Страница:
— Прежде всего я приказал парням не открывать дверцы. Живых в кабине не было. А того, кто открыл бы дверцу, ждали неприятные ощущения. Я оставил одну группу жечь костер и приглядывать за джипом. А сам со второй группой вернулся в «Оазис». Прием.
— Вопрос. Прием, — Вудроу изо всех сил пытался не терять нить.
— Какой вопрос, мистер Канцелярия? Пожалуйста, задавайте. Прием.
— Кто открыл дверцы джипа? Прием.
— Полиция. Как только приехала полиция, мои парни ретировались. Никто не любит полицию. Никому не охота сидеть в тюрьме. Во всяком случае, в местной. Первыми появились полицейские из Лодвара, теперь там вертолет «летучего отряда» из Найроби плюс крутые ребята из личного гестапо президента. Мои парни, само собой, попрятались. Прием.
Вновь пауза, Вудроу все с большим трудом удавалось сохранять самообладание.
— Блюм был в охотничьей куртке, когда они уезжали к раскопу Лики? Прием.
— Конечно. В старой. Синей. Прием.
— Кто-нибудь нашел нож на месте преступления? Прием.
— Нет. А нож был что надо, можете мне поверить. Панга [7] с лезвием от «Уилкинсона» [8]. Голову Ноя отсекли одним ударом. С женщиной та же история. Раз, и готово. Ее раздели догола. Множество синяков. Я это уже говорил? Прием.
«Нет, ты этого еще не говорил, — молча ответил ему Вудроу. — Не упомянул ни про наготу, ни про синяки».
— Панга была во внедорожнике, когда они уезжали из вашего отеля?
— Я еще не встречал африканца, который не брал бы с собой пангу, отправляясь в путь, мистер Канцелярия.
— Где сейчас тела?
— Ноя, вернее, то, что от него осталось, отдали племени. За мисс Эбботт полиция прислала моторный катер. На джипе пришлось срезать крышу. Оборудование для резки металла позаимствовали у нас. Потом привязали тело на палубе. Внутри для него не хватило бы места. Прием.
— Почему? — Вудроу тут же пожалел о том, что задал этот вопрос.
— Призовите на помощь ваше воображение, мистер Канцелярия. Вы знаете, что происходит с трупами на жаре? Если вы захотите перевезти ее в Найроби, то лучше разрежьте на части, потому что в багажном отсеке вертолета она не уместится.
Мозг Вудроу на какое-то время парализовало, а пришел он в себя, услышав ответ Вольфганга: «Да, я один раз уже видел доктора Блюма». Из этого следовало, что он задал вопрос, которого сам не слышал.
— Девять месяцев тому назад. Он сопровождал группу «жирных котов» из агентств по оказанию помощи. Продовольственной, медицинской и всякой разной. Мерзавцы потратили прорву денег, а потому пожелали получить чеки на сумму, в два раза большую. Я послал их куда подальше. Блюму это понравилось. Прием.
— Каким вы нашли его на этот раз? Прием.
— Вы о чем?
— Вел он себя иначе? Заметили вы в нем что-то необычное? Может, он нервничал?
— Что вы хотите этим сказать, мистер Канцелярия?
— Я хочу… Может, он что-то принимал? Нанюхался, обкурился, — Вудроу сам не понимал, зачем он все это говорит. — Ну… я не знаю… кокаин, там, марихуана. Прием.
— Он ухаживал, — ответил Вольфганг и отключил связь.
Вудроу вновь почувствовал на себе изучающий взгляд Донохью. Шейла испарилась. Вудроу чувствовал, что ушла она по какому-то срочному делу. Но по какому? Почему смерть Тессы потребовала от разведчиков резких телодвижений? Его бросило в холод, он пожалел, что не надел чего-то теплого, но при этом пот катился с него градом.
— Больше мы ничем не можем тебе помочь, старина? — в вопросе слышалась чрезмерная заботливость, а больные, с пожелтевшими белками глаза Донохью не отрывались от лица Вудроу. — Налить чего-нибудь крепкого?
— Спасибо. Не сейчас.
«Они знали, — кипя от ярости, говорил себе Вудроу, спускаясь по лестнице. — Они раньше меня узнали, что она мертва». Но, с другой стороны, они всегда пытаются создать именно такое впечатление: мы, шпионы, обо всем знаем больше и сведения эти получаем раньше остальных.
— Посол еще не вернулся? — спросил он, заглянув в кабинет Милдрена.
— Ждем с минуты на минуту.
— Отмени совещание.
Вудроу не сразу пошел к Джастину. Сначала отыскал Гиту Пирсон, подругу и доверенное лицо Тессы, занимавшую в «канцелярии» самую низшую должность. Черноглазая, светловолосая, индоангличанка, с кастовым кружочком на лбу, принятая на службу в Найроби. Гита Пирсон, Вудроу это знал, намеревалась делать карьеру в системе Министерства иностранных дел. Когда он вошел в кабинет и закрыл за собой дверь, Гита встретила его недоверчивым взглядом.
— Гита, этот разговор должен остаться между нами, понимаешь? — Она молча смотрела на него. — Речь пойдет о Блюме. Докторе Арнольде Блюме.
— Что вас интересует?
— Ваш приятель? — Никакой реакции. — Я хочу сказать, вы с ним в дружеских отношениях?
— Он — наш контакт, — в обязанности Гиты входило поддержание связи с агентствами, занятыми обеспечением населения гуманитарной помощью.
— И, очевидно, он — приятель Тессы. — Черные глаза Гиты никак не прокомментировали его слова. — Вы знаете кого-то еще в организации Блюма?
— Я время от времени звоню Шарлотте. Она — его секретарь. Остальные люди работают на местах. А что? — Раньше он находил очень волнительной индоанглийскую напевность ее голоса. Но теперь все. Никаких увлечений.
— На прошлой неделе Блюм был в Локикоджио. Не один.
Кивок, медленный, потом Гита опустила глаза.
— Я хочу знать, что он там делал. Из Локи он поехал к озеру Туркана. Я хочу знать, вернулся ли он в Найроби. А может, в Локи. Сможете вы это выяснить, не привлекая к себе излишнего внимания?
— Сомневаюсь.
— Во всяком случае, попробуйте. — Внезапно возникла необходимость задать еще один вопрос. За все месяцы знакомства с Тессой эта мысль как-то не приходила ему в голову. — Вы не знаете, Блюм женат?
— Полагаю, что да. Скорее всего. Обычно они женаты, не так ли?
Они — в смысле африканцы? Или они — в смысле любовники? Все любовники?
— Но здесь у него жены нет? В Найроби. Или, насколько вам известно, нет? Блюм приехал в Кению без жены?
— Почему вы… — и тут же торопливое добавление: — С Тессой что-то случилось?
— Возможно. Мы выясняем.
Подойдя к кабинету Джастина, Вудроу постучал в дверь и вошел, не дожидаясь ответа. На этот раз он не стал запирать за собой дверь, но, сунув руки в карманы, привалился к ней широкими плечами: пока он так стоял, никакого замка и не требовалось.
Он видел перед собой спину Джастина, обтянутую элегантным пиджаком, и аккуратно подстриженный затылок. Джастин изучал один из развешенных по стенам графиков, по которым змеились разноцветные линии. Тот, что привлек его внимание, назывался: «ОТНОСИТЕЛЬНОЕ РАЗВИТИЕ ИНФРАСТРУКТУРЫ НА ПЕРИОД 2005-2010 гг.» и, насколько мог сказать стоящий у двери Вудроу, предсказывал грядущее процветание африканских стран. На подоконнике, по левую руку Джастина, стояли горшочки с растениями, которые он выращивал. Вудроу опознал жасмин и бальзамин, и лишь потому, что Джастин подарил эти растения Глории.
— Привет, Сэнди, — поздоровался Джастин.
— Привет.
— Как я понимаю, этим утром мы не собираемся. Возникли проблемы?
«Знаменитый прекрасный голос, — подумал Вудроу, — отмечающий все нюансы, словно каждый ему внове. Поблекший от времени, но по-прежнему очаровывающий, если обращать внимание на тональность, а не сущность. Почему я так презираю тебя, собираясь кардинально изменить твою жизнь? С этого момента и до конца дней твоя жизнь разделится на два периода, до того как и после того, точно так же, как уже разделилась моя. И почему ты не снимаешь своего гребаного пиджака? Ты, должно быть, единственный сотрудник Министерства иностранных дел, который заказывает летние костюмы у портного». Тут Вудроу вспомнил, что и сам в пиджаке.
— Полагаю, у тебя все в порядке? — спросил Джастин. — Глория не жалуется на эту жуткую жару? Мальчишки здоровы?
— У нас все хорошо. — Пауза. — И Тесса на севере? — предположил он, все еще надеясь, что произошла чудовищная ошибка.
Джастин сразу растаял, так случалось всегда, если кто-то упоминал Тессу в его присутствии.
— Да, она в отъезде. Ее работа в благотворительных организациях не прекращается ни на минуту, — Джастин словно благодарил за это и ООН, и все прочие учреждения, спешащие на помощь голодным и несчастным. — Ко дню нашего отъезда она спасет всю Африку, если и дальше будет работать в таком темпе.
— А чего она поехала на север? — Сэнди все хватался за соломинку. — Я думал, что у нее хватает дел в Найроби. В трущобных районах. В Кибере, не так ли?
— Да, она трудится не покладая рук, — с гордостью ответил Джастин. — Ночью и днем, бедняжка. Делает все. Подтирает младенцам задницы и объясняет заключенным их гражданские права. Большинство из ее клиентов, разумеется, женщины. Им она, конечно, очень помогает, а вот их мужчинам ее помощь определенно не нравится, — мудрая улыбка. — Права на собственность, развод, причинение физического вреда, принуждение к выполнению супружеских обязанностей, обрезание девочек, безопасный секс. Полный набор, изо дня в день. Теперь ты понимаешь, почему их мужья немного нервничают, не так ли? Я бы тоже нервничал, если бы принуждал жену к выполнению супружеских обязанностей.
— А что она делает на севере? — настаивал Вудроу.
— Это известно одному богу. Спроси дока Арнольда, — добавил Джастин подчеркнуто небрежно. — Арнольд — ее гид и наставник в здешних делах.
«Так, значит, он разыгрывает эту партию, — думал Вудроу. — Легенда, которая устраивает всех троих. Арнольд Блюм, доктор медицины, духовный наставник, черный рыцарь, защитник в джунглях гуманитарной помощи. Кто угодно, но не любовник, о котором знают, но терпят».
— Куда именно она уехала?
— Локи. Локикоджио, — Джастин устроился на краешке стола, возможно, подсознательно имитируя беззаботную позу Вудроу у двери. — Сотрудники «Мировой продовольственной программы» устроили там курсы по проблемам взаимодействия личности, семьи и общества. Можешь себе такое представить? Вертолетами привозят ничего не подозревающих деревенских женщин из Южного Судана, наскоро знакомят с принципами Джона Стюарта Милла [9] и отправляют обратно. Арнольд и Тесса поехали поглядеть на это действо. Везунчики.
— Где она сейчас?
Вопрос этот Джастину определенно не понравился. Возможно, именно в тот момент он понял, что болтовня Вудроу чем-то обусловлена. «А может, — подумал Вудроу, — не жаловал он вопросы о Тессе, на которые сам не знал ответа».
— Наверное, возвращается в Найроби. А что?
— С Арнольдом?
— Скорее всего. Он бы не оставил ее там.
— Она связывалась с тобой?
— Со мной? Из Локи? Каким образом? Телефонов там нет.
— Я подумал, что она могла воспользоваться радиопередатчиком какого-нибудь агентства. Другие так делают.
— Тесса — не другие, — Джастин нахмурился. — У нее принципы. Она не будет тратить без надобности деньги доноров. Что происходит, Сэнди?
Джастин соскользнул со стола, вышел на середину комнаты, заложив руки за спину. А Вудроу, глядя на симпатичное лицо и седеющие черные волосы, на которые теперь падал солнечный свет, вспомнил волосы Тессы, тоже черные, но без седины и гораздо более длинные. Вспомнил, как впервые увидел их вдвоем, Тессу и Джастина, только что поженившихся, почетных гостей на вечеринке, устроенной послом по случаю их прибытия в Найроби. Вспомнил, как вообразил, шагнув навстречу, чтобы поздороваться, что они — отец и дочь, а он сам — претендент на ее руку и сердце.
— Когда ты говорил с ней в последний раз? — спросил Вудроу.
— Во вторник, когда отвез их в аэропорт. В чем дело, Сэнди? Если Арнольд с ней, беспокоиться не о чем. Она будет делать все, что ей скажут.
— Как, по-твоему, они могли поехать на озеро Туркана, она и Блюм… Арнольд?
— Если они достали машину и у них возникло такое желание, почему нет? Тесса любит дикую природу, очень уважает Ричарда Лики, и как археолога, и как достойного белого африканца. Лики открыл там клинику. Возможно, Арнольд поехал туда по делам и взял с собой Тессу. Сэнди, с чего такие вопросы? — в голосе Джастина слышалось негодование.
Когда он наносил смертельный удар, Вудроу не оставалось ничего другого, как наблюдать за изменениями выражения лица Джастина, причиной которых были его слова. И он увидел, как исчезли последние остатки юности, а симпатичное лицо скукожилось и затвердело.
— Нам сообщили о том, что белая женщина и шофер-африканец найдены на восточном берегу озера Туркана. Мертвыми, — начал Вудроу, сознательно не употребив слово «убитыми». — Автомобиль принадлежал владельцу отеля «Оазис-лодж». Он же предоставил и водителя. Владелец отеля утверждает, что опознал в женщине Тессу. Он говорит, что она и Блюм провели ночь в «Оазисе», а утром отправились на раскоп Ричарда Лики. Блюм исчез. Они нашли ее ожерелье. Которое она всегда носила.
«Как я мог это знать? Почему я выбрал именно этот момент, чтобы показать, что в курсе таких интимных подробностей ее жизни!»
Вудроу продолжал наблюдать за Джастином. Живущий в нем трус хотел отвести взгляд, но для сына военного подобное было немыслимо, все равно что приговорить человека к смерти, а потом не явиться на его казнь. Он наблюдал, как широко раскрылись глаза Джастина, от обиды и разочарования, так, будто верный друг ударил его в спину, потом закрылись, словно тот же друг вышиб из него дух. Он наблюдал, как красиво очерченные губы разошлись в беззвучном крике боли, затем плотно сжались, превратившись в узкую бледную полоску.
— Как хорошо, что ты сказал мне, Сэнди. Премного тебе благодарен. Портер знает? — так звали посла.
— Милдрен пытается его разыскать. Они нашли сапожок «Мефисто». Седьмого размера. Это ее?
В организме Джастина что-то разладилось. Сначала он долго ждал, пока до него дойдет смысл слов Вудроу, потом с трудом формулировал ответ, короткими, отрывочными предложениями.
— Есть магазин около Пиккадилли. Она купила там три пары. Когда мы в последний раз были в Лондоне. Никогда не видел, чтобы она так сорила деньгами. Обычно она тратит мало. Дорогие вещи ее не интересуют. Готова одеваться хоть в магазинах Армии спасения. Ей без разницы.
— И какую-то охотничью куртку. Синюю.
— О, вот эти вещи она терпеть не могла, — дар речи полностью восстановился, слова хлынули потоком. — Говорила, если я увижу на ней одно из этих страшилищ цвета хаки, то должен сжечь или отдать Мустафе.
«Мустафа, ее слуга», — вспомнил Вудроу.
— Полиция говорит, куртка синяя.
— Она ненавидела синее, — Джастин чуть не кричал. — Как и все армейские тона. — Уже прошлое время, отметил Вудроу. — Когда-то у нее была зеленая куртка. Она купила ее в «Фарбелоуз» на Стэнли-стрит. Я привел ее туда, уж не помню почему. Она надела куртку и залилась смехом. «Посмотри на меня, — сказала она. — Генерал Паттон в юбке». «Нет, дорогая, — ответил я ей, — ты — не генерал Паттон. Ты — очень красивая женщина, надевшая чертовски уродливую зеленую куртку».
Джастин начал разбирать стол. Точными движениями. Готовясь к отъезду. Выдвигая и задвигая ящики. Сложил папки с документами в сейф, запер его. По ходу рассеянно проводя рукой по волосам, эта его привычка всегда раздражала Вудроу. Робко выключил ненавистный компьютер. Ткнул кнопку указательным пальцем, словно боялся, что она укусит его. Ходили слухи, что по утрам компьютер включала ему Гита Пирсон. Вудроу наблюдал, как он последний раз обводит кабинет невидящим взглядом. Конец службы. Конец жизни. Пожалуйста, наведите порядок, чтобы следующий хозяин кабинета мог сразу включиться в работу. У двери Джастин обернулся, посмотрел на растения на подоконнике. Должно быть, раздумывал, то ли взять их с собой, то ли оставить инструкции по уходу за ними. Не сделал ни первого, ни второго.
Шагая рядом с Джастином по коридору, Вудроу хотел коснуться его руки, но внезапно возникшее чувство отвращения в последний момент заставило отдернуть пальцы. Однако он держался рядом, чтобы в любой момент подхватить Джастина, если тот вдруг начнет оседать на пол или споткнется, потому что теперь Джастин напоминал хорошо одетого лунатика, у которого разладился встроенный в него радар. Шли они медленно, тихо, но Гита, должно быть, их услышала, потому что появилась на пороге, когда они проходили мимо ее кабинета, и пристроилась к Вудроу, шепча на ухо, придерживая золотистые волосы, чтобы они не касались щеки собеседника.
— Он исчез. Его все ищут.
Слух у Джастина оказался лучше, чем они ожидали. А может, шок от случившегося привел к обострению всех чувств.
— Как я понимаю, вы тревожитесь из-за Арнольда, — сказал он Гите сочувственным тоном незнакомца.
Посла отличал острый ум и неуемная тяга к знаниям. Его старший сын работал в торговом банке, маленькая дочь, Рози, родилась слабоумной, а жена, когда они жили в Англии, была мировым судьей. Он обожал их всех и проводил уик-энды с Рози, сидящей у него на животе. Но при этом Коулриджу удалось обмануть возраст, задержаться на грани, переступив которую юноша становится мужчиной. Этому способствовал и выбор одежды: молодежные подтяжки и мешковатые оксфордские штаны [10]. На вешалке за дверью, с надписью на ней: "П. Коулридж, Бейллиол [11]" — висел соответствующий пиджак. Посол стоял посреди своего большого кабинета, изредка кивал, слушая Вудроу. В глазах и на щеках блестели слезы.
— Гребаный засранец! — яростно выкрикнул он, словно с нетерпением ждал возможности выругаться.
— Я понимаю, — кивнул Вудроу.
— Эта бедная девочка. Сколько ей лет? Совсем молоденькая!
— Двадцать пять. — «Разве мне положено это знать?» — Плюс-минус, — добавил он на всякий случай.
— Она выглядела на восемнадцать. И этот бедолага Джастин со своими цветами.
— Я понимаю, — повторил Вудроу.
— Гита знает?
— По мелочам.
— Что он теперь будет делать? У него нет даже работы. Его хотели вышвырнуть, как только завершится срок службы в нашем посольстве. Если б Тесса не потеряла ребенка, его тут уже не было бы, — стоять на одном месте Коулриджу надоело, он переместился в другое. — В субботу Рози поймала форель весом в два фунта. Что ты на это скажешь?
Коулридж выигрывал время для раздумий, вдруг переводя разговор на пустяки.
— Великолепно, — пробормотал Вудроу.
— Тесса была бы в восторге. Всегда говорила, что Рози выправится. И Рози ее обожала.
— Безусловно.
— Есть рыбеху, правда, не стали. Весь уик-энд продержали в аквариуме, потом похоронили в саду. — Коул расправил плечи. Показывая тем самым, что готов вновь вернуться к делам. — Есть же подтекст, Сэнди. Чертовски неприятный подтекст.
— Я более чем в курсе.
— Этот говнюк Пеллегрин уже звонил, требуя свести урон к минимуму, — имелся в виду сэр Бернард Пеллегрин, директор департамента Африки в Форин-оффис и заклятый враг Коулриджа. — Как мы можем свести ущерб к минимуму, если не знаем, о каком гребаном ущербе идет речь? Полагаю, сегодня ему будет не до тенниса.
— Последние четыре дня и четыре ночи перед смертью она провела с Блюмом, — Вудроу покосился на дверь, чтобы еще раз убедиться, что та закрыта. — Если это ущерб. Они были в Локи. Потом поехали на озеро Туркана. Ночевали в одном бунгало. Их видели вместе десятки людей.
— Спасибо. Большое тебе спасибо. Именно это я и хотел услышать, — глубоко засунув руки в карманы, Коулридж закружил по комнате. — А где этот гребаный Блюм?
— Его все ищут, а он словно провалился сквозь землю. Последний раз его видели рядом с Тессой в джипе, когда они поехали на раскоп Лики.
Коулридж обошел стол, плюхнулся в кресло, откинулся назад, широко развел руки.
— Значит, это работа Блюма, — объявил он. — Забыл о своем образовании, обезумел, убил обоих, прихватил голову Ноя в качестве сувенира, перевернул джип набок, запер дверцы и удрал. А разве мы не удрали бы? Гребаный засранец!
— Ты знаешь его так же хорошо, как я.
— Нет, я не знаю. Я держался от него подальше. Не люблю кинозвезд, активно занимающихся гуманитарной помощью. Куда он уехал? Где он?
Перед мысленным взором Вудроу замелькали образы. Блюм — африканец западного разлива, бородатый Аполлон коктейль-пати Найроби, с неотразимой харизмой, остроумный, красивый. Блюм и Тесса бок о бок, очаровывающие гостей, тогда как Джастин, мурлыкающий от удовольствия, улыбается, наполняет и раздает стаканы. Арнольд Блюм, доктор медицины, герой войны в Алжире, заявляющий с трибуны лекционного зала ООН о приоритете медицины в катастрофических ситуациях. Блюм после вечеринки, в кресле, уставший, потерянный, замкнувшийся в себе.
— Я не мог отослать их домой, — голос Коулриджа посуровел, словно у человека, навестившего свою совесть и вернувшегося обратно в полной уверенности, что она чиста. — Я не считал возможным губить карьеру бедолаги только потому, что его жене нравится раздвигать ноги. На дворе новое тысячелетие. Люди имеют полное право портить себе жизнь, если их это вполне устраивает.
— Разумеется.
— Она приносила чертовски много пользы в трущобных районах, что бы о ней ни говорили. Конечно, парни Мои косились на нее, но простые африканцы любили.
— Несомненно, — согласился Вудроу.
— Ладно, она очень уж упирала на равноправие. И правильно. Отдайте Африку женщинам, и здесь, возможно, заживут по-человечески.
Без стука вошел Милдрен.
— Звонят из службы протокола, сэр. Тело Тессы только что прибыло в морг больницы, и они просят немедленно провести опознание. И информационные агентства требуют текст заявления.
— Как им удалось так быстро доставить ее в Найроби?
— На вертолете, — ответил Вудроу, вспомнив слова Вольфганга о том, что ее придется разрезать, чтобы втиснуть в багажный отсек.
— Никаких заявлений до опознания! — рявкнул Коулридж.
Вудроу и Джастин поехали вместе, в посольском минивэне-"Фольксвагене" с тонированными стеклами. За рулем сидел Ливингстон, рядом с ним — Джексон, здоровяк-кикуйю, которого взяли на тот случай, если вдруг понадобится грубая сила. Кондиционер работал на полную мощность, но кабина температурой не слишком отличалась от духовки. Конечно же, они попали в пробку, в Найроби днем по-другому бывало крайне редко. Заполненные пассажирами микроавтобусы «матуту», изрыгавшие клубы выхлопных газов, зажали минивэн с двух сторон. Их водители непрерывно жали на клаксон. Ливингстон сумел-таки свернуть с магистрали и по боковым улочкам добрался до морга. У каменной арки толпились мужчины и женщины, что-то то ли пели, то ли скандировали. Вудроу сердито выругался, приняв их за демонстрантов, но потом сообразил, что это пришедшие за усопшими родственники. Вдоль тротуара выстроились побитые временем и тронутые ржавчиной пикапы, легковушки, минивэны.
— Тебе нет никакого резона идти туда, Сэнди, — сказал Джастин.
— Разумеется, резон есть, — решительно возразил сын военного.
На лестнице за аркой их поджидали полицейские и медики в не слишком уж чистых белых халатах. Встретили их крайне радушно. Старший из полицейских, который представился им как инспектор Мурамба, широко улыбаясь, пожал руки обоим высокопоставленным джентльменам из британского посольства. Азиат в черном костюме, доктор Банда Сингх, сказал, что он в полном их распоряжении. И повел бетонным коридором, под потолком которого тянулись трубы, а у стен лежали перевернутые урны. «Трубы, — подумал Вудроу, — должны подавать хладагент к холодильникам, но холодильники не работали из-за отключения электроэнергии, а автономных генераторов в больнице, само собой, нет». Доктор Банда показывал дорогу, но Вудроу полагал, что нашел бы ее и сам. Налево — никакого запаха. Направо — хоть святых выноси. Но про неудобства пришлось забыть. Долг солдата — быть здесь, а не становиться рабом собственного носа. Долг. «Почему она всегда заставляет меня думать о долге?» Он задался вопросом, а не ложится ли какое-
нибудь заклятье на прелюбодеев, когда те смотрят на мертвых женщин, с которыми грешили? Доктор Банда подвел их к лестнице. По ней они спустились в лишенное вентиляции небольшое помещение, в котором запах смерти буквально валил с ног.
Тронутая ржавчиной стальная дверь преградила им путь, но Банда требовательно забарабанил по ней кулаком, потом выдержал паузу и стукнул четыре или пять раз в заранее условленном ритме. Дверь приоткрылась, в проеме появились головы трех молодых парней. При виде хирурга они посторонились, позволив ему войти. Вудроу, оставшийся за дверью, заглянул внутрь, и увиденное почему-то напомнило ему школьное общежитие. Истощенные трупы лежали на кроватях по двое. Еще больше трупов — между кроватями на полу, одетые и голые, на боку и на спине. Хватало и тех, кто свернулся в клубок, подтянув колени к груди, защищая внутренние органы не пойми от чего. А над ними, словно туман, висели мухи, жужжащие на одной ноте.
— Вопрос. Прием, — Вудроу изо всех сил пытался не терять нить.
— Какой вопрос, мистер Канцелярия? Пожалуйста, задавайте. Прием.
— Кто открыл дверцы джипа? Прием.
— Полиция. Как только приехала полиция, мои парни ретировались. Никто не любит полицию. Никому не охота сидеть в тюрьме. Во всяком случае, в местной. Первыми появились полицейские из Лодвара, теперь там вертолет «летучего отряда» из Найроби плюс крутые ребята из личного гестапо президента. Мои парни, само собой, попрятались. Прием.
Вновь пауза, Вудроу все с большим трудом удавалось сохранять самообладание.
— Блюм был в охотничьей куртке, когда они уезжали к раскопу Лики? Прием.
— Конечно. В старой. Синей. Прием.
— Кто-нибудь нашел нож на месте преступления? Прием.
— Нет. А нож был что надо, можете мне поверить. Панга [7] с лезвием от «Уилкинсона» [8]. Голову Ноя отсекли одним ударом. С женщиной та же история. Раз, и готово. Ее раздели догола. Множество синяков. Я это уже говорил? Прием.
«Нет, ты этого еще не говорил, — молча ответил ему Вудроу. — Не упомянул ни про наготу, ни про синяки».
— Панга была во внедорожнике, когда они уезжали из вашего отеля?
— Я еще не встречал африканца, который не брал бы с собой пангу, отправляясь в путь, мистер Канцелярия.
— Где сейчас тела?
— Ноя, вернее, то, что от него осталось, отдали племени. За мисс Эбботт полиция прислала моторный катер. На джипе пришлось срезать крышу. Оборудование для резки металла позаимствовали у нас. Потом привязали тело на палубе. Внутри для него не хватило бы места. Прием.
— Почему? — Вудроу тут же пожалел о том, что задал этот вопрос.
— Призовите на помощь ваше воображение, мистер Канцелярия. Вы знаете, что происходит с трупами на жаре? Если вы захотите перевезти ее в Найроби, то лучше разрежьте на части, потому что в багажном отсеке вертолета она не уместится.
Мозг Вудроу на какое-то время парализовало, а пришел он в себя, услышав ответ Вольфганга: «Да, я один раз уже видел доктора Блюма». Из этого следовало, что он задал вопрос, которого сам не слышал.
— Девять месяцев тому назад. Он сопровождал группу «жирных котов» из агентств по оказанию помощи. Продовольственной, медицинской и всякой разной. Мерзавцы потратили прорву денег, а потому пожелали получить чеки на сумму, в два раза большую. Я послал их куда подальше. Блюму это понравилось. Прием.
— Каким вы нашли его на этот раз? Прием.
— Вы о чем?
— Вел он себя иначе? Заметили вы в нем что-то необычное? Может, он нервничал?
— Что вы хотите этим сказать, мистер Канцелярия?
— Я хочу… Может, он что-то принимал? Нанюхался, обкурился, — Вудроу сам не понимал, зачем он все это говорит. — Ну… я не знаю… кокаин, там, марихуана. Прием.
— Он ухаживал, — ответил Вольфганг и отключил связь.
Вудроу вновь почувствовал на себе изучающий взгляд Донохью. Шейла испарилась. Вудроу чувствовал, что ушла она по какому-то срочному делу. Но по какому? Почему смерть Тессы потребовала от разведчиков резких телодвижений? Его бросило в холод, он пожалел, что не надел чего-то теплого, но при этом пот катился с него градом.
— Больше мы ничем не можем тебе помочь, старина? — в вопросе слышалась чрезмерная заботливость, а больные, с пожелтевшими белками глаза Донохью не отрывались от лица Вудроу. — Налить чего-нибудь крепкого?
— Спасибо. Не сейчас.
«Они знали, — кипя от ярости, говорил себе Вудроу, спускаясь по лестнице. — Они раньше меня узнали, что она мертва». Но, с другой стороны, они всегда пытаются создать именно такое впечатление: мы, шпионы, обо всем знаем больше и сведения эти получаем раньше остальных.
— Посол еще не вернулся? — спросил он, заглянув в кабинет Милдрена.
— Ждем с минуты на минуту.
— Отмени совещание.
Вудроу не сразу пошел к Джастину. Сначала отыскал Гиту Пирсон, подругу и доверенное лицо Тессы, занимавшую в «канцелярии» самую низшую должность. Черноглазая, светловолосая, индоангличанка, с кастовым кружочком на лбу, принятая на службу в Найроби. Гита Пирсон, Вудроу это знал, намеревалась делать карьеру в системе Министерства иностранных дел. Когда он вошел в кабинет и закрыл за собой дверь, Гита встретила его недоверчивым взглядом.
— Гита, этот разговор должен остаться между нами, понимаешь? — Она молча смотрела на него. — Речь пойдет о Блюме. Докторе Арнольде Блюме.
— Что вас интересует?
— Ваш приятель? — Никакой реакции. — Я хочу сказать, вы с ним в дружеских отношениях?
— Он — наш контакт, — в обязанности Гиты входило поддержание связи с агентствами, занятыми обеспечением населения гуманитарной помощью.
— И, очевидно, он — приятель Тессы. — Черные глаза Гиты никак не прокомментировали его слова. — Вы знаете кого-то еще в организации Блюма?
— Я время от времени звоню Шарлотте. Она — его секретарь. Остальные люди работают на местах. А что? — Раньше он находил очень волнительной индоанглийскую напевность ее голоса. Но теперь все. Никаких увлечений.
— На прошлой неделе Блюм был в Локикоджио. Не один.
Кивок, медленный, потом Гита опустила глаза.
— Я хочу знать, что он там делал. Из Локи он поехал к озеру Туркана. Я хочу знать, вернулся ли он в Найроби. А может, в Локи. Сможете вы это выяснить, не привлекая к себе излишнего внимания?
— Сомневаюсь.
— Во всяком случае, попробуйте. — Внезапно возникла необходимость задать еще один вопрос. За все месяцы знакомства с Тессой эта мысль как-то не приходила ему в голову. — Вы не знаете, Блюм женат?
— Полагаю, что да. Скорее всего. Обычно они женаты, не так ли?
Они — в смысле африканцы? Или они — в смысле любовники? Все любовники?
— Но здесь у него жены нет? В Найроби. Или, насколько вам известно, нет? Блюм приехал в Кению без жены?
— Почему вы… — и тут же торопливое добавление: — С Тессой что-то случилось?
— Возможно. Мы выясняем.
Подойдя к кабинету Джастина, Вудроу постучал в дверь и вошел, не дожидаясь ответа. На этот раз он не стал запирать за собой дверь, но, сунув руки в карманы, привалился к ней широкими плечами: пока он так стоял, никакого замка и не требовалось.
Он видел перед собой спину Джастина, обтянутую элегантным пиджаком, и аккуратно подстриженный затылок. Джастин изучал один из развешенных по стенам графиков, по которым змеились разноцветные линии. Тот, что привлек его внимание, назывался: «ОТНОСИТЕЛЬНОЕ РАЗВИТИЕ ИНФРАСТРУКТУРЫ НА ПЕРИОД 2005-2010 гг.» и, насколько мог сказать стоящий у двери Вудроу, предсказывал грядущее процветание африканских стран. На подоконнике, по левую руку Джастина, стояли горшочки с растениями, которые он выращивал. Вудроу опознал жасмин и бальзамин, и лишь потому, что Джастин подарил эти растения Глории.
— Привет, Сэнди, — поздоровался Джастин.
— Привет.
— Как я понимаю, этим утром мы не собираемся. Возникли проблемы?
«Знаменитый прекрасный голос, — подумал Вудроу, — отмечающий все нюансы, словно каждый ему внове. Поблекший от времени, но по-прежнему очаровывающий, если обращать внимание на тональность, а не сущность. Почему я так презираю тебя, собираясь кардинально изменить твою жизнь? С этого момента и до конца дней твоя жизнь разделится на два периода, до того как и после того, точно так же, как уже разделилась моя. И почему ты не снимаешь своего гребаного пиджака? Ты, должно быть, единственный сотрудник Министерства иностранных дел, который заказывает летние костюмы у портного». Тут Вудроу вспомнил, что и сам в пиджаке.
— Полагаю, у тебя все в порядке? — спросил Джастин. — Глория не жалуется на эту жуткую жару? Мальчишки здоровы?
— У нас все хорошо. — Пауза. — И Тесса на севере? — предположил он, все еще надеясь, что произошла чудовищная ошибка.
Джастин сразу растаял, так случалось всегда, если кто-то упоминал Тессу в его присутствии.
— Да, она в отъезде. Ее работа в благотворительных организациях не прекращается ни на минуту, — Джастин словно благодарил за это и ООН, и все прочие учреждения, спешащие на помощь голодным и несчастным. — Ко дню нашего отъезда она спасет всю Африку, если и дальше будет работать в таком темпе.
— А чего она поехала на север? — Сэнди все хватался за соломинку. — Я думал, что у нее хватает дел в Найроби. В трущобных районах. В Кибере, не так ли?
— Да, она трудится не покладая рук, — с гордостью ответил Джастин. — Ночью и днем, бедняжка. Делает все. Подтирает младенцам задницы и объясняет заключенным их гражданские права. Большинство из ее клиентов, разумеется, женщины. Им она, конечно, очень помогает, а вот их мужчинам ее помощь определенно не нравится, — мудрая улыбка. — Права на собственность, развод, причинение физического вреда, принуждение к выполнению супружеских обязанностей, обрезание девочек, безопасный секс. Полный набор, изо дня в день. Теперь ты понимаешь, почему их мужья немного нервничают, не так ли? Я бы тоже нервничал, если бы принуждал жену к выполнению супружеских обязанностей.
— А что она делает на севере? — настаивал Вудроу.
— Это известно одному богу. Спроси дока Арнольда, — добавил Джастин подчеркнуто небрежно. — Арнольд — ее гид и наставник в здешних делах.
«Так, значит, он разыгрывает эту партию, — думал Вудроу. — Легенда, которая устраивает всех троих. Арнольд Блюм, доктор медицины, духовный наставник, черный рыцарь, защитник в джунглях гуманитарной помощи. Кто угодно, но не любовник, о котором знают, но терпят».
— Куда именно она уехала?
— Локи. Локикоджио, — Джастин устроился на краешке стола, возможно, подсознательно имитируя беззаботную позу Вудроу у двери. — Сотрудники «Мировой продовольственной программы» устроили там курсы по проблемам взаимодействия личности, семьи и общества. Можешь себе такое представить? Вертолетами привозят ничего не подозревающих деревенских женщин из Южного Судана, наскоро знакомят с принципами Джона Стюарта Милла [9] и отправляют обратно. Арнольд и Тесса поехали поглядеть на это действо. Везунчики.
— Где она сейчас?
Вопрос этот Джастину определенно не понравился. Возможно, именно в тот момент он понял, что болтовня Вудроу чем-то обусловлена. «А может, — подумал Вудроу, — не жаловал он вопросы о Тессе, на которые сам не знал ответа».
— Наверное, возвращается в Найроби. А что?
— С Арнольдом?
— Скорее всего. Он бы не оставил ее там.
— Она связывалась с тобой?
— Со мной? Из Локи? Каким образом? Телефонов там нет.
— Я подумал, что она могла воспользоваться радиопередатчиком какого-нибудь агентства. Другие так делают.
— Тесса — не другие, — Джастин нахмурился. — У нее принципы. Она не будет тратить без надобности деньги доноров. Что происходит, Сэнди?
Джастин соскользнул со стола, вышел на середину комнаты, заложив руки за спину. А Вудроу, глядя на симпатичное лицо и седеющие черные волосы, на которые теперь падал солнечный свет, вспомнил волосы Тессы, тоже черные, но без седины и гораздо более длинные. Вспомнил, как впервые увидел их вдвоем, Тессу и Джастина, только что поженившихся, почетных гостей на вечеринке, устроенной послом по случаю их прибытия в Найроби. Вспомнил, как вообразил, шагнув навстречу, чтобы поздороваться, что они — отец и дочь, а он сам — претендент на ее руку и сердце.
— Когда ты говорил с ней в последний раз? — спросил Вудроу.
— Во вторник, когда отвез их в аэропорт. В чем дело, Сэнди? Если Арнольд с ней, беспокоиться не о чем. Она будет делать все, что ей скажут.
— Как, по-твоему, они могли поехать на озеро Туркана, она и Блюм… Арнольд?
— Если они достали машину и у них возникло такое желание, почему нет? Тесса любит дикую природу, очень уважает Ричарда Лики, и как археолога, и как достойного белого африканца. Лики открыл там клинику. Возможно, Арнольд поехал туда по делам и взял с собой Тессу. Сэнди, с чего такие вопросы? — в голосе Джастина слышалось негодование.
Когда он наносил смертельный удар, Вудроу не оставалось ничего другого, как наблюдать за изменениями выражения лица Джастина, причиной которых были его слова. И он увидел, как исчезли последние остатки юности, а симпатичное лицо скукожилось и затвердело.
— Нам сообщили о том, что белая женщина и шофер-африканец найдены на восточном берегу озера Туркана. Мертвыми, — начал Вудроу, сознательно не употребив слово «убитыми». — Автомобиль принадлежал владельцу отеля «Оазис-лодж». Он же предоставил и водителя. Владелец отеля утверждает, что опознал в женщине Тессу. Он говорит, что она и Блюм провели ночь в «Оазисе», а утром отправились на раскоп Ричарда Лики. Блюм исчез. Они нашли ее ожерелье. Которое она всегда носила.
«Как я мог это знать? Почему я выбрал именно этот момент, чтобы показать, что в курсе таких интимных подробностей ее жизни!»
Вудроу продолжал наблюдать за Джастином. Живущий в нем трус хотел отвести взгляд, но для сына военного подобное было немыслимо, все равно что приговорить человека к смерти, а потом не явиться на его казнь. Он наблюдал, как широко раскрылись глаза Джастина, от обиды и разочарования, так, будто верный друг ударил его в спину, потом закрылись, словно тот же друг вышиб из него дух. Он наблюдал, как красиво очерченные губы разошлись в беззвучном крике боли, затем плотно сжались, превратившись в узкую бледную полоску.
— Как хорошо, что ты сказал мне, Сэнди. Премного тебе благодарен. Портер знает? — так звали посла.
— Милдрен пытается его разыскать. Они нашли сапожок «Мефисто». Седьмого размера. Это ее?
В организме Джастина что-то разладилось. Сначала он долго ждал, пока до него дойдет смысл слов Вудроу, потом с трудом формулировал ответ, короткими, отрывочными предложениями.
— Есть магазин около Пиккадилли. Она купила там три пары. Когда мы в последний раз были в Лондоне. Никогда не видел, чтобы она так сорила деньгами. Обычно она тратит мало. Дорогие вещи ее не интересуют. Готова одеваться хоть в магазинах Армии спасения. Ей без разницы.
— И какую-то охотничью куртку. Синюю.
— О, вот эти вещи она терпеть не могла, — дар речи полностью восстановился, слова хлынули потоком. — Говорила, если я увижу на ней одно из этих страшилищ цвета хаки, то должен сжечь или отдать Мустафе.
«Мустафа, ее слуга», — вспомнил Вудроу.
— Полиция говорит, куртка синяя.
— Она ненавидела синее, — Джастин чуть не кричал. — Как и все армейские тона. — Уже прошлое время, отметил Вудроу. — Когда-то у нее была зеленая куртка. Она купила ее в «Фарбелоуз» на Стэнли-стрит. Я привел ее туда, уж не помню почему. Она надела куртку и залилась смехом. «Посмотри на меня, — сказала она. — Генерал Паттон в юбке». «Нет, дорогая, — ответил я ей, — ты — не генерал Паттон. Ты — очень красивая женщина, надевшая чертовски уродливую зеленую куртку».
Джастин начал разбирать стол. Точными движениями. Готовясь к отъезду. Выдвигая и задвигая ящики. Сложил папки с документами в сейф, запер его. По ходу рассеянно проводя рукой по волосам, эта его привычка всегда раздражала Вудроу. Робко выключил ненавистный компьютер. Ткнул кнопку указательным пальцем, словно боялся, что она укусит его. Ходили слухи, что по утрам компьютер включала ему Гита Пирсон. Вудроу наблюдал, как он последний раз обводит кабинет невидящим взглядом. Конец службы. Конец жизни. Пожалуйста, наведите порядок, чтобы следующий хозяин кабинета мог сразу включиться в работу. У двери Джастин обернулся, посмотрел на растения на подоконнике. Должно быть, раздумывал, то ли взять их с собой, то ли оставить инструкции по уходу за ними. Не сделал ни первого, ни второго.
Шагая рядом с Джастином по коридору, Вудроу хотел коснуться его руки, но внезапно возникшее чувство отвращения в последний момент заставило отдернуть пальцы. Однако он держался рядом, чтобы в любой момент подхватить Джастина, если тот вдруг начнет оседать на пол или споткнется, потому что теперь Джастин напоминал хорошо одетого лунатика, у которого разладился встроенный в него радар. Шли они медленно, тихо, но Гита, должно быть, их услышала, потому что появилась на пороге, когда они проходили мимо ее кабинета, и пристроилась к Вудроу, шепча на ухо, придерживая золотистые волосы, чтобы они не касались щеки собеседника.
— Он исчез. Его все ищут.
Слух у Джастина оказался лучше, чем они ожидали. А может, шок от случившегося привел к обострению всех чувств.
— Как я понимаю, вы тревожитесь из-за Арнольда, — сказал он Гите сочувственным тоном незнакомца.
Посла отличал острый ум и неуемная тяга к знаниям. Его старший сын работал в торговом банке, маленькая дочь, Рози, родилась слабоумной, а жена, когда они жили в Англии, была мировым судьей. Он обожал их всех и проводил уик-энды с Рози, сидящей у него на животе. Но при этом Коулриджу удалось обмануть возраст, задержаться на грани, переступив которую юноша становится мужчиной. Этому способствовал и выбор одежды: молодежные подтяжки и мешковатые оксфордские штаны [10]. На вешалке за дверью, с надписью на ней: "П. Коулридж, Бейллиол [11]" — висел соответствующий пиджак. Посол стоял посреди своего большого кабинета, изредка кивал, слушая Вудроу. В глазах и на щеках блестели слезы.
— Гребаный засранец! — яростно выкрикнул он, словно с нетерпением ждал возможности выругаться.
— Я понимаю, — кивнул Вудроу.
— Эта бедная девочка. Сколько ей лет? Совсем молоденькая!
— Двадцать пять. — «Разве мне положено это знать?» — Плюс-минус, — добавил он на всякий случай.
— Она выглядела на восемнадцать. И этот бедолага Джастин со своими цветами.
— Я понимаю, — повторил Вудроу.
— Гита знает?
— По мелочам.
— Что он теперь будет делать? У него нет даже работы. Его хотели вышвырнуть, как только завершится срок службы в нашем посольстве. Если б Тесса не потеряла ребенка, его тут уже не было бы, — стоять на одном месте Коулриджу надоело, он переместился в другое. — В субботу Рози поймала форель весом в два фунта. Что ты на это скажешь?
Коулридж выигрывал время для раздумий, вдруг переводя разговор на пустяки.
— Великолепно, — пробормотал Вудроу.
— Тесса была бы в восторге. Всегда говорила, что Рози выправится. И Рози ее обожала.
— Безусловно.
— Есть рыбеху, правда, не стали. Весь уик-энд продержали в аквариуме, потом похоронили в саду. — Коул расправил плечи. Показывая тем самым, что готов вновь вернуться к делам. — Есть же подтекст, Сэнди. Чертовски неприятный подтекст.
— Я более чем в курсе.
— Этот говнюк Пеллегрин уже звонил, требуя свести урон к минимуму, — имелся в виду сэр Бернард Пеллегрин, директор департамента Африки в Форин-оффис и заклятый враг Коулриджа. — Как мы можем свести ущерб к минимуму, если не знаем, о каком гребаном ущербе идет речь? Полагаю, сегодня ему будет не до тенниса.
— Последние четыре дня и четыре ночи перед смертью она провела с Блюмом, — Вудроу покосился на дверь, чтобы еще раз убедиться, что та закрыта. — Если это ущерб. Они были в Локи. Потом поехали на озеро Туркана. Ночевали в одном бунгало. Их видели вместе десятки людей.
— Спасибо. Большое тебе спасибо. Именно это я и хотел услышать, — глубоко засунув руки в карманы, Коулридж закружил по комнате. — А где этот гребаный Блюм?
— Его все ищут, а он словно провалился сквозь землю. Последний раз его видели рядом с Тессой в джипе, когда они поехали на раскоп Лики.
Коулридж обошел стол, плюхнулся в кресло, откинулся назад, широко развел руки.
— Значит, это работа Блюма, — объявил он. — Забыл о своем образовании, обезумел, убил обоих, прихватил голову Ноя в качестве сувенира, перевернул джип набок, запер дверцы и удрал. А разве мы не удрали бы? Гребаный засранец!
— Ты знаешь его так же хорошо, как я.
— Нет, я не знаю. Я держался от него подальше. Не люблю кинозвезд, активно занимающихся гуманитарной помощью. Куда он уехал? Где он?
Перед мысленным взором Вудроу замелькали образы. Блюм — африканец западного разлива, бородатый Аполлон коктейль-пати Найроби, с неотразимой харизмой, остроумный, красивый. Блюм и Тесса бок о бок, очаровывающие гостей, тогда как Джастин, мурлыкающий от удовольствия, улыбается, наполняет и раздает стаканы. Арнольд Блюм, доктор медицины, герой войны в Алжире, заявляющий с трибуны лекционного зала ООН о приоритете медицины в катастрофических ситуациях. Блюм после вечеринки, в кресле, уставший, потерянный, замкнувшийся в себе.
— Я не мог отослать их домой, — голос Коулриджа посуровел, словно у человека, навестившего свою совесть и вернувшегося обратно в полной уверенности, что она чиста. — Я не считал возможным губить карьеру бедолаги только потому, что его жене нравится раздвигать ноги. На дворе новое тысячелетие. Люди имеют полное право портить себе жизнь, если их это вполне устраивает.
— Разумеется.
— Она приносила чертовски много пользы в трущобных районах, что бы о ней ни говорили. Конечно, парни Мои косились на нее, но простые африканцы любили.
— Несомненно, — согласился Вудроу.
— Ладно, она очень уж упирала на равноправие. И правильно. Отдайте Африку женщинам, и здесь, возможно, заживут по-человечески.
Без стука вошел Милдрен.
— Звонят из службы протокола, сэр. Тело Тессы только что прибыло в морг больницы, и они просят немедленно провести опознание. И информационные агентства требуют текст заявления.
— Как им удалось так быстро доставить ее в Найроби?
— На вертолете, — ответил Вудроу, вспомнив слова Вольфганга о том, что ее придется разрезать, чтобы втиснуть в багажный отсек.
— Никаких заявлений до опознания! — рявкнул Коулридж.
Вудроу и Джастин поехали вместе, в посольском минивэне-"Фольксвагене" с тонированными стеклами. За рулем сидел Ливингстон, рядом с ним — Джексон, здоровяк-кикуйю, которого взяли на тот случай, если вдруг понадобится грубая сила. Кондиционер работал на полную мощность, но кабина температурой не слишком отличалась от духовки. Конечно же, они попали в пробку, в Найроби днем по-другому бывало крайне редко. Заполненные пассажирами микроавтобусы «матуту», изрыгавшие клубы выхлопных газов, зажали минивэн с двух сторон. Их водители непрерывно жали на клаксон. Ливингстон сумел-таки свернуть с магистрали и по боковым улочкам добрался до морга. У каменной арки толпились мужчины и женщины, что-то то ли пели, то ли скандировали. Вудроу сердито выругался, приняв их за демонстрантов, но потом сообразил, что это пришедшие за усопшими родственники. Вдоль тротуара выстроились побитые временем и тронутые ржавчиной пикапы, легковушки, минивэны.
— Тебе нет никакого резона идти туда, Сэнди, — сказал Джастин.
— Разумеется, резон есть, — решительно возразил сын военного.
На лестнице за аркой их поджидали полицейские и медики в не слишком уж чистых белых халатах. Встретили их крайне радушно. Старший из полицейских, который представился им как инспектор Мурамба, широко улыбаясь, пожал руки обоим высокопоставленным джентльменам из британского посольства. Азиат в черном костюме, доктор Банда Сингх, сказал, что он в полном их распоряжении. И повел бетонным коридором, под потолком которого тянулись трубы, а у стен лежали перевернутые урны. «Трубы, — подумал Вудроу, — должны подавать хладагент к холодильникам, но холодильники не работали из-за отключения электроэнергии, а автономных генераторов в больнице, само собой, нет». Доктор Банда показывал дорогу, но Вудроу полагал, что нашел бы ее и сам. Налево — никакого запаха. Направо — хоть святых выноси. Но про неудобства пришлось забыть. Долг солдата — быть здесь, а не становиться рабом собственного носа. Долг. «Почему она всегда заставляет меня думать о долге?» Он задался вопросом, а не ложится ли какое-
нибудь заклятье на прелюбодеев, когда те смотрят на мертвых женщин, с которыми грешили? Доктор Банда подвел их к лестнице. По ней они спустились в лишенное вентиляции небольшое помещение, в котором запах смерти буквально валил с ног.
Тронутая ржавчиной стальная дверь преградила им путь, но Банда требовательно забарабанил по ней кулаком, потом выдержал паузу и стукнул четыре или пять раз в заранее условленном ритме. Дверь приоткрылась, в проеме появились головы трех молодых парней. При виде хирурга они посторонились, позволив ему войти. Вудроу, оставшийся за дверью, заглянул внутрь, и увиденное почему-то напомнило ему школьное общежитие. Истощенные трупы лежали на кроватях по двое. Еще больше трупов — между кроватями на полу, одетые и голые, на боку и на спине. Хватало и тех, кто свернулся в клубок, подтянув колени к груди, защищая внутренние органы не пойми от чего. А над ними, словно туман, висели мухи, жужжащие на одной ноте.