Картер Крис. Месть из могилы

   Хлопнула дверь, вошла Скалли с папкой в руках.
   — Извините, если помешала! — Она вытащила из папки и положила перед Малдером бумагу. — Только что пришел факс. Завещание Джона Барнета. Родственников у него нет. Все, что у Барнета было, он завещал другому заключенному. Имя его — Джо Крендолл. Свое тело Барнет велел кремировать и развеять пепел над водами реки Делавэр. Завещание было принято к исполнению через полгода после его смерти. А вот этот документ, — она выложила на стол еще одну бумагу, — подтверждает, что пепел Джона Барнета был развеян над водами реки Делавэр одним из сотрудников тюремного крематория.
   Глянув на партнера, она пожала плечами с самым виноватым видом.
   Реджи отобрал у Малдера бумаги, прочитал и обрадованно воскликнул:
   — Ну вот! Я же говорил, Малдер, что у тебя от этих дурацких записок крыша едет.
   Он протянул документы Малдеру, однако тот их не взял. Эти документы не были доказательствами отсутствия черной кошки. Эти документы были всего лишь раствором, укреплявшим стену неверия, которую медленно но верно возводили вокруг спецагента Малдера его самые близкие друзья. Ему же требовались бумаги, способные сыграть роль динамита. Или хотя бы — стенобитного орудия. А таковых, увы, не имелось…
   — Ладно!.. — сказал он и повернулся к Скалли. — Я только что получил еще одну дурацкую записку. Так что не буду вам мешать. Продолжайте изучать ваши факсы!
 
   Оператор загрузила файл с имеющейся в архиве фотографией Барнета, и Малдер впился глазами в хорошо знакомую физиономию. Сколько раз за последние пять лет он видел во сне эту мразь, сколько раз стрелял ему в затылок!
   «Если б сон стал явью! Уж на этот раз я бы и думать забыл про все эти инструкции. Инструкции создаются людьми, которым по гроб жизни не придется или пользоваться. А когда их придерживаются дураки, в этот самый гроб ложатся невинные…!
   Рядом кашлянули, и Малдер оторвался от дисплея. Оператор вопросительно смотрела на не к месту задумавшегося спецагента.
   — Сейчас он должен быть старше, — сказал Малдер. — И, вполне вероятно, прибавил в весе…
   Девушка опустила пальцы на клавиатуру:
   — Намного старше?
   — Около пяти лет.
   Лицо на дисплее начало меняться. Рельефнее прорезались морщины, под глазами набрякли мешки, квадратный подбородок слегка округлился, высокий лоб открылся еще больше, волосы на макушке поредели, выдавая будущую плешь.
   Оператор пробовала совмещать различные варианты трансформаций, и возникающие физиономии порой не имели между собой ничего общего. Кроме глаз. Глаза, как известно, с возрастом практически не меняются. Разве лишь количество уменьшается, если очень уж не повезет.
   — Кроме того, у него могут быть усы или борода, — добавил Малдер. — Или усы вкупе с бородой. А возможно, он теперь носит парик… В общем, надо учитывать любые изменения внешности.
   Лицо на дисплее продолжало меняться. Подчиняясь клавиатуре и компьютерной программе, у Барнета отросла борода — то метелкой, то лопатой, а то и вовсе аккуратной эспаньолкой. Украсившие верхнюю губу усы тоже жили полной жизнью. Лысина на макушке покрылась буйной порослью, потом макушка стала похожа на кегельный шар.
   Но Малдер уже не замечал всех этих трансформаций — он видел сейчас лица с дисплея таким, каким оно было в тот самый день, на суде…
 
   Вашингтон, округ Колумбия
   Пять лет назад
 
   — Давайте вернемся назад, — сказала прокурор. — Скажите, агент Малдер, у вас действительно сложилось впечатление, что Джон Барнет получал удовольствие от своих преступлений? Что он оставлял свои записки с целью поиздеваться над вами?
   Прокурор во время опроса свидетелей любила прохаживаться туда-сюда. Возможно, она демонстрировала публике безупречно сшитую черную костюмную пару с красной блузкой, а может, ходьба помогала ей придумывать наиболее острые вопросы — кто их знает, этих прокуроров в юбках, что у них на уме!.. Малдера, во всяком случае, ее непрерывное мотание только отвлекало.
   — Да, по-моему, Барнету очень нравилось дразнить нас, — сказал он, придвинув поближе микрофон и сосредоточившись на лице сидящего в первом ряду Реджи. — Оставляя нам записки, он получал удовольствие, словно играл в некую увлекательную игру.
   — Расскажите, пожалуйста, суду, что же случилось в тот день, когда вы задержали его.
   Малдер повернулся к прокурору — постоянно отворачиваться от нее было бы, по крайней мере, невежливо.
   — Мы устроили засаду на таможенном складе, в аэропорту. Ты знали, что Барнет получает информацию от одного из сотрудников компании, осуществляющей перевозку денег. Он платил информатору наличными. Все это мы знали… Но нам и в голову не могло прийти, что, когда инкассаторская машина прибудет за деньгами, Барнет окажется внутри нее. Под видом охранника… Поэтому ему и удалось захватить водителя в заложники.
   — Иными словами, — сказала прокурор, останавливаясь перед Малдером, — он взял в заложники собственного сообщника?
   — Да, мэм.
   — Что же случилось потом?
   — Мы блокировали Барнета и предложили ему освободить заложника и бросить оружие.
   Прокурор вновь отправилась в свой бесконечный поход:
   — Скажите, агент Малдер, где в тот момент находились лично вы?
   — Я находился за спиной у Барнета.
   — И у вас имелась возможность сделать прицеленный выстрел?
   — Да, мэм.
   Прокурор опять остановилась:
   — Но вы стрелять не стали. Почему?
   — Да, я не стал стрелять. Потому что не в правилах ФБР ставить под угрозу жизнь заложника. Ведь я не мог быть уверен, что убью его наповал. В случае же, если бы я его только ранил, он бы вполне успел выстрелить в заложника. И я думал… — Малдер вдруг заволновался. — В конце концов, Барнету некуда было деваться. И я думал, он сдастся.
   — Что же произошло на самом деле?
   — А на самом деле… — Малдер глянул на подсудимого и чуть не поперхнулся: тот презрительно улыбался, поигрывая цепочкой наручников. — Джон Барнет выстрелом в висок убил своего заложника и тот же выстрелил в агента Уоленберга. Он попал ему прямо в лицо…
   — Благодарю вас, агент Малдер, — быстро сказал прокурор. — У меня больше нет вопросов.
   Малдер продолжал смотреть на Барнета.
   А тот продолжал улыбаться. Потом взял в руки стакан с водой и сделал неторопливый глоток. Словно сидел за стойкой бара, словно не о нем секунду назад и говорили.
   И тут на Малдера нашло.
   — Барнет пристрелил Стива Уоленберга запросто и с удовольствием! — сказал он в микрофон, по-прежнему глядя на обвиняемого.
   Сразу вскочил адвокат:
   — Ваша честь, я возражаю!
   — Возражение принимается, — сказала судья. — Свидетель, я лишаю вас слова!
   Но Малдер ее не слышал. Он видел презрительную улыбку на лице обвиняемого, и эта улыбка действовала на него, как красная тряпка на быка.
   — Стив Уоленберг был человек… У него было жена и двое маленьких детей, а ты…
   Судья стукнула молотком:
   — Свидетель! Пройдите на свое место! Немедленно!!!
   —Ты убил его не колеблясь, как паршивую собаку! — голос Малдера задрожал от ненависти. — И потому сам должен сдохнуть как собака, сукин сын!!!
   Адвокат взвился, словно его ужалила в задницу оса:
   — Ваша честь, остановите его!
   В зале поднялся шум. Кто-то крикнул:
   — Правильно! Собаке собачья смерть!
   Присяжные переглядывались между собой.
   Судья принялась колотить молотком так, будто из стола перед ней вылез трехдюймовый гвоздь, представляющий непосредственную угрозу для ее жизни.
   — Свидетель! Если вы не прекратите, я привлеку вас к ответственности за неуважение к суду! — Потом она повернулась к публике: — А если присутствующие не успокоятся, я прикажу очистить зал!
   Стук молотка и крики привели Малдера в чувство. Он тряхнул головой, отодвинул микрофон и спустился со свидетельского места.
   Барнет смотрел на него все с той же презрительной улыбкой.
   Малдер прошел мимо, сел радом с Реджи.
   — Ты что, с ума сошел? — сказал Реджи. — Что ты себе позволяешь?
   Малдер не ответил — он смотрел на Барнета.
   А тот, обернувшись, по-прежнему не сводил с него глаз. Потом негромко — между ними было не более шести футов — сказал:
   — Я пришью тебя, малыш!
   Барнет произнес эти слова спокойно, даже доброжелательно — словно поблагодарил друга за неоценимую помощь. Или пригласил его на ленч…
   Но в сердце Малдера хлынула морозная волна страха. Потому что за спокойствием и доброжелательностью (как за единственной аляповатой декорацией — нищета захудалого провинциального театрика) пряталась самая настоящая, бесконечная и откровенная ненависть …
 
   Деликатное покашливание оператора прервало воспоминания Малдер. Девушка вновь смотрела на него вопросительно. А с дисплея пялился очередной вариант Барнетовой физиономии.
   — Мне нужны распечатки всех возможных трансформаций.
   Малдер встал.
   — Хорошо, — сказала оператор.
   Открылась дверь, в лабораторию вошла Скалли. Она была заметно взволнована.
   — Я тут факс получила. Из федеральной тюрьмы «Ташму»…
   — Ну и?.. — вскрикнул Малдер. — Они что-нибудь обнаружили?
   — Нет, просто мне вдруг пришло в голову… Ведь Джон Барнет умер от сердечного приступа, верно? Во всяком случае, так утверждает свидетельство о смерти. Я попросила ох переслать факсом его медицинскую карту. — Скалли заглянула в бумагу. — Оказывается, Барнета поместили в тюремный госпиталь с диагнозом «Инфекция правой кисти»! Никаких упоминаний об осложнениях с сердцем. — Она протянула бумагу Малдеру. — Более того, шестью месяцами ранее, после очередного планового медобследования, ему поставили печать «Абсолютно здоров»!
   У Малдера от предчувствия успеха заколотилось сердце. А Скалли смотрела на него. Нет, это еще не был взгляд типа «ты был прав, а я не верила!» Но Малдер понял, что хотя бы один кирпич в возводимой вокруг стене ему расшатать удалось.
 
   Федеральная тюрьма «Ташму»,
   штат Пенсильвания
   День второй
 
   На следующее утро они отправились в федеральную тюрьму «Ташму».
   К счастью, тюрьма располагалась не на Диком Западе, а совсем рядом, в штате Пенсильвания. И потому, добираясь до нее из Вашингтона, можно было вполне обойтись без заказа билетов на самолет.
   Тюрьма впечатляла. Отсюда вряд ли можно было удрать без помощи со стороны. Да и в этом случае в качестве помощи пришлось бы использовать полк «зеленых беретов» при поддержке танков и артиллерии.
   Охранники, открывая и закрывая замки, передавали столичных гостей по отработанной цепочке, пока последний — медбрат тюремного госпиталя — не привел их в помещение, своей белизной чрезвычайно напоминающее больничную палату. Лишь решетки на окнах говорили о том, что в палате этой лечат заключенных.
   — Крэндолл, к тебе пришли! — сказал медбрат человеку, сидевшему в инвалидной коляске спиной к двери.
   — Ко мне никто никогда не приходит! — Энергичным движением рук Крэндолл развернул коляску.
   Это был средних лет мужчина, обладатель серых глаз, крючковатого носа, небольших усов, короткой бородки и свойственной многим инвалидам глубокой безысходности во взгляде. Впрочем, едва он заметил Скалли, как глубокая безысходность мгновенно сменилась пристальным плотским интересом изголодавшегося самца.
   Медбрат вышел, и Малдер тут же вцепился в обитателя палаты мертвой хваткой:
   — Вы помните Джона Барнета?
   Крэндолл с явным сожалением оторвался от созерцания неожиданной гостьи:
   — Еще как помню.
   — Вы хорошо его знали?
   — На атасе я у него не стоял, — Крэндолл фыркнул. — И штаны перед ним не расстегивал… Так, шапочные знакомые…
   — Но в завещании он назвал вас своим единственным наследником, — заметила Скалли. — Вероятно, слова «шапочные знакомые» надо бы заменить словом «друзья»?
   Крэндолл вновь вернулся к созерцанию дамских прелестей, шумно сглотнул слюну и лишь через несколько секунд ответил:
   — Нет, мэм. Это мы уже тут с ним стямались, на живодерне.
   — Вам известно, что Барнет умер от сердечного приступа? — сказал Малдер. — Здесь, в госпитале, в восемьдесят девятом году…
   — Как это умер!? — воскликнул он ошалело. — Что ты мне шьешь?
   — Так написано в свидетельстве о смерти.
   — Он жив. И никакого сердечного приступа не было, болт мне в задницу.
   — Почему вы так считаете?
   Крэндолл вновь повернулся к Скалли, но на этот раз в его взгляде не было и намека на похоть.
   — Когда я видел Джонни в последний раз, он был совсем рядом, — голос Крэндолла дрогнул. — Живодер только что отхряпал ему больную граблю… правую…
   — Какой живодер? — быстро спросил Малдер. — Доктор Ригли?
   — Да-да, доктор Ригли. Он сказал, будто Джонни копыта откинул. — Крэндолл заволновался еще больше, у него даже руки затряслись, будто в отходняке. — Но я знал, что он баки забивает! Он на меня крысой посмотрел, когда я спросил!
   — Но почему вы решили, что Барнет не умер?
 
   Федеральная тюрьма «Ташму»,
   штат Пенсильвания
   Четыре года назад
 
   Крендолла разбудили среди ночи дикие вопли. Он тяжело перевернулся на другой бок — мясники ничего не могли сделать с его больными ногами — и попытался заснуть. Однако вопли продолжались, и Крэндолл понял, что под такую музыку компанию подушке не составишь.
   Пришлось перебраться в стоящую возле койки коляску и отправиться на поиски музыканта. Хорошо еще, его, Крэндолла, палату давно уже на ночь не запирали — что от безногого ждать!..
   Крэндолл выкатился в коридор и тут же наткнулся на открытую дверь в палате Джонни Барнета.
   Палата была пуста.
   Джонни попал на живодерню пару дней назад, и Крэндолл сразу проникся к нему симпатией. В конце концов, разве важно, что новый знакомый по масти явно мокрушник? Хвороба всех уравнивает, а Джонни, по всему видно, не косил — у него и в самом деле разболелась правая грабля. К тому же он не кроил из себя неприступного. А скольких он там пришил, это были его личные с дядей Сэмом дела и ничьи больше. Да и к Крэндоллу он относился неплохо…
   Вопли продолжались, и Крэндолл покатил вдоль коридора. Ему показалось, что кричит Джонни, а Джонни не стал бы орать зря. Раз кричит — значит, ему и в самом деле несладко.
   Потом вопли стихли, но Крэндолл уже засек дверь, из-за которой они только что неслись. Подкатил, повернул ручку. И увидел Очкарика, мясника, которого при обращении положено звать доктором Ригли.
   Очкарик, одетый в забрызганный кровью зеленый халат, словно паук над мухой, нависал над мясницким столом, а на столе лежало наполовину укрытое простыней человеческое тело. Жмурик… Крэндолл узнал бы жмурика, даже если бы застывшее лицо его не было повернуто в сторону двери. Да, это был Джонни, это его разгрымзанные неподвижные гляделки пялились сейчас сквозь Крэндолла.
   — Что ты делаешь с Барнетом?! — крикнул Крэндолл. И натолкнулся на стальной взгляд Очкарика — тот поднял голову.
   — Не понял…
   — Я спрашиваю, что ты делаешь с Джонни, болт тебе в грызло? — Крэндолл подкатился ближе к мясницкому столу.
   Очкарик выпрямился, повернулся к нему всем своим паучьим телом:
   — Возвращайся в палату! Вы уже ничем не можете помочь своему другу.
   — Почему?
   — Потому что Джон Барнет умер!
   — Но я слышал, как он орал…
   И тут Крэндолла чуть не стошнило: он увидел на белом подносе возле Джонни окровавленную человеческую граблю, отхваченную по локоть, с растопыренными побелевшими пальцами.
   Между тем Очкарик вцепился в свое мясницкое перо, узкое, острое и блестящее.
   — Я сказал, Джон Барнет мертв! Ты меня хорошо понял? — Очкарик сделал несколько стремительных шагов и махнул пером перед физиономией Крэндолла. — Давай, Крэндолл, проваливай! Тебе здесь нечего делать. Ясно?!
   То, что здесь нечего делать, Крэндоллу было ясно. Он ведь не мясник!.. Вот только почему это Очкарик кромсает Джонни в одиночку? Где его свора?
   Морда Очкарика все больше смахивала на крысиную. И Крэндолл понял, что пора уносить ноги. Откатился на полметра назад. Мясник тут же шагнул следом, по-прежнему держа перо наизготовку.
   Сила солому ломит, дело известное… Крэндолл, вздохнув, бросил последний взгляд на Джонни. Экая корешу непруха вышла — перед коповскими пушками не согнулся, а концы отдал на мясницком столе от какой-то дрянной болячки!
   И тут он увидел, как неподвижные гляделки Джонни ожили, медленно закрылись и снова открылись. Джонни моргнул, болт ему в задницу. Раз, и другой, и третий… Нет, рано ты, мясник, хавало вонючее, хоронишь Джонни! Джонни еще тебя перепрыгает!..
   Но Очкарик уже оттеснил незваного гостя в коридор. Дверь закрылась. Щелкнул замок.
   Крэндолл развернул коляску и покатил в свою палату. Ему было не по себе: он знал, что никогда уже не забудет увиденное в стенах мясницкой — вопли кореша, отхваченная по локоть окровавленная грабля. И неожиданно ожившие мертвые гляделки…
 
   Штаб-квартира ФБР
   Вашингтон, округ Колумбия
   День второй
 
   Когда они вернулись в Штаб-квартиру, Малдер достал из сейфа «зиг зауэр 226».
   — Что ты собираешься делать? — Скалли посмотрела на него с удивлением.
   Малдер зарядил пистолет и начал пристраивать под левой мышкой кобуру.
   — Могу сказать тебе, что я не собираюсь делать! Сидеть и ждать, пока Барнет еще кого-нибудь убьет и пришлет мне очередную любовную записку!
   — Ты хочешь сказать, призрак Барнета?
   Малдер фыркнул:
   — Вот уж не думал, Скалли, что ты веришь в призраков…
   Зазвонил телефон. Скалли сняла трубку:
   — Алло. Да, минутку… — повернулась к Малдеру. — Это тебя…
   Тот застегнул последнюю застежку, поправил кобуру и подошел к телефону:
   — Малдер слушает…
   — Фокс Малдер?
   Голос звучал вкрадчиво и размеренно, и Малдер сразу узнал его.
   — Это ты, Барнет?
   Он включил магнитофон и показал Скалли рукой на дверь.
   Скалли все поняла, сказал громким шепотом:
   — Попробую засечь… — и стрелой вылетела за дверь.
   — Похоже, ты удивлен… — голос в трубке по-прежнему был вкрадчивым и размеренным.
   — А разве мне запрещено удивляться?
   На той стороне телефонной линии усмехнулись:
   — Удивляться не запрещено никому. А вот как насчет записи телефонных переговоров? Особенно если собеседник не давал на это разрешения… Ведь закон таков?
   Донесся новый смешок.
   — С того, что ты был бы не против разнюхать, откуда звонит Джон Барнет. И тебя обрадовало бы лишь одно известие — что он звонит с того света… Или я не прав?
   Надо было дать Скалли как можно больше времени. И Малдер сказал:
   — Касается ли тебя закон, еще неизвестно… В каком ты штате?
   — В том же, что и ты. — В трубке опять усмехнулись. — Мы стояли в одной очереди за кофе сегодня утром. А вчера в одном магазине. Ювелирном…
   Сердца Малдера коснулась холодная лапа. Как вчера, на стадионе…
   — По-моему, ты врешь!
   Теперь в трубке откровенно расхохотались.
   — Малыш, я всегда и везде рядом с тобой, — вкрадчивость сменилась жестокостью. — Запомни — всегда и везде. Ты — мой, малыш!
   Надо было тянуть время.
   — А почему это я должен верить, что ты действительно Барнет?
   — Ты ведь помнишь мои слова! — голос стал еще более жестким. — В зале суда… Неужели ты усомнился в моем обещании?
   Надо было тянуть время.
   — Не помню. А что ты обещал мне в зале суда?
   Короткая пауза, смешок.
   — По-моему, ты тянешь время, рассчитывая засечь мой номер… — новый смешок. — У тебя ничего не получится!
   — Я не верю тебе, — сказал Малдер. — Джон Барнет давным-давно мертв!
   — Мертв ты, Малдер!
   Еще чуть-чуть, и Скалли успеет. Но разговор близился к концу. Дьявол, почему мне раньше не пришло в голову, что он позвонит! Ведь это же Барнет!
   — Ну хорошо, — сказал Малдер. — И тем не менее мне нужны доказательства, что ты тот, за кого себя выдаешь.
   — Ах, доказательства тебе нужны?! — Барнет вновь расхохотался. И отчеканил, будто гвозди забил: — Да ради Бога!..
   «Дьявол, еще бы хоть десять секунд, — Подумал Малдер. — Хоть пять!..»
   В ухо полетели короткие гудки.
   — Барнет! — потерянно крикнул Малдер. — Ты меня слышишь?
   Десяти секунд не было. Не было и пяти. Были одни короткие гудки. Гудки в трубке. Гудки в комнате. Гудки — во всем мире…
   В дверь влетела запыхавшаяся Скалли. Глаза круглые, рыжие волосы растрепаны.
   — Малдер, мы не успели!..
   Малдер вздохнул и положил трубку:
   — Он знал, что мы попытаемся его засечь, и вовремя прервал разговор.
   Скалли опустилась на стул:
   — Это действительно был Барнет?
   Малдер выключил запись, отмотал пленку назад.
   — Джон Барнет родом из Нью-Хэмпшира. У него очень характерный выговор. — Малдер включил воспроизведение. — Вот, послушай!
   — Ну хорошо, — донеслось из магнитофона. — И тем не менее мне нужны доказательства, что ты тот, за кого себя выдаешь…
   Скалли узнала голос своего партнера. А потом послышался издевательский смех. И новый голос:
   — Ах, доказательства тебе нужны?! Да ради Бога!
   Малдер выключил магнитофон и вновь взялся за пистолет.
   — Интересно, — сказала Скалли. — Что он имел в виду?
   — Не знаю. — Малдер сунул пистолет в кобуру. — Но звонил мне Джон Барнет! Теперь я в этом уверен!
   Возражений у Скалли не нашлось.
 
   Квартира Реджи Фэрду
   Германтаун, штат Мэриленд
   День второй
   22:45
 
   — Я пришью тебя, малыш! — сказал Барнет Малдеру, и Реджи увидел, как сквозь приятную улыбку этакого рубахи-парня неумолимо проступает волчий оскал.
   А потом физиономия у Барнета начала покрываться серой шерстью, вытягиваться. Обнажились клыки. Реджи схватился за пистолет и обнаружил, что пистолет позабыт на работе. Волк распахнул пасть. А на столе у судьи зазвонил телефон.
   И Реджи проснулся.
   Настольная лампа неярко освещала прикроватную тумбочку. За окном было еще темно. На груди у Реджи угнездилась раскрытая книжка, на носу очки. А на душе — мимолетный страх и давно уже ставшая привычной пустота.
   Вновь грянул телефон.
   — Тьфу, гроб в стакане! Приснится же такое! — Реджи переложил книжку на подушку, повернулся на бок и снял трубку. — Слушаю!
   — Реджи! Это Малдер.
   Реджи снова выругался, на этот раз — мысленно.
   — Малдер, что тебе надо? Звонишь посреди ночи…
   — Сейчас всего десять сорок пять, Реджи!
   — Да? — Реджи глянул на часы. — Ну все равно! Я уже спал…
   — Подожди, Реджи! Не похоже, чтобы Барнет был мертв!
   Реджи вздохнул:
   — Ну что ты ко мне пристал?!
   Голос Малдера сверлил ухо:
   — Он мне позвонил сегодня. А до этого мы побывали в тюрьме «Ташму». И заключенный по имени Крэндолл… Это тот самый, кого Барнет назвал своим наследником… Так вот, этот Крэндолл клянется, что видел Барнета живым в ту ночь, когда он якобы умер.
   Реджи переложил книжку на тумбочку и сел:
   — Знаешь, Малдер… Шел бы ты домой, гроб в стакане, отдохнул немного. И другим бы дал отдохнуть. Ей-богу, я жалею, что позвонил тебе вчера из ювелирного магазина…
   — Реджи, да послушай ты!.. Есть, правда, одна странность в показаниях Крэндолла.
   — Да? — Реджи снова вздохнул. — Ну и какая же?
   — Записка, оставленная в ювелирном магазине, была написана правшой…
   — Ну и что?
   — Крэндолл заявил, будто видел, как Барнету ампутировали правую руку…
   Реджи начал подбирать слова, чтобы суметь Малдера и отшить и не обидеть, но тут ему показалось, что в спальне он не один. Справа мелькнула какая-то тень, послышался шорох. Реджи, похолодев, вскочил и начал поворачивать голову.
   Это движение и стало причиной его гибели — с чужой помощью голова повернулась дальше, чем следовало. Последнее, что увидел Реджи в своей жизни, была рука, мелькнувшая перед его лицом. Кажется, она была желтого цвета, в черных пятнышках. И кажется, на ней было всего четыре паль…
   Хрустнули позвонки. Больше он ничего не видел и не слышал.
   Тело сползло с кровати на пол. Вновь раздался хруст — это подвернулись под чужой каблук осиротевшие очки. На недвижную грудь Реджи Ферду лег лист бумаги в половину формата А1. чмокнула защелка замка в прихожей. И наступила почти мертвая тишина. Лишь за окном чуть слышно посвистывал ветер, да из валяющейся на кровати телефонной трубки раздавалось гнусавое кваканье:
   — Эй, Реджи, ты слышишь меня? Что случилось?… Что происходит? Ответь, Реджи! Ты слышишь меня? Что там у тебя происходит?… Ответь, Реджи! Реджи!!!
   Трубка квакала еще секунд десять — до тех пор, пока до Малдера наконец не дошло, что Реджи ему не ответит.
 
   Скалли приехала к дому агента Реджи Фэрду около полуночи. По той суете, которая царила вокруг и внутри дома, ей стразу стало ясно, что произошло непоправимое. Окружающие были очень злы и очень неприветливы — как всегда, когда убивают своего. Наверное, каждый представлял себя на месте убитого.
   Малдера она отыскала в спальне — там, где произошло убийство. Он не был зол и неприветлив. Он вообще не был тут — потому что стоял столбом, молчал и смотрел в зеркало, висевшее над лишенным косметики косметическим столиком. Вряд ли он кого-либо там видел…
   Работавшие на месте преступления эксперты его не трогали.
   — Я надеюсь, ребята, вы были очень внимательны, — сказала Скалли, чтобы хоть что-то сказать. — Любая нитка может оказаться важной уликой. — Она чувствовала себя ужасно глупо, но Малдера надо было вывести из ступора. — Если ничего не нашли, пройдите еще раз… Послушай, Малдер!