Крис Картер
Улыбка монстра. Файл № 433
ЭПИЗОД 1
Семья Берковичей, Трэйклейн, 17 июля 2002 года, 10:41
Жара. Давно невиданная в этих местах жара. Старожилы смутно вспоминают, будто нечто подобное имело место в последний год президентства Картера, но метеоцентр в Милуоки заявляет со всей ответственностью: ничего похожего за 109 лет их регулярных наблюдений не бывало. Рекорд — но совсем не радующий.
Восточный берег озера Трэйклейн, безымянный трейлервилль в полусотне метров от воды — обитатели, впрочем, называют его Пфуллэндом. Обширная площадка, залитая чем-то тестообразным и липким, что в нормальных условиях должно изображать асфальт, заполнена трейлерами едва наполовину. Людей и машин почти не видно — берега бухты, усыпанные острыми обломками камней, к купанию не располагают. А большинство аборигенов с утра пораньше отправились на пляжи Трэйк-Бич, регулярно засыпаемые привозимым на грузовиках песком…
Многие — но не все. Трое несут к воде дешевую тайваньскую надувную лодку — желто-синюю, как флаг какого-то недавно образовавшегося государства, названия которого никто не помнит. Точнее, несут двое — мужчина и женщина, оба лет тридцати на вид, а мальчик с соломенно-рыжими волосами старается им помочь.
Раскаленный берег напоминает не то пустыню Мохаве, не то дневную сторону Меркурия, не то что-то еще… Короче — жарко. От озера должно бы тянуть прохладой, однако не тянет. Над поверхностью трепещет марево, как над кастрюлей.с закипающим супом. Лодка шлепается на воду, с обеих сторон лениво взлетают брызги — и кажется, что обратно падает лишь половина, остальные успели испариться.
Мужчина опускает на камни весла, которые нес под мышкой, и возвращается назад, к трейлеру. Мальчик уже сидит в лодке, на носу. Радостно кричит:
— Мама, сегодня я капитан! Сегодня я выловлю старину Трэйки! Обязательно!
— Конечно, Солли, обязательно выловишь, — говорит мать, укладывая в лодку спасти — три спиннинга и подсачек. Голос ее звучит равнодушно, но — странное дело — объемистая грудь под топиком вздымается учащенно, словно женщину и в самом деле весьма волнует перспектива поимки старины Трэйки. Она нетерпеливо оглядывается назад, в сторону трейлервилля.
Подходит мужчина — на плече лодочный мотор, по лицу сбегают капли пота. Вид недовольный, время для рыбалки более чем неудачное. В такую жару шанс подцепить хоть что-либо есть лишь на утренней или вечерней заре. Но обещание сыну дано, лимит отсрочек и отговорок давно исчерпан.
Лодка отваливает от берега, мать машет рукой ей вслед, — впрочем, недолго. Поворачивается и идет к трейлерам.
Там же.
Сорок минут спустя
Электрический мотор жужжит еле слышно, лодка тащится со скоростью две с половиной мили в час — идеальный ход для ловли на блесну. Два спиннинга заброшены, третий остается в запасе. Мальчик, затаив дыхание, поглядывает то на кончики удилищ, то за корму, где на сумрачно-таинственной тридцатифутовой глубине движутся блесны. Сейчас, сейчас! Спиннинг изогнется упругой дугой и суперпрочная морская леска натянется как струна…
Папа управляется с мотором и поглядывает на свой спиннинг изредка и равнодушно. На его гавайке растет пятно пота. Папа решает насущный и жизненный вопрос: одну или две упаковки пива купить после окончания нудной обязаловки. И приходит к выводу, что оптимальным будет круглое и красивое число «три». Впрочем, иногда у папы мелькает, что число «пять» своей красотой и завершенностью не уступает тройке… Тем более что в нынешнюю жару Джудит лакает пиво с жадностью вышедшего из пустыни верблюда. Сравнение жены с парнокопытным животным нравится папе, он улыбается — впервые с начала рыбалки.
Мальчик, ободренный его улыбкой, спрашивает:
— Папа, а моя леска точно выдержит Трэйка? Мужчина снова мрачнеет.
— Если не выдержит, Сол, то я затаскаю по судам эту чертову компанию «Корморан». С меня содрали за их чертову «плетенку» сорок девять долларов девяносто центов — и клялись, что раньше развалится на куски чертов спиннинг или вставная челюсть чертова Трэйка, а после этого леске еще хватит прочности, чтобы повесить на ней всех чертовых сенаторов-демократов. А поводок перед блесной, если верить им, не одолеет даже чертов крокодил, вооруженный бензопилой!
Больше мальчик ни о чем не спрашивает. Он думает о миллионе долларов — призе за поимку живой легенды озера, Трэйка, гигантского лосося, больше их лодки размером. Интересно, хватит ли призовой суммы для того, чтобы у отца раз и навсегда исправилось настроение? И сам понимает — едва ли.
В бухте поклевок нет, и мужчина разворачивает лодку от берега, хотя знает — и на открытой воде тоже не будет.
В то же время на трейлерной стоянке
Женщина, проводившая на рыбалку мужа и сына, идет по трейлервиллю. Причем весьма странным путем — между оградой и вытянувшимся вдоль нее длинным сплошным рядом сараев. Путь кружной, а дорога усыпана бутылками, банками из-под пива, прочим мусором… Зато сюда никто и никогда не заглядывает, а женщине хочется скрыть свой поход от чужих глаз.
Она осторожно выглядывает из-за угла — никого не видно — и быстро пересекает десяток ярдов открытого пространства до стоящего на самом краю трейлера. Хозяин дома. И ждет ее.
В то же время на озере
Папа поворачивает чуть в сторону — чтобы обогнуть застывшую на воде белую пластиковую лодку с низкими бортами и торчащими над ними удочками. Он предпочел бы держаться как можно дальше от нее, но выход из бухты достаточно узок и закладывать крутые виражи не стоит — лески спиннингов могут перехлестнуться. Папе совсем не хочется распутывать их на такой жаре. Ничего другого ему, впрочем, тоже не хочется. Разве что пива, много пива…
В белой лодке, глядя на неподвижные поплавки, сидит пожилой джентльмен — тоже весь в белом. Широкополая белая шляпа, белые отглаженные брюки, белоснежная рубашка с белым галстуком-бабочкой (!); ниже колен ноги джентльмена не видны, но папа готов поклясться, что там имеют место белые летние туфли и свежайшие белые носки. Чертов старый пижон…
— Здравствуйте, мистер Косовски! — кричит мальчик, когда лодки сближаются.
Старик церемонно приподнимает над головой шляпу и поворачивает регулятор слухового аппарата. Папа бурчит что-то неразборчивое.
— Мы решили обязательно сегодня поймать Трэй-ка! — продолжает мальчик. — Знаете, какая у нас леска? Папа говорит, что на ней можно повесить всех… — мальчик осекается, в свои восемь лет он уже хорошо понимает, что не все слова папы можно повторять посторонним; заканчивает по-другому: — Все трейлеры с нашей стоянки!
Пожилой джентльмен улыбается.
— Когда я был моложе, я тоже хотел поймать Трэйка… Помню, однажды… — Старик явно настроен рассказать какую-то рыбацкую байку, но папа поворачивает ручку мотора. Лодка ускоряет движение и выходит из бухты, ответные слова старика не слышны.
В то же время на стоянке, в крайнем трейлере
Здесь не то чтобы прохладно — скорее, менее жарко, хотя кондиционер включен на полную мощность. Женщина сидит на диванчике, плотно прижавшись к молодому человеку, на вид лет на шесть-семь моложе ее, крепко обнимая его за талию. Он одет лишь в легкие хлопчатобумажные брюки, торс обнажен — рельефно мускулистый, безволосый. Женщина проводит пальцами по его груди, медленно, ласково… Говорит:
— Надо поспешить, Дэви. Отцовских чувств моего рогатого козлика слишком надолго не хватит…
Молодой человек целует ее. Женщина закрывает глаза, не видя на его лице легкой скуки.
Затем они спешат…
На озере
Спиннинг мальчика — тот самый, с суперпрочной плетеной леской — внезапно изгибается крутой дугой. Трещит катушка.
— Чертов зацеп! — Папа выключает мотор. Лодка останавливается. — Откуда он на этой чертовой глубине?! Разве что плавучая коряга…
Мальчик смотрит на изогнутый спиннинг с надеждой. Тот медленно распрямляется — леска тянет лодку назад.
— Может, это Биг-Трэйк?
— Какой еще чертов Биг-Трэйк? Обычная чертова…
Папа не успевает договорить. Спиннинг вновь изгибается — резко, чуть не вылетев из кронштейна-крепления. Гибкий конец его хлещет по воде. Треск катушки сливается в сплошную скрежещущую трель. Леска разматывается, но недостаточно быстро — лодка начинает скользить назад.
— …Обычная чертова подводная лодка! — изумленно заканчивает папа. Но никаких субмарин тут быть не может, и оба это знают.
— Трэйк… — восхищенно шепчет мальчик.
Папа торопливо перебирается поближе к спиннингу. Ни в какого Биг-Трэйка он, понятно, не верит. Но точно знает, что каждый год поймавшему в Трэйклейне самого крупного за сезон озерного лосося выдают ни много ни мало — десять тысяч хорошеньких зелененьких долларов. А если еще ко всему рыбина окажется больше, чем Литл-Трэйк — абсолютный рекорд прошлых лет, весивший сколько-то там чертовых фунтов, чье чертово чучело хранится в музее озера, — тогда приз составит пятьдесят тысяч. Да-да, именно пятьдесят. Именно тысяч. Пятьдесят тысяч чертовых долларов. За один заброс. Неплохой улов, а?
Катушка с треском вращается — то быстрее, то медленнее. Лески на объемистом барабане остается все меньше. Папа нажимает на стопор. Вращение прекращается. Спиннинг изгибается круче, лодка скользит по воде быстрее. Папа спокоен.
— Пускай, — говорит он не то сыну, не то себе, сматывая второй спиннинг. — Пускай возит нас, сколько влезет. Я согласен кататься на нем хоть до вечера — лишь бы утомился и всплыл кверху брюхом.
В рекордно длинной фразе ни разу не помянут «черт» — и мальчик удивлен. Осторожно спрашивает:
— Но ведь это я поймал его, па? Ведь это был мой спиннинг?
Теперь удивлен папа. В мыслях он уже пересчитывает пятьдесят тысяч долларов — конечно же пятьдесят, никак не десять. Судя по силе тяги, Литл-Трэйку придется-таки потесниться на пьедестале.
Отец кивает на спиннинг:
— Поймал — так попробуй вытащить. Мальчик тоскливо смотрит на изогнутое удилище и на натянутую струной леску, рассекающую воду.
— Ну тогда… мы поймали вместе, да?
Пана милостиво кивает. Несовершеннолетнему денежную премию все равно не выплатят…
Они все ближе к середине озера — Трэйклейн здесь шириной мили три, не больше. Усеявшие пляжи купальщики кажутся крохотными муравьями, прибрежные коттеджи — россыпью разноцветных коробочек. Тяга, похоже, слабеет, — папа пытается вспомнить, где и в присутствии каких свидетелей полагается измерять и взвешивать рекордный трофей…
В этот момент спиннинг резко разгибается. Леска безвольно провисает.
— Что за чертовы… — Пана берется за леску — та ползет из воды без малейшего сопротивления. Он бьет кулаком по надувному борту. — Ушел, ушел!!! Чертов лосось… Говорил тебе, чертов щенок, — пс лезь с дурацкими вопросами под руку!!!
Никаких вопросов мальчик не задавал, по он понимает — возражать не время и не место.
Папа чувствует себя обокраденным на пятьдесят тысяч и готов сорвать злобу на ком угодно. Следующим номером программы у пего будет чертова компания «Корморан», производящая чертовы гнилые лески, но перейти к ее критике папа не успевает.
Удар. — Корма лодки взлетает и падает обратно.
Резкий свист воздуха.
Задние баллоны стремительно опадают.
Мальчик визжит.
Нос лодки задирается.
Корма погружается — папа в воде уже по пояс. «Держись за чертову скамейку!!!» — орет он. Поздно. Мальчик сползает к корме. Лодка — полуспущенная, сохранившая воздух лишь в носовой части — встает вертикально.
Секунда неустойчивого равновесия — и суденышко рушится на воду днищем вверх. Папа накрыт лодкой, он барахтается в темноте, позабыв про мальчика. Что-то бьет его по ногам — не сильно. Папа уходит вглубь, выныривает из резинового плена, зовет сына. Тот не откликается — но с другой стороны лодки слышно какое-то бултыханье. По ногам опять что-то бьет — на этот раз больнее. Гораздо больнее. Папа не обращает внимания, он спешить обогнуть лодку, убедиться, что с сыном все в порядке, — и не может. Странное онемение сковывает ноги. Что за чертово… — тут папа замечает, что вокруг него, густея, расплывается алое пятно.
Тогда он кричит — громко, но не долго.
Жара. Давно невиданная в этих местах жара. Старожилы смутно вспоминают, будто нечто подобное имело место в последний год президентства Картера, но метеоцентр в Милуоки заявляет со всей ответственностью: ничего похожего за 109 лет их регулярных наблюдений не бывало. Рекорд — но совсем не радующий.
Восточный берег озера Трэйклейн, безымянный трейлервилль в полусотне метров от воды — обитатели, впрочем, называют его Пфуллэндом. Обширная площадка, залитая чем-то тестообразным и липким, что в нормальных условиях должно изображать асфальт, заполнена трейлерами едва наполовину. Людей и машин почти не видно — берега бухты, усыпанные острыми обломками камней, к купанию не располагают. А большинство аборигенов с утра пораньше отправились на пляжи Трэйк-Бич, регулярно засыпаемые привозимым на грузовиках песком…
Многие — но не все. Трое несут к воде дешевую тайваньскую надувную лодку — желто-синюю, как флаг какого-то недавно образовавшегося государства, названия которого никто не помнит. Точнее, несут двое — мужчина и женщина, оба лет тридцати на вид, а мальчик с соломенно-рыжими волосами старается им помочь.
Раскаленный берег напоминает не то пустыню Мохаве, не то дневную сторону Меркурия, не то что-то еще… Короче — жарко. От озера должно бы тянуть прохладой, однако не тянет. Над поверхностью трепещет марево, как над кастрюлей.с закипающим супом. Лодка шлепается на воду, с обеих сторон лениво взлетают брызги — и кажется, что обратно падает лишь половина, остальные успели испариться.
Мужчина опускает на камни весла, которые нес под мышкой, и возвращается назад, к трейлеру. Мальчик уже сидит в лодке, на носу. Радостно кричит:
— Мама, сегодня я капитан! Сегодня я выловлю старину Трэйки! Обязательно!
— Конечно, Солли, обязательно выловишь, — говорит мать, укладывая в лодку спасти — три спиннинга и подсачек. Голос ее звучит равнодушно, но — странное дело — объемистая грудь под топиком вздымается учащенно, словно женщину и в самом деле весьма волнует перспектива поимки старины Трэйки. Она нетерпеливо оглядывается назад, в сторону трейлервилля.
Подходит мужчина — на плече лодочный мотор, по лицу сбегают капли пота. Вид недовольный, время для рыбалки более чем неудачное. В такую жару шанс подцепить хоть что-либо есть лишь на утренней или вечерней заре. Но обещание сыну дано, лимит отсрочек и отговорок давно исчерпан.
Лодка отваливает от берега, мать машет рукой ей вслед, — впрочем, недолго. Поворачивается и идет к трейлерам.
Там же.
Сорок минут спустя
Электрический мотор жужжит еле слышно, лодка тащится со скоростью две с половиной мили в час — идеальный ход для ловли на блесну. Два спиннинга заброшены, третий остается в запасе. Мальчик, затаив дыхание, поглядывает то на кончики удилищ, то за корму, где на сумрачно-таинственной тридцатифутовой глубине движутся блесны. Сейчас, сейчас! Спиннинг изогнется упругой дугой и суперпрочная морская леска натянется как струна…
Папа управляется с мотором и поглядывает на свой спиннинг изредка и равнодушно. На его гавайке растет пятно пота. Папа решает насущный и жизненный вопрос: одну или две упаковки пива купить после окончания нудной обязаловки. И приходит к выводу, что оптимальным будет круглое и красивое число «три». Впрочем, иногда у папы мелькает, что число «пять» своей красотой и завершенностью не уступает тройке… Тем более что в нынешнюю жару Джудит лакает пиво с жадностью вышедшего из пустыни верблюда. Сравнение жены с парнокопытным животным нравится папе, он улыбается — впервые с начала рыбалки.
Мальчик, ободренный его улыбкой, спрашивает:
— Папа, а моя леска точно выдержит Трэйка? Мужчина снова мрачнеет.
— Если не выдержит, Сол, то я затаскаю по судам эту чертову компанию «Корморан». С меня содрали за их чертову «плетенку» сорок девять долларов девяносто центов — и клялись, что раньше развалится на куски чертов спиннинг или вставная челюсть чертова Трэйка, а после этого леске еще хватит прочности, чтобы повесить на ней всех чертовых сенаторов-демократов. А поводок перед блесной, если верить им, не одолеет даже чертов крокодил, вооруженный бензопилой!
Больше мальчик ни о чем не спрашивает. Он думает о миллионе долларов — призе за поимку живой легенды озера, Трэйка, гигантского лосося, больше их лодки размером. Интересно, хватит ли призовой суммы для того, чтобы у отца раз и навсегда исправилось настроение? И сам понимает — едва ли.
В бухте поклевок нет, и мужчина разворачивает лодку от берега, хотя знает — и на открытой воде тоже не будет.
В то же время на трейлерной стоянке
Женщина, проводившая на рыбалку мужа и сына, идет по трейлервиллю. Причем весьма странным путем — между оградой и вытянувшимся вдоль нее длинным сплошным рядом сараев. Путь кружной, а дорога усыпана бутылками, банками из-под пива, прочим мусором… Зато сюда никто и никогда не заглядывает, а женщине хочется скрыть свой поход от чужих глаз.
Она осторожно выглядывает из-за угла — никого не видно — и быстро пересекает десяток ярдов открытого пространства до стоящего на самом краю трейлера. Хозяин дома. И ждет ее.
В то же время на озере
Папа поворачивает чуть в сторону — чтобы обогнуть застывшую на воде белую пластиковую лодку с низкими бортами и торчащими над ними удочками. Он предпочел бы держаться как можно дальше от нее, но выход из бухты достаточно узок и закладывать крутые виражи не стоит — лески спиннингов могут перехлестнуться. Папе совсем не хочется распутывать их на такой жаре. Ничего другого ему, впрочем, тоже не хочется. Разве что пива, много пива…
В белой лодке, глядя на неподвижные поплавки, сидит пожилой джентльмен — тоже весь в белом. Широкополая белая шляпа, белые отглаженные брюки, белоснежная рубашка с белым галстуком-бабочкой (!); ниже колен ноги джентльмена не видны, но папа готов поклясться, что там имеют место белые летние туфли и свежайшие белые носки. Чертов старый пижон…
— Здравствуйте, мистер Косовски! — кричит мальчик, когда лодки сближаются.
Старик церемонно приподнимает над головой шляпу и поворачивает регулятор слухового аппарата. Папа бурчит что-то неразборчивое.
— Мы решили обязательно сегодня поймать Трэй-ка! — продолжает мальчик. — Знаете, какая у нас леска? Папа говорит, что на ней можно повесить всех… — мальчик осекается, в свои восемь лет он уже хорошо понимает, что не все слова папы можно повторять посторонним; заканчивает по-другому: — Все трейлеры с нашей стоянки!
Пожилой джентльмен улыбается.
— Когда я был моложе, я тоже хотел поймать Трэйка… Помню, однажды… — Старик явно настроен рассказать какую-то рыбацкую байку, но папа поворачивает ручку мотора. Лодка ускоряет движение и выходит из бухты, ответные слова старика не слышны.
В то же время на стоянке, в крайнем трейлере
Здесь не то чтобы прохладно — скорее, менее жарко, хотя кондиционер включен на полную мощность. Женщина сидит на диванчике, плотно прижавшись к молодому человеку, на вид лет на шесть-семь моложе ее, крепко обнимая его за талию. Он одет лишь в легкие хлопчатобумажные брюки, торс обнажен — рельефно мускулистый, безволосый. Женщина проводит пальцами по его груди, медленно, ласково… Говорит:
— Надо поспешить, Дэви. Отцовских чувств моего рогатого козлика слишком надолго не хватит…
Молодой человек целует ее. Женщина закрывает глаза, не видя на его лице легкой скуки.
Затем они спешат…
На озере
Спиннинг мальчика — тот самый, с суперпрочной плетеной леской — внезапно изгибается крутой дугой. Трещит катушка.
— Чертов зацеп! — Папа выключает мотор. Лодка останавливается. — Откуда он на этой чертовой глубине?! Разве что плавучая коряга…
Мальчик смотрит на изогнутый спиннинг с надеждой. Тот медленно распрямляется — леска тянет лодку назад.
— Может, это Биг-Трэйк?
— Какой еще чертов Биг-Трэйк? Обычная чертова…
Папа не успевает договорить. Спиннинг вновь изгибается — резко, чуть не вылетев из кронштейна-крепления. Гибкий конец его хлещет по воде. Треск катушки сливается в сплошную скрежещущую трель. Леска разматывается, но недостаточно быстро — лодка начинает скользить назад.
— …Обычная чертова подводная лодка! — изумленно заканчивает папа. Но никаких субмарин тут быть не может, и оба это знают.
— Трэйк… — восхищенно шепчет мальчик.
Папа торопливо перебирается поближе к спиннингу. Ни в какого Биг-Трэйка он, понятно, не верит. Но точно знает, что каждый год поймавшему в Трэйклейне самого крупного за сезон озерного лосося выдают ни много ни мало — десять тысяч хорошеньких зелененьких долларов. А если еще ко всему рыбина окажется больше, чем Литл-Трэйк — абсолютный рекорд прошлых лет, весивший сколько-то там чертовых фунтов, чье чертово чучело хранится в музее озера, — тогда приз составит пятьдесят тысяч. Да-да, именно пятьдесят. Именно тысяч. Пятьдесят тысяч чертовых долларов. За один заброс. Неплохой улов, а?
Катушка с треском вращается — то быстрее, то медленнее. Лески на объемистом барабане остается все меньше. Папа нажимает на стопор. Вращение прекращается. Спиннинг изгибается круче, лодка скользит по воде быстрее. Папа спокоен.
— Пускай, — говорит он не то сыну, не то себе, сматывая второй спиннинг. — Пускай возит нас, сколько влезет. Я согласен кататься на нем хоть до вечера — лишь бы утомился и всплыл кверху брюхом.
В рекордно длинной фразе ни разу не помянут «черт» — и мальчик удивлен. Осторожно спрашивает:
— Но ведь это я поймал его, па? Ведь это был мой спиннинг?
Теперь удивлен папа. В мыслях он уже пересчитывает пятьдесят тысяч долларов — конечно же пятьдесят, никак не десять. Судя по силе тяги, Литл-Трэйку придется-таки потесниться на пьедестале.
Отец кивает на спиннинг:
— Поймал — так попробуй вытащить. Мальчик тоскливо смотрит на изогнутое удилище и на натянутую струной леску, рассекающую воду.
— Ну тогда… мы поймали вместе, да?
Пана милостиво кивает. Несовершеннолетнему денежную премию все равно не выплатят…
Они все ближе к середине озера — Трэйклейн здесь шириной мили три, не больше. Усеявшие пляжи купальщики кажутся крохотными муравьями, прибрежные коттеджи — россыпью разноцветных коробочек. Тяга, похоже, слабеет, — папа пытается вспомнить, где и в присутствии каких свидетелей полагается измерять и взвешивать рекордный трофей…
В этот момент спиннинг резко разгибается. Леска безвольно провисает.
— Что за чертовы… — Пана берется за леску — та ползет из воды без малейшего сопротивления. Он бьет кулаком по надувному борту. — Ушел, ушел!!! Чертов лосось… Говорил тебе, чертов щенок, — пс лезь с дурацкими вопросами под руку!!!
Никаких вопросов мальчик не задавал, по он понимает — возражать не время и не место.
Папа чувствует себя обокраденным на пятьдесят тысяч и готов сорвать злобу на ком угодно. Следующим номером программы у пего будет чертова компания «Корморан», производящая чертовы гнилые лески, но перейти к ее критике папа не успевает.
Удар. — Корма лодки взлетает и падает обратно.
Резкий свист воздуха.
Задние баллоны стремительно опадают.
Мальчик визжит.
Нос лодки задирается.
Корма погружается — папа в воде уже по пояс. «Держись за чертову скамейку!!!» — орет он. Поздно. Мальчик сползает к корме. Лодка — полуспущенная, сохранившая воздух лишь в носовой части — встает вертикально.
Секунда неустойчивого равновесия — и суденышко рушится на воду днищем вверх. Папа накрыт лодкой, он барахтается в темноте, позабыв про мальчика. Что-то бьет его по ногам — не сильно. Папа уходит вглубь, выныривает из резинового плена, зовет сына. Тот не откликается — но с другой стороны лодки слышно какое-то бултыханье. По ногам опять что-то бьет — на этот раз больнее. Гораздо больнее. Папа не обращает внимания, он спешить обогнуть лодку, убедиться, что с сыном все в порядке, — и не может. Странное онемение сковывает ноги. Что за чертово… — тут папа замечает, что вокруг него, густея, расплывается алое пятно.
Тогда он кричит — громко, но не долго.
РАССЛЕДОВАНИЕ. ФАЗА 1
Офис шерифа Кайзерманна, Трэйк-Бич, 24 июля 2002 года, 12:47
Сегодня с утра — как и в прочие дни этого рекордно жаркого июля — шериф Кайзерманн пребывач в паршивом настроении. И к середине дня оно отнюдь не улучшилось, скорее наоборот. Причины тому были вполне весомыми.
Сначала в кабинете Кайзерманна скончался кондиционер. Издал предсмертный хрип, живо напомнивший шерифу его умершего от силикоза дедушку, и замолчал навсегда. Термометр на стене отреагировал незамедлительно — столбик ртути медленно пополз вверх. В ремонтном бюро Пикерса — куда Кайзермаин дозванивался более часа — посочувствовали и пообещали прислать специалиста завтра, во второй половине дня. Шериф вознегодовал, но девушка-диспетчер ответила измученным голосом, что кондиционеры ломаются сейчас у всех, что штаты у них не резиновые, что вообще, во всех инструкциях сказано: нельзя гонять технику много дней подряд на предельных режимах.
Шериф, даже не прикрыв трубку ладонью, кратко высказал все, что думает о хваленом американском сервисе:
— Katzendreck! note 1 Предки Кайзерманна переселились из Ганновера два с лишним века назад, и он даже не знал, что означают несколько семейных ругательств, изредка им употребляемых. Судя по всему собеседница тоже не изучала в колледже немецкий, но экспрессия в голосе шерифа произвела нужное впечатление — девушка, изменив тон, объяснила, что и без того занесла уважаемого мистера Кайзерманна в льготную очередь, наряду с заместителем мэра и самим мистером Вайсгером, — в противном случае ремонта на общих основаниях пришлось бы ждать не меньше недели…
Раздосадованный шериф сменил дислокацию и уселся в приемной на кресло для посетителей — тут кондиционер функционировал, хотя и пребывал в предынфарктном состоянии.
Именно здесь Кайзерманиа подстерегла очередная неприятность. Поначалу, правда, неприятностью она не выглядела. Скорее наоборот: когда исполнявшая при шерифе секретарские обязанности двадцатилетняя Ширли Мейсон нырнула под свой стол, дабы в очередной раз пошевелить барахлящий разъем принтера, оставшаяся доступной обозрению част,ь тела девушки, рельефно обтянутая юбкой-стрейч, явила более чем приятную картину. И шериф не удержался…
В общем, пулей вылетевшая из-под стола Ширли немедленно обвинила Кайзерманна ни много ни мало — в сексуальном домогательстве средней степени тяжести. Голосок девушки чеканно-звенел, когда она перечисляла все принятые на эту тему федеральные законы и .законы штата, поправки и дополнения к ним, а также прецеденты, проистекавшие из имевших место судебных разбирательств. Ширли собиралась учиться на юриста, и подкована была хорошо, особенно в этом вопросе: ее фигура часто провоцировала представителей противоположного пола на малые сексуальные домогательства — например, на пристальные взгляды, комплименты и порой даже (о, ужас!) на предложения провести вечер в ресторане.
Отметивший этой весной свое сорокашестилетие шериф Кайзерманн понурился и почувствовал себя древней и никому не нужной развалиной — вроде тех ископаемых старичков, что собираются вечерами на обширной террасе у Фрэнка Косовски и болтают о событиях президентства Айка note 2 как о достаточно свежих новостях. А ведь во времена его, шерифа, молодости девушки считали себя обиженными, если не испытывали этих самых «малых домогательств»… А уж начальственная ладонь, ласково хлопнувшая по попке годящуюся в дочери подчиненную, могла рассматриваться лишь как служебное поощрение… Эх, времена…
Конечно, извинения шерифа были в конце концов приняты и мир восстановлен. Но в результате Ширли получила на завтра выходной, а сегодня ушла домой с половины дня — восстанавливать нервную систему после пережитого стресса и возмещать моральный ущерб. Оставшись один, Кайзерманн удрученно задумался, не было ли все это — и якобы отошедший разъем, и якобы вынуждено принятая поза — хитрой провокацией молодой интриганки, рассчитанной именно на такой исход…
Планы сегодняшнего дня летели к чертям. Именно сейчас, в самую полуденную жару, шериф собирался сам отправиться домой и провести часа четыре в прохладной спальне. Кайзерманн не был лентяем, манкирующим своей работой. Но когда весишь двести шестьдесят фунтов и на жаре после самых незначительных усилий из тебя галлонами выходит выпитое пиво — то исполнять обязанности лучше утром и вечером, в относительной прохладе, не показываясь на полуденном солнцепеке своим потенциальным избирателям. Красный как рак и потеющий в три ручья шериф не вызывает особого доверия и уважения…
Увы, все пошло наперекосяк, и теперь придется сидеть в офисе одному — пульт оперативной связи оставить без присмотра нельзя. Оставшиеся в строю в сезон повальных отпусков подчиненные — числом пятеро — тоже загружены по горло. В том числе и тем делом, на которое Кайзерманн возлагал боль-г шие надежды. Весьма большие. И именно сегодня вечером…
Звонок, слегка фальшивя, проиграл начальные такты из арии Кармен, оторвав шерифа от грустных размышлений. Он взглянул на экранчик домофона — перед входом в офис стояли двое, никак не напоминавшие прибежавших за помощью отдыхающих, у которых пропал сушившийся надувной матрас или не может слезть забравшаяся на дерево кошка… Вид у пришельцев был деловой и серьезный. Официальный. И Кайзерманн догадался, кто это может быть. Вздохнул, сказал в микрофон: «Входите!» и нажал отпирающую дверь кнопку.
Он не ошибся.
— Детектив Хэммет, полиция штата, — представился один из вошедших, двухметровый негр (пардон, афро-американец, — мысленно поправился шериф, относившийся к нормам политкорректности с плохо скрытой брезгливостью).
— Агент Молдср, Федеральное Бюро Расследований, — сказал второй.
Офис шерифа Кайзерманна, Трэйк-Бич, 24 июля 2002 года, 13:14
— Черт побери, — с чувством произнес шериф, яростно обмахиваясь папкой с документами, двух направленных на него вентиляторов уже не хватало. — Поймите, что любой водоем представляет собой источник потенциальной опасности! Тем более такой, как Трэйклейн, — где сорок с лишним миль берега густо облеплены коттеджами, кемпингами, скаутскими лагерями и палатками туристов. И все их обитатели норовят в эту жару не вылезать из воды! Возьмите сорок миль достаточно оживленной федеральной трассы — и вы увидите, что происшествий и жертв там будет никак не меньше, особенно в гололед или снегопад. Но никто ведь не будет утверждать, что там завелся некий «шоссейный монстр»! А на озере такая жара — полный аналог гололеда на такой трассе. У людей в воде становится плохо с сердцем — и они тонут. Люди пьют слишком много пива — и забывают присматривать за детьми, да и сами теряют осторожность… А всякие продажные писаки сочиняют страшилки об озерном чудище — единственно потому, что для политических сенсаций сейчас не сезон!
И Кайзерманн с ненавистью посмотрел на лежавшую на столе газету, принесенную гостями. С цветного разворота скалилась огромная пасть — судя по всему, кадр из фильма «Челюсти». Заголовок вопрошал: «Кто ты, Трэйк?» Потеки на крупных ярко-красных буквах явно должны были изображать кровь.
Ниже, шрифтом поменьше: «Новые жертвы озерного монстра!»
— Мы всё понимаем, — мягко сказал Хэммет. — Но поймите и нас. Общественное мнение в штате взбудоражено этой публикацией. И есть подозрение, что она не станет последней. Теперь любой купальщик, не рассчитавший свои силы и утонувший в озере, будет подан как очередная жертва Трэйка. Наша задача — прояснить это дело, развенчать нелепую и вызывающую ненужное брожение умов легенду.
Шериф вскипел:
— Ничего вы не понимаете! Трэйк не имеет никакого отношения к погибшим! НИ-КА-КО-ГО! Трэйк — легенда, символ этих мест, если хотите. Разве символ может кого-нибудь убить? Вы слышали что-нибудь о жертвах Несси? Или Шампа — гигантского осетра, живущего в озере Шамплейн? Или, может, у вас есть статистика по людям, сожранным Ого-лого либо Поуником? note 3 Ничего вы не понимаете…
Молдер, почти не принимавший участия в разговоре, кивнул. Он прекрасно понимал шерифа. Трэйк был не просто символом здешних мест, по и немалым источником доходов для их обитателей. Любопытствующие туристы, привлеченные легендой, катили к берегам Трэйклейна непрерывным потоком — а вместе с ними текли и их доллары. Футболки, кепки и прочие сувениры с изображением лосося-гиганта шли нарасхват. Немалым спросом между приезжими пользовались и суперпрочные океанские снасти — для которых, честно говоря, подходящей добычи в озере просто быть не могло. Ежегодный рыболовный праздник собирал любителей со всех северо-восточных штатов — и каждый, пусть и не совсем всерьез, но рассчитывал подцепить-таки старину Биг-Трэйка — положенный за много лет назад в банк приз за его поимку уже изрядно оброс процентами и перевалил ныне за миллион долларов… Шериф Кайзерманн должен был понимать, чем обернется для здешних мест «развенчание нелепой легенды». Или хотя бы смена ее тональности — превращение добродушного гиганта-лосося в кровожадного и опасного монстра.
Был тут и еще один немаловажный нюанс. У большей части земель по берегам озера и у значительной доли обслуживающей туристов индустрии имелся единоличный хозяин. Некий мистер Дж. Р. Вайсгер. И Кайзерманн, как знал Молдер, получил свой пост именно при его поддержке.
Что характерно, Хэммет тоже не мог всего этого не понимать. Но делал вид, что не понимает. Надо думать, в игру, затеянную вокруг жирного куска пирога, вступили и какие-то еще люди, интересы коих детектив представляет…
Но к интересовавшим Молдера проблемам это не имело особого отношения. И он повернул разговор в нужное русло:
— Извините, шериф. Я вполне согласен, что на таком большом и глубоком озере люди — согласно статистике — непременно будут тонуть, и некоторые тела так и не удастся обнаружить. Возможно, четверо людей, пропавших на озере с начала года, за уши притянуты к этой истории автором газетной утки. — Молдер поморщился, поняв, что выданная им словесная конструкция выглядит дурным каламбуром, и продолжил: — Но тело последнего погибшего, мистера Берковича, действительно было найдено со следами многочисленных ран — нанесенных, согласно предварительному заключению экспертов, именно клыками. Весьма крупными клыками…
Шериф почувствовал себя идущим по минному полю. Именно сейчас нельзя было допустить ни малейшей ошибки. Стоит дать хоть намек, хоть какую-то ниточку этим незваным гостям — и они смогут выйти на след старательно обложенной шерифом дичи. Выйти — и спугнуть. Поднять раньше времени. Дичь ударится в бега, а в пятнадцати милях отсюда юрисдикция Кайзерманна кончается — и честь поимки будет принадлежать другим. Тщательно проработанный план — как поднять в глазах мистера Вайсгера свою репутацию в преддверии грядущих выборов шерифа — рухнет из-за нелепой случайности.
— Хочу вам напомнить, — осторожно произнес Кай-зерманп, — что Беркович с малолетним сыном исчез на озере семнадцатого июля. Труп отца был обнаружен у восточного берега двадцать первого числа, тело сына так и не нашли. За четыре дня разложение на такой жаре зашло очень далеко. Тот участок побережья на протяжении около мили покрыт мелкими и острыми камнями. Достаточно было одному идиоту принять следы от ударов о камни на разложившемся трупе за раны от клыков и завопить о чудовище, как завертелась вся эта дурацкая карусель…
— Вполне возможно, — легко согласился Хэммет, — окончательная экспертиза еще не завершена. Но меня интересует один вопрос. Вы очень убедительно рассказывали о подводных течениях на озере, которые порой уносят утонувших в Трэйк-Ривер, не позволяя им всплыть… Но для этого, по вашим словам, надо утонуть в определенном месте и в определенное время. В таком случае, если мальчик утонул рядом и одновременно с отцом, — почему вы не нашли его тело? Может быть, потому, что отец попросту не пролез в глотку вашей легенды и символа?
Трэйк-Бич, уличное кафе, 24 июля 2002 года, 14:21
Посетителей в открытом уличном кафе было немного — народ тянулся на пляжи, поближе к воде. Статья о «монстре Трэйклейна» еще не стала здесь широко известна, и Молдер знал, почему. Издаваемый в Мэдисоне еженедельник «Норд-Ост Ныос» по подписке в курортных местечках Трэйклейна не распространялся, а партия предназначенных для розничной продажи экземпляров с одиозной статьей была целиком и полностью кем-то скуплена по всей округе. Молдер даже подозревал — кем.
Конечно, это был паллиатив и полумера. Рано или поздно (скорее — рано) электронные СМИ, тоже тоскующие от летнего дефицита новостей, подхватят и распространят сенсацию. Да и номера «НО-ньюс», купленные приезжающими на курорт в других местах, рано или поздно доберутся до берегов Трэйклейна.
Но пока старания, предпринятые, как считал Молдер, людьми мистера Вайсгера, срабатывали. От воды курортники не шарахались.
— Сто три градуса note 4, — тоскливо сказал Хэммет, взглянув на свои часы (помимо указания времени, они выполняли еще массу иных функций, полезных и бесполезных). — И это в тени… Ну, или почти в тени, — поправился он, поглядев наверх, на прикрывавший их от солнца огромный полупрозрачный зонтик.
Сегодня с утра — как и в прочие дни этого рекордно жаркого июля — шериф Кайзерманн пребывач в паршивом настроении. И к середине дня оно отнюдь не улучшилось, скорее наоборот. Причины тому были вполне весомыми.
Сначала в кабинете Кайзерманна скончался кондиционер. Издал предсмертный хрип, живо напомнивший шерифу его умершего от силикоза дедушку, и замолчал навсегда. Термометр на стене отреагировал незамедлительно — столбик ртути медленно пополз вверх. В ремонтном бюро Пикерса — куда Кайзермаин дозванивался более часа — посочувствовали и пообещали прислать специалиста завтра, во второй половине дня. Шериф вознегодовал, но девушка-диспетчер ответила измученным голосом, что кондиционеры ломаются сейчас у всех, что штаты у них не резиновые, что вообще, во всех инструкциях сказано: нельзя гонять технику много дней подряд на предельных режимах.
Шериф, даже не прикрыв трубку ладонью, кратко высказал все, что думает о хваленом американском сервисе:
— Katzendreck! note 1 Предки Кайзерманна переселились из Ганновера два с лишним века назад, и он даже не знал, что означают несколько семейных ругательств, изредка им употребляемых. Судя по всему собеседница тоже не изучала в колледже немецкий, но экспрессия в голосе шерифа произвела нужное впечатление — девушка, изменив тон, объяснила, что и без того занесла уважаемого мистера Кайзерманна в льготную очередь, наряду с заместителем мэра и самим мистером Вайсгером, — в противном случае ремонта на общих основаниях пришлось бы ждать не меньше недели…
Раздосадованный шериф сменил дислокацию и уселся в приемной на кресло для посетителей — тут кондиционер функционировал, хотя и пребывал в предынфарктном состоянии.
Именно здесь Кайзерманиа подстерегла очередная неприятность. Поначалу, правда, неприятностью она не выглядела. Скорее наоборот: когда исполнявшая при шерифе секретарские обязанности двадцатилетняя Ширли Мейсон нырнула под свой стол, дабы в очередной раз пошевелить барахлящий разъем принтера, оставшаяся доступной обозрению част,ь тела девушки, рельефно обтянутая юбкой-стрейч, явила более чем приятную картину. И шериф не удержался…
В общем, пулей вылетевшая из-под стола Ширли немедленно обвинила Кайзерманна ни много ни мало — в сексуальном домогательстве средней степени тяжести. Голосок девушки чеканно-звенел, когда она перечисляла все принятые на эту тему федеральные законы и .законы штата, поправки и дополнения к ним, а также прецеденты, проистекавшие из имевших место судебных разбирательств. Ширли собиралась учиться на юриста, и подкована была хорошо, особенно в этом вопросе: ее фигура часто провоцировала представителей противоположного пола на малые сексуальные домогательства — например, на пристальные взгляды, комплименты и порой даже (о, ужас!) на предложения провести вечер в ресторане.
Отметивший этой весной свое сорокашестилетие шериф Кайзерманн понурился и почувствовал себя древней и никому не нужной развалиной — вроде тех ископаемых старичков, что собираются вечерами на обширной террасе у Фрэнка Косовски и болтают о событиях президентства Айка note 2 как о достаточно свежих новостях. А ведь во времена его, шерифа, молодости девушки считали себя обиженными, если не испытывали этих самых «малых домогательств»… А уж начальственная ладонь, ласково хлопнувшая по попке годящуюся в дочери подчиненную, могла рассматриваться лишь как служебное поощрение… Эх, времена…
Конечно, извинения шерифа были в конце концов приняты и мир восстановлен. Но в результате Ширли получила на завтра выходной, а сегодня ушла домой с половины дня — восстанавливать нервную систему после пережитого стресса и возмещать моральный ущерб. Оставшись один, Кайзерманн удрученно задумался, не было ли все это — и якобы отошедший разъем, и якобы вынуждено принятая поза — хитрой провокацией молодой интриганки, рассчитанной именно на такой исход…
Планы сегодняшнего дня летели к чертям. Именно сейчас, в самую полуденную жару, шериф собирался сам отправиться домой и провести часа четыре в прохладной спальне. Кайзерманн не был лентяем, манкирующим своей работой. Но когда весишь двести шестьдесят фунтов и на жаре после самых незначительных усилий из тебя галлонами выходит выпитое пиво — то исполнять обязанности лучше утром и вечером, в относительной прохладе, не показываясь на полуденном солнцепеке своим потенциальным избирателям. Красный как рак и потеющий в три ручья шериф не вызывает особого доверия и уважения…
Увы, все пошло наперекосяк, и теперь придется сидеть в офисе одному — пульт оперативной связи оставить без присмотра нельзя. Оставшиеся в строю в сезон повальных отпусков подчиненные — числом пятеро — тоже загружены по горло. В том числе и тем делом, на которое Кайзерманн возлагал боль-г шие надежды. Весьма большие. И именно сегодня вечером…
Звонок, слегка фальшивя, проиграл начальные такты из арии Кармен, оторвав шерифа от грустных размышлений. Он взглянул на экранчик домофона — перед входом в офис стояли двое, никак не напоминавшие прибежавших за помощью отдыхающих, у которых пропал сушившийся надувной матрас или не может слезть забравшаяся на дерево кошка… Вид у пришельцев был деловой и серьезный. Официальный. И Кайзерманн догадался, кто это может быть. Вздохнул, сказал в микрофон: «Входите!» и нажал отпирающую дверь кнопку.
Он не ошибся.
— Детектив Хэммет, полиция штата, — представился один из вошедших, двухметровый негр (пардон, афро-американец, — мысленно поправился шериф, относившийся к нормам политкорректности с плохо скрытой брезгливостью).
— Агент Молдср, Федеральное Бюро Расследований, — сказал второй.
Офис шерифа Кайзерманна, Трэйк-Бич, 24 июля 2002 года, 13:14
— Черт побери, — с чувством произнес шериф, яростно обмахиваясь папкой с документами, двух направленных на него вентиляторов уже не хватало. — Поймите, что любой водоем представляет собой источник потенциальной опасности! Тем более такой, как Трэйклейн, — где сорок с лишним миль берега густо облеплены коттеджами, кемпингами, скаутскими лагерями и палатками туристов. И все их обитатели норовят в эту жару не вылезать из воды! Возьмите сорок миль достаточно оживленной федеральной трассы — и вы увидите, что происшествий и жертв там будет никак не меньше, особенно в гололед или снегопад. Но никто ведь не будет утверждать, что там завелся некий «шоссейный монстр»! А на озере такая жара — полный аналог гололеда на такой трассе. У людей в воде становится плохо с сердцем — и они тонут. Люди пьют слишком много пива — и забывают присматривать за детьми, да и сами теряют осторожность… А всякие продажные писаки сочиняют страшилки об озерном чудище — единственно потому, что для политических сенсаций сейчас не сезон!
И Кайзерманн с ненавистью посмотрел на лежавшую на столе газету, принесенную гостями. С цветного разворота скалилась огромная пасть — судя по всему, кадр из фильма «Челюсти». Заголовок вопрошал: «Кто ты, Трэйк?» Потеки на крупных ярко-красных буквах явно должны были изображать кровь.
Ниже, шрифтом поменьше: «Новые жертвы озерного монстра!»
— Мы всё понимаем, — мягко сказал Хэммет. — Но поймите и нас. Общественное мнение в штате взбудоражено этой публикацией. И есть подозрение, что она не станет последней. Теперь любой купальщик, не рассчитавший свои силы и утонувший в озере, будет подан как очередная жертва Трэйка. Наша задача — прояснить это дело, развенчать нелепую и вызывающую ненужное брожение умов легенду.
Шериф вскипел:
— Ничего вы не понимаете! Трэйк не имеет никакого отношения к погибшим! НИ-КА-КО-ГО! Трэйк — легенда, символ этих мест, если хотите. Разве символ может кого-нибудь убить? Вы слышали что-нибудь о жертвах Несси? Или Шампа — гигантского осетра, живущего в озере Шамплейн? Или, может, у вас есть статистика по людям, сожранным Ого-лого либо Поуником? note 3 Ничего вы не понимаете…
Молдер, почти не принимавший участия в разговоре, кивнул. Он прекрасно понимал шерифа. Трэйк был не просто символом здешних мест, по и немалым источником доходов для их обитателей. Любопытствующие туристы, привлеченные легендой, катили к берегам Трэйклейна непрерывным потоком — а вместе с ними текли и их доллары. Футболки, кепки и прочие сувениры с изображением лосося-гиганта шли нарасхват. Немалым спросом между приезжими пользовались и суперпрочные океанские снасти — для которых, честно говоря, подходящей добычи в озере просто быть не могло. Ежегодный рыболовный праздник собирал любителей со всех северо-восточных штатов — и каждый, пусть и не совсем всерьез, но рассчитывал подцепить-таки старину Биг-Трэйка — положенный за много лет назад в банк приз за его поимку уже изрядно оброс процентами и перевалил ныне за миллион долларов… Шериф Кайзерманн должен был понимать, чем обернется для здешних мест «развенчание нелепой легенды». Или хотя бы смена ее тональности — превращение добродушного гиганта-лосося в кровожадного и опасного монстра.
Был тут и еще один немаловажный нюанс. У большей части земель по берегам озера и у значительной доли обслуживающей туристов индустрии имелся единоличный хозяин. Некий мистер Дж. Р. Вайсгер. И Кайзерманн, как знал Молдер, получил свой пост именно при его поддержке.
Что характерно, Хэммет тоже не мог всего этого не понимать. Но делал вид, что не понимает. Надо думать, в игру, затеянную вокруг жирного куска пирога, вступили и какие-то еще люди, интересы коих детектив представляет…
Но к интересовавшим Молдера проблемам это не имело особого отношения. И он повернул разговор в нужное русло:
— Извините, шериф. Я вполне согласен, что на таком большом и глубоком озере люди — согласно статистике — непременно будут тонуть, и некоторые тела так и не удастся обнаружить. Возможно, четверо людей, пропавших на озере с начала года, за уши притянуты к этой истории автором газетной утки. — Молдер поморщился, поняв, что выданная им словесная конструкция выглядит дурным каламбуром, и продолжил: — Но тело последнего погибшего, мистера Берковича, действительно было найдено со следами многочисленных ран — нанесенных, согласно предварительному заключению экспертов, именно клыками. Весьма крупными клыками…
Шериф почувствовал себя идущим по минному полю. Именно сейчас нельзя было допустить ни малейшей ошибки. Стоит дать хоть намек, хоть какую-то ниточку этим незваным гостям — и они смогут выйти на след старательно обложенной шерифом дичи. Выйти — и спугнуть. Поднять раньше времени. Дичь ударится в бега, а в пятнадцати милях отсюда юрисдикция Кайзерманна кончается — и честь поимки будет принадлежать другим. Тщательно проработанный план — как поднять в глазах мистера Вайсгера свою репутацию в преддверии грядущих выборов шерифа — рухнет из-за нелепой случайности.
— Хочу вам напомнить, — осторожно произнес Кай-зерманп, — что Беркович с малолетним сыном исчез на озере семнадцатого июля. Труп отца был обнаружен у восточного берега двадцать первого числа, тело сына так и не нашли. За четыре дня разложение на такой жаре зашло очень далеко. Тот участок побережья на протяжении около мили покрыт мелкими и острыми камнями. Достаточно было одному идиоту принять следы от ударов о камни на разложившемся трупе за раны от клыков и завопить о чудовище, как завертелась вся эта дурацкая карусель…
— Вполне возможно, — легко согласился Хэммет, — окончательная экспертиза еще не завершена. Но меня интересует один вопрос. Вы очень убедительно рассказывали о подводных течениях на озере, которые порой уносят утонувших в Трэйк-Ривер, не позволяя им всплыть… Но для этого, по вашим словам, надо утонуть в определенном месте и в определенное время. В таком случае, если мальчик утонул рядом и одновременно с отцом, — почему вы не нашли его тело? Может быть, потому, что отец попросту не пролез в глотку вашей легенды и символа?
Трэйк-Бич, уличное кафе, 24 июля 2002 года, 14:21
Посетителей в открытом уличном кафе было немного — народ тянулся на пляжи, поближе к воде. Статья о «монстре Трэйклейна» еще не стала здесь широко известна, и Молдер знал, почему. Издаваемый в Мэдисоне еженедельник «Норд-Ост Ныос» по подписке в курортных местечках Трэйклейна не распространялся, а партия предназначенных для розничной продажи экземпляров с одиозной статьей была целиком и полностью кем-то скуплена по всей округе. Молдер даже подозревал — кем.
Конечно, это был паллиатив и полумера. Рано или поздно (скорее — рано) электронные СМИ, тоже тоскующие от летнего дефицита новостей, подхватят и распространят сенсацию. Да и номера «НО-ньюс», купленные приезжающими на курорт в других местах, рано или поздно доберутся до берегов Трэйклейна.
Но пока старания, предпринятые, как считал Молдер, людьми мистера Вайсгера, срабатывали. От воды курортники не шарахались.
— Сто три градуса note 4, — тоскливо сказал Хэммет, взглянув на свои часы (помимо указания времени, они выполняли еще массу иных функций, полезных и бесполезных). — И это в тени… Ну, или почти в тени, — поправился он, поглядев наверх, на прикрывавший их от солнца огромный полупрозрачный зонтик.