Лорд Харткорт приостановил машину, открыл дверцу и, собрав цветы в небрежный букет, швырнул их в фонтан.
Они с мягким плеском опустились на поверхность воды и плавно расплылись в разные стороны, повернув головки к небу, расправив зеленые листья. Лорд Харткорт заметил, что некоторые из них еще не расцвели. Нежные и беззащитные, они казались воплощением естественной красоты. И — о, проклятие! — навязчиво напоминали о Гардении.
Глава седьмая
Лорд Харткорт появился в посольстве во второй половине дня в понедельник.
Воскресенье он провел у друзей-французов в загородном замке. Помимо него среди приглашенных были и другие англичане, ему это обстоятельство пришлось не по душе. С леди Рэмптон они встречались несколько раз в Англии. Увидеть ее в Париже, к тому же в сопровождении молодой дочери, он никак не ожидал.
Проведя всего несколько часов в замке, лорд Харткорт ясно понял, что леди Рэмптон смотрит на него как на отличного кандидата в зятья. Она была очаровательной женщиной и в свое время без труда завоевывала сердца мужчин, но внимание лорда Харткорта пыталась привлечь отнюдь не к себе, а к своей дочери.
Ее девица отличалась невиданной робостью, была безумно скучна и не желала прилагать ни малейшего усилия для достижения поставленной ее мамашей цели. Едва выдержав ее за обедом и на ловко устроенной леди Рэмптон прогулке по саду, лорд Харткорт страстно захотел вернуться в Париж и оказаться в каком-нибудь веселом месте, куда девушки на выданье и их заботливые родительницы не кажут и носа.
Поэтому в понедельник утром он сослался на множество дел, поблагодарил хозяев за гостеприимство и уехал, несмотря на то что планировал пробыть в замке дня два. Было ужасно жарко, и, устав в дороге, он явился в Париж в дурном настроении.
Проводить солнечные весенние дни в городе без особых на то причин — пустая трата времени. Поднимаясь на второй этаж здания посольства, где располагались его комнаты, лорд Харткорт хмурил брови. На работе его не ждали раньше вторника. Если бы не леди Рэмптон с ее невыносимыми махинациями, он мог бы еще целый день наслаждаться загородной природой.
Войдя в гостиную и бросив пиджак на спинку высокого стула, он приблизился к письменному столу, на котором лежала корреспонденция.
Его апартаменты в здании посольства были очень удобными. Они представляли собой многокомнатную квартиру с выходом в сад через отдельную дверь. Ключ от этой двери имелся только у него.
Письма на столе, принесенные секретарем, были, как обычно, разложены по трем аккуратным стопкам. Левая состояла из нераспечатанных посланий личного характера. Посередине лежали тоже нераспечатанные конверты — с разнообразными дипломатическими письмами. А справа — сообщения, уже прочитанные послом.
Лорду Харткорту хватило одного взгляда на левую стопку, чтобы понять, кем написано большинство из находившихся в ней писем. От других посланий эти конверты отличали розовато-лиловый цвет и замысловатая монограмма. А еще запах любимых духов Анриэтты — он наполнял всю комнату.
Посчитав письма, лорд Харткорт усмехнулся.
— Целых четыре штуки! Бедняжка Анриэтта! По-видимому, она сочиняла эти эпистолы целое воскресенье!
Он взял все четыре письма, бросил их в мусорную корзину и раскрыл настежь окно. Легкий ветерок, ворвавшись в комнату, беспощадно рассеял последнее напоминание о Анриэтте.
— С прошлым покончено, — пробормотал лорд Харткорт, налил себе стакан «Перье», залпом выпил его и сел за письменный стол. — Раз уж я вернулся так рано, пожалуй, немного поработаю. Для развлечений еще не время, а о женщинах на время хочется вообще позабыть.
Он распечатал и просмотрел остальные из писем личного характера. В основном это были приглашения на вечеринки, приемы и суаре. Их прислали давно знакомые и порядком надоевшие люди.
Званые вечера в любом из домов проходили по одному и тому же сценарию — хозяева дарили гостям улыбки, собравшиеся обменивались ничего не значащими любезностями.
Лорд Харткорт устало зевнул и распечатал верхнее письмо из второй стопки.
Послышался стук в дверь.
— Войдите, — крикнул лорд Харткорт, не поворачивая головы.
— Мне только что сообщили, что вы вернулись раньше, чем планировали, — прозвучал хорошо знакомый голос.
Лорд Харткорт вскочил на ноги.
— Добрый вечер, ваше превосходительство! Извините, я не подумал, что это вы.
— Я не ждал вас раньше вторника, — спокойно произнес посол. — Но очень рад, что вы уже здесь. Мне нужно обсудить с вами ряд вопросов.
— Почему вы не послали за мной раньше? — спросил лорд Харткорт.
— В этом не было большой необходимости, — ответил посол. — Я только что вернулся из «Трэвеллерс Клаб», обедал там. Джарвис сообщил мне, что вы уже у себя, и я решил вас навестить. Не прогоните незваного гостя?
— Что вы! — воскликнул лорд Харткорт с радушием гостеприимного хозяина. — Я всегда рад видеть вас у себя.
Посол улыбнулся и опустился в глубокое кресло.
— Должен сообщить вам, Харткорт, что наши дела весьма плохи.
Лорд Харткорт вопросительно приподнял бровь.
— Хуже, чем обычно?
— Намного хуже. Кайзер ведет двойную игру. В настоящий момент Германия занимается производством дополнительных дредноутов.
— В каком количестве, ваше превосходительство? — спросил лорд Харткорт встревоженно.
— Насколько мне известно, в количестве четырех штук, — ответил посол. — Реджинальд Мак-Кенна в ходе своего недавнего выступления потребовал, чтобы и наша сторона занялась изготовлением четырех дополнительных дредноутов. Мы не должны уступать немцам в силах. Король же заявил, что нам следует произвести не четыре, а восемь броненосцев!
— Но на это потребуются огромные средства, — заметил лорд Харткорт. — Англия не может себе этого позволить.
— То же самое твердят оппозиционеры, — устало сообщил посол. — По их мнению, в первую очередь государство должно решить проблемы социального обеспечения. Но нам нужны эти дредноуты! И они у нас будут, несмотря ни на что!
— Что вы имеете в виду? — спросил лорд Харткорт.
— Анштрудтер вернулся из Берлина вчера вечером. Он рассказал мне, что в настоящее время одним из излюбленных тостов немцев является «Der Tag»20.
— Они пьют за тот день, в который одержали над нами победу? — догадался лорд Харткорт.
— Совершенно верно. — Посол кивнул. — Немцы всегда ненавидели нас.
— Это всем известно, — медленно и хмуро произнес лорд Харткорт.
— Видит Бог, наш король предпринял все возможные меры для улучшения отношений с Германией, — сказал посол. — Но ситуация лишь сильнее накаляется. Я подумал, что должен обо всем рассказать вам.
— Спасибо за доверие, ваше превосходительство, — ответил лорд Харткорт.
Посол поднялся с кресла.
— И еще одно: немцы сменили шифры, поэтому, естественно, и нам пришлось сделать то же самое. Пока что нам сообщили только военно-морские. Не думаю, что они нам очень пригодятся. Через несколько дней обещают прислать и дипломатические.
— Сколько времени нам потребуется на взлом их новых шифров? — спросил лорд Харткорт.
— Сложно сказать, — ответил, сильно хмурясь, посол. — В последнее время наши секретные службы работают на удивление неэффективно. По словам Анштрудтера, нанять кого-то в Берлине становится все сложнее и сложнее. Те люди, которые работают на нас в данный момент, соглашаются выполнять лишь маловажные поручения. Когда я буду в Англии в следующий раз, я встречусь и побеседую с МИ-6.
— Хорошая мысль, ваше превосходительство, — сказал лорд Харткорт. — Полагаю, французское правительство знает о том, что происходит?
— Французы и не пытаются замаскировать свою ненависть ко всей немецкой расе, — произнес посол. — В каком-то смысле это им даже помогает. Мы же притворяемся, что относимся к Германии по-дружески, и жмем ей руку, прекрасно сознавая, что эта рука готова в любой момент направить на нас дуло пистолета.
— Верно сказано, — безрадостно пробормотал лорд Харткорт.
— Если к вам пожалует Тюбор, член французской разведывательной службы, можете разговаривать с ним предельно честно. Он отличный человек и прекрасно знает свое дело. Я с удовольствием сказал бы то же самое и о наших ребятах, но увы…
Посол развел руками и направился к выходу.
— Вам нравится ваша новая работа, Харткорт? — спросил он, приблизившись к двери и повернув голову.
— Очень нравится, ваше превосходительство. Я занимаюсь ею с большим удовольствием, — искренне ответил лорд Харткорт.
Утомленное лицо посла немного прояснилось.
— Рад это слышать. И весьма доволен, что у меня есть такой работник, как вы, Посол торопливо вышел.
Лорд Харткорт закрыл за ним дверь и вернулся за письменный стол. В письме, которое перед приходом его превосходительства он успел лишь распечатать, были новые военно-морские шифры.
Прошло не больше получаса, как в дверь вновь постучали.
На пороге появился Берти.
— Джарвис только что сообщил мне, что ты уже вернулся! — возбужденно прокричал он. — Я думал, раньше вторника ты не появишься. Что произошло? Размеренная загородная жизнь показалась тебе скучной?
— Нестерпимо скучной, — ответил лорд Харткорт.
— Ты уже слышал, что здесь творилось в твое отсутствие? — спросил Бертрам все так же оживленно.
— И что же? — невозмутимым тоном поинтересовался лорд Харткорт.
— Вчера сюда приходила Анриэтта. Целых четыре раза! И ни в какую не верила, что тебя нет. Джарвису пришлось помучиться!
— Неужели? — произнес лорд Харткорт нарочито бесстрастным тоном.
— Это еще не все! — продолжал Берти. — Весь Париж болтает о том, что прошлой ночью Анриэтта пыталась покончить с собой. Приняла огромную дозу снотворных. Ее увезли в больницу.
К великому разочарованию Бертрама, на лице его кузена не отразилось ни ужаса, ни торжества, ни изумления. Он лишь пожал плечами и продолжил разбираться с письмами.
— Черт возьми, Вейн! — воскликнул Бертрам. — Мне кажется, ты должен реагировать на мои слова несколько по-иному! В конце концов, Анриэтта твоя подруга! Если она решилась на столь отчаянный поступок, значит, с ней случилось что-то страшное!
Лорд Харткорт спокойно отложил в сторону письмо и взглянул на брата.
— Дорогой мой Берти, ты не так давно в Париже, чтобы знать все его секреты. Что ж, я тебя просвещу: имитация самоубийства — излюбленный трюк всех представительниц demi-monde. Таким образом они пытаются добиться той или иной желаемой цели либо возвращают покровителя, которому надоели, понимаешь? — Он выдержал непродолжительную паузу, дав Берти время прийти к соответствующим выводам. — Они принимают перед сном такое количество таблеток, умереть от которого практически невозможно, разве только впасть в непродолжительную кому, но предварительно извещают о своих намерениях самых близких подруг, которые утром и обнаруживают их. За ними приезжает «скорая помощь», и в больнице в цветах, рюшках и облаке духов они дожидаются своего заупрямившегося благодетеля и снова обольщают его.
— Неужели подобное возможно? — ошарашенно спросил Бертрам.
— Еще и как возможно, — ответил лорд Харткорт невозмутимо. — Скажу больше: это даже модно. Но о Анриэтте я был лучшего мнения.
— Ты хочешь сказать, что бросил ее?
— Я ничего не хочу сказать. — Лорд Харткорт откинулся на спинку стула.
— Ты поразительно высокомерен, Вейн! — закричал Бертрам возмущенно. — Что ты о себе воображаешь? Думаешь, тебе позволено все? Еще в пятницу вечером, находясь рядом с тобой в «Максиме», Анриэтта выглядела вполне счастливой. А сорок восемь часов спустя попыталась добровольно уйти из жизни! Ты чем-то ее обидел, это же очевидно!
Лорд Харткорт ничего не ответил. И Бертрам продолжил:
— Будь же хоть чуточку человечнее, Вейн! Я сгораю от любопытства и хочу знать, что между вами произошло. Весь Париж ждет от тебя объяснений. И ты обязан предоставить их нам, нравится тебе это или нет!
— Хорошо, — сказал лорд Харткорт. — Наша связь с Анриэттой окончена-. Поспеши сообщить об этом всем издателям газет.
— Я ничего не понимаю! — Бертрам покачал головой. — До недавнего времени ты был очарован Анриэттой. В пятницу она появилась в ресторане в подаренном тобой дорогом ожерелье. В чем дело, Вейн?
— У меня нет ни малейшего желания обсуждать свою личную жизнь с кем бы то ни было, — ответил лорд Харткорт категорично. — И никому не советую пытаться что-то из меня выудить.
Бертрам осклабился.
— Мне просто жутко интересно, что между вами произошло. Неужели тебе трудно поделиться со мной?
— Ты никогда ни о чем не узнаешь, — холодно и твердо произнес лорд Харткорт.
— Ты упрям, как осел, Вейн! — вспылил Бертрам. — От меня-то ты мог бы ничего и не утаивать! Я был уверен, что все от тебя узнаю.
— Ты ошибался, — спокойно сказал лорд Харткорт.
— Не понимаю, почему ты так изменился, — задумчиво протянул Берти. — Когда-то ты был замечательным парнем.
— Правда?
— Я не имею в виду детскую пору, а также годы, проведенные вместе в Итоне. Я говорю про то время, когда мы оба уже повзрослели. Помню, ты возил меня по Лондону и относился ко мне настолько по-дружески, что эти дни запечатлелись в моей памяти как один из наиболее приятных периодов жизни.
Направляясь в Париж, я рассчитывал на то, что ты будешь так же рад моему здесь присутствию. Но теперь ты совсем другой.
— Я такой же, как прежде, — терпеливо ответил лорд Харткорт. — Но не люблю, когда кто-то сует нос в дела, касающиеся только меня одного. О своих отношениях с женщинами я не разговариваю ни с кем, пойми.
Бертрам медленно кивнул:
— Возможно, в этом ты и прав. Но происходит что-то странное, и мне очень хотелось бы во всем разобраться! Эта выходка Анриэтты, ее вчерашние попытки тебя разыскать… А еще этот нелепый субботний вечер! Ни с того ни с сего все вдруг пошло наперекосяк…
— Что ты имеешь в виду? — Лорд Харткорт насторожился.
— В тот вечер, когда я вышел вслед за мисс Уидон на балкон, тебя уже не было. А она едва не плакала. Что ты ей сказал?
— Едва не плакала? — переспросил лорд Харткорт, уклоняясь от ответа.
— На балкон вышли еще гости, — продолжил рассказывать Бертрам. — Мисс Уидон тут же сказала, что у нее болит голова, извинилась и ушла. Ты испортил мне вечер, Вейн.
Лорд Харткорт насупился.
— Извини, — пробормотал он.
— Вообще-то все было не так уж и плохо, — поспешно добавил Бертрам. — Я познакомился с премилой крошкой. Она пришла на вечеринку с дипломатическими представителями из России. У нее большущие глаза и высокие скулы, ну, ты знаешь этот славянский тип лица. — Его глаза заискрились. — После вечеринки, не найдя ее сопровождающих, мы поехали ко мне. Я сделал для себя невероятное открытие: в русских женщинах есть нечто такое, чего не найдешь ни в одной из француженок!
— Я рад, что ты хорошо провел время, Берти. — Лорд Харткорт улыбнулся.
— Конечно, с английской пташкой все обещало быть интереснее, но увы… — Бертрам шумно вздохнул. — Знаешь, мне кажется, что герцогиня решительно настроена не подпускать меня к своей племяннице. Не зря ведь она сразу отправила ее танцевать с тобой, когда мы только пришли.
— Боюсь, Лили считает тебя недостаточно богатым или недостаточно важным человеком, — сказал лорд Харткорт.
— Полагаешь, она отдаст свою Гардению тому, кто назначит за нее наивысшую цену? — спросил Бертрам. — Это просто омерзительно, не находишь?
Лорд Харткорт пожал плечами. И произнес неожиданно резким тоном:
— Ты дашь мне возможность спокойно поработать, Берти?
Если ты намереваешься остаться, то, будь добр, веди себя тихо.
Если собираешься продолжать болтать, я выставлю тебя вон.
— Раз уж на то пошло, — ответил Бертрам раздраженно, — я уйду сам. Ты еще пожалеешь, что обошелся со мной так неучтиво. Сиди со своей работой, а я направлюсь прямехонько к герцогине де Мабийон и взгляну на ее племянницу. Не держит же она ее под замком!
— Если бы ее светлость увидела остаток твоего банковского счета, тогда и на порог бы тебя не пустила, — злобно буркнул лорд Харткорт.
Бертрам вылетел из его комнат, громко хлопнув дверью.
Сильно нахмурившись, чувствуя себя крайне отвратительно, лорд Харткорт вновь занялся работой.
А герцогиня де Мабийон тем временем читала своей племяннице лекцию.
— Старайся быть более обаятельной. Скромностью и косноязычием ничего не добьешься в жизни. Мужчины в Париже любят развлечения, а если ты не желаешь их развлекать, то они и не станут тратить на тебя время. Вокруг множество других хорошеньких девушек.
— Я стараюсь, — пробормотала Гардения несчастно.
— Мне очень не понравилось, как только что в парке ты разговаривала с Андрэ де Гренэлем, — продолжила ее тетя. — А ведь он довольно богатый молодой человек, сын известной парижской семьи!
— Этот де Гренэль слишком много пьет, — ответила Гардения. — И постоянно меня оскорбляет. Вот и в субботу на вечеринке он сказал мне нечто такое, что показалось мне крайне неприятным.
Герцогиня откинулась на спинку кресла. Ее лицо внезапно сделалось очень усталым.
— Когда-то, девочка моя, каждой женщине следует научиться терпеть мужчин и принимать их такими, какие они есть.
Что-нибудь отрицательное можно найти в каждом из них. Одни слишком много пьют, другие обожают играть в азартные игры, у третьих несносный характер.
— Я обещаю, что попытаюсь исправиться, — сказала Гардения, подходя к креслу герцогини и опускаясь на ковер возле ее ног. — Я так благодарна вам за вашу безграничную доброту, тетя Лили, и несказанно рада, что у меня теперь есть красивые платья. Но я не могу отделаться от одного гнетущего чувства…
Я как будто не в своей тарелке. Наверное, это связано с тем, что я воспитывалась и жила в совершенно другой обстановке — в тишине и спокойствии нашей деревни… А здесь… Здесь я зачастую не знаю, как себя вести. Нередко я не понимаю, что говорят мне ваши знакомые, вернее, не понимаю, что они имеют в виду. А еще мне кажется, что я очень не нравлюсь барону…
Произнося последние слова, она особенно сильно нервничала. Недовольство барона ее присутствием в этом доме постоянно не давало ей покоя, а заговорить об этом с тетей было страшно. Тем не менее молчать она больше не могла.
— Барон сказал тебе что-нибудь обидное? — резко спросила герцогиня.
— Нет-нет… Ничего особенного он мне не говорил… — Пролепетала Гардения. — Но у меня такое чувство…
— В таком случае никаких чувств у тебя не должно быть! — отрезала герцогиня. — Барон очень сложный человек, иногда даже мне крайне трудно его понять. Но он умен и влиятелен и имеет много нужных связей в Париже. Поэтому ни о чем не задумывайся, просто постарайся не мешать ему, вот и все, что от тебя требуется. Он любит отдыхать в этом доме.
— А свой дом у него есть? — спросила Гардения.
— Барон живет в здании посольства, — ответила герцогиня.
Последовало непродолжительное молчание.
— А он женат? — осмелилась полюбопытствовать Гардения.
— Конечно, женат! — воскликнула герцогиня, поднимаясь на ноги. — Его супруга занимается управлением принадлежащих им владений в Северной Пруссии. У них четверо детей.
Насколько ты понимаешь, барон весьма почтенный человек.
— Понимаю, — пробормотала Гардения.
На самом же деле она совершенно ничего не понимала.
Если у барона была жена, да еще и четверо детей, почему тогда он постоянно крутился возле тети Лили? Почему вчера вечером, когда она зашла в маленькую гостиную и застала их там вдвоем, этот тип торопливо убрал руки с тетиной талии и почему у тети было такое лицо, будто ее только что страстно поцеловали?
До разговора, который состоялся пару минут назад, Гардения думала, что тетя Лили планирует выйти за барона замуж. В конце концов, ничто не мешало ей вступить в брак еще один раз. И потом, каким бы неприятным ни был барон, он мог бы заботиться о ней, а еще прекратить устраиваемые ею шумные вечеринки — на них уходили слишком большие деньги, и они были совершенно бессмысленными.
Гардения поднялась с пола. Герцогиня подошла к камину и принялась с излишним усердием расправлять гвоздики в большой вазе.
— Я должна кое-что объяснить тебе, Гардения, — сказала она изменившимся голосом. — С тех пор как умер мой муж, я не раз оказывалась в чрезвычайно затруднительных ситуациях.
Барон очень помог мне однажды — дал бесценный юридический совет.
— Теперь я все понимаю, — торопливо проговорила Гардения. — Конечно, то, что этот человек так часто приходит к вам в гости, казалось мне несколько странным, но ведь я не знала, что он оказывает вам помощь.
— Барону очень одиноко в Париже, — продолжила герцогиня, ниже склоняясь над цветами. — его жена и дети далеко, здесь он чужой. К тому же французы не любят немцев. — Она немного помолчала. — Барон уязвимый человек, и каждое нелестное высказывание французов в адрес Германии и ее народа отдается в его сердце болью.
Гардения ничего не ответила. Вообразить себе барона уязвимым и несчастным представлялось ей невозможным. Держался он всегда властно и нагло и не вызывал в ней ничего, кроме отвращения.
«Может, я слишком жестока, — подумала она. — Тетя знает этого человека гораздо лучше и наверняка неспроста говорит мне все эти вещи».
— Прошу вас, извините меня, тетя Лили. Я завела речь о бароне вовсе не из пустого любопытства, — сказала она. — Мне хотелось все понять, чтобы не наделать ошибок.
— Я знаю, детка, — ответила герцогиня тихим голосом. — Ни о чем не волнуйся. И, пожалуйста, будь полюбезнее с лордом Харткортом. Он очень порядочный и очень богатый молодой человек.
Гардения густо покраснела.
— О, тетя. О лорде Харткорте я тоже хотела поговорить с вами, — пробормотала она несмело. — Видите ли, скорее всего ему кажется, что вы задумали сделать его моим женихом…
— Это он тебе сказал? — резко и строго спросила герцогиня.
— В некотором смысле… — ответила Гардения испуганно. — В общем-то я сама во всем виновата. Ляпнула ему, что вы желаете видеть нас друзьями… И только после поняла, что допустила чудовищную оплошность. Мне очень стыдно, тетя Лили. Но… — Она выдержала паузу, собираясь с духом. — Я не хочу выходить замуж за человека, к которому не буду испытывать любви.
— Гардения, ты должна выйти замуж, — сказала герцогиня. — Все, чего я хочу, так это подобрать для тебя достойного и богатого человека, который смог бы о тебе заботиться, с которым ты поняла бы, что такое настоящее счастье. Другого пути у тебя нет. Быть гувернанткой или компаньонкой — это сущее проклятие. Занимающиеся этим женщины ненавидят свою жизнь и не знают никаких радостей. Тебе следует выйти замуж и чем быстрее, тем лучше.
— Но к чему такая спешка, тетя Лили? — спросила Гардения. — Рано или поздно я повстречаю человека, которого полюблю. С ним и свяжу свою судьбу.
— Ты не можешь терять время. Гардения. — Герцогиня серьезно посмотрела в глаза племяннице. — Я не буду объяснять почему, просто доверься моему опыту. Я дам тебе роскошное приданое, а когда умру, оставлю тебе все, что имею.
Любого нормального мужчину одно это должно привлекать.
На протяжении нескольких мгновений она разглядывала Гардению в задумчивости. Потом продолжила:
— А ты еще и красивая, девочка моя. И я хочу, чтобы ты вышла замуж удачно, искренне хочу. И тогда…
Она внезапно замолчала и махнула рукой.
— Об этом не будем. Надеюсь, ты все поняла. Если хочешь, чтобы я поменьше расстраивалась, выполняй то, о чем я тебя прошу, — веди себя учтиво и дружелюбно с теми мужчинами, на которых я тебе указываю. Это, например, Андрэ де Гренэль и, конечно, лорд Харткорт. Не говори им о моих замыслах, просто постарайся стать для них необходимой и желанной.
Гардения молча смотрела в пустоту. Как ей хотелось рассказать тете о своей давней мечте: встретить в один прекрасный день человека, который полюбил бы ее всей душой. И которому она смогла бы ответить взаимностью. Но тетя не поняла бы ее.
Разговоры о богатстве и положении в обществе были ей отвратительны, но она не смела сказать об этом вслух.
— А как мне следует относиться к Бертраму Каннингхэму?
Он не кажется вам подходящей для моего жениха кандидатурой?
— Не кажется. Но лучше Каннингхэм, чем никто, — устало ответила герцогиня. — Он из хорошей семьи, но второй сын, не старший. Лорду Харткорту доводится всего лишь кузеном. Было бы обидно отдать тебя такому, ты ведь очень хорошенькая.
— Ему страстно хочется со мной подружиться, — сообщила Гардения.
— Тогда подружись с ним, — сказала герцогиня неожиданно. — Говоришь, он желает, чтобы ты съездила с ним на прогулку? Съезди. Но не одна. Пусть с вами будет кто-нибудь третий. Вовсе не обязательно, чтобы тебя сопровождала женщина. Сойдет и мужчина. К примеру, лорд Харткорт.
Внезапно усталость и недовольство исчезли с ее лица.
— Этот план тебе нравится, глупышка? — спросила она. — Иди и напиши мистеру Каннингхэму любезное письмо. Скажи, что я смягчилась и позволила тебе погулять с ним. Но при одном условии: если с вами поедет кто-нибудь третий. Не упоминай лорда Харткорта. Пусть Каннингхэм сам решит, кого ему взять с собой. Уверена, это будет его кузен.
Они с мягким плеском опустились на поверхность воды и плавно расплылись в разные стороны, повернув головки к небу, расправив зеленые листья. Лорд Харткорт заметил, что некоторые из них еще не расцвели. Нежные и беззащитные, они казались воплощением естественной красоты. И — о, проклятие! — навязчиво напоминали о Гардении.
Глава седьмая
Лорд Харткорт появился в посольстве во второй половине дня в понедельник.
Воскресенье он провел у друзей-французов в загородном замке. Помимо него среди приглашенных были и другие англичане, ему это обстоятельство пришлось не по душе. С леди Рэмптон они встречались несколько раз в Англии. Увидеть ее в Париже, к тому же в сопровождении молодой дочери, он никак не ожидал.
Проведя всего несколько часов в замке, лорд Харткорт ясно понял, что леди Рэмптон смотрит на него как на отличного кандидата в зятья. Она была очаровательной женщиной и в свое время без труда завоевывала сердца мужчин, но внимание лорда Харткорта пыталась привлечь отнюдь не к себе, а к своей дочери.
Ее девица отличалась невиданной робостью, была безумно скучна и не желала прилагать ни малейшего усилия для достижения поставленной ее мамашей цели. Едва выдержав ее за обедом и на ловко устроенной леди Рэмптон прогулке по саду, лорд Харткорт страстно захотел вернуться в Париж и оказаться в каком-нибудь веселом месте, куда девушки на выданье и их заботливые родительницы не кажут и носа.
Поэтому в понедельник утром он сослался на множество дел, поблагодарил хозяев за гостеприимство и уехал, несмотря на то что планировал пробыть в замке дня два. Было ужасно жарко, и, устав в дороге, он явился в Париж в дурном настроении.
Проводить солнечные весенние дни в городе без особых на то причин — пустая трата времени. Поднимаясь на второй этаж здания посольства, где располагались его комнаты, лорд Харткорт хмурил брови. На работе его не ждали раньше вторника. Если бы не леди Рэмптон с ее невыносимыми махинациями, он мог бы еще целый день наслаждаться загородной природой.
Войдя в гостиную и бросив пиджак на спинку высокого стула, он приблизился к письменному столу, на котором лежала корреспонденция.
Его апартаменты в здании посольства были очень удобными. Они представляли собой многокомнатную квартиру с выходом в сад через отдельную дверь. Ключ от этой двери имелся только у него.
Письма на столе, принесенные секретарем, были, как обычно, разложены по трем аккуратным стопкам. Левая состояла из нераспечатанных посланий личного характера. Посередине лежали тоже нераспечатанные конверты — с разнообразными дипломатическими письмами. А справа — сообщения, уже прочитанные послом.
Лорду Харткорту хватило одного взгляда на левую стопку, чтобы понять, кем написано большинство из находившихся в ней писем. От других посланий эти конверты отличали розовато-лиловый цвет и замысловатая монограмма. А еще запах любимых духов Анриэтты — он наполнял всю комнату.
Посчитав письма, лорд Харткорт усмехнулся.
— Целых четыре штуки! Бедняжка Анриэтта! По-видимому, она сочиняла эти эпистолы целое воскресенье!
Он взял все четыре письма, бросил их в мусорную корзину и раскрыл настежь окно. Легкий ветерок, ворвавшись в комнату, беспощадно рассеял последнее напоминание о Анриэтте.
— С прошлым покончено, — пробормотал лорд Харткорт, налил себе стакан «Перье», залпом выпил его и сел за письменный стол. — Раз уж я вернулся так рано, пожалуй, немного поработаю. Для развлечений еще не время, а о женщинах на время хочется вообще позабыть.
Он распечатал и просмотрел остальные из писем личного характера. В основном это были приглашения на вечеринки, приемы и суаре. Их прислали давно знакомые и порядком надоевшие люди.
Званые вечера в любом из домов проходили по одному и тому же сценарию — хозяева дарили гостям улыбки, собравшиеся обменивались ничего не значащими любезностями.
Лорд Харткорт устало зевнул и распечатал верхнее письмо из второй стопки.
Послышался стук в дверь.
— Войдите, — крикнул лорд Харткорт, не поворачивая головы.
— Мне только что сообщили, что вы вернулись раньше, чем планировали, — прозвучал хорошо знакомый голос.
Лорд Харткорт вскочил на ноги.
— Добрый вечер, ваше превосходительство! Извините, я не подумал, что это вы.
— Я не ждал вас раньше вторника, — спокойно произнес посол. — Но очень рад, что вы уже здесь. Мне нужно обсудить с вами ряд вопросов.
— Почему вы не послали за мной раньше? — спросил лорд Харткорт.
— В этом не было большой необходимости, — ответил посол. — Я только что вернулся из «Трэвеллерс Клаб», обедал там. Джарвис сообщил мне, что вы уже у себя, и я решил вас навестить. Не прогоните незваного гостя?
— Что вы! — воскликнул лорд Харткорт с радушием гостеприимного хозяина. — Я всегда рад видеть вас у себя.
Посол улыбнулся и опустился в глубокое кресло.
— Должен сообщить вам, Харткорт, что наши дела весьма плохи.
Лорд Харткорт вопросительно приподнял бровь.
— Хуже, чем обычно?
— Намного хуже. Кайзер ведет двойную игру. В настоящий момент Германия занимается производством дополнительных дредноутов.
— В каком количестве, ваше превосходительство? — спросил лорд Харткорт встревоженно.
— Насколько мне известно, в количестве четырех штук, — ответил посол. — Реджинальд Мак-Кенна в ходе своего недавнего выступления потребовал, чтобы и наша сторона занялась изготовлением четырех дополнительных дредноутов. Мы не должны уступать немцам в силах. Король же заявил, что нам следует произвести не четыре, а восемь броненосцев!
— Но на это потребуются огромные средства, — заметил лорд Харткорт. — Англия не может себе этого позволить.
— То же самое твердят оппозиционеры, — устало сообщил посол. — По их мнению, в первую очередь государство должно решить проблемы социального обеспечения. Но нам нужны эти дредноуты! И они у нас будут, несмотря ни на что!
— Что вы имеете в виду? — спросил лорд Харткорт.
— Анштрудтер вернулся из Берлина вчера вечером. Он рассказал мне, что в настоящее время одним из излюбленных тостов немцев является «Der Tag»20.
— Они пьют за тот день, в который одержали над нами победу? — догадался лорд Харткорт.
— Совершенно верно. — Посол кивнул. — Немцы всегда ненавидели нас.
— Это всем известно, — медленно и хмуро произнес лорд Харткорт.
— Видит Бог, наш король предпринял все возможные меры для улучшения отношений с Германией, — сказал посол. — Но ситуация лишь сильнее накаляется. Я подумал, что должен обо всем рассказать вам.
— Спасибо за доверие, ваше превосходительство, — ответил лорд Харткорт.
Посол поднялся с кресла.
— И еще одно: немцы сменили шифры, поэтому, естественно, и нам пришлось сделать то же самое. Пока что нам сообщили только военно-морские. Не думаю, что они нам очень пригодятся. Через несколько дней обещают прислать и дипломатические.
— Сколько времени нам потребуется на взлом их новых шифров? — спросил лорд Харткорт.
— Сложно сказать, — ответил, сильно хмурясь, посол. — В последнее время наши секретные службы работают на удивление неэффективно. По словам Анштрудтера, нанять кого-то в Берлине становится все сложнее и сложнее. Те люди, которые работают на нас в данный момент, соглашаются выполнять лишь маловажные поручения. Когда я буду в Англии в следующий раз, я встречусь и побеседую с МИ-6.
— Хорошая мысль, ваше превосходительство, — сказал лорд Харткорт. — Полагаю, французское правительство знает о том, что происходит?
— Французы и не пытаются замаскировать свою ненависть ко всей немецкой расе, — произнес посол. — В каком-то смысле это им даже помогает. Мы же притворяемся, что относимся к Германии по-дружески, и жмем ей руку, прекрасно сознавая, что эта рука готова в любой момент направить на нас дуло пистолета.
— Верно сказано, — безрадостно пробормотал лорд Харткорт.
— Если к вам пожалует Тюбор, член французской разведывательной службы, можете разговаривать с ним предельно честно. Он отличный человек и прекрасно знает свое дело. Я с удовольствием сказал бы то же самое и о наших ребятах, но увы…
Посол развел руками и направился к выходу.
— Вам нравится ваша новая работа, Харткорт? — спросил он, приблизившись к двери и повернув голову.
— Очень нравится, ваше превосходительство. Я занимаюсь ею с большим удовольствием, — искренне ответил лорд Харткорт.
Утомленное лицо посла немного прояснилось.
— Рад это слышать. И весьма доволен, что у меня есть такой работник, как вы, Посол торопливо вышел.
Лорд Харткорт закрыл за ним дверь и вернулся за письменный стол. В письме, которое перед приходом его превосходительства он успел лишь распечатать, были новые военно-морские шифры.
Прошло не больше получаса, как в дверь вновь постучали.
На пороге появился Берти.
— Джарвис только что сообщил мне, что ты уже вернулся! — возбужденно прокричал он. — Я думал, раньше вторника ты не появишься. Что произошло? Размеренная загородная жизнь показалась тебе скучной?
— Нестерпимо скучной, — ответил лорд Харткорт.
— Ты уже слышал, что здесь творилось в твое отсутствие? — спросил Бертрам все так же оживленно.
— И что же? — невозмутимым тоном поинтересовался лорд Харткорт.
— Вчера сюда приходила Анриэтта. Целых четыре раза! И ни в какую не верила, что тебя нет. Джарвису пришлось помучиться!
— Неужели? — произнес лорд Харткорт нарочито бесстрастным тоном.
— Это еще не все! — продолжал Берти. — Весь Париж болтает о том, что прошлой ночью Анриэтта пыталась покончить с собой. Приняла огромную дозу снотворных. Ее увезли в больницу.
К великому разочарованию Бертрама, на лице его кузена не отразилось ни ужаса, ни торжества, ни изумления. Он лишь пожал плечами и продолжил разбираться с письмами.
— Черт возьми, Вейн! — воскликнул Бертрам. — Мне кажется, ты должен реагировать на мои слова несколько по-иному! В конце концов, Анриэтта твоя подруга! Если она решилась на столь отчаянный поступок, значит, с ней случилось что-то страшное!
Лорд Харткорт спокойно отложил в сторону письмо и взглянул на брата.
— Дорогой мой Берти, ты не так давно в Париже, чтобы знать все его секреты. Что ж, я тебя просвещу: имитация самоубийства — излюбленный трюк всех представительниц demi-monde. Таким образом они пытаются добиться той или иной желаемой цели либо возвращают покровителя, которому надоели, понимаешь? — Он выдержал непродолжительную паузу, дав Берти время прийти к соответствующим выводам. — Они принимают перед сном такое количество таблеток, умереть от которого практически невозможно, разве только впасть в непродолжительную кому, но предварительно извещают о своих намерениях самых близких подруг, которые утром и обнаруживают их. За ними приезжает «скорая помощь», и в больнице в цветах, рюшках и облаке духов они дожидаются своего заупрямившегося благодетеля и снова обольщают его.
— Неужели подобное возможно? — ошарашенно спросил Бертрам.
— Еще и как возможно, — ответил лорд Харткорт невозмутимо. — Скажу больше: это даже модно. Но о Анриэтте я был лучшего мнения.
— Ты хочешь сказать, что бросил ее?
— Я ничего не хочу сказать. — Лорд Харткорт откинулся на спинку стула.
— Ты поразительно высокомерен, Вейн! — закричал Бертрам возмущенно. — Что ты о себе воображаешь? Думаешь, тебе позволено все? Еще в пятницу вечером, находясь рядом с тобой в «Максиме», Анриэтта выглядела вполне счастливой. А сорок восемь часов спустя попыталась добровольно уйти из жизни! Ты чем-то ее обидел, это же очевидно!
Лорд Харткорт ничего не ответил. И Бертрам продолжил:
— Будь же хоть чуточку человечнее, Вейн! Я сгораю от любопытства и хочу знать, что между вами произошло. Весь Париж ждет от тебя объяснений. И ты обязан предоставить их нам, нравится тебе это или нет!
— Хорошо, — сказал лорд Харткорт. — Наша связь с Анриэттой окончена-. Поспеши сообщить об этом всем издателям газет.
— Я ничего не понимаю! — Бертрам покачал головой. — До недавнего времени ты был очарован Анриэттой. В пятницу она появилась в ресторане в подаренном тобой дорогом ожерелье. В чем дело, Вейн?
— У меня нет ни малейшего желания обсуждать свою личную жизнь с кем бы то ни было, — ответил лорд Харткорт категорично. — И никому не советую пытаться что-то из меня выудить.
Бертрам осклабился.
— Мне просто жутко интересно, что между вами произошло. Неужели тебе трудно поделиться со мной?
— Ты никогда ни о чем не узнаешь, — холодно и твердо произнес лорд Харткорт.
— Ты упрям, как осел, Вейн! — вспылил Бертрам. — От меня-то ты мог бы ничего и не утаивать! Я был уверен, что все от тебя узнаю.
— Ты ошибался, — спокойно сказал лорд Харткорт.
— Не понимаю, почему ты так изменился, — задумчиво протянул Берти. — Когда-то ты был замечательным парнем.
— Правда?
— Я не имею в виду детскую пору, а также годы, проведенные вместе в Итоне. Я говорю про то время, когда мы оба уже повзрослели. Помню, ты возил меня по Лондону и относился ко мне настолько по-дружески, что эти дни запечатлелись в моей памяти как один из наиболее приятных периодов жизни.
Направляясь в Париж, я рассчитывал на то, что ты будешь так же рад моему здесь присутствию. Но теперь ты совсем другой.
— Я такой же, как прежде, — терпеливо ответил лорд Харткорт. — Но не люблю, когда кто-то сует нос в дела, касающиеся только меня одного. О своих отношениях с женщинами я не разговариваю ни с кем, пойми.
Бертрам медленно кивнул:
— Возможно, в этом ты и прав. Но происходит что-то странное, и мне очень хотелось бы во всем разобраться! Эта выходка Анриэтты, ее вчерашние попытки тебя разыскать… А еще этот нелепый субботний вечер! Ни с того ни с сего все вдруг пошло наперекосяк…
— Что ты имеешь в виду? — Лорд Харткорт насторожился.
— В тот вечер, когда я вышел вслед за мисс Уидон на балкон, тебя уже не было. А она едва не плакала. Что ты ей сказал?
— Едва не плакала? — переспросил лорд Харткорт, уклоняясь от ответа.
— На балкон вышли еще гости, — продолжил рассказывать Бертрам. — Мисс Уидон тут же сказала, что у нее болит голова, извинилась и ушла. Ты испортил мне вечер, Вейн.
Лорд Харткорт насупился.
— Извини, — пробормотал он.
— Вообще-то все было не так уж и плохо, — поспешно добавил Бертрам. — Я познакомился с премилой крошкой. Она пришла на вечеринку с дипломатическими представителями из России. У нее большущие глаза и высокие скулы, ну, ты знаешь этот славянский тип лица. — Его глаза заискрились. — После вечеринки, не найдя ее сопровождающих, мы поехали ко мне. Я сделал для себя невероятное открытие: в русских женщинах есть нечто такое, чего не найдешь ни в одной из француженок!
— Я рад, что ты хорошо провел время, Берти. — Лорд Харткорт улыбнулся.
— Конечно, с английской пташкой все обещало быть интереснее, но увы… — Бертрам шумно вздохнул. — Знаешь, мне кажется, что герцогиня решительно настроена не подпускать меня к своей племяннице. Не зря ведь она сразу отправила ее танцевать с тобой, когда мы только пришли.
— Боюсь, Лили считает тебя недостаточно богатым или недостаточно важным человеком, — сказал лорд Харткорт.
— Полагаешь, она отдаст свою Гардению тому, кто назначит за нее наивысшую цену? — спросил Бертрам. — Это просто омерзительно, не находишь?
Лорд Харткорт пожал плечами. И произнес неожиданно резким тоном:
— Ты дашь мне возможность спокойно поработать, Берти?
Если ты намереваешься остаться, то, будь добр, веди себя тихо.
Если собираешься продолжать болтать, я выставлю тебя вон.
— Раз уж на то пошло, — ответил Бертрам раздраженно, — я уйду сам. Ты еще пожалеешь, что обошелся со мной так неучтиво. Сиди со своей работой, а я направлюсь прямехонько к герцогине де Мабийон и взгляну на ее племянницу. Не держит же она ее под замком!
— Если бы ее светлость увидела остаток твоего банковского счета, тогда и на порог бы тебя не пустила, — злобно буркнул лорд Харткорт.
Бертрам вылетел из его комнат, громко хлопнув дверью.
Сильно нахмурившись, чувствуя себя крайне отвратительно, лорд Харткорт вновь занялся работой.
А герцогиня де Мабийон тем временем читала своей племяннице лекцию.
— Старайся быть более обаятельной. Скромностью и косноязычием ничего не добьешься в жизни. Мужчины в Париже любят развлечения, а если ты не желаешь их развлекать, то они и не станут тратить на тебя время. Вокруг множество других хорошеньких девушек.
— Я стараюсь, — пробормотала Гардения несчастно.
— Мне очень не понравилось, как только что в парке ты разговаривала с Андрэ де Гренэлем, — продолжила ее тетя. — А ведь он довольно богатый молодой человек, сын известной парижской семьи!
— Этот де Гренэль слишком много пьет, — ответила Гардения. — И постоянно меня оскорбляет. Вот и в субботу на вечеринке он сказал мне нечто такое, что показалось мне крайне неприятным.
Герцогиня откинулась на спинку кресла. Ее лицо внезапно сделалось очень усталым.
— Когда-то, девочка моя, каждой женщине следует научиться терпеть мужчин и принимать их такими, какие они есть.
Что-нибудь отрицательное можно найти в каждом из них. Одни слишком много пьют, другие обожают играть в азартные игры, у третьих несносный характер.
— Я обещаю, что попытаюсь исправиться, — сказала Гардения, подходя к креслу герцогини и опускаясь на ковер возле ее ног. — Я так благодарна вам за вашу безграничную доброту, тетя Лили, и несказанно рада, что у меня теперь есть красивые платья. Но я не могу отделаться от одного гнетущего чувства…
Я как будто не в своей тарелке. Наверное, это связано с тем, что я воспитывалась и жила в совершенно другой обстановке — в тишине и спокойствии нашей деревни… А здесь… Здесь я зачастую не знаю, как себя вести. Нередко я не понимаю, что говорят мне ваши знакомые, вернее, не понимаю, что они имеют в виду. А еще мне кажется, что я очень не нравлюсь барону…
Произнося последние слова, она особенно сильно нервничала. Недовольство барона ее присутствием в этом доме постоянно не давало ей покоя, а заговорить об этом с тетей было страшно. Тем не менее молчать она больше не могла.
— Барон сказал тебе что-нибудь обидное? — резко спросила герцогиня.
— Нет-нет… Ничего особенного он мне не говорил… — Пролепетала Гардения. — Но у меня такое чувство…
— В таком случае никаких чувств у тебя не должно быть! — отрезала герцогиня. — Барон очень сложный человек, иногда даже мне крайне трудно его понять. Но он умен и влиятелен и имеет много нужных связей в Париже. Поэтому ни о чем не задумывайся, просто постарайся не мешать ему, вот и все, что от тебя требуется. Он любит отдыхать в этом доме.
— А свой дом у него есть? — спросила Гардения.
— Барон живет в здании посольства, — ответила герцогиня.
Последовало непродолжительное молчание.
— А он женат? — осмелилась полюбопытствовать Гардения.
— Конечно, женат! — воскликнула герцогиня, поднимаясь на ноги. — Его супруга занимается управлением принадлежащих им владений в Северной Пруссии. У них четверо детей.
Насколько ты понимаешь, барон весьма почтенный человек.
— Понимаю, — пробормотала Гардения.
На самом же деле она совершенно ничего не понимала.
Если у барона была жена, да еще и четверо детей, почему тогда он постоянно крутился возле тети Лили? Почему вчера вечером, когда она зашла в маленькую гостиную и застала их там вдвоем, этот тип торопливо убрал руки с тетиной талии и почему у тети было такое лицо, будто ее только что страстно поцеловали?
До разговора, который состоялся пару минут назад, Гардения думала, что тетя Лили планирует выйти за барона замуж. В конце концов, ничто не мешало ей вступить в брак еще один раз. И потом, каким бы неприятным ни был барон, он мог бы заботиться о ней, а еще прекратить устраиваемые ею шумные вечеринки — на них уходили слишком большие деньги, и они были совершенно бессмысленными.
Гардения поднялась с пола. Герцогиня подошла к камину и принялась с излишним усердием расправлять гвоздики в большой вазе.
— Я должна кое-что объяснить тебе, Гардения, — сказала она изменившимся голосом. — С тех пор как умер мой муж, я не раз оказывалась в чрезвычайно затруднительных ситуациях.
Барон очень помог мне однажды — дал бесценный юридический совет.
— Теперь я все понимаю, — торопливо проговорила Гардения. — Конечно, то, что этот человек так часто приходит к вам в гости, казалось мне несколько странным, но ведь я не знала, что он оказывает вам помощь.
— Барону очень одиноко в Париже, — продолжила герцогиня, ниже склоняясь над цветами. — его жена и дети далеко, здесь он чужой. К тому же французы не любят немцев. — Она немного помолчала. — Барон уязвимый человек, и каждое нелестное высказывание французов в адрес Германии и ее народа отдается в его сердце болью.
Гардения ничего не ответила. Вообразить себе барона уязвимым и несчастным представлялось ей невозможным. Держался он всегда властно и нагло и не вызывал в ней ничего, кроме отвращения.
«Может, я слишком жестока, — подумала она. — Тетя знает этого человека гораздо лучше и наверняка неспроста говорит мне все эти вещи».
— Прошу вас, извините меня, тетя Лили. Я завела речь о бароне вовсе не из пустого любопытства, — сказала она. — Мне хотелось все понять, чтобы не наделать ошибок.
— Я знаю, детка, — ответила герцогиня тихим голосом. — Ни о чем не волнуйся. И, пожалуйста, будь полюбезнее с лордом Харткортом. Он очень порядочный и очень богатый молодой человек.
Гардения густо покраснела.
— О, тетя. О лорде Харткорте я тоже хотела поговорить с вами, — пробормотала она несмело. — Видите ли, скорее всего ему кажется, что вы задумали сделать его моим женихом…
— Это он тебе сказал? — резко и строго спросила герцогиня.
— В некотором смысле… — ответила Гардения испуганно. — В общем-то я сама во всем виновата. Ляпнула ему, что вы желаете видеть нас друзьями… И только после поняла, что допустила чудовищную оплошность. Мне очень стыдно, тетя Лили. Но… — Она выдержала паузу, собираясь с духом. — Я не хочу выходить замуж за человека, к которому не буду испытывать любви.
— Гардения, ты должна выйти замуж, — сказала герцогиня. — Все, чего я хочу, так это подобрать для тебя достойного и богатого человека, который смог бы о тебе заботиться, с которым ты поняла бы, что такое настоящее счастье. Другого пути у тебя нет. Быть гувернанткой или компаньонкой — это сущее проклятие. Занимающиеся этим женщины ненавидят свою жизнь и не знают никаких радостей. Тебе следует выйти замуж и чем быстрее, тем лучше.
— Но к чему такая спешка, тетя Лили? — спросила Гардения. — Рано или поздно я повстречаю человека, которого полюблю. С ним и свяжу свою судьбу.
— Ты не можешь терять время. Гардения. — Герцогиня серьезно посмотрела в глаза племяннице. — Я не буду объяснять почему, просто доверься моему опыту. Я дам тебе роскошное приданое, а когда умру, оставлю тебе все, что имею.
Любого нормального мужчину одно это должно привлекать.
На протяжении нескольких мгновений она разглядывала Гардению в задумчивости. Потом продолжила:
— А ты еще и красивая, девочка моя. И я хочу, чтобы ты вышла замуж удачно, искренне хочу. И тогда…
Она внезапно замолчала и махнула рукой.
— Об этом не будем. Надеюсь, ты все поняла. Если хочешь, чтобы я поменьше расстраивалась, выполняй то, о чем я тебя прошу, — веди себя учтиво и дружелюбно с теми мужчинами, на которых я тебе указываю. Это, например, Андрэ де Гренэль и, конечно, лорд Харткорт. Не говори им о моих замыслах, просто постарайся стать для них необходимой и желанной.
Гардения молча смотрела в пустоту. Как ей хотелось рассказать тете о своей давней мечте: встретить в один прекрасный день человека, который полюбил бы ее всей душой. И которому она смогла бы ответить взаимностью. Но тетя не поняла бы ее.
Разговоры о богатстве и положении в обществе были ей отвратительны, но она не смела сказать об этом вслух.
— А как мне следует относиться к Бертраму Каннингхэму?
Он не кажется вам подходящей для моего жениха кандидатурой?
— Не кажется. Но лучше Каннингхэм, чем никто, — устало ответила герцогиня. — Он из хорошей семьи, но второй сын, не старший. Лорду Харткорту доводится всего лишь кузеном. Было бы обидно отдать тебя такому, ты ведь очень хорошенькая.
— Ему страстно хочется со мной подружиться, — сообщила Гардения.
— Тогда подружись с ним, — сказала герцогиня неожиданно. — Говоришь, он желает, чтобы ты съездила с ним на прогулку? Съезди. Но не одна. Пусть с вами будет кто-нибудь третий. Вовсе не обязательно, чтобы тебя сопровождала женщина. Сойдет и мужчина. К примеру, лорд Харткорт.
Внезапно усталость и недовольство исчезли с ее лица.
— Этот план тебе нравится, глупышка? — спросила она. — Иди и напиши мистеру Каннингхэму любезное письмо. Скажи, что я смягчилась и позволила тебе погулять с ним. Но при одном условии: если с вами поедет кто-нибудь третий. Не упоминай лорда Харткорта. Пусть Каннингхэм сам решит, кого ему взять с собой. Уверена, это будет его кузен.