Страница:
великий залив стал намного шире. Его воды смешались с более солеными и холодными волнами Яшензеб Чуна — Южного моря. Еще несколько лиг — и на горизонте покажутся башни пиратской цитадели — Таракуса. Еще ночь под парусом и несколько часов пути при свете дня — и «Ятаган» бросит якорь в огромной, удобной бухте столицы пиратского королевства.
Но тут Судьба взяла дело в свои руки.
В нескольких сотнях ярдов впереди по курсу из-под воды показалась огромная чешуйчатая голова с горящими холодным янтарным огнем глазами.
Толстяк Блай звучно икнул. Старый одноглазый Дурган потер здоровый глаз и забормотал молитву морскому богу Шастадиону. Тангмар задумчиво проверил остроту клинка своего меча, а великан Рогир потянул с плеча лук. Все пираты спокойно, без паники готовились вступить в схватку не на жизнь, а на смерть с чудовищем из морских глубин.
Перед галерой вынырнул один из драконов, живших в лемурийскую эпоху. Огромный лярт, сверкая холодными глазами, извиваясь, плыл навстречу судну, широко раскрыв пасть, в которой сверкали драконьи клыки.
Не так уж часто чудовища Южного моря заплывали так высоко в Залив. Их домом и владениями были океанские глубины. Но несколько раз в год рыба, которой обычно питались эти драконы, уходила в Залив, чтобы отнереститься в устьях впадающих в него рек. И тогда бешеные от голода чудовища заплывали в залив вслед за рыбой… а морякам Лемурии оставалось лишь молить зеленобородого Бога Морей о пощаде. Ведь взрослый лярт вдвое длиннее корабля; его могучий хвост, огромные когти и ужасные челюсти могли разбить галеру в щепки или утащить под воду.
Тонгор стоял на носу, сжимая в руке большой меч валькаров. Однажды, двенадцать лет назад, его воллер совершил вынужденную посадку в водах Залива и был атакован морским драконом. Тогда Девятнадцать Богов оказались милостивы к Тонгору и его спутникам. Всему экипажу удалось избежать смертоносных челюстей Ужаса Глубин. Но если это чудовище нападет на «Ятаган», будут ли боги столь же милостивы во второй раз и помогут ли им избежать клыков и когтей огромного лярта?
— Горчак, Туран, Минга — быстро к катапультам! Рогир, бери своих стрелков — и живо на снасти, повыше! Приготовьте стрелы. Всем — к бою!
Барим Рыжая Борода, натягивая доспехи, отдавал приказы своей команде. В палубе открылись широкие люки, из которых на крепких платформах подняли морские катапульты. Тяжелые каменные глыбы и слитки чугуна, в мирное время служившие «Ятагану» балластом, легли на рычаги могучих орудий. Заскрипели лебедки, натягивая канаты и устанавливая катапульты под нужным углом.
В те далекие времена, за многие тысячелетия до изобретения пороха и изготовления первой пушки, катапульты были единственным оружием лемурийских мореплавателей, которое они могли противопоставить огромный драконам. Удачно пущенный камень мог оглушить или испугать чудовище. А если очень повезет, можно было и добить тяжело раненного или оглушенного лярта, подойдя к нему вплотную.
Но все знали и то, что, если катапульты подведут, то кораблю и его экипажу конец. Стрелы, мечи и копья едва ли могли повредить этой чешуйчатой машине смерти. Могучие кости и клыки твари могли разбить палубу, пробить борт, сломать мачты.
Некоторое время лярт неподвижно глядел на приближающийся корабль, словно что-то оценивая и прикидывая. Неподвижные глаза дракона по-прежнему горели холодным желтым огнем.
Затем, издав дикий рев, чудовище направилось к «Ятагану». Почти в тот же миг удар меча перерезал натянутые канаты, и рычаг одной из катапульт взметнулся в небо. Тяжелый снаряд описал в воздухе дугу и, не попав в цель, рухнул в море, подняв фонтан брызг.
Еще две катапульты со скрежетом распрямили свои сжатые мускулы, отправляя смертоносный груз в сторону дракона. Одно из каменных ядер вскользь ударило по чешуйчатой спине взвывшего от боли чудовища, другое упало в воду рядом с ним, не причинив вреда.
В следующий миг лярт набросился на корабль.
Одна огромная, покрытая чешуей лапа впилась когтями в борт галеры. Толстые доски заскрипели и застонали, когда громадные, как сабли, клыки вонзились в них. Словно в кошмарном сне, над бортом поднялась огромная голова и, нагнувшись над палубой, оглядела палубу судна, выбирая добычу.
Щелкнули страшные челюсти. Откушенная голова одного из матросов покатилась по доскам, а тело, рухнув на палубу, забилось в конвульсиях. Перекусив человека пополам, дракон начал жевать добычу, глотая огромные куски мяса, с трудом проходящие в горло.
Через какое-то мгновение все было кончено, а страшная голова чудовища метнулась в следующей жертве. Снова фонтан крови брызнул из оскаленной пасти, заливая палубу. Еще один матрос умер страшной смертью.
Засвистели стрелы, пущенные с рей и снастей. Но они не смогли пробить толстую чешуйчатую шкуру дракона. Рогир без устали посылал стрелу за стрелой в противника, но большинство из них лишь отскакивало от живой брони чудовища.
Затем голова лярта метнулась к тому месту, где стоял Тонгор, сжимавший в руке свой тяжелый меч.
Все произошло за какое-то мгновение. В сумерках, во всеобщем смятении никто так и не разобрался, что же случилось. Да и у Тонгора не было времени на размышления и обдумывание плана. Словно вспышка молнии, инстинкт самосохранения заставил его действовать.
Могучий и ловкий валкар отскочил от огромной головы. Одним стремительным броском он добрался до борта судна, а затем, не снижая скорости понесся вверх по вантам. В тот момент, когда покрытая чешуей голова чудовища оказалась под ним, Тонгор, сам не осознавая, что делает, спрыгнул сверху на чудовище.
Прежде чем кто-либо понял, что произошло, валкар уже восседал на шее лярта, обхватив горло твари ногами, упираясь ступнями в основание нижней челюсти.
В последних лучах заходящего солнца мелькнула сталь клинка. Острый меч Тонгора обрушился на шею дракона! От дикой боли все тело лярта изогнулось.
Повинуясь инстинкту прирожденного охотника, Тонгор продолжал наносить удар за ударом в одно из самых уязвимых мест тела гигантской рептилии — в основание черепа, где шея была наиболее узкой, шкура — тонкой. Тонгор понимал, что если ему удастся сильно ранить дракона, то он оставит судно в покое.
Вновь и вновь взлетал в воздух клинок, все глубже вгрызаясь в шею чудовища, подбираясь к позвонкам.
Издав дикий, леденящий кровь крик, переходящий в стон, лярт разжал когти и выпустил из лап борт галеры. Затем чудовище погрузилось в воду, подняв фонтан кровавой пены.
Прежде, чем Чарн Товис и Барим поняли, что произошло, лярт оказался в сотне ярдов от судна. Вдалеке было видно, что Тонгор все еще сидит верхом на шее чудовища, а его меч взлетая в воздух вонзается в шею дракона. Еще один яростный крик изнемогающего от боли чудовища — и оно скрылось из вида, оставив после себя лишь быстро исчезающий след из кровавой пены.
Последний раз ударил по воде огромный хвост, и дракон исчез. Вместе с ним пропал из виду и Тонгор.
На борту галеры воцарилось молчание. Пираты в ужасе смотрели друг на друга. Постепенно люди ожили, бледные как полотно лица порозовели, моряки зашептали молитвы разным богам.
Долго бороздила галера гладь залива в поисках пропавшего Тонгора. Солнце совсем скрылось за горизонтом, а шлюпки с «Ятагана» все еще прочесывали пространство в том направлении, куда уплыло чудовище. Острые глаза моряков искали валкартанца — живого или мертвого. Его искали, и когда опустилась ночь, при свете факелов и масляных ламп.
Но когда луна прошла уже половину своего пути по ночному небу, Барим, скрепя сердце, отдал приказ прекратить поиски. Сердце и опыт старого морского волка твердили ему, что ночные поиски не могут увенчаться успехом и лишь увеличивают риск для оставшихся в живых членов экипажа.
Волны Залива поглотили могучего Воина Западных Городов. Теперь только богам было ведомо, куда отправилась его беспокойная душа: к холодным берегам Страны Теней или к черным пещерам неведомых глубин.
Но тут Судьба взяла дело в свои руки.
x x x
Зоркий матрос-тарданец, лицо которого было обезображено клеймом раба с галер Шембиса, первым увидел чудовище. Он сидел в большой плетеной корзине на самом верху мачты, чтобы помогать рулевому ориентироваться в сгущающихся сумерках. Сигнал тревоги, поданный впередсмотрящим, поднял всю команду на ноги. Экипаж стремительно занял боевую позицию.В нескольких сотнях ярдов впереди по курсу из-под воды показалась огромная чешуйчатая голова с горящими холодным янтарным огнем глазами.
Толстяк Блай звучно икнул. Старый одноглазый Дурган потер здоровый глаз и забормотал молитву морскому богу Шастадиону. Тангмар задумчиво проверил остроту клинка своего меча, а великан Рогир потянул с плеча лук. Все пираты спокойно, без паники готовились вступить в схватку не на жизнь, а на смерть с чудовищем из морских глубин.
Перед галерой вынырнул один из драконов, живших в лемурийскую эпоху. Огромный лярт, сверкая холодными глазами, извиваясь, плыл навстречу судну, широко раскрыв пасть, в которой сверкали драконьи клыки.
Не так уж часто чудовища Южного моря заплывали так высоко в Залив. Их домом и владениями были океанские глубины. Но несколько раз в год рыба, которой обычно питались эти драконы, уходила в Залив, чтобы отнереститься в устьях впадающих в него рек. И тогда бешеные от голода чудовища заплывали в залив вслед за рыбой… а морякам Лемурии оставалось лишь молить зеленобородого Бога Морей о пощаде. Ведь взрослый лярт вдвое длиннее корабля; его могучий хвост, огромные когти и ужасные челюсти могли разбить галеру в щепки или утащить под воду.
Тонгор стоял на носу, сжимая в руке большой меч валькаров. Однажды, двенадцать лет назад, его воллер совершил вынужденную посадку в водах Залива и был атакован морским драконом. Тогда Девятнадцать Богов оказались милостивы к Тонгору и его спутникам. Всему экипажу удалось избежать смертоносных челюстей Ужаса Глубин. Но если это чудовище нападет на «Ятаган», будут ли боги столь же милостивы во второй раз и помогут ли им избежать клыков и когтей огромного лярта?
— Горчак, Туран, Минга — быстро к катапультам! Рогир, бери своих стрелков — и живо на снасти, повыше! Приготовьте стрелы. Всем — к бою!
Барим Рыжая Борода, натягивая доспехи, отдавал приказы своей команде. В палубе открылись широкие люки, из которых на крепких платформах подняли морские катапульты. Тяжелые каменные глыбы и слитки чугуна, в мирное время служившие «Ятагану» балластом, легли на рычаги могучих орудий. Заскрипели лебедки, натягивая канаты и устанавливая катапульты под нужным углом.
В те далекие времена, за многие тысячелетия до изобретения пороха и изготовления первой пушки, катапульты были единственным оружием лемурийских мореплавателей, которое они могли противопоставить огромный драконам. Удачно пущенный камень мог оглушить или испугать чудовище. А если очень повезет, можно было и добить тяжело раненного или оглушенного лярта, подойдя к нему вплотную.
Но все знали и то, что, если катапульты подведут, то кораблю и его экипажу конец. Стрелы, мечи и копья едва ли могли повредить этой чешуйчатой машине смерти. Могучие кости и клыки твари могли разбить палубу, пробить борт, сломать мачты.
Некоторое время лярт неподвижно глядел на приближающийся корабль, словно что-то оценивая и прикидывая. Неподвижные глаза дракона по-прежнему горели холодным желтым огнем.
Затем, издав дикий рев, чудовище направилось к «Ятагану». Почти в тот же миг удар меча перерезал натянутые канаты, и рычаг одной из катапульт взметнулся в небо. Тяжелый снаряд описал в воздухе дугу и, не попав в цель, рухнул в море, подняв фонтан брызг.
Еще две катапульты со скрежетом распрямили свои сжатые мускулы, отправляя смертоносный груз в сторону дракона. Одно из каменных ядер вскользь ударило по чешуйчатой спине взвывшего от боли чудовища, другое упало в воду рядом с ним, не причинив вреда.
В следующий миг лярт набросился на корабль.
Одна огромная, покрытая чешуей лапа впилась когтями в борт галеры. Толстые доски заскрипели и застонали, когда громадные, как сабли, клыки вонзились в них. Словно в кошмарном сне, над бортом поднялась огромная голова и, нагнувшись над палубой, оглядела палубу судна, выбирая добычу.
Щелкнули страшные челюсти. Откушенная голова одного из матросов покатилась по доскам, а тело, рухнув на палубу, забилось в конвульсиях. Перекусив человека пополам, дракон начал жевать добычу, глотая огромные куски мяса, с трудом проходящие в горло.
Через какое-то мгновение все было кончено, а страшная голова чудовища метнулась в следующей жертве. Снова фонтан крови брызнул из оскаленной пасти, заливая палубу. Еще один матрос умер страшной смертью.
Засвистели стрелы, пущенные с рей и снастей. Но они не смогли пробить толстую чешуйчатую шкуру дракона. Рогир без устали посылал стрелу за стрелой в противника, но большинство из них лишь отскакивало от живой брони чудовища.
Затем голова лярта метнулась к тому месту, где стоял Тонгор, сжимавший в руке свой тяжелый меч.
Все произошло за какое-то мгновение. В сумерках, во всеобщем смятении никто так и не разобрался, что же случилось. Да и у Тонгора не было времени на размышления и обдумывание плана. Словно вспышка молнии, инстинкт самосохранения заставил его действовать.
Могучий и ловкий валкар отскочил от огромной головы. Одним стремительным броском он добрался до борта судна, а затем, не снижая скорости понесся вверх по вантам. В тот момент, когда покрытая чешуей голова чудовища оказалась под ним, Тонгор, сам не осознавая, что делает, спрыгнул сверху на чудовище.
Прежде чем кто-либо понял, что произошло, валкар уже восседал на шее лярта, обхватив горло твари ногами, упираясь ступнями в основание нижней челюсти.
В последних лучах заходящего солнца мелькнула сталь клинка. Острый меч Тонгора обрушился на шею дракона! От дикой боли все тело лярта изогнулось.
Повинуясь инстинкту прирожденного охотника, Тонгор продолжал наносить удар за ударом в одно из самых уязвимых мест тела гигантской рептилии — в основание черепа, где шея была наиболее узкой, шкура — тонкой. Тонгор понимал, что если ему удастся сильно ранить дракона, то он оставит судно в покое.
Вновь и вновь взлетал в воздух клинок, все глубже вгрызаясь в шею чудовища, подбираясь к позвонкам.
Издав дикий, леденящий кровь крик, переходящий в стон, лярт разжал когти и выпустил из лап борт галеры. Затем чудовище погрузилось в воду, подняв фонтан кровавой пены.
Прежде, чем Чарн Товис и Барим поняли, что произошло, лярт оказался в сотне ярдов от судна. Вдалеке было видно, что Тонгор все еще сидит верхом на шее чудовища, а его меч взлетая в воздух вонзается в шею дракона. Еще один яростный крик изнемогающего от боли чудовища — и оно скрылось из вида, оставив после себя лишь быстро исчезающий след из кровавой пены.
Последний раз ударил по воде огромный хвост, и дракон исчез. Вместе с ним пропал из виду и Тонгор.
На борту галеры воцарилось молчание. Пираты в ужасе смотрели друг на друга. Постепенно люди ожили, бледные как полотно лица порозовели, моряки зашептали молитвы разным богам.
Долго бороздила галера гладь залива в поисках пропавшего Тонгора. Солнце совсем скрылось за горизонтом, а шлюпки с «Ятагана» все еще прочесывали пространство в том направлении, куда уплыло чудовище. Острые глаза моряков искали валкартанца — живого или мертвого. Его искали, и когда опустилась ночь, при свете факелов и масляных ламп.
Но когда луна прошла уже половину своего пути по ночному небу, Барим, скрепя сердце, отдал приказ прекратить поиски. Сердце и опыт старого морского волка твердили ему, что ночные поиски не могут увенчаться успехом и лишь увеличивают риск для оставшихся в живых членов экипажа.
Волны Залива поглотили могучего Воина Западных Городов. Теперь только богам было ведомо, куда отправилась его беспокойная душа: к холодным берегам Страны Теней или к черным пещерам неведомых глубин.
КНИГА ВТОРАЯ. Шторм начинается
«…были поставлены границы, за которые Боги не хотели впускать человеческое любопытство, по своей мудрости, но человеческий разум в жажде познания дерзнул шагнуть за черту, обозначенную Богами… А здесь, там, где идет война между твердью Мироздания и океаном Хаоса, действуют такие страшные Силы, о которых и Боги мало что знают, и которые ни Божество, ни Демон не осмелятся призвать себе на помощь…»
Алая Эдда
Глава 5. Красный Волк Таракуса
Бессчетные дни и ночи провел Карм Карвус в мрачной темнице под одной из башен Замка Таракуса — пиратского города. Князь жаждал свободы, свободы и отмщения!
Когда эскадра пиратских судов неожиданно вынырнула из темноты, его огромная трирема едва успела подготовиться к бою. Словно черные морские волки, пиратские корабли, жаждущие крови, налетели со всех сторон. Воины на борту триремы обнажили клинки, готовясь до последнего дыхания защищать своего господина и погибнуть в этой последней схватке. Но пираты Таракуса лишили их и этого последнего права.
Прикрыв глаза, Правитель Царгола до мельчайших деталей вспомнил эту ужасную сцену уже в тысячный раз. На носу ближайшего пиратского корабля стояло какое-то странное приспособление — фантастический прибор, состоящий из хрустальных шаров и латунных прутьев. Неожиданно из него ударил луч серого света. Это неестественное сияние непостижимым образом сводило с ума любого, кто смотрел на эти лучи.
Чудовищным усилием воли князь заставил себя отвернуться от ужасной лампы. Но его команда и свита — матросы и офицеры, слуги и придворные, охрана и повара — все, не сводя глаз, словно завороженные следили за неведомым серым свечением.
Красные Волки Таракуса взошли на борт его триремы, не встретив сопротивления. Лишь Карм Карвус отчаянно сражался с окружившими его со всех сторон пиратами, пока численный перевес не сделал свое дело: гордый князь был повержен на палубу и связан. А его верные и храбрые воины словно приросли к палубе и неподвижно глядели на мерцающую серую лампу. Затем, когда пираты, вытащив связанного по рукам и ногам Карма Карвуса, покинули борт «Короны Царгола», их командир, в котором принц узнал самого Каштара Красного Волка, отдал лишь один короткий приказ:
— Убить!
Палубы триремы превратились в поле жестокого сражения. Сердце Карма Карвуса разрывалось при виде того, как его люди, повинуясь приказу пирата, превратились в диких зверей. Словно бешеные псы, моряки Царгола набросились друг на друга, нанося удары клинками и кулаками, вонзая зубы в горло ближнего. А пираты со смехом наблюдали за кровавой бойней, заключая пари и издеваясь над безумцами.
Это случилось много дней назад. С явным усилием Карм Карвус попытался отогнать кошмарную картину, достойную самых страшных описаний ада.
— Отец богов и людей, почему я должен это помнить?!
Камера в темнице, в которую был брошен пленный князь Царгола, была темной, сырой, пропахшей запахом гнили и нечистот. Между неплотно уложенными камнями поблескивала зловонная жижа. Откуда-то сверху капала вода. Медленное «кап-кап» не меняло своего ритма ни днем, ни ночью, и только один этот монотонный звук уже мог свести узника с ума.
Губы князя скривились в презрительной усмешке: чтобы сделать пленника безумным, Красным Волкам даже не нужно было обращаться за помощью к колдовской серой лампе. Достаточно было засунуть его в эту темницу.
Долгие дневные часы князь Царгола провел в медитациях. Время от времени, чтобы нарушить тишину, разрываемую лишь монотонным звоном капель, он читал вслух фрагменты древних саг и песен о храбрых воинах, которые еще в детстве заучил наизусть. Немало размышлял он и над гнетущей его проблемой: зачем пираты пленили его? В конце концов Карм Карвус пришел к выводу, что виной всему — возросшие аппетиты правителя пиратского города, решившегося на дерзкое похищение ради выкупа, который можно будет потребовать с его родного города. Пираты продумали все абсолютно верно. Народ Царгола любил своего князя и дорого заплатит за то, чтобы спасти его от раскаленных щипцов и крючьев палачей Таракуса. В глубине души Карм Карвус давно поклялся, что, если ему суждено когда-нибудь вырваться на свободу, то он посвятит остаток своих дней тому, чтобы раздавить это змеиное гнездо, сравнять с землей пиратский город, и не успокоится, пока не увидит предводителя корсаров на виселице или обезглавленным на плахе.
Вскоре другая мысль пришла ему в голову. А что, если Каштару нужен не выкуп — ведь пиратское государство и так не бедствовало, — а нечто другое, например, трон Царгола? Что, если Каштар Красный Волк решил присоединить Царгол к пиратскому царству? Такое предположение не выглядело совсем уж невероятно. Карм Карвус надеялся, что у придворных хватит мужества выбрать меньшее из зол и сохранить свободу городу, даже обрекая таким образом своего князя на медленную и мучительную смерть от рук палачей.
В этих раздумьях Карм Карвус проводил дни заточения и ждал возможности вырваться на свободу, надеясь, что такой случай подвернется. Он даже не догадывался о размахе заговора Каштара против Шести Городов…
Карм Карвус уже пробудился от тяжелого, беспокойного сна, выполнил серию физических упражнений, поддерживающих его в форме, и теперь заканчивал обычную утреннюю трапезу, состоящую из кислого вина, черного хлеба и заплесневелого сыра. Поев, он растянулся на жестком ложе и стал решать в уме теоремы древнего лемурийского философа Тантона Альтхаарского. Вдруг его размышления были прерваны звуком шагов. Лязгнули клинки, послышалось шуршание одежды…
В тот же миг князь весь обратился в слух и ожидание. Тюремщики, естественно, обезоружили его, но, не заковав в цепи, предоставили свободу в пределах его камеры. Было вполне вероятно, что за дверью окажется не так много людей, чтобы с ними нельзя было справиться узнику, жаждущему вырваться на свободу. ведь наверняка они ожидают найти в темнице сломленного, ослабевшего, поникшего и безвольного узника. Если так, то тюремщиков Таракуса ждал сюрприз, ибо их встретил полный сил, готовый к бою и жаждущий отмщений воин.
Ключ с лязгом повернулся в замке. Заскрипели ржавые петли, и тяжелая дверь камеры открылась. Свет факелов залил помещение — свет, слишком яркий, просто ослепительный, для того, кто провел множество дней и ночей в кромешной темноте. Прищурившись, Карм Карвус разглядел семерых стражников с палашами наготове. Принц с трудом подавил стон отчаяния: у него не было никаких шансов. Броситься одному, без оружия на семерых вооруженных и готовых к сопротивлению противников — чистое безумие.
Командовал стражниками человек с волевым лицом, которое могло бы быть красивым, если бы не безобразный шрам от удара саблей, пересекавший щеку от уха до подбородка и изогнувший губы в страшном подобии улыбки. Он приказал принцу выйти из камеры в коридор, где того сразу же окружили со всех сторон стражники с обнаженными клинками.
Карма Карвуса провели вдоль ряда камер, таких же, как и та, где он провел столько дней и ночей. Некоторые были заняты, некоторые пусты. Во многих были лишь прикованные скелеты или обезумевшие от долгих лет одиночества и темноты полулюди-полузвери.
По винтовой лестнице процессия поднялась на другой этаж огромного замка. Молчаливый командир стражников не изъявил желания объяснить Карму Карвусу причину этого перемещения. Со своей стороны, гордый князь не снизошел до того, чтобы обратиться к тюремщику с вопросом. Он шел широким шагом, высоко подняв голову и расправив плечи, словно не узник под конвоем, а король со свитой.
Дворец вождя пиратов был невероятно роскошен. Корзины и ларцы с драгоценностями стояли тут и там, словно бесполезные безделушки. Тончайшей работы ковры были раскиданы по полу. По углам стояли, а то и валялись никому не нужные статуэтки из золота и слоновой кости, чеканные кубки. Мебель тут была из самых дорогих пород дерева…
Пираты мало походили один на другого. Они были выходцами из десятков городов и стран. Но все они выглядели давно не мытыми и не бритыми. У всех в ушах висели золотые серьги, а пальцы украшали перстни с самоцветами. Они носили дорогие наряды из парчи, бархата и шелка, украшенные золотыми пряжками и застежками. Но вся эта роскошь была залита маслом, заляпана грязью, а поверх всего — покрыта пятнами от пролитого вина. Пиратский дворец, казалось, ломился от сказочных богатств, но, похоже, здесь им не придавали особого значения.
Наконец процессия оказалась в одном из центральных залов, освещенном стоящими на полу свечами толщиной с человеческое тело. В ярком золотистом свете Карм Карвус увидел стройного, элегантного человека в красных шелковых штанах и рубахе, обтягивающих тело, как хорошая перчатка облегает руку. Этот человек восседал на помосте в красивом кресле, вырезанном из цельного бивня невиданных размеров слона-великана. Этого человека с сальными волосами, перевязанными шелковым шнурком, и с пальцами, каждый из которых украшало по перстню, Карм Карвус сразу узнал. Это был Каштар Красный Волк, повелитель города пиратов.
Они долго глядели друг на друга, не произнося ни слова. Пиратский король был одновременно ленив и напряжен — словно отдыхающий, но прислушивающийся к окружающим звукам кот. Кожа на его лице цветом походила на старый пергамент, а глаза горели холодным черным пламенем. На лице его застыло выражение жестокого пренебрежения. В ухе висела серьга с огромным рубином.
На нижней ступени помоста стоял другой человек, чье странное одеяние привлекло внимание Карма Карвуса. незнакомец был высок, его череп — гладко выбрит, а глаза, словно стеклянные, ничего не выражали и смотрели в одну точку. Странный человек был одет в серую хламиду, похожую на одеяние жреца какого-то неизвестного бога. Таинственные иероглифы на незнакомом князю Царгола языке алой шелковой нитью были вышиты на груди стоящего у подножия трона человека.
Карм Карвус догадался, кто это. Трудно было ошибиться. Это был Белшатла — придворный колдун империи Каштара, пиратского короля.
Наконец Каштар улыбнулся и насмешливо склонился в поклоне. Его голос был тих и полон издевки:
— Ну, мой дорогой князь, я надеюсь, что вы нашли свои палаты весьма сносными, а наше гостеприимство вполне достойным?
— Я нашел твое гостеприимство именно таким, каким оно и должно быть, — спокойно ответил Карм Карвус.
— Великолепно, великолепно! — кивнул предводитель пиратов. — Я совсем зачах от скуки. Боюсь, мои приятели и придворные — Слишком грубая и неотесанная компания для цивилизованного человека и едва ли подходят для общения с князем. Я надеюсь, что вы позабавите меня, мой гость.
— Должен признать, что я бы предпочел компанию самых грязных отбросов человеческого общества, каковыми являются твои подчиненные, чем общество такой кровавой свиньи, как ты. Боюсь, ты не вписываешься в мои представления о цивилизованном человеке.
Черный огонь вспыхнул в глазах одетого в красное предводителя пиратов, а рука его крепко сжала золотую, украшенную драгоценными камнями рукоятку длинного тонкого меча. Побледнев, Каштар с видимым усилием обуздал свой гнев и продолжил все тем же сладким голосом:
— великолепно! Потрясающе! Я же тебе говорил, Белшатла, что почтенный гость позабавит нас. Ну что ж, князь, вы уже начинаете отрабатывать оказанное вам гостеприимство.
Бритоголовый колдун ничего не ответил Каштару. Карм Карвус тоже не стал продолжать разговор, а просто стоял, глядя куда-то мимо Красного Волка.
Глаза Каштара внимательно изучали Карма Карвуса.
— Я полагаю, досточтимый князь, вы провели много времени, раздумывая над тем, что привело вас в наш гостеприимный дом, и почему вам был оказан такой любезный прием. Вас ведь немало удивило такое положение вещей, не так ли?
— Ничуть, — столь же спокойно ответил Карм Карвус. — Разве беспомощное животное размышляет, оказавшись в загоне мясника? Оно несомненно знает, что попадет на бойню. В моем случае я оказался в хлеву, называемым тобой дворцом, только по одной причине: тебе нужен выкуп. Я уверен в этом, ибо ты не кто иной, как самый обыкновенный преступник.
И вновь спокойные слова пленника разозлили Каштара. Вновь вспыхнули черные глаза пирата, вновь дернулась рука, чтобы сжать рукоять меча.
— Дерзкие, отчаянно дерзкие слова для того, кто целиком в моей власти, — в голосе Красного Волка послышалась угроза.
— Ты ничего не можешь; разве что убить меня, — пожав плечами, сказал Карм Карвус, а затем, вспомнив слова своего старого друга Тонгора, добавил: — А человек может умереть всего лишь один раз.
К удивлению принца, Каштар рассмеялся.
— Выкуп! Боюсь, ты и вправду принимаешь меня за какого-то бандита. И «убить»— ты опять ошибаешься во мне, царголец!
— Принимая тебя за обыкновенного мясника? — поинтересовался пленник.
Пират прищурился.
— Нет, дорогой мой князь, тебе я уготовил иную участь. Другая, другая судьба заставит тебя остаться здесь, моим… э-э… скажем, гостем.
Карм Карвус вздрогнул.
— Ну давай, назови же цену моей свободы. Хватит играть в кошки-мышки. Мой народ отдаст за меня все, что у него есть.
— Но все это не стоит свободы такого человека, как ты, — ухмыльнулся Красный Волк, — по крайней мере, твое маленькое государство не сможет дать нужную цену. А вот могучий Тонгор — тот, пожалуй, мог бы рассчитаться сполна…
Страшная догадка мелькнула в голове Карма Карвуса, заставив его вздрогнуть.
— Тонгор? А он-то тут причем?
— Пока что ни при чем. Но скоро, очень скоро… Он заплатит мне назначенную мной цену, клянусь Одиннадцатью Кровавыми Преисподними.
— Я… не понимаю…
— Ну, тогда я снизойду до объяснения. — Каштар наклонился вперед и оперся локтем на резной подлокотник своего трона из слоновой кости, пристально глядя в глаза Правителю Царгола.
— Ты — старый друг Повелителя Патанги, — почти шепотом произнес Каштар. — И я не сомневаюсь, что к тебе он испытывает такие теплые чувства, что горов заплатить любую цену. Но, быть может, не совсем. Но, когда я добавлю к своей небольшой, но весьма достойной коллекции друзей так называемого Повелителя Запада…
— Добавишь? — хрипло выдохнул Карм Карвус.
— ну да! Смотри: у нас уже есть князь Альд Тармис из города Шембиса, старый Бранд Тон, Правитель Тардиса, и юный князь Зул, не далее чем год назад унаследовавший трон Зангабала, ну, и еще кое-кто…
— Что же это за дьявольщина! — простонал Карм Карвус.
Лицо Каштара расплылось в улыбке победителя.
— Узнав, что у меня в руках пять или шесть правителей городов его Империи, гордый, но человеколюбивый варвар не сможет отказать мне в моей просьбе и не отдать мне трон Патанги. Таким образом, пираты Таракуса одним махом захватят самую большую добычу, самый богатый трофей в мире — саму Империю! Если этот тупой северянин вдруг решится сразиться с нами, вы — его приятели — будете постепенно, медленно, но верно разрезаны на куски. А на стены Патанги мы направим луч безумия, чье действие ты уже мог оценить, когда мы захватили твой корабль. Вот так-то, дорогой мой князь. На этот раз золото и камушки не насытят моего голода. Нам нужны короны и царства. И мы овладеем ими, даже если зальем полмира лучами Серой Смерти!
Остолбенев от ужаса, Карм Карвус ничего не ответил. Неужели его судьба послужит тем инструментом, при помощи которого Тонгор и его народ будут обращены в рабство под властью жестокого, бесчестного пирата из Таракуса? Увы, похоже, что так оно и есть.
Когда эскадра пиратских судов неожиданно вынырнула из темноты, его огромная трирема едва успела подготовиться к бою. Словно черные морские волки, пиратские корабли, жаждущие крови, налетели со всех сторон. Воины на борту триремы обнажили клинки, готовясь до последнего дыхания защищать своего господина и погибнуть в этой последней схватке. Но пираты Таракуса лишили их и этого последнего права.
Прикрыв глаза, Правитель Царгола до мельчайших деталей вспомнил эту ужасную сцену уже в тысячный раз. На носу ближайшего пиратского корабля стояло какое-то странное приспособление — фантастический прибор, состоящий из хрустальных шаров и латунных прутьев. Неожиданно из него ударил луч серого света. Это неестественное сияние непостижимым образом сводило с ума любого, кто смотрел на эти лучи.
Чудовищным усилием воли князь заставил себя отвернуться от ужасной лампы. Но его команда и свита — матросы и офицеры, слуги и придворные, охрана и повара — все, не сводя глаз, словно завороженные следили за неведомым серым свечением.
Красные Волки Таракуса взошли на борт его триремы, не встретив сопротивления. Лишь Карм Карвус отчаянно сражался с окружившими его со всех сторон пиратами, пока численный перевес не сделал свое дело: гордый князь был повержен на палубу и связан. А его верные и храбрые воины словно приросли к палубе и неподвижно глядели на мерцающую серую лампу. Затем, когда пираты, вытащив связанного по рукам и ногам Карма Карвуса, покинули борт «Короны Царгола», их командир, в котором принц узнал самого Каштара Красного Волка, отдал лишь один короткий приказ:
— Убить!
Палубы триремы превратились в поле жестокого сражения. Сердце Карма Карвуса разрывалось при виде того, как его люди, повинуясь приказу пирата, превратились в диких зверей. Словно бешеные псы, моряки Царгола набросились друг на друга, нанося удары клинками и кулаками, вонзая зубы в горло ближнего. А пираты со смехом наблюдали за кровавой бойней, заключая пари и издеваясь над безумцами.
Это случилось много дней назад. С явным усилием Карм Карвус попытался отогнать кошмарную картину, достойную самых страшных описаний ада.
— Отец богов и людей, почему я должен это помнить?!
Камера в темнице, в которую был брошен пленный князь Царгола, была темной, сырой, пропахшей запахом гнили и нечистот. Между неплотно уложенными камнями поблескивала зловонная жижа. Откуда-то сверху капала вода. Медленное «кап-кап» не меняло своего ритма ни днем, ни ночью, и только один этот монотонный звук уже мог свести узника с ума.
Губы князя скривились в презрительной усмешке: чтобы сделать пленника безумным, Красным Волкам даже не нужно было обращаться за помощью к колдовской серой лампе. Достаточно было засунуть его в эту темницу.
Долгие дневные часы князь Царгола провел в медитациях. Время от времени, чтобы нарушить тишину, разрываемую лишь монотонным звоном капель, он читал вслух фрагменты древних саг и песен о храбрых воинах, которые еще в детстве заучил наизусть. Немало размышлял он и над гнетущей его проблемой: зачем пираты пленили его? В конце концов Карм Карвус пришел к выводу, что виной всему — возросшие аппетиты правителя пиратского города, решившегося на дерзкое похищение ради выкупа, который можно будет потребовать с его родного города. Пираты продумали все абсолютно верно. Народ Царгола любил своего князя и дорого заплатит за то, чтобы спасти его от раскаленных щипцов и крючьев палачей Таракуса. В глубине души Карм Карвус давно поклялся, что, если ему суждено когда-нибудь вырваться на свободу, то он посвятит остаток своих дней тому, чтобы раздавить это змеиное гнездо, сравнять с землей пиратский город, и не успокоится, пока не увидит предводителя корсаров на виселице или обезглавленным на плахе.
Вскоре другая мысль пришла ему в голову. А что, если Каштару нужен не выкуп — ведь пиратское государство и так не бедствовало, — а нечто другое, например, трон Царгола? Что, если Каштар Красный Волк решил присоединить Царгол к пиратскому царству? Такое предположение не выглядело совсем уж невероятно. Карм Карвус надеялся, что у придворных хватит мужества выбрать меньшее из зол и сохранить свободу городу, даже обрекая таким образом своего князя на медленную и мучительную смерть от рук палачей.
В этих раздумьях Карм Карвус проводил дни заточения и ждал возможности вырваться на свободу, надеясь, что такой случай подвернется. Он даже не догадывался о размахе заговора Каштара против Шести Городов…
x x x
Наконец монотонное существование узника было нарушено чем-то необычным.Карм Карвус уже пробудился от тяжелого, беспокойного сна, выполнил серию физических упражнений, поддерживающих его в форме, и теперь заканчивал обычную утреннюю трапезу, состоящую из кислого вина, черного хлеба и заплесневелого сыра. Поев, он растянулся на жестком ложе и стал решать в уме теоремы древнего лемурийского философа Тантона Альтхаарского. Вдруг его размышления были прерваны звуком шагов. Лязгнули клинки, послышалось шуршание одежды…
В тот же миг князь весь обратился в слух и ожидание. Тюремщики, естественно, обезоружили его, но, не заковав в цепи, предоставили свободу в пределах его камеры. Было вполне вероятно, что за дверью окажется не так много людей, чтобы с ними нельзя было справиться узнику, жаждущему вырваться на свободу. ведь наверняка они ожидают найти в темнице сломленного, ослабевшего, поникшего и безвольного узника. Если так, то тюремщиков Таракуса ждал сюрприз, ибо их встретил полный сил, готовый к бою и жаждущий отмщений воин.
Ключ с лязгом повернулся в замке. Заскрипели ржавые петли, и тяжелая дверь камеры открылась. Свет факелов залил помещение — свет, слишком яркий, просто ослепительный, для того, кто провел множество дней и ночей в кромешной темноте. Прищурившись, Карм Карвус разглядел семерых стражников с палашами наготове. Принц с трудом подавил стон отчаяния: у него не было никаких шансов. Броситься одному, без оружия на семерых вооруженных и готовых к сопротивлению противников — чистое безумие.
Командовал стражниками человек с волевым лицом, которое могло бы быть красивым, если бы не безобразный шрам от удара саблей, пересекавший щеку от уха до подбородка и изогнувший губы в страшном подобии улыбки. Он приказал принцу выйти из камеры в коридор, где того сразу же окружили со всех сторон стражники с обнаженными клинками.
Карма Карвуса провели вдоль ряда камер, таких же, как и та, где он провел столько дней и ночей. Некоторые были заняты, некоторые пусты. Во многих были лишь прикованные скелеты или обезумевшие от долгих лет одиночества и темноты полулюди-полузвери.
По винтовой лестнице процессия поднялась на другой этаж огромного замка. Молчаливый командир стражников не изъявил желания объяснить Карму Карвусу причину этого перемещения. Со своей стороны, гордый князь не снизошел до того, чтобы обратиться к тюремщику с вопросом. Он шел широким шагом, высоко подняв голову и расправив плечи, словно не узник под конвоем, а король со свитой.
Дворец вождя пиратов был невероятно роскошен. Корзины и ларцы с драгоценностями стояли тут и там, словно бесполезные безделушки. Тончайшей работы ковры были раскиданы по полу. По углам стояли, а то и валялись никому не нужные статуэтки из золота и слоновой кости, чеканные кубки. Мебель тут была из самых дорогих пород дерева…
Пираты мало походили один на другого. Они были выходцами из десятков городов и стран. Но все они выглядели давно не мытыми и не бритыми. У всех в ушах висели золотые серьги, а пальцы украшали перстни с самоцветами. Они носили дорогие наряды из парчи, бархата и шелка, украшенные золотыми пряжками и застежками. Но вся эта роскошь была залита маслом, заляпана грязью, а поверх всего — покрыта пятнами от пролитого вина. Пиратский дворец, казалось, ломился от сказочных богатств, но, похоже, здесь им не придавали особого значения.
Наконец процессия оказалась в одном из центральных залов, освещенном стоящими на полу свечами толщиной с человеческое тело. В ярком золотистом свете Карм Карвус увидел стройного, элегантного человека в красных шелковых штанах и рубахе, обтягивающих тело, как хорошая перчатка облегает руку. Этот человек восседал на помосте в красивом кресле, вырезанном из цельного бивня невиданных размеров слона-великана. Этого человека с сальными волосами, перевязанными шелковым шнурком, и с пальцами, каждый из которых украшало по перстню, Карм Карвус сразу узнал. Это был Каштар Красный Волк, повелитель города пиратов.
Они долго глядели друг на друга, не произнося ни слова. Пиратский король был одновременно ленив и напряжен — словно отдыхающий, но прислушивающийся к окружающим звукам кот. Кожа на его лице цветом походила на старый пергамент, а глаза горели холодным черным пламенем. На лице его застыло выражение жестокого пренебрежения. В ухе висела серьга с огромным рубином.
На нижней ступени помоста стоял другой человек, чье странное одеяние привлекло внимание Карма Карвуса. незнакомец был высок, его череп — гладко выбрит, а глаза, словно стеклянные, ничего не выражали и смотрели в одну точку. Странный человек был одет в серую хламиду, похожую на одеяние жреца какого-то неизвестного бога. Таинственные иероглифы на незнакомом князю Царгола языке алой шелковой нитью были вышиты на груди стоящего у подножия трона человека.
Карм Карвус догадался, кто это. Трудно было ошибиться. Это был Белшатла — придворный колдун империи Каштара, пиратского короля.
Наконец Каштар улыбнулся и насмешливо склонился в поклоне. Его голос был тих и полон издевки:
— Ну, мой дорогой князь, я надеюсь, что вы нашли свои палаты весьма сносными, а наше гостеприимство вполне достойным?
— Я нашел твое гостеприимство именно таким, каким оно и должно быть, — спокойно ответил Карм Карвус.
— Великолепно, великолепно! — кивнул предводитель пиратов. — Я совсем зачах от скуки. Боюсь, мои приятели и придворные — Слишком грубая и неотесанная компания для цивилизованного человека и едва ли подходят для общения с князем. Я надеюсь, что вы позабавите меня, мой гость.
— Должен признать, что я бы предпочел компанию самых грязных отбросов человеческого общества, каковыми являются твои подчиненные, чем общество такой кровавой свиньи, как ты. Боюсь, ты не вписываешься в мои представления о цивилизованном человеке.
Черный огонь вспыхнул в глазах одетого в красное предводителя пиратов, а рука его крепко сжала золотую, украшенную драгоценными камнями рукоятку длинного тонкого меча. Побледнев, Каштар с видимым усилием обуздал свой гнев и продолжил все тем же сладким голосом:
— великолепно! Потрясающе! Я же тебе говорил, Белшатла, что почтенный гость позабавит нас. Ну что ж, князь, вы уже начинаете отрабатывать оказанное вам гостеприимство.
Бритоголовый колдун ничего не ответил Каштару. Карм Карвус тоже не стал продолжать разговор, а просто стоял, глядя куда-то мимо Красного Волка.
Глаза Каштара внимательно изучали Карма Карвуса.
— Я полагаю, досточтимый князь, вы провели много времени, раздумывая над тем, что привело вас в наш гостеприимный дом, и почему вам был оказан такой любезный прием. Вас ведь немало удивило такое положение вещей, не так ли?
— Ничуть, — столь же спокойно ответил Карм Карвус. — Разве беспомощное животное размышляет, оказавшись в загоне мясника? Оно несомненно знает, что попадет на бойню. В моем случае я оказался в хлеву, называемым тобой дворцом, только по одной причине: тебе нужен выкуп. Я уверен в этом, ибо ты не кто иной, как самый обыкновенный преступник.
И вновь спокойные слова пленника разозлили Каштара. Вновь вспыхнули черные глаза пирата, вновь дернулась рука, чтобы сжать рукоять меча.
— Дерзкие, отчаянно дерзкие слова для того, кто целиком в моей власти, — в голосе Красного Волка послышалась угроза.
— Ты ничего не можешь; разве что убить меня, — пожав плечами, сказал Карм Карвус, а затем, вспомнив слова своего старого друга Тонгора, добавил: — А человек может умереть всего лишь один раз.
К удивлению принца, Каштар рассмеялся.
— Выкуп! Боюсь, ты и вправду принимаешь меня за какого-то бандита. И «убить»— ты опять ошибаешься во мне, царголец!
— Принимая тебя за обыкновенного мясника? — поинтересовался пленник.
Пират прищурился.
— Нет, дорогой мой князь, тебе я уготовил иную участь. Другая, другая судьба заставит тебя остаться здесь, моим… э-э… скажем, гостем.
Карм Карвус вздрогнул.
— Ну давай, назови же цену моей свободы. Хватит играть в кошки-мышки. Мой народ отдаст за меня все, что у него есть.
— Но все это не стоит свободы такого человека, как ты, — ухмыльнулся Красный Волк, — по крайней мере, твое маленькое государство не сможет дать нужную цену. А вот могучий Тонгор — тот, пожалуй, мог бы рассчитаться сполна…
Страшная догадка мелькнула в голове Карма Карвуса, заставив его вздрогнуть.
— Тонгор? А он-то тут причем?
— Пока что ни при чем. Но скоро, очень скоро… Он заплатит мне назначенную мной цену, клянусь Одиннадцатью Кровавыми Преисподними.
— Я… не понимаю…
— Ну, тогда я снизойду до объяснения. — Каштар наклонился вперед и оперся локтем на резной подлокотник своего трона из слоновой кости, пристально глядя в глаза Правителю Царгола.
— Ты — старый друг Повелителя Патанги, — почти шепотом произнес Каштар. — И я не сомневаюсь, что к тебе он испытывает такие теплые чувства, что горов заплатить любую цену. Но, быть может, не совсем. Но, когда я добавлю к своей небольшой, но весьма достойной коллекции друзей так называемого Повелителя Запада…
— Добавишь? — хрипло выдохнул Карм Карвус.
— ну да! Смотри: у нас уже есть князь Альд Тармис из города Шембиса, старый Бранд Тон, Правитель Тардиса, и юный князь Зул, не далее чем год назад унаследовавший трон Зангабала, ну, и еще кое-кто…
— Что же это за дьявольщина! — простонал Карм Карвус.
Лицо Каштара расплылось в улыбке победителя.
— Узнав, что у меня в руках пять или шесть правителей городов его Империи, гордый, но человеколюбивый варвар не сможет отказать мне в моей просьбе и не отдать мне трон Патанги. Таким образом, пираты Таракуса одним махом захватят самую большую добычу, самый богатый трофей в мире — саму Империю! Если этот тупой северянин вдруг решится сразиться с нами, вы — его приятели — будете постепенно, медленно, но верно разрезаны на куски. А на стены Патанги мы направим луч безумия, чье действие ты уже мог оценить, когда мы захватили твой корабль. Вот так-то, дорогой мой князь. На этот раз золото и камушки не насытят моего голода. Нам нужны короны и царства. И мы овладеем ими, даже если зальем полмира лучами Серой Смерти!
Остолбенев от ужаса, Карм Карвус ничего не ответил. Неужели его судьба послужит тем инструментом, при помощи которого Тонгор и его народ будут обращены в рабство под властью жестокого, бесчестного пирата из Таракуса? Увы, похоже, что так оно и есть.
Глава 6. Черная мудрость древних эпох
Карм Карвус просыпался медленно и тяжело, словно после обморока. Некоторое время он даже не мог понять, где он и что с ним случилось.
Допрос перед костяным троном Каштара давно закончился. Узнавшего об уготованной ему роли наживки для Тонгора Карма Карвуса отвели обратно в камеру. Это произошло где-то ближе к полудню. Остаток дня князь Царгола провел в безутешном отчаянии. Затем в камеру принесли ужин. Обычно это была отвратительная еда, но на этот раз к вполне достойной пище подали вкусное вино. Карм Карвус выпил все до капли и провалился сначала в плотную пелену ярких сновидений, а затем в тяжелый, похожий на забытье сон. И вот теперь он проснулся, но где?
Он обнаружил, что лежит на мягкой кровати, застеленной шелковым покрывалом. Под головой принца оказалась одна из нескольких обтянутых атласом подушек, разбросанных по кровати. Осмотревшись, Карм Карвус увидел, что находится в комнате со стенами, выложенными полированными каменными плитами, и освещенной несколькими медными лампами, свисающими с потолка. В одном углу, на невысокой подставке из черного дерева, инкрустированной перламутром, дымилась большая серебряная жаровня. Голубой дым, исходивший от нее, наполнял комнату приятным ароматом мирра и сандала.
Допрос перед костяным троном Каштара давно закончился. Узнавшего об уготованной ему роли наживки для Тонгора Карма Карвуса отвели обратно в камеру. Это произошло где-то ближе к полудню. Остаток дня князь Царгола провел в безутешном отчаянии. Затем в камеру принесли ужин. Обычно это была отвратительная еда, но на этот раз к вполне достойной пище подали вкусное вино. Карм Карвус выпил все до капли и провалился сначала в плотную пелену ярких сновидений, а затем в тяжелый, похожий на забытье сон. И вот теперь он проснулся, но где?
Он обнаружил, что лежит на мягкой кровати, застеленной шелковым покрывалом. Под головой принца оказалась одна из нескольких обтянутых атласом подушек, разбросанных по кровати. Осмотревшись, Карм Карвус увидел, что находится в комнате со стенами, выложенными полированными каменными плитами, и освещенной несколькими медными лампами, свисающими с потолка. В одном углу, на невысокой подставке из черного дерева, инкрустированной перламутром, дымилась большая серебряная жаровня. Голубой дым, исходивший от нее, наполнял комнату приятным ароматом мирра и сандала.