Картленд Барбара. Похищенная наследница

   С того момента, как Клинт растянулся на полу ее комнаты, жизнь девушки превратилась в кошмар.
   Сначала ей показалось, что он умер.
   Когда же слуги вбежали в комнату, он истекал кровью, но был жив — пуля прошла чуть выше сердца.
   Клинта увезли в больницу, а Орина, оставшись наедине с собой, отчетливо поняла, в какой опасной ситуации находилась несколько минут назад.
   Вот уж будет чем поживиться газетчикам, если они узнают о таком происшествии!
   Но все же ей повезло, что в это время в доме гостил хороший друг отца, Бернард Хоффман, знавший Дейла Вандехольта с юности.
   Он вошел в комнату, где ждала Орина, и сразу заметил, как она бледна и растерянна.
   — Теперь послушай меня, девочка, — сказал он. — Ситуация очень серьезная, но мы должны по-умному выкрутиться из нее.
   — Да… я уже думала об этом… — заикаясь от волнения, промолвила Орина. — О, пожалуйста, помогите мне!.. Я понятия не имею, как такое могло произойти.
   Бернард Хоффман улыбнулся.
   — Это наказание за твою красоту, ну и за богатство, конечно, тоже.
   — Я знаю… я знаю, — всхлипнула Орина, — но от этого совсем не становится легче. И вы это же не станете отрицать, что теперь люди начнут во всем обвинять меня.
   — В какой-то мере так оно и есть, — пробормотал себе под нос Хоффман. — Но сейчас мы должны заставить всех поверить, что это был несчастный случай и что ты не имеешь к выстрелу никакого отношения.
   — Вы думаете… в это… кто-нибудь поверит?
   — Я уже сказал слугам, что в момент выстрела тебя не было в комнате. Версии могут быть разные: например, ты была в кабинете, искала то, что вы вместе с Клинтом обсуждали, — допустим, книгу или письмо, не важно. Услышав выстрел, ты вбежала и увидела его лежащим на полу.
   Орина послушно кивнула.
   — К тому времени, — продолжал Хоффман, — он уже показал тебе новый револьвер, который недавно купил. Это была последняя модель, и он чрезвычайно гордился им.
   Бернард внимательно посмотрел на девушку, как бы желая удостовериться, что она понимает, о чем он говорит.
   — Видишь ли, это такой тип револьвера, в котором трудно определить, сколько пуль находится в обойме. Он нечаянно просчитался, подумав, что внутри пусто, а на самом деле там оставалась еще одна пуля — она-то и продырявила парня.
   Орина быстро сообразила, к чему он клонит.
   Она устало опустилась в кресло, с удивлением отметив про себя, что у нее дрожат колени, чего раньше с ней никогда не случалось.
   — Так вот, теперь о том, что тебе надо делать, — объяснял тем временем Бернард. — Я считаю, самое лучшее для тебя сейчас — Просто исчезнуть из Нью-Йорка.
   — А не подумают ли все, что я бессердечна? — спросила Орина.
   — Может быть, твои фальшивые здешние друзья так и решат, но меня больше беспокоят назойливые и «подозрительные газетчики, умеющие, как никто другой, делать из мухи слона.
   — Да, вы правы, мне, пожалуй, действительно стоит уехать. Но на чем? Куда?
   — Между прочим, одно путешествие уже достаточно долго ждет тебя, — хитро прищурился Хоффман. — Морская прогулка на яхте твоего отца должна тебе понравиться.
   Орина восхищенно захлопала в ладоши.
   — Как чудесно! Это именно то, о чем л давно мечтала: уплыть далеко-далеко, затеряться в морских просторах, просто побыть наедине с собой, Она говорила, думая о преследовавших ее в Лондоне и Нью-Йорке поклонниках.
   — Ты можешь уплыть куда пожелаешь, милая, но я бы предложил путешествие по Мексиканскому заливу. Поверь, оно будет интересным.
   — Да, конечно, звучит заманчиво, — согласилась Орина.
   Вообще-то ей было все равно, куда плыть.
   Главное — вырваться отсюда, забыть тот ужасный миг, когда она увидела Клинта на полу и подумала, что он умер.
   — Да, но миссис Карстрайт все-таки будет сопровождать тебя.
   Голос Хоффмана отвлек Орину от беспокойных мыслей.
   — Неужели это так необходимо? — насупилась она. — Я бы лучше путешествовала одна.
   Хоффман улыбнулся:
   — Если честно, я в этом сомневаюсь. И вообще, зачем давать лишний повод для сплетен.
   Твое имя и так у всех на слуху.
   Орина пожала плечами:
   — Ну ладно, я возьму с собой миссис Карстрайт, но больше никаких женщин на борту!
   Папа всегда говорил, что от служанок в море одни неприятности, потому что их все время тошнит.
   — Да, я помню, он частенько повторял это, — грустно усмехнулся Хоффман. — Так что я согласен с тобой, больше не стоит никого брать. За исключением стюарда, того самого, о котором Дейл говорил, что он; самый лучший камердинер и сиделка в одном лице, Орина тихо засмеялась, — Я знаю, на Джеймса можно положиться, он присмотрит за мной. Но единственное, чего я хочу, так это иметь возможность самой следить за собой.
   — Ну хорошо, тогда я сделаю все необходимое, чтобы завтра утром ты могла спокойно покинуть порт. Пока же напиши коротенькую записку с соболезнованиями этому молодому глупцу Хантеру, а я договорюсь о цветах в больницу.
   — А что мне делать, если… если он умрет? — шепотом спросила Орина — Брось, он здоровый парень, и я не вижу здесь смертельной опасности, — ответил Бернард. — Он, несомненно, проведет в больнице довольно много времени, а дырка в теле может здорово помешать ему в старости, но, как говорится, такова жизнь.
   Он нахмурился и добавил:
   — У меня нет сожаления к слабым молодым людям, которые ведут себя подобным образом из-за женщины, даже если она такая красавица, как ты.
   — Я ненавижу мужчин! — неожиданно сказала Орина. — Ненавижу их всех! А следовательно, будьте готовы к тому, что никогда не увидите меня замужем и что всю свою жизнь я посвящу процветанию бизнеса моего отца.
   Немного помолчав, она закончила свой монолог весьма необычным умозаключением:
   — По крайней мере машины не пытаются залезть тебе в душу и не создают подобных неприятностей.
   Хоффман рассмеялся.
   — Нет, дорогая, здесь ты не права, машины иногда создают такие проблемы владельцам, похожим на тебя, что трудно даже вообразить.
   Но Орина уже практически не слышала его.
   Она думала о письмах, которые получила этим утром от двух своих поклонников из Лондона.
   Они сообщали, что приезжают в Нью-Йорк, и девушка ожидала их прибытия через несколько недель.
   Орина встала, подошла к столу и сгребла. письма рукой.
   — Одно от лорда Эрсдейла, другое от сэра Монтегю Сеймура. Я уверена, по приезде они попытаются разыскать меня, так что прошу вас, — она посмотрела Хоффману в глаза, — скажите, что я уехала в Ньюфаундленд.
   — Что ж, неплохая отговорка. Там тебя трудно будет найти, значит, туда я буду посылать всех слишком настойчивых поклонников и вездесущую прессу.
   — Спасибо… спасибо вам! — искренне сказала Орина. — И, пожалуйста, извинитесь перед всеми, чьи балы, приемы и бог знает что еще я обещала посетить в течение следующих трех недель.
   — Думаю, они будут весьма разочарованы отсутствием» звезды «, — пошутил Бернард. — Но я нисколько не сомневаюсь, что мы поступаем правильно, и не возвращайся до тех пор, пока тебе не надоест.
   — Предупреждаю, это может никогда не случиться, — в тон ему ответила Орина, заметив его ироническую усмешку.
   Ну конечно, он дает ей понять, что, пользуясь таким бешеным успехом в Лондоне и Нью-Йорке, она не сможет долго жить в одиночестве.
   — Когда ты вернешься, — тем временем говорил Бернард, — в случае, если Хантер не успокоится и будет по-прежнему назойлив, я бы посоветовал тебе навестить дедушку. Он будет счастлив тебя видеть.
   — Я тоже по нему очень соскучилась, так что не думайте, будто из-за него я не хочу ехал в Англию. Все дело в джентльменах, которые ждут меня там, чтобы умолять, угрожать, набрасываться на меня, как на мешок с золотом.
   Бернард Хоффман запрокинул голову и громко, от души расхохотался.
   — Можете смеяться сколько угодно, — с горечью молвила Орина, — но вы даже не представляете, как это ужасно — чувствовать, что в любой момент тебя могут поймать и засунуть в клетку, из которой уже никогда не выбраться.
   — Что, в самом деле все так плохо? — перестав смеяться, спросил Бернард.
   — Хуже… намного хуже, — уверила ею Орина. — И как вы прекрасно знаете, охотятся в основном не за мной, а за моими деньгами.
   Хоффман не мог сдержать улыбку.
   — Ну а теперь ты чересчур скромничаешь.
   Думаю, многие мужчины намерены добиваться лично тебя, а не твоего состояния. Я хорошо знаю англичан, большинство из них никогда не стали бы ухаживать за дамой из-за денег. Они хотят быть независимыми хозяевами своих замков!
   Орина призадумалась немного, а потом выпалила залпом:
   — Наверное, есть такие англичане. Но есть также англичане-снобы, которые погрязли в консерватизме, презрительно относятся к людям другой национальности и к тому же воображают, будто женщины недостаточно хороши для них!
   Хоффман почувствовал, с какой болью в душе она это произнесла, и, чтобы отвлечь ее, сказал:
   — Теперь я пойду приводить в готовность колеса, которые завтра помчат тебя в Майами, а ты просто вели горничной уложить все, что тебе понадобится в пути. Да, и не забудь про купальник.
   Орина рассмеялась, потому что ожидала услышать совсем другие Слова в ответ на свою тираду.
   — Так как я собираюсь отсутствовать довольно долго, возьму с собой, пожалуй, и меховые ботинки, — поддержала она затронутую Хоффманом тему.
   Он уже вознамерился было выйти из комнаты, но Орина взяла его за руку.
   — Я очень благодарна вам. Именно сейчас, когда папы нет рядом, мне важно знать, что я могу найти в вас поддержку. Спасибо!
   — Твой отец был самым лучшим из людей, которых мне довелось встретить за свою жизнь, — ответил Хоффман. — Я никогда не смог бы подвести его, и будь уверена, не подведу и тебя.
   — Спасибо, — повторила Орина.
   Когда она вышла из комнаты, его глаза наполнились слезами, и он отвернулся к окну.
   С тех пор как Орина вернулась из Англии, все складывалось как-то ненормально. Он не пытался вызвать ее на откровенный разговор, чувствуя, что рано или поздно все и так откроется.
   Однако он как никто другой донимал, сколь огромный вред его подопечной может причинить безрассудное поведение молодого Хантера.
   Оставалось только молиться, чтобы в сочиненную им версию поверили люди.
   Но вся беда в том, что жители Нью-Йорка обожают драмы.
   Они, несомненно, все преувеличат, и в их интерпретации история самоубийства будет выглядеть гораздо трагичнее и печальней.
   » Будь ты проклят, глупец! — мысленно произнес он. — Ну почему, черт побери, ты не смог обуздать свои эмоции? Зачем тебе понадобилось ломать жизнь молодой девушке, которая и так во всех отношениях слишком хороша для тебя?«
   Бернард Хоффман искренне любил Орину с младенческих лет.
   Он постоянно сопровождал в поездках Дейла Вандехольта, поэтому имел возможность видеть, как из милейшего ребенка она превратилась в прелестную десятилетнюю девочку.
   Она как будто сошла с обложки журнала.
   Уже тогда она была не правдоподобно красива. Друзья часто задумывались над будущим Орины.
   — Ты знаешь так же хорошо, как и я, Бернард, — сказал однажды Вандехольт, — что женщина, владеющая огромным богатством, сталкивается с не менее огромной проблемой: ее преследуют толпы охотников за ее состоянием. Вот и моей дочери будет очень трудно найти человека, который действительно полюбит ее сердцем и душой, а не жадными глазами.
   — Если твоя дочь будет хоть немного похожа на тебя, — ответил тогда Хоффман, — она сумеет отличить настоящего мужчину от проходимца.
   — Надеюсь, ты прав, но я волнуюсь за нее, ужасно волнуюсь! — признался Вандехольт.
   Оба приумолкли, и наконец Бернард сказал с некоторым сомнением:
   — А знаешь, Дейл, есть довольно простое решение. Почему бы тебе снова не жениться? У: тебя мог бы появиться сын или даже несколько сыновей. Ради такой-то цели стоило бы решиться на подобный шаг.
   Вандехольт улыбнулся:
   — Откровенно говоря, я уже думал об этом, но, видишь ли, я был так счастлив с Мюриэл, что ужасно боюсь не только испортить свое будущее, но и осквернить память о нашем идеальном во всех отношениях союзе.
   Бернард Хоффман все понимал.
   Его друг был привлекателен и энергичен; многие женщины Америки с радостью упали бы в его объятия, даже если б он был не столь богат, помани он лишь пальцем.
   К сожалению, Дейлу не суждено было жениться во второй раз, и Орина унаследовала все его огромное состояние.
   » Она слишком молода для такой ответственности «, — подумал тогда Хоффман.
   Но что он мог еще сделать, кроме как поддерживать морально и защищать юную наследницу.
   Однако и он не мог спасти Орину от невыносимой грусти, навалившейся на нее, когда она вошла в собственный вагон-люкс, чтобы укрыться в Майами.
   Слишком часто ездила она в таких вагонах вместе с отцом, и слишком много воспоминаний враз нахлынуло на нее.
   Когда поезд тронулся, она почти физически ощутила его присутствие, услышала его голос: он рассказывал ей о тех местах, по которым они проезжали.
   Но в реальности рядом была миссис Карстрайт — она удобно расположилась в кресле, укрывшись пледом.
   Дейл пригласил миссис Карстрайт после смерти жены, чтобы та присматривала за девочкой.
   Он сознательно выбрал пожилую женщину, рассудив, что, умудренная опытом, она не станет почем зря вмешиваться в жизнь его подрастающей дочери.
   Миссис Карстрайт оправдала его надежды: она оказалась абсолютно безупречной.
   Уроженка Юга, она получила хорошее воспитание в уважаемой всеми семье.
   Ее покойный муж, нью-йоркский епископ, отличался редкой деликатностью и мягким характером.
   Но Орине миссис Карстрайт показалась безумно скучной.
   Еще будучи в нежном возрасте, она наперед знала, что скажет миссис Карстрайт в той или иной ситуации и какой приветливой, но чертовски нудной будет ее беседа с каждым, кого бы она ни встретила на своем пути.
   Дейл Вандехольт был ею доволен, она вполне отвечала всем его требованиям, да и Орина, несмотря ни на что, тоже к ней привязалась.
   Миссис Карстрайт стала как бы частью интерьера в их огромном доме на Пятой авеню.
   Орина относилась к ней уважительно, но часто вообще забывала о ее существовании.
   Саму миссис Карстрайт это совершенно не волновало; за годы службы в доме Вандехольтов она привыкла ко всем их странностям.
   И постоянные переезды с места на место с какой бы то ни было целью она считала одной из них.
   В этот раз она едва успела упаковать вещи Орины и свои, как они уже очутились в роскошной коляске на пути к станции.
   Бернард Хоффман, конечно же, сопровождал дам.
   — Если тебе чего-нибудь захочется, — напутствовал он свою подопечную, — то просто телеграфируй, и я сделаю все возможное, чтобы твое желание немедленно исполнилось.
   — Хорошо, так и сделаю, — засмеялась Орина, — но прошу вас, пишите мне обо всем, что происходит. И не удивляйтесь, если от меня вы получите всего несколько писем.
   — Смотрю, ты с каждым днем все больше становишься похожа на своего отца: он тоже ненавидел писать письма и гораздо чаще диктовал текст своему секретарю, чтобы хоть какие-то вести о нем доходили до друзей и родственников.
   — Боюсь, от меня вы не дождетесь и этого, ведь у меня нет пока даже секретаря, — пошутила Орина. — Ну ладно, мистер Хоффман, спасибо за все, что вы сделали для меня, спасибо за то, что заботитесь обо мне.
   — Теперь тебе придется заботиться о себе самой, но я верю, ты справишься, — растроганно ответил Бернард. — И еще. Я думаю, ты знаешь, что капитан Беннет весьма разумный человек, а поэтому прислушайся к моему совету: прежде чем сделать серьезный шаг, переговори с ним.
   Орина засмеялась:
   — Единственное, чем я собираюсь заниматься, так это думать о себе. Мне нравится бывать. одной, и такая возможность представляется мне впервые за очень долгое время.
   — Наверное, тебе будет интересно познакомиться с молодой леди по имени Орина Вандехольт, — улыбнулся Хоффман. — Возможно, в ней ты найдешь то, что удивит даже тебя!
   — Вот это-то мне и интересно, — задорно ответила Орина, и оба рассмеялись.
   Наконец поезд тронулся, и девушка махала рукой, пока Бернард не скрылся из виду;
   » Как он мил! — подумала она. — Неудивительно, что папа безраздельно доверял ему. Хоффман даже похож на него — такой же добрый в быту и такой же решительный в бизнесе.
   Эта решительность, которую еще иногда называют «безжалостностью», и позволила им стать блестящими предпринимателями.
   Именно этого катастрофически не хватало молодым людям, с которыми ей приходилось встречаться.
   Они просто плыли по течению, находя интерес лишь в увеселениях и родительских деньгах.
   Орина села в кресло у окна напротив миссис Карстрайт.
   Ей почему-то вспомнилась Англия, и она подумала об увлеченности англичан спортом, который занимает огромное, чуть ли не самое главное место в их жизни.
   Потом ей на ум пришли слова дедушки о том, что англичане больше интересуются собаками, нежели своими собственными детьми, а их жены в не меньшей степени увлечены лошадьми.
   Он сказал об этом смеясь, и она тогда решила, что он дразнит ее.
   Однако, познакомившись в лондонском свете со многими молодыми англичанами, она поняла, как прав был ее дед.
   Тогда же она ясно представила, во что превратятся деньги ее отца, если она выйдет замуж за одного из них.
   Обученные на эти деньги лошади впоследствии должны будут выигрывать кубки Дерби и Золотые кубки Аскота.
   А дорогие собаки ее мужа, разумеется, войдут в десятку лучших гончих Англии.
   Американцы были другими, Орине приходилось встречать мужчин, целиком поглощенных своим бизнесом, но для них это не являлось делом жизни, а лишь способом заработать деньги.
   Деньги, чтобы обогатить себя, а не страну, в которой они живут.
   Ее отец не имел ничего общего с подобными дельцами.
   Она видела, сколько души он вкладывал в благосостояние Америки.
   Он помогал строить великую державу и надеялся, что когда-нибудь она станет самой могущественной в мире.
   — Мы еще очень молоды и должны пройти долгий путь, — часто говорил он, — но у нас есть средства, есть еще не разработанные природные ресурсы. Но одного, моя милая Орина, нам все-таки не хватает: хороших мозгов.
   — Как раз этого у тебя предостаточно, папа — ответила девушка.
   — Хотелось бы так думать… Но я всего лишь один из миллионов в этой огромной стране. Нам нужна; неравнодушная, энергичная молодежь, которая захочет донести звезды и полосы нашего флага в каждый уголок мира, как сделали это англичане.
   Орина знала об этом из книг, убедительными были и географические карты: половина материков на них была окрашена в красный цвет, то есть входила в состав Британской империи.
   — Я знаю, кем тебе надо быть, папа. Ты должен стать президентом! Тогда ты сможешь вдохновить гораздо больше людей, и все последуют за тобой, — воодушевленно говорила Орина.
   — А это и есть моя конечная цель, — улыбаясь, ответил Дейл. — Я человек дела; именно деловые люди, а не болтуны должны сделать Америку великой державой.
   Поезд набирал скорость, и Орина вновь и вновь повторяла под стук колес: «Разве справедливо, что папа погиб — ведь он так нужен всем итак много еще не сделал? Осталось слишком мало тех, кто смог бы продолжить его дело».
   Орина немного сомневалась в правоте своих слов, но в то же время, вспоминая юношей, которые во время танца просили ее руки, она понимала, как далеко им было до отца.
   «Я никогда не выйду замуж, — мысленно произнесла она фразу, днем раньше сказанную Хоффману. — Будет лучше, если я стану расширять папину империю. Я сделаю ее такой могущественной, что, если б отец был жив, он бы гордился мною и не пожалел, что у него не было сына».
   Конечно, ей очень нелегко будет этого добиться по одной простой причине — она женщина.
   Американская женщина может быть боссом у себя дома и только там указывать своему мужу.
   Но уж коль дело хоть немного коснется бизнеса, никто не будет ее слушать.
   Двери офисов и контор наглухо закрыты для нее.
   «Может, с помощью Бернарда я смогу изменить это?»— размышляла Орина.
   Потом она задумалась — а так ли уж сильно ей этого хочется?
   Определенного ответа не было.
   Девушка вообще не имела понятия, чего именно она хочет достичь в жизни, к каким вершинам стремиться.
   Хотя, нет, одно она знала точно: она не намерена проводить свои лучшие годы в бессмысленных, легковесных развлечениях, в среде светской элиты Лондона и Нью-Йорка.
   Поезд продолжал равномерное движение, унося ее от суетной жизни и мучительных проблем, которые тем не менее не покидали ее и во время путешествия.
   Так в раздумьях Орина просидела до вечера, пока не подошло время перейти в спальное купе вагона.
   Майами был необычайно красив в лучах утреннего солнца.
   Именно таким и ожидала его увидеть Орина.
   Около вагона уже стояла коляска; прямо с перрона она доставила девушку вместе с гувернанткой в гавань, где ждала яхта Дейла Вандехольта.
   Она только что была спущена на воду после тщательного осмотра.
   Ей не нашлось бы равной среди самых больших и самых великолепных частных яхт, и это не было для девушки секретом.
   Капитан Беннет с легкостью подхватил ее багаж.
   Орина медленно прошла по трапу.
   Два молодых офицера помогли подняться миссис Карстрайт, за что она очень вежливо поблагодарила их, умиляя мягким южным выговором.
   — Рад видеть вас, мисс Орина, — приветствовал девушку Беннет.
   — Я тоже, капитан.
   — Ну а теперь меня интересует, куда мы поплывем, — улыбнулся Беннет.
   — Из одного конца мира в другой, — в тон ему ответила Орина, — хотя мистер Хоффман предлагал мне поплавать по Мексиканскому заливу. Что вы на это скажете?
   — Я как раз об этом и думал, погода прямо-таки предназначена для такого путешествия, и я не помню, чтобы вы посещали Мексику вместе с вашим отцом. Так что, по моему разумению, вам должно там понравиться.
   — Ну и прекрасно, — кивнула Орина. — К тому же мы не спешим и по пути сможем останавливаться там, где нам понравится, не так ли?
   — Конечно, ведь мы будем проплывать мимо маленьких, но очень живописных пляжей и заливов; уверен, они вас заинтересуют. Где скажете, там и остановимся, — добродушно сказал капитан.
   — Спасибо, — кивнула Орина. — И еще мне хотелось бы осмотреть эти изумительные новые приборы, которые есть на яхте.
   — Да, это, пожалуй, вас удивит, — с гордостью сказал Беннет. — Только ваш отец мог додуматься до такого чуда техники, ничего подобного не увидишь ни на одной яхте.
   Через полчаса они покинули гавань.
   Кто бы мог поверить, что она путешествует одна на таком огромном судне, если, конечно, не считать миссис Карстрайт!
   Окажись на ее месте ее ровесницы, большинство из них наверняка захотели бы взять с собой Молодого человека, чтобы танцевать и флиртовать с ним.
   А она, войдя в каюту, обставленную по последнему слову моды, подумала — какое счастье, что она здесь одна!
   Вскоре постучался капитан; он спросил Орину, не хотела бы она занять каюту своего отца, самое просторное помещение на судне.
   Но девушка предпочла остаться в своей, небольшой, но очень миленькой и уютной. Она создавалась специально для нее, и Орина пребывала там с самого первого путешествия.
   При жизни Мюриэл у отца была другая яхта.
   Они много проплавали на ней, но после смерти жены Дейл продал судно, которое долгие годы, было для него яхтой счастья и любви.
   Через некоторое время он заказал новую, гораздо большую.
   Орина понимала его.
   На этом новом судне он не так страшился того одиночества, которое охватывало его на борту старой яхты, потому что там не было Мюриэл, Сейчас, думая об этом, Орина невольно сравнила любовь своих родителей с чувствами молодых людей, предлагавших ей руку и сердце.
   Это было несопоставимо.
   Ее родители, казалось, с самого рождения принадлежали друг другу.
   Их любовь, такая всепоглощающая и безумная, не позволяла думать о них по отдельности.
   Их чувства сложно было объяснить словами.
   Теперь Орина осознала, какую любовь она хотела бы испытать в своей жизни, и в полумраке каюты спрашивала себя, как могла прийти ей в голову мысль о браке с человеком вроде Клинта Хантера.
   Орина пыталась не думать об этом, но как-то сам собой вспоминался тот день, когда прогремел выстрел.
   Она должна? чувствовать себя виноватой.
   Однако можно ли считать, что она поступила не правильно, честно отказавшись от брака с нелюбимым мужчиной, который оказался настолько глуп, что в ответ на это решил лишить себя жизни?
   «Если он повел себя таким образом, то не исключено, что могут быть и другие, сталь же малодушные юноши».
   Эта мысль испугала ее.
   Орина поняла, что чувство страха будет неотступно преследовать ее, если кто-нибудь еще осмелится предложит ей руку и сердце.
 
   Провожая Орину, Хоффман на станции сказал ей, что справлялся о здоровье Клинта Хантера.
   «Он провел спокойную ночь, — сообщил Бернард, — и хирурги уверены, он проживет еще сто лет, хотя сейчас понадобится некоторое время, чтобы рана затянулась».
   В его голосе чувствовалось неуважение к Хантеру, к его поступку, я это не ускользнуло от Орины.
   Она была согласна с тем, что невозможно уважать человека, способного причинить совершенно неоправданную боль не только себе, но и девушке, которую якобы любит.
   «Нет, я совсем не ненавижу Клинта, — рассуждала она, уже сидя в каюте, — я презираю его, как презирала бы любого мужчину, который не может достойно пережить неудачу. Так, как сделал бы это отец».