыми скатертями, а ряд окон, утопленных в стенах, и дверь выходили на тротуар с восточной стороны Бейкер-стрит.
   Пат села лицом к большому залу. Кит, сняв шляпу и пальто, устроился напротив нее. Раздражительного дракона в облике официантки наконец удалось уговорить принести чай.
   – Послушай, – начал Кит. – Последние события, о которых я говорил...
   – Д-да?
   – Я был у Уилки Коллинза. Он узнал какие-то новости из письма полковника Хендерсона. Во всяком случае, доставил его пилер в форме, так что я предполагаю, прибыло оно из Уайтхолла.
   – Уайтхолла?
   – Из Скотленд-Ярда! И очень похоже, что речь в нем идет о каких-то неприятностях, Пат. Нигел что-то затеял. Он вырвался из плена и сломя голову ринулся в город.
   – Я... я это знаю. Я только что оттуда.
   – И именно поэтому ты так нервничаешь?
   – Разве?
   – Признай это, Цирцея. Перестань сопротивляться и признай. Я не знаю, что у Нигела на уме, но, если даже к нему никто и пальцем не прикоснется, он сам себе причинит травму. Когда это случилось?
   – Вскоре после того, как в половине первого дворецкий принес ему поесть, – а к часу его уже не было. Ваш мистер Коллинз вместе с комиссаром полиции и его человеком из уголовного отдела утром были в «Удольфо». Они не рассказывали, что там делали или о чем говорили с Нигелом; все были в ужасном состоянии. Я явилась к двум часам и услышала всю эту историю. Мюриэль до сих пор просто вне себя.