Лин Картер
Тонгор и Пираты Таракуса
Посвящается трем наиболее рьяным поклонникам Тонгора — Андрею Тинсли, Картеру Лаптону и Дрею Смиту.
КНИГА ПЕРВАЯ. Шторм собирается
«У самого выхода из Залива Патанги, там, где его воды смешиваются с нескончаемой гладью Яшенгзеб Чуна — Южного Моря, возвышается огромная гора, на которой построен Таракус — Пиратский Город, царство беззакония и кровавой жестокости, объединенное лишь одной страстью — золотом. Долгие-долгие годы этот страшный город угрожал Городам Запада. Будь бдителен, могучий Тонгор! Бдителен и осторожен!»
Великая Книга Колдуна Шайраши
Глава 1. Корабль безумцев
На закате солнца в бухту Царгола медленно вошел корабль. Стоял зорах — третий месяц осени двенадцатого года царствования Тонгора Могучего.
Приближалась ночь. Багровое солнце медленно погружалось в кипящий золотой океан на западе. Черные крылья ночи уже нависли над миром. На восточной стороне небосклона замерцали огоньки первых вечерних звезд. Скоро Илана, госпожа Луна, зальет землю своим холодным серебряным светом, но пока что Эдир, Бог-Солнце еще царственно рассылал последние лучи со своего смертного одра в западном океане.
Царгол, город, выстроенный из красного камня, стоял на побережье Южного моря. Высокие башни и мощные стены защищали его от нападения врагов. Богатые дома и величественные храмы говорили о богатстве города, раскинувшегося на берегу залива. В тот вечер его жители наслаждались хорошей погодой и прекрасным закатом, сидя на террасах своих домов или прогуливаясь по широким улицам.
Корабль зашел в залив никем не замеченный, ибо на его мачтах и носу не горело ни единого фонаря. Величественная трирема прошла за мол, рукотворную каменную гряду, построенную, чтобы смирить врывающиеся в залив могучие волны. И только за молом зоркий стражник на одной из башен заметил приближающийся в сумерках корабль и поднял тревогу.
Зазвенел гонг. Вспыхнули факелы. Стража, схватив горящие фонари, взбежала на стену, чтобы выяснить, какой же дерзкий мореплаватель осмелился войти в порт Царгола не зажигая огней и не подняв флага на мачте.
Огромная трирема медленно пересекала бухту. За ее движениями напряженно следило множество глаз; множество рук крепко сжало древки копий, рукояти мечей и приклады и арбалетов. Отары — командиры сотни воинов — отдавали короткие, сухие приказы стоящим наготове посыльным. Герольд, пришпорив кротера — быстроногую и послушную рептилию, — отправился с донесением во дворец Карма Карвуса, Правителя города.
Не было ничего удивительного в том, что неожиданное появление всего лишь одного корабля вызвало столь большое волнение. Здесь, на южном побережье, ни один порт, ни одно судно не могли чувствовать себя в полной безопасности из-за пиратов Таракуса. И казалось вполне возможным, что одинокая трирема всего лишь разведчик, за которым в порт ворвется сотня других кораблей с безжалостными, жестокими пиратами, жаждущими поживиться сокровищами богатого Царгола.
Вскоре стало ясно, что трирема в гордом одиночестве приплыла в Царгол. Более того, по мере ее приближения выяснилось, что и на борту этого судна не все в порядке. На скамьях гребцов было слишком много свободных мест, да и оставшиеся моряки орудовали веслами в разнобой. Поэтому судно двигалось не только медленно, но как-то боком, словно краб. Подчас трирему и вовсе разворачивало, и она замирала, подставив борт набегающим волнам.
Стражники разглядели, что на корабле были подняты паруса, но лишь частично, да и те закреплены и установлены совершенно неправильно. По мере приближения судна выяснилось, что одна из мачт надломлена, позолоченная обшивка бортов разворочена, а носовая ростра выломана у основания.
Вскоре с борта триремы до ушей стражников, ждавших на причале, донесся страшный звук — какое-то дикое улюлюканье. Совершенно невыносимое для слуха оно то затихало, то вновь усиливалось. Солдаты и офицеры, поеживаясь, переглянулись. Команда темного, кренившегося судна завывала, словно стая собак или шакалов.
Один из офицеров обратил внимание на то, что, несмотря на изрядно сократившееся расстояние, отделявшее корабль от причала, весла не поднялись из воды, а все теми же неритмичными гребками продолжали двигать корабль вперед.
— Эй, на борту! — раздались громкие окрики. — Суши весла! Греби назад! На причал налетишь! Куда вы смотрите?
Голоса потонули в грохоте, с которым нос триремы врезался в причал. От такого удара гранитные глыбы вздрогнули под ногами стражников. Судно содрогнулось и застыло. Оборвался и слетел за борт один из парусов; в следующий миг с треском, словно подрубленный дуб, рухнула мачта. Затем все стихло.
Не успели воины перевести дух, как тишину вновь разорвали стоны и вой, адским хором доносившиеся с борта триремы. Казалось, сонмы демонов терзают и пытают команду судна.
Многие стражники пробормотали заклинания, оберегающие от злых духов, защищающие от демонов. Другие старались побороть страх проклятиями. Кто же был на борту страшного корабля? Безумцы? Или же трирема приплыла из далеких морей, откуда обычно никто не возвращался? И не были ли матросы судна привидениями, призраками умерших и утонувших мореплавателей?
Зазвучал цокот подков по камням пирса. На причал приехал Карим Птоул, комендант порта. Сверкнув в свете факелов позолотой шлема, он приказал:
— Отар! Отправь людей, пусть пришвартуют трирему. Заведите ее бортом к причалу и привяжите покрепче. И быстро… Пусть стражники поднимутся на борт. Живее!
Седой даотар — командир десяти сотен воинов — подошел к коменданту и по-военному поприветствовал его, приложив к груди сжатую в кулак руку:
— Что скажешь? — хрипло спросил Карим Птоул. — Крушение или пираты?
Даотар внимательно смотрел, как в свете факелов стражники длинными баграми подтягивали трирему к причалу и привязывали ее канатами. Потом с мечами наготове они полезли на палубу. Подумав, офицер лишь неопределенно хмыкнул и сплюнул.
— Морские волки Таракуса редко выпускают добычу из своих когтей, — наконец мрачно заметил он. — Мало кому удавалось вырваться из их лап. Честно говоря, я ума не приложу, что случилось с этим кораблем. Может быть, какое-нибудь морское чудовище напало на него и заразило бешенством всех тех, кого не смогло сожрать…
— Как знать, — задумчиво протянул комендант. — Но… мне кажется знакомым этот корабль. Эти расписные борта, этот изгиб носа… Готов поклясться, эта трирема уже попадалась мне на глаза.
— Очень может быть, господин комендант, — мрачно согласился даотар. — Мне тоже кажутся знакомыми эти дельфины, вырезанные чуть выше ватерлинии. Редкое украшение. Сдается мне, что мы думаем об одном и том же. Это судно — не боевой корабль и не торговый — с таким-то килем и без глубокого трюма. Прогулочная посудина, достойная адмирала, а то и члена королевской семьи. Быстрое и комфортабельное судно… Что скажете, комендант?
Не слезая с оседланного кротера, Карим Птоул покачал головой.
— Скажем честно, эта трирема нам обоим кажется чертовски похожей на «Корону Царгола», — выдохнул он. — Но ведь сам принц Карм Карвус вышел на ней в море три дня назад, чтобы нанести дружественный визит в Возашпу. Невозможно, чтобы…
Он запнулся и одними губами прошептал молитву. Даотар тоже вздрогнул и побледнел, когда в свете факелов на подтянутой к причалу корме мелькнула резная позолоченная надпись «Корона Царгола»!
Тут и там на скамьях лежали трупы, многие из которых все еще сжимали в руках обломки весел. Судя по всему, смерть этих людей не была легкой и спокойной.
преодолев ужас, офицер внимательно огляделся и, нагнувшись, перевернул одно из лежащих на палубе тел.
Осунувшийся бородатый матрос уставился на офицера остекленевшими глазами. Синие губя мертвеца застыли не то в ухмылке, не то в гримасе боли. Горло покойника перерезал от уха до уха глубокий разрез, оставленный одним сильным ударом кинжала. И, что самое страшное — мертвый матрос сжимал в руке клинок, которым, скорее всего, он и нанес себе эту смертельную рану.
С трудом заставляя себя двигаться дальше, Джорн Джавс продолжил осмотр палубы. Казалось, большая часть гребцов и матросов покончила жизнь самоубийством. Другие погибли в схватке со своими же товарищами. Офицер вздрогнул, увидев дух сцепившихся мертвых матросов, накрепко впившихся зубами в глотки друг другу.
Оказалось, что не все моряки погибли. Но живые выглядели еще хуже, чем мертвые.
Гребцы сидели, сжав в руках весла, и ничего не выражающими глазами смотрели на Джорна Джаваса, пытавшегося заговорить с ними. Некоторые что-то бормотали, другие смеялись. Отар переходил от одного к другому, заглядывал в вытаращенные и прищуренные глаза, всматривался в измазанные кровью лица… Тщетно ждал он ответа на свои вопросы. Все моряки на этом корабле были безумны. Это они издавали странный то затухающий, то нарастающий вой.
Не смотря на юный возраст, Джорн Джавас был не зеленым новобранцем, а опытным воином. Ему доводилось видеть мертвых, убивать самому во время осады города, он знал, каким неприглядным и отвратительным может быть лик смерти. Немало мертвецов прошло перед его глазами — разорванных военными машинами и растерзанных в пыточных палачами. Но ничто в жизни так не напугало его, как кошмарное зрелище, открывшееся ему на этом корабле, вынырнувшем из ада.
Офицер побледнел, его ноги задрожали; в какой-то миг храбрый даотар чуть не упал в обморок. Только собрав в кулак всю свою волю, Джорн Джавас заставил себя продолжать осмотр триремы.
Палубы были завалены окровавленными трупами. Тут и там попадались еще живые безумцы. В какой-то миг моряки, видимо, набросились друг на друга, поубивав и ранив многих и сильно повредив роскошный корабль. Джорн Джавас обнаружил сорванные с петель резные двери, разбитые инкрустированные панели, изодранные и изгаженные шелковые занавеси и прекрасные ковры. В углах кают и на трапах вповалку лежали трупы и оставшиеся в живых.
Но один из моряков, похоже, до конца сопротивлялся безумию.
Судя по его алому одеянию и тяжелому золотому медальону, это был капитан судна. Взгляд старого морского волка был устремлен куда-то вдаль… Джорн Джавас нашел капитана на мостике у штурвала. Видимо, капитан сам накрепко привязал себя к деревянному колесу. Побелевшие пальцы все еще цепко держали штурвал, а сам капитан навалился на него грудью и застыл.
Новый приступ ужаса сжал сердце молодого отара. Он знал этого моряка!
Это был сам Норгован Тул, Адмирал Царгола!
Но ведь Норгован Тул несколько дней назад вместе с Кармом Карвусом, Повелителем города, уплыл на «Короне Царгола», флагмане городского флота, личной триреме князя… которая была очень похожа на это леденящее кровь судно. Нет, не может быть, чтобы этот адский корабль, полный покойников и живых мертвецов, залитый кровью и изуродованный неведомым сражением… Он просто не может быть прекрасной триремой, «Короной Царгола», три дня назад отплывшей к берегам Возашпы… Или все-таки это то же самое судно?
Со сжавшимся сердцем бледный как полотно офицер еще раз обвел взглядом палубу. Сомнений не было — такие резные позолоченные дельфины, повторяющие с внутренней стороны борта наружное украшение, могли быть только на одном корабле. В следующий миг взгляд отара наткнулся на приоткрытую дверь большой каюты. На высокой створке были изображены скрещенные меч и якорь — эмблема королевской династии Царгола, ее штандарт и герб.
Страшная правда громом прогремела в голове Джорна Джаваса.
На негнущихся, дрожащих ногах он пересек заваленную трупами палубу и подошел к главной каюте. Неуверенными, слабыми пальцами отар взялся за ручку. Тяжелая дверь оказалась не заперта и легко распахнулась от слабого толчка. Джорн Джавас, бормоча про себя молитвы и заклинания, заглянул внутрь, ожидая увидеть в каюте то же, что и на палубах, ибо, если весь экипаж сошел с ума, то как бы смог князь избежать безумия или удара клинка какого-либо из своих матросов?
Но каюта была пуста.
Отар обыскал ее, но не нашел тела Карма Карвуса.
Медленно и неуверенно офицер вышел на палубу и вновь направился к штурвалу и привязанному к деревянному колесу капитану.
Адмирал был жив, хотя сначала показался отару мертвым. Норгован Тул поднял голову и повернул перепачканное потом и кровью лицо к Джорну Джавасу. Словно сквозь пелену тумана, он смотрел на молодого офицера, чуть заметно шевеля губами.
— Адмирал… вы живы? — наклонившись к Норговану Тулу, спросил Джорн Джавас. — Что здесь произошло?
— Серая Смерть… Серая Смерть… — хрипло пробормотал старый моряк.
Джорн Джавас перерубил мечом веревки, удерживавшие адмирала у штурвала, и аккуратно опустил тело измученного моряка на палубу. Затем он напоил Норгована Тула водой из своей фляги.
— Где принц? Где наш правитель Карм Карвус? Что с ним? Говорите же! Говорите!
Норгован Тул из последних сил боролся с безумием. Лишь подчиняясь его железной воле, оставшиеся в живых безумцы взялись за весла и привели судно в порт. Верный своему долгу, адмирал Царгола не покинул свой пост, пока трирема не вернулась в родной порт. Но силы морского волка были на исходе. Он больше не мог сопротивляться пелене безумия, черной тенью коснувшейся его разума. Адмирал дико улыбнулся, оскалился. Его глаза закатились. Джорн Джавас продолжал трясти моряка и спрашивать, кричать. Ему нужно было знать, что случилось с Кармом Карвусом и где он сейчас. Но из уст адмирала доносилось лишь одно слово, чередующееся с безумными воплями, стонами и хохотом:
— Исчез… исчез… исчез…
Когда другие офицеры царгольской стражи, преодолевая ужас, поднялись на мостик, они увидели Джорна Джаваса, сидящего на палубе. Голова адмирала лежала у него на коленях. Старый моряк бормотал что-то бессвязное, время от времени принимаясь выть, как и другие обезумевшие моряки «Короны Царгола».
Седовласый даотар положил руку на плечо Джорну Джавасу. Молодой офицер поднял залитое слезами лицо.
— Он что-нибудь рассказал? — спросил даотар. — Князь на борту?
Джорн Джавас только горестно покачал головой.
— Исчез… исчез, — безнадежно произнес он.
Спустя лишь несколько минут после появления таинственного корабля с безумной командой, в королевском дворце Царгола собрался Государственный совет. Бледные, мрачные придворные и высшие офицеры обсуждали происшедшую трагедию и гадали о причинах. «Корону Царгола» обыскали от носа до кормы, но ни единая мелочь не пролила света на тайну случившегося с кораблем. На его борту осталась лишь часть экипажа, да и то только мертвые и сумасшедшие. Остальные, видимо, оказались за бортом. От мертвых мало что можно было узнать. Разве лишь то, что они, скорее всего, погибли, покончив с собой, или пали от рук своих же товарищей. От живых было немногим больше пользы: ни с одним из них не удалось поговорить. Единственные осмысленные слова, которые постоянно повторяли многие из оставшихся в живых матросов, были:
— Серая Смерть… Серая Смерть.
Но что означали эти слова? Все дворцовые лекари и мудрецы-толкователи оказались бессильны вытащить из безумцев еще хоть крупицу разумной информации.
Случившееся оставалось загадкой. Что разом свело с ума стольких не слишком впечатлительных людей? Где Карм Карвус, что с ним? Жив он или мертв? И если жив, то не вторит ли он сейчас где-то леденящему душу хору воющих безумцев-матросов?
На борту триремы принца не оказалось, как, впрочем, большей части экипажа и свиты. Куда же они могли подеваться? Самым логичным, хотя и страшным было предположение, что, скорее всего, в припадке безумия эти люди бросились в море или их сбросили за борт другие безумцы.
— «Корона» за эти дни не успела бы доплыть до Возашпы, — мрачно произнес Драт Хорван. — При попутном ветре туда плыть неделю. А между нашими городами на побережье нет ни единого городка или селения. Значит, что бы ни свело с ума экипаж триремы, оно застигло корабль в открытом море. И если князя на борту нет — мы вынуждены смириться с трагическим выводом: Карм Карвус бросился или был выброшен с борта триремы в воды Яшензеб Чуна.
Собравшиеся, потупив взгляды, молчали. Лишь канцлер Драт Хорван предложил, кусая губы:
— Сейчас перед нами стоит вопрос, от ответа на который зависят все наши дальнейшие действия. Было ли сумасшествие экипажа «Короны Царгола» следствием природного явления, одной из многих таинственных загадок океана, — или же это плод продуманного и запланированного нападения неведомого безжалостного, жестокого и опасного противника? Опасного, ибо он явно силен в чародействе и колдовстве.
Совет прервался, так и не придя ни к какому решению. Но Царгол уже был поднят по тревоге. Усиленная стража заняла свои места на стенах. Самые зоркие наблюдатели внимательно вглядывались вдаль с высоких башен в поисках хотя бы малейшего намека на появление врага. Если неприятель решится напасть и штурмовать город, то Царгол приготовился встретить его во всеоружии.
С первыми лучами солнца с одной из площадок на крыше дворца поднялся в воздух воллер — одно из судов Воздушной гвардии Патанги, — унося в небольшой кабине пилота из Патанги и посланца из Царгола.
Маленькое воздушное судно, сделав круг над городом, словно серебристая стрела, взяло курс на северо-восток, унося печальную весть об исчезновении Карма Карвуса Повелителю Запада Тонгору Могучему.
Приближалась ночь. Багровое солнце медленно погружалось в кипящий золотой океан на западе. Черные крылья ночи уже нависли над миром. На восточной стороне небосклона замерцали огоньки первых вечерних звезд. Скоро Илана, госпожа Луна, зальет землю своим холодным серебряным светом, но пока что Эдир, Бог-Солнце еще царственно рассылал последние лучи со своего смертного одра в западном океане.
Царгол, город, выстроенный из красного камня, стоял на побережье Южного моря. Высокие башни и мощные стены защищали его от нападения врагов. Богатые дома и величественные храмы говорили о богатстве города, раскинувшегося на берегу залива. В тот вечер его жители наслаждались хорошей погодой и прекрасным закатом, сидя на террасах своих домов или прогуливаясь по широким улицам.
Корабль зашел в залив никем не замеченный, ибо на его мачтах и носу не горело ни единого фонаря. Величественная трирема прошла за мол, рукотворную каменную гряду, построенную, чтобы смирить врывающиеся в залив могучие волны. И только за молом зоркий стражник на одной из башен заметил приближающийся в сумерках корабль и поднял тревогу.
Зазвенел гонг. Вспыхнули факелы. Стража, схватив горящие фонари, взбежала на стену, чтобы выяснить, какой же дерзкий мореплаватель осмелился войти в порт Царгола не зажигая огней и не подняв флага на мачте.
Огромная трирема медленно пересекала бухту. За ее движениями напряженно следило множество глаз; множество рук крепко сжало древки копий, рукояти мечей и приклады и арбалетов. Отары — командиры сотни воинов — отдавали короткие, сухие приказы стоящим наготове посыльным. Герольд, пришпорив кротера — быстроногую и послушную рептилию, — отправился с донесением во дворец Карма Карвуса, Правителя города.
Не было ничего удивительного в том, что неожиданное появление всего лишь одного корабля вызвало столь большое волнение. Здесь, на южном побережье, ни один порт, ни одно судно не могли чувствовать себя в полной безопасности из-за пиратов Таракуса. И казалось вполне возможным, что одинокая трирема всего лишь разведчик, за которым в порт ворвется сотня других кораблей с безжалостными, жестокими пиратами, жаждущими поживиться сокровищами богатого Царгола.
Вскоре стало ясно, что трирема в гордом одиночестве приплыла в Царгол. Более того, по мере ее приближения выяснилось, что и на борту этого судна не все в порядке. На скамьях гребцов было слишком много свободных мест, да и оставшиеся моряки орудовали веслами в разнобой. Поэтому судно двигалось не только медленно, но как-то боком, словно краб. Подчас трирему и вовсе разворачивало, и она замирала, подставив борт набегающим волнам.
Стражники разглядели, что на корабле были подняты паруса, но лишь частично, да и те закреплены и установлены совершенно неправильно. По мере приближения судна выяснилось, что одна из мачт надломлена, позолоченная обшивка бортов разворочена, а носовая ростра выломана у основания.
Вскоре с борта триремы до ушей стражников, ждавших на причале, донесся страшный звук — какое-то дикое улюлюканье. Совершенно невыносимое для слуха оно то затихало, то вновь усиливалось. Солдаты и офицеры, поеживаясь, переглянулись. Команда темного, кренившегося судна завывала, словно стая собак или шакалов.
Один из офицеров обратил внимание на то, что, несмотря на изрядно сократившееся расстояние, отделявшее корабль от причала, весла не поднялись из воды, а все теми же неритмичными гребками продолжали двигать корабль вперед.
— Эй, на борту! — раздались громкие окрики. — Суши весла! Греби назад! На причал налетишь! Куда вы смотрите?
Голоса потонули в грохоте, с которым нос триремы врезался в причал. От такого удара гранитные глыбы вздрогнули под ногами стражников. Судно содрогнулось и застыло. Оборвался и слетел за борт один из парусов; в следующий миг с треском, словно подрубленный дуб, рухнула мачта. Затем все стихло.
Не успели воины перевести дух, как тишину вновь разорвали стоны и вой, адским хором доносившиеся с борта триремы. Казалось, сонмы демонов терзают и пытают команду судна.
Многие стражники пробормотали заклинания, оберегающие от злых духов, защищающие от демонов. Другие старались побороть страх проклятиями. Кто же был на борту страшного корабля? Безумцы? Или же трирема приплыла из далеких морей, откуда обычно никто не возвращался? И не были ли матросы судна привидениями, призраками умерших и утонувших мореплавателей?
Зазвучал цокот подков по камням пирса. На причал приехал Карим Птоул, комендант порта. Сверкнув в свете факелов позолотой шлема, он приказал:
— Отар! Отправь людей, пусть пришвартуют трирему. Заведите ее бортом к причалу и привяжите покрепче. И быстро… Пусть стражники поднимутся на борт. Живее!
Седой даотар — командир десяти сотен воинов — подошел к коменданту и по-военному поприветствовал его, приложив к груди сжатую в кулак руку:
— Что скажешь? — хрипло спросил Карим Птоул. — Крушение или пираты?
Даотар внимательно смотрел, как в свете факелов стражники длинными баграми подтягивали трирему к причалу и привязывали ее канатами. Потом с мечами наготове они полезли на палубу. Подумав, офицер лишь неопределенно хмыкнул и сплюнул.
— Морские волки Таракуса редко выпускают добычу из своих когтей, — наконец мрачно заметил он. — Мало кому удавалось вырваться из их лап. Честно говоря, я ума не приложу, что случилось с этим кораблем. Может быть, какое-нибудь морское чудовище напало на него и заразило бешенством всех тех, кого не смогло сожрать…
— Как знать, — задумчиво протянул комендант. — Но… мне кажется знакомым этот корабль. Эти расписные борта, этот изгиб носа… Готов поклясться, эта трирема уже попадалась мне на глаза.
— Очень может быть, господин комендант, — мрачно согласился даотар. — Мне тоже кажутся знакомыми эти дельфины, вырезанные чуть выше ватерлинии. Редкое украшение. Сдается мне, что мы думаем об одном и том же. Это судно — не боевой корабль и не торговый — с таким-то килем и без глубокого трюма. Прогулочная посудина, достойная адмирала, а то и члена королевской семьи. Быстрое и комфортабельное судно… Что скажете, комендант?
Не слезая с оседланного кротера, Карим Птоул покачал головой.
— Скажем честно, эта трирема нам обоим кажется чертовски похожей на «Корону Царгола», — выдохнул он. — Но ведь сам принц Карм Карвус вышел на ней в море три дня назад, чтобы нанести дружественный визит в Возашпу. Невозможно, чтобы…
Он запнулся и одними губами прошептал молитву. Даотар тоже вздрогнул и побледнел, когда в свете факелов на подтянутой к причалу корме мелькнула резная позолоченная надпись «Корона Царгола»!
x x x
Молодой отар Джорн Джавас первым поднялся на борт таинственного корабля. Подтянувшись на прикрепленной к абордажному крюку веревке, он перевалился через борт и оказался на верхней гребной палубе. То, что он там увидел, заставило его остановиться, сжать зубы и задрожать от ужаса.Тут и там на скамьях лежали трупы, многие из которых все еще сжимали в руках обломки весел. Судя по всему, смерть этих людей не была легкой и спокойной.
преодолев ужас, офицер внимательно огляделся и, нагнувшись, перевернул одно из лежащих на палубе тел.
Осунувшийся бородатый матрос уставился на офицера остекленевшими глазами. Синие губя мертвеца застыли не то в ухмылке, не то в гримасе боли. Горло покойника перерезал от уха до уха глубокий разрез, оставленный одним сильным ударом кинжала. И, что самое страшное — мертвый матрос сжимал в руке клинок, которым, скорее всего, он и нанес себе эту смертельную рану.
С трудом заставляя себя двигаться дальше, Джорн Джавс продолжил осмотр палубы. Казалось, большая часть гребцов и матросов покончила жизнь самоубийством. Другие погибли в схватке со своими же товарищами. Офицер вздрогнул, увидев дух сцепившихся мертвых матросов, накрепко впившихся зубами в глотки друг другу.
Оказалось, что не все моряки погибли. Но живые выглядели еще хуже, чем мертвые.
Гребцы сидели, сжав в руках весла, и ничего не выражающими глазами смотрели на Джорна Джаваса, пытавшегося заговорить с ними. Некоторые что-то бормотали, другие смеялись. Отар переходил от одного к другому, заглядывал в вытаращенные и прищуренные глаза, всматривался в измазанные кровью лица… Тщетно ждал он ответа на свои вопросы. Все моряки на этом корабле были безумны. Это они издавали странный то затухающий, то нарастающий вой.
Не смотря на юный возраст, Джорн Джавас был не зеленым новобранцем, а опытным воином. Ему доводилось видеть мертвых, убивать самому во время осады города, он знал, каким неприглядным и отвратительным может быть лик смерти. Немало мертвецов прошло перед его глазами — разорванных военными машинами и растерзанных в пыточных палачами. Но ничто в жизни так не напугало его, как кошмарное зрелище, открывшееся ему на этом корабле, вынырнувшем из ада.
Офицер побледнел, его ноги задрожали; в какой-то миг храбрый даотар чуть не упал в обморок. Только собрав в кулак всю свою волю, Джорн Джавас заставил себя продолжать осмотр триремы.
Палубы были завалены окровавленными трупами. Тут и там попадались еще живые безумцы. В какой-то миг моряки, видимо, набросились друг на друга, поубивав и ранив многих и сильно повредив роскошный корабль. Джорн Джавас обнаружил сорванные с петель резные двери, разбитые инкрустированные панели, изодранные и изгаженные шелковые занавеси и прекрасные ковры. В углах кают и на трапах вповалку лежали трупы и оставшиеся в живых.
Но один из моряков, похоже, до конца сопротивлялся безумию.
Судя по его алому одеянию и тяжелому золотому медальону, это был капитан судна. Взгляд старого морского волка был устремлен куда-то вдаль… Джорн Джавас нашел капитана на мостике у штурвала. Видимо, капитан сам накрепко привязал себя к деревянному колесу. Побелевшие пальцы все еще цепко держали штурвал, а сам капитан навалился на него грудью и застыл.
Новый приступ ужаса сжал сердце молодого отара. Он знал этого моряка!
Это был сам Норгован Тул, Адмирал Царгола!
Но ведь Норгован Тул несколько дней назад вместе с Кармом Карвусом, Повелителем города, уплыл на «Короне Царгола», флагмане городского флота, личной триреме князя… которая была очень похожа на это леденящее кровь судно. Нет, не может быть, чтобы этот адский корабль, полный покойников и живых мертвецов, залитый кровью и изуродованный неведомым сражением… Он просто не может быть прекрасной триремой, «Короной Царгола», три дня назад отплывшей к берегам Возашпы… Или все-таки это то же самое судно?
Со сжавшимся сердцем бледный как полотно офицер еще раз обвел взглядом палубу. Сомнений не было — такие резные позолоченные дельфины, повторяющие с внутренней стороны борта наружное украшение, могли быть только на одном корабле. В следующий миг взгляд отара наткнулся на приоткрытую дверь большой каюты. На высокой створке были изображены скрещенные меч и якорь — эмблема королевской династии Царгола, ее штандарт и герб.
Страшная правда громом прогремела в голове Джорна Джаваса.
На негнущихся, дрожащих ногах он пересек заваленную трупами палубу и подошел к главной каюте. Неуверенными, слабыми пальцами отар взялся за ручку. Тяжелая дверь оказалась не заперта и легко распахнулась от слабого толчка. Джорн Джавас, бормоча про себя молитвы и заклинания, заглянул внутрь, ожидая увидеть в каюте то же, что и на палубах, ибо, если весь экипаж сошел с ума, то как бы смог князь избежать безумия или удара клинка какого-либо из своих матросов?
Но каюта была пуста.
Отар обыскал ее, но не нашел тела Карма Карвуса.
Медленно и неуверенно офицер вышел на палубу и вновь направился к штурвалу и привязанному к деревянному колесу капитану.
Адмирал был жив, хотя сначала показался отару мертвым. Норгован Тул поднял голову и повернул перепачканное потом и кровью лицо к Джорну Джавасу. Словно сквозь пелену тумана, он смотрел на молодого офицера, чуть заметно шевеля губами.
— Адмирал… вы живы? — наклонившись к Норговану Тулу, спросил Джорн Джавас. — Что здесь произошло?
— Серая Смерть… Серая Смерть… — хрипло пробормотал старый моряк.
Джорн Джавас перерубил мечом веревки, удерживавшие адмирала у штурвала, и аккуратно опустил тело измученного моряка на палубу. Затем он напоил Норгована Тула водой из своей фляги.
— Где принц? Где наш правитель Карм Карвус? Что с ним? Говорите же! Говорите!
Норгован Тул из последних сил боролся с безумием. Лишь подчиняясь его железной воле, оставшиеся в живых безумцы взялись за весла и привели судно в порт. Верный своему долгу, адмирал Царгола не покинул свой пост, пока трирема не вернулась в родной порт. Но силы морского волка были на исходе. Он больше не мог сопротивляться пелене безумия, черной тенью коснувшейся его разума. Адмирал дико улыбнулся, оскалился. Его глаза закатились. Джорн Джавас продолжал трясти моряка и спрашивать, кричать. Ему нужно было знать, что случилось с Кармом Карвусом и где он сейчас. Но из уст адмирала доносилось лишь одно слово, чередующееся с безумными воплями, стонами и хохотом:
— Исчез… исчез… исчез…
Когда другие офицеры царгольской стражи, преодолевая ужас, поднялись на мостик, они увидели Джорна Джаваса, сидящего на палубе. Голова адмирала лежала у него на коленях. Старый моряк бормотал что-то бессвязное, время от времени принимаясь выть, как и другие обезумевшие моряки «Короны Царгола».
Седовласый даотар положил руку на плечо Джорну Джавасу. Молодой офицер поднял залитое слезами лицо.
— Он что-нибудь рассказал? — спросил даотар. — Князь на борту?
Джорн Джавас только горестно покачал головой.
— Исчез… исчез, — безнадежно произнес он.
x x x
В отсутствие Карма Карвуса старейший и занимающий самую высокую должность канцлер Драт Хорван, барон Амагарский, взял на себя управление городом в качестве регента.Спустя лишь несколько минут после появления таинственного корабля с безумной командой, в королевском дворце Царгола собрался Государственный совет. Бледные, мрачные придворные и высшие офицеры обсуждали происшедшую трагедию и гадали о причинах. «Корону Царгола» обыскали от носа до кормы, но ни единая мелочь не пролила света на тайну случившегося с кораблем. На его борту осталась лишь часть экипажа, да и то только мертвые и сумасшедшие. Остальные, видимо, оказались за бортом. От мертвых мало что можно было узнать. Разве лишь то, что они, скорее всего, погибли, покончив с собой, или пали от рук своих же товарищей. От живых было немногим больше пользы: ни с одним из них не удалось поговорить. Единственные осмысленные слова, которые постоянно повторяли многие из оставшихся в живых матросов, были:
— Серая Смерть… Серая Смерть.
Но что означали эти слова? Все дворцовые лекари и мудрецы-толкователи оказались бессильны вытащить из безумцев еще хоть крупицу разумной информации.
Случившееся оставалось загадкой. Что разом свело с ума стольких не слишком впечатлительных людей? Где Карм Карвус, что с ним? Жив он или мертв? И если жив, то не вторит ли он сейчас где-то леденящему душу хору воющих безумцев-матросов?
На борту триремы принца не оказалось, как, впрочем, большей части экипажа и свиты. Куда же они могли подеваться? Самым логичным, хотя и страшным было предположение, что, скорее всего, в припадке безумия эти люди бросились в море или их сбросили за борт другие безумцы.
— «Корона» за эти дни не успела бы доплыть до Возашпы, — мрачно произнес Драт Хорван. — При попутном ветре туда плыть неделю. А между нашими городами на побережье нет ни единого городка или селения. Значит, что бы ни свело с ума экипаж триремы, оно застигло корабль в открытом море. И если князя на борту нет — мы вынуждены смириться с трагическим выводом: Карм Карвус бросился или был выброшен с борта триремы в воды Яшензеб Чуна.
Собравшиеся, потупив взгляды, молчали. Лишь канцлер Драт Хорван предложил, кусая губы:
— Сейчас перед нами стоит вопрос, от ответа на который зависят все наши дальнейшие действия. Было ли сумасшествие экипажа «Короны Царгола» следствием природного явления, одной из многих таинственных загадок океана, — или же это плод продуманного и запланированного нападения неведомого безжалостного, жестокого и опасного противника? Опасного, ибо он явно силен в чародействе и колдовстве.
Совет прервался, так и не придя ни к какому решению. Но Царгол уже был поднят по тревоге. Усиленная стража заняла свои места на стенах. Самые зоркие наблюдатели внимательно вглядывались вдаль с высоких башен в поисках хотя бы малейшего намека на появление врага. Если неприятель решится напасть и штурмовать город, то Царгол приготовился встретить его во всеоружии.
С первыми лучами солнца с одной из площадок на крыше дворца поднялся в воздух воллер — одно из судов Воздушной гвардии Патанги, — унося в небольшой кабине пилота из Патанги и посланца из Царгола.
Маленькое воздушное судно, сделав круг над городом, словно серебристая стрела, взяло курс на северо-восток, унося печальную весть об исчезновении Карма Карвуса Повелителю Запада Тонгору Могучему.
Глава 2. Кольцо Черного Сокола
На следующий день после первого удара Серой Смерти и прибытия триремы в порт Царгол другой корабль вошел в бухту другого порта далеко на северо-востоке от города из красного камня.
Здесь, на берегу залива у самого устья двух рек, названных Близнецами, возвышался огромный город Патанга, резиденция Тонгора Могучего, самый большой и сильный город-государство из Союза Девяти Городов Запада.
Этот второй корабль был не величественной и роскошной королевской триремой. Это было небольшое, быстрое и маневренное судно. Багровые паруса его жадно ловили любое дуновение ветерка, острый нос беззвучно вспарывал водную гладь. На борту этого корабля были живые матросы, а не трупы и не воющие безумцы. Они столпились вдоль бортов и наблюдали за зрелищем приближающихся, сверкающих в свете луны стен и башен Патанги.
Капитан Воздушной гвардии заметил черную галеру, как только она вошла в бухту. Ни единого огня не горело на мачтах судна, что придавало ему пиратский вид. Воллер, зависнув в воздухе, условными сигналами передал сообщение о странном судне стражникам, несущим вахту на крыше Воздушной Крепости. Взревели горны, посыльные вскочили в седла, и их подкованные чешуйчатые скакуны понеслись по улицам города к Морским Воротам, поднимая тревогу.
К тому моменту, когда одинокая черная галера подошла к причалу, ее уже поджидала рота стрелков со взведенными арбалетами.
— Эй, на галере! — закричал отар — командир стрелков. — Название судна? Порт приписки? Хозяин?
В открытых бойницах и над бортами показались лица моряков разношерстного экипажа, собранного как минимум из половины городов Западного побережья. Был тут и ковиец с круглым, как луна, лицом, над бровями которого протянулся глубокий давний шрам; несколько смуглых черноволосых тарданцев и уроженцев Кадорны — с янтарного цвета кожей и раскосыми глазами; был в экипаже даже один могучий синий кочевник, родом с бескрайних равнин дальнего Востока. Половина этой пестрой команды была «украшена» шрамами. На лбах у некоторых моряков виднелись клейма рабов и преступников. При этом на их руках сверкали дорогие перстни, а в ушах поблескивали золотые серьги. Не менее ярко, и куда более зловеще сверкали их обнаженные клинки.
Вдруг матросы расступились, уступая место у борта высоченному человеку с рыжей бородой, одетому в красную куртку, шаровары цвета бутылочного стекла, и обутому в высокие кожаные сапоги. На груди у него висел тяжелый золотой медальон. Из-под густых нахмуренных бровей следили за стражниками внимательные серые глаза. Больше всего этот человек напоминал настороженного быка: широкая грудная клетка, мощные плечи, руки, бугрящиеся узлами мускулов, словно толстые ветви старого дуба.
— Это судно — «Ятаган» из Таракуса, — рявкнул он, — а я — Барим Рыжая Борода, его хозяин.
Молодой офицер на причале процедил сквозь зубы:
— Пираты из Таракуса — не самые желанные гости в Городе Пламени. Почему вы вошли в бухту без опознавательных огней, словно подкрадывающиеся воры?
Лицо Барима Рыжей Бороды расплылось в насмешливой улыбке.
— Чем меньше лишних глаз увидит меня здесь, тем лучше, приятель. Но я уверен, что меня примут в Городе Пламени. Вот — держи!
Вынув какой-то небольшой предмет из кошелька на поясе, капитан галеры бросил его офицеру. Предмет блеснул золотом в свете факелов. Отар поймал его и внимательно осмотрел, поднеся к свету.
Это было тяжелое золотое кольцо. На нем было глубоко вытравлено два знака из пиктографического письма Южных островов. Ко-Тон и Гор Йа назывались эти символы.
Отар не верил своим глазам. Словно проглотив язык, он, моргая, разглядывал надпись на кольце, время от времени переводя взгляд на капитана галеры.
— Тонгор! — наконец выдохнул офицер.
— Ну да, — ухмыльнулся пират. — Имя Повелителя Тонгора, вырезанное на сверкающем золоте Патанги. Сын Великого Царя дал мне эту штуковину, чтобы, когда мне будет нужно, я был бы допущен к Тонгору.
Отар все еще не мог прийти в себя. Таких колец во всем мире было не более десятка. Ими владели короли и принцы, присягнувшие знамени Черного Ястреба. Действительно, обладатель такого кольца имел право в любую минуту лично встретиться с Тонгором.
Молодой офицер вздрогнул, стряхнул оцепенение и отсалютовал капитану пиратов, словно коронованной особе.
— Вы владеете Печатью Тонгора, капитан Барим. Я в вашем распоряжении. Пойдемте, я провожу вас к повелителю.
Но он замедлил шаг и, присмотревшись, расплылся в улыбке, увидев стоящего в одном из дверных проемов мальчишку, бросившегося навстречу рыжебородому пирату с распростертыми объятиями.
— Это ты, приятель? Как вырос-то! Я-то с трудом узнал старого товарища. Ну и взрослый же ты стал!
Принц Тарт рассмеялся.
— Еще бы мне не вырасти, капитан Барим. Ведь прошло уже три года с тех пор, как Чарн Товис вытащил меня из лап Далендуса Вула, а ты помог нам смыться оттуда. Как здорово, что ты снова приехал. Но что привело тебя в город моего отца под покровом ночи, в тайне от всех?
Рыжебородый пират нахмурился:
— Дела, приятель. Темные и таинственные… Ну, я надеюсь, ты еще не забыл своих приятелей по тому путешествию?
Спутники Барима столпились вокруг мальчика, дружелюбно улыбаясь.
— Я думаю, ты не забыл старого толстого Блея, — воскликнул круглолицый ковиец, тряся перетянутым ремнями животом.
— И Дургана, надеюсь! — сказал пожилой пират с кожаной повязкой на одном глазу.
— Ну конечно, я всех вас помню! И Тангмара тоже, — крикнул мальчик, обнимая улыбающегося великана, уроженца красных лесов Коданга, чьи золотые кудри рассыпались по широченным плечам.
— Как я рад всех вас снова видеть! Вы совсем-совсем не изменились!
— Зато ты изменился. Дай-ка я на тебя посмотрю, — Барим одной рукой повернул мальчишку кругом. Да, за эти три года Тарт из девятилетнего ребенка превратился в двенадцатилетнего подростка. Он был загорелым и хорошо физически развитым, сильным для своих лет. Лицо с квадратным подбородком, странные золотистые глаза и черные, как смоль, волосы делали Тарта невероятно похожим на своего могучего отца.
Капитан остался доволен осмотром.
— Ну, из сопляка ты стал уже наполовину мужчиной! Интересно, за эти три года в тебе открылся еще и талант предсказателя? Откуда ты узнал, что мы прибыли во дворец?
— Посланник принес эту весть, — улыбнулся джасарк Тарт, но лицо его неожиданно стало печальным, когда он добавил: — Ладно, пойдемте. Я совсем забыл, что вас ждут во дворце. Ты, случайно, ничего не знаешь о друге моего отца Карме Карвусе?
Барим удивленно посмотрел на мальчишку и покачал головой:
— О Правителе Царгола? Нет, я ничего не знаю, а что с ним? У меня к Тонгору совсем другое дело.
— Ладно. Отец сказал, что примет тебя, как только ты появишься. Пойдем, я провожу вас к нему.
Здесь, на берегу залива у самого устья двух рек, названных Близнецами, возвышался огромный город Патанга, резиденция Тонгора Могучего, самый большой и сильный город-государство из Союза Девяти Городов Запада.
Этот второй корабль был не величественной и роскошной королевской триремой. Это было небольшое, быстрое и маневренное судно. Багровые паруса его жадно ловили любое дуновение ветерка, острый нос беззвучно вспарывал водную гладь. На борту этого корабля были живые матросы, а не трупы и не воющие безумцы. Они столпились вдоль бортов и наблюдали за зрелищем приближающихся, сверкающих в свете луны стен и башен Патанги.
Капитан Воздушной гвардии заметил черную галеру, как только она вошла в бухту. Ни единого огня не горело на мачтах судна, что придавало ему пиратский вид. Воллер, зависнув в воздухе, условными сигналами передал сообщение о странном судне стражникам, несущим вахту на крыше Воздушной Крепости. Взревели горны, посыльные вскочили в седла, и их подкованные чешуйчатые скакуны понеслись по улицам города к Морским Воротам, поднимая тревогу.
К тому моменту, когда одинокая черная галера подошла к причалу, ее уже поджидала рота стрелков со взведенными арбалетами.
— Эй, на галере! — закричал отар — командир стрелков. — Название судна? Порт приписки? Хозяин?
В открытых бойницах и над бортами показались лица моряков разношерстного экипажа, собранного как минимум из половины городов Западного побережья. Был тут и ковиец с круглым, как луна, лицом, над бровями которого протянулся глубокий давний шрам; несколько смуглых черноволосых тарданцев и уроженцев Кадорны — с янтарного цвета кожей и раскосыми глазами; был в экипаже даже один могучий синий кочевник, родом с бескрайних равнин дальнего Востока. Половина этой пестрой команды была «украшена» шрамами. На лбах у некоторых моряков виднелись клейма рабов и преступников. При этом на их руках сверкали дорогие перстни, а в ушах поблескивали золотые серьги. Не менее ярко, и куда более зловеще сверкали их обнаженные клинки.
Вдруг матросы расступились, уступая место у борта высоченному человеку с рыжей бородой, одетому в красную куртку, шаровары цвета бутылочного стекла, и обутому в высокие кожаные сапоги. На груди у него висел тяжелый золотой медальон. Из-под густых нахмуренных бровей следили за стражниками внимательные серые глаза. Больше всего этот человек напоминал настороженного быка: широкая грудная клетка, мощные плечи, руки, бугрящиеся узлами мускулов, словно толстые ветви старого дуба.
— Это судно — «Ятаган» из Таракуса, — рявкнул он, — а я — Барим Рыжая Борода, его хозяин.
Молодой офицер на причале процедил сквозь зубы:
— Пираты из Таракуса — не самые желанные гости в Городе Пламени. Почему вы вошли в бухту без опознавательных огней, словно подкрадывающиеся воры?
Лицо Барима Рыжей Бороды расплылось в насмешливой улыбке.
— Чем меньше лишних глаз увидит меня здесь, тем лучше, приятель. Но я уверен, что меня примут в Городе Пламени. Вот — держи!
Вынув какой-то небольшой предмет из кошелька на поясе, капитан галеры бросил его офицеру. Предмет блеснул золотом в свете факелов. Отар поймал его и внимательно осмотрел, поднеся к свету.
Это было тяжелое золотое кольцо. На нем было глубоко вытравлено два знака из пиктографического письма Южных островов. Ко-Тон и Гор Йа назывались эти символы.
Отар не верил своим глазам. Словно проглотив язык, он, моргая, разглядывал надпись на кольце, время от времени переводя взгляд на капитана галеры.
— Тонгор! — наконец выдохнул офицер.
— Ну да, — ухмыльнулся пират. — Имя Повелителя Тонгора, вырезанное на сверкающем золоте Патанги. Сын Великого Царя дал мне эту штуковину, чтобы, когда мне будет нужно, я был бы допущен к Тонгору.
Отар все еще не мог прийти в себя. Таких колец во всем мире было не более десятка. Ими владели короли и принцы, присягнувшие знамени Черного Ястреба. Действительно, обладатель такого кольца имел право в любую минуту лично встретиться с Тонгором.
Молодой офицер вздрогнул, стряхнул оцепенение и отсалютовал капитану пиратов, словно коронованной особе.
— Вы владеете Печатью Тонгора, капитан Барим. Я в вашем распоряжении. Пойдемте, я провожу вас к повелителю.
x x x
Бариму уже приходилось бывать во дворцах, поэтому он не обращал внимания на роскошь мраморных лестниц и колонн, на блеск позолоты и богатство убранства.Но он замедлил шаг и, присмотревшись, расплылся в улыбке, увидев стоящего в одном из дверных проемов мальчишку, бросившегося навстречу рыжебородому пирату с распростертыми объятиями.
— Это ты, приятель? Как вырос-то! Я-то с трудом узнал старого товарища. Ну и взрослый же ты стал!
Принц Тарт рассмеялся.
— Еще бы мне не вырасти, капитан Барим. Ведь прошло уже три года с тех пор, как Чарн Товис вытащил меня из лап Далендуса Вула, а ты помог нам смыться оттуда. Как здорово, что ты снова приехал. Но что привело тебя в город моего отца под покровом ночи, в тайне от всех?
Рыжебородый пират нахмурился:
— Дела, приятель. Темные и таинственные… Ну, я надеюсь, ты еще не забыл своих приятелей по тому путешествию?
Спутники Барима столпились вокруг мальчика, дружелюбно улыбаясь.
— Я думаю, ты не забыл старого толстого Блея, — воскликнул круглолицый ковиец, тряся перетянутым ремнями животом.
— И Дургана, надеюсь! — сказал пожилой пират с кожаной повязкой на одном глазу.
— Ну конечно, я всех вас помню! И Тангмара тоже, — крикнул мальчик, обнимая улыбающегося великана, уроженца красных лесов Коданга, чьи золотые кудри рассыпались по широченным плечам.
— Как я рад всех вас снова видеть! Вы совсем-совсем не изменились!
— Зато ты изменился. Дай-ка я на тебя посмотрю, — Барим одной рукой повернул мальчишку кругом. Да, за эти три года Тарт из девятилетнего ребенка превратился в двенадцатилетнего подростка. Он был загорелым и хорошо физически развитым, сильным для своих лет. Лицо с квадратным подбородком, странные золотистые глаза и черные, как смоль, волосы делали Тарта невероятно похожим на своего могучего отца.
Капитан остался доволен осмотром.
— Ну, из сопляка ты стал уже наполовину мужчиной! Интересно, за эти три года в тебе открылся еще и талант предсказателя? Откуда ты узнал, что мы прибыли во дворец?
— Посланник принес эту весть, — улыбнулся джасарк Тарт, но лицо его неожиданно стало печальным, когда он добавил: — Ладно, пойдемте. Я совсем забыл, что вас ждут во дворце. Ты, случайно, ничего не знаешь о друге моего отца Карме Карвусе?
Барим удивленно посмотрел на мальчишку и покачал головой:
— О Правителе Царгола? Нет, я ничего не знаю, а что с ним? У меня к Тонгору совсем другое дело.
— Ладно. Отец сказал, что примет тебя, как только ты появишься. Пойдем, я провожу вас к нему.