Страница:
В этот момент враги снова бросились на закадычных друзей, и, запустив бутылкой в голову приближающегося пирата, ДЖурган принялся за дело. Выругавшись по поводу пропавшей бутылки, Блай последовал его примеру. Вскоре серия ударов, уколов, нападений и защитных финтов заствила обоих позабыть о жажде
Воспользовавшись мгновением передышки, валькар решил вырваться из круга наседавших на него противников. Одним движением опустив меч в ножны, все еще висевшие у него за спиной, северяние подпрыгнул и, ухватившись за ванты, подтянулся и залез высоко на снасти.
Отсюда он окинул взглядом палубу и с ликованием увидел грозную троицу — Барима и двух его помощников, — пробивающую дорогу остальным матросам «Ятагана».
Холодный ветер остудил разгоряченное схваткой лицо Тонгора. Прикинув, он понял, что уже перевалило за полночь, и, следовательно, пиратский флот уже должен оказаться в зоне видимости летающих патрулей Патанги.
Несомненно, с летающих лодок заметили приближающуюся полосу тумана, но вряд ли заподозрили, что под плотной завесой скрывается флот неприятеля. А значит — сигнал тревоги не был дан, и стража Патанги не готовится к обороне Города Пламени.
Но если уничтожить машину «, создающую туман, то пелена рассеется, и воины Патанги будут подняты по тревоге, чтобы встать на защиту родного города. Поэтому Тонгор решил воспользоваться смятением, царящим на палубе после неожиданной атаки Барима и его людей, чтобы пробраться к колдовской машине и уничтожить ее. С высоты, на которую он забрался, валкар хорошо видел это странное приспособление у мачты и длинный медный штырь, отходящий от него вверх, с конца которого непрестанно сыпались голубые искры.
Перерезав один из вантов кинжалом, Тонгор прыгнул и, не отпуская прочный канат из рук, одним махом оказался рядом с медной, потрескивающей и сыплющей искрами мачтой.
Неожиданно над всем хаосом сражения прокатился знакомый всем каркающий хриплый голос, заставив вздрогнуть всех находящихся на палубе «Красного Волка»— и пиратов Каштара, и воинов Барима.
У пульта управления Лампой Безумия стоял Серый Колдун — Белшатла.
Он развернул свой смертоносный инструмент таким образом, чтобы держать под прицелом палубу и сражающихся на ней людей.
Рука колдуна лежала на пусковом рычаге. Серые лучи пока не выбивались из смертоносной трубки, но машина была включена и готова в любой момент, по велению колдуна, превратить палубу в арену для сражения уже не противников, а просто безумцев.
Пираты — друзья и враги — застыли, оцепенев от ужаса. Все уставились на направленный на них стеклянный серый глаз, как смотрит порой приговоренный на топор в руках палача.
Никто из пиратов не мог ничего предпринять ради своего спасения — так подействовала на людей угроза не погибнуть в бою, как мужчины, а окончить жизнь безумцами в сумасшедшей схватке с такими же обезумевшими несчастными.
Минга, Туран и Горчак оказались слишком далеко от колдуна — у верхних ступенек трапа, ведущего на носовую палубу.
Ближе был только Чарн Товис, но его отделяла о Лампы стена стражников Каштара, готовых к бою. Он ни за что не успел бы вовремя пробиться сквозь их строй.
Сверкающий серым огнем глаз Лампы был направлен прямо на могучую Фигуру Барима.
Рука Белшатлы потянулась к рычагу — и отпустила его!
x x x
Когда нос «Ятагана» вонзился в борт флагмана таракусского флота, многие на палубе «Красного Волка» попадали от неожиданного удара. Но Тонгор, заметивший сверкнувшую в свете фонарей позолоченную драконью голову, устоял на ногах.Воспользовавшись мгновением передышки, валькар решил вырваться из круга наседавших на него противников. Одним движением опустив меч в ножны, все еще висевшие у него за спиной, северяние подпрыгнул и, ухватившись за ванты, подтянулся и залез высоко на снасти.
Отсюда он окинул взглядом палубу и с ликованием увидел грозную троицу — Барима и двух его помощников, — пробивающую дорогу остальным матросам «Ятагана».
Холодный ветер остудил разгоряченное схваткой лицо Тонгора. Прикинув, он понял, что уже перевалило за полночь, и, следовательно, пиратский флот уже должен оказаться в зоне видимости летающих патрулей Патанги.
Несомненно, с летающих лодок заметили приближающуюся полосу тумана, но вряд ли заподозрили, что под плотной завесой скрывается флот неприятеля. А значит — сигнал тревоги не был дан, и стража Патанги не готовится к обороне Города Пламени.
Но если уничтожить машину «, создающую туман, то пелена рассеется, и воины Патанги будут подняты по тревоге, чтобы встать на защиту родного города. Поэтому Тонгор решил воспользоваться смятением, царящим на палубе после неожиданной атаки Барима и его людей, чтобы пробраться к колдовской машине и уничтожить ее. С высоты, на которую он забрался, валкар хорошо видел это странное приспособление у мачты и длинный медный штырь, отходящий от него вверх, с конца которого непрестанно сыпались голубые искры.
Перерезав один из вантов кинжалом, Тонгор прыгнул и, не отпуская прочный канат из рук, одним махом оказался рядом с медной, потрескивающей и сыплющей искрами мачтой.
x x x
Матросы» Ятагана» вели бой уже почти по всей палубе «Красного Волка». Так получилось, что Барим и двое его лучших бойцов оказались в стороне от пьедестала, на котором была закреплена Лампа Безумия. Когда к ней пробились Горчак, Туран и улыбающийся смуглолицый Минга, Чарн Товис, сражавшийся здесь, с трудом сдерживал троих наседающих на него пиратов. Молодой офицер был счастлив перевести дух хотя бы на краткий миг, пока подоспевшие друзья занялись его противниками.Неожиданно над всем хаосом сражения прокатился знакомый всем каркающий хриплый голос, заставив вздрогнуть всех находящихся на палубе «Красного Волка»— и пиратов Каштара, и воинов Барима.
У пульта управления Лампой Безумия стоял Серый Колдун — Белшатла.
Он развернул свой смертоносный инструмент таким образом, чтобы держать под прицелом палубу и сражающихся на ней людей.
Рука колдуна лежала на пусковом рычаге. Серые лучи пока не выбивались из смертоносной трубки, но машина была включена и готова в любой момент, по велению колдуна, превратить палубу в арену для сражения уже не противников, а просто безумцев.
Пираты — друзья и враги — застыли, оцепенев от ужаса. Все уставились на направленный на них стеклянный серый глаз, как смотрит порой приговоренный на топор в руках палача.
Никто из пиратов не мог ничего предпринять ради своего спасения — так подействовала на людей угроза не погибнуть в бою, как мужчины, а окончить жизнь безумцами в сумасшедшей схватке с такими же обезумевшими несчастными.
Минга, Туран и Горчак оказались слишком далеко от колдуна — у верхних ступенек трапа, ведущего на носовую палубу.
Ближе был только Чарн Товис, но его отделяла о Лампы стена стражников Каштара, готовых к бою. Он ни за что не успел бы вовремя пробиться сквозь их строй.
Сверкающий серым огнем глаз Лампы был направлен прямо на могучую Фигуру Барима.
Рука Белшатлы потянулась к рычагу — и отпустила его!
Глава 17. Смерть Каштара
Всем показалось, что паралич ужаса продолжался по крайней мере несколько минут. Но на самом деле такие вещи длятся какие-то доли секунды.
Тонгор уже оторвался ногами от реи, на которой до этого стоял, и в полете к основанию медной мачты вдруг заметил стоявшего у пульта Лампы Смерти Белшатлу. От острого зрения валкара не ускользнуло и то, что Лампа была включена, а ее ствол направлен на группу матросов «Ятагана» во главе с Баримом.
Тонгор уже не мог изменить траекторию своего полета, чтобы приземлиться на палубе рядом с лампой. Но в его силах было выхватить из ножен тяжелый клинок Саркозана.
Огромное лезвие просвистело в воздухе. Скорость полета Тонгора помножилась на мощь его мышц — поэтому удар получился невероятной силы.
Свистящий клинок угодил Белшатле чуть пониже уха и перерубил шею колдуна, начисто отделив голову от тела. Седая голова старого колдуна скатилась с плеч и, подпрыгивая, покатилась по палубе, словно какой-то диковинный серебристый фрукт.
Фонтан черной крови брызнул из перерезанных вен и артерий. Обезглавленное тело покачнулолсь, словно колдун был пьян, и рухнуло на палубу. Падая, оно задело плечом лампу, сместив серый луч и передвинув рычажки на пульте управления.
Внутри аппарата низкое гудение перешло в пронзительный, леденящий душу свист; Зловещие серые молнии пробежали по стеклянным сферам, заискрились латунные провода… В следующий миг из основной трубки ударил бесцветно-серый луч.
Падая, тело Белшатлы сместило прицел лампы, и рождающий безумие луч пришелся не на группу матросов «Ятагана». а на виднеющийся сквозь клубы тумана силуэт ближайшего к флагману корабля армады — большой триремы, называющейся «Тарданской Девой». На ее борту плыли многие ближайшие сподвижники Каштара.
Не больше сотни ярдов разделяло два соседних судна. Скользнув по водной поверхности, серый луч уткнулся в борт «Девы»и растекся по ее палубе.
Экипаж и солдаты, плывшие на триреме, стояли плотной шеренгой вдоль борта. Несколько минут назад они услышали шум какой-то заварушки на борту флагмана, затем тяжелый удар тарана и звуки уже нешуточного боя на палубе «Красного Волка». Капитан «Тарданской девы» как раз собирался приказать спустить шлюпки, чтобы выяснить, что происходит на флагмане и не нужна ли помощь. Но стоило серому лучу коснуться заполненной людьми палубы, как трирема превратилась в арену схватки безумцев, забывших обо всем на свете.
Матрос набросился на матроса и пронзил кинжалом его сердце. Один товарищ по кубрику схватил другого, чтобы перегрызть ему горло и выцарапать ногтями глаза. В мгновение ока палуба наполнилась воющими безумцами, сцепившимися в последней отчаянной схватке, словно дикие звери.
Стоявший на мостике капитан «Тарданской Девы» тоже попал под дьявольский луч, ударивший с борта флагмана. Повернув голову, оскаленную в звериной гримасе, старый морской волк одним уларом кортика сразил ничего не успевшего понять матроса, стоявшего у штурвала, а затем спрыгнул на палубу, чтобы присоединиться к кровавой резне. Погибший рулевой повалился всем телом на штурвал.
Неуправляемая «Тарданская Дева» отдалась на волю волн и течения. Не прошло и нескольких минут, как трирема ткнулась мощным, окованным медью носом в борт соседнего с ним судна. Удар пришелся вскользь. Медный таран не заткнул собой образовавшуюся дыру в досках обшивки, и тонны ледяной воды хлынули в трюмы второго корабля, тотчас же получившего сильный крен.
А Лампа Безумия продолжала излучать свое страшное сияние, несущее убийственное, кровавое безумие. Серый луч скользил дальше и дальше и вот уже на пяти пиратских кораблях началась бессмысленная резня. А затем еще и еще…
По всему флагманскому кораблю шел бой. Избежав опасности быть сраженными Серой Смертью, пираты продолжили прерванную схватку с удвоенной яростью.
Первым сбросил с себя оцепенение Барим Рыжая Борода. Он издал свой леденящий душу боевой клич и вонзил топор в грудь ближайшего к нему стражника Каштара. В следующий миг, словно по команде, засверкали в воздухе клинок ухмыляющегося Тангмара и меч непроницаемо спокойного Ротира.
Карм Карвус бросился в бой вместе с матросами «Ятагана», высадившись на центральную часть палубы. Пробившись на носовую надстройку, он орудуя своим тонким мечом и следуя вдоль самого борта, сумел добраться к тому месту, где рассекали воздух клинки валкара и офицера стражи Патанги Чарна Товиса.
В последний момент путь ему преградил сверкающий дикими глазами полуголый великан с обломком весла в руках. Свирепый корсар с невиданной силой и скоростью крутил над головой тяжелой дубиной. Один удар таким оружием — и переломанные ребра Князя Царгола вонзились бы ему в легкие, а придись такой удар в голову, череп треснул бы, как ореховая скорлупа. Уворачиваясь от страшной дубины, Карм Карвус поскользнулся в луже липкой крови и упал на палубу, выронив меч.
Злорадно ухмыляясь, великан уже занес тяжелый обломок весла над головой для последнего удара, но неожиданно какая-то худенькая, почти мальчишеская фигура, перепрыгнув через упавшего князя, вонзила в грудь пирата кинжал почти по самую рукоятку.
Остро отточенный клинок попал в самое сердце. Корсара словно ударила молния — он вздрогнул, дубина вдруг выскользнула из его ослабевших рук и упала за борт. В следующий миг туда же полетел и поверженный великан. Карм Карвус увидел тонкую, изящную руку, протянутую ему, чтобы помочь встать, и поднял глаза, чтобы рассмотреть своего спасителя.
— Яан! — только и смог выдохнуть Князь Царгола.
Саркая Кадорны лишь рассмеялась, глядя на удивленное выражение его лица. Карм Карвус строго-настрого приказал ей носа не высовывать из трюма «Ятагана» во время боя, и она обещала выполнить его распоряжение. Но останься она, где было условлено — и Князь Царгола уже отправился бы на встречу к Отцу Горму в Зал Героев. В общем, Карм Карвус не посмел осудить Саркаю Кадорны, а только лежал и удивленно рассматривал ее.
Никогда еще она не была так красива. Холодный ветер разрумянил ее щеки. Словно два черных самоцвета, сверкали ее чуть раскосые глаза. Тонкая шпага в изящной руке была в крови чуть не по рукоятку, что служило еще одним доказательством (если какие-либо доказательства еще были нужны) того, что Принцесса Яан действительно могла постоять за себя в бою и сражаться не хуже мужчины.
Стройные длинные ноги плотно обтягивали шерстяные брюки, белая блуза подчеркивала правильную форму груди, алая повязка перехватила водопад черных волос, — еще никогда Яан не казалась Принцу Царгола такой желанной.
Вскочив на ноги и наклонившись к девушке, Карм Карвус обнял ее и привлек к себе, крепко обняв свободной от оружия рукой. Он поцеловал ее прямо посреди яростного боя, на залитой кровью и устланной трупами палубе. Яан ответила на его поцелуй. Ее губы были чувственны и требовательны, а рот — влажен и сладок.
На пути валкара встал сам Каштар.
Лицо предводителя пиратов исказилось в гримасе ярости. Налитые кровью глаза горели жаждой убийства и мести. Пот ручьем стекал с его лба, смешиваясь с кровью, сочившейся из свежего шрама над бровью, полученного в этом ночном бою. Черные, смазанные маслом волосы растрепались и космами разлетелись по плечам пирата.
Каштар был без рубашки, и его сильное, жилистое тело блестело от пота!
— Дикий пес из валкаров! — прохрипел пират. — Сегодня я наконец-то насажу твое вонючее сердце на острие моей сабли!
— Попробуй, — с ухмылкой ответил Тонгор. — Если сумеешь, кровавая свинья из грязного таракусского хлева!
Два клинка скрестились в яростной схватке, зазвенели — словно вступительный аккорд к страшной музыке битвы. Меч валькаров — тяжелый и длинный, больше подходил для бесшабашной схватки, чем для дуэли с опытным фехтовальщиком. Способный прорубать прочные доспехи, меч терял свое преимущество в поединке с быстрым, не защищенным броней противником, вооруженным легким, удобным для фехтования оружием. Но могучие мускулы, крепкие сухожилия и невероятно быстрая реакция Тонгора компенсировали медлительность его двуручного меча. Отбив первый яростный удар сабли Каштара, северянин встал в боевую стойку и приготовился к серьезному бою.
Каштар был опытным, умелым воином. Сабля сверкала в его руках, словно молния. Но откуда бы она не летела в противника, ее везде встречал неодолимым заслоном меч Тонгора. Снова и снова наносил удары пиратский адмирал, но каждый раз между лезвием сабли и телом противника вставал широкий клинок Саркозана.
Пот уже потоками лился по спине и тяжело вздымавшейся и опускавшейся груди пирата. Стекая по лбу и смешиваясь с кровью, он превращался в соленую розовую жижу, заливавшую и разъедавшую Каштару глаза. Сам еще не веря, Каштар почувствовал, что силы его на исходе. Все труднее ему становилось наносить молниеносные удары, все тяжелее казалась сабля.
Красный Волк вдруг понял, что, скорее всего, ему не удастся победить Тонгора в честном бою один на один.
Это ощущение было для него новым и здорово напугало его. Никогда еще Каштар не встречал воина, устоявшего против града его сабельных ударов. А сейчас, несмотря на напряжение всех мышц, всего тела, ему так и не удалось нанести ни малейшей раны, ни царапины своему могучему противнику.
Тонгор сражался спокойно и уверенно. Его дыхание даже не участилось. Казалось, валькар вообще не знает, что такое усталость. Жестокое удовлетворение сверкнуло в золотых глазах северянина, заметивших бессильное бешенство, страх и растерянность на лице своего противника. Валькар без труда отбивал все удары Каштара.
Ледяная волна ужаса окатила предводителя пиратов.
Каштар держался из последних сил. Измученным легким не хватало воздузха, мышцы молили об отдыхе. Пират понял, что на самом деле Тонгор просто играл с ним, как кот с мышью. Такое распределение ролей было совершенно новым для Красного Волка и абсолютно его не устраивало.
Вдруг в его глазах свуркнул огонек надежды. Каштар заметил, что Тонгор стоит рядом с лужей крови. Из последних сил нанося удары, Красный Волк стал обходить противника, чтобы заставить его сделать роковой шаг. Так и произошло: ступив босыми ногами в липкую жижу, Тонгор поскользнулся и чуть не упал.
Издав победный крик, Каштар занес над головой саблю, вложив все силы в последний удар. Но неожиданно клинок наткнулся на какое-то препятствие.
Поднятая сабля задела медную антенну. Раздался громкий хлопок, все вокруг озарилось синим огнем — и Красный Волк из Таракуса получил удар в десять тысяч вольт.
Тонгор уже оторвался ногами от реи, на которой до этого стоял, и в полете к основанию медной мачты вдруг заметил стоявшего у пульта Лампы Смерти Белшатлу. От острого зрения валкара не ускользнуло и то, что Лампа была включена, а ее ствол направлен на группу матросов «Ятагана» во главе с Баримом.
Тонгор уже не мог изменить траекторию своего полета, чтобы приземлиться на палубе рядом с лампой. Но в его силах было выхватить из ножен тяжелый клинок Саркозана.
Огромное лезвие просвистело в воздухе. Скорость полета Тонгора помножилась на мощь его мышц — поэтому удар получился невероятной силы.
Свистящий клинок угодил Белшатле чуть пониже уха и перерубил шею колдуна, начисто отделив голову от тела. Седая голова старого колдуна скатилась с плеч и, подпрыгивая, покатилась по палубе, словно какой-то диковинный серебристый фрукт.
Фонтан черной крови брызнул из перерезанных вен и артерий. Обезглавленное тело покачнулолсь, словно колдун был пьян, и рухнуло на палубу. Падая, оно задело плечом лампу, сместив серый луч и передвинув рычажки на пульте управления.
Внутри аппарата низкое гудение перешло в пронзительный, леденящий душу свист; Зловещие серые молнии пробежали по стеклянным сферам, заискрились латунные провода… В следующий миг из основной трубки ударил бесцветно-серый луч.
Падая, тело Белшатлы сместило прицел лампы, и рождающий безумие луч пришелся не на группу матросов «Ятагана». а на виднеющийся сквозь клубы тумана силуэт ближайшего к флагману корабля армады — большой триремы, называющейся «Тарданской Девой». На ее борту плыли многие ближайшие сподвижники Каштара.
Не больше сотни ярдов разделяло два соседних судна. Скользнув по водной поверхности, серый луч уткнулся в борт «Девы»и растекся по ее палубе.
Экипаж и солдаты, плывшие на триреме, стояли плотной шеренгой вдоль борта. Несколько минут назад они услышали шум какой-то заварушки на борту флагмана, затем тяжелый удар тарана и звуки уже нешуточного боя на палубе «Красного Волка». Капитан «Тарданской девы» как раз собирался приказать спустить шлюпки, чтобы выяснить, что происходит на флагмане и не нужна ли помощь. Но стоило серому лучу коснуться заполненной людьми палубы, как трирема превратилась в арену схватки безумцев, забывших обо всем на свете.
Матрос набросился на матроса и пронзил кинжалом его сердце. Один товарищ по кубрику схватил другого, чтобы перегрызть ему горло и выцарапать ногтями глаза. В мгновение ока палуба наполнилась воющими безумцами, сцепившимися в последней отчаянной схватке, словно дикие звери.
Стоявший на мостике капитан «Тарданской Девы» тоже попал под дьявольский луч, ударивший с борта флагмана. Повернув голову, оскаленную в звериной гримасе, старый морской волк одним уларом кортика сразил ничего не успевшего понять матроса, стоявшего у штурвала, а затем спрыгнул на палубу, чтобы присоединиться к кровавой резне. Погибший рулевой повалился всем телом на штурвал.
Неуправляемая «Тарданская Дева» отдалась на волю волн и течения. Не прошло и нескольких минут, как трирема ткнулась мощным, окованным медью носом в борт соседнего с ним судна. Удар пришелся вскользь. Медный таран не заткнул собой образовавшуюся дыру в досках обшивки, и тонны ледяной воды хлынули в трюмы второго корабля, тотчас же получившего сильный крен.
А Лампа Безумия продолжала излучать свое страшное сияние, несущее убийственное, кровавое безумие. Серый луч скользил дальше и дальше и вот уже на пяти пиратских кораблях началась бессмысленная резня. А затем еще и еще…
x x x
Пролетев как можно дальше на свисающем с мачты канате, Тонгор прыгнул вперед и перекувырнувшись в воздухе, приземлился на ноги у самого основания потрескивающей медной мачты.По всему флагманскому кораблю шел бой. Избежав опасности быть сраженными Серой Смертью, пираты продолжили прерванную схватку с удвоенной яростью.
Первым сбросил с себя оцепенение Барим Рыжая Борода. Он издал свой леденящий душу боевой клич и вонзил топор в грудь ближайшего к нему стражника Каштара. В следующий миг, словно по команде, засверкали в воздухе клинок ухмыляющегося Тангмара и меч непроницаемо спокойного Ротира.
Карм Карвус бросился в бой вместе с матросами «Ятагана», высадившись на центральную часть палубы. Пробившись на носовую надстройку, он орудуя своим тонким мечом и следуя вдоль самого борта, сумел добраться к тому месту, где рассекали воздух клинки валкара и офицера стражи Патанги Чарна Товиса.
В последний момент путь ему преградил сверкающий дикими глазами полуголый великан с обломком весла в руках. Свирепый корсар с невиданной силой и скоростью крутил над головой тяжелой дубиной. Один удар таким оружием — и переломанные ребра Князя Царгола вонзились бы ему в легкие, а придись такой удар в голову, череп треснул бы, как ореховая скорлупа. Уворачиваясь от страшной дубины, Карм Карвус поскользнулся в луже липкой крови и упал на палубу, выронив меч.
Злорадно ухмыляясь, великан уже занес тяжелый обломок весла над головой для последнего удара, но неожиданно какая-то худенькая, почти мальчишеская фигура, перепрыгнув через упавшего князя, вонзила в грудь пирата кинжал почти по самую рукоятку.
Остро отточенный клинок попал в самое сердце. Корсара словно ударила молния — он вздрогнул, дубина вдруг выскользнула из его ослабевших рук и упала за борт. В следующий миг туда же полетел и поверженный великан. Карм Карвус увидел тонкую, изящную руку, протянутую ему, чтобы помочь встать, и поднял глаза, чтобы рассмотреть своего спасителя.
— Яан! — только и смог выдохнуть Князь Царгола.
Саркая Кадорны лишь рассмеялась, глядя на удивленное выражение его лица. Карм Карвус строго-настрого приказал ей носа не высовывать из трюма «Ятагана» во время боя, и она обещала выполнить его распоряжение. Но останься она, где было условлено — и Князь Царгола уже отправился бы на встречу к Отцу Горму в Зал Героев. В общем, Карм Карвус не посмел осудить Саркаю Кадорны, а только лежал и удивленно рассматривал ее.
Никогда еще она не была так красива. Холодный ветер разрумянил ее щеки. Словно два черных самоцвета, сверкали ее чуть раскосые глаза. Тонкая шпага в изящной руке была в крови чуть не по рукоятку, что служило еще одним доказательством (если какие-либо доказательства еще были нужны) того, что Принцесса Яан действительно могла постоять за себя в бою и сражаться не хуже мужчины.
Стройные длинные ноги плотно обтягивали шерстяные брюки, белая блуза подчеркивала правильную форму груди, алая повязка перехватила водопад черных волос, — еще никогда Яан не казалась Принцу Царгола такой желанной.
Вскочив на ноги и наклонившись к девушке, Карм Карвус обнял ее и привлек к себе, крепко обняв свободной от оружия рукой. Он поцеловал ее прямо посреди яростного боя, на залитой кровью и устланной трупами палубе. Яан ответила на его поцелуй. Ее губы были чувственны и требовательны, а рот — влажен и сладок.
x x x
Тонгор бросился к искрящемуся медному штырю, чтобы сломать, уничтожить машину, скрывающую корабли пиратов. Но тут же перед ним сверкнуло стальным блеском лезвие сабли.На пути валкара встал сам Каштар.
Лицо предводителя пиратов исказилось в гримасе ярости. Налитые кровью глаза горели жаждой убийства и мести. Пот ручьем стекал с его лба, смешиваясь с кровью, сочившейся из свежего шрама над бровью, полученного в этом ночном бою. Черные, смазанные маслом волосы растрепались и космами разлетелись по плечам пирата.
Каштар был без рубашки, и его сильное, жилистое тело блестело от пота!
— Дикий пес из валкаров! — прохрипел пират. — Сегодня я наконец-то насажу твое вонючее сердце на острие моей сабли!
— Попробуй, — с ухмылкой ответил Тонгор. — Если сумеешь, кровавая свинья из грязного таракусского хлева!
Два клинка скрестились в яростной схватке, зазвенели — словно вступительный аккорд к страшной музыке битвы. Меч валькаров — тяжелый и длинный, больше подходил для бесшабашной схватки, чем для дуэли с опытным фехтовальщиком. Способный прорубать прочные доспехи, меч терял свое преимущество в поединке с быстрым, не защищенным броней противником, вооруженным легким, удобным для фехтования оружием. Но могучие мускулы, крепкие сухожилия и невероятно быстрая реакция Тонгора компенсировали медлительность его двуручного меча. Отбив первый яростный удар сабли Каштара, северянин встал в боевую стойку и приготовился к серьезному бою.
Каштар был опытным, умелым воином. Сабля сверкала в его руках, словно молния. Но откуда бы она не летела в противника, ее везде встречал неодолимым заслоном меч Тонгора. Снова и снова наносил удары пиратский адмирал, но каждый раз между лезвием сабли и телом противника вставал широкий клинок Саркозана.
Пот уже потоками лился по спине и тяжело вздымавшейся и опускавшейся груди пирата. Стекая по лбу и смешиваясь с кровью, он превращался в соленую розовую жижу, заливавшую и разъедавшую Каштару глаза. Сам еще не веря, Каштар почувствовал, что силы его на исходе. Все труднее ему становилось наносить молниеносные удары, все тяжелее казалась сабля.
Красный Волк вдруг понял, что, скорее всего, ему не удастся победить Тонгора в честном бою один на один.
Это ощущение было для него новым и здорово напугало его. Никогда еще Каштар не встречал воина, устоявшего против града его сабельных ударов. А сейчас, несмотря на напряжение всех мышц, всего тела, ему так и не удалось нанести ни малейшей раны, ни царапины своему могучему противнику.
Тонгор сражался спокойно и уверенно. Его дыхание даже не участилось. Казалось, валькар вообще не знает, что такое усталость. Жестокое удовлетворение сверкнуло в золотых глазах северянина, заметивших бессильное бешенство, страх и растерянность на лице своего противника. Валькар без труда отбивал все удары Каштара.
Ледяная волна ужаса окатила предводителя пиратов.
Каштар держался из последних сил. Измученным легким не хватало воздузха, мышцы молили об отдыхе. Пират понял, что на самом деле Тонгор просто играл с ним, как кот с мышью. Такое распределение ролей было совершенно новым для Красного Волка и абсолютно его не устраивало.
Вдруг в его глазах свуркнул огонек надежды. Каштар заметил, что Тонгор стоит рядом с лужей крови. Из последних сил нанося удары, Красный Волк стал обходить противника, чтобы заставить его сделать роковой шаг. Так и произошло: ступив босыми ногами в липкую жижу, Тонгор поскользнулся и чуть не упал.
Издав победный крик, Каштар занес над головой саблю, вложив все силы в последний удар. Но неожиданно клинок наткнулся на какое-то препятствие.
Поднятая сабля задела медную антенну. Раздался громкий хлопок, все вокруг озарилось синим огнем — и Красный Волк из Таракуса получил удар в десять тысяч вольт.
Глава 18. Последнее сражение
Стоило стальному клинку коснуться медного стержня, как он тотчас намертво притянулся к искрящейся антенне и в мгновение ока, пропустив через себя электрический разряд, стал рубиново-красным, затем огненно-оранжевым и, наконец, ослепительно белым. Вскоре сверкающие капли расплавленного металла скатились на рукоятку и упали на держащую ее ладонь.
Но Каштар уже не чувствовал боли. В тот самый миг, когда его сабля задела медную мачту, неведомая сила, заключенная в машине, убила его. Тело пирата медленно сползло на палубу, и даже Тонгор закусил губы и вздрогнул, увидев, во что превратилось лицо морского разбойника: Электрический разряд так изуродовал голову ЯКаштара, что теперь его вряд ли кто-нибудь смог бы узнать.
Вскоре внутри машины раздался второй, более сильный взрыв. Полыхнуло слепящее белое пламя, и из отверстий в корпусе повалил густой черный дым. Таинственное голубое свечение исчезло, и с вершины мачты перестали сыпаться искры. Конечно, валькар из Лемурии понятия не имел об электричестве, не понимал, что стальная сабля Каштара вызвала короткое замыкание, разрушившее механизм. Но главное для себя Тонгор понял: машина, рождающая туман, разрушена и никто не сможет ее восстановить, ибо единственный человек, владеющий ее секретом, обезглавлен в сегодняшнем бою.
И второе, не менее важное событие осознал Тонгор: Красный Волк из Таракуса больше не выйдет в море и не поднимет свой безжалостный меч против кого бы то ни было.
Вокруг Тонгора продолжал кипеть бой. Карм Карвус и Яан пробились к Мингу, Турану и Чарну Товису. Впятером они очистили от пиратов носовую палубу и держали там оборону, обеспечивая путь к отступлению на борт «Ятагана»и не подпуская врагов к своему кораблю.
Один за другим пиратские корабли меняли курс, чтобы подойти поближе к флагману и выяснить, что происходит на его палубе. Вблизи было видно, что борт «Красного Волка» протаранен другим судном. Пиратские капитаны высылали шлюпку за шлюпкой, чтобы предложить помощь Каштару, о смерти которого еще никому не было известно.
Но теперь у рычагов Лампы Безумия стоял Чарн Товис, переводивший дьявольские лучи с одной приближающейся шлюпки на другую. Пораженные Серой Смертью, пираты вступали в безумный бой со своими товарищами, и небольшие лодки быстро переворачивались. Расправившись со шлюпками, Чарн Товис направлял лампу на галеры и триремы.
Вскоре уже почти половина флотилии втянулась в хаотическое сражение. Оставшиеся без рулевых корабли, облученные Лампой Безумия, таранили соседние суда. Сцепившиеся, полузатонувшие груды оказались непреодолимым препятствием; и другие капитаны были вынуждены ломать строй и лавировать, думая только о том, как спасти свой корабль.
Тут и там заполыхали огни — это горели паруса, снасти, мачты и надстройки, подожженные обезумевшими матросами. Спасаясь от пламени, перекидывавшегося на соседние суда, многие моряки, даже безумцы, бросались в ледяные волны Залива, но некому было послать шлюпки, чтобы спасти несчастных.
Чарн Товис побледнел и крепко сжал челюсти, чтобы самому не закричать от ужаса. Лишь собрав в кулак всю свою волю, он смог заставить себя вновь и вновь наводить Лампу на очередную цель и снова и снова переключать рычаги.
Иногда боги бывают справедливыми. Смерть в безумии, которой пираты грозили Городу Пламени, настигла их самих. Но даже ослепленное ненавистью к врагам сердце Чарна Товиса не выдержало — слишком бесчеловечным и жестоким было оружие, оказавшееся в его руках. В какой-то момент, вместо того, чтобы вновь перевести рычаг управления, молодой офицер нагнулся и, схватив с палубы тяжелый обломок весла, несколько раз изо всех сил ударил по лампе, превратив ее в груду осколков и искореженных латунных деталей.
Эта дьявольская машина должна была, по воле богов, остаться похороненной в руинах проклятой Нианги. Ей было суждено вечно оставаться вне досягаемости людей под толщей выжженного песка Серой Пустыни.
Наперекор божественной воле действовал Белшатла, откопав дьявольское оружие…
Но теперь никто и никогда не сможет использовать эту машину в сражении, обратить ее страшные лучи против человека.
Чарн Товис снова сжал в руках клинок, чтобы присоединиться к битве, шедшей на палубе. Вдруг, подняв голову и посмотрев на небо, он воскликнул:
— Тонгор! Валькар на миг оторвался от кровавой работы и огляделся… Густой туман больше не наполнял его легкие. Теперь в них ворвался свежий, соленый морской ветер. На востоке, на самом краю горизонта показалась красная полоса восхода.
Сожженная коротким замыканием машина с медным штырем была мертва, и ветер быстро разгонял завесу тумана над кораблями пиратов.
Лицо Тонгора расплылось в удовлетворенной улыбке. Наконец-то пелена тумана перестала скрывать флот Таракуса. Теперь зоркие стражи Патанги заметят подобравшегося почти к самым воротам города противника и поднимут тревогу.
Сумеют ли матросы Барима очистить палубы «Красного Волка», или им всем, включая самого Тонгора, суждено погибнуть в этом сражении, — уже не было столь важно. Главное, что Патанга спасена.
А затем утреннее небо озарилось вспышкой неестественного бело-голубого пламени. Даже не поднимая глаз, Тонгор понял, что это, и радостно улыбнулся, получив подтверждение того, что воины Патанги не только заметили опасность, но уже вступили в бой.
Но вновь какое-то неясное подозрение кольнуло его, когда он посмотрел в сторону приближающегося к городу туманного вала.
Повинуясь безотчетному импульсу, он изменил приказ и потребовал, чтобы пилот опустился пониже над этим непонятным густым туманом.
Но что же произошло с непроницаемой пеленой тумана? Словно под порывами ураганного ветра, сизые клубы прямо на глазах разлетались и исчезали. А под ними… перед удивленными глазами офицера и его пилота развернулась леденящая душу картина — почти у самых стен города, в бухте Патанги двигались под парусами сотни кораблей.
Чанган Джаль действовал машинально, быстрее, чем рассуждал. Еще не до конца понимая, что произошло, он уже схватился за рычаги наведения и направил острый, как игла, электрод грозного орудия на пурпурные паруса внизу.
Времени на обмен сигналами со стражей на башнях уже не оставалось. Заметив пикирующий воллер, огромный флот у входа в гавань, и услышав звуки боя, стражники сами поднимут тревогу. Предоставив магическое оружие пилоту, старший офицер приготовился использовать другое, еще более грозное оружие.
Под днищем лодки были закреплены еще два детища гения Иотондуса — ракеты, приводимые в движение сжатым воздухом и взрывающиеся при попадании в цель.
Никогда раньше это оружие еще не использовалось в настоящем бою. Созданные недавно, ракеты должны были применяться только в минуту смертельной для города опасности. И вот такой момент настал — и первая ракета понеслась к цели — одному из кораблей пиратской армады.
Прежде, чем произошел первый взрыв, на башнях и шпилях города протрубили серебряные горны, поднимая тревогу. Лучники, отряд за отрядом, занимали свои места на стенах. Боевые расчеты готовили и заряжали крепостные катапульты и тяжелые арбалеты. Готовясь к отражению десанта, несколько отрядов приготовились к вылазке за ворота. Нарушилось привычное равномерное кружение патрульных летающих лодок — спешно выстраиваясь в боевой строй, корабли Воздушной Гвардии спешили к заливу, чтобы присоединиться к воллеру Чангана Джаля.
Слолвно быстрые и стремительные черные ястребы, обрушивались воллеры на корабли пиратов. Не успело еще солнце подняться над горизонтом, а в бухте Патанги уже рассвело, как днем — один за другим вспыхивали пораженные с воздуха пиратские корабли…
Крикнув сражающимся рядом, чтобы они удерживали носовую палубу и путь к отступлению, Тонгор метнулся к мачтам, в самую гущу сражения.
Пепел и дым от горящих кораблей щипали глаза, и Тонгор с трудом разыскал Барима. Добравшись до него, валкартанец схватил рыжебородого воина за руку и крикнул ему прямо в ухо, чтобы перекрыть шум боя:
— Уходим!
Барим кивнул. Поднеся к губам висевший у него на поясе серебряный рог, он протрубил сигнал по которому все, оставшиеся до сих пор в живых, матросы «Ятагана» стали пробираться на носовую палубу, чтобы вернуться на свою галеру.
Тонгор, Карм Карвус и Барим Рыжая Борода последними покинули палубу «Красного Волка». В тот же миг весла и багры уперлись в борт пиратского флагмана, нос «Ятагана» выскользнул из пробоины в борту, и черная галера отошла от огромного, некогда грозного, но теперь уже обреченного корабля.
«Красному Волку», как оказалось, было не суждено спокойно затонуть, набрав в трюм хлынувшей в пробоину воды. Едва «Ятаган» отошел от его борта, как в палубу пиратского флагмана вонзился огненный шар, пущенный с одной из воздушных лодок. Разом вспыхнули кормовая надстройка и мачты. Две враждебные друг другу стихии — вода и огонь — объединились, чтобы быстрее уничтожить «Красного Волка».
Теперь и самому «Ятагану» угрожала не меньшая опасность оказаться жертвой меткого выстрела одного из пилотов. По приказу Барима Блай вытащил откуда-то из трюма большую простыню, которой заменили черный пиратский флаг на мачте галеры в знак капитуляции. Повинуясь ставшему к штурвалу Бариму, «Ятаган» быстро вышел из огненного хаоса, в который превратился обреченный флот пиратов.
Уже больше половины армады было выведено из строя — корабли горели и тонули. Многие бесцельно рыскали в разные стороны, оставшись без рулевого, или повинуясь вставшему к штурвалу безумцу — несчастному, попавшему под луч Серой Смерти.
Некоторые пиратские корабли в последних рядах армады стали разворачиваться, чтобы уйти из бухты. Но летающие лодки безжалостно преследовали беглецов и, не давая им уйти, поражали электрическими пушками и огненными ракетами.
Но Каштар уже не чувствовал боли. В тот самый миг, когда его сабля задела медную мачту, неведомая сила, заключенная в машине, убила его. Тело пирата медленно сползло на палубу, и даже Тонгор закусил губы и вздрогнул, увидев, во что превратилось лицо морского разбойника: Электрический разряд так изуродовал голову ЯКаштара, что теперь его вряд ли кто-нибудь смог бы узнать.
Вскоре внутри машины раздался второй, более сильный взрыв. Полыхнуло слепящее белое пламя, и из отверстий в корпусе повалил густой черный дым. Таинственное голубое свечение исчезло, и с вершины мачты перестали сыпаться искры. Конечно, валькар из Лемурии понятия не имел об электричестве, не понимал, что стальная сабля Каштара вызвала короткое замыкание, разрушившее механизм. Но главное для себя Тонгор понял: машина, рождающая туман, разрушена и никто не сможет ее восстановить, ибо единственный человек, владеющий ее секретом, обезглавлен в сегодняшнем бою.
И второе, не менее важное событие осознал Тонгор: Красный Волк из Таракуса больше не выйдет в море и не поднимет свой безжалостный меч против кого бы то ни было.
Вокруг Тонгора продолжал кипеть бой. Карм Карвус и Яан пробились к Мингу, Турану и Чарну Товису. Впятером они очистили от пиратов носовую палубу и держали там оборону, обеспечивая путь к отступлению на борт «Ятагана»и не подпуская врагов к своему кораблю.
Один за другим пиратские корабли меняли курс, чтобы подойти поближе к флагману и выяснить, что происходит на его палубе. Вблизи было видно, что борт «Красного Волка» протаранен другим судном. Пиратские капитаны высылали шлюпку за шлюпкой, чтобы предложить помощь Каштару, о смерти которого еще никому не было известно.
Но теперь у рычагов Лампы Безумия стоял Чарн Товис, переводивший дьявольские лучи с одной приближающейся шлюпки на другую. Пораженные Серой Смертью, пираты вступали в безумный бой со своими товарищами, и небольшие лодки быстро переворачивались. Расправившись со шлюпками, Чарн Товис направлял лампу на галеры и триремы.
Вскоре уже почти половина флотилии втянулась в хаотическое сражение. Оставшиеся без рулевых корабли, облученные Лампой Безумия, таранили соседние суда. Сцепившиеся, полузатонувшие груды оказались непреодолимым препятствием; и другие капитаны были вынуждены ломать строй и лавировать, думая только о том, как спасти свой корабль.
Тут и там заполыхали огни — это горели паруса, снасти, мачты и надстройки, подожженные обезумевшими матросами. Спасаясь от пламени, перекидывавшегося на соседние суда, многие моряки, даже безумцы, бросались в ледяные волны Залива, но некому было послать шлюпки, чтобы спасти несчастных.
Чарн Товис побледнел и крепко сжал челюсти, чтобы самому не закричать от ужаса. Лишь собрав в кулак всю свою волю, он смог заставить себя вновь и вновь наводить Лампу на очередную цель и снова и снова переключать рычаги.
Иногда боги бывают справедливыми. Смерть в безумии, которой пираты грозили Городу Пламени, настигла их самих. Но даже ослепленное ненавистью к врагам сердце Чарна Товиса не выдержало — слишком бесчеловечным и жестоким было оружие, оказавшееся в его руках. В какой-то момент, вместо того, чтобы вновь перевести рычаг управления, молодой офицер нагнулся и, схватив с палубы тяжелый обломок весла, несколько раз изо всех сил ударил по лампе, превратив ее в груду осколков и искореженных латунных деталей.
Эта дьявольская машина должна была, по воле богов, остаться похороненной в руинах проклятой Нианги. Ей было суждено вечно оставаться вне досягаемости людей под толщей выжженного песка Серой Пустыни.
Наперекор божественной воле действовал Белшатла, откопав дьявольское оружие…
Но теперь никто и никогда не сможет использовать эту машину в сражении, обратить ее страшные лучи против человека.
Чарн Товис снова сжал в руках клинок, чтобы присоединиться к битве, шедшей на палубе. Вдруг, подняв голову и посмотрев на небо, он воскликнул:
— Тонгор! Валькар на миг оторвался от кровавой работы и огляделся… Густой туман больше не наполнял его легкие. Теперь в них ворвался свежий, соленый морской ветер. На востоке, на самом краю горизонта показалась красная полоса восхода.
Сожженная коротким замыканием машина с медным штырем была мертва, и ветер быстро разгонял завесу тумана над кораблями пиратов.
Лицо Тонгора расплылось в удовлетворенной улыбке. Наконец-то пелена тумана перестала скрывать флот Таракуса. Теперь зоркие стражи Патанги заметят подобравшегося почти к самым воротам города противника и поднимут тревогу.
Сумеют ли матросы Барима очистить палубы «Красного Волка», или им всем, включая самого Тонгора, суждено погибнуть в этом сражении, — уже не было столь важно. Главное, что Патанга спасена.
А затем утреннее небо озарилось вспышкой неестественного бело-голубого пламени. Даже не поднимая глаз, Тонгор понял, что это, и радостно улыбнулся, получив подтверждение того, что воины Патанги не только заметили опасность, но уже вступили в бой.
x x x
Ближе к рассвету старший офицер Чанган Джаль приказал пилоту взять курс на ангар Воздушной Крепости. Дежурство подходило к концу, и офицер уже думал о бутылке вина, теплой постели и сладком, крепком сне.Но вновь какое-то неясное подозрение кольнуло его, когда он посмотрел в сторону приближающегося к городу туманного вала.
Повинуясь безотчетному импульсу, он изменил приказ и потребовал, чтобы пилот опустился пониже над этим непонятным густым туманом.
Но что же произошло с непроницаемой пеленой тумана? Словно под порывами ураганного ветра, сизые клубы прямо на глазах разлетались и исчезали. А под ними… перед удивленными глазами офицера и его пилота развернулась леденящая душу картина — почти у самых стен города, в бухте Патанги двигались под парусами сотни кораблей.
Чанган Джаль действовал машинально, быстрее, чем рассуждал. Еще не до конца понимая, что произошло, он уже схватился за рычаги наведения и направил острый, как игла, электрод грозного орудия на пурпурные паруса внизу.
Времени на обмен сигналами со стражей на башнях уже не оставалось. Заметив пикирующий воллер, огромный флот у входа в гавань, и услышав звуки боя, стражники сами поднимут тревогу. Предоставив магическое оружие пилоту, старший офицер приготовился использовать другое, еще более грозное оружие.
Под днищем лодки были закреплены еще два детища гения Иотондуса — ракеты, приводимые в движение сжатым воздухом и взрывающиеся при попадании в цель.
Никогда раньше это оружие еще не использовалось в настоящем бою. Созданные недавно, ракеты должны были применяться только в минуту смертельной для города опасности. И вот такой момент настал — и первая ракета понеслась к цели — одному из кораблей пиратской армады.
Прежде, чем произошел первый взрыв, на башнях и шпилях города протрубили серебряные горны, поднимая тревогу. Лучники, отряд за отрядом, занимали свои места на стенах. Боевые расчеты готовили и заряжали крепостные катапульты и тяжелые арбалеты. Готовясь к отражению десанта, несколько отрядов приготовились к вылазке за ворота. Нарушилось привычное равномерное кружение патрульных летающих лодок — спешно выстраиваясь в боевой строй, корабли Воздушной Гвардии спешили к заливу, чтобы присоединиться к воллеру Чангана Джаля.
Слолвно быстрые и стремительные черные ястребы, обрушивались воллеры на корабли пиратов. Не успело еще солнце подняться над горизонтом, а в бухте Патанги уже рассвело, как днем — один за другим вспыхивали пораженные с воздуха пиратские корабли…
x x x
В пылу боя Тонгор даже не задумывался о собственной безопасности. Но при первом же захроде летающих лодок на таракусский флот и первых взрывах северянин забеспокоился: ясно, что пилоты не разберут сверху, кто есть кто, и будут уничтожать все корабли без разбора.Крикнув сражающимся рядом, чтобы они удерживали носовую палубу и путь к отступлению, Тонгор метнулся к мачтам, в самую гущу сражения.
Пепел и дым от горящих кораблей щипали глаза, и Тонгор с трудом разыскал Барима. Добравшись до него, валкартанец схватил рыжебородого воина за руку и крикнул ему прямо в ухо, чтобы перекрыть шум боя:
— Уходим!
Барим кивнул. Поднеся к губам висевший у него на поясе серебряный рог, он протрубил сигнал по которому все, оставшиеся до сих пор в живых, матросы «Ятагана» стали пробираться на носовую палубу, чтобы вернуться на свою галеру.
Тонгор, Карм Карвус и Барим Рыжая Борода последними покинули палубу «Красного Волка». В тот же миг весла и багры уперлись в борт пиратского флагмана, нос «Ятагана» выскользнул из пробоины в борту, и черная галера отошла от огромного, некогда грозного, но теперь уже обреченного корабля.
«Красному Волку», как оказалось, было не суждено спокойно затонуть, набрав в трюм хлынувшей в пробоину воды. Едва «Ятаган» отошел от его борта, как в палубу пиратского флагмана вонзился огненный шар, пущенный с одной из воздушных лодок. Разом вспыхнули кормовая надстройка и мачты. Две враждебные друг другу стихии — вода и огонь — объединились, чтобы быстрее уничтожить «Красного Волка».
Теперь и самому «Ятагану» угрожала не меньшая опасность оказаться жертвой меткого выстрела одного из пилотов. По приказу Барима Блай вытащил откуда-то из трюма большую простыню, которой заменили черный пиратский флаг на мачте галеры в знак капитуляции. Повинуясь ставшему к штурвалу Бариму, «Ятаган» быстро вышел из огненного хаоса, в который превратился обреченный флот пиратов.
Уже больше половины армады было выведено из строя — корабли горели и тонули. Многие бесцельно рыскали в разные стороны, оставшись без рулевого, или повинуясь вставшему к штурвалу безумцу — несчастному, попавшему под луч Серой Смерти.
Некоторые пиратские корабли в последних рядах армады стали разворачиваться, чтобы уйти из бухты. Но летающие лодки безжалостно преследовали беглецов и, не давая им уйти, поражали электрическими пушками и огненными ракетами.