Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- Следующая »
- Последняя >>
Барбара Картленд
Храм любви
От автора
Боробудур – крупнейший в мире памятник буддийского искусства. Он был построен приблизительно в IX столетии, на триста лет раньше, чем храм Ангкор-Ват и за двести лет до Собора Парижской Богоматери.
Однако некоторое время спустя, произошло сильнейшее извержение вулкана Мерапи, после которого Боробудур оставался скрытым под вулканическим пеплом на протяжении большей части тысячелетия.
Только в 1814 году до английского генерал-губернатора Явы Томаса Стамфорда Раффлза дошли слухи о холме, наполненном каменными буддийскими скульптурами, и он послал туда инженера, чтобы проверить эти рассказы.
После четырехлетнего английского господства на остров вернулись голландцы, и храм был забыт. Однако в 1896 году восемь повозок, нагруженных бесценными скульптурами Боробудура, были отправлены в дар сиамскому королю Чулалонгкорну – поступок весьма типичный для голландских чиновников.
Когда я в 1986 году посетила Индонезию, этот фантастический храм, к тому времени отреставрированный, произвел на меня потрясающее впечатление. Но больше всего меня заинтриговал храм Плаосан, открытый и восстановленный только в 1948 году.
Все буддийские храмы, которые я видела, приводили меня в духовный трепет, подобного которому я нигде никогда не испытывала. Но сильнее всего чувство это я испытала в Плаосане, построенном, я пишу об этом в романе, буддийской принцессой Шайлендрой и ее мужем, царем по имени Ракай Пикатан, индийским правителем Матарама.
Точно так же, как мой герой и героиня, я бродила по прекрасной круговой галерее и увидела там рельефное изображение царя, черты лица которого, к моему изумлению, оказались совершенно европейскими.
Отсюда начинается мой рассказ…
Однако некоторое время спустя, произошло сильнейшее извержение вулкана Мерапи, после которого Боробудур оставался скрытым под вулканическим пеплом на протяжении большей части тысячелетия.
Только в 1814 году до английского генерал-губернатора Явы Томаса Стамфорда Раффлза дошли слухи о холме, наполненном каменными буддийскими скульптурами, и он послал туда инженера, чтобы проверить эти рассказы.
После четырехлетнего английского господства на остров вернулись голландцы, и храм был забыт. Однако в 1896 году восемь повозок, нагруженных бесценными скульптурами Боробудура, были отправлены в дар сиамскому королю Чулалонгкорну – поступок весьма типичный для голландских чиновников.
Когда я в 1986 году посетила Индонезию, этот фантастический храм, к тому времени отреставрированный, произвел на меня потрясающее впечатление. Но больше всего меня заинтриговал храм Плаосан, открытый и восстановленный только в 1948 году.
Все буддийские храмы, которые я видела, приводили меня в духовный трепет, подобного которому я нигде никогда не испытывала. Но сильнее всего чувство это я испытала в Плаосане, построенном, я пишу об этом в романе, буддийской принцессой Шайлендрой и ее мужем, царем по имени Ракай Пикатан, индийским правителем Матарама.
Точно так же, как мой герой и героиня, я бродила по прекрасной круговой галерее и увидела там рельефное изображение царя, черты лица которого, к моему изумлению, оказались совершенно европейскими.
Отсюда начинается мой рассказ…
Глава I
1900
По пути от вокзала до резиденции губернатора герцог Инглбери почти не замечал хорошо знакомых ему людных улиц Калькутты. Толпа текла бесконечным потоком, в уличной толчее смешивались запряженные волами повозки и вездесущие разносчики рисовых лепешек, бананов и орешков бетель. Однако мысли герцога витали далеко – он вспоминал величественную усыпальницу Тадж Махал.
Лорд Керзон Кедлстон, новый вице-король Индии, прибыл в страну в 1898 году. Будучи страстным любителем архитектуры, он вскоре понял, что равнодушное отношение местного населения к бесценным памятникам зодчества собственной страны привело к почти что катастрофическим последствиям. Поэтому к своей, и без того непосильной миссии, он добавил еще одну – программу реставрационных работ, взятую им под личное покровительство. При этом он был озабочен не только сохранностью индуистских и исламских памятников, но интересовался и британо-индийскими постройками эпохи короля Георга.
Герцог вновь подумал о том, как удачно получилось, что правительственная резиденция в Калькутте в точности повторяет дом предков лорда Керзона в графстве Дербишир.
Действительно, в 1798 году граф Морнингтон решил, что тогдашняя резиденция, немногим отличавшаяся от особняков именитых граждан Калькутты, недостойна его положения. Поэтому он приказал ее снести и на этом месте воздвигнуть дворец, который должен был стать символом величия британской державы. Строительство длилось четыре года. И хотя его стоимость в 63281 фунт казалась чрезмерной, без сомнения, это был самый прекрасный губернаторский дворец в мире.
Великолепие его ионического фасада могло сравниться только с изысканной простотой его обширных помещений. Расположение комнат воспроизводило планировку Кедлстон Холла в Дербишире – официальные помещения располагались в центральном корпусе, изогнутыми галереями соединенном с четырьмя флигелями. Также как и вице-короля, это здание приводило герцога в восхищение.
Получив от лорда Керзона приглашение немедленно приехать в Индию, герцог ни минуты не колебался. Вице-король писал, что нуждается в его помощи в связи с тем, что задумал произвести некоторые усовершенствования в своей резиденции и, кроме того, хотел бы обсудить с ним состояние редчайших и прекраснейших индийских храмов, которым грозит разрушение, поскольку никто не в состоянии оценить их по достоинству.
Все это весьма заинтересовало герцога. Но помимо этого была еще одна причина, по которой именно в это время он желал бы оставить Англию.
Этой причиной были его близкие отношения с леди Шарлоттой Деннингтон, завязавшиеся во время осеннего охотничьего сезона.
Герцог прекрасно понимал, что в данный момент именно он является самой привлекательной брачной «мишенью» в Британии.
Свой герцогский титул он получил неожиданно, после смерти двух прямых наследников. Раньше, когда он был простым младшим офицером кавалергардского полка, его не преследовали с таким азартом. Он не был в избытке наделен благами сего мира, что позволило ему, несмотря на привлекательную внешность и превосходные манеры, достичь возраста двадцати семи лет, избежав венца. Он с удовольствием проводил время в обществе утонченных и очень красивых женщин, которыми окружил себя принц Уэльский. Но когда он внезапно сделался Четвертым герцогом Инглбери, все резко изменилось. От него не укрылось то, как сразу же изменились интонации честолюбивых матерей. А девушки, в надежде на то, что в один прекрасный день кто-то из них станет герцогиней, словно лепестки роз усеивали его путь.
Однако он твердо решил, что не женится, прежде чем не приведет в должный порядок все то, чем обладает, а главное, – пока не найдет той, которую сочтет достойной носить его имя.
История рода Бери уходила в глубь веков. Насколько герцогу было известно, они были в родстве с Рейксами. Само собой разумелось, что никто из них никогда не был замешан ни в одном скандале и ничем не запятнал фамильной чести.
На некоторое время герцог оставил мысли о браке и вместо этого занялся обустройством замка Ингл с тем, чтобы тому не было равных среди самых великолепных частных домов Лондона.
У него не было никакого желания, как он втайне признался себе самому, делить его с кем-либо еще, по крайней мере до тех пор, пока он не станет значительно старше.
В тридцать три года он все еще продолжал считать себя совсем молодым. Это было неудивительно, поскольку большинство его друзей, ценивших его ум и с удовольствием проводивших время в его обществе, были старше, чем он сам.
Джордж Керзон, в тридцать девять лет ставший вице-королем, всегда был очень привязан к герцогу. Вскоре после своего прибытия в Индию, он решил, что герцог должен его навестить в самом скором времени.
Однако из-за многочисленных дел в Англии, герцог, может быть, и не воспользовался бы приглашением лорда Керзона так быстро и с такой готовностью, если бы не леди Шарлотта.
Во время прошлогоднего лондонского светского сезона герцог заметил, что где бы он не появился, рядом с ним неизменно оказывалась леди Шарлотта.
По общему признанию, она была одной из прелестнейших женщин столетия ей было двадцать семь лет, и она находилась в расцвете своей красоты.
Ни один бал или званый ужин не обходился без леди Шарлотты. Любой мужчина после встречи с ней оказывался во власти ее очарования.
Дочь герцога Кембрийского, она в семнадцать лет убежала из дома с Филиппом Деннингтоном, о котором мало было сказать, что он необыкновенно красив – он был сокрушительно красив. И для молоденькой девушки он должен был казаться молодым богом.
Однако его положение в обществе не было значительным, и поэтому герцог Кембрийский пришел в ярость. Тем не менее ему не оставалось ничего другого, кроме того, как любезно принять своего зятя. Но он даже не притворялся убитым горем, когда Филипп Деннингтон, принимавший участие в скачках с препятствиями, сломал себе шею.
К тому времени Шарлотте было двадцать четыре года, и ко всеобщему удивлению, от этого брака не было детей.
Когда миновал год траура, герцог и его жена решили, что их дочь не должна вторично совершить ошибку. Герцог открыл двери своего дома на Парк Лейн. После первых же приемов, которые они устроили, Шарлотта прочно утвердилась в роли красавицы, которой предназначено покорить лондонское общество.
Если ее, муж когда-то казался молодым богом, то сейчас она выглядела как богиня. Она была высокой, красивой, с пышными, чувственными формами – такой тип как раз был в это время в моде.
У нее был тот бело-розовый тип лица, который традиционно считается типично английским, и ярко-голубые, незабудковые глаза.
Более того, годы, проведенные с Деннингтоном, который был гораздо старше ее, воспитали в ней остроумие и вкус к занимательной беседе. Ее манера флиртовать пленяла любого мужчину, который приближался к ней.
Ничто человеческое было не чуждо герцогу Инглбери и, естественно, он нашел Шарлотту привлекательной.
Вскоре ему стало известно, что светское общество, к которому они оба принадлежали, пришло к выводу, что они идеально подходят друг другу. Когда он обедал в Марлборо-Хаус, что бывало довольно часто, то Шарлотта всегда сидела рядом с ним. Если он был гостем какого-либо приема, каких всегда множество в Лондоне, она тоже находилась там, словно это было ее законным правом.
Герцог догадывался, что они стали предметом многочисленных пересудов. Многое из того, что ему приходилось слышать в своем клубе или палате парламента, звучало двусмысленно, давая ему понять, что он слишком затягивает принятие решения.
При желании герцог мог быть таким же невозмутимым, холодным и властным, как лорд Керзон, которого часто называли вельможей восемнадцатого столетия, родившимся не в свою эпоху. Герцог и сам принадлежал к породе аристократов, которые увлекались великолепными домами и сокровищами архитектуры. Когда он хотел, он мог внушать благоговение и ужас. Он мог осадить любого наглеца движением бровей или взглядом своих серо-стальных глаз.
Когда его друзья, желая узнать, скоро ли он объявит о помолвке с леди Шарлоттой, заходили слишком далеко в своем любопытстве, они чувствовали, что словно наталкиваются на каменную стену.
И тем не менее герцог на самом деле спрашивал себя, найдет ли он женщину, более подходящую для роли герцогини Инглбери.
Красота Шарлотты была достойна фамильных драгоценностей Инглбери, которые своим великолепием не уступали драгоценностям наследной принцессы Александры.
Когда в последнюю неделю октября герцог охотился на фазанов с маркизом Нормингтоном, то совсем не удивился, встретив среди приглашенных и леди Шарлотту.
Он подумал, что она выглядит исключительно соблазнительной даже в толстом охотничьем твидовом костюме.
Сидя с ним в первом ряду загонщиков, она смешила его веселыми рассказами и, в присутствии заряжающего, сдержанно кокетничала с герцогом. Он не мог не восхититься ее манерами.
Конечно, она была бы великолепной хозяйкой и в Инглбери Хаус на Парк Лейн, и в его замке. Он не пригласил ее в замок Ингл по той простой причине, что это имело бы слишком очевидный смысл для всех тех любителей сплетен, которые следили за каждым их шагом. Ожидалось, что именно там, в оранжерее или огромной картинной галерее, произойдет то, что в просторечии называется «уладить это дело».
Когда со своей обычной меткостью, герцог дуплетом подстрелил очень высоко летящую пару фазанов, леди Шарлотта буквально задохнулась от восторга, что вновь очаровало герцога.
– Чего же я жду? – спросил он себя в тот же вечер немного позже.
Леди Шарлотта спустилась к ужину в вечернем платье из голубого шифона, вторящего цвету ее глаз. Герцог понимал, что если все другие женщины в этот вечер ревновали и завидовали ей, то все мужчины завидовали ему.
Еще более чем обычно, никто не пытался скрывать, что их бракосочетание считается вопросом времени.
Это раздражало герцога.
Поэтому он ничего не ответил, когда почти восьмидесятилетняя Дауэйджер, маркиза Нормингтон игриво шлепнула его по руке веером в ответ на пожелание доброй ночи.
– Вы очень тянете, молодой человек, – проговорила она скрипучим голосом. – Вспомните сказку о черепахе и зайце. И смотрите, как бы черепаха не проскочила у вас перед носом тогда, когда вы меньше всего этого ожидаете.
Она засмеялась собственной шутке, показывая пожелтевшие зубы.
Герцог весь напрягся. Больше всего на свете он не переносил, когда его личные дела обсуждались публично. А он прекрасно заметил, что некоторые гости улыбнулись словам маркизы.
Герцог молча позволил лакею помочь ему раздеться. И только тогда, когда остался один, он сказал себе, что с него довольно, что ему надоела вся эта любопытная публика и бесконечные вмешательства в его частную жизнь.
Он женится на ком захочет и когда захочет. И пусть он будет проклят, если позволит, чтобы его толкали на это какие-то старухи или кто угодно из тех, кто имеет наглость лезть в чужие дела.
В этот момент, к его изумлению, дверь распахнулась, и в спальню вошла леди Шарлотта.
Он не ожидал ее появления, хотя ему и приходило раньше в голову то, что, поскольку она вдова, у нее должен быть любовник. Однако, если и были в ее жизни какие-то мужчины, то ему о них никто ничего не говорил. При встречах же всегда казалось, что для нее существует только он, и поэтому герцог никогда не задумывался, есть ли у нее кто-то еще, связанный с ней более, интимными отношениями.
Теперь у него в голове промелькнуло, что он даже никогда не пытался ее поцеловать, и, может быть, она чувствует себя уязвленной таким равнодушием.
Как бы то ни было, вместо намека на то, что она не имеет ничего против его визита, она пришла к нему сама, сделав тем самым ситуацию крайне неловкой. Он чувствовал себя в довольно нелепом положении, не зная, что ему следовало бы предпринять.
Однако леди Шарлотта сама приняла решение. Когда она скользнула в постель рядом с ним, не было уже речи о том, желает он или нет, чтобы что-то произошло.
Прошло немало времени, прежде чем леди Шарлотта прошептала, уткнувшись ему в плечо:
– Я люблю вас, Виктор. Никакой другой мужчина не может быть столь же волнующим и великолепным.
Что-то в этом роде герцог уже слышал от других женщин, и потому его не очень удивила реакция леди Шарлотты. Конечно, все было невероятно страстно. Он не без цинизма подумал, что, как правило, именно те женщины, которые выглядят типичными бело-розовыми англичанками, становятся яростными тигрицами, как только оказываются в постели.
– Вы сделали меня очень счастливым, Шарлотта, – сказал он нежно.
Она подняла голову с его плеча и посмотрела на него, произнеся мягко и тихо:
– Я и хотела этого. Вы же знаете, Виктор, что я вас люблю.
Не ответив, он поцеловал ее, что было гораздо легче, чем подыскивать необходимые слова.
Только после ее ухода он осознал, что уже ступил на тот путь, которого более всего желал бы избежать.
Леди Шарлотта совершенно ясно дала понять, к чему она стремится. Это было столь очевидно, что все его «я» протестовало против давления, принуждавшего принять решение прежде, чем он сам был к этому готов.
Может быть, он действительно слишком долго медлил, и старая леди Дауэйджер была права, сравнивая его с черепахой. Но, в конце концов, брак – это нечто, что заключается на всю жизнь. Он совершенно не собирался оказаться в положении многих знакомых ему мужчин. Было невозможно состоять членом Марлборо-Хаус и не знать, что собиравшиеся по вечерам в карточном клубе мужья предоставляли на это время свободу действий любовникам своих жен.
Герцог рассчитывал на верность своей будущей супруги, хотя в светском обществе и сочли бы это маловероятным. Он не мог представить себе ничего более унизительного, чем сознание того, что вместо него другой мужчина пользуется расположением его жены, наслаждаясь милостями, по праву принадлежащими только ему одному.
По тому, как Шарлотта вошла в его комнату, по тому, с какой готовностью отозвалось на ласки ее тело, он догадался, что не впервые в жизни она поступает подобным образом. Зная, что она вдова, он не мог ее осуждать, но будь она его женой – все выглядело бы совершенно иначе.
Поэтому со всей твердостью и определенностью он понял, что никогда не женится на леди Шарлотте, и что никто и ничто не заставит его изменить принятого решения.
Пока они гостили у маркиза, она приходила к нему каждую ночь. Перед возвращением в Лондон она томно спросила:
– Когда мы увидимся?
Было ясно, какого ответа она ожидает. А когда она, легко прижавшись к нему, поцеловала его в щеку, герцог почувствовал, что его словно гипнотизируют, заставляя сказать те слова, которые она хотела бы услышать.
Поэтому, вернувшись в Лондон, он испытал чувство облегчения, увидев ожидавшее его письмо лорда Керзона.
Приняв решение немедленно, он телеграфировал вице-королю о своем согласии и через три дня уехал, к большому изумлению всей прислуги.
Герцог ни с кем не попрощался и даже самым близким друзьям не сообщил, куда направляется. Он просто сказал секретарю, чтобы тот как можно дольше не говорил никому, где он находится. Он хотел быть совершенно уверенным в том, что никто не последует за ним в это путешествие. В противном случае его могли перехватить по дороге и встретиться с ним на том же океанском пароходе, на который он заказал билет, в Марселе или Неаполе.
– Я попросту спасаюсь бегством, – признался себе герцог с горькой усмешкой на губах.
Записки, надушенные духами леди Шарлотты, приходили каждый день. Кроме того, он получил приглашение от герцога Кембрийского поохотиться вместе. Он получил также приглашение и от герцогини поужинать у нее в конце недели. Герцог не без удовольствия подумал, что к этому времени он уже будет в открытом море.
Его исключительная организованность позволила ему быстро собраться и уехать без всяких затруднений. Все необходимое было приготовлено и упаковано, и камердинер с нетерпением ждал отъезда.
Только когда, направляясь в Красное море, корабль миновал Суэцкий канал, герцог почувствовал, что он по-настоящему свободен.
Ему приходило в голову, что Шарлотта будет ожидать его возвращения, но он решил отложить решение этой проблемы.
Из того, что Джордж Керзон сообщил ему в письме, он знал, что получит больше удовольствия от Индии, чем когда-либо в прошлом.
В те времена, когда вице-королем был маркиз Дафферин, герцог провел там несколько месяцев, сопровождая, в качестве адъютанта, командира полка. Тогда он не смог как следует узнать страну, потому что ему приходилось проводить долгие тоскливые часы на званых вечерах, приемах на открытом воздухе и на бесконечно долго тянувшихся официальных ужинах и раутах.
Он догадывался, что в этот раз Джордж Керзон имеет другие соображения относительно его времяпрепровождения. И он не ошибся.
Как только он добрался до места, ему показали те переделки, которые были произведены в резиденции губернатора. В их число входило электрическое освещение, современные ванны, заменившие старые, окрашенные зеленой краской кадки, электрические лифты и вентиляция. Герцог оценил и то, что вице-король сохранил старомодные опахала в мраморном зале и официальных апартаментах, предпочтя их размеренное покачивание тому, что называл «отвратительным анахронизмом вертящихся лопастей вентиляторов».
– Потрясающе, Джордж! – воскликнул герцог. – Это именно то, чего я от вас ожидал.
– А теперь посмотрите, что я еще сделал, – сказал вице-король.
Он протянул фотографии, и по мере того, как герцог перебирал их, интерес в его глазах сменялся волнением. Он испытывал те же чувства, что и при виде прекрасной женщины.
Тадж Махал в Агре, жемчужина невыразимой красоты. Но теперь, из-за отсутствия ухода, он был в ужасающем состоянии – грязный, наполовину разрушенный, нуждающийся в немедленной реставрации. Точно так же, как и Жемчужная мечеть в форте города Лахор, заброшенная после того, как война в Египте закончилась поражением. А кроме того, дворец в Мандалае, развалины Буапура, десятки других храмов, мечетей и дворцов, красота которых ни с чем не могла сравниться. И все они разрушались и могли быть потеряны для будущих поколений из-за невежества местного населения и равнодушия британских властей.
– Вы мне поможете? – прямо спросил вице-король.
– Разумеется, – ответил герцог.
Он сразу выехал в Агру, и то, что он там обнаружил, вынудило его задержаться гораздо дольше, чем первоначально предполагал лорд Керзон. Однако ему удалось запустить машину реставрационных работ, начатых Керзоном.
Герцог неохотно возвращался в Калькутту. По дороге он остановился, чтобы осмотреть храм, совершенно заросший зеленью. Но под этими зарослями скрывалась каменная резьба поразительной красоты. Он зафиксировал каждую деталь и сделал множество фотографий одним из своих новых, привезенных из Англии, фотоаппаратов.
А теперь его экипаж уже въезжал в великолепные ворота губернаторской резиденции, обогнав сопровождающий его эскорт.
Герцог чувствовал такое же волнение, как юный школьник, которому не терпится сообщить учителю о своих успехах: он знал с каким интересом ожидал его лорд Керзон.
Когда он вышел из экипажа, один из адъютантов вице-короля поприветствовал его.
– Добрый день, Хэнкок, все в порядке? – спросил герцог.
– Все в порядке, ваша светлость. Его превосходительство ожидает вашего возвращения. Он надеется встретиться с вами, как только закончится этот прием, который, я думаю, ему уже порядком наскучил.
Герцог засмеялся:
– Дайте мне время принять ванну.
– Вероятно, – сказал капитан Хэнкок, – в поезде была страшная жара.
– Невыносимая, – подтвердил герцог. – Однако я был очень благодарен за то, что получил возможность путешествовать с таким комфортом.
Дело в том, что в его распоряжение был предоставлен поезд вице-короля, недавно выкрашенный в белый цвет. Конечно, это сделало путешествие гораздо более комфортабельным, чем если бы он пользовался обычным транспортом.
Индийцы все еще относились к поездам с большим почтением, считая их «колдовскими чудовищами». Но составы всегда были страшно переполнены и, несмотря на все старания британцев, ходили с чудовищными опозданиями.
Герцог направился в сторону северо-восточного крыла, где ему были отведены комнаты.
Несмотря на великолепие и красоту дворца лорда Морнингтона, он не был оборудован с должным комфортом. При всех его огромных размерах в доме не хватало спальных помещений, а когда там происходили очень большие приемы, гостям приходилось располагаться под тентами на лужайках. Однако комнаты герцога, те же самые, в которых он остановился перед отъездом, были очень удобны. Работали электрические вентиляторы, и жара была не столь невыносимой.
– Надеюсь, вы найдете здесь все, что вам нужно, ваша светлость, – почтительно сказал капитан Хэнкок.
– Несомненно, – ответил герцог. – Кто еще сейчас здесь живет?
Капитан Хэнкок быстро перечислил несколько имен, большинство из которых ничего не говорило герцогу. Затем, прежде чем тот успел что-либо сказать, капитан добавил:
– А вчера появилась известная красавица, с которой, я полагаю, вы, ваша светлость, хорошо знакомы.
Наступила пауза, после которой герцог не без испуга спросил:
– Кто это?
– Леди Шарлотта Деннингтон. Она попросила разрешения приехать, и поскольку его превосходительство хорошо знаком с ее отцом, герцогом Кембрийским, он с радостью приветствовал ее здесь.
– Конечно, – механически согласился герцог.
Когда адъютант оставил его одного, он нахмурившись, подошел к окну и выглянул в сад.
Как осмелилась Шарлотта столь явно увязаться за ним. Но он уже ничего не мог с этим поделать, и ничего не мог сказать по этому поводу. Он понимал, что она, словно тигрица в джунглях, готова была броситься на него.
– Но я не хочу на ней жениться, я не женюсь на ней, – разгневанно повторял он про себя.
Как он мог попасть в западню, которую она расставила для него!
Он прекрасно сознавал, что в высшем свете скоро станет известно, где она находится, вернее, где находятся они вместе. Все ее маневры были направлены на то, чтобы поставить его в положение, когда он, будучи джентльменом, будет вынужден возместить ущерб, нанесенный ее репутации, предложив ей обручальное кольцо. Она вела себя исключительно умно. Герцог чувствовал себя затравленным зверем, которого обложили со всех сторон и который знает, что возможности вырваться и сбежать у него нет.
«Что же мне делать? – спрашивал он себя. – Черт возьми, что же мне теперь делать?»
Он подумал, не сказать ли вице-королю, что ему необходимо вернуться и продолжать руководить реставрационными работами в Тадж Махале.
Кроме того, он мог устроить себе поездку по Индии для того, чтобы ознакомиться с другими памятниками архитектуры, фотографии которых показывал лорд Керзон.
Но в чем он был совершенно уверен, так это в том, что леди Шарлотта будет энергично настаивать, чтобы ехать вместе с ним. А если она обратится за содействием к вице-королю или, что еще хуже, к его милой и любезной жене Мэри, которая всегда думает о людях только самое лучшее, то, безусловно, он не сможет отказать в этой просьбе.
Герцог принял ванну и переоделся. Он был уже почти готов, когда лакей в алой с золотом ливрее, какую носила прислуга вице-короля, пришел сказать, что его ожидает лорд Керзон.
Герцог собрал свои записи и отправился в удручающе долгое путешествие от своей спальни к личному кабинету вице-короля, находящемуся в юго-западном крыле. Войдя в комнату, он с облегчением увидел, что лорд Керзон в одиночестве сидит за письменным столом, заваленным грудами бумаг.
По пути от вокзала до резиденции губернатора герцог Инглбери почти не замечал хорошо знакомых ему людных улиц Калькутты. Толпа текла бесконечным потоком, в уличной толчее смешивались запряженные волами повозки и вездесущие разносчики рисовых лепешек, бананов и орешков бетель. Однако мысли герцога витали далеко – он вспоминал величественную усыпальницу Тадж Махал.
Лорд Керзон Кедлстон, новый вице-король Индии, прибыл в страну в 1898 году. Будучи страстным любителем архитектуры, он вскоре понял, что равнодушное отношение местного населения к бесценным памятникам зодчества собственной страны привело к почти что катастрофическим последствиям. Поэтому к своей, и без того непосильной миссии, он добавил еще одну – программу реставрационных работ, взятую им под личное покровительство. При этом он был озабочен не только сохранностью индуистских и исламских памятников, но интересовался и британо-индийскими постройками эпохи короля Георга.
Герцог вновь подумал о том, как удачно получилось, что правительственная резиденция в Калькутте в точности повторяет дом предков лорда Керзона в графстве Дербишир.
Действительно, в 1798 году граф Морнингтон решил, что тогдашняя резиденция, немногим отличавшаяся от особняков именитых граждан Калькутты, недостойна его положения. Поэтому он приказал ее снести и на этом месте воздвигнуть дворец, который должен был стать символом величия британской державы. Строительство длилось четыре года. И хотя его стоимость в 63281 фунт казалась чрезмерной, без сомнения, это был самый прекрасный губернаторский дворец в мире.
Великолепие его ионического фасада могло сравниться только с изысканной простотой его обширных помещений. Расположение комнат воспроизводило планировку Кедлстон Холла в Дербишире – официальные помещения располагались в центральном корпусе, изогнутыми галереями соединенном с четырьмя флигелями. Также как и вице-короля, это здание приводило герцога в восхищение.
Получив от лорда Керзона приглашение немедленно приехать в Индию, герцог ни минуты не колебался. Вице-король писал, что нуждается в его помощи в связи с тем, что задумал произвести некоторые усовершенствования в своей резиденции и, кроме того, хотел бы обсудить с ним состояние редчайших и прекраснейших индийских храмов, которым грозит разрушение, поскольку никто не в состоянии оценить их по достоинству.
Все это весьма заинтересовало герцога. Но помимо этого была еще одна причина, по которой именно в это время он желал бы оставить Англию.
Этой причиной были его близкие отношения с леди Шарлоттой Деннингтон, завязавшиеся во время осеннего охотничьего сезона.
Герцог прекрасно понимал, что в данный момент именно он является самой привлекательной брачной «мишенью» в Британии.
Свой герцогский титул он получил неожиданно, после смерти двух прямых наследников. Раньше, когда он был простым младшим офицером кавалергардского полка, его не преследовали с таким азартом. Он не был в избытке наделен благами сего мира, что позволило ему, несмотря на привлекательную внешность и превосходные манеры, достичь возраста двадцати семи лет, избежав венца. Он с удовольствием проводил время в обществе утонченных и очень красивых женщин, которыми окружил себя принц Уэльский. Но когда он внезапно сделался Четвертым герцогом Инглбери, все резко изменилось. От него не укрылось то, как сразу же изменились интонации честолюбивых матерей. А девушки, в надежде на то, что в один прекрасный день кто-то из них станет герцогиней, словно лепестки роз усеивали его путь.
Однако он твердо решил, что не женится, прежде чем не приведет в должный порядок все то, чем обладает, а главное, – пока не найдет той, которую сочтет достойной носить его имя.
История рода Бери уходила в глубь веков. Насколько герцогу было известно, они были в родстве с Рейксами. Само собой разумелось, что никто из них никогда не был замешан ни в одном скандале и ничем не запятнал фамильной чести.
На некоторое время герцог оставил мысли о браке и вместо этого занялся обустройством замка Ингл с тем, чтобы тому не было равных среди самых великолепных частных домов Лондона.
У него не было никакого желания, как он втайне признался себе самому, делить его с кем-либо еще, по крайней мере до тех пор, пока он не станет значительно старше.
В тридцать три года он все еще продолжал считать себя совсем молодым. Это было неудивительно, поскольку большинство его друзей, ценивших его ум и с удовольствием проводивших время в его обществе, были старше, чем он сам.
Джордж Керзон, в тридцать девять лет ставший вице-королем, всегда был очень привязан к герцогу. Вскоре после своего прибытия в Индию, он решил, что герцог должен его навестить в самом скором времени.
Однако из-за многочисленных дел в Англии, герцог, может быть, и не воспользовался бы приглашением лорда Керзона так быстро и с такой готовностью, если бы не леди Шарлотта.
Во время прошлогоднего лондонского светского сезона герцог заметил, что где бы он не появился, рядом с ним неизменно оказывалась леди Шарлотта.
По общему признанию, она была одной из прелестнейших женщин столетия ей было двадцать семь лет, и она находилась в расцвете своей красоты.
Ни один бал или званый ужин не обходился без леди Шарлотты. Любой мужчина после встречи с ней оказывался во власти ее очарования.
Дочь герцога Кембрийского, она в семнадцать лет убежала из дома с Филиппом Деннингтоном, о котором мало было сказать, что он необыкновенно красив – он был сокрушительно красив. И для молоденькой девушки он должен был казаться молодым богом.
Однако его положение в обществе не было значительным, и поэтому герцог Кембрийский пришел в ярость. Тем не менее ему не оставалось ничего другого, кроме того, как любезно принять своего зятя. Но он даже не притворялся убитым горем, когда Филипп Деннингтон, принимавший участие в скачках с препятствиями, сломал себе шею.
К тому времени Шарлотте было двадцать четыре года, и ко всеобщему удивлению, от этого брака не было детей.
Когда миновал год траура, герцог и его жена решили, что их дочь не должна вторично совершить ошибку. Герцог открыл двери своего дома на Парк Лейн. После первых же приемов, которые они устроили, Шарлотта прочно утвердилась в роли красавицы, которой предназначено покорить лондонское общество.
Если ее, муж когда-то казался молодым богом, то сейчас она выглядела как богиня. Она была высокой, красивой, с пышными, чувственными формами – такой тип как раз был в это время в моде.
У нее был тот бело-розовый тип лица, который традиционно считается типично английским, и ярко-голубые, незабудковые глаза.
Более того, годы, проведенные с Деннингтоном, который был гораздо старше ее, воспитали в ней остроумие и вкус к занимательной беседе. Ее манера флиртовать пленяла любого мужчину, который приближался к ней.
Ничто человеческое было не чуждо герцогу Инглбери и, естественно, он нашел Шарлотту привлекательной.
Вскоре ему стало известно, что светское общество, к которому они оба принадлежали, пришло к выводу, что они идеально подходят друг другу. Когда он обедал в Марлборо-Хаус, что бывало довольно часто, то Шарлотта всегда сидела рядом с ним. Если он был гостем какого-либо приема, каких всегда множество в Лондоне, она тоже находилась там, словно это было ее законным правом.
Герцог догадывался, что они стали предметом многочисленных пересудов. Многое из того, что ему приходилось слышать в своем клубе или палате парламента, звучало двусмысленно, давая ему понять, что он слишком затягивает принятие решения.
При желании герцог мог быть таким же невозмутимым, холодным и властным, как лорд Керзон, которого часто называли вельможей восемнадцатого столетия, родившимся не в свою эпоху. Герцог и сам принадлежал к породе аристократов, которые увлекались великолепными домами и сокровищами архитектуры. Когда он хотел, он мог внушать благоговение и ужас. Он мог осадить любого наглеца движением бровей или взглядом своих серо-стальных глаз.
Когда его друзья, желая узнать, скоро ли он объявит о помолвке с леди Шарлоттой, заходили слишком далеко в своем любопытстве, они чувствовали, что словно наталкиваются на каменную стену.
И тем не менее герцог на самом деле спрашивал себя, найдет ли он женщину, более подходящую для роли герцогини Инглбери.
Красота Шарлотты была достойна фамильных драгоценностей Инглбери, которые своим великолепием не уступали драгоценностям наследной принцессы Александры.
Когда в последнюю неделю октября герцог охотился на фазанов с маркизом Нормингтоном, то совсем не удивился, встретив среди приглашенных и леди Шарлотту.
Он подумал, что она выглядит исключительно соблазнительной даже в толстом охотничьем твидовом костюме.
Сидя с ним в первом ряду загонщиков, она смешила его веселыми рассказами и, в присутствии заряжающего, сдержанно кокетничала с герцогом. Он не мог не восхититься ее манерами.
Конечно, она была бы великолепной хозяйкой и в Инглбери Хаус на Парк Лейн, и в его замке. Он не пригласил ее в замок Ингл по той простой причине, что это имело бы слишком очевидный смысл для всех тех любителей сплетен, которые следили за каждым их шагом. Ожидалось, что именно там, в оранжерее или огромной картинной галерее, произойдет то, что в просторечии называется «уладить это дело».
Когда со своей обычной меткостью, герцог дуплетом подстрелил очень высоко летящую пару фазанов, леди Шарлотта буквально задохнулась от восторга, что вновь очаровало герцога.
– Чего же я жду? – спросил он себя в тот же вечер немного позже.
Леди Шарлотта спустилась к ужину в вечернем платье из голубого шифона, вторящего цвету ее глаз. Герцог понимал, что если все другие женщины в этот вечер ревновали и завидовали ей, то все мужчины завидовали ему.
Еще более чем обычно, никто не пытался скрывать, что их бракосочетание считается вопросом времени.
Это раздражало герцога.
Поэтому он ничего не ответил, когда почти восьмидесятилетняя Дауэйджер, маркиза Нормингтон игриво шлепнула его по руке веером в ответ на пожелание доброй ночи.
– Вы очень тянете, молодой человек, – проговорила она скрипучим голосом. – Вспомните сказку о черепахе и зайце. И смотрите, как бы черепаха не проскочила у вас перед носом тогда, когда вы меньше всего этого ожидаете.
Она засмеялась собственной шутке, показывая пожелтевшие зубы.
Герцог весь напрягся. Больше всего на свете он не переносил, когда его личные дела обсуждались публично. А он прекрасно заметил, что некоторые гости улыбнулись словам маркизы.
Герцог молча позволил лакею помочь ему раздеться. И только тогда, когда остался один, он сказал себе, что с него довольно, что ему надоела вся эта любопытная публика и бесконечные вмешательства в его частную жизнь.
Он женится на ком захочет и когда захочет. И пусть он будет проклят, если позволит, чтобы его толкали на это какие-то старухи или кто угодно из тех, кто имеет наглость лезть в чужие дела.
В этот момент, к его изумлению, дверь распахнулась, и в спальню вошла леди Шарлотта.
Он не ожидал ее появления, хотя ему и приходило раньше в голову то, что, поскольку она вдова, у нее должен быть любовник. Однако, если и были в ее жизни какие-то мужчины, то ему о них никто ничего не говорил. При встречах же всегда казалось, что для нее существует только он, и поэтому герцог никогда не задумывался, есть ли у нее кто-то еще, связанный с ней более, интимными отношениями.
Теперь у него в голове промелькнуло, что он даже никогда не пытался ее поцеловать, и, может быть, она чувствует себя уязвленной таким равнодушием.
Как бы то ни было, вместо намека на то, что она не имеет ничего против его визита, она пришла к нему сама, сделав тем самым ситуацию крайне неловкой. Он чувствовал себя в довольно нелепом положении, не зная, что ему следовало бы предпринять.
Однако леди Шарлотта сама приняла решение. Когда она скользнула в постель рядом с ним, не было уже речи о том, желает он или нет, чтобы что-то произошло.
Прошло немало времени, прежде чем леди Шарлотта прошептала, уткнувшись ему в плечо:
– Я люблю вас, Виктор. Никакой другой мужчина не может быть столь же волнующим и великолепным.
Что-то в этом роде герцог уже слышал от других женщин, и потому его не очень удивила реакция леди Шарлотты. Конечно, все было невероятно страстно. Он не без цинизма подумал, что, как правило, именно те женщины, которые выглядят типичными бело-розовыми англичанками, становятся яростными тигрицами, как только оказываются в постели.
– Вы сделали меня очень счастливым, Шарлотта, – сказал он нежно.
Она подняла голову с его плеча и посмотрела на него, произнеся мягко и тихо:
– Я и хотела этого. Вы же знаете, Виктор, что я вас люблю.
Не ответив, он поцеловал ее, что было гораздо легче, чем подыскивать необходимые слова.
Только после ее ухода он осознал, что уже ступил на тот путь, которого более всего желал бы избежать.
Леди Шарлотта совершенно ясно дала понять, к чему она стремится. Это было столь очевидно, что все его «я» протестовало против давления, принуждавшего принять решение прежде, чем он сам был к этому готов.
Может быть, он действительно слишком долго медлил, и старая леди Дауэйджер была права, сравнивая его с черепахой. Но, в конце концов, брак – это нечто, что заключается на всю жизнь. Он совершенно не собирался оказаться в положении многих знакомых ему мужчин. Было невозможно состоять членом Марлборо-Хаус и не знать, что собиравшиеся по вечерам в карточном клубе мужья предоставляли на это время свободу действий любовникам своих жен.
Герцог рассчитывал на верность своей будущей супруги, хотя в светском обществе и сочли бы это маловероятным. Он не мог представить себе ничего более унизительного, чем сознание того, что вместо него другой мужчина пользуется расположением его жены, наслаждаясь милостями, по праву принадлежащими только ему одному.
По тому, как Шарлотта вошла в его комнату, по тому, с какой готовностью отозвалось на ласки ее тело, он догадался, что не впервые в жизни она поступает подобным образом. Зная, что она вдова, он не мог ее осуждать, но будь она его женой – все выглядело бы совершенно иначе.
Поэтому со всей твердостью и определенностью он понял, что никогда не женится на леди Шарлотте, и что никто и ничто не заставит его изменить принятого решения.
Пока они гостили у маркиза, она приходила к нему каждую ночь. Перед возвращением в Лондон она томно спросила:
– Когда мы увидимся?
Было ясно, какого ответа она ожидает. А когда она, легко прижавшись к нему, поцеловала его в щеку, герцог почувствовал, что его словно гипнотизируют, заставляя сказать те слова, которые она хотела бы услышать.
Поэтому, вернувшись в Лондон, он испытал чувство облегчения, увидев ожидавшее его письмо лорда Керзона.
Приняв решение немедленно, он телеграфировал вице-королю о своем согласии и через три дня уехал, к большому изумлению всей прислуги.
Герцог ни с кем не попрощался и даже самым близким друзьям не сообщил, куда направляется. Он просто сказал секретарю, чтобы тот как можно дольше не говорил никому, где он находится. Он хотел быть совершенно уверенным в том, что никто не последует за ним в это путешествие. В противном случае его могли перехватить по дороге и встретиться с ним на том же океанском пароходе, на который он заказал билет, в Марселе или Неаполе.
– Я попросту спасаюсь бегством, – признался себе герцог с горькой усмешкой на губах.
Записки, надушенные духами леди Шарлотты, приходили каждый день. Кроме того, он получил приглашение от герцога Кембрийского поохотиться вместе. Он получил также приглашение и от герцогини поужинать у нее в конце недели. Герцог не без удовольствия подумал, что к этому времени он уже будет в открытом море.
Его исключительная организованность позволила ему быстро собраться и уехать без всяких затруднений. Все необходимое было приготовлено и упаковано, и камердинер с нетерпением ждал отъезда.
Только когда, направляясь в Красное море, корабль миновал Суэцкий канал, герцог почувствовал, что он по-настоящему свободен.
Ему приходило в голову, что Шарлотта будет ожидать его возвращения, но он решил отложить решение этой проблемы.
Из того, что Джордж Керзон сообщил ему в письме, он знал, что получит больше удовольствия от Индии, чем когда-либо в прошлом.
В те времена, когда вице-королем был маркиз Дафферин, герцог провел там несколько месяцев, сопровождая, в качестве адъютанта, командира полка. Тогда он не смог как следует узнать страну, потому что ему приходилось проводить долгие тоскливые часы на званых вечерах, приемах на открытом воздухе и на бесконечно долго тянувшихся официальных ужинах и раутах.
Он догадывался, что в этот раз Джордж Керзон имеет другие соображения относительно его времяпрепровождения. И он не ошибся.
Как только он добрался до места, ему показали те переделки, которые были произведены в резиденции губернатора. В их число входило электрическое освещение, современные ванны, заменившие старые, окрашенные зеленой краской кадки, электрические лифты и вентиляция. Герцог оценил и то, что вице-король сохранил старомодные опахала в мраморном зале и официальных апартаментах, предпочтя их размеренное покачивание тому, что называл «отвратительным анахронизмом вертящихся лопастей вентиляторов».
– Потрясающе, Джордж! – воскликнул герцог. – Это именно то, чего я от вас ожидал.
– А теперь посмотрите, что я еще сделал, – сказал вице-король.
Он протянул фотографии, и по мере того, как герцог перебирал их, интерес в его глазах сменялся волнением. Он испытывал те же чувства, что и при виде прекрасной женщины.
Тадж Махал в Агре, жемчужина невыразимой красоты. Но теперь, из-за отсутствия ухода, он был в ужасающем состоянии – грязный, наполовину разрушенный, нуждающийся в немедленной реставрации. Точно так же, как и Жемчужная мечеть в форте города Лахор, заброшенная после того, как война в Египте закончилась поражением. А кроме того, дворец в Мандалае, развалины Буапура, десятки других храмов, мечетей и дворцов, красота которых ни с чем не могла сравниться. И все они разрушались и могли быть потеряны для будущих поколений из-за невежества местного населения и равнодушия британских властей.
– Вы мне поможете? – прямо спросил вице-король.
– Разумеется, – ответил герцог.
Он сразу выехал в Агру, и то, что он там обнаружил, вынудило его задержаться гораздо дольше, чем первоначально предполагал лорд Керзон. Однако ему удалось запустить машину реставрационных работ, начатых Керзоном.
Герцог неохотно возвращался в Калькутту. По дороге он остановился, чтобы осмотреть храм, совершенно заросший зеленью. Но под этими зарослями скрывалась каменная резьба поразительной красоты. Он зафиксировал каждую деталь и сделал множество фотографий одним из своих новых, привезенных из Англии, фотоаппаратов.
А теперь его экипаж уже въезжал в великолепные ворота губернаторской резиденции, обогнав сопровождающий его эскорт.
Герцог чувствовал такое же волнение, как юный школьник, которому не терпится сообщить учителю о своих успехах: он знал с каким интересом ожидал его лорд Керзон.
Когда он вышел из экипажа, один из адъютантов вице-короля поприветствовал его.
– Добрый день, Хэнкок, все в порядке? – спросил герцог.
– Все в порядке, ваша светлость. Его превосходительство ожидает вашего возвращения. Он надеется встретиться с вами, как только закончится этот прием, который, я думаю, ему уже порядком наскучил.
Герцог засмеялся:
– Дайте мне время принять ванну.
– Вероятно, – сказал капитан Хэнкок, – в поезде была страшная жара.
– Невыносимая, – подтвердил герцог. – Однако я был очень благодарен за то, что получил возможность путешествовать с таким комфортом.
Дело в том, что в его распоряжение был предоставлен поезд вице-короля, недавно выкрашенный в белый цвет. Конечно, это сделало путешествие гораздо более комфортабельным, чем если бы он пользовался обычным транспортом.
Индийцы все еще относились к поездам с большим почтением, считая их «колдовскими чудовищами». Но составы всегда были страшно переполнены и, несмотря на все старания британцев, ходили с чудовищными опозданиями.
Герцог направился в сторону северо-восточного крыла, где ему были отведены комнаты.
Несмотря на великолепие и красоту дворца лорда Морнингтона, он не был оборудован с должным комфортом. При всех его огромных размерах в доме не хватало спальных помещений, а когда там происходили очень большие приемы, гостям приходилось располагаться под тентами на лужайках. Однако комнаты герцога, те же самые, в которых он остановился перед отъездом, были очень удобны. Работали электрические вентиляторы, и жара была не столь невыносимой.
– Надеюсь, вы найдете здесь все, что вам нужно, ваша светлость, – почтительно сказал капитан Хэнкок.
– Несомненно, – ответил герцог. – Кто еще сейчас здесь живет?
Капитан Хэнкок быстро перечислил несколько имен, большинство из которых ничего не говорило герцогу. Затем, прежде чем тот успел что-либо сказать, капитан добавил:
– А вчера появилась известная красавица, с которой, я полагаю, вы, ваша светлость, хорошо знакомы.
Наступила пауза, после которой герцог не без испуга спросил:
– Кто это?
– Леди Шарлотта Деннингтон. Она попросила разрешения приехать, и поскольку его превосходительство хорошо знаком с ее отцом, герцогом Кембрийским, он с радостью приветствовал ее здесь.
– Конечно, – механически согласился герцог.
Когда адъютант оставил его одного, он нахмурившись, подошел к окну и выглянул в сад.
Как осмелилась Шарлотта столь явно увязаться за ним. Но он уже ничего не мог с этим поделать, и ничего не мог сказать по этому поводу. Он понимал, что она, словно тигрица в джунглях, готова была броситься на него.
– Но я не хочу на ней жениться, я не женюсь на ней, – разгневанно повторял он про себя.
Как он мог попасть в западню, которую она расставила для него!
Он прекрасно сознавал, что в высшем свете скоро станет известно, где она находится, вернее, где находятся они вместе. Все ее маневры были направлены на то, чтобы поставить его в положение, когда он, будучи джентльменом, будет вынужден возместить ущерб, нанесенный ее репутации, предложив ей обручальное кольцо. Она вела себя исключительно умно. Герцог чувствовал себя затравленным зверем, которого обложили со всех сторон и который знает, что возможности вырваться и сбежать у него нет.
«Что же мне делать? – спрашивал он себя. – Черт возьми, что же мне теперь делать?»
Он подумал, не сказать ли вице-королю, что ему необходимо вернуться и продолжать руководить реставрационными работами в Тадж Махале.
Кроме того, он мог устроить себе поездку по Индии для того, чтобы ознакомиться с другими памятниками архитектуры, фотографии которых показывал лорд Керзон.
Но в чем он был совершенно уверен, так это в том, что леди Шарлотта будет энергично настаивать, чтобы ехать вместе с ним. А если она обратится за содействием к вице-королю или, что еще хуже, к его милой и любезной жене Мэри, которая всегда думает о людях только самое лучшее, то, безусловно, он не сможет отказать в этой просьбе.
Герцог принял ванну и переоделся. Он был уже почти готов, когда лакей в алой с золотом ливрее, какую носила прислуга вице-короля, пришел сказать, что его ожидает лорд Керзон.
Герцог собрал свои записи и отправился в удручающе долгое путешествие от своей спальни к личному кабинету вице-короля, находящемуся в юго-западном крыле. Войдя в комнату, он с облегчением увидел, что лорд Керзон в одиночестве сидит за письменным столом, заваленным грудами бумаг.