Картер Крис. Путь благословенных. Файл №301

   — Сейчас перемотается… Вот. Стоп… Итак:
   — Что вас гнетет, мисс?
   — То, чего я не помню.
   — Чего вы не помните, мисс?
   — Если бы я помнила!
   — Вспоминайте, вспоминайте. Вспомнили?
   — Нет.
   — А так?
   — Нет.
   — А если так?.. Ваши ощущения?
   — Будто меня похитили, внезапно накинув на голову мешок с дурманом…
   — Нет, не здесь и сейчас. А там и тогда. Когда вы не помните.
   — Помню! Я помню!!!
   — Спокойней, мисс, спокойней. Что именно вы помните?
   — Меня похитили.
   — Там и тогда?
   — Там и тогда.
   — Где и когда?
   — Не помню.
   — Ощущения, мисс, ощущения?!
   — Время. Оно было, и его не стало. Вырезали кусок, удалили.
   — Кусок чего?
   — Времени! Исчезло необратимо. Ни ощущений, ни воспоминаний, ничего…
   — Помните, что вы чувствовали перед тем, как это произошло?
   — Свет. Грохот. Звон в ушах. Страшно.
   — Чего именно вы боялись? Смерти?
   — Смерти.
   — Каждый нормальный человек боится смерти. Чего еще вы боялись в тот момент?
   — Не столько смерти, сколько тех, кто меня похитил.
   — Сколько их было человек?
   — Несколько. Но… не человек. Не совсем человек! Совсем не человек!!!
   — Спокойней, мисс, спокойней. Вас похитили не люди?
   — Не люди!
   — Они были на машине?
   — Нет. Я поднялась… Меня подняли в воздух.
   — Они были на вертолете? На самолете? На аэростате?
   — Нет… Да!.. На аэростате. Нет!.. Похоже, но не то!
   — На что еще похоже? Аналог? Видели когда-нибудь что-то подобное?
   — Да.
   — Где?
   — На службе. В кабинете.
   — В своем кабинете Федерального Бюро Расследований?
   — В кабинете. Не в своем.
   — Оно… м-м… это средство перемещения… оно такое миниатюрное? Или у вас на службе такие просторные кабинеты?
   — Оно было не в натуре. Оно было на фотографии, на плакате-постере. Доктор! Хочу поверить!!!
   — Спокойней, мисс, спокойней. Я тоже хочу вам поверить.
   — Нет же, доктор! ХОЧУ ПОВЕРИТЬ! Там было написано: «ХОЧУ ПОВЕРИТЬ!» Сфероид… Тарелка… Тарелка!
   — С чем?
   — Летающая! Зависшая в воздухе!
 
   — НЛО?
   — НЛО!!!
   — Почему же тарелка?
   — А что?!
   — Это я вас спрашиваю: что?! НЛО? Неопознанный?
   — Неопознанный.
   — Летающий?
   — Летающий. — Объект?
   — Объект.
   — Тогда почему именно тарелка? Ведь неопознанный? Мало ли объектов летает. Почему именно тарелка?
   — Я так вижу.
   — А те, кто вас похитил, — не люди.
   — Не люди.
   — Рога? Копыта? Хвост? Чешуя? Особые приметы?
   — Не знаю. Не могу сказать. Но — не люди.
   — Почему?
   — Я так вижу.
   — Они вас… они вам… что они с вами делали?
   — Не знаю. Не могу сказать. Процедуры. Операция. Как провалилась. Не знаю.
   — Испытывали боль при этом?
   — Не помню.
   — Вспомните!
   — Не помню.
   — А сейчас?
   — Нет.
   — А так?
   — Нет.
   — А если так?
   — Тяжелый случай… Попробуем иначе… Вы боялись смерти, но остались живы. Кто-то позаботился о том, чтобы вы остались живы?
   — Кто-то, да. Не я сама. Я была абсолютно обессилена. Не могла сопротивляться.
   — Кто-то это кто?
   — Не вижу.
   — У себя на службе в ФБР вы работаете с людьми, которым доверяете свою жизнь. Может, это был один из таких людей?
   — Кому-то я ведь должна была довериться. Может быть.
   — Хорошо… Вы доверились ему. А он?
   — Все перепуталось, все перепуталось, все перепуталось. Вперемешку. Сирена. Полицейская сирена. Опять свет. Опять грохот. Опять звон в ушах… Они улетели. Он подоспел. Со мной все в порядке. Он спрашивает, все ли в порядке со мной. Со мной все порядке!
   — Спокойней, мисс, спокойней.
   — Я спокойна! Со мной все в порядке! Со мной все в порядке!! Со мной все в порядке!!!
   — Стоп!!!
   — Вот-с, мисс…
   — Это вся запись?
   — Это вся запись.
   — И это говорила я?
   — Вы и я. Больше никого здесь не было.
   — И… что теперь, доктор?
   — Это я вас хочу спросить, что теперь. Теперь-то вы вспомнили? Прослушав запись?
   — Нет. Как бы посторонний человек на пленке. Не я. Со мной такого не было.
   — Какого?
   — Такого, о чем я говорю на пленке.
   — Тогда зачем вы говорите об этом на пленке?
   — Не знаю.
   — Не знаете или не помните? Будучи под гипнозом, вы вспомнили, а сейчас опять напрочь забыли.
   — Не знаю, не помню.
   — Может, те самые… кто проводил над вами… процедуры, и постарался, чтобы вы забыли? Время. Оно было, и его не стало. Вырезали кусок, удалили.
   — Доктор!!! Не хотите же вы сказать, что меня похитили не люди, произвели надо мной операцию и вернули обратно?!
   — Я?! Хочу сказать?! Вы сами и только вы сами сказали!
   — Не было такого!
   — Не говорили? А как же запись?
   — В смысле, похищения не было!
   — Вам видней, мисс, вам видней.
   — Да, но… Вы же доктор! Вы доктор или вы не доктор?! Что вы-то скажете?
   — Что я могу сказать?.. Ваш панический страх перед какими бы то ни было лечебными процедурами.
   — Это какими-такими?!
   — Повторяю, какими бы то ни было. Так вот, атавистический страх, подсознательная память о той операции, которую вы не помните… Сколько мне вас пришлось уговаривать: прилягте, прилягте, прилягте! А я как-никак психотерапевт.
   — Кстати, доктор… Что вы со мной делали, пока я была под гипнозом?
   — То есть? Вы все слышали! На пленке.
   — Слышала, да. И что вы делали, когда спрашивали: «А сейчас? А так? А если так?»
   — Пассы, мисс. Одни только пассы. Ничего, кроме пассов. Я ведь вам обещал, что пальцем не коснусь!
   — И?..
   — Не коснулся.
   — Доктор?!
   — Да не касался я вас, не касался! Если хотите, у меня таких, как вы, на дню в дюжине тринадцать!
   — Я не хочу.
   — Вот и я не хочу. Знаете старую историю про гинеколога и цыганку?
   — Но вы не гинеколог.
   — Мне хуже. Я психотерапевт… Впрочем, беру свои слова назад. Таких, как вы, в моей практике еще не было.
   — И… и что мне делать, доктор?
   — Затрудняюсь… Медицина тут бессильна…
   — А какие-нибудь таблетки, микстуры, инъекции?..
   — Никто не поможет вам, кроме вас самой, мисс… Впрочем, мы можем попробовать еще раз, но по-другому. Органолептический метод. Старина Фрейд. Внутренний массаж. М?
   — А как это?
   — Увидите. Ощутите… Нет-нет, не вставайте. Лежите. Сейчас я только перемотаю пленку. Надо поставить что-то расслабляющее, но и мобилизующее. Как вы относитесь к Сэчмо?
   — Постольку поскольку.
   — А к Дюку?
   — Постольку поскольку.
   — А когда они вместе? Знаете их альбом «Свобода по-американски»?
   — Не знаю.
   — Узнаете. Я поставлю с середины. Седьмая композиция, «Черно-коричневаяфантазия». Кода — похоронный марш. Пик откровения. Маленькая смерть. Вы боитесь смерти. Вы ведь ее боитесь? У Сэчмо с Дюком в «Черно-коричневой фантазии» — маленькая смерть. Знаете, что по старине Фрейду называют маленькой смертью?
   — Не знаю.
   — Узнаете. Перевернитесь на живот. Мне сначала понадобится ваша спина… Спокойней, мисс, спокойней. Вот я пассами, пассами… Во-о-от. Не нервничайте… Вот я легонько касаюсь вас пальцами, всей ладонью. Во-о-от. Сверху вниз, от шеи до поясницы, от шеи до поясницы, от шеи до…
   — Доктор!!!
   — Спокойней, мисс, спокойней! Что вы подскочили? Не нервничайте. Вернитесь на место. Я еще не закончил, я только начал… Мисс, вы же просили моей помощи. Один я не справлюсь. Вам самой тоже надо постараться.
   — Простите, доктор… Я стараюсь… Но… Думаю, что у меня ничего не получится. Вряд ли мы по этому пути далеко уйдем. И в нужную для нас сторону. Большое вам спасибо, но еще раз прошу меня извинить… Спасибо…
   — Господи, не за что!.. Мисс! Мисс! А туфли?!
   — О, конечно… Извините меня, доктор, извините.
   — Да ради бога!
   …Ничего себе, сходила к доктору! Ничего себе, избавилась от фантомных страхов! Распахнула ворота своего дома, своей крепости! Благодарю, сестричка! «Твоя голова — не дом, не крепость. Впускай и выпускай». Впустила. Выпустила. Хорошо хоть, что только в голову…
   Надо зайти в туалет, прокладку сменить, срань господня!
   И — домой, в крепость!
   И спать, спать!
   И не думать, не думать!
   Не было ничего! Ничего не было!
   Однако мыслям не прикажешь. И: как это не было?!
   «ХОЧУ ПОВЕРИТЬ!»
   Вот-вот! То ли крик души, то ли заявленная позиция напарника, агента Молдера. Сколько раз она смотрела на него как на шизофреника! Сколько раз она вслух называла его: «Шизофреник!» Из-за этого самого «ХОЧУ ПОВЕРИТЬ!»
   А теперь что же? Ее, оказывается, похищали-оперировали… И… нелюди.
   О, нет! НЕ ХОЧУ ПОВЕРИТЬ! Хороша парочка — агент Молдер и агент Скалли! Два шизофреника в одном флаконе. И флакон в форме летающей тарелки! НЕ ХОЧУ ПОВЕРИТЬ!
   М-да? А придется. Ведь взялся откуда-то микрочип под кожей! Ветром надуло?! А если принять за гипотезу, что те процедуры, та операция… в общем, действия выключенных из памяти не людей… И — вот он, микрочип… Тогда все логично, все становится на свои места…
   Ничего себе, логика! Ничего себе места!
   О, нет! Домой, в крепость! И — спать! И не думать! Утро вечера мудреней…
   …Но пока еще вечер. И он мудреней утра.
   Потому что, подъезжая к дому и вовремя притормозив, вы, агент Скалли, можете пронаблюдать, к с вашего порога вперевалочку спускается не кто иной, но мистер Скиннер, Железный Винни собственной персоной. Усаживается в машину и отъезжает. И сквозь маску непроницаемости проступает явная досада.
   Есть кто-нибудь дома?
   Никого нет!
   Если никого нет, то кто говорит «Никого нет» ?
   Никто не говорит. Потому что и в самом деле никого нет.
   Не получилось у тебя сегодня, Железный Винни, сходить в гости. Перебьешься и без меда. Совершенно ни малейшего желания у агента Скалли сегодня принимать гостей. Сегодня — нет. Даже если это Железный Винни. Тем более, если это Железный Винни. С какими он вестями? «Вы восстановлены на работе, агент!» Это вряд ли! С какой стати?!
   А любая иная весть Скалли не устраивает. И вообще, скорее всего, по ситуации Железный Винни являлся не с вестями, но с вопросами. А такая ситуация Скалли еще менее устраивает. Отдыхайте, мистер Скиннер. От мисс Скалли. А она от вас отдохнет.
   …Хотя любопытство гложет. Гложет, гложет любопытство. И тайная надежда — вдруг все-таки мир сошел с ума, и ее восстановили?! Не может быть! Ну, а вдруг?
   Вот что она сделает! Она выдержит паузу и позвонит! Железному Винни на службу! А если он поехал домой? Маловероятно. Наша служба и опасна, и трудна, как они вечно перешучивались с Молдером. Сотрудник ФБР денно и нощно… А столь большая шишка, как помощник директора ФБР, — тем более. На службу он поехал, на службу! И она сейчас ему позвонит. Телефон наиболее подходящая штука, чтобы получить ответ, когда на другом конце провода снимут трубку, и самой не ответить, дав отбой.
   Сколько ему, Железному Винни, добираться отсюда до штаб-квартиры ФБР на машине? Полчаса? Час? Если в дорожную «пробку» не угодит, то полчаса. Если угодит, то все три часа.
   Длинные гудки.
   Нет, на три часа ожидания с телефонной трубкой в руках она сегодня не способна. Но и звонить спустя пять минут после отъезда Скин-нера от ее порога — по меньшей мере глупо!
   Ну глупо! Ну и что?! Зато хочется!
   Длинные гудки.
   Заняться бы чем-нибудь пока. Посуду перемыть, что ли? Это ж надо, сколько накопилось! Чашки… Охо-хо, а ведь от Молдера чашки… «Моккона»… Нет, последним приходил Фрохики, смешной недотепа… с которым было не смешно… «Нескафе»… Мы любим бывать у Скалли…
   Ну что? Сколько там натикало? Пора?
   Длинные гудки.
   Срань господня! Отзовешься ты, Винни?! Надо было все-таки перехватывать его у порога!
   Длинные гудки.
   Ну же, Скиннер! Ну же! Скинн… О!
   — Алло? Скиннер слушает.
   — Уолтер, это я, Скалли!
   — Кто говорит?
   — Скалли, Скалли! Вы сегодня были у моего дома?
   — Прошу прощения?
   — Вы приезжали ко мне. Уолтер! Я так поняла, что вы хотели со мной о чем-то поговорить?
   — Ничего не понимаю! Чушь какая-то!
   — Я видела, как вы спустились с крыльца моего дома! Час назад!
   — Какой номер вы набираете?
   — Уолтер-р-р! Я что, не помню номера своего начальства?! Пусть и бывшего! И не узнаю голос?! Это же вы, Уолтер! Уолтер? Мистер Скиннер? Винни?
   — Вы ошиблись. Всего вам доброго.
   Отбой. Короткие гудки.
   Всего вам доброго!
   И вам того же, срань господня! Ошиблась она! Ничего она не ошиблась! Пусть мир сошел с ума, но она-то — нет!.. Хотя, судя по результатам визита к доктору Померанцу, это самонадеянное утверждение с легкостью необыкновенной подвергается сомнению. И, гм-гм, с легкостью необыкновенной опровергается.
   Да нет же! Номер она набрала правильный. И это был Скиннер, но… какой-то неправильный. Как бы дал понять сквозь зубы, что отныне знать не знает никакую Скалли… Да? И зачем тогда приезжал час назад? Чтобы в глаза сказать, мол, отныне знать тебя не знаю? Стоило специально приезжать! Нет, не то, не так.
   А что? И как?
   Вариант — Скиннер был у себя в кабинете не один и при постороннем счел разумным не озвучивать Скалли. И кем мог быть этот посторонний? И кому он посторонний?
   Посторонний, рассевшийся в кабинете помощника директора ФБР.
   Посторонний, знающий Дэйну Скалли, не озвученную Железным Винни именно потому, что Скиннер в курсе — посторонний знает Дэйну Скалли.
   Посторонний, которому лучше не знать, что Железный Винни ищет контакт с уволенным агентом Скалли, а та — в свою очередь…
   Скалли почудилось, что из телефонной трубки завоняло горелым. Смрадный табачный дым. Смрадный сукин сын! Мистер Никотин! Спать, Скалли, спать! Утро вечера мудреней.
   Нигде и везде, никогда и всегда Без пространственных и временных координат.
   Сон
   Алберт? Алберт Хостин! Что вы здесь делаете, Алберт?
   — Я вам снюсь. Я так и решила!
   — Но это не сон. Что за бред?!
   — Это не бред. А что?
   — Вы все равно не поймете. Ну да! Я круглая дура!
   — Нет. Но не поймете. Или не поверите. После сегодняшнего сеанса у психотерапевта я готова поверить во что угодно.
   — Во что угодно не надо. Не буду.
   — Просто смотрите и слушайте. Будете? Буду.
   — Слушайте меня, а картины, возникающие при этом у вас в воображении, — просто иллюстрация к моим словам.
   Хорошо.
   — Я начинаю… Для индейцев, называющих самих себя дене, но отзывающихся и на навахо, земля и все сущее на ней очень сильно влияют на жизнь человека. История всего сущего передается изустно из поколения в поколение. Эта история помогает понять нам, дене или навахо, почему происходят слезы радости и слезы горя. И такие существа, как медведь, паук или даже койот — равны нам, а мы равны им. И святые-здешние равны нам, а мы — им. И Гила-монстр равен нам, а мы — ему.
   Гила-монстр?
   — Не перебивайте. Слушайте… Гила-монстр, бывший задолго до святых-здешних и сейчас существующий, и да пребудет он вовеки веков. Гила-монстр, воплощение исцеляющей силы знахаря. Древнее предание индейцев, называющих самих себя дене, но отзывающиеся и на навахо, гласит о Гиле-монстре: он создал человека, а потом, испытывая на прочность свое детище, разорвал его на куски. Гила-монстр опечалился, но недолго длилась его печаль. Пустое занятие — предаваться чувствам и ничего не предпринимать. Гила-монстр собрал человека по кускам, совместил в местах разрыва. Пролитую кровь человека собрали муравьи. Зрение и слух человека принесло Солнце. Разум человека принесло говорящее эхо. Потом гром и молния вернули человека к жизни. И он снова стал жить, плодиться и размножаться. А Гила-монстр возрадовался, но навсегда ушел в небо, чтобы снова не подвергнуться неодолимому искушению испытать на прочность свое детище… Но детище на то и детище, чтобы перенять от пращура своего некоторые черты. И вот люди с той поры веками и веками испытывают друг друга на прочность, разрывая на куски.
   О, да, Алберт! О, да!
   — Не перебивайте. Слушайте… Гила-монстр оставил человеку по наследству не только неодолимое искушение разрывать себе подобного на куски, но и умение собирать по кускам и вдыхать жизнь. Оно не каждому дано, это умение, но лишь тому, кто не просто слепо верит, но зряче знает — Гила-монстр был, есть и пребудет вовеки веков… Индейцы, называющие самих себя дене, но отзывающиеся и на навахо, изустно передавая предание из поколения в поколение, верят — Гила-монстр был, есть и пребудет вовеки. Но в подавляющем большинстве своем верят слепо. И лишь избранные — зряче знают. Я — знаю. Я могу собрать человека из кусков и вдохнуть в него жизнь. Я смог. Белый человек из ФБР жив.
   Молдер?! Жив?! Жив?!! Но, Алберт… Как же… От него не осталось… кусков… Только пепел. Он стучит в моем сердце, Алберт!
   — Не перебивайте. Слушайте… Он не пепел. И даже не куски. Он плоть и кровь…
   Но уставшая плоть и остывшая кровь… Три раза поднималось и опускалось Солнце. И все это время мною непрерывно совершался исцеляющий ритуал Путь Благословенных. Белого человека из ФБР непрерывно бросало из обжигающего жара в леденящий холод. И святые-здешние смилостивились! Не от себя они смилостивились, а от пославшего их. От Гилы-монстра… На исходе третьих суток белый человек из ФБР открыл глаза и попросил воды. Он был слаб и не мог шевельнуть языком. Зато у него зашевелился Жезл Жизни. Зашевелился, распрямился и так замер, чуть раскачиваясь, как гремучая змея, изготовившаяся к броску. И я понял — он родился заново, он переродился. Жезл Жизни так шевелится, распрямляется и замирает, когда готов выполнять и выполнять свое предназначение. У Жезла Жизни одно предназначенье — множить жизнь. Как завещал великий Гила-Монстр, как учат святые-здешние: плодитесь и размножайтесь…
   Но, Алберт! Он же сгорел! Его не нашли! Он сгорел дотла! Как ты его нашел?! Где?!
   — Не перебивайте. Слушайте… Я нашел его в каменной пещере далеко от сожженного вагона. Как он оказался там… вот не знаю. Это для меня остается загадкой. Может быть, у белого человека из ФБР. есть свои верховные покровители, как у индейцев, индейцев, называющих самих себя дене, но отзывающихся и на навахо, есть Гила-монстр и святые-здешние.
   Он атеист, Алберт.
   — Не перебивайте, сказал! Значит, так было угодно его верховным покровителям — сотворить белого человека из ФБР атеистом. Что мы знаем о чаяниях верховных покровителей, если нам самим не дано предугадать, как слово наше отзовется. Как бы там ни было, но он жив. Я предал ему талисман. Он будет хранить его, талисман белого человека из ФБР. Надеюсь, что и наоборот… Правда, для полного восстановления сил — и астральных, и физических — ему еще четыре дня надлежит придерживаться правил по ритуалу Путь Благословенных. Еще четыре дня не производить тяжелой работы, не переодевать одежду, не омывать лицо и тело. Четыре дня и до того три — всего неделя… Я сказал ему об этом, но проследить за ним я не могу. Так что…
   Я прослежу! Я сама прослежу! Где он?! Я хочу его видеть!
   — Он ушел от нас. От индейцев, называющих самих себя дене, но отзывающихся и на навахо, он ушел, стоило ему почувствовать в себе силы, достаточные для передвижения. Я дал ему одежду, которую носим мы, индейцы, называющие самих себя дене, но отзывающиеся и на навахо… Другой одежды у нас нет, а его прежняя выглядела еще хуже. Для ритуала же Путь Благословенных он вообще был полностью обнажен.
   Куда он ушел?! Почему вы его отпустили, Алберт?!
   — Я его не отпускал. Я его просто не удерживал. Вы пробовали его удержать, когда он был рядом с вами?
   Да… Да, вы правы, Алберт. Но… когда он придет?! Ко мне. Он ведь придет ко мне?!
   Что мы знаем о чаяниях белого человека из ФБР!
   Но я хочу его видеть! Хочу говорить с ним! Хочу… нет, просто видеть и говорить!
   — Видеть и говорить — пожалуйста. Когда?!
   — Хоть сейчас. Здесь и сейчас. Но учтите, здесь и сейчас он в том виде, в каком над ним совершался ритуал Путь Благословенных.
   Хочу!
   — Ты сказала, женщина… Алберт? Алберт?! …Нет, не Алберт.
   Это не Алберт Хостин.
   Это уже не индеец, называющий сам себя дене, но отзывающийся и на навахо…
   Это… Молдер! Молдер!!!
   Ни-ког-да больше она не увидит Молдера… наяву.
   И все-таки никогда не говори никогда.
   Но это же сон?
   — Это не сон, Скалли. Что за бред?!
   — Это не бред, Скалли. А что?
   — Все равно не поймешь, Скалли. Ну да! Круглая дура!
   — Ты сказала, женщина…
   На себя посмотри! Черт-те что и сбоку бантик!
   …Ну не сбоку. И… н-не бантик. Жезл Жизни. Шевелящийся, распрямленный, замеревший, чуть раскачивающийся, как гремучая змея, изготовившаяся к броску.
   Партнер Скалли, вас не мучают эротические сны?
   Ну почему сразу мучают, партнер Молдер!..
   Давняя присказка промеж партне… все-таки напарников. На грани допустимого.
   Впрочем, во сне… или в бреду… или… где мы, напарник?., допустимо все!
   В том числе абсолютно бесстрастное лицо Молдера, абсолютно не соответствующее степени возбуждения Жезла Жизни. Или у него, у Молдера, абсолютно невероятная выдержка!
   Молдер?
   — Молдер, Молдер. Где ты был?!
   — Я был на мосту, соединяющем два мира, связующем наши души.
   Наши с тобой?
   — Не обольщайся, Скалли. Наши — в смысле, человеческие. По этому мосту мы пересекаем пропасть между собой-сделанным и нашей истинной природой. Я пересек эту пропасть. Я искал правду, которую у тебя отняли. Правду, которую нельзя высказать словами, но связавшую нас воедино общей опасной целью.
   Связавшую нас с тобой?
   — Да. Теперь ты попала. Нас с тобой. Господи! Ну, хоть этим я с тобой связана!
   Спасибо, напарник. Обнявшись и в пропасть, что называется!
   — Ты против? За!
   — Вот я и вернулся. Я иду к тебе, Скалли, чтобы работать вместе. Чтобы оградить тебя от опасности, которая все ближе и ближе. Я ее вижу.
   Что это за опасность, Молдер?
   — Словами не передать. Но на карту поставлена жизнь. Теперь — твоя. Стараюсь оградить. Не думай, я не умываю руки!
   Не умывай! Ни в коем случае! Алберт сказал, еще четыре дня тебе нельзя…
   — Я помню. Я сейчас не о том… Я спешу, я иду, Скалли. Продержись!
   Иди! Иди ко мне, Молдер!
   — Иду. Но боюсь, что опаздываю, что уже опоздал.
   Молдер! Мо-о-о…
   …ох-х-х!..
   Ох! Пробуждение смерти подобно. Маленькой смерти — по старине Фрейду. Ужас и восторг. Загнанное дыхание.
   Приснится же такое!
   Это не сон.
   Сон не сон, а постель перестилать придется…
   Надо же! Так осрамиться! На старости лет!
   Ну почему на старости?! Почему осрамиться? И — надо, надо, надо!!!
 
   Бостон, Массачусетс «Сад отражений», Кладбище 21 апреля, утро
   Похороны — они и в Африке похороны. Обряды могут разниться — африканские от европейских, европейские от азиатских, азиатские от американских. Но, по сути, одно и то же — человек пришел из ниоткуда в мир себе подобных, и вот подобные ему расстаются с ним навсегда. И неважно, как именно расстаются…
   Варят тело на медленном огне и напоследок употребляют в пищу. «Тушенка по-африкански».
   Обкладывают горюче-смазочными материалами и возжигают на башне. «Очаг по-азиатски».
   Пакуют в деревянное вместилище и забрасывают землей, предварительно произнеся проникновенные пространные речи. «Игра в ящик по-европейски».
   Не суть. Детали, в которых на сей и единственный раз дьявол не кроется. Он не кроется. Он, почти явственный и осязаемый на сей и единственный раз, потирает когтистые лапы и в нетерпении бьет копытцами: «Заканчивайте, заканчивайте, народы! Только время зря теряем! Все равно это мой клиент. Каких бы дифирамбов вы ему ни воспели, не вознесется. Грешен человек. Путь его от пеленки зловонной до тлетворного савана!.. Ну?! Долго вы там еще?!»
   Да вот буквально через некоторое время.
   Разлапистые каштаны.
   Анилиново-зеленая трава.
   Красно-коричневый гроб.
   Геометрически выверенная яма.
   Люди в черном.
   «Сад отражений».
   — Мы пришли почтить память Вильяма Молдера, покинувшего нас. Жизнь его была богатой и полной. И сам он сделал богаче и полней жизнь своих друзей и своей семьи. К несчастью, его сын, Фокс Молдер, не смог сегодня присоединиться к нам, чтобы разделить нашу общую скорбь и печаль . И это еще одна, дополнительная, наша скорбь и печаль…
   Слова, слова, слова…
   Нет слов. Просто нет слов. Просто нет таких слов, не найти таких слов, сколько не ищи, которые были бы искренними по-настоящему при подобном действе и… ободряющими, что ли…
   Хотя… Кто ищет, тот всегда найдет. Не всегда, впрочем, то, что ищет, но все же…
   — Миссис Молдер?
   — Да.
   — Я — Дэйна Скалли.
   — Благодарю вас, мисс, что вы пришли почтить память моего несчастного мужа.
   — Я пришла не для этого… О, простите, роди бога! Я имею в виду, что пришла не только для этого. Я хотела сказать вам несколько слов. Несколько ободряющих слов, что ли. По-настоящему ободряющих.
   — Что может ободрить вдову, потерявшую мужа и только что на ваших глазах похоронившей его, мисс?
   — Например, известие о том, что зато сына она не потеряла и рано его хоронит.
   — Мисс?
   — Я работала с вашим сыном. Я долго вместе с ним работала.
   — Погодите! Как, вы сказали, вас зовут?
   — Скалли. Дэйна Скалли. ФБР.
   — Как же, как же! Скалли… Так вот вы какая, Дэйна Скалли.
   — Какая?
   — Да нет, ничего-ничего… Вы пришли одна? Без провожатого?
   — Единственным моим провожатым по жизни всегда был ваш сын.
   — Благодарю вас, мисс… А вон тот пожилой джентльмен? Он разве не с вами?
   — Какой джентльмен?
   — Вон тот, у каштанов.
   — Впервые вижу.
   — Мне кажется, он с нетерпением ожидает, когда мы закончим разговор, чтобы подойти и увлечь вас с собой.