Картленд Барбара. Люцифер и ангел

   Увидев в ее глазах неподдельный ужас, герцог, не дожидаясь ответа, обнял девушку за талию и вывел в центр зала.
   Анита была гораздо ниже других дам, с которыми он танцевал, и, как он и ожидал, оказалась легкой как пушинка. К тому же он обнаружил у своей партнерши врожденное чувство ритма.
   Герцогу казалось, будто они не танцуют, а парят над полом. Он чувствовал, что девушка все еще дрожит от страха, вызванного в ней Джорджем Грэшемом.
   — Забудьте о случившемся, — спокойно сказал герцог. — Но пусть это послужит вам уроком: никогда не ходите в оранжерею с мужчиной, если только не хотите принять его ухаживания. Анита содрогнулась:
   — Он попросил меня… Мне не хотелось ему… отказывать. Когда я увидела, что в оранжерее больше никого нет, я поняла, что… поступила… неправильно.
   — Скорее несколько опрометчиво. Анита тихо вздохнула.
   — Если бы мама была здесь, она бы мне рассказала… об этом. Я, как видите… несведуща.
   — Как все мы, вы выучитесь путем проб и ошибок, — сказал герцог.
   — Я знаю, — тихо проговорила Анита, — но он… испугал меня.
   — Говорю вам, забудьте о нем.
   — Я была так счастлива, все было чудесно, ведь это мой первый бал, — пролепетала она, — но я не думала, что мужчины… такие.
   — Какие? — с любопытством спросил герцог.
   — Как преподобный Джошуа, который хотел… жениться на мне, хотя видел меня всего… два или три раза, или как… лорд Грэшем. Он хотел поцеловать меня, хотя мы… встретились впервые… только за ужином.
   Опустив взгляд, герцог увидел на ее нежном, как цветок, личике растерянное выражение и подумал, что может понять чувства преподобного Джошуа и Джорджа Грэшема.
   — Полагаю, моя мать лучше всех сможет рассказать вам об опасностях, подстерегающих красивых женщин, — беспечно проговорил герцог.
   Мгновение Анита молчала, затем спросила, тихо и недоверчиво:
   — Вы имеете в виду… Вы в самом деле считаете… что я… хорошенькая?
   Герцог не смог удержаться от улыбки.
   Он был совершенно уверен: ни один из присутствующих мужчин, которым Анита могла бы задать этот вопрос, не понял бы, что она вовсе не напрашивается на комплимент. Она действительно не представляла себе, что она не просто хорошенькая, а настоящая красавица.
   Но герцог знал: причина ее непосредственности в том, что она недооценивает свою внешность.
   Увидев ее сестру Сару, герцог понял, почему Анита так неблагосклонна к себе.
   Сара блистала яркой красотой Английской Розы, идеала художников всех стилей и направлений.
   Когда герцог узнал, кто эта девушка, он подумал, что ее золотые волосы, голубые глаза и бело-розовое личико привлекут внимание всех присутствующих мужчин и исполнят их восхищением.
   Анита была другой.
   Она походила на маленькую белую фиалку, прячущуюся в зеленой траве, или скорее на крошечную орхидею-звездочку, приколотую к ее платью.
   Такие орхидеи были большой редкостью, и герцог весьма гордился, что их удалось вырастить в оллертонской оранжерее.
   Однако гости, осматривавшие растения, восторгались пурпурной Каттлеей и алым Софронитисом, едва замечая любимый цветок герцога.
   Ответить на вопрос Аниты было просто, но герцог хотел, чтобы девушка ему поверила.
   — Я считаю вас очень привлекательной, — сказал он. — Надеюсь, вы понимаете, что это вовсе не комплимент. Мои слова соответствуют действительности.
   В глазах Аниты снова зажглись звезды. Герцог почувствовал, что она больше не дрожит.
   — Теперь я снова счастлива! — воскликнула она. — Обещаю, я больше не буду делать глупостей и не пойду в оранжерею, если только там не будет много народу.
   — Возможно, еще разумнее будет не ходить в церковь! — поддразнил ее герцог.
   — Сначала я выясню, женат ли викарий, — ответила Анита, и герцог засмеялся.
   Он заметил, что позже, пока он танцевал с другими гостьями, в том числе с леди Розмари и Элис Даун, Анита после каждого танца неизменно возвращалась к герцогине.
   У Аниты не было недостатка в партнерах, и не раз, когда она проплывала в танце мимо герцога, он слышал, как она оживленно беседует с кавалером.
   Иногда она смеялась звонким радостным смехом, искренним, как у ребенка.
   Поздно ночью, когда гости, приглашенные только на бал, наконец разъехались, герцог сказал матери:
   — Полагаю, тебе следует лечь, мама. Твои доктора наверняка не одобрят, что ты все еще не спишь.
   — Я наслаждалась каждым мгновением, — просто сказала герцогиня. — Но Анита уже сообщила мне, что завтра у меня все будет болеть, так что я послушаюсь тебя.
   Тут к герцогине подбежала Анита. За ней следовали два рослых лакея с креслом, в котором они поднимали герцогиню по лестнице с тех пор, как ее сковал ревматизм.
   Герцогиня с сомнением посмотрела на кресло.
   — Я в состоянии идти сама! — запротестовала она.
   — Не сегодня, — сказала Анита. — Пожалуйста, мэм, будьте благоразумны, иначе завтра мне целый день придется заваривать травы.
   Герцогиня засмеялась и сдалась.
   — Вы с Керном немилосердно меня третируете, — сказала она, — впрочем, полагаю, я ничего не могу с этим поделать.
   — Кроме как поскорее пожелать нам спокойной ночи, — ответила Анита. — Знаете, мэм, вы были несомненной, непревзойденной Королевой бала!
   — Верно, — согласился герцог. — Жаль, я не сказал этого первым.
   — Тебя обошли на финише, Оллертон! Это на тебя не похоже, — заметил один из гостей.
   — Должно быть, старею, — ответил герцог.
   — Это не так, — сказала Анита, — просто иногда соперник подкрадывается незаметно, когда вы меньше всего ожидаете.
   С этими словами Анита последовала за герцогиней, которую лакеи понесли в спальню. Герцог и стоявшие рядом с ним гости провожали девушку дружным смехом.
   — Это самое чудесное дитя, какое я встречал за свою жизнь! — заметил пожилой генерал.
   Герцог и сам мог бы сказать то же самое, но не успел он заговорить, как графиня Клайдширская набросилась на него со словами о том, какой великолепный был бал.
   Рядом с матерью стояла леди Миллисент. Герцог подумал, что она намеренно не смотрит в его сторону и даже не пытается произнести хоть слово одобрения.
   «Какая зануда!» — подумал герцог.
   Однако, глядя на леди Розмари Кастор и Элис Даун, он даже не мог себе представить, что одна из них будет сидеть напротив него за столом или сопровождать его в Букингемский дворец.
   «Возможно, при более близком знакомстве леди Миллисент будет вести себя иначе, — решил герцог. — Если же нет, то я не стану делать ей предложение».
   Едва эта мысль мелькнула у него в голове, как он понял, что это означает. Снова приемы, подобные этому; снова матери, подобные графине, станут пресмыкаться перед ним в предвкушении грядущего родства.
   Еще много дней придется потратить на увеселение людей, которых герцог считал занудами, вместо того чтобы развлекаться на скачках, играть в поло или общаться в кругу принца Уэльского.
   Герцог знал: если он женится, изменится все.
   — Как же мы можем устраивать прием без вас? — сказала ему леди де Грей всего лишь несколько недель назад. — Все красавицы стоят на цыпочках в надежде, что именно их заметит ваш блуждающий взгляд. Как бы дерзко вы себя ни вели, их мужья терпят вас, ибо знают: вы прекрасно осознаете собственную значимость и никогда не допустите скандала.
   Леди де Грей славилась своей откровенностью, и герцог не оскорбился. Как и сейчас, он просто подумал, что после его женитьбы все изменится.
   Конечно, иногда он будет отправляться в гости и сам принимать гостей без жены, но поскольку он соблюдает приличия, то подобных случаев будет немного и на публике ему придется чаще всего появляться вместе с супругой.
   В нем нарастала волна негодования. Он решил раз и навсегда, что не будет участвовать в этом фарсе, только чтобы доставить удовольствие королеве или кому бы то ни было еще.
   Но тут он снова представил себе красное, заплывшее лицо кузена и его вульгарную, кричаще одетую, увешанную драгоценностями жену, которая покачивалась при ходьбе от неумеренных возлияний.
   Как мог он позволить им жить в Оллертоне, принимать гостей в фамильном доме в Лондоне, унаследовать другие его владения?
   Собравшись с силами, герцог выдавил улыбку.
   — Надеюсь, — сказал он, обращаясь к леди Миллисент, — раз уж вы не слишком увлекаетесь верховой ездой, вы позволите мне пригласить вас на прогулку в коляске завтра днем? Неподалеку отсюда расположена беседка, построенная одним из моих предков. Ее стоит посмотреть.
   — О, какая чудесная мысль, дорогой герцог! — воскликнула графиня едва ли не прежде, чем герцог закончил говорить. — Конечно, Милли с удовольствием посмотрит беседку.
   — Ну что ж, тогда мы договорились, — сказал герцог, понимая, что леди Миллисент промолчит, полагая, будто ее мать сказала достаточно.
   — Теперь мы все должны отправиться спать, если собираемся завтра утром в церковь, — сказала графиня. — Я слышала, герцог, вы всегда читаете на службе чтения из Библии.
   — Только когда я в поместье.
   — Мы с нетерпением будем ждать возможности послушать вас, — льстиво проговорила графиня. — Уверена, вы читаете Библию так же, как делаете все остальное — то есть безупречно!
   Герцог наклонил голову в благодарность за комплимент и повернулся, чтобы пожелать спокойной ночи остальным гостям. Кое-кто уже начинал позевывать.
   — Восхитительный вечер! — говорили гости. Они направились в холл, где их ждали лакеи с горящими свечами в серебряных подсвечниках. По традиции Оллертона каждого гостя провожали наверх со свечой, хотя в спальнях было установлено новое газовое освещение.
   Герцог, поговорив с дворецким, поднялся к себе последним.
   — Вы, как обычно, отправитесь на верховую прогулку, ваша Светлость? — спросил дворецкий, когда герцог поставил ногу на нижнюю ступеньку.
   — Конечно, — ответил герцог, — но не в девять, а в половине девятого, поскольку завтра воскресенье.
   — Хорошо, ваша светлость.
   Поднимаясь по лестнице, герцог спросил себя, кто отправится вместе с ним, но подозревал, что никто не поднимется так рано.
   Затем у него появилась уверенность, что к Аните это не относится и его лошади будут более притягательны для нее, чем мягкая нега подушки.
   Мысль об Аните напомнила герцогу, что Джордж Грэшем не пожелал ему спокойной ночи и поднялся наверх раньше всех остальных.
   «Возможно, он стыдится своего поведения, — подумал герцог, — и это справедливо. Что бы он ни думал об Аните, он не имеет права так себя вести в Оллертоне».
   Он поймал себя на мысли, что впервые в жизни его тревожат нравы его друзей. Раньше подобного не случалось, даже когда иные из них, если судить беспристрастно, вели себя возмутительно.
   Все красавицы, с которыми он заводил пламенные, но мимолетные affaires de Coeur⁹, были страстными и неразборчивыми в средствах, как Элейн Бленкли. Именно по этой причине он никогда не воспринимал женщин по-другому.
   Мысли герцога текли чередой, пока он готовился ко сну. Когда ушел камердинер, герцог лег в постель и погасил свет. На память ему пришли времена, когда он был молод и мысли его были исполнены рыцарского благородства и, за неимением лучшего слова, благоговения.
   Он вспомнил, как пытался снискать благосклонность женщины, к которой испытывал чуть ли не религиозное почтение, и воображал себя рыцарем.
   Он хотел боготворить ее, ему казалось, она сияет, как святая, и чиста, как лилия.
   Но она желала его совсем по-иному — как всякая земная женщина. Ведь он был так красив и привлекателен!
   Естественно, он ответил ей. Однако в глубине души он чувствовал разочарование. А может, это просто было обычное крушение иллюзий?
   Герцог вспомнил, как благоговение сменилось физическим влечением.
   «Я стремился к невозможному», — горько подумал он.
   Как ни странно, он точно помнил свои чувства: всего лишь мысль о Полин — так звали ту женщину — вызывала в нем поистине небесное устремление. Он любил ее и хотел принести к ее ногам звезды с небес.
   Он любил ее и хотел стать чище, благороднее, лучше — быть достойным ее.
   Он хотел совершить великие подвиги, чтобы она гордилась им. Он бы с радостью погиб, защищая ее.
   «Я был просто идиотом!» — сказал себе герцог.
   Но он знал, что прежние идеалы все еще оставались с ним, под коростой опыта, изъеденные цинизмом, но, как ни странно, не погибшие.
   Внезапно герцогу пришло в голову, что, если бы он никогда не встретил Полин, его жизнь сложилась бы по-другому.
   Он засмеялся, ведь все это случилось так давно, и сказал себе, что слишком молод, чтобы тосковать о прошлом. Следовало подумать о будущем.
   А будущее свое, как бы он ни противился, он должен" соединить с леди Миллисент или другой такой же девушкой.
   — Черт побери, должен же быть выход! — громко сказал герцог в темноте.
   Ответа не было. Только зловещая тишина.

Глава 6

   Во время утренней службы в Оллертон-Парке, проходившей в маленькой церкви из серого камня, Анита заметила, что леди Миллисент молится с неожиданной страстью.
   Девушки сидели рядом, и Анита чувствовала исходящее от соседки напряжение.
   Анита всегда была чутка к переживаниям других, и теперь ей очень хотелось помочь леди Миллисент.
   Тем не менее девушка не желала вторгаться в заветные пределы чужой души.
   Герцог читал Библию. Аните казалось, будто в его устах не только стихи Ветхого и Нового Завета звучат поэтично, но даже отдельные слова приобретают глубинный смысл, который часто не могли придать им священники.
   Служба закончилась. Прихожане ждали, пока сидевшие на скамье Оллертонов покинут церковь.
   Когда Анита вышла на паперть, леди Миллисент, следовавшая за ней, сказала:
   — Не пойти ли нам обратно пешком?
   — Замечательная мысль! — обрадовалась Анита. — Лучше идти пешком, чем ехать в коляске.
   Леди Миллисент сообщила их намерение графине, и две девушки направились через парк в сторону от обсаженной дубами аллеи, по которой ездили экипажи.
   Вдали виднелся Оллертон — величественное здание, отражавшееся в серебряном зеркале озера. Над домом реял штандарт герцога.
   — Как красиво! — громко сказала Анита, как уже не раз говорила раньше.
   Но тут она взглянула на леди Миллисент и увидела, что ее хорошенькое, обычно бесстрастное личико искажено страданием.
   — Что случилось? — спросила Анита. — Чем я могу вам помочь?
   — Никто не может… помочь мне, — с глубоким вздохом ответила леди Миллисент.
   Наступила тишина. Вдруг леди Миллисент воскликнула совсем другим голосом:
   — Я так… несчастна! Я хочу только одного — умереть!
   Анита поняла, что девушка вот-вот расплачется, и, взяв ее за руку, увлекла за собой к упавшему дереву, на которое можно было сесть и поговорить.
   Когда они сели, леди Миллисент приложила к глазам платок. Она всеми силами пыталась сдержать слезы.
   — Пожалуйста, позвольте мне помочь вам, — попросила Анита.
   — Это… бесполезно, — срывающимся голосом ответила леди Миллисент. — Мама… говорит, что герцог… сделает мне предложение… сегодня днем, во время прогулки, и я… должна согласиться.
   Анита удивленно взглянула на нее:
   — Вы не хотите выходить замуж за герцога?
   — Нет, конечно, нет! — воскликнула леди Миллисент. — Я ненавижу его… и хочу в-выйти замуж за С-стивена!
   Голос ее прервался. Теперь она рыдала не переставая.
   — Расскажите мне, кто такой Стивен и почему вы не можете выйти за него замуж, — помедлив, попросила Анита.
   — Он самый чудесный, самый замечательный человек на свете! — несколько бессвязно проговорила леди Миллисент. — Я люблю его, а он… любит меня!
   Ее слова едва можно было разобрать за всхлипываниями.
   — Почему же вы не можете выйти за него 'замуж? — настаивала Анита.
   — Думаю, папа согласился бы, собственно, я в этом уверена, но тут от герцогини пришло приглашение… в гости. После этого папа запретил мне… видеться со Стивеном.
   — Но почему? — недоумевала Анита. — Ни-* чего не понимаю.
   Леди Миллисент подняла голову и удивленно взглянула на собеседницу.
   — Думаете, папа упустил бы… возможность стать тестем герцога — особенно такого богатого?
   — Но если ваши родители знают, что вы любите другого… — начала Анита.
   — Стивен второй сын в семье. Его отец, лорд Ладлоу, старый друг папы, но моя любовь к Стивену не имеет никакого значения — ведь я могу стать герцогиней.
   Леди Миллисент снова беспомощно зарыдала. Анита была глубоко тронута ее несчастьем.
   — Послушайте, — сказала Анита, — вы должны все рассказать герцогу, и тогда, я уверена, он не станет делать вам предложение.
   — Слишком поздно, — покачала головой леди Миллисент. — Мама с папой убьют меня, если… подумают, что он просил меня… выйти за него замуж, а я ему… отказала.
   — Значит, он не должен вас об этом просить.
   — Как я могу ему помешать? — отрывисто спросила леди Миллисент.
   На мгновение Анита задумалась, затем сказала:
   — Может быть, я скажу ему, что вы любите другого?
   Леди Миллисент отняла от глаз платок и в изумлении посмотрела на Аниту:
   — Вы… сможете? А он… поймет ли он?
   — Конечно! — горячо воскликнула Анита. — Герцог был так добр ко мне, когда ужасный старый священник хотел взять меня в жены, а моя двоюродная бабушка, которая сама себя назначила моей опекуншей, пока моя мама за границей, заставила меня согласиться. Собственно говоря, именно поэтому я здесь.
   — Вы уверены, что герцог… поймет, что я хочу… выйти замуж… не за него, а за… Стивена?
   — Конечно! — повторила Анита.
   Она знала, что леди Миллисент интересует герцога только как средство нарушить планы его кузена относительно титула и таким образом угодить королеве.
   Леди Миллисент сжала руки.
   — Ах, Анита, если вы сможете спасти меня от… брака с герцогом, вы совершите для меня настоящее, самое замечательное на свете чудо.
   — Я сделаю это, — сказала Анита.
   — Нужно успеть до того, как он увезет меня на прогулку. Остаться с ним наедине для меня равносильно принятию предложения еще прежде, чем он произнесет его.
   Анита кивнула:
   — Понимаю. Я как-нибудь помешаю ему забрать вас с собой.
   — Вы спасли меня! А я уже думала, что больше никогда не увижу Стивена.
   — Все будет хорошо, я уверена, — сказала Анита.
   — Перед тем как пойти в церковь, мама сказала, что прогулка назначена на три часа. Она уже решила, какое платье и шляпку я надену.
   — Ничего не говорите своей маме, — предупредила Анита, — а за завтраком постарайтесь вести себя как обычно. Я поговорю с герцогом либо до, либо сразу после обеда.
   — Обещаете… что… так и сделаете? — спросила леди Миллисент. В ее голосе снова прозвучал страх.
   — Обещаю, — ответила Анита. — Я совершенно уверена, что он все поймет. Он замечательный человек.
   Герцог был так добр к ней и спас ее не только от преподобного Джошуа, но и от лорда Грэшема.
   Как показалось Аните, герцог просто представить себе не мог, что сердце леди Миллисент принадлежит другому — ведь она была так юна.
   Мысленно возвращаясь к сказанному; Анита подумала, что и герцог, и герцогиня обращались с тремя девушками не как с людьми, а как с куклами, которых дергали за ниточки, дабы разыграть представление с женитьбой.
   «Но так не должно быть!» — решила Анита.
   Вслух она сказала:
   — Вытрите глаза, Милли, и не показывайтесь вашей матушке, пока не умоетесь. Ей лучше не знать, что вы плакали.
   — Я больше не плачу, — ответила леди Миллисент. — Спасибо, спасибо вам, Анита, вы так добры ко мне! Наверное, герцог теперь женится на Розмари или Элис. Вчера они меня возненавидели, потому что со мной герцог танцевал два раза, а с ними — по одному.
   Анита подумала, что ни леди Розмари, ни Элис Даун никогда не будут владеть Оллертоном, но решила не говорить этого вслух.
   Важным было/только спасение леди Миллисент. Анита начала расспрашивать девушку о ее возлюбленном — ведь это было так интересно!
   Приехав в Оллертон, леди Миллисент скрывала свои чувства, но сейчас они вырвались наружу. Она разговаривала оживленно и возбужденно и от этого выглядела еще милее, чем раньше.
   — Мы любим друг друга уже больше года, — говорила она. — Сначала папа сказал, что это просто смехотворная партия и он не позволит тратить время на того, кто никогда не получит титул.
   Помедлив, она продолжала:
   — Но Стивен был так обаятелен, и папа уступил. Мы были уверены, что поженимся перед Рождеством.
   — Так и случится, — улыбаясь, заметила Анита.
   — Обещайте, что приедете на свадьбу! Вы просто обязаны присутствовать на ней!
   — С удовольствием, — ответила Анита.
   Когда они вернулись в усадьбу, до обеда оставалось слишком мало времени, и Анита не смогла поговорить с герцогом.
   За столом девушка с облегчением увидела, что лорд Грэшем сидит далеко от нее. Рядом с ней расположился пэр средних лет, у которого были великолепные скаковые лошади. За обедом Анита и ее сосед только и говорили, что о его и о герцогских конюшнях.
   Выходя из столовой, Анита поймала обращенный к ней отчаянный взгляд леди Миллисент и поняла, что должна немедленно поговорить с герцогом — была уже половина третьего.
   Проявив некоторую сноровку, она сумела пристроиться за спиной последней дамы, выходившей из столовой, и, проскользнув между мужчинами, подойти к герцогу.
   — Не могли бы вы уделить мне минутку? Это очень срочно, — быстро проговорила она.
   Герцог удивился, но тут же ответил:
   — Конечно, Анита. Приходите в мой кабинет через десять минут.
   Она улыбнулась и последовала за герцогиней, которая поднималась наверх, чтобы, как всегда, прилечь после обеда.
   Ее светлость обычно устраивалась в шезлонге у окна, чтобы насладиться солнечным светом и свежим воздухом. Увидев, что герцогине помогает ее горничная, Элеонор, Анита поспешила к боковой лестнице, которая вела к кабинету герцога, минуя холл.
   Эту комнату герцог использовал для особых нужд, и никто не смел входить туда без приглашения.
   Открыв дверь, Анита увидела, что герцог ждет ее, стоя у камина. С орхидеей в петлице он выглядел особенно элегантно.
   — Входите, Анита! — пригласил он. — Какое важное дело вы хотите со мной обсудить? Надеюсь, это не займет много времени — в три я везу леди Миллисент Клайд на прогулку.
   Осторожно закрыв дверь, Анита приблизилась к герцогу.
   — Именно об этом я и хочу с вами поговорить. Герцог удивился, но Анита продолжала:
   — Милли очень несчастна. Она любит другого, хотя знает, что родители, конечно, заставят ее принять ваше предложение.
   Герцог не ответил. Помедлив, Анита сказала:
   — Я попросила ее не огорчаться, потому что вы все поймете и найдете предлог отменить прогулку. Тогда ее родители перестанут надеяться на брак дочери с герцогом, а она сможет выйти за любимого человека.
   Закончив говорить, Анита с легкой улыбкой посмотрела на герцога.
   — Я знаю, что вы… — начала она. Увидев выражение его лица, она замолчала. Она поняла: что-то не так.
   — Как вы смеете! — воскликнул герцог. — Как вы смеете вмешиваться в мои личные дела и обсуждать меня с моими гостями!
   — Простите… простите меня…
   — Я никогда не встречал подобной дерзости! Вы вмешиваетесь в мои планы в моем собственном доме! Вы берете на себя смелость указывать мне, что я должен и чего не должен делать! Это уму непостижимо! Черт побери, что вы о себе вообразили?
   Его голос, казалось, наполнил комнату.
   Герцог словно нависал над Анитой в своей ярости. Вскрикнув от ужаса, она рванулась к выходу.
   Добежав до двери, Анита оглянулась, и герцог увидел, как она побледнела.
   Герцогиня уже засыпала, как вдруг дверь распахнулась и в комнату ворвалась Анита.
   — А, это ты, дорогая, — пробормотала герцогиня.
   — Мэм, если позволите, мне нужно немедленно уехать, — сказала Анита.
   Герцогиня была настолько поражена, что ей показалось, будто она ослышалась.
   — Уехать? Куда?
   — Куда угодно… домой, — ответила Анита. Герцогиня уже полностью проснулась и увидела, что Анита очень бледна, а взгляд ее застыл, хотя она и не плакала.
   — Чем ты расстроена? — повторила герцогиня.
   — Я не могу ничего объяснить, — покачала головой Анита. — Пожалуйста, ваша светлость, отпустите меня домой. У меня нет… денег, чтобы заплатить за проезд… Но если вы одолжите мне немного… я вам все верну.
   — Конечно, — сказала герцогиня. — Но сегодня воскресенье, и поездов уже не будет. Если ты в самом деле хочешь уехать, придется подождать до завтрашнего утра.
   — Мне лучше… уехать… сразу.
   — Это абсолютно невозможно, — ответила герцогиня.
   Анита всхлипнула, молча повернулась и вышла.
   Герцогиня позвонила и вызвала горничную. Когда пожилая горничная, уже много лет служившая ей, вошла в комнату, герцогиня сказала:
   — Мисс Анита чем-то расстроена, Элеонор. Постарайтесь выяснить, чем именно. Я очень беспокоюсь за нее.
   — Сделаю все, что смогу, ваша светлость. Герцогиня снова откинулась на подушки. Элеонор рано или поздно узнавала обо всем, что происходило в доме. Теперь герцогине оставалось только подождать.
   И в самом деле, не прошло и пятнадцати минут, как Элеонор вернулась в комнату. Герцогиня выжидательно посмотрела на нее.
   — Судя по всему, ваша светлость, — начала горничная, — после обеда мисс Лэвенхэм отправилась в кабинет его светлости. Она пробыла там всего несколько минут, затем выбежала вон и поднялась по главной лестнице в комнату вашей светлости.