Малдер не шевельнулся. Он по-прежнему смотрел в зеркало. Но голос его ожил:
   — У него жена умерла от рака шесть лет назад. Он не любил вспоминать об этом. В последнее время он над чем-то работал. Все обещал рассказать мне, но так и не рассказал. А теперь уже и не расскажет. По-моему, Реджи был единственным в Конторе, с кем я мог поделиться. Если что-то не ладилось…
   Он несомненно преувеличивал, но Скалли не стала его поправлять.
   — Малдер! — Она вздохнула. — Мне очень жаль!..
   — Я вот что подумал… — напарник по-прежнему не слышал ее. — Все бы сложилось совсем иначе, если бы я тогда пристрелил Барнета…
   — Малдер! А почему ты решил, что здесь побывал Барнет? Мы ведь до сих пор ни в чем не уверены…
   Малдер повернулся и молча показал на косметический столик.
   Скалли подошла.
   На столике лежала записка. «ПОХОРОНЫ ОПЛАЧЕНЫ. СНАЧАЛА — ДЛЯ ДРУЗЕЙ ЛИСА, ПОТОМ И ДЛЯ НЕГО САМОГО».
   И Скалли поняла, что, сказав слово «мы», она имела в виду лишь себя. Да и в этой части — соврала.
 
   Штаб-квартира ФБР
   Вашингтон, округ Колумбия
   День второй
   Утро
 
   — Чернила свежие, немного смазаны, — сказала Хендерсон, глядя в микроскоп. — Не буду хвастать, Малдер, но я редко ошибаюсь… Записка наверняка написана правой рукой. Я в этом практически уверена. Видишь — характерное изменение нажима у нисходящих штрихов…
   Сегодня соответствовать не требовалось, потому что Хендерсон не прикалывалась. Впрочем, сегодня мог прикалываться только тот, у кого крыша поехала. Или совесть в круиз ушла…
   Малдер пристроился ко второй паре окуляров. В поле зрения красовалась хорошо знакомое слово «Fox».
   — А что ты еще заметила?.. Кстати, слушай… Не могло ли быть так, что у того, кто это написал, вместо руки — протез?
   Хендерсон покрутила ручку предметного стола.
   Текст поехал в сторону, и в поле зрения появилось слово «friends».
   «Друзья, — подумал Малдер. — Сначала друзья Лиса. Похороны оплачены в первую очередь для друзей. Как Реджи мог впустить к себе убийцу? Или он и не впускал никого… И как можно свернуть шею агенту ФБР, не имея правой руки? Что это должен быть за протез? Разве лишь рука киборга, какими переполнены многочисленные голливудские поделки…»
   — Думаю, это написано мужчиной, — сказала Хендерсон. — Почерк достаточно легкий, беглый… Судя по изменению нажима на переломе штрихов, у этого мужчины очень ловкие пальцы… От протеза такой ловкости и за миллион лет не добьешься.
   Малдер оторвался от микроскопа:
   — Понятно. Как полагаешь, первые две записки написал этот же человек?
   — Несомненно, — Хендерсон подняла на него глаза, полные печали. — Ты думаешь, это он убил агента Фэрду?
   — Думаю, он. Хотя и не представляю — каким образом! Свернуть Реджи шею в его собственной спальне — это… — Малдер замолк.
   Хендерсон покивала. Глаза ее затуманились.
   — Знаешь, что мне пришло в голову?.. — она вновь уткнулась в микроскоп. — Обрати внимание: ни на одной записке нет отпечатков пальцев. А если бы у этого типа была надета перчатка, характер штрихов был бы немного другим… Поразмысли-ка над этим противоречием…
 
   Едва он переступил порог родного кабинета, Скалли тряхнула волосами:
   — Малдер! Я тебя обыскалась! Послушай-ка, что я обнаружила, — она кивнула на лежащую перед нею бумагу. — По данным Американской медицинской ассоциации, доктор Ригли, подписавший свидетельство о смерти Барнета в тюрьме «Ташму», с семьдесят девятого года врачом не считается.
   Малдер сел напротив:
   — Что ты имеешь в виду?
   — Он был исключен из членов Ассоциации без права на восстановление, — с торжеством заявила Скалли, — после того как власти штата Мэриленд лишили его гранта за вопиющие нарушения врачебной этики.
   — Где ты это раскопала?
   — В ежемесячнике Национального института здоровья.
   Малдер задумался.
   Скалли ждала, зная заранее, какой следующий вопрос задаст напарник.
   — Что за исследования вел этот Ригли? — спросил он наконец.
   Вопрос был тот самый, ожидаемый. Поэтому Скалли ответила мгновенно:
   — Этот Ригли проводил эксперименты над детьми, страдающими болезнью под названием «прогерия».
   — И где это было?
   — В самом Национальном институте здоровья. В Бетезде. От Вашингтона — два шага!
   — Позвони-ка в этот институт, — сказал Малдер, — сообщи о нашем приезде. — Он вдруг улыбнулся. — По-моему, я уже месяц не интересовался собственным здоровьем. Да и тебе бы не мешало провериться…
 
   Национальный институт здоровья
   День третий
 
   В национальном институте здоровья Малдера и Скалли провели в кабинет некоего доктора Энгера.
   Это был совершенно лысый мужчина лет пятидесяти пяти, с большими вислыми усами и в очках со старомодной роговой оправой.
   К приезду гостей из ФБР он подготовился основательно — на столе стоял не менее старомодный, чем очки доктора, кинопроектор, а на стене висел древний белый экран.
   После взаимных приветствий и обмена любезностями Скалли устроилась за столом и достала блокнот. Доктор зашторил окно, погасил свет, зажег для Скалли маленькую настольную лампу и включил аппарат. Раздавшийся стрекот напомнил Малдеру детство — у них дома были кинокамера и проектор.
   На экране появилась совершенно плоская, коротко остриженная морщинистая женщина в белом балахоне, совсем маленького роста — не выше ста сорока сантиметров — и абсолютно седая. Этакая дожившая до преклонного возраста карлица из цирка…
   — Эта пациентка — восьмилетняя девочка, — сказал доктор Энгер. — У нее последняя стадия прогерии.
   Малдер с удивлением глянул на него:
   — Судя по внешнему виду, она родилась, как минимум, в начале века…
   Скалли поправила настольную лампу и сделала в своем блокноте какую-то пометку.
   — По всему миру зарегистрировано не более ста случаев этого заболевания, — продолжал доктор Энгер. — Оно встречается крайне редко…
   — Болезнь неизлечима? — быстро спросила Скалли.
   — Да, неизлечима, — доктор развел руками. — Некоторым больным, правда, удается дожить до раннего отрочества, но большинство погибает в возрасте семи-восьми лет.
   Малдер покачал головой и вновь посмотрел на девочку-старушку:
   — От чего же они умирают?
   — Клиническая картина — смерть от сердечно-сосудистых заболеваний. Но на самом деле это бедное дитя умирает от самой обыкновенной старости…
   Маленькая старушка на экране подбежала к мужчине в очках и белом халате, вытащила у него из кармана большую конфету в яркой обертке, развернула и целиком засунула в рот. Морщинистое лицо засияло бесконечным и неподдельным счастьем.
   Мужчина погладил старушку по седой головке и посмотрел прямо в камеру.
   — Это и есть Ригли? — спросил Малдер.
   — Да, в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году. — Доктор Энгер снял очки и отвернулся от экрана. — Джозеф Ригли полагал, что найдет возможность замедлить процесс старения у таких больных. Поначалу его лабораторные исследования обещали немало, но потом он совсем отбился от рук… — голос Энгера стал жестким. — Он хотел начать эксперименты над людьми.
   — А почему ему не позволили? — Малдер отвернулся от экрана.
   Скалли продолжала писать в своем блокноте.
   Энгер вдруг заволновался, пробежался по кабинету, пересек луч проектора — по экрану прошла тень.
   — Потому что ему нельзя было позволять. Все было слишком гипотетично, слишком… опасно то есть… — Энгер замахал рукой. — Поймите вы! Я знал Джо Ригли. Он плевал на этих детей, он относился к ним не лучше, чем к лабораторным крысам. Прогрессия — ужасная болезнь, а он рассматривал ее как прекрасную возможность… он именно так и говорил: «Прекрасная возможность!»… разгадать секреты старости. И когда ему не разрешили продолжать эксперименты, он пришел в неописуемую ярость. Он словно тронулся от злобы! Знаете, как его звали за глаза?
   — Как?
   — Доктор Менгеле!
   — Каким же все-таки образом Ригли потерял диплом врача? — спросила Скалли.
   — А он стал проводить эксперименты над людьми без разрешения. С согласия пациента… — Энгер сжал кулаки. — Когда все это выплыло на свет божий, грант у Ригли отобрали и подали на него в суд от имени городской ассоциации врачей.
   Скалли захлопнула блокнот:
   — Боюсь, ваш бывший коллега исчез с лица земли!
   Доктор Энгер посмотрел на свои сжатые кулаки и помотал головой.
   — Возможно, вы правы. — Он сел за стол. — Хотя долгое время ходили упорные слухи… Будто бы он отправился в Южную Америку. С целью продолжать свои эксперименты.
   Малдер подошел к экрану вплотную.
   Изображение двигалось теперь прямо по нему — доктор Джозеф Ригли, взяв маленькую старушку за сморщенную ручонку, вел ее к открытой двери. Сделав несколько шагов, он вновь оглянулся на камеру и улыбнулся.
 
   Всю дорогу до Штаб-квартиры ФБР напарник был молчалив и задумчив. Он вовремя тормозил на перекрестках и вовремя добавлял газу, но было хорошо видно, что мысли его пребывают вдали от дорожной обстановки.
   Наконец Скалли не выдержала:
   — Брось, Малдер! Молодость не возвращается!
   Он посмотрел на нее как на помешанную:
   — Очевидно, Ригли отыскал способ возвратить ее…
   — Чушь! — Скалли пожала плечами. — Полная чушь!
   — А вдруг все-таки отыскал! — Малдер вновь бросил на нее быстрый взгляд. — И ему нужны были подопытные. Одним из них стал Джон Барнет.
   — Малдер! Это же из области научной фантастики!
   Напарник усмехнулся:
   — То же самое ты бы сказал двадцать лет назад о методах генной инженерии и о клонировании. Или, к примеру, о компьютерных играх и искусственном разуме. А вдруг с помощью Ригли наш друг Барнет отыскал для себя идеальный метод маскировки — молодость!
   В чем-то он был прав. А если и не был, то для того, чтобы опровергнуть его, требовалось разобраться с этим доктором Ригли подробнее.
   Малдер снов замолк. Но когда машина подъехала к зданию Штаб-квартиры, сказал:
   — Я не могу потребовать для тебя охрану на основании того, что ты сейчас имеем. Поэтому у меня к тебе большая просьба, — голос его сделался требовательным, — не открывай дверь незнакомым людям и не выпускай из рук оружие.
   И вот тут Скалли впервые за эти дни стало по-настоящему страшно.
 
   Штаб-квартира ФБР
   Вашингтон, округ Колумбия
   День второй
 
   — А можно запустить программу в обратную сторону?
   Малдер вновь сидел перед экраном компьютера. С дисплея на него смотрело знакомое лицо Барнета, то самое — без усов, бороды и лысины.
   — Можно, — сказала оператор.
   — Тогда давайте вернем его к более юному возрасту. Скажем, лет на десять назад…
   Девушка посмотрела на него с удивлением, но пальцы ее послушно запрыгали по клавишам.
   Физиономия на дисплее сделалась более худощавой, морщины уменьшились, волосы стали гуще.
   — Теперь еще на пять…
   Морщины совсем пропали.
   Малдер, склонив голову, внимательно наблюдал за трансформацией.
   — Неужели у вас нет его фотографий в ранних возрастах? — изумилась оператор.
   — Нет, — сказал Малдер. — Этот тип очень не любил фотографироваться. Фотографироваться ему было — все равно что отрезать руку, — он прищурил левый глаз. — А добавьте-ка ему опять фунтов двадцать. Только теперь это должны быть двадцать фунтов здоровья и молодости.
   Лица на дисплее неотвратимо менялось. Но сейчас оно становилось для Малдера более незнакомым, чем то, на лежащих перед ним многочисленных распечатках. Что в них необычного? Ничего!.. Барнет лысый, Барнет бородатый, Барнет в парике — юная прическа, но предательские морщины и мешки под глазами… Найти такого Барнета для ФБР проблемы не представляло.
   Нового Барнета, двадцатипятилетнего, Контора тоже нашла бы без особых проблем. Нужно лишь немного времени и соответствующая армия агентов… Вот только никто не даст гарантии, что Барнет похож на свою компьютерную версию.
 
   Квартира Даны Скалли
   Аннаполис, штат Мэриленд
   День третий
   Поздний вечер
 
   Работа над информацией, полученной в Национальном институте здоровья, заняла немало времени, и Скалли порадовалась, что укатила работать домой. В Штаб-квартире она бы точно ничего не успела.
   Закончив читать последний файл, она оторвалась от дисплея и потянулась так, что хрустнули косточки в плечевых суставах.
   Оказывается, уже настала ночь. В доме было темно, но Скалли не стала включать свет. Лишь поставила на стол подсвечник и зажгла свечи. При живом свете думается гораздо лучше. Чем при всяких там люстрах, настольных лампах и прочих бра…
   Интересно, чем сейчас занимается Малдер?.. Хотя чем бы он ни занимался, он ждет ее резюме. А резюме для Малдера окажется не слишком утешительным. Впрочем, здесь от нее ничего не зависит — она не рождает новой информации, она лишь систематизирует уже имеющуюся…
   Скалли еще раз потянулась, села за стол.
   Защелкали клавиши, буквы стали складываться в слова, слова — в строчки.
   «Выводы, сделанные Ригли, когда он еще работал официально, говорят, что старение живых организмов — на самом деле всего лишь генетическая болезнь. Ее можно вылечить и даже обратить вспять с помощью изменения химической структуры некоторых генов. Однако в источниках нет никаких данных о том, что работа Ригли принесла практические результаты и что его теории имеют под собой хоть какую-то почву».
   Скалли остановилась, перечитала текст. Нормально, даже редактировать не придется.
   И тут ей показалось, что она в доме не одна. Где-то родился некий звук. То ли щелчок, то ли шорох… Родился и сразу же умер. И непонятно, был он вообще или…
   Она прислушалась.
   Тихо шелестел вентилятор в компьютере, потрескивали свечи да время от времени подавал свой негромкий голос винчестер, когда текстовый процессор совершал автосохранение. Никого в доме не было. Кроме нее, Скалли, да ее мыслей…
   Пальцы вновь опустились на клавиатуру:
   «В ежемесячниках НИЗ утверждается, что выводы доктора Ригли о подобной генетической перестройке в лучшем случае могут рассматриваться как научная гипотеза и до получения первых практических результатов еще очень и очень далеко».
   Где-то родился новый звук. А потом еще один.
   Скалли прислушалась, растерянно оглянулась.
   Пистолет лежал ярдах в восьми, на диване.
   Скалли мысленно чертыхнулась. Ведь предупреждал же ее Малдер! Видит бог, предупреждал!.. Пока эти ярды преодолеешь, не то что выстрелить, горло перерезать можно. И не одному человеку!
   Она тихохонько встала со стула, не отводя глаз от двери, сделала шажок в сторону дивана.
   Никто в нее не выстрелил. Горло тоже было цело. Да еще как цело — чтобы сдержать рвущееся наружу дыхание, потребовалось сглотнуть, и это получилось запросто.
   Еще один шажок, второй, третий… Бочком, Старбак, бочком…
   Скалли медленно, словно боясь спугнуть пистолет, наклонилась. Пальцы левой руки коснулись кобуры.
   Так… Сдержать дыхание… Поднять кобуру, прижать к груди… Правой вытащить «вальтер»… Положить кобуру назад… Дослать патрон в патронник… Снять с предохранителя…
   Знакомые тактильные ощущения и звуки сразу сделали ее выше обычных пяти футов трех дюймов. Выше и сильнее. Теперь мы еще посмотрим — кто кого!..
   Скалли выставила перед собой оружие — палец на спусковой крючок! — и сделала шаг к дверям в коридор. Подкралась, выглянула.
   Вроде бы коридор пуст. Постояла, слушая звенящую тишину. Ближе всего — двери в спальню. Что ж, Старбак, туда мы и направимся.
   Шаг, другой, третий…
   Свет уличного фонаря в окне спальни рассеивал мрак. В зеркале над косметическим столиком был виден недоступный прямому взгляду угол. Ни души. Но ощущение «чужой в доме» усилилось. Остается угол слева от двери, там, где шкаф с постельным бельем…
   Быстрый шаг в дверь, не шаг даже, нырок, пригнувшись, с одновременным разворотом влево. И облегченный вздох — никого!..
   Так, теперь кухня.
   Честно говоря, если и прятаться, то на кухне. Там ведь — запасной выход. И — нет уличного фонаря в окне… Моя бы воля, я бы на эту кухню сто лет не заходила!.. Моя бы воля, я и дверь бы туда замуровала!..
   Мягкий кошачий шажок. Теперь другой.
   Ой, как темно!.. А выключатель внутри, слева от двери. Включать левой рукой неудобно. Завтра же найму электрика. Пусть перенесет выключатель в коридор… Да, это тебе не физика. И не медицинские статьи! На кухне явно кто-то есть, затаился под столом, ждет своего часа…
   Скалли присела на полусогнутых, готовясь к новому нырку.
   И тут постучали в парадную дверь. Негромко так постучались, чуть ил не поскреблись.
   Скалли, ежесекундно оглядываясь, двинулась в прихожую. Все так же, по-кошачьи, пистолет перед лицом.
   Стук повторился, сделался настойчивее. Так стучат друзья и любовники.
   Скалли подкралась к двери:
   — Кто там?
   — Доктор Джозеф Ригли.
   Скалли сняла дверную цепочку, повернула ручку замка, распахнула дверь и сунула ствол под нос стоящему перед дверью человеку.
   Тот ошарашенно застыл. А потом медленно-медленно поднял руки.
   Все тем же кошачьим шагом Скалли обошла его по кругу. Ткнула стволом в спину:
   — Вперед! И не делайте резких движений!
   Поглощенные необычной процедурой знакомства, ни Скалли, ни ее ночной гость не услышали, как на кухне, во мраке, тихонько щелкнул замок запасного выхода.
 
   Квартира Даны Скалли
   Аннаполис, штат Мэриленд
   День третий
   Сорок минут спустя
 
   — Если вы действительно Джозеф Ригли, — сказал Малдер, — где вы пропадали последние пять лет?
   Он сидел в кресле напротив Ригли — нога на ногу — и пытался при вести в порядок дыхание. Скалли с неизменным блокнотом занимала кресло возле стола, на котором в подсвечнике стояли три свечи. Сейчас они были погашены, в комнате горела люстра, и в ее свете Скалли показалось, что доктор Ригли выглядит несколько моложе себя самого, снятого на ту самую пленку из Национального института здоровья. Вот только глаза под круглыми — а-ля Джон Леннон — очками казались какими-то… припорошенными пылью, что ли?
   — Сначала я проводил свои исследования в Мексике, а последние три года — в Центральной Америке. В Белизе, если быть точным.
   — А Барнет?
   Лицо Ригли тронула тухлая улыбка.
   — Джон Барнет — единственный мой пациент, выживший в ходе экспериментов… Где он, я не знаю.
   — Ну хорошо, — сказал Малдер. — Так чем же мы обязаны вашему визиту?
   — Видите ли, мой цветущий вид весьма обманчив, — улыбка погасла. — На самом деле я умираю. Мне осталось не больше месяца. У меня редкое заболевание сердечно-сосудистой системы.
   — Какое заболевание? — быстро спросила Скалли. — То, от которого гибнут дети при прогерии?
   Тусклые глаза глянули на нее.
   — Да, очень похожее. Побочный эффект моих экспериментов… Исследовав генетические изменения при развитии прогерии, я смог повернуть вспять процесс старения. В то время как болезнь его ускоряла… Но я и мои пациенты стали генетически предрасположены к самой прогерии. Прямо как те семи-восьмилетние дети.
   «У него глаза мертвеца», — поняла вдруг Скалли.
   — А как же Барнет? — спросил Малдер.
   — Джон Барнет… — Ригли вновь улыбнулся и сложил руки на груди. — Если бы не моя крайняя неприязнь к нему, я бы назвал работу с ним своей главной и единственной победой. Увы, победа эта оказалась пирровой!.. — Ригли обиженно фыркнул. — Я фальсифицировал его смерть, я увез его с собой, чтобы продолжать эксперименты. Я вернул ему молодость, а он ограбил меня.
   — А почему вы удивляетесь? — сказал Малдер. — Он грабил всегда и всех… Значит, он, в отличие от вас, не умирает?
   — Нет. Только глаза. Они по неизвестной причине не отреагировали на генную терапию. А в остальном с ним полный порядок. Он переживет всех нас. Если не нарвется на пулю…
   Скалли закрыла блокнот:
   — Как же вам такое удалось?
   Голос Ригли наполнился самодовольством, которое, впрочем, тут же угасло:
   — В случае с Барнетом я изменил условия эксперимента. Видите ли, исследуя клетки больных прогерией, я наткнулся на нечто необычное. В этих клетках имеются гены, ответственные за продуцирование миелина…
   — Который, в свою очередь, нарушает процесс точного воспроизводства отмирающих клеток? — сказала Скалли.
   Лицо Ригли сделалось удивленным.
   — Вы неплохо разбираетесь в теории… Да, вы правы. В организме ребенка миелин практически отсутствует. Исследуя процесс старения, я вдруг обнаружил, что могу управлять выделением миелина и поворачивать процесс вспять… Ведь именно миелин препятствует возможности. Скажем, отрастить себе новую руку, если вашу отрезали.
   — Вы сумели отрастить Барнету новую руку? — быстро спросил Малдер.
   — Не совсем… — голос Ригли чуть дрогнул. — Рука эта не была человеческой… Я не смог добиться того, чтобы клетки человека делились так, как требовалось.
   У Скалли заколотилось сердце. Будто она опять ходила по темной квартире с «вальтером» в руках…
   — Я боюсь об этом спрашивать, но… Чья же в таком случае рука выросла у Джона Барнета?
   — В Лондоне в свое время провели успешный эксперимент. Из ампутированной лапы саламандры извлекли то, что мы называем клеточным морфогеном, и пересадили его на спину. В результате удалось вырастить еще одну конечность. Правда, получалась это только на саламандрах.
   — До Джона Барнета?.. — Малдер сидел, потирая челюсть, и Скалли поняла, что ему тоже не по себе.
   — Да, — сказал Ригли.
   — Невероятно! — Скалли со вздохом откинулась на спинку кресла.
   — Мои работы дорого мне стоили. — Ригли выпрямился, закинул ногу на ногу. — Я — изгой среди врачей. Меня называли доктором Менгеле, Франкенштейном… Правда, мне на эти разговоры было плевать!…
   — Конечно! Ведь вы знали, что, окажись ваша теория правильной… — Скалли не договорила.
   — Тот, кто владеет секретом молодости — владеет всем миром! — Ригли вновь улыбался. — Едва Ассоциация запретила мои эксперименты, у меня тут же нашлись спонсоры и новое место работы. Одним из главных спонсоров было правительство США.
   — Неужели дядя Сэм финансировал ваши исследования?! — воскликнул Малдер.
   Ригли пожал плечами:
   — Вы удивитесь еще больше, дружище, когда узнаете, насколько высоко по административной лестнице вскарабкался этот маленький секретик!
   — Что ж, в таком случае я не спрашиваю, как вы нашли ее… — Малдер кивнул на Скалли.
   — Да, это было не очень трудно. У меня в Вашингтоне есть друзья, способные и на более серьезную помощь. И они весьма заинтересованы в успешных поисках Барнета. Заинтересован в них и я… Вот вам и ответ на вопрос, почему я здесь оказался.
 
   Когда Ригли ушел, Малдер подпер щеку кулаком и погрузился в долгие размышления.
   Скалли отправилась на нестрашную теперь кухню, сварила две чашки кофе. Одну поставила перед Малдером:
   — Пей!
   Тот оторвался от размышлений, взял в руки чашку, благодарно кивнул.
   — Ладно, — сказал он. — Расклад ясен. Наши друзья тоже ищут Барнета. И похоже, они решили использовать меня в качестве приманки. — Он отхлебнул из чашки. — Ну что ж, будем иметь это в виду.
   Малдер казался спокойным, но Скалли увидела, как затвердели его скулы.
 
   Бар «У Молли»
   Вашингтон, Второй округ
   День четвертый
   Утро
 
   Малдер сидел в баре. Перед ним стояли две нетронутые кружки с пивом.
   Бездонная Глотка опаздывал уже на пять минут, но Малдер знал, что будет ждать его хоть до скончания века.
   Это был контакт, о котором в Конторе не знал никто. Контакт существовал уже два года и периодически приносил Малдеру кое-какую полезную для дела информацию. За это, правда, приходилось рассчитываться подобной же информацией, но бесплатным сыр бывает, как известно, только в мышеловке…
   Открылась стеклянная дверь, в баре появился пожилой мужчина, в плаще, но без шляпы. Он огляделся по сторонам, заметил Малдера. Подошел, молча кивнул, сел.
   Малдер подвинул к нему кружку с пивом.
   — Я догадываюсь, почему вы захотели со мной встретиться. — Бездонная Глотка поднял кружку и сделал изрядный глоток. — Послушайте, что я скажу вам. Я не испытываю гордости за принятое наверху решение, но… — он пожал плечами. — В общем, нравится вам или нет, а Джон Барнет жив!
   — Жаль, агент Фэрду не может порадоваться факту вместе с нами, — с горечью сказал Малдер.
   Его собеседник снова пожал плечами, сделал еще один изрядный глоток:
   — Правительству известно, что Барнет в стране. Вы ведь знаете, что Барнет украл у доктора Ригли все материалы?..
   — Да, Ригли сказал мне это.
   Бездонная Глотка покивал:
   — А вот чего Ригли не мог вам сказать, так это того, что правительство ведет переговоры с целью выкупить у Барнета украденные документы.
   — В самом деле?! — Малдер с трудом сдержался. Чтобы не хряснуть кулаком по столу. — И что он за них просит?
   — Много-много денег, личную неприкосновенность, безопасный выезд из страны…
   Малдер взял в руки кружку, но пить не стал:
   — И он получит то, что запросил?
   Информатор в очередной раз пожал плечами:
   — Так ведь все козыри на руках у него!