Дженни Тригор, жена одного из фермеров, до замужества была портнихой и время от времени продолжала шить, когда кто-нибудь делал ей заказ. Я решила, что мой наряд будет простым и она вполне сможет с ним справиться.
   Часто я думала, какое событие устроила бы из всего этого мама. Она бы непременно поехала в Лондон за моим подвенечным платьем. Какая была бы суматоха с приготовлениями! С какой любовью она бы всем занималась!
   Я должна перестать думать о прошлом. Я говорила себе об этом сто раз в день, но не могла ничего поделать.
   Теперь я подумывала о медовом месяце. Я всегда хотела увидеть Италию. О поездке туда часто говорил и отец Я так ясно видела их всех, сидящих за ужином, и как Джекко отчаянно доказывал, что гораздо интереснее поехать в горы Швейцарии, чем ходить по галереям Флоренции Прекратить думать об этом.
   В Лондоне я куплю себе кое-что из одежды для поездки. Именно там!
   Я замечала, что Елену охватывает все большее беспокойство при мысли о возвращении в Лондон. Она боялась, что ей придется отвечать на слишком многие вопросы.
   — Но ведь твоя мама знает, — сказала я ей, — и она все объяснит отцу, он такой человек, что может Представить все в выгодном для себя свете. А Питеркин и Френсис будут рады видеть тебя, они все поймут.
   — Я думаю не столько о семье, сколько о людях, с которыми придется встретиться. С теми, кто привык жалеть меня, потому что никто не делал мне предложения, а когда мне его сделал Джон, стали смотреть на меня с завистью. Теперь они будут злорадствовать.
   Кроме того, что все эти люди на самом деле думают о моем отце и его бизнесе?
   — Они думают так, как он хочет, чтобы они думали. Он светский человек, а сейчас на широкую ногу занимается благотворительностью Твой отец не тот человек, которого могут смутить неприятности. У него стоит поучиться, Елена.
   — Если бы я могла. Как мне не хочется уезжать, да и ты будешь скучать без Джонни.
   — Очень… и по тебе тоже, но мы должны продолжать жить, Елена. Мы много пережили и научились преодолевать трудности.
   — У тебя есть шанс… Рольф.
   — И у тебя есть шанс, это Джонни. Твоя мать поможет тебе, она — добрейший человек, каких я когда-либо видела. Счастье, что у тебя есть она.
   — Она — ангел, но не слишком практична.
   — Все будет в порядке. Елена, как ты думаешь, Мэтью вернется?
   — Думаю, вернется, когда придет время.
   — Что ты о нем думаешь?
   — Я ему очень благодарна. Он хороший человек, правда?
   — Он посвятил себя одной цели.
   — Да, чем-то он похож на Френсис Крессуэл. Эти люди хотят делать добро, они чудесные, но не слишком заботятся об отдельном человеке…
   — Может быть, когда он вернется, вы будете вместе… ты сможешь полюбить его?
   — Не думаю, что я смогу любить кого-нибудь по-настоящему, кроме Джона.
   — Если бы он знал о Джонни…
   — Я бы не хотела выходить за него замуж на таких условиях. Я желала, чтобы он женился на мне по доброй воле.
   — Но он хотел этого .
   — Наверное, недостаточно. Тебе повезло, Аннора:
   Рольф так любит тебя. А было время, когда я думала, что ты можешь выйти замуж за Грегори Доннелли.
   — Что ты! Этот человек вызывал у меня отвращение.
   — Он был так уверен в себе. Я думала, что он найдет возможность уговорить тебя — Не думаю, что ему удалось бы добиться этого при каких бы то ни было обстоятельствах.
   — Да, тебе повезло. Вам будет хорошо вместе. О, Аннора, я надеюсь, что ты будешь очень счастлива.
   — Я постараюсь быть счастливой. И ты, Елена, тоже должна постараться. Не забывай, у тебя есть Джонни.
   — Самое большое сокровище на свете.
   Мы рассмеялись, потом она захотела посмотреть на мое платье. Я отвела ее в комнату, где работала Дженни, и мы еще долго обсуждали преимущества брюссельского кружева перед хонитонским.
 
   Елена готовилась к отъезду. На следующий день после венчания Рольф и я должны были отправиться в свадебное путешествие, а Елена и Джонни — в отцовский дом, Рольф и я хотели провести там два дня, прежде чем отправиться дальше.
   Джонни учился ходить. Ему было уже больше года.
   Он быстро полз, потом вдруг вставал и, сделав несколько шагов, опять садился на пол Няни у него не было: Елена была против, но большинство женщин в доме всегда могли присмотреть за ним, если мы с Еленой были заняты. Наверное, я буду очень скучать без Джонни.
 
   Чем ближе подходил день свадьбы, тем больше охватывали меня тяжелые предчувствия. Сначала мне казалось, что решение мне послал сам Бог, потому что мне слишком долго пришлось бы учиться тому, что требовалось знать владельцу Кадора. Рольфу предстояло стать моим учителем. Я нуждалась в том, чтобы кто-то глубоко любил меня, потому что я потеряла ее.
   Было естественно, что я обратилась к Рольфу, идолу моего детства, который, так хорошо зная меня, мог понять глубину моей утраты. Я часто думала о том, что не будь того злополучного праздника, мы бы уже давно поженились с Рольфом, возможно, до моего отъезда в Австралию. Но я не могла забыть об этом, и вот в один день, примерно за неделю до свадьбы, я почувствовала это особенно ясно.
   Рольф все еще был страстно увлечен старыми корнуоллскими обычаями и собрал много книг. Он любил мне показывать их и за этим занятием забывал обо всем на свете. Это напоминало мне о тех днях, когда он приезжал к нам вместе с отцом и ошеломлял своими познаниями.
   Сейчас он рассказывал о старых средствах, которые использовали от разных болезней. Корнуоллцы верили в них с незапамятных времен — Они верят, что есть добрые колдуньи, которые помогали своими средствами, — говорил он, — и есть ведьмы, которые занимаются сглазом и насылают на людей проклятья, после чего немедленно следует несчастье. Только послушай, что они могут делать. — Он открыл книгу, — Смотри: «Коклюш излечивается, если наполнить мешочек пауками и повесить его на шею бедного ребенка, который должен носить его день и ночь». А вот другое, от астмы: «Собрать паутину, скатать в шарик и проглотить. Пауки оказывают благотворное действие. Ячмень в глазу выводится прикосновением кошачьего хвоста». Я уверен, что они до сих пор практикуют это.
   — Несомненно. На чердаке в доме Брея нашли несколько старых писем. Я попрошу его показать их тебе.
   Мы стояли перед стеллажом с книгами, внизу которого были выдвижные ящики. Он выдвинул один из них, потом открыл другой, и я увидела одеяние. Оно лежало там, в этом не было никакой ошибки.
   — Это старинное одеяние, — сказал он. — Однажды я участвовал в одном ритуале..
   — Я об этом уже слышала.
   — На каждом из нас было такое одеяние.
   — Ты мне показывал его однажды… давно.
   — О да, действительно.
   Он достал его и надел на себя. Я почувствовала, как бешено забилось мое сердце. Он стоял передо мной: голову прокрывал капюшон, который полностью скрывал лицо.
   — Это ужасно! — закричала я.
   Рольф сбросил его и улыбнулся мне:
   — Согласен, что это выглядит жутковато, и я скажу тебе, почему. Оно очень похоже на одежду палачей инквизиции. В нем я выглядел так, как будто только что побывал на аутодафе.
   — Да, — согласилась я. — И ты был в этом…
   — Я участвовал в ритуале и еще тогда подумал, что может все зайти слишком далеко. Больше я этого не делал.
   Он скатал одежду и положил обратно в ящик.
   — Что такое? Мне кажется, я тебя напугал? — Он подошел ко мне и обнял за плечи, а затем сказал:
   — Время как будто застыло Кажется, что день нашей свадьбы не наступит никогда.
   Когда Рольф обнял меня, я почувствовала себя легче.
   Меня, действительно, потрясло зрелище, которое опять возвратило меня в ту ночь. С тех пор это не переставало вторгаться в мои мысли.
 
   За день до свадьбы я ехала по лесу одна. Какая-то сила привела меня на поляну у реки. Там до сих пор виднелись останки сожженного дома. Я вспомнила, как однажды мой отец сказал, что здесь надо построить другой дом. Он поручил одному строителю все подготовить, но никто даже пальцем не пошевелил.
   Распространился слух, что любой, кто будет там работать, навлечет на себя несчастье: место населено ведьмами Я вспомнила, как мой отец тогда сказал:
   — Лучше подождать, пока все забудется. И кто знает, захочет ли там кто-нибудь жить? Лучше оставить все как есть.
   Несколько лет спустя он предпринял очередную попытку, но люди отказывались под самыми разными предлогами. После этого уже не было никаких попыток.
   Я остановилась, и все так ясно предстало перед моими глазами. Подожженная крыша, таинственная фигура. Не он ли первый бросил горящий факел? Я была уверена, что он. Я вспомнила дом, каким он был раньше; Дигори, стоящего у двери с котом; я почти слышала последний писк бедного животного, погибшего в огне. Я почувствовала ужасную слабость: и физическую, и душевную.
   Ветер печально вздыхал в листве деревьев; я чувствовала холодную дрожь, несмотря на жаркий день.
   Передо мной опять появились жуткие лица в свете горящих факелов и фигура с опущенным на лицо капюшоном, которая кого-то мне напоминала.
   Погруженная в размышления, я возвращалась домой. Я испытывала какое-то чувство грусти. Может быть от того, что завтра утром мне предстояло обвенчаться? Хотя это повод для радости, но, наверное, многие девушки чувствуют то же самое, что и я, накануне своего торжественного дня?
   Я подумала: «Может быть, я поторопилась?» Стоило бы немного подождать, но той лунной, ночью на корабле, когда Рольф сказал, что он не был тогда в лесу, все представлялось правильным.
 
   Около полудня я собрала в своей комнате вещи, которые хотела взять в свадебное путешествие. В доме стояла тишина, и я подумала, что Исаак вздремнул, как обычно в этот час, миссис Пенлок, наверное, тоже.
   Вдруг я услышала за окном ее голос. Она разговаривала с одной из девушек. Наверное, они возвращались с огорода, потому что миссис Пенлок говорила:
   — Я думаю, этой корзины будет достаточно, ведь мисс Аннора ест, как птичка. Мне кажется, она не хочет от нас уезжать.
   Девушка — кажется ее имя было Фанни — ответила:
   — Казалось бы, она должна радоваться этому, правда, миссис Пенлок? В Лондоне, наверное, здорово.
   Миссис Пенлок недовольно фыркнула:
   — Там полно воров и бродяг, если хочешь знать мое мнение.
   — Не говорите так, миссис Пенлок!
   — Теперь свадьба на носу.
   — Мисс Аннора не очень-то похожа на счастливую невесту…
   — С ней все в порядке. Ей нужен кто-то рядом.
   Женщине очень трудно быть хозяйкой таких владений, она нуждается в мужчине.
   — Рольф очень славный. Вы так не считаете, миссис Пенлок?
   — Он хороший человек, лучше какого-нибудь модного повесы из Лондона, с которым она могла бы связаться.
   Мне хотелось дослушать их разговор, их суждения казались мне забавными. Я подумала, что они скоро уйдут и я не смогу дослушать. Но корзина, должно быть, была тяжелая, и они шли медленно, то и дело останавливаясь.
   — Скоро мы станем частью Мэйнора, — сказала Фанни.
   — Не говори глупостей: Мэйнор станет нашей частью. Да, мистер Хансон всегда мечтал прибрать к рукам это местечко.
   — Но оно не станет имением Хансона?
   — Конечно, оно останется Кадором, но хозяйка станет его женой, не так ли? А то, что принадлежит ей, принадлежит и ему. Я думаю, он доволен собой.
   Помню, как он приезжал сюда много лет назад, слышала, как он говорил тогда своему отцу: «Я бы хотел здесь жить». Я думаю, он всегда мечтал как-нибудь завладеть поместьем.
   — Но он любит мисс Аннору.
   — Он любит ее и любит Кадор, я полагаю, — убежденно сказала миссис Пенлок. — Пошли, Фанни, поторапливайся, иначе не успеем все приготовить.
   — Но что вы думаете о свадьбе, миссис Пенлок?
   — Я думаю, что она для него самая большая удача, которая могла выпасть. У него будет Кадор, а это именно то, чего он всегда хотел.
   Их голоса затихли. Я продолжала сидеть в безмолвии. Они правы: Рольф всегда любил Кадор. Именно поэтому он занимался восстановлением своего дома, именно поэтому расширял свои владения, а женившись, он разделит его со мной. Может быть, даже станет его полным хозяином? Я уже жалела, что услышала этот разговор.
 
   Вечером мы с Еленой поужинали. Я сказала, что хочу уйти к себе пораньше, чтобы отдохнуть перед завтрашним событием. Поэтому мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись.
   Мое беспокойство росло, и я, как могла, пыталась рассеять его. Прошло немало времени, пока я уснула.
   Ночью меня мучили сны, от которых я то и дело просыпалась, встревоженная и подавленная. Они сменялись один другим и казались бессмысленными, когда я пыталась в них разобраться. Там были мои родители и Джекко, Дигори и Грегори Доннелли. Казалось, что они все еще предостерегают меня от какой-то грозящей мне опасности. А потом я увидела самый страшный сон.
   Я была в лесу и сквозь деревья видела горящие факелы. Я пошла вперед и увидела хижину, крыша которой пылала, и человек в сером одеянии держал в руках факел, которым она была подожжена. Его лицо скрывал капюшон. Я подобралась к нему, ощущая жар от факела, и, подойдя ближе, прикоснулась к грубой ткани одеяния. Фигура повернулась ко мне, капюшон упал с лица: на меня смотрел Рольф. Он схватил меня и прошептал: «Слишком поздно. Я был там… я нахожусь здесь и теперь». Он поднял факел над моей головой, и я простонала: «Отпусти меня. Что тебе от меня нужно?»— «Кадор, — сказал он. — Мне нужен Кадор».
   Я проснулась, подумав, что, наверное, кричала во сне, и села в кровати. И вдруг я услышала скрип открывающейся двери. Я затаила дыхание. «Это Рольф, — подумала я, — в своем сером одеянии. Он здесь, угрожает мне, он вот-вот выступит из тьмы и схватит меня, как во сне».
   Но я уже не спала. Я сидела, съежившись, и мое сердце, казалось, готово было выскочить наружу.
   — Нет, — шептала я. — Нет, уйди прочь Ничего не происходило, но он был там. Одеяние…
   Мои глаза постепенно привыкли к темноте комнаты.
   Теперь я ясно различала предметы. Я встала с кровати, почти рыдая от страха, но увидела не его. Дверца шкафа, открывшись и покачиваясь, скрипела. Передо мной висело платье, которое Дженни сшила для свадьбы. Это было частью моего ночного кошмара, но в ней мне мерещилось пугающее предостережение.
   Я плотно прикрыла дверцу и придвинула к ней стул. Щеколда оказалась слабой, и дверца то и дело открывалась из-за сквозняка. Вот и все, что случилось.
   Но меня испугал мой кошмар, поэтому это происшествие наполнилось особым смыслом, и я внезапно подумала: «Я не могу выйти замуж за Рольфа»
   В глубине души я ему не верила. Он был не тем человеком, за кого я его принимала. Люди часто совсем не таковы, как мы о них думаем. Джо Крессуэл был порядочным человеком, но он сделал меня своей соучастницей в краже, а дядя Питер всю жизнь всех обманывал. Я опять чувствовала себя одинокой и покинутой. Я совершенно не разбираюсь в мужчинах.
   Грегори Доннелли пугал меня своими грубыми и многозначительными взглядами, но я, по крайней мере, знала его истинную природу.
   А Рольф? Лгал он или нет? Он знал, что мои чувства к нему изменились после той ночи, и теперь он узнал, почему. Но ему нужен Кадор, и он готов солгать ради него. Он любил это место. Я видела, как загорались его глаза, когда он заговаривал о Кадоре.
   Если бы я захотела поговорить с ним, если бы я попыталась что-то объяснить, он бы утешил меня. Я бы поверила ему на некоторое время, а потом сомнения вернулись бы вновь. Я не могу стать его женой, пока сомневаюсь в нем.
   Я пообещала ему выйти замуж, не будучи в достаточно ясном состоянии ума, чтобы принять такое решение. Я находилась в оцепенении от потери любимых людей и поэтому нуждалась в ласке и заботе, и он предложил их мне.
   Я припомнила те оживленные беседы с отцом, когда Рольф приезжал к нам на ужин. Он хотел быть хозяином, и он стал им. На самом деле ему нужен был только Кадор. Я поняла, что действовала поспешно.
   Мне нужно все хорошенько обдумать Я поняла, что не могу стать женой Рольфа в этот день. Я встала, зажгла свечи и села писать. Я порвала несколько листов, прежде чем мне удалось написать это письмо.
   «Дорогой Рольф!
   Я должна поступить ужасно, но я знаю, что поступаю правильно. Я не могу стать твоей женой! Я надеюсь, тебя это не слишком ранит. Я думаю, ты потом поймешь, что все, может быть, к лучшему. Я потеряла голову и поспешила. Мне бы очень не хотелось огорчать тебя, но замужество — такой важный шаг, а когда слова произнесены, люди связаны друг с другом навсегда.
   Я поступаю ужасно, и ты будешь презирать меня за это. Я пытаюсь найти себе оправдание, но единственное, что я могу сказать, это то, что случившееся так потрясло меня, что с тех пор я чувствую только опустошенность и оцепенение. Тогда, на корабле, мне казалось, что это подобие выхода для меня, но супружество есть нечто большее. Теперь, дома, я пытаюсь рассуждать здраво, быть практичной. Несколько недель меня мучил вопрос: не поспешила ли я? Мне кажется, что прошло еще слишком мало времени после трагедии.
   Рольф, пожалуйста, попытайся меня понять! Ты знаешь, что я всегда очень любила тебя, но супружество обязывает ко многому, а я пока не чувствую себя готовой предпринять такой шаг.
   Прости меня, Рольф!
   Аннора.»
   Я запечатала письмо. Рольф должен получить его немедленно. Я не хотела, чтобы он явился в церковь в ожидании церемонии. Как только рассвело, я оделась, спустилась вниз, оседлала лошадь и поехала в Мэйнор.
   Первым, кого я увидела, добравшись до Мэйнора, был Люк Трегерн, который входил в конюшню. Он удивленно посмотрел на меня.
   — Доброе утро, мисс Кадорсон! — сказал он, при этом его проницательные глаза светились любопытством.
   — Доброе утро, Люк! У меня письмо. Вы не могли бы позаботиться о том, чтобы оно попало к Рольфу немедленно?
   — Конечно, мисс Кадорсон! У вас все в порядке?
   Не хотите ли пройти в дом? Я уверен, что мистер Хансон уже проснулся.
   — Нет, спасибо. Я только хочу передать ему это послание как можно скорее.
   Последив, как Люк торопливо вошел в дом, я уехала.
 
   Вернувшись в свою комнату, я села и стала смотреть в окно. Мое сердце до сих пор дико колотилось, и я повторяла себе: «Что ты наделала?»
   Я пошла в комнату Елены. Она была очень удивлена, увидев меня.
   — Доброе утро, Аннора! В чем дело, что случилось?
   — Никакой свадьбы не будет, Елена!
   Она уставилась на меня.
   — Я не хочу ничего объяснять, но я не могу этого сделать!
   — Но… Рольф?
   — Я написала ему письмо и только что его отвезла.
   Люк Трегерн должен его передать.
   — Аннора!
   — Я знаю, что поступила ужасно, но не могла иначе. Елена, я хочу, чтобы ты остановила все приготовления…
   — Ты не хочешь объяснить мне?..
   Я покачала головой:
   — Сделай это для меня, Елена!
   Она кивнула и вышла.
 
   Весь дом пришел в оцепенение, словно кого-то хоронили. Слуги говорили шепотом. Елена сказала мне, что приехал Рольф. Мне не хотелось видеть его, но и отказать я не могла: я уже нанесла ему тяжелый удар.
   Рольф ждал в маленькой комнатке рядом с холлом.
   Он стоял, глядя на меня в молчании.
   — О, Рольф, прости меня!.. Я не могла пойти на это, — начала я, запинаясь.
   — Почему, Аннора? Почему?
   — Мне трудно объяснить, я только знаю, что не могу сделать этого. О, Рольф, что я могу еще сказать?
   — Дождаться последнего момента…
   — Я знаю, но я должна была остановить все, пока не стало бы слишком поздно! Пожалуйста, попытайся понять!
   — Боюсь, что это невозможно!
   Его голос звучал холодно и отдаленно. Мне вдруг захотелось подойти к нему, обнять и сказать, что, каковы бы ни были последствия, я сегодня же обвенчаюсь с ним. Но он смотрел на меня с холодным недоверием. Это был другой человек, я никогда не видела его таким. Он не давал волю чувствам, и я подумала: «Он думает о том, что от него ускользает Кадор».
   Внезапно я почувствовала, что была права: я поступила правильно.
   Мой голос звучал почти холодно:
   — Извини, Рольф, но я должна была сделать это.
   Я надеялась, что он попросит меня переменить свое решение, и, если бы так случилось, я бы сделала это.
   Я всегда любила Рольфа, но между нами встал призрак в сером одеянии. Я не могла освободиться от страха, что этим человеком был Рольф, и мне казалось, что я никогда от этого не избавлюсь. Эта тень навсегда останется между нами.
   — Значит, решено? — спросил он.
   Я не ответила. Мне хотелось сказать: «Подожди немного, может быть, я изменюсь!» Это могло произойти, ведь я все-таки любила Рольфа и хотела быть его женой. Если бы только я могла быть уверена, что не Рольф был тогда в ту ночь! Но все дело было в том, что я не верила ему!
   — Мне нечего больше здесь делать, — сказал Рольф. — Ты высказалась очень ясно, и мне ничего не остается, как принять решение.
   Этот холодный человек не был тем Рольфом, которого я знала. Я понимала, что глубоко ранила его, и все-таки меня задело, что он мог стать таким безразличным. Время — вот что мне было нужно, но он ушел.
   Меня охватило ужасное чувство одиночества. Я поняла, что хочу его возвращения. Я нанесла ему жесточайший удар, какой только можно было нанести человеку, который завтра должен был стать моим мужем.
   Он должен презирать меня.
   Я была так несчастна! Я чувствовала, что теряю все, что мне дорого!
   Казалось, этот день, который должен был стать днем моей свадьбы, не кончится никогда. Я ни с кем не могла говорить, даже с Еленой. Я не могла рассказать ей о своих страхах, о том, что я не верила Рольфу.
   Елена написала своей матери, что свадьба не состоялась, потому что нас ждали в Лондоне. Она не пыталась ничего выяснять. Деликатность была одной из важнейших черт ее характера, она являлась следствием ее уверенности в том, что жизненные обстоятельства чаще складываются плохо, чем хорошо. Этому Елену научил ее собственный горький опыт.
   Дни тянулись бесконечно. Выезжая на набережную, я чувствовала на себе тайные взоры. Все недоумевали;, почему я отказалась от замужества, почти дойдя до алтаря.
   Рольфа я не видела, но слышала, что он оставил хозяйство на Люка Трегерна и уехал. Никто точно не знал, куда. Это был мудрый поступок, а я никогда не сомневалась в мудрости Рольфа.
   Однажды Елена сказала мне:
   — Аннора, мне кажется, тебе следует уехать. Боб Картер со всем справится. Он ведь и сейчас один заправляет всем, значит, твой отъезд ничего не меняет.
   Мама настойчиво зовет нас в Лондон.
   Я знала, что она права, и с облегчением покинула Кадор.
 
   Тетя Амарилис была так добра, и никто не смущал меня вопросами. Все как будто сочли само собой разумеющимся, что я переменила свое решение.
   Елену приняли с радостью, а Джонни стал всеобщим любимцем.
   — Вы приехали как раз вовремя! — сказал Питеркин. — Сможете побывать на нашей свадьбе.
   Потом он немного смущенно взглянул на меня, очевидно, думая, что бестактно с его стороны напоминать мне о свадьбе. Но я поспешно ответила, что буду очень рада.
   Питеркин сильно изменился. Он был очень увлечен своей работой, и они с Френсис казались совершенно довольными друг другом. Теперь Френсис могла значительно расширить свою деятельность, благодаря поддержке дяди Питера. И пресса, действительно, постоянно напоминала о миссии мисс Крессуэл и мистера Лэнсдона. Довольно пикантная подробность, потому что они были сыном и дочерью двух видных людей, подозреваемых в сомнительном поведении.
   Дядя Питер удивил меня. Он развил еще более кипучую деятельность, чем прежде. Он был полон энергии, постоянно участвовал в каких-то проектах, и я не сомневалась, что его дела процветают. Никто не способен закрыть его клубы, потому что их деятельность находилась в рамках закона. Дядя Питер сохранял присущую ему светскую беспечность, говоря о том, что клубы совершенно необходимы в более чем несовершенном мире, и ему почти удавалось создать впечатление, что он является благодетелем общества.
   Несмотря на горечь потери, которая не покидала меня, и на чувство вины за то, что я так поступила с Рольфом, в Лондоне я вздохнула с некоторым облегчением.
   Я вспоминала, как мои родители обсуждали мой будущий выход в свет. После всего случившегося об этом не могло быть и речи.
   Тетя Амарилис не раз пыталась поговорить со мной, но я всегда старалась избежать этого. Мне совершенно не хотелось присоединяться к толпе молодых девиц, которых выводили, чтобы выставить напоказ их достоинства в надежде найти им мужа. Я чувствовала себя старше по сравнению с ними, если не по годам, то по жизненному опыту.
   Но во время моего пребывания в Лондоне были такие моменты, когда я забывала обо всем, что так тяжело давило на меня. Тетя Амарилис взялась развлекать меня: мы ходили в оперу, катались верхом в парке, навещали миссию в Ист-Энде. Это оживляло меня.
   Мне понравилось читать газеты. В них описывались самые разнообразные события. История Флоры Гастингс все еще широко обсуждалась, и поэтому на репутацию королевы была брошена тень. Более того, обнаружилось и нечто другое, за что ее сурово критиковали. Предметом завуалированных насмешек стала ее связь с лордом Мельбурном. Его правительство потерпело поражение, но королева оставалась столь предана ему, что с огромной неприязнью отнеслась к сэру Роберту Пилю.
   Дядя Питер много говорил об этом, когда ему случалось ужинать с нами, но это случалось нечасто, потому что обычно он был занят. Я знала, что мой дядя не отличается высокими моральными качествами, что его ненавидела моя мама за то, что он шантажировал ее, — или они шантажировали друг друга? — до того, как она вышла замуж за моего отца. Конечно, и природа его бизнеса не была для меня тайной. И все-таки, забыв о своем собственном скандале, он потирал руки по поводу чужого, говоря, что он перехитрил своих критиков. Я знала, что не должна восхищаться дядей, но не могла этому противиться: его беседа была всегда непринужденной и увлекательной.