Глава 10
Кале, несомненно, произвел впечатление на герцогиню. На яхте она не раз стращала Клеону опасностями, с которыми они могут столкнуться на пристани, и возможными злодействами французской черни. Но эти оборванцы проявили полную готовность помочь прибывшим важным особам сойти по трапу и отнести их чемоданы. Они приняли чаевые с благодарностью и едва ли не с преувеличенным почтением.
Предоставленная графом карета повезла их в Париж. По пути они проезжали небольшие деревушки и городки, и везде их встречали приветливые лица, чистые улицы и аккуратные люди.
Клеона была очарована француженками в их красных камлотовых жакетах, коротких кружевных передниках и капорах с большим мягким отворотом. На их деревянных сабо, которые постукивали по булыжникам, девушка заметила алые кисточки. А на рыночных прилавках, кроме деревенских сыров и длинных хрустящих булок, продавались весело раскрашенные яйца, которые восхищали юную англичанку не меньше, чем обступивших прилавки детей.
Они ехали все дальше в глубь страны. Кругом лежали возделанные поля, крестьянские женщины и дети казались сытыми и здоровыми. Только отсутствие мужчин бросалось в глаза. Женщины шли за плугом, женщины пасли овец и загоняли коров. Казалось, в деревне все делают они, даже в кузнице над горном сгибались женщины. И еще на Клеону произвело зловещее впечатление, что церкви повсюду были заброшены, могилы осквернены, надгробия опрокинуты, окна разбиты.
— Атеисты! Обезьяны! Что за кощунство! — сердито фыркнула герцогиня, когда они увидели выломанное распятие и осколки красивого вдребезги разбитого витража.
— Я думала, Наполеон возрождает религию, — заметила Клеона.
— Единственное, во что верит этот корсиканский злодей, — его собственная персона. Он насаждает свой культ, — последовал раздраженный ответ.
Клеона. подозревала, что долгое путешествие утомило ее светлость. Она стала раздражительна и неразговорчива. Но это соответствовало настроению самой девушки. Ей хотелось подумать, а думать и болтать одновременно было трудно.
С того вечера на борту Клеона не могла забыть губы герцога на своих губах. Казалось, их отпечаток так и остался. Закрывая глаза, она по-прежнему ощущала тот странный, необъяснимый поцелуй, который потряс до основания все ее прежние представления. Пока Клеона еще не отдавала себе отчета, что, собственно, переменилось. Она помнила, что, когда губы герцога коснулись ее, она сопротивлялась с гневом и ненавистью, колотя кулачками по его широкой груди. Но куда ей было тягаться с ним? Герцог прижал ее к себе и яростно целовал. Однако эта ярость оскорбляла Клеону не меньше, чем раньше возмущало его поведение.
Его руки держали девушку так крепко, что она была совершенно беспомощна, хотя и не оставляла бесплодных попыток вырваться. И вдруг она поняла, что прикосновение его губ изменилось. Они больше не принуждали, не старались покорить ее; теперь они держали ее властно, но с какой-то странной нежностью. И почему-то Клеоне расхотелось бороться с ним.
Ее вдруг охватила дрожь. Неожиданное пламя пробудилось в ней и, подобно живому огню, охватило все тело, воспламеняя и возбуждая. Девушка поняла, что теперь сама не может оторваться от его губ. Она больше не хотела ничего, только чувствовать биение его сердца возле своего, его губы на своих губах. Потом, так же внезапно, Клеона оказалась на свободе. Герцог почти оттолкнул ее от себя.
— Проклятие! — выругался он.
В его голосе не было жестокости, только отчаяние, которое вырвалось, казалось, из самых глубин его существа.
Девушка схватилась за поручни. Не сделай она этого, она бы упала на палубу. Внезапный порыв ветра спутал ее волосы, они упали ей на глаза, ослепив на какое-то мгновение, а когда она вновь смогла видеть, герцог уже исчез.
Клеона лежала без сна в своей каюте. Ее сердце шумно колотилось, щеки обжигала кровь. Девушка так явственно ощущала его губы, будто герцог все еще был с ней. Он пробудил в ней чувство, которое Клеона не осмеливалась назвать даже самой себе.
С того момента герцог избегал ее. Кавалькада, которая ждала их в Кале, оказалась почти такой же впечатляющей, как та, что привезла их в Дувр. Одна карета предназначалась им с герцогиней, другая слугам, да еще обнаружилось, что высокий фаэтон герцога ехал с ними на яхте.
— Мои лошади прибудут позже, — сообщил конюхам его светлость, когда они привели для этого легкого экипажа упряжку из трех великолепных гнедых цугом.
При виде них у Клеоны упало сердце. Значит, герцог поедет вперед, а они с герцогиней будут медленно и чинно плестись в карете позади. Девушка не ошиблась, но на этот раз они ехали одни. Графа ждала его собственная двуколка, запряженная парой лошадей, которые вызвали восхищение даже герцога и Фредди.
Они отправились в путь ярким солнечным днем, и, хотя им пришлось три раза останавливаться на ночлег, герцог всегда уезжал еще до того, как прибывала их карета, так он спешил добраться до Парижа раньше них. Это казалось абсурдным, но, сколько Клеона ни бранила себя, почему-то солнечный свет без него потускнел, а путешествие стало казаться утомительным, а не волнующим приключением.
Чем ближе они подъезжали к столице, тем желчней становилась герцогиня. Даже новый проезд через убогие предместья, норманнская застава с массивными дорическими колоннами, длинная четырехрядная аллея вязов, а за ней площадь Конкорд и консульский дворец Тюильри не вызвали у ее светлости энтузиазма. Единственное, что она изрекла:
— Крестьяне не должны спать в господских кроватях.
Но Клеону сам факт, что она в Париже, снова наполнил восторгом и предвкушением, с которыми она покидала Лондон.
Перед въездом в город граф оставил свою двуколку, которая все это время ехала рядом с ними, и, пересев в карету герцогини, начал рассказывать им о красоте Парижа, который чудом восстал из руин после революционного террора.
— Многие из дворцов прежней знати стали бальными залами и ресторанами. Вас, мисс Клеона, восхитят новые магазины с их шелками и бархатами, модной мебелью из красного дерева, сказочной бронзой и фарфором.
— Откуда вы все это знаете? — спросила девушка. Граф на мгновение растерялся.
— Я расспрашивал своих друзей. Они рассказывали мне о всяких новшествах. И моя семья писала мне о возрождении города, который я так люблю.
— Я-то думала, вы предпочли бы, чтобы все осталось так, как прежде, — съязвила герцогиня.
— Я стараюсь смотреть вперед, а не назад, — объяснил граф. — Поскольку Наполеон издал указ, что мы, эмигранты, можем вернуться и потребовать возвращения нашей собственности, я, например, готов простить и забыть.
— Надеюсь, вас не постигнет разочарование, — заметила герцогиня.
Считая, что было бы невежливо не проявить любезности к графу, который старался обеспечить им все удобства во время путешествия, Клеона спросила:
— А мы увидим Лувр? Я слышала, в его галереях множество всемирно известных картин и великолепных скульптур.
— Все награбленное, — процедила герцогиня. — Трофеи сотен битв. Любопытно, итальянцы будут осматривать их с тем же восторгом, на какой способны англичане?
Граф засмеялся.
— Боюсь, мадам, вы сегодня не в духе. Мне бы хотелось, чтобы вы по достоинству оценили новую Францию, но я не буду пытаться вас переубедить. Я предоставлю это самому первому консулу, ибо, как мне сказали в Кале, он и его жена весьма заинтересовались вашим прибытием в их столицу.
Рот герцогини скривился в циничной улыбке, но на этот раз она промолчала. Только когда они с Клеоной остались одни в элегантном особняке, приготовленном к их прибытию, ее светлость заметила:
— Мы приехали как частные лица, а с нами обращаются так, словно мы коронованные особы или по крайней мере послы дружественной державы.
— Вас это удивляет? — спросила девушка.
— Это вызывает у меня подозрения.
За дверью раздались шаги, и на пороге появился герцог. Его элегантный облик сразу заставил Клеону почувствовать, как непрезентабельно она выглядит после дороги. Почему-то у нее подпрыгнуло сердце, когда его светлость прошел по полированному полу и поднес руку бабушки к своим губам. Клеона наблюдала за ним, думая, как он красив и что рядом с ним любой другой мужчина показался бы незначительным.
— Добро пожаловать в Париж, бабушка, — говорил герцог. — Надеюсь, вы не слишком устали от долгого путешествия? Эти французы предоставили в наше распоряжение один из лучших домов в Париже. Полагаю, это производит на вас впечатление?
— Почему они это сделали? — резко спросила герцогиня.
Его светлость ответил не сразу, потому что кланялся девушке. Клеона сделала книксен, но подумала с внезапным беспокойством, что выражение его лица, обращенного к ней, было нарочито холодным и безразличным. Герцог повернулся к бабушке.
— Почему? — переспросил он. — По-моему, это очевидно, мадам. Вы очень важная персона.
— Чушь, — отрезала старая леди. — Я английская герцогиня. В Англии это пока что-то значит. Но я не могу взять в толк, почему эти выскочки и революционеры должны благоговеть перед листьями земляники. Если я еще не выжила из ума, это один из дворцов Бурбонов. В прежние времена здесь селили только особ королевской крови.
— Времена изменились, — постарался успокоить ее герцог. — Наполеон на все троны Европы посадил членов своей семьи, так что особы королевской крови будут здесь редкими гостями. А самое высокое положение после них занимаете вы, бабушка.
— За этим что-то кроется, — твердо заявила герцогиня, — и я бы хотела знать что.
Герцог ничего не ответил, но нахмурился. Потом неожиданно прошел к двери, выглянул наружу, снова плотно закрыл дверь и вернулся к бабушке.
— Послушайте, мадам, — сказал он, понизив голос, — и вы тоже, Клеона. Отнеситесь внимательно к тому, что я говорю. У Фуше, начальника полиции Бонапарта, повсюду шпионы. Где бы что ни происходило, каким бы обыденным ни казалось, обо всем докладывается ему. Мне говорили, что даже корзины для бумаг обыскиваются по утрам.
— Что французы ожидают услышать от нас? — спросила Клеона, опередив вопрос герцогини.
— Понятия не имею, — не глядя на нее, ответил герцог. — Я просто предупреждаю вас обеих. Все, что вы будете говорить и делать — я повторяю: все, что вы будете говорить и делать, — будет передаваться кем-то в этом доме или за его пределами в канцелярию министра полиции. Поэтому постарайтесь, бабушка, сдерживать свой язык. Каким бы добродушным Бонапарт ни казался гостям, он не терпит критики.
Клеона ожидала бури протеста, но герцогиня только засмеялась и положила руку на руку внука.
— Я рада, что ты меня предупредил. Я болтливая старуха и слишком склонна к откровенности. Что бы я ни думала, я постараюсь помалкивать, пока не вернусь на английскую землю.
Герцог снова поднес ее руку к своим губам.
— Я знал, что могу на вас положиться, бабушка. Я думаю, что каждый человек является послом своей страны. А Бонапарт — по крайней мере в данный момент — очень хочет показать Британии дружеское лицо.
— А что за ним? — спросила герцогиня. Внук пожал плечами.
— Я оставляю политику тем, кто находит в ней удовольствие. Меня больше интересует Пале-Рояль, где игра еще безумнее и азартнее, чем в Лондоне, а дамы в греческих нарядах выглядят столь фривольно, что, клянусь, даже вы, мадам, были бы шокированы, если бы имели возможность их лицезреть.
— Слава Богу, что мне не придется тратить свое время и деньги в Пале-Рояле. — При слове «деньги» голос герцогини стал резче.
Герцог засмеялся и повернулся к двери.
— Кстати, бабушка, завтра вечером вас обеих ждет великая честь. Первый консул и его жена приглашают вас отобедать с ними в интимной обстановке в Мальмезоне.
— Почему это такая уж честь? — спросила ее светлость.
— Потому что это их частный дом, куда допускают только самых близких и дорогих друзей. Иностранных гостей обычно принимают в замке Сен-Клу и, конечно, в Тюильри. Но если Бонапарт приглашает вас стать его гостьей в Мальмезоне, значит, вы представляете для него особую ценность.
— Я слышала о замке Мальмезон, — кивнула герцогиня. — Интересно будет посмотреть, что он собой представляет.
— Мне тоже было бы интересно, будь я приглашен, — откликнулся ее внук. — Но это приглашение распространяется только на вас и Клеону. Мне придется ждать ваших рассказов.
— А чем займешься ты?
— Вы еще спрашиваете, бабушка? — усмехнулся он, Он поклонился в дверях, игнорируя Кпеону, и вышел из комнаты. Девушка почувствовала себя так, словно герцог их бросил. Ей страшно захотелось побежать за ним и попросить еще что-нибудь рассказать, остаться хотя бы ненадолго. Но он уже ушел.
— Черт бы побрал этого мальчишку! — негромко воскликнула герцогиня. — Я хотела узнать больше о том, что происходит. Я приехала в Париж, чтобы быть с ним, но, похоже, Сильвестр решил отделаться от нас, отправив на помпезные приемы, пока сам будет распутничать.
Клеоне очень хотелось сказать, что не стоило и ожидать другого. Но она и сама надеялась, что герцог побудет с ними. По крайней мере до тех пор, пока они не освоятся в этом новом странном месте.
Однако ей не стоило беспокоиться, что они останутся в одиночестве. Как только дамы умылись и переоделись, появились Фредди и граф, а уже через четверть часа начали заезжать гости, оставляя свои визитные карточки. До самого вечера они развлекались, осматривая достопримечательности, и от обилия впечатлений у Клеоны закружилась голова. Это был калейдоскоп красок, экстравагантности и красоты, но ее не покидало странное чувство пустоты, потому что с ними не было герцога.
Одна картина навсегда врезалась в память девушки. Они возвращались из Лувра, когда услышали звуки оркестра. Граф, который их сопровождал, повернул лошадей на площадь Конкорд и, проложив дорогу сквозь толпу, остановил карету с самого края. Они увидели большой парад. Стоявшие шеренгами солдаты явно чего-то ждали.
И вот верхом на лошади, которая принадлежала покойному королю Франции, появился Наполеон Бонапарт, окруженный дюжиной генералов и адъютантов в великолепных красочных мундирах с блестящими и звякающими украшениями. Крайняя простота мундира первого консула на фоне блистательной свиты только усиливала эффект, который произвело его появление. В черной треуголке и простом голубом мундире он напомнил Клеоне английского морского капитана. Бонапарт проехал вдоль строя, всматриваясь в солдат испытующим взглядом. Казалось, он интересуется каждым персонально. Почему-то этот человечек с желтоватым лицом заставил девушку вспомнить о Цезаре. Даже на герцогиню он произвел впечатление.
Клеона украдкой взглянула на графа. Он смотрел на Бонапарта и не заметил ее взгляда. Что-то в его лице озадачило девушку. Только позже она поняла, что в его глазах было искреннее неприкрытое восхищение.
Вечером того же дня их с герцогиней принимали в Тюильри. В коридорах и аванзалах выстроились сотни лакеев в зеленых с золотом ливреях, блюстители порядка с ног до головы в позолоте, и пажи, чьи золотые цепи и медальоны ослепляли своим блеском. Формы генералов и адъютантов затмевали наряды даже самых представительных гостей. Первый консул и его жена не присутствовали, но гостей принимали члены семьи Бонапарта и министр иностранных дел.
Герцогиня нашла в толпе несколько старых друзей. Однако она скоро устала, ибо не успела отдохнуть после путешествия, и, к разочарованию Клеоны, они рано вернулись в свой особняк.
— Никогда не думала, что увижу что-нибудь столь грандиозное и восхитительное, — сказала девушка, садясь рядом с герцогиней в карету.
Ее светлость фыркнула.
— Ты бы лучше посмотрела на их толстые шеи и плоские ступни. В них столько же благородства, сколько в скотине.
— О, мадам, вы предубеждены! Я слышала, как ваша подруга, мисс Берри, которая помнит Версаль в прежние времена, говорит, что Тюильри еще великолепнее.
— Мисс Берри — старая дева и готова боготворить любого мужчину, который оказался на пьедестале, — заявила герцогиня. — Когда я думаю о тех несчастных истинно голубой крови, погибших на гильотине, я вижу не золото на шеях и мундирах выскочек и узурпаторов, а тени аристократов, на костях которых возвысилась новая знать.
— Мадам, вы не должны так говорить, — взмолилась Клеона. — Помните, о чем предупреждал вас герцог?
— Надеюсь, здесь, в карете, меня никто не слышит, — возразила ее светлость.
— Сегодня вечером я видела мсье Фуше. Фредди показал мне его.
— В самом деле? Не представляю, чтобы король Англии или даже принц Уэльский включили полицейского в список своих гостей.
— Он такой невысокий, — продолжала Клеона, — с бледным, немного плоским лицом и хитрыми серыми глазками. И одет нелепо: в голубой бархатный мундир и гусарские сапоги. Вообще этот Фуше очень похож на хорька, но почему-то он не показался мне таким страшным, как я ожидала.
— Полицейский на званом вечере! — фыркнула ее светлость. — Куда катится мир?
Экипаж остановился около их особняка, и герцогиня величественно взошла по лестнице. 'Клеона задержалась, чтобы поблагодарить кучера, а потом и лакея, который придержал перед ней дверь.
Наверху, в своей спальне, как только служанка ушла, девушка закрыла глаза, желая обдумать все, что случилось за день. Но ее мысли невольно возвращались к герцогу. Клеона вспоминала, как старательно он избегал ее взгляда. А потом снова проснулось воспоминание о его губах. Засыпая, она представляла, что герцог держит ее в объятиях…
Утром начали прибывать цветы, приглашения и гости. Герцогиня отказалась выйти и велела всем держаться подальше от ее спальни, но Клеона не могла противиться искушению, поэтому быстро оделась и спустилась вниз.
Граф собирался везти их обеих кататься в Булонский лес, но, поскольку герцогиня сказала, что слишком устала, Клеона присоединилась к группе англичан, которые направлялись в Лувр.
Все утро она восторгалась трофеями из дворцов эпохи Ренессанса и средневековых монастырей. Затем ее повезли в магазины, где девушка ухитрилась воздержаться от трат, хотя все казалось ей еще соблазнительнее того, что она видела на Бонд-стрит.
В полдень они с герцогиней съездили на ленч, затем побывали на двух приемах и, наконец, после очень короткого отдыха, переоделись в вечерние платья и были готовы отправиться в Мальмезон.
— Кто будет нас сопровождать? — спросила герцогиня у Фредди, который появился неожиданно и еще не успел переодеться.
— Понятия не имею, мадам. Но Сильвестр внизу. Осмелюсь предположить, что он знает.
— Сильвестр здесь?
Старое усталое лицо герцогини засветилось от удовольствия, и, когда через минуту герцог вошел в комнату, она протянула к нему обе руки.
— Скверный мальчишка! — воскликнула она. — Я не видела тебя бог знает сколько времени. Где ты пропадал, негодник?
— В дюжине мест, бабушка, — ответил герцог, целуя ей руку. — Я рад, что вы по мне скучали.
— Почему ты не можешь поехать с нами? — спросила ее светлость.
— Меня не приглашали, и я думаю, неспроста! Граф устраивает особый прием в ресторане или в клубе под чудным названием «Последняя собака». Бог знает, что нас там ждет, хотя у меня есть кое-какие соображения.
— Игра и женщины, — тихо вздохнула герцогиня. — Это никогда тебе не надоест?
— Никогда, — ответил герцог. — Не ждите, что я так быстро состарюсь, бабушка. Хотя этот день, несомненно, придет, как он приходит ко всем.
— Но ты можешь… — начала ее светлость и тут же остановилась. — Если тебя не беспокоит наше благополучие, то меня беспокоит! Кто сопровождает нас сегодня вечером?
— Вашими кавалерами будут два джентльмена, — ответил герцог. — Маркиз де Берси и генерал Сандо. Генерал довольно молод и, я полагаю, очарователен. Клеона получит удовольствие от его общества. — Он говорил твердо, по-прежнему не глядя на нее.
— Надеюсь, мы сделаем тебе честь, — заявила герцогиня. — Все эти усилия, мой дорогой Сильвестр, в твоих интересах. Думаю, мы тебя не опозорим.
И тогда герцог взглянул на Клеону так, словно впервые увидел. Казалось, он разглядывает каждую деталь ее платья. Сшитое из белого газа, оно было усыпано крошечными алмазными цветами и схвачено под грудью голубыми лентами, облегая фигуру. Ленты ниспадали до края подола, из-под которого чуть выглядывали голубые туфли. Волосы Клеоны были уложены в высокую прическу, и, так как у девушки не было драгоценностей, герцогиня одолжила ей два гребня. Каждый был украшен бриллиантовой звездой, которая сверкала и переливалась в ее волосах.
Видя, что взгляд герцога поднялся к этим звездам, Клеона смутилась и быстро сказала:
— Ее светлость одолжила мне эти гребни. Они были частью гарнитура, в который входило ожерелье вашей матери.
Герцог протянул руку, словно хотел их коснуться, но тут же уронил ее.
— Звезды в ваших волосах, — тихо проговорил он. — Я всегда видел звезды в ваших глазах.
Это было сказано настолько тихо, что Клеона даже засомневалась, правильно ли она расслышала. Затем герцог отвернулся и громко сказал:
— Идем, Фредди, мы не должны заставлять графа ждать. Сегодня вечером нас ждет столько красоты и разврата, сколько свет не видывал со времен Нерона.
— Господи! — воскликнул Фредди. — Если это будет такого рода ночка, мне лучше взять назад свое обещание покатать Клеону по набережной Сены завтра утром.
— Да, было бы невероятно, если бы ты его сдержал, — легко согласился герцог.
Дойдя до двери, его светлость поклонился.
— Доброй ночи, леди, — насмешливо произнес он. — Вам, респектабельным, и нам, порочным. Аи revoir et bonne nuit35
Слыша, как он смеется, проходя через холл, Клеона на минуту почувствовала, что к ней возвращается прежняя ненависть, а потом вдруг поняла, что не испытывает гнева. Что бы герцог ни сказал, что бы он ни сделал, это больше не могло привести ее в ярость. Зато могло больно задеть…
Они выехали в Мальмезон, весело болтая со своими двумя спутниками. Маркиз, представитель старого режима, казался изнеженным и скучноватым. Генерал был молод, энергичен, полон энтузиазма и не мог не нравиться. Он безмерно восхищался Наполеоном, но не устоял и перед очарованием Жозефины Богарне. Он говорил о том, как она любит Мальмезон, рассказывал, что она сама выбрала для себя этот дом, и, когда Бонапарт уезжал воевать, она оставалась в этом маленьком замке, гуляла в парке, кормила своих необычных животных и ухаживала за цветами.
— В этом одна из причин, мадам, — сказал генерал ее светлости, — почему мадам Бонапарт так хочет встретиться с вами. Она слышала, что ваши сады — одни из лучших в Англии, а цветники в Мальмезоне уже привлекли внимание ботаников всего мира. — Понизив голос, он добавил: — Только что построенная оранжерея стоила девять тысяч восемьсот франков.
— Боже милостивый! — воскликнула герцогиня. — Я действительно слышала о садах Мальмезона. Насколько я помню, только в прошлом году принц Уэльский вернул мадам Бонапарт некоторые растения, захваченные нашими британскими военными кораблями.
— Это верно, — подтвердил генерал. — Щедрый жест его королевского высочества произвел огромное впечатление на всех нас.
Замок оказался меньше, чем ожидала Клеона. Гостиные были обставлены с изысканным вкусом; каждая картина, каждый предмет мебели был еще красивее предыдущего.
Их провели через анфиладу комнат в салон, где спиной к камину стоял первый консул, а рядом с ним — его жена. Первым впечатлением Клеоны было то, что Бонапарт еще меньше ростом, чем она думала. Вторым — что Жозефина, хоть и не красавица, одна из самых очаровательных женщин, которых она видела в своей жизни.
После завершения представления все уселись, кроме Бонапарта, который, продолжая говорить, расхаживал взад и вперед по комнате. Он казался немного беспокойным, и, хотя девушка с трудом верила, что это возможно, у нее возникло чувство, будто он побаивается герцогиню.
Мадам Бонапарт, напротив, разговаривала легко и непринужденно, сопровождая свои слова неописуемо изящными жестами. Даже за трапезой разговор продолжался без тех тягостных пауз, которые довольно часто случаются на званых обедах.
Столовая была маленькая, стол узкий, поэтому было удобно беседовать не только с соседями справа и слева, но и с сидящими напротив. Еда оказалась невероятно вкусной. Клеона прислушивалась главным образом к тому, что говорила мадам Бонапарт, ибо ее речи пленяли всех своим очарованием.
Когда обед закончился и мадам Бонапарт встала, чтобы выйти из столовой, слуга объявил, что майор Дюан хочет поговорить с первым консулом по очень важному делу.
— Дела! Дела! — сердито заметила Жозефина. — Почему от них нигде нет покоя? О, как бы я хотела быть женой обычного человека, жить в деревне и принимать друзей без этого бесконечного вторжения внешнего мира!
— Он меня надолго не задержит, моя дорогая, — сказал Наполеон. — Я присоединюсь к вам через несколько минут.
— Я прослежу, чтобы вы выполнили свое обещание, — ответила Жозефина и повела герцогиню и Клеону к салону.
По французскому обычаю джентльмены последовали за ними. Герцогиня сказала, что хочет увидеть спальню мадам Бонапарт. Генерал и маркиз куда-то исчезли, поэтому Клео-на направилась в салон одна.
Там она постояла, глядя на усыпанные бриллиантами табакерки, выставленные на одном столе, потом вышла через открытое французское окно в сад. Легкий ветерок едва шевелил листья на деревьях, принося с собой аромат цветов. Девушка пошла по мягкой траве, останавливаясь, чтобы полюбоваться яркой красотой симметричных клумб, которые окаймляли дом. Она наклонилась, чтобы получше разглядеть желтую азалию, когда услышала голос Наполеона откуда-то сверху над ее головой.
Предоставленная графом карета повезла их в Париж. По пути они проезжали небольшие деревушки и городки, и везде их встречали приветливые лица, чистые улицы и аккуратные люди.
Клеона была очарована француженками в их красных камлотовых жакетах, коротких кружевных передниках и капорах с большим мягким отворотом. На их деревянных сабо, которые постукивали по булыжникам, девушка заметила алые кисточки. А на рыночных прилавках, кроме деревенских сыров и длинных хрустящих булок, продавались весело раскрашенные яйца, которые восхищали юную англичанку не меньше, чем обступивших прилавки детей.
Они ехали все дальше в глубь страны. Кругом лежали возделанные поля, крестьянские женщины и дети казались сытыми и здоровыми. Только отсутствие мужчин бросалось в глаза. Женщины шли за плугом, женщины пасли овец и загоняли коров. Казалось, в деревне все делают они, даже в кузнице над горном сгибались женщины. И еще на Клеону произвело зловещее впечатление, что церкви повсюду были заброшены, могилы осквернены, надгробия опрокинуты, окна разбиты.
— Атеисты! Обезьяны! Что за кощунство! — сердито фыркнула герцогиня, когда они увидели выломанное распятие и осколки красивого вдребезги разбитого витража.
— Я думала, Наполеон возрождает религию, — заметила Клеона.
— Единственное, во что верит этот корсиканский злодей, — его собственная персона. Он насаждает свой культ, — последовал раздраженный ответ.
Клеона. подозревала, что долгое путешествие утомило ее светлость. Она стала раздражительна и неразговорчива. Но это соответствовало настроению самой девушки. Ей хотелось подумать, а думать и болтать одновременно было трудно.
С того вечера на борту Клеона не могла забыть губы герцога на своих губах. Казалось, их отпечаток так и остался. Закрывая глаза, она по-прежнему ощущала тот странный, необъяснимый поцелуй, который потряс до основания все ее прежние представления. Пока Клеона еще не отдавала себе отчета, что, собственно, переменилось. Она помнила, что, когда губы герцога коснулись ее, она сопротивлялась с гневом и ненавистью, колотя кулачками по его широкой груди. Но куда ей было тягаться с ним? Герцог прижал ее к себе и яростно целовал. Однако эта ярость оскорбляла Клеону не меньше, чем раньше возмущало его поведение.
Его руки держали девушку так крепко, что она была совершенно беспомощна, хотя и не оставляла бесплодных попыток вырваться. И вдруг она поняла, что прикосновение его губ изменилось. Они больше не принуждали, не старались покорить ее; теперь они держали ее властно, но с какой-то странной нежностью. И почему-то Клеоне расхотелось бороться с ним.
Ее вдруг охватила дрожь. Неожиданное пламя пробудилось в ней и, подобно живому огню, охватило все тело, воспламеняя и возбуждая. Девушка поняла, что теперь сама не может оторваться от его губ. Она больше не хотела ничего, только чувствовать биение его сердца возле своего, его губы на своих губах. Потом, так же внезапно, Клеона оказалась на свободе. Герцог почти оттолкнул ее от себя.
— Проклятие! — выругался он.
В его голосе не было жестокости, только отчаяние, которое вырвалось, казалось, из самых глубин его существа.
Девушка схватилась за поручни. Не сделай она этого, она бы упала на палубу. Внезапный порыв ветра спутал ее волосы, они упали ей на глаза, ослепив на какое-то мгновение, а когда она вновь смогла видеть, герцог уже исчез.
Клеона лежала без сна в своей каюте. Ее сердце шумно колотилось, щеки обжигала кровь. Девушка так явственно ощущала его губы, будто герцог все еще был с ней. Он пробудил в ней чувство, которое Клеона не осмеливалась назвать даже самой себе.
С того момента герцог избегал ее. Кавалькада, которая ждала их в Кале, оказалась почти такой же впечатляющей, как та, что привезла их в Дувр. Одна карета предназначалась им с герцогиней, другая слугам, да еще обнаружилось, что высокий фаэтон герцога ехал с ними на яхте.
— Мои лошади прибудут позже, — сообщил конюхам его светлость, когда они привели для этого легкого экипажа упряжку из трех великолепных гнедых цугом.
При виде них у Клеоны упало сердце. Значит, герцог поедет вперед, а они с герцогиней будут медленно и чинно плестись в карете позади. Девушка не ошиблась, но на этот раз они ехали одни. Графа ждала его собственная двуколка, запряженная парой лошадей, которые вызвали восхищение даже герцога и Фредди.
Они отправились в путь ярким солнечным днем, и, хотя им пришлось три раза останавливаться на ночлег, герцог всегда уезжал еще до того, как прибывала их карета, так он спешил добраться до Парижа раньше них. Это казалось абсурдным, но, сколько Клеона ни бранила себя, почему-то солнечный свет без него потускнел, а путешествие стало казаться утомительным, а не волнующим приключением.
Чем ближе они подъезжали к столице, тем желчней становилась герцогиня. Даже новый проезд через убогие предместья, норманнская застава с массивными дорическими колоннами, длинная четырехрядная аллея вязов, а за ней площадь Конкорд и консульский дворец Тюильри не вызвали у ее светлости энтузиазма. Единственное, что она изрекла:
— Крестьяне не должны спать в господских кроватях.
Но Клеону сам факт, что она в Париже, снова наполнил восторгом и предвкушением, с которыми она покидала Лондон.
Перед въездом в город граф оставил свою двуколку, которая все это время ехала рядом с ними, и, пересев в карету герцогини, начал рассказывать им о красоте Парижа, который чудом восстал из руин после революционного террора.
— Многие из дворцов прежней знати стали бальными залами и ресторанами. Вас, мисс Клеона, восхитят новые магазины с их шелками и бархатами, модной мебелью из красного дерева, сказочной бронзой и фарфором.
— Откуда вы все это знаете? — спросила девушка. Граф на мгновение растерялся.
— Я расспрашивал своих друзей. Они рассказывали мне о всяких новшествах. И моя семья писала мне о возрождении города, который я так люблю.
— Я-то думала, вы предпочли бы, чтобы все осталось так, как прежде, — съязвила герцогиня.
— Я стараюсь смотреть вперед, а не назад, — объяснил граф. — Поскольку Наполеон издал указ, что мы, эмигранты, можем вернуться и потребовать возвращения нашей собственности, я, например, готов простить и забыть.
— Надеюсь, вас не постигнет разочарование, — заметила герцогиня.
Считая, что было бы невежливо не проявить любезности к графу, который старался обеспечить им все удобства во время путешествия, Клеона спросила:
— А мы увидим Лувр? Я слышала, в его галереях множество всемирно известных картин и великолепных скульптур.
— Все награбленное, — процедила герцогиня. — Трофеи сотен битв. Любопытно, итальянцы будут осматривать их с тем же восторгом, на какой способны англичане?
Граф засмеялся.
— Боюсь, мадам, вы сегодня не в духе. Мне бы хотелось, чтобы вы по достоинству оценили новую Францию, но я не буду пытаться вас переубедить. Я предоставлю это самому первому консулу, ибо, как мне сказали в Кале, он и его жена весьма заинтересовались вашим прибытием в их столицу.
Рот герцогини скривился в циничной улыбке, но на этот раз она промолчала. Только когда они с Клеоной остались одни в элегантном особняке, приготовленном к их прибытию, ее светлость заметила:
— Мы приехали как частные лица, а с нами обращаются так, словно мы коронованные особы или по крайней мере послы дружественной державы.
— Вас это удивляет? — спросила девушка.
— Это вызывает у меня подозрения.
За дверью раздались шаги, и на пороге появился герцог. Его элегантный облик сразу заставил Клеону почувствовать, как непрезентабельно она выглядит после дороги. Почему-то у нее подпрыгнуло сердце, когда его светлость прошел по полированному полу и поднес руку бабушки к своим губам. Клеона наблюдала за ним, думая, как он красив и что рядом с ним любой другой мужчина показался бы незначительным.
— Добро пожаловать в Париж, бабушка, — говорил герцог. — Надеюсь, вы не слишком устали от долгого путешествия? Эти французы предоставили в наше распоряжение один из лучших домов в Париже. Полагаю, это производит на вас впечатление?
— Почему они это сделали? — резко спросила герцогиня.
Его светлость ответил не сразу, потому что кланялся девушке. Клеона сделала книксен, но подумала с внезапным беспокойством, что выражение его лица, обращенного к ней, было нарочито холодным и безразличным. Герцог повернулся к бабушке.
— Почему? — переспросил он. — По-моему, это очевидно, мадам. Вы очень важная персона.
— Чушь, — отрезала старая леди. — Я английская герцогиня. В Англии это пока что-то значит. Но я не могу взять в толк, почему эти выскочки и революционеры должны благоговеть перед листьями земляники. Если я еще не выжила из ума, это один из дворцов Бурбонов. В прежние времена здесь селили только особ королевской крови.
— Времена изменились, — постарался успокоить ее герцог. — Наполеон на все троны Европы посадил членов своей семьи, так что особы королевской крови будут здесь редкими гостями. А самое высокое положение после них занимаете вы, бабушка.
— За этим что-то кроется, — твердо заявила герцогиня, — и я бы хотела знать что.
Герцог ничего не ответил, но нахмурился. Потом неожиданно прошел к двери, выглянул наружу, снова плотно закрыл дверь и вернулся к бабушке.
— Послушайте, мадам, — сказал он, понизив голос, — и вы тоже, Клеона. Отнеситесь внимательно к тому, что я говорю. У Фуше, начальника полиции Бонапарта, повсюду шпионы. Где бы что ни происходило, каким бы обыденным ни казалось, обо всем докладывается ему. Мне говорили, что даже корзины для бумаг обыскиваются по утрам.
— Что французы ожидают услышать от нас? — спросила Клеона, опередив вопрос герцогини.
— Понятия не имею, — не глядя на нее, ответил герцог. — Я просто предупреждаю вас обеих. Все, что вы будете говорить и делать — я повторяю: все, что вы будете говорить и делать, — будет передаваться кем-то в этом доме или за его пределами в канцелярию министра полиции. Поэтому постарайтесь, бабушка, сдерживать свой язык. Каким бы добродушным Бонапарт ни казался гостям, он не терпит критики.
Клеона ожидала бури протеста, но герцогиня только засмеялась и положила руку на руку внука.
— Я рада, что ты меня предупредил. Я болтливая старуха и слишком склонна к откровенности. Что бы я ни думала, я постараюсь помалкивать, пока не вернусь на английскую землю.
Герцог снова поднес ее руку к своим губам.
— Я знал, что могу на вас положиться, бабушка. Я думаю, что каждый человек является послом своей страны. А Бонапарт — по крайней мере в данный момент — очень хочет показать Британии дружеское лицо.
— А что за ним? — спросила герцогиня. Внук пожал плечами.
— Я оставляю политику тем, кто находит в ней удовольствие. Меня больше интересует Пале-Рояль, где игра еще безумнее и азартнее, чем в Лондоне, а дамы в греческих нарядах выглядят столь фривольно, что, клянусь, даже вы, мадам, были бы шокированы, если бы имели возможность их лицезреть.
— Слава Богу, что мне не придется тратить свое время и деньги в Пале-Рояле. — При слове «деньги» голос герцогини стал резче.
Герцог засмеялся и повернулся к двери.
— Кстати, бабушка, завтра вечером вас обеих ждет великая честь. Первый консул и его жена приглашают вас отобедать с ними в интимной обстановке в Мальмезоне.
— Почему это такая уж честь? — спросила ее светлость.
— Потому что это их частный дом, куда допускают только самых близких и дорогих друзей. Иностранных гостей обычно принимают в замке Сен-Клу и, конечно, в Тюильри. Но если Бонапарт приглашает вас стать его гостьей в Мальмезоне, значит, вы представляете для него особую ценность.
— Я слышала о замке Мальмезон, — кивнула герцогиня. — Интересно будет посмотреть, что он собой представляет.
— Мне тоже было бы интересно, будь я приглашен, — откликнулся ее внук. — Но это приглашение распространяется только на вас и Клеону. Мне придется ждать ваших рассказов.
— А чем займешься ты?
— Вы еще спрашиваете, бабушка? — усмехнулся он, Он поклонился в дверях, игнорируя Кпеону, и вышел из комнаты. Девушка почувствовала себя так, словно герцог их бросил. Ей страшно захотелось побежать за ним и попросить еще что-нибудь рассказать, остаться хотя бы ненадолго. Но он уже ушел.
— Черт бы побрал этого мальчишку! — негромко воскликнула герцогиня. — Я хотела узнать больше о том, что происходит. Я приехала в Париж, чтобы быть с ним, но, похоже, Сильвестр решил отделаться от нас, отправив на помпезные приемы, пока сам будет распутничать.
Клеоне очень хотелось сказать, что не стоило и ожидать другого. Но она и сама надеялась, что герцог побудет с ними. По крайней мере до тех пор, пока они не освоятся в этом новом странном месте.
Однако ей не стоило беспокоиться, что они останутся в одиночестве. Как только дамы умылись и переоделись, появились Фредди и граф, а уже через четверть часа начали заезжать гости, оставляя свои визитные карточки. До самого вечера они развлекались, осматривая достопримечательности, и от обилия впечатлений у Клеоны закружилась голова. Это был калейдоскоп красок, экстравагантности и красоты, но ее не покидало странное чувство пустоты, потому что с ними не было герцога.
Одна картина навсегда врезалась в память девушки. Они возвращались из Лувра, когда услышали звуки оркестра. Граф, который их сопровождал, повернул лошадей на площадь Конкорд и, проложив дорогу сквозь толпу, остановил карету с самого края. Они увидели большой парад. Стоявшие шеренгами солдаты явно чего-то ждали.
И вот верхом на лошади, которая принадлежала покойному королю Франции, появился Наполеон Бонапарт, окруженный дюжиной генералов и адъютантов в великолепных красочных мундирах с блестящими и звякающими украшениями. Крайняя простота мундира первого консула на фоне блистательной свиты только усиливала эффект, который произвело его появление. В черной треуголке и простом голубом мундире он напомнил Клеоне английского морского капитана. Бонапарт проехал вдоль строя, всматриваясь в солдат испытующим взглядом. Казалось, он интересуется каждым персонально. Почему-то этот человечек с желтоватым лицом заставил девушку вспомнить о Цезаре. Даже на герцогиню он произвел впечатление.
Клеона украдкой взглянула на графа. Он смотрел на Бонапарта и не заметил ее взгляда. Что-то в его лице озадачило девушку. Только позже она поняла, что в его глазах было искреннее неприкрытое восхищение.
Вечером того же дня их с герцогиней принимали в Тюильри. В коридорах и аванзалах выстроились сотни лакеев в зеленых с золотом ливреях, блюстители порядка с ног до головы в позолоте, и пажи, чьи золотые цепи и медальоны ослепляли своим блеском. Формы генералов и адъютантов затмевали наряды даже самых представительных гостей. Первый консул и его жена не присутствовали, но гостей принимали члены семьи Бонапарта и министр иностранных дел.
Герцогиня нашла в толпе несколько старых друзей. Однако она скоро устала, ибо не успела отдохнуть после путешествия, и, к разочарованию Клеоны, они рано вернулись в свой особняк.
— Никогда не думала, что увижу что-нибудь столь грандиозное и восхитительное, — сказала девушка, садясь рядом с герцогиней в карету.
Ее светлость фыркнула.
— Ты бы лучше посмотрела на их толстые шеи и плоские ступни. В них столько же благородства, сколько в скотине.
— О, мадам, вы предубеждены! Я слышала, как ваша подруга, мисс Берри, которая помнит Версаль в прежние времена, говорит, что Тюильри еще великолепнее.
— Мисс Берри — старая дева и готова боготворить любого мужчину, который оказался на пьедестале, — заявила герцогиня. — Когда я думаю о тех несчастных истинно голубой крови, погибших на гильотине, я вижу не золото на шеях и мундирах выскочек и узурпаторов, а тени аристократов, на костях которых возвысилась новая знать.
— Мадам, вы не должны так говорить, — взмолилась Клеона. — Помните, о чем предупреждал вас герцог?
— Надеюсь, здесь, в карете, меня никто не слышит, — возразила ее светлость.
— Сегодня вечером я видела мсье Фуше. Фредди показал мне его.
— В самом деле? Не представляю, чтобы король Англии или даже принц Уэльский включили полицейского в список своих гостей.
— Он такой невысокий, — продолжала Клеона, — с бледным, немного плоским лицом и хитрыми серыми глазками. И одет нелепо: в голубой бархатный мундир и гусарские сапоги. Вообще этот Фуше очень похож на хорька, но почему-то он не показался мне таким страшным, как я ожидала.
— Полицейский на званом вечере! — фыркнула ее светлость. — Куда катится мир?
Экипаж остановился около их особняка, и герцогиня величественно взошла по лестнице. 'Клеона задержалась, чтобы поблагодарить кучера, а потом и лакея, который придержал перед ней дверь.
Наверху, в своей спальне, как только служанка ушла, девушка закрыла глаза, желая обдумать все, что случилось за день. Но ее мысли невольно возвращались к герцогу. Клеона вспоминала, как старательно он избегал ее взгляда. А потом снова проснулось воспоминание о его губах. Засыпая, она представляла, что герцог держит ее в объятиях…
Утром начали прибывать цветы, приглашения и гости. Герцогиня отказалась выйти и велела всем держаться подальше от ее спальни, но Клеона не могла противиться искушению, поэтому быстро оделась и спустилась вниз.
Граф собирался везти их обеих кататься в Булонский лес, но, поскольку герцогиня сказала, что слишком устала, Клеона присоединилась к группе англичан, которые направлялись в Лувр.
Все утро она восторгалась трофеями из дворцов эпохи Ренессанса и средневековых монастырей. Затем ее повезли в магазины, где девушка ухитрилась воздержаться от трат, хотя все казалось ей еще соблазнительнее того, что она видела на Бонд-стрит.
В полдень они с герцогиней съездили на ленч, затем побывали на двух приемах и, наконец, после очень короткого отдыха, переоделись в вечерние платья и были готовы отправиться в Мальмезон.
— Кто будет нас сопровождать? — спросила герцогиня у Фредди, который появился неожиданно и еще не успел переодеться.
— Понятия не имею, мадам. Но Сильвестр внизу. Осмелюсь предположить, что он знает.
— Сильвестр здесь?
Старое усталое лицо герцогини засветилось от удовольствия, и, когда через минуту герцог вошел в комнату, она протянула к нему обе руки.
— Скверный мальчишка! — воскликнула она. — Я не видела тебя бог знает сколько времени. Где ты пропадал, негодник?
— В дюжине мест, бабушка, — ответил герцог, целуя ей руку. — Я рад, что вы по мне скучали.
— Почему ты не можешь поехать с нами? — спросила ее светлость.
— Меня не приглашали, и я думаю, неспроста! Граф устраивает особый прием в ресторане или в клубе под чудным названием «Последняя собака». Бог знает, что нас там ждет, хотя у меня есть кое-какие соображения.
— Игра и женщины, — тихо вздохнула герцогиня. — Это никогда тебе не надоест?
— Никогда, — ответил герцог. — Не ждите, что я так быстро состарюсь, бабушка. Хотя этот день, несомненно, придет, как он приходит ко всем.
— Но ты можешь… — начала ее светлость и тут же остановилась. — Если тебя не беспокоит наше благополучие, то меня беспокоит! Кто сопровождает нас сегодня вечером?
— Вашими кавалерами будут два джентльмена, — ответил герцог. — Маркиз де Берси и генерал Сандо. Генерал довольно молод и, я полагаю, очарователен. Клеона получит удовольствие от его общества. — Он говорил твердо, по-прежнему не глядя на нее.
— Надеюсь, мы сделаем тебе честь, — заявила герцогиня. — Все эти усилия, мой дорогой Сильвестр, в твоих интересах. Думаю, мы тебя не опозорим.
И тогда герцог взглянул на Клеону так, словно впервые увидел. Казалось, он разглядывает каждую деталь ее платья. Сшитое из белого газа, оно было усыпано крошечными алмазными цветами и схвачено под грудью голубыми лентами, облегая фигуру. Ленты ниспадали до края подола, из-под которого чуть выглядывали голубые туфли. Волосы Клеоны были уложены в высокую прическу, и, так как у девушки не было драгоценностей, герцогиня одолжила ей два гребня. Каждый был украшен бриллиантовой звездой, которая сверкала и переливалась в ее волосах.
Видя, что взгляд герцога поднялся к этим звездам, Клеона смутилась и быстро сказала:
— Ее светлость одолжила мне эти гребни. Они были частью гарнитура, в который входило ожерелье вашей матери.
Герцог протянул руку, словно хотел их коснуться, но тут же уронил ее.
— Звезды в ваших волосах, — тихо проговорил он. — Я всегда видел звезды в ваших глазах.
Это было сказано настолько тихо, что Клеона даже засомневалась, правильно ли она расслышала. Затем герцог отвернулся и громко сказал:
— Идем, Фредди, мы не должны заставлять графа ждать. Сегодня вечером нас ждет столько красоты и разврата, сколько свет не видывал со времен Нерона.
— Господи! — воскликнул Фредди. — Если это будет такого рода ночка, мне лучше взять назад свое обещание покатать Клеону по набережной Сены завтра утром.
— Да, было бы невероятно, если бы ты его сдержал, — легко согласился герцог.
Дойдя до двери, его светлость поклонился.
— Доброй ночи, леди, — насмешливо произнес он. — Вам, респектабельным, и нам, порочным. Аи revoir et bonne nuit35
Слыша, как он смеется, проходя через холл, Клеона на минуту почувствовала, что к ней возвращается прежняя ненависть, а потом вдруг поняла, что не испытывает гнева. Что бы герцог ни сказал, что бы он ни сделал, это больше не могло привести ее в ярость. Зато могло больно задеть…
Они выехали в Мальмезон, весело болтая со своими двумя спутниками. Маркиз, представитель старого режима, казался изнеженным и скучноватым. Генерал был молод, энергичен, полон энтузиазма и не мог не нравиться. Он безмерно восхищался Наполеоном, но не устоял и перед очарованием Жозефины Богарне. Он говорил о том, как она любит Мальмезон, рассказывал, что она сама выбрала для себя этот дом, и, когда Бонапарт уезжал воевать, она оставалась в этом маленьком замке, гуляла в парке, кормила своих необычных животных и ухаживала за цветами.
— В этом одна из причин, мадам, — сказал генерал ее светлости, — почему мадам Бонапарт так хочет встретиться с вами. Она слышала, что ваши сады — одни из лучших в Англии, а цветники в Мальмезоне уже привлекли внимание ботаников всего мира. — Понизив голос, он добавил: — Только что построенная оранжерея стоила девять тысяч восемьсот франков.
— Боже милостивый! — воскликнула герцогиня. — Я действительно слышала о садах Мальмезона. Насколько я помню, только в прошлом году принц Уэльский вернул мадам Бонапарт некоторые растения, захваченные нашими британскими военными кораблями.
— Это верно, — подтвердил генерал. — Щедрый жест его королевского высочества произвел огромное впечатление на всех нас.
Замок оказался меньше, чем ожидала Клеона. Гостиные были обставлены с изысканным вкусом; каждая картина, каждый предмет мебели был еще красивее предыдущего.
Их провели через анфиладу комнат в салон, где спиной к камину стоял первый консул, а рядом с ним — его жена. Первым впечатлением Клеоны было то, что Бонапарт еще меньше ростом, чем она думала. Вторым — что Жозефина, хоть и не красавица, одна из самых очаровательных женщин, которых она видела в своей жизни.
После завершения представления все уселись, кроме Бонапарта, который, продолжая говорить, расхаживал взад и вперед по комнате. Он казался немного беспокойным, и, хотя девушка с трудом верила, что это возможно, у нее возникло чувство, будто он побаивается герцогиню.
Мадам Бонапарт, напротив, разговаривала легко и непринужденно, сопровождая свои слова неописуемо изящными жестами. Даже за трапезой разговор продолжался без тех тягостных пауз, которые довольно часто случаются на званых обедах.
Столовая была маленькая, стол узкий, поэтому было удобно беседовать не только с соседями справа и слева, но и с сидящими напротив. Еда оказалась невероятно вкусной. Клеона прислушивалась главным образом к тому, что говорила мадам Бонапарт, ибо ее речи пленяли всех своим очарованием.
Когда обед закончился и мадам Бонапарт встала, чтобы выйти из столовой, слуга объявил, что майор Дюан хочет поговорить с первым консулом по очень важному делу.
— Дела! Дела! — сердито заметила Жозефина. — Почему от них нигде нет покоя? О, как бы я хотела быть женой обычного человека, жить в деревне и принимать друзей без этого бесконечного вторжения внешнего мира!
— Он меня надолго не задержит, моя дорогая, — сказал Наполеон. — Я присоединюсь к вам через несколько минут.
— Я прослежу, чтобы вы выполнили свое обещание, — ответила Жозефина и повела герцогиню и Клеону к салону.
По французскому обычаю джентльмены последовали за ними. Герцогиня сказала, что хочет увидеть спальню мадам Бонапарт. Генерал и маркиз куда-то исчезли, поэтому Клео-на направилась в салон одна.
Там она постояла, глядя на усыпанные бриллиантами табакерки, выставленные на одном столе, потом вышла через открытое французское окно в сад. Легкий ветерок едва шевелил листья на деревьях, принося с собой аромат цветов. Девушка пошла по мягкой траве, останавливаясь, чтобы полюбоваться яркой красотой симметричных клумб, которые окаймляли дом. Она наклонилась, чтобы получше разглядеть желтую азалию, когда услышала голос Наполеона откуда-то сверху над ее головой.