Картленд Барбара. Похищенная наследница

   Хуарес синхронно переводил ритуальные слова.
   — Босиком ходящие по земле с лицами, поднятыми к солнцу, мужчина и женщина встретили друг друга под Утренней Звездой и стали частью друг друга.
   Его речь была так красива, что Орина невольно заслушалась.
   Старик тем временем продолжал:
   — Подними свое лицо и скажи: «Этот мужчина — мой Дождь с небес».
   Помня, что Кецалькоатль — Бог Дождя, Орина повторила слова жреца.
   Тот перевел взгляд на Хуареса.
   — Опустись на колени, тронь землю и скажи: «Эта женщина — моя Земля».
   Хуарес опустился на одно колено и, положив ладони на землю, произнес:
   — Эта женщина — моя Земля.
   Потом он встал, и индеец указал на Орину.
   Она стала медленно повторять за шепчущим Хуаресом:
   — Я, женщина… целую ступни мужчины… дарую ему силу… и мы будем… вместе в сиянии Утренней Звезды.
   — Ты должна встать на колени, — едва слышно промолвил Хуарес.
   Ей очень хотелось проигнорировать его слова, но она спиной ощутила волнение толпы сзади и каким-то шестым чувством поняла, как много для них значит эта церемония.
   Вернее, она ощутила это сердцем.
   Хотя совершать такой обряд без любви ей казалось кощунством, она все-таки опустилась на колени и склонила голову.
   Глаза ее были закрыты.
   Конечно, она не целовала его начищенные ботинки; она поступила подобно французу, когда тот целует руку женщине.
   Потом Хуарес коснулся ее волос и медленно сказал по-английски:
   — Я, мужчина, целую брови и касаюсь головы этой женщины. Я буду ее миром и ее спасением, и мы будем вместе в сиянии Утренней Звезды.
   Затем он поставил Орину на ноги и коснулся губами ее лба.
   После этого жрец положил руку Орины на глаза Хуаресу, а его руку на ее глаза и произнес:
   — Этот мужчина с его телом и со Звездой его формы повстречал эту женщину с ее телом и со Звездой ее формы, и они едины, и Кецалькоатль благословляет их и соединяет их с Утренней Звездой.
   Как только Хуарес перевел последнее слово, он убрал свою руку с глаз Орины, и она убрала свою.
   Последние лучи солнца скользнули по небосводу и исчезли за горизонтом.
   Великое волшебство предстало перед всеми.
   Орина видела его, чувствовала его каждой клеточкой своего тела.
   Как будто все вокруг тоже почувствовали это, и в вечернее небо взлетела песня, подхваченная одновременно всеми индейцами.
   Жрец воздел руки к небу, словно прощаясь с закатившимся солнцем.
   И тотчас в сумраке зажглась первая звезда.
   Хуарес повернулся к Орине и взял ее за руку.
   Когда они спустились вниз и пошли обратно к пещере, люди вокруг, казалось, обезумели.
   Они танцевали, кричали, пели, поднимая вверх руки.
   Орина не сомневалась: если бы вместо высушенной земли вокруг здесь росли цветы, люди бросали бы их под ноги молодоженам.
   Но вот они подошли к ступенькам.
   Хуарес медленно поднимался, оборачиваясь и махая толпе, гудящей внизу.
   Волнообразно от нее взмывали вверх возгласы восторга.
   Люди были счастливы за своего Сото Dios.
   Орина и Хуарес еще долго стояли на последней ступеньке, улыбаясь и приветствуя народ.
   Наконец Хуарес увлек ее в пещеру.
   В их отсутствие там накрыли стол.
   На нем стояли четыре зажженные свечи, освещавшие расставленные кушанья и бутылку странного прозрачного вина.
   Орина удивленно смотрела на все это, а Хуарес сказал:
   — Боюсь, теперь мы сами должны будем развлекать себя, потому что народ за окнами станет танцевать и петь в течение нескольких часов, — от этого никуда не деться.
   Пока он говорил, раздались звуки музыки.
   Это была совсем не та музыка, какую она привыкла слушать.
   Необычные волшебные звуки заполнили ночь, и, казалось, весь мир затаил дыхание, вслушиваясь в мелодию индейской песни.
   Орина мысленно вернулась к только что прошедшим церемониям.
   Две разные религии скрепили ее узами брака с мужчиной, которого она ненавидела.
   Сначала она молилась Богу, чтобы Он спас ее, не дал свершиться чудовищному браку без любви, но не помог ей.
   Потом она преклонила колени перед Кецалькоатлем, индейским божеством, и теперь пыталась понять, откуда взялось воодушевление, охватившее , ее.
   Может, так подействовали на нее слова индейского жреца или искреннее ликование окружавших ее людей.
   Во время этой церемонии Орина испытала необыкновенное чувство святости всего происходящего.
   Возможно, что-то магическое было в голосе жреца, или, быть может, в этом дивном вечернем свете скрывался сам Кецалькоатль, несущий свет Утренней Звезды.
   Сейчас, сидя за столом, Орина пыталась внушить себе, что ее обманули, оскорбили, заставили войти в мир, которому она не принадлежит.
   Но скоро это наваждение закончится, и все вернется в привычное русло.
   Хуарес тем временем разлил в бокалы удивительное прозрачное вино и произнес тост:
   — Конечно, в честь такого выдающегося события мы должны выпить за наше счастье. Две религии благословили нас сегодня. Может ли о чем-то большем мечтать человек?
   В голосе ее суженого звучала издевка.
   Поднимая свой бокал, Орина чувствовала, как сильно ненавидит его, и это чувство подавляло все остальные.
   Она пыталась достойно ответить ему, но в голову, как назло, ничего не приходило.
   В пещере воцарилась тишина.
   И Орина подумала в этот миг, что, какие бы благословения ни получила она от двух богов, сейчас она целиком и полностью находится в руках дьявола.

Глава 6

   Солнце еще не встало, оно лишь чуть зарумянило край неба.
   Орина могла слышать, как поют мужчины, поднимаясь в гору, чтобы возводить дамбу.
   Хуарес отвел ее туда вчера, на следующий день после свадьбы.
   То, что она увидела, глубоко поразило ее.
   — Думаю, тебе любопытно знать, — сказал он тогда своим обычным равнодушным тоном, — куда пойдут твои денежки. Пойдем, я покажу тебе.
   Это означало, что встать придется очень рано, потому что работа спорилась лучше всего, когда солнце еще не начало палить.
   Они долго взбирались на гору, и по пути Орина прокляла все на свете за то, что согласилась на это.
   Но с вершины ей открылось нечто восхитившее и поразившее ее.
   Русло реки уже стало меняться благодаря деньгам самого Хуареса, вложенным в это строительство.
   Река стекала с горы и, по-видимому, до какого-то древнего землетрясения имела природный сток в долину.
   Но теперь она обрывалась небольшими водопадами на противоположном склоне горы.
   Возводя маленькие дамбы, Хуарес сделал первые шаги к воссоединению этих разрозненных водопадов в единую водную систему.
   Оттуда вода будет попадать в главную дамбу, строительство которой планировали начать, а уже из нее — в долину.
   Сначала Орине показалось странным, что река течет так высоко в горах, но Хуарес сказал, что для горных районов Мексики это обычное явление.
   Племена, живущие в восточной части гор, без этой речушки были бы обречены на смерть и потому борются за воду.
   Орина смотрела на людей, копошащихся внизу, и обратила внимание на изначальный путь русла.
   Река бежала с горы вниз, пересекала долину и направлялась прямо к Садаро, превращая землю по обеим берегам в оазис.
   Продолжая рассказывать о своих грандиозных планах, Хуарес заметил, что люди работают на строительстве бесплатно.
   Они трудятся для будущего, для своих детей и внуков.
   Они знают, что никогда не уйдут с этой земли, принадлежащей им уже многие века.
   Их привязанность к этому мало приспособленному для жизни краю так сильна, что никому не удастся убедить их перебраться в другое место.
   — И они лучше умрут, чем уйдут с этой земли? — спросила Орина.
   — Именно, — ответил Хуарес. — Они считают, что в любом другом месте будут чувствовать себя чужаками…
   На следующий день после свадьбы Орина получила свою одежду.
   Вместе с ней пришло письмо от капитана Беннета, в котором тот выражал свою радость по поводу того, что она встретила друзей, и заверял, что яхта будет ждать в Садаро ее возвращения.
   «Да, Хуарес действительно все просчитал», — со злостью подумала девушка, прочитав письмо.
   Единственным утешением были для нее полученные платья.
   На улице стояла дикая жара, и хотелось надеть что-нибудь из легкого летнего гардероба.
   Но вскоре Орина узнала, что ей запрещается выходить куда-либо без сопровождения.
   За ней постоянно следили: куда бы она ни пошла, с кем бы ни разговаривала, сзади всегда маячила тень охранника.
   Она чувствовала себя, как в тюрьме.
   Мысль о побеге не давала покоя.
   Как же ей хотелось оставить в дураках этого самоуверенного Хуареса!
   По вечерам, возвращаясь с дамбы, он выглядел крайне уставшим.
   Но, несмотря на это, принимал душ и переодевался к ужину в свою одежду гаучо.
   Орине тоже приходилось сменять дневное платье на вечерний наряд, что очень раздражало ее.
   Он все равно никогда не посмотрит на нее как на женщину, Хуареса интересовали только деньги.
   Во время беседы за ужином он всегда нарочито отстаивал противоположное мнение, чтобы досадить Орине.
   Казалось, ему нравится выводить ее из себя.
   «Боже, как я ненавижу его!»— повторяла она изо дня в день.
   Но ей пока хватало ума, чтобы не произносить это вслух.
   Люди вокруг боготворили его и подобно Зиити называли его Сото Dios.
   Она была уверена, что последователи Кецалькоатля полагают, будто душа их бога живет в нем.
   В четвертый вечер ее жизни в пещере Орина поинтересовалась, для чего Хуаресу понадобились все эти люди и зачем он помогает им.
   Хуарес долго молчал, и Орина уже подумала, что он не собирается ей отвечать, но неожиданно он сказал:
   — Когда я увидел, в каком бедственном положении находится это племя и сколько я могу сделать, чтобы помочь им, то я не смог просто пройти мимо.
   — Мой отец поступил бы так же, — задумчиво произнесла Орина.
   — Но с его средствами он мог бы сделать это, не совершая столь отчаянных поступков, как свадьба с тобой.
   — Он не был богат в молодости, — возразила Орина. — У него было совсем немного денег. Они появились только после смерти моего дедушки. Ему в наследство перешло состояние, которое он во много раз приумножил, работая во благо Америки.
   Она особо подчеркнула последние слова.
   Хуарес поднял на нее глаза:
   — И это правда? Ты хочешь сказать, что он действительно работал во имя благополучия страны, а не с целью личного обогащения?
   — Если б ты знал моего отца, тебе бы не пришлось спрашивать меня об этом. Для него было бы оскорблением услышать, будто кто-то думает, что он работает ради самих денег, — еле сдерживая гнев, сказала Орина.
   Потом, стараясь говорить спокойнее, она продолжала:
   — Он хотел сделать Америку великой державой не с помощью войн и завоеваний, а путем развития техники, флота, железных дорог, новых изобретений, которые обогатят не только нашу страну, но и весь мир.
   Она вкладывала в свою речь столько чувства, что ее глаза увлажнились.
   Она подумала, что если Хуарес не поверит ей или станет издеваться над ее словами, она обязательно что-нибудь швырнет в него.
   Однако он тихо спросил:
   — А ты собираешься продолжить дело отца?
   — Я пытаюсь, конечно же, пытаюсь! — сквозь спазмы, сдавившие горло, ответила Орина. — Но я женщина в этом мире мужчин, поэтому мне будет очень непросто.
   Он промолчал.
   Орина, почувствовав, что слезы вот-вот брызнут из глаз, рывком поднялась из-за стола и пошла к себе в комнату.
   А утром, спускаясь по лестнице, она ощущала удивительную легкость и душевное спокойствие.
   Она вдруг подумала о своей длительной изоляции от внешнего мира.
   «Интересно, как там дела в Америке, в каком состоянии имущество отца? Надо связаться с Бернардом Хоффманом. Но как объяснить ему, что я только денежный поставщик в некоем сумасшедшем плане по спасению тысяч людей? И это вместо того, чтобы думать о миллионах!»
   Он будет поражен, узнав, что она вышла замуж, — он наверняка помнит слова, которые она еще недавно говорила ему.
   Так размышляя, она добрела до подножия горы и быстро пошла мимо сгрудившихся там семей.
   Матери держали на руках младенцев; те, что постарше, бегали вокруг, крича и смеясь.
   Теперь, когда у Хуареса есть деньги на еду, дети стали сильнее и жизнерадостней.
   «Когда я впервые попал сюда, — рассказывал он, — они просто лежали возле своих родителей, уставясь в одну точку, или тихонько стонали от голода».
   Орина пыталась не слушать его.
   Ей казалось, что все это он говорит лишь затем, чтобы убедить ее, будто он поступил правильно, женившись на ней.
   «Он нецивилизованный, наглый, ужасный человек!»— в ярости бормотала она себе под нос.
   Каждый раз, когда она видела блеск кольца на своей руке, ей хотелось кричать.
   Она проходила мимо людей, чувствуя, что ее охранник где-то поблизости.
 
   Утро было на редкость приятным, и Орина решила прогуляться на более далекое расстояние, чем обычно.
   Она шла вдоль деревни и вскоре очутилась у последней из тех странных круглых построек, где жили индейцы.
   «Им нужны дома, которые будут надежнее защищать их от солнца и дождя», — невольно подумала она и в этот момент увидела нескольких новых людей.
   Они стояли на окраине деревни, неловко оглядываясь по сторонам.
   Их вещи были завязаны в узлы и лежали на земле.
   Люди были в грязи и дорожной пыли;
   Орина вспомнила, что Хуарес говорил о засухе, поразившей окрестности.
   Пришельцы были истощены, одежда висела на них.
   Как, должно быть, они рады, что смогли добраться сюда, где есть пища, а главное — вода.
   Хуарес протянул длинную трубу от речушки в горах, и в деревню поступало хоть немного воды.
   Она стекала по желобу в ведро; когда ведро наполнялось, его сразу же заменяли другим.
   Орина подошла к страдальцам поближе.
   Семья состояла из мужчины, который вполне смог бы работать на строительстве дамбы, и женщины, на руках которой спал младенец.
   Оба были испанцами.
   Девушка обратилась к ним на их языке:
   — Я вижу, вы только что пришли сюда.
   Думаю, вам нужна пища, вы найдете ее там, у подножия горы.
   Она показала рукой туда, где находился постоянно охраняемый склад провизии.
   — Мы прошли долгий путь, сеньорита, — ответил мужчина. — Моя жена очень устала.
   — Я побуду с ней, пока ты сходишь за едой, — сказала Орина. — Возьми с собой миску и кувшин для воды.
   Он порылся в узелке, достал посуду и поспешил к складу.
   Орина присела рядом с женщиной.
   Лицо ее было бледно, глаза полузакрыты, йоги разодраны в кровь.
   — Дай я подержу твоего малыша, — предложила Орина, протянув к ней руки.
   Она взяла ребенка и увидела, что это мальчик.
   Большие глаза с длинными ресницами выдавали в нем испанца.
   Орину поразила его худоба.
   Ну конечно, если мать не ела несколько дней, откуда было взяться молоку для ребенка?
   Но она сочла неделикатным напрямую спрашивать об этом женщину.
   Передав ребенка, мать легла на землю, положила под голову узел и с облегчением закрыла глаза.
   Ребенок заплакал.
   Орина поднялась и стала баюкать его.
   Мать даже не пошевелилась, и девушка ходила взад и вперед, надеясь, что мужчина скоро принесет еду и воду.
   И вот он вернулся.
   Он шел от горы медленно, стараясь не расплескать драгоценную влагу.
   Ребенок продолжал плакать, и Орина не выдержав спросила:
   — У вас есть чем накормить малыша?
   — Мать покормит его, — ответил мужчина.
   Он поставил на землю миску и стал будить ее.
   И вдруг он истошно закричал.
   Орина посмотрела на него и поняла, что случилось.
   Женщина, пришедшая вместе с ним, была мертва.
   К счастью, несколько человек, из тех, что были недалеко и слышали его крик, приблизились к ним.
   Они говорили на одном языке, и им было легче выразить ему сочувствие.
   Орина больше ничего не могла сделать.
   Ее охранник находился неподалеку, и Орина обратилась к нему:
   — Я заберу ребенка с собой. Скажи его отцу, где он будет, понятно?
   — Да, сеньора, — кивнул тот.
   Орина быстро вернулась в пещеру.
   Она обрадовалась, увидев там Зиити, которая убиралась внутри.
   Объяснив девушке, что случилось, Орина сказала:
   — Нам нужно молоко для ребенка.
   — Нет молока, сеньора, — пожала плечами Зиити.
   — Почему нет? — нахмурилась Орина.
   — Козы очень дорого. Сото Dios не может позволить коз.
   Орина была в бешенстве.
   Она хотела сказать, что Хуарес эгоист, раз не заботится о детях.
   Но тут она вспомнила, что до женитьбы на ней он тратил свои деньги хоть на какое-то поддержание жизни этих людей и строительство дамбы.
   Ему приходилось платить за инструменты, материалы и многое другое, что требовалось для этого.
   Орина задумалась, чем накормить ребенка.
   Все, что можно было здесь достать, никак не годилось ему в пищу.
   В отчаянии она попросила Зиити найти немного меда.
   Его должны были привезти с последней партией провизии.
   Мед был одним из недорогих лакомств, которые могли теперь позволить себе индейцы.
   Когда Зиити принесла мед, Орина смешала его с водой и дала несколько маленьких ложечек малышу.
   Тот проглотил напиток и заснул.
   Девушка крепко прижала его к себе.
   Потом она велела Зиити послать кого-нибудь за Хуаресом.
   — Сото Dios занят на дамбе, — попробовала возразить Зиити.
   — Он может ненадолго покинуть ее, — тоном, не терпящим возражений, сказала Орина.
   Зиити подчинилась, и Орина осталась одна с ребенком на руках.
   Она поклялась, что спасет жизнь этому малышу, понимая, что здесь невозможно найти молоко.
   «Хуарес все устроит, — успокаивала она себя. — В конце концов, я еще ни разу ни о чем его не просила».
   А между тем она уже дала ему два чека на гораздо большие, чем в первый раз, суммы.
   Орине даже стало интересно, как воспримет Хоффман информацию банка о том, какие суммы она снимает со счета почти каждый день.
   Она могла только догадываться, сколько денег пошло на материалы для строительства.
   Но поступали они на удивление быстро, фургоны разгружали ежедневно.
   — Все, что мне надо, так это молоко, — вслух произнесла Орина. — И Хуарес должен найти его для меня!
   Ребенок тихонько захныкал, и она дала ему еще немного меда с водой.
   «Ну где он так долго? — не на шутку разозлилась она. — Он же понимает, что я не стала бы посылать за ним, если б это не было так важно».
   Зиити принесла немного еды, и они перекусили.
   Наконец она услышала топот ног по ступенькам.
   А кстати, сейчас время сиесты, значит, у работников небольшой перерыв, а их дети и жены спят в домиках, скрываясь от невыносимой жары.
   Поэтому на улице такая тишина.
   Хуарес возник на пороге пещеры.
   — Мне сказали, ты ждешь меня, — коротко бросил он.
   — Да уж, тебе понадобилось довольно много времени, чтобы дойти сюда!
   — Я не смог уйти раньше, — холодно ответил он на ее упрек. — Что тебе нужно, зачем звала меня?
   — Мне нужно молоко для этого ребенка, его мать умерла сегодня.
   Хуарес недоверчиво посмотрел на нее.
   — Молоко? — переспросил он так, словно, впервые слышал это слово.
   — Да, тебе нужны козы, много коз! — огрызнулась Орина. — Но сейчас мне просто нужно молоко, чтобы спасти этого малыша, потому что его мать, как ты уже слышал, не сможет больше кормить его по одной простой причине — она мертва.
   Она посмотрела на маленькое сморщенное личико, прижавшееся к ее груди, и вдруг почувствовала странное желание иметь собственного ребенка.
   Да, собственного ребенка, несмотря на то что не хочет быть замужем.
   Было что-то такое беззащитное и милое в этом крошечном мальчике.
   Ей хотелось заслонить его от всего мира, уберечь от боли и несчастья.
   Но сейчас самым главным было накормить его.
   Хуарес пристально смотрел на нее.
   Она думала, что он, наверное, злится на нее за то, что она заставила его прийти сюда из-за такой ерунды.
   Неожиданно даже для самой себя она стала умолять его:
   — Пожалуйста… пожалуйста… найди молоко, чтобы… я смогла… кормить этого малыша. Я дала ему мед, но ничего другого он не сможет проглотить.
   Хуарес молча подошел к ней.
   К ее удивлению, он наклонился и взял мальчика из ее рук.
   — Извини, — тихо сказал он, — но уже слишком поздно.
   Сначала Орина не поняла смысла его слов.
   Она резко встала и выхватила малыша, но, взглянув в его сморщенное личико, поняла, что Хуарес прав, потому что маленький испанец умер, а она даже не заметила этого.
   Он не сказал ни слова, просто взял ребенка и вышел из пещеры.
   Снаружи он отдал мертвое тельце охраннику.
   Когда он вернулся, Орина стояла на том же месте.
   — Ты ничего не могла бы сделать, — мягко сказал он.
   Казалось, что-то надломилось в ней.
   С трудом понимая, что делает, девушка уткнулась в его грудь, и слезы потекли по ее щекам.
   Он нежно обнял ее.
   — Он… был… такой… маленький… такой худенький, — сквозь рыдания лепетала она.
   — Я знаю, — сказал Хуарес, — но с завтрашнего дня это не повторится.
   Он поднял ее заплаканное лицо и посмотрел ей в глаза.
   — Т-ты… сказал… с завтрашнего дня? — заикаясь, спросила она.
   — Да, завтра! — повторил Хуарес. — Я закажу коз, чтобы другие дети имели вдоволь молока. Ты увидишь, испанский мальчик не умер зря.
   Орина с усилием отстранилась от него и вытерла глаза.
   Он убрал руки.
   — Я должен возвращаться, — молвил Хуарес. — Следи за собой и постарайся больше не плакать.
   Она кивнула, но ничего не ответила.
   Когда он ушел, в пещеру вошла Зиити.
   Она заставила Орину прилечь и принесла ей чаю.
   — Завтра великий день! — сообщила она. — Вода течет в долину, все меняется. У нас есть вода!
   Ее глаза светились от счастья, и Орина поняла, как много эта дамба значит для нее.
   Она была рада за индейцев, но в то же время ей хотелось плакать при воспоминании о маленьком испанском мальчике.
   Ни он, ни его мать уже не увидят, как свершится это чудо.
   Орина неожиданно осознала, что если все будет так, как задумал Хуарес, и долина получит воду, то она станет свободной.
   Люди будут сеять и собирать урожай.
   Земля станет плодородной, такой, как раньше, до землетрясения.
   «И он отпустит меня», — подумала она.
   Но почему-то, может, из-за смерти ребенка, она не почувствовала в себе того ликования, какое, казалось, должно было посетить ее.
 
   Хуарес вернулся очень поздно, когда солнце уже село и сумерки сгустились над деревней.
   Ужин стоял на столе.
   Но Орина оставалась в своей комнате, она хотела, чтобы он первым сел за стол.
   «Это будет уже слишком, если я как настоящая жена начну пилить его за позднее возвращение», — думала она.
   Она слышала, как он сначала отправился в душ.
   Потом звуки поведали ей, что он наливает вино в бокалы.
   Она решила, что это, наверно, то странное прозрачное вино, которое они пили в день свадьбы.
   Обычно они употребляли мексиканское вино, которое привозили с севера, оно тоже имело приятный вкус.
   Орине было немного не по себе после всего случившегося, и потому она медленно и неловко вошла в гостиную.
   Хуарес сидел на своем обычном месте за столом и обернулся, услышав ее шаги.
   — С тобой все в порядке? — спросил он.
   Она не ожидала, что он проявит к ней интерес, и не знала, как ответить на его вопрос.
   Она молча прошла к столу и села на стул напротив него.
   Он подал ей бокал.
   С усилием Орина подняла на него глаза.
   — Я думала… вы будете праздновать… сегодня.
   — Еще рано праздновать, — заявил он. — Может случиться все что угодно, поэтому я пока держу пальцы скрещенными.
   — Люди… они… будут молиться, — тихо сказала Орина.
   — А ты? Что ты будешь делать?
   Она отпила небольшой глоток вина, прежде чем ответить.
   — Я… думаю, — молвила она запинаясь, — теперь… когда я больше не нужна… тебе… ты, быть может… захочешь избавиться от меня.
   — Полагаю, именно так ты и должна думать.
   В это время запыхавшаяся Зиити подала горячее блюдо.
   Его приготовила местная женщина, слывшая отменной кулинаркой.
   Еда была намного вкуснее, чем обычно, видимо, индианка постаралась на славу.
   Во время еды Орина думала, что не стала бы добавлять так много специй в кушанья.
   Но, наверное, мексиканцы не умели готовить по-другому.
   — Перед тем как ты появилась, — сказал как-то Хуарес, — я ел masa каждый вечер.
   Должен признаться, через некоторое время я не мог на нее смотреть…
   Теперь фургон привозил из Садаро кур, уток и морскую рыбу.
   Так что ужин из необходимости превратился в удовольствие.
   У Орины почти пропал аппетит после всего, что случилось, а Хуарес быстро съел все, что было подано.
   Она догадалась: он не ел после завтрака, потому что перерыв провел с ней.
   Когда на столе появилось последнее блюдо и Зиити исчезла, Хуарес вытер рот салфеткой и сказал:
   — Перед ужином мы говорили о том, что произойдет завтра. Думаю, если объединить все в одно слово, то получится — свобода! Ты станешь свободна!
   Это было именно то, о чем думала Орина.
   Но вот, поднимая бокал, она увидела обручальное кольцо, отражавшее пламя свечи.
   — Но я… же… все еще замужем.
   — Это только фамилия, — поправил он ее. — Полагаю, если ты заплатишь нескольким неплохим адвокатам в Нью-Йорке, они с радостью вернут тебе свободу, о которой ты так мечтаешь.
   В этот миг Орине вовсе не хотелось спорить с ним.