— Оставьте меня в покое, бабушка, — сердито говорил герцог. — Я в состоянии разобраться со своими собственными делами.
   — Твой поверенный утверждает, что ты задолжал двести тысяч фунтов. Если ты думаешь продать землю, чтобы оплатить свои долги, то напрасно. Линкские поместья — это надежда, священная надежда для твоих детей и внуков. Эти земли неприкосновенны. Как я тебе уже сказала, есть только одно решение.
   — Бог мой, бабушка! Вы действительно думаете, что я стану терпеть какую-то конопатую деревенщину ради ее приданого? — яростно выкрикнул герцог.
   Герцогиня хотела что-то ответить, но, слегка повернув голову, увидела Клеону. Воцарилось неловкое молчание. Несколько смущенная, девушка медленно направилась к камину. Герцог круто повернулся и вышел в другую дверь, захлопнув ее за собой.
   «Он невыносим», — подумала Клеона, и в первый раз ей пришло в голову, что она могла бы получить удовольствие, играя роль Леони: это позволяло ей заодно преподать беспутному, дурно себя ведущему молодому человеку тот жестокий урок, которого он заслуживал.

Глава 3

   Клеона спала крепко и, проснувшись, сначала не поняла, где находится. А потом с надеждой подумала, что Леони в безопасности и благополучно подъезжает к Холихеду.
   Было очень приятно лежать между прохладными простынями, которые благоухали лавандой, и не чувствовать покачивания кареты. Вспоминая свое прибытие на Баркли-сквер, Клеона удивилась, почему она не слишком испугалась. Если бы неделю назад ей сказали, что ее представят четырем джентльменам, которые плохо держатся на ногах, а она не испытает робости, девушка не поверила бы. Даже вдовствующая герцогиня внушила ей куда меньше страха, чем ожидала Клеона. Но теперь она поняла, что в глубине души все время боялась, что раскроется ее самозванство, и этот страх был сильнее всего остального.
   Итак, первое испытание Клеона выдержала. В конце концов, как и твердила ей Леони, не было даже мизерного шанса, что кто-нибудь из тех, кто бывал в Мандевилл-холле в Йоркшире, окажется на Баркли-сквер.
   Девушка прижалась щекой к подушке и с радостным возбуждением подумала о том, что сегодня увидит Лондон. А ведь еще недавно казалось совершенно невероятным, что она когда-нибудь сможет поехать на юг, да еще и оказаться среди такой роскоши. Под чужим именем, правда, но все-таки у нее есть шанс хотя бы две или три недели наслаждаться этой новой для нее жизнью, пока ее не разоблачат или не станет известно о замужестве Леони.
   Как именно ее разоблачат, Клеона представляла себе, к счастью, смутно. Возможно, Леони напишет вдовствующей герцогине, или же известие достигнет сэра Эдварда, он сам приедет в Лондон и увидит, кто занял место его дочери. При мысли о том, что сэр Эдвард в негодовании будет кричать на нее, как он кричит на своих наемных работников в поместье, а временами и на собственную дочь, девушке чуть не стало дурно. Но, верная своему обычному оптимизму и беспечности, Клеона решила, что об этом пока рано беспокоиться. Возможно, ей удастся сбежать и дилижансом вернуться в Йоркшир, как только она узнает, что свадьба Леони состоялась. Это избавило бы ее от объяснений и обвинений. Но что бы ни случилось потом, сейчас она может наслаждаться.
   Значит, нельзя терять времени; нужно использовать каждую драгоценную минуту, отведенную ей. Клеона села в кровати. Она как раз спрашивала себя, не позвонить ли в колокольчик, чтобы вызвать прислугу, когда в дверь осторожно постучали и служанка в домашнем чепце внесла завтрак на серебряном подносе. Сделав в дверях почтительный книксен, она подошла к кровати.
   — Ее светлость передает поклон, мисс, и спрашивает, не будете ли вы готовы через тридцать минут, чтобы не заставлять лошадей ждать?
   — Через тридцать минут! — удивленно воскликнула Клеона. — А который теперь час?
   — Почти десять, мисс.
   Чувствуя себя виноватой, девушка быстро проглотила завтрак, торопливо умылась и оделась. Она выбрала одно из самых красивых платьев Леони и, выходя из спальни, думала, что никогда не выглядела элегантнее, чем в этом нарядном капоре и шелковых юбках, которые шелестели, пока Клеона спускалась по парадной лестнице.
   Она нашла вдовствующую герцогиню в утренней гостиной. Старая леди была великолепна в зеленых страусовых перьях, атласном платье, отделанном бархатными лентами того же изумрудного цвета, и с каскадом изумрудов на морщинистой шее.
   — Если это и носят в Йоркшире, то для Лондона твой наряд совершенно не годится, — язвительно изрекла ее светлость.
   — Возможно, мы немного отстали от моды, — признала Клеона.
   — Никаких «возможно»! — отрезала герцогиня. — Твои платья, дитя, ужасны! Мы должны немедленно отправиться к мадам Бертен и молиться, чтобы никого не встретить по дороге, пока ты не будешь одета как положено. Не понимаю, о чем думал твой отец?
   Клеона тихонько хихикнула, вспомнив, сколько Леони тратила на свои наряды в лучших магазинах Йоркшира! Интересно, что сказала бы герцогиня, появись Клеона в ее доме в одном из своих собственных платьев?
   — Смейся, смейся, — мрачно отозвалась герцогиня, — но уверяю тебя, дитя, это не шутка. Даже хорошенькое личико требует красивого обрамления.
   Им подали карету, запряженную парой великолепных жеребцов. Клеона разглядывала их с восхищением. Но не меньшее восхищение вызывали у нее и другие лошади, которые попадались им на пути к Бонд-стрит. Эти лошади везли высокие фаэтоны, в которых ехали денди в цилиндрах, лихо сдвинутых набок, кареты и двуколки, в которых сидели элегантные дамы с зонтиками, чтобы защищать от солнца их белую кожу. Мимо проезжали джентльмены верхом на таких скакунах, что Клеона отдала бы все на свете, чтобы хоть денек покататься на такой лошади.
   Бабушка Леони рассуждала о туалетах, о том, какие платья требуются для дневного времени, для балов, для вечеров в Воксхолле, для приемов, музыкальных вечеров и просто поездок по Роттен-роу5. Герцогиня все говорила и говорила, пока девушке вдруг не пришла в голову обеспокоившая ее мысль и она не спросила неожиданно резко:
   — Кто заплатит за все это, мадам?
   — Твой отец, конечно, — ответила вдова, — он достаточно богат. И вряд ли он пожалеет каких-то нескольких фунтов, чтобы его единственная дочь выглядела достойно своего положения в обществе.
   У Клеоны душа ушла в пятки. Что, если — а это вполне вероятно — сэр Эдвард откажется платить за платья, заказанные герцогиней! Что тогда? Речь шла уже не о спасении ее подруги. Теперь ее притворство могло нанести непоправимый финансовый — если никакой другой — ущерб ее отцу. Стараясь не впадать в панику, девушка сжала пальцы и напряженно проговорила:
   — Видите ли, мадам, мой отец был в отъезде, когда пришло ваше письмо. Он даже не знает, что я здесь. Поэтому я не хотела бы тратить большие суммы без его разрешения.
   — Вздор! — отрезала герцогиня. — Твой отец всегда был чудовищем, но я не верю, что ему понравилось бы, если бы его единственный ребенок опозорил его.
   — Наверное, мне следовало спросить отца, прежде чем ехать на юг, — медленно проговорила Клеона, пытаясь придумать выход. — Но письмо вашей светлости было таким настойчивым, и мне казалось, нет никакой особой причины ждать его возвращения. Но я бы не хотела вовлекать отца в большие расходы.
   — Неприятный тип! Я всегда это знала, — резко ответила ее светлость. — Неприятный и совершенно непредсказуемый!
   — Он… он может отказаться платить, — пролепетала девушка.
   Герцогиня фыркнула.
   — Меня бы это не удивило! Но тебе нужна одежда, и ты будешь ее иметь! Боже мой, дитя! Ты ведь не думаешь, что какой-нибудь мужчина посмотрит на тебя такую, какая ты есть сейчас?
   Клеона взглянула на свое шелковое платье и удивилась: а почему, собственно, нет? Немало мужчин смотрели на Леони в Йоркшире, хотя большинство из них не нравились сэру Эдварду, и дальше знакомства дело не шло. Но им-то было не важно, что платье Леони не dernier cri6
   — Предоставь сэра Эдварда мне, — надменно заявила герцогиня. — Я с ним договорюсь. Кроме того, когда он прибудет в Лондон, ты уже, возможно… — Она внезапно замолчала, явно сдерживая слова, готовые сорваться с ее губ. Но Клеона догадалась, что имела в виду старая леди, и снова задрожала от страха. Что скажет герцогиня, когда обнаружит, что тратила свои силы на кого-то столь недостойного? Однако в магазине мадам Бертен от ее страхов не осталось и следа. Клеона, которая никогда не интересовалась одеждой, поймала себя на том, что очарована прекрасными тканями, большая часть которых только что прибыла из Франции. Тут был лионский бархат всех цветов, ленты, кружева, газ, тафта и атлас, вышивки, сделанные, должно быть, пальцами фей, и капоры, столь восхитительные, что Клеона даже забыла, что всегда предпочитала ходить с непокрытой головой. Вдовствующая герцогиня заказала дюжину разных туалетов, и Клеона, уже выразив свой протест, почувствовала, что ей больше нечего сказать.
   — А теперь, мадам Бертен, — приказала старая леди, — найдите моей внучке что-нибудь, в чем она сможет ходить, пока не будут готовы платья для нее. Клянусь, мне стыдно показаться с ней, пока она в таком виде.
   — Ваша светлость несправедливы, — промурлыкала мадам Бертен на своем ломаном английском. — Мадемуазель юна, привлекательна. Платья для нее не так важны, как для тех, кто уже миновал весну жизни.
   — Одежда всегда важна! — отрезала бабушка Леони.
   Мадам Бертен повела Клеону в маленькую комнату в глубине магазина. Там ее одели в одно из платьев нового фасона, который был последним криком моды в Париже: высокая талия, поднимающая грудь, и узкая прямая юбка до самого пола. Каким-то непостижимым образом это платье лучше подчеркивало фигуру, чем сшитое в талию.
   — Eh bien!7 Этот фасон будто специально создан для вас, мадемуазель, — заметила мадам Бертен. — Было бдл преступлением скрывать такую фигуру под тяжелыми нижними юбками и жесткой тафтой.
   Клеона взглянула на себя в зеркало и онемела от изумления. До сих пор она и понятия не имела, что у нее грудь такой прекрасной формы, а тело, чуть виднеющееся сквозь тонкую ткань платья, так изящно и так пропорционально.
   Принесли и капор, который не имел ничего общего с тем, в котором Клеона приехала в магазин. Этот был спереди больше фута высотой, с почти заметной тульей и украшен крошечными страусовыми перьями переливчато-синего цвета.
   — C'est exquisite! — воскликнула мадам Бертен. — Mais regardez!8 У мадемуазель красивая кожа, я вижу это по ее шее и рукам, но кисти и лицо — quelle horreur!9 — на ее очаровательном носике есть даже веснушки!
   — Моя внучка живет в Йоркшире, — сквозь зубы процедила герцогиня, словно это был некий ад, где место только безумцам.
   — Тогда понятно, — откликнулась мадам Бертен. — Я отправлю вас к моей подруге, миссис Рашель. У нее есть лосьоны, которыми должна пользоваться мадемуазель, а пока я наложу чуть-чуть румян и помады. Чтобы носить мои платья, ваша светлость, это просто необходимо.
   — Я это прекрасно знаю, — кивнула герцогиня. — Но моя внучка прибыла в Лондон только минувшей ночью. Я привезла ее сюда, как только она встала. Можете себе представить, о скольких вещах нам придется еще позаботиться. Через два часа Клеона ощутила необъяснимую усталость. В Йоркшире она немало ездила верхом, к тому же у нее было немало дел по дому, но она никогда не уставала. Духота в магазине мадам Бертен и бесконечное стояние, пека на ней подгоняли одежду, оказались на редкость утомительными. Девушка была благодарна, когда герцогиня сказала:
   — Пока достаточно. Мы вернемся после полудня, мадам, но сначала мы должны купить обувь, перчатки, зонтик и еще множество вещей.
   — Merci beaucoup!10 Я глубоко признательна за покровительство вашей светлости, — ответила мадам Бертен, провожая их до двери.
   Лошади, должно быть, измучились, ожидая их, подумала Клеона. Кучер с трудом справлялся с ними, пока они преодолевали короткое расстояние до Баркли-сквер.
   Девушка сидела рядом с вдовой, разглядывая свое новое платье и по-прежнему терзаясь вопросом, кто за это заплатит. Клеона услышала, как мадам Берген назвала некоторые цены, и ее душа ушла прямо в новые атласные туфли. Но теперь было поздно что-либо предпринимать. Оставалось лишь продолжать маскарад! На мгновение мелькнула безумная мысль сознаться во всем бабушке Леони и отдаться на ее милость. Но девушка тут же поняла, что еще есть время перехватить Леони и Патрика до того, как они сядут на корабль. Они едут медленно, почтовыми дилижансами, и быстрые лошади герцогини легко догонят их прежде, чем они доберутся до Холихеда.
   Нет, она ничего не может сделать. Клеона неслышно вздохнула.
   — Мы опоздали, — сказала герцогиня величественному дворецкому, когда они вошли в дом на Баркли-сквер. — Ленч готов?
   — Да, ваша светлость, — ответил дворецкий. — Его светлость в библиотеке.
   — Его светлость? — воскликнула герцогиня. Ее удивление не вызывало сомнений.
   — Его светлость всего несколько минут назад вернулся из парка.
   Старая леди быстро направилась в библиотеку. Лакей открыл дверь, и Клеона увидела герцога. Он стоял у окна и смотрел в садик с фонтаном, окруженный стеной.
   — Вот так сюрприз, Сильвестр! Мы благодарны, что ты подождал нас.
   Герцог повернулся с улыбкой, которая оказалась неожиданно обаятельной.
   — Доброе утро, бабушка, — произнес он, поднеся ее руку к губам. — Ужасно не люблю вас обманывать: я думал, что вы обе уже поели!
   — Тогда ты будешь разочарован, — усмехнулась герцогиня. — Мы с Клеоной провели утомительное утро и поедим вместе с тобой.
   Его светлость повернулся к девушке, внимательно разглядывая преображенную внешность.
   — Могу я сказать, что очень рад вашему обществу? — снова обратился он к герцогине, — И если я скажу, вы мне поверите?
   — За свою долгую жизнь я научилась принимать то, что говорят мне люди, за чистую монету. Это избавляет от пустых размышлений и лишнего беспокойства.
   Герцог откинул голову и засмеялся.
   — Бабушка, вы непобедимы! Но для пикировок еще слишком рано. Я проехал верхом до Патни и обратно и голоден как волк. Моя новая лошадь пугается всего, даже собственной тени.
   Клеона взглянула на него, отметив про себя, что он выглядит удивительно хорошо для человека, который накануне много выпил. «Должно быть, у него железный организм», — подумала девушка.
   Ее светлость повела всех в столовую. Герцог уселся во главе стола, бабушка — по правую руку от него, Клеона — по левую. Девушка постаралась не выдать своего удивления, но ее поразило все: великолепие золотой и серебряной посуды, изобилие редких орхидей, полированный стол без скатерти. Никогда прежде она не видела такой сервировки. Вино наливалось в хрустальные кубки, на серебряных тарелках, с которых они ели, красовался герб герцога, а севрский фарфор, на котором подавали еду, был так красив, что Клеона недоумевала, почему он не стоит в застекленном шкафчике.
   Герцогиня посмотрела на нее через стол и сказала резко:
   — Ешь. дитя, ты, должно быть, умираешь с голоду! — Солнце, светившее в окно столовой, позолотило волосы Клеоны. Герцогиня задумчиво прищурилась. — Не пойму, кого ты мне напоминаешь, ты совсем не похожа на свою мать. У нее волосы никогда не были такого цвета.
   — Возможно, я пошла в кого-то из дальних предков, — произнесла Клеона, стараясь не выдать свой страх.
   — На вашем родословном древе их, несомненно, хватает, — кисло вставил герцог. — Бывало, меня заставляли учить имена и подвиги моих наиболее знаменитых предков в качестве наказания. С тех пор я их всех ненавижу,
   — То же самое твои внуки, несомненно, скажут о тебе, — резко откликнулась старая леди.
   — Если они у меня когда-нибудь будут, — проронил герцог, взглянув на нее исподлобья.
   Глаза вдовы яростно сверкнули. Она явно собиралась что-то сказать, но передумала. Герцог нарочно ее дразнит, поняла Клеона. Она хотела бы сменить тему, но что она могла сказать молодому человеку, который еще накануне в пьяном виде грубо насмехался над ней. Девушка снова поразилась, как хорошо он выглядит. Клеона всегда считала, что после ночного пьянства лица мужчин бывают бледными и отекшими. Эти размышления помогли ей вспомнить кое-что из событий минувшей ночи, и чтобы ослабить напряжение между бабушкой и внуком, она быстро проговорила:
   — Вы знаете, мадам, что в вашем доме обитают привидения?
   — Привидения?
   Если Клеона хотела отвлечь внимание от назревающей ссоры, то ей это, несомненно, удалось. И герцог, и герцогиня с удивлением повернулись к ней.
   — Да, да, — подтвердила девушка. — Вчера ночью, когда я отправилась в свою спальню, она была полна дыма. Экономка объяснила, что, должно быть, скворцы свили гнездо в дымоходе. Она обещала послать с утра за трубочистом, но я так задыхалась, что она предложила мне переночевать в комнате напротив.
   — Почему мне не сказали? — перебила герцогиня. — Это безобразие со стороны миссис Матьюс — заранее не проследить за тем, чтобы камины были вычищены.
   — Не важно, бабушка, давайте послушаем о привидении, — вмешался герцог.
   — Ну, я очень устала, — продолжала Клеона, — и, как только служанка убрала из кровати горячие кирпичи, я легла и уже начала засыпать, возможно, я даже проспала несколько минут, потому что мне показалось, потом что-то разбудило меня. Я открыла глаза и увидела силуэт на фоне окна.
   — Силуэт на фоне окна! — воскликнул герцог. — Но это невозможно, если только его не освещал огонь в камине.
   — Нет, — возразила Клеона, — огонь был очень слабый. В комнате было жарко, и, прежде чем лечь, я отдернула занавески. Снаружи светила луна, небо было светлым, и на его фоне я вполне отчетливо видела чьи-то очертания…
   — Это был мужчина или женщина? — спросил герцог.
   — Я не знаю. Это был просто темный силуэт, а затем призрак — если это был призрак — пересек комнату и исчез — да, исчез — в стене напротив. Там нет никакой двери: я посмотрела сегодня утром!
   Рассказывая свою историю, она остановилась, чтобы перевести дух, а когда закончила, раздался грохот, заставивший ее вздрогнуть. Один из лакеев уронил стопку тарелок, и они разбились на мелкие осколки.
   Герцогиня даже не взглянула в ту сторону.
   — То, что ты рассказала, несомненно, очень странно, дитя, — молвила она. — Но я никогда не слышала, чтобы в этом доме водились призраки. Будь это Линк, дело другое. Там, как всем известно, есть несколько привидений, но, слава Богу, все они безобидны!
   — Я тоже никогда не слышал о привидениях в этом доме, — медленно подтвердил герцог. — Должно быть, Клеоне приснился ее силуэт.
   — Возможно, конечно, — согласилась девушка, — но в то же время я видела все очень живо. Я не испугалась — я была слишком сонной, — но нынче утром, когда я об этом вспомнила и обнаружила, что в той стене нет никакой двери, а только белые панели, я решила, что ошиблась.
   — Думаю, так оно и есть, — лаконично изрек герцог. Когда они закончили ленч и герцогиня встала, чтобы покинуть столовую, девушка услышала, как герцог обратился к дворецкому:
   — Я бы хотел поговорить с лакеем, который уронил поднос. Как его зовут?
   — Адам, ваша светлость. Он у нас недавно.
   — Я хочу с ним поговорить, — повторил герцог. — Пошлите его в библиотеку и велите подождать меня.
   — Хорошо, ваша светлость.
   Герцог проводил бабушку в Голубую гостиную, которая, как поняла Клеона, была местом обычного пребывания герцогини. В маленькой, залитой солнцем комнате стояла золотая клетка с попугаем. Он встретил их появление непристойным смехом.
   — Что за грубая птица, бабушка, — возмутился герцог. — Не понимаю, как вы ее терпите.
   — Я терплю довольно много грубых вещей, — заметила ее светлость.
   Внук обезоруживающе улыбнулся ей.
   — Touche11, — сказал он. — Вы так сердиты на меня?
   «Он может быть очаровательным, когда захочет», — подумала Клеона, наблюдая, как герцог склонился к руке старой леди.
   — Ты негодяй и плут, — ответила та, и по внезапной мягкости в ее голосе Клеона догадалась, что она любит своего непутевого приемного внука.
   — Я знаю, — кивнул герцог, — но вы должны со мной мириться. Вы всегда мирились. Не представляю, что со мной будет, если вы от меня отвернетесь.
   — Я не намерена от тебя отворачиваться. Я спасу тебя, как бы ты ни сопротивлялся.
   — Меня это немного пугает!
   — Тогда ради Бога… — начала было герцогиня, но запнулась, словно вдруг вспомнив, что Клеона находится в той же комнате. — Мы поговорим об этом в другой раз. Ты пообедаешь с нами сегодня? Это доставит нам обеим огромное удовольствие.
   Его светлость на минуту заколебался.
   — Да, бабушка, я пообедаю с вами. Но после обеда, как вы понимаете, я вас оставлю.
   — Завтра вечером я собираюсь ввести Клеону в свет, — сказала герцогиня. — В Девоншир-Хаус состоится бал, на который я приглашена, и я уже написала герцогине, чтобы спросить, могу ли я привезти свою внучку. Полагаю, ты не захочешь сопровождать нас туда?
   — Нет, бабушка, боюсь, что нет. Возможно, я загляну туда ненадолго, но это все, что я готов переварить. Не ждите от меня большего, бабушка.
   — Мы обсудим это завтра, — с некоторой поспешностью ответила она. — Пока довольно того, что нынче вечером ты обедаешь с нами.
   — Я очень самоотверженный, не так ли? — спросил герцог. Внезапно он повернулся к Клеоне и добавил насмешливо: — Вы не думаете, что я хорошо веду себя с моей бабушкой и, конечно, с вами?
   У Клеоны кровь прилила к щекам. Девушка понимала, что герцог ее дразнит. Но прежде чем она успела ответить, дверь открылась, и на пороге возник дворецкий.
   — Прошу прощения, ваша светлость.
   — Ну, в чем дело? — нетерпеливо спросил молодой человек.
   — Этот лакей, ваша светлость! Он сбежал, ваша светлость! Должно быть, испугался того, что натворил!
   — Он сбежал, — медленно повторил герцог. Казалось, эти слова имеют для него какое-то значение.
   — Да, ваша светлость, — нервно подтвердил дворецкий, словно чувствовал себя виноватым. — Он был иностранец, ваша светлость, и не очень расторопный.
   — Ну а теперь он скрылся. — Голос герцога звучал равнодушно. — Это уже не важно. Но прежде чем вы наймете кого-нибудь на его место, обсудите этот вопрос со мной, будьте так добры.
   — Слушаюсь, ваша светлость.
   Дворецкий, без сомнения, удивился. Очевидно, раньше такого никогда не случалось. Герцогиня тоже казалась озадаченной, а потом в ее старых глазах вспыхнуло любопытство.
   — Интересуешься домашними делами, Сильвестр?
   — Вовсе нет. Эти вещи вызывают у меня скуку, — скривился герцог, — но мне сказали, что в этом районе было несколько ограблений. Я знаю, вас бы огорчило, бабушка, если бы фамильное серебро, которым так дорожили мои знаменитые предки, унесли прямо у нас из-под носа.
   Герцогиня в ужасе всплеснула руками.
   — Воры и грабители! — воскликнула она. — Да, действительно, ты прав, Сильвестр. Я должна найти новое место для своих драгоценностей. Моя служанка так бестолкова, вечно забывает спрятать на ночь то серьги, то брошь.
   — Всегда лучше принять все меры предосторожности, дабы не лишиться ничего ценного. — К герцогу вернулся его обычный насмешливый тон.
   Вдова протянула руку.
   — Сильвестр, не играй сегодня вечером, — взмолилась она. — Если это развлечет тебя, мы поедем в Оперу или на концерт, который устраивает леди Элизабет Фостер, — там будет много твоих друзей.
   Герцог улыбнулся, и Клеона решила, что он уступит ее просьбе. Но молодой человек с усмешкой отвернулся.
   — Не запрягайте меня, бабушка, я не приучен к удилам. Я пообедаю с вами дома, а затем поеду к Уайту или Уоттерсам. Вы же знаете, у меня пальцы будут чесаться, пока я не доберусь до карт! Аu revoir12 , Клеона… к вашим услугам, бабушка. — Он поклонился им обеим, уже стоя в дверях, и исчез.
   Ее светлость встала, глядя ему вслед. Клеоне показалось, что она внезапно лишилась гордости и силы духа и превратилась в усталую и озлобленную старуху, которая ведет безнадежную битву.
   — Почему он играет? — Вопрос был дерзкий, но девушка все-таки не удержалась и задала его.
   — Не знаю, — ответила вдова. — Раньше Сильвестр никогда таким не был. Ещё год назад он был спокойным и разумным. А потом сошелся с беспутной компанией. Это было после… да, после того, как ему не позволили вступить в армию.
   — Не позволили? Кто? — спросила Клеона.
   — Семья и опекуны. Сильвестр хотел идти сражаться с Наполеоном. Но как они могли его отпустить9 Единственный ребенок, наследник .всего состояния. Вот тогда он и пристрастился к азартным играм. Все было не так плохо, но в последние три месяца он стал ночь за ночью проигрывать колоссальные суммы. Разве поместье может это выдержать? Даже самое большое состояние в конце концов будет исчерпано. Столько людей говорят мне о его безрассудстве, но что я могу сделать, что я могу сделать? — Голос вдовы пресекся. Клеона инстинктивно обняла ее и подвела к креслу. Но, словно устыдившись своей слабости, герцогиня, чуть тряхнув головой, снова взяла себя в руки. — Я, вероятно, все выдумываю, — резко сказала она. — Мальчик может о себе позаботиться. Ему двадцать пять или двадцать шесть? Это просто такой период. Он пройдет, и Сильвестр увидит глупость своих привычек. По крайней мере сегодня вечером он обедает с нами, а не с той женщиной.