Потом Орина вспомнила, ради чего, собственно, пустилась в это плавание, — разумеется, чтобы отвлечься от всяких навязчивых мыслей.
   И как бы ни было сложно, она должна этого добиться.
   Но сейчас девушке казалось, будто все вокруг причиняет ей боль.
   Разумом она понимала, что это просто шок от случившегося с ней, но чувства не хотели подчиняться разуму. Поэтому боль не проходила.
   Невозможно было поверить, что отца нет в соседней каюте.
   Она инстинктивно порывалась побежать к нему, рассказать о своих чувствах.
   Потом неумолимая реальность возникала, с беспощадной отчетливостью, и тогда Орине хотелось верить, что существует другой мир, где отец все видит не слышит и готов помочь, ей в любую минуту.
   А что, если нет?
   Что, если то, к чему он стремился всю жизнь, не более чем иллюзия, и после всего достигнутого он стал просто бездыханным телом, покоящимся в земле церковного кладбища.
   Девушка чувствовала, как все внутри нее протестует против подобной бессмысленности жизни.
   Общеизвестно, что большинство людей неверующих считают, будто смерть — это конец всего.
   «Какая мне разница, — заявила как-то одноклассница Орины, — что будет после того, как я умру. От того, что я буду сидеть на берегу лазурного моря и слушать гнусавые арфы ангелов, мне не станет легче».
   Орина тогда согласилась с ней.
   А вот другая, более умная ее подруга, сказала:
   «Все верования, включая самые древние, утверждают, что смерть — это еще не конец. А многие восточные религии вообще говорят, что после смерти человек перевоплощается в другом теле».
   «Ну и что из этого, — возразила ей тогда третья. — Я сомневаюсь, буду ли намного счастливее, если окажусь в теле древнего римлянина или, например, в теле африканского аборигена».
   Орина тогда посмеялась над словами соучениц, но подсознательно чувствовала значимость той дискуссии для себя.
   «Может, в этом путешествии я найду ответ не только на жизненные вопросы, но и на вопрос о смерти», — подумала она и впервые после того, как у, нее на глазах стрелял в себя Клинт, заплакала.
   Она плакала не из сострадания к нему, а от жалости к себе.
   Она плакала потому, что осталась жить на земле, на которой больше нет ее отца.
   А он так нужен ей!
   — Папа! Папа! — кричала она в темноту. — Как ты мог бросить меня? Почему я не могу быть с тобой, где бы ты ни был? Неужели ты не понимаешь, я совсем одна… совсем одна, и мне так необходима твоя помощь!
   Сама того не замечая, она говорила вслух громким голосом, и горючие слезы беспрерывно текли по ее щекам.
   Когда она немного успокоилась, вокруг царила полная тишина, только волны бились о борт яхты.

Глава 3

   В течение следующих двух дней они медленно и спокойно плыли по Мексиканскому заливу.
   Но к вечеру третьего дня небо заволокло пеленой, начинался небольшой шторм, и капитан взял курс на берег.
   Они переночевали в небольшой безымянной бухте, а наутро, еще до завтрака, отправились в дальнейший путь.
   Миссис Карстрайт появлялась только к обеду.
   Все остальное время она или отдыхала у себя в каюте, или сидела на палубе, подставив под ноги маленькую скамеечку.
   Во время обеда было непривычно тихо, и Орина наконец решилась спросить:
   — С вами все в порядке, миссис Карстрайт?
   Мне кажется, вы несколько бледны.
   — У меня все хорошо, дорогая, — улыбнулась гувернантка. — Просто последнее врем» меня беспокоили какие-то странные боли, но ты же знаешь, я не люблю, когда доктора начинают возиться со мной.
   — Да, отец тоже этого не любил, — сказала Орина, — но я думаю, если у вас боли, следует обратиться к специалисту.
   — Ну что ты, у меня же есть таблетки, они помогают мне уснуть, а когда я сплю, боль отступает, — проворчала миссис Карстрайт. — И больше мне ничего не нужно, никаких докторов.
   Она говорила так уверенно, что Орина решила больше ей не надоедать своими вопросами.
   Оставалось лишь надеяться, что ничего серьезного со старушкой не происходит.
   Она помнила, как не любил отец больных людей на судне.
   Поэтому он всегда настаивал, чтобы Орина не брала с собой никаких служанок, а сама обслуживала себя в путешествии.
   Но миссис Карстрайт!
   С ней раньше никогда не было никаких проблем.
   Лишь теперь Орина вдруг вспомнила, что вдова епископа неумолимо стареет.
   «Ей надо быть осторожнее, чтобы не поскользнуться и не упасть на палубе, особенно в такую погоду», — подумала Орина.
   На следующее утро, выйдя на палубу, девушка увидела бурлящее за кормой море и потому совсем не удивилась, узнав, что будет завтракать одна.
   — С миссис Карстрайт все в порядке? — поинтересовалась она у стюарда.
   — Я отнес ей завтрак в каюту, но она отказалась есть, сославшись на то, что не голодна. Но я думаю, мисс, вся причина в морской болезни.
   Орина застонала.
   Да, отец был прав.
   Теперь, если миссис Карстрайт не станет лудите, им придется причалить к берегу и ждать, пока море не успокоится.
   А Орине так нравился поединок волн за кормой.
   Она никогда не страдала от морской болезни, ив любую погоду море манило ее.
   После завтрака она поднялась на капитанский мостик поговорить с Беннетом.
   — Я боюсь, миссис Карстрайт чувствует себя не очень хорошо, и, если ей станет хуже, полагаю, нам придется зайти в порт.
   — Конечно, мисс, — ответил капитан. — Но, с другой стороны, я горю желанием проверить, на что способен этот новый мотор, установленный вашим отцом.
   Орина улыбнулась.
   — Вы совсем как мой отец, такой же испытатель технических средств в борьбе с природой.
   Но мы еще не знаем, какая погода в Атлантике, а я думаю, как раз там по-настоящему можно проверить мощность мотора.
   — Именно это я и мечтаю сделать, мисс, — согласился Беннет, — но при условии, что на яхте не останется слишком уж чувствительных пассажиров.
   Так за разговором незаметно прошло несколько часов, и наступило время обеда.
   Перед едой Орина решила навестить миссис Карстрайт.
   Спустившись вниз, она встретила стюарда, который вызвался ухаживать за больной: женщиной.
   Он сказал, что гувернантка спит.
   — Вы не беспокойтесь, мисс. Я позабочусь о старой леди, и раз уж она уснула, лучше не беспокоить ее.
   Орина подозрительно взглянула на негр.
   — А не дал ли ты ей случайно снотворного? — строго спросила девушка.
   — Нет, что вы, мисс, в этом не было никакой надобности. Она сама принимает таблетки, чтобы избавиться от болей, которые последнее время мучают ее.
   «Не следовало брать ее с собой», — с сочувствием к миссис Карстрайт подумала Орина.
   Но все произошло так стремительно, что она сама ни в чем толком не разобралась, целиком положившись на Бернарда Хоффмана.
   К тому же она была уверена, что без гувернантки он бы ее никуда не отпустил.
   После обеда море немного успокоилось.
   Орина попыталась еще раз навестить миссис Карстрайт, но ей вновь сообщили, что та спит.
   Остаток дня Орина провела на палубе, беседуя с капитаном.
   Он хвалил ее отца за дальновидность в выборе мотора, который и в этом путешествии показал все свои достоинства. Яхта шла ровно, ни на фут не сбавляя скорости, независимо от величины и силы волн за кормой.
   К вечеру они бросили якорь у скалы, которая защищала от волн и ветра, и Орина спокойно пошла спать.
   Утром, проснувшись, она увидела Джеймса, поднимавшего занавески: в ее каюте.
   Какой открылся прекрасный вид на море!
   Стюард заметил, что она уже не спит, и тихо сказал:
   — Боюсь, у меня плохие новости, мисс Орина, но, прошу, не принимайте их слишком близко к сердцу.
   — Говори же, что случилось? — встревожилась она.
   — Старая леди умерла сегодня ночью во сне, — пробормотал Джеймс.
   — О Господи, не могу в это поверить! — воскликнула девушка.
   — Она совсем не мучилась, улыбка застыла на ее губах. Думаю, она знала, что врата рая открыты для нее.
   Стюард поклонился и вышел из каюты.
   Когда за ним закрылась дверь, Орина вскочила с кровати, натянула платье и поспешила к миссис Карстрайт.
   Джеймс уже скрестил ей руки на груди и, по-видимому, расчесал и уложил ей волосы.
   На губах покойной действительно была улыбка.
   Орина не могла отвести взгляд от безжизненного тела своей гувернантки, потом упала на колени и стала молиться.
   Позже, когда она шла к себе в каюту, ее не покидало чувство вины за смерть этой милой женщины, без всяких колебаний согласившейся на столь длительное, тяжелое для нее путешествие.
   Но, вспомнив, как не любила миссис Карстрайт докторов, Орина подумала, что, возможно, старая леди и сама предпочла бы умереть здесь.
   Вопрос о наследстве миссис Карстрайт разрешился, слава Богу, еще давно.
   У нее не было никаких родственников, и все свое состояние она завещала одному из детских приютов Нью-Йорка.
   «Наверное, такой смерти я могла бы пожелать себе», — подумала Орина.
   Однако она все еще в какой-то степени чувствовала себя ответственной за случившееся.
   В эти минуты беспомощности хозяйки судна капитан представлял собой надежную опору.
   — Вы не должны винить себя, мисс Орина, — рассудительно сказал он. — Единственная ошибка в том, что миссис Карстрайт должна была сказать вам о своем недуге до того, как поднялась на борт яхты.
   — Придется ли нам теперь возвращаться обратно? — нервничала Орина. — Думаю, гаи зеты могут заинтересоваться смертью миссис Карстрайт, она ведь была вдовой епископа Нью-Йорка. Им будет также любопытно, почему она умерла в море, на яхте, :в обществе восемнадцатилетней девушки, которая неведомо зачем отправилась в путешествие в разгар светского сезона.
   Орина тяжело вздохнула.
   Она была уверена, что газеты каким-нибудь образом свяжут смерть ее старой гувернантки с выстрелом Клинта Хантера у нее в комнате.
   Как будто прочитав ее мысли, капитан сказал:
   — Мистер Хоффман настаивал на том, чтобы ваше путешествие длилось как можно дольше, поэтому я думаю, мисс Орина, самым лучшим решением будет похоронить миссис.
   Карстрайт в море.
   Орина с удивлением посмотрела на него.
   — Вы думаете, такое возможно сделать? — растерянно спросила она.
   — А почему бы нет? — ответил Беннет. — Как капитан этого судна я имею право в случае необходимости и хоронить, и женить пассажиров, и я абсолютно уверен, никто не будет искать миссис Карстрайт до вашего возвращения в Нью-Йорк.
   Орина согласилась, что это наилучший вариант в сложившейся ситуации.
   В то же время она не могла избавиться от чувства вины за то, что слишком мало уважения и скорби будет выказано к бедной миссис Карстрайт.
   Капитан направил яхту в открытое море, и уже через полчаса берег исчез за голубой дымкой.
   Погода разгулялась, волны успокоились, — от яркого солнечного света вода была застлана золотистой дымкой, все вокруг блестело и переливалось.
   Тело миссис Карстрайт завернули в белый холст и покрыли сине-красным флагом со звездами.
   Капитан провел короткую погребальную церемонию, и тело медленно соскользнуло в воду.
   Раздался прощальный залп из ружей, и море с благодарностью приняло миссис Карстрайт.
   Это был простой, необременительный ритуал, и Орина подумала, что именно так следовало бы попрощаться и с ней.
   Она вспомнила, с каким шумом и помпой проводились похороны ее отца.
   Отпевание проходило в маленькой церкви, всего в миле от ранчо.
   Резной гроб везли на подводе, запряженной шестью лучшими лошадьми.
   Весь гроб был усыпан цветами.
   Впереди, под руку с Бернардом Хоффманом, шла Орина, затем все его секретари и менеджеры.
   За ними тянулась скорбная процессия — это были люди, работавшие во владениях Дейла Вандехольта;
   Один из них вел под уздцы его любимого жеребца.
   Вся церковь была, в цветах.
   Люди, прибывшие с разных концов страны, заполнили ее до отказа, но большинство даже не попали внутрь.
   Они простояли всю церемонию на улице, сквозь открытые двери слушая голос священника и трогательное звучание хора.
   Да, это были впечатляющие похороны очень важного человека.
   Орине казалось, будто она слышит, как иронизирует отец над подобной напыщенностью церемонии.
   Тело миссис Карстрайт медленно поглотили волны, и девушка поняла, что, будь у отца выбор, он предпочел бы именно такой способ погребения.
   Когда церемония закончилась и мотор заработал вновь, Орина сошла вниз.
   Она устало опустилась на свою кровать и, закрыв глаза, попыталась завалиться за миссис Карстрайт.
   Ничего не получалось, и, как ни стыдно было Орине перед самой собой, пришлось в конце концов признать, что она совсем не будет скучать по своей гувернантке.
   Она не могла вспомнить ничего значительного из того, что говорила миссис Карстрайт.
   Ее жизнь была такой же монотонной и скучней, как и она сама.
   «Но все равно я должна была больше о ней заботиться», — упрекнула себя Орина.
   Однако мысли непроизвольно уносились куда-то в другом направлении, и вскоре девушка перестала думать о недавно похороненной в море миссис Карстрайт.
 
   Капитан развернул судно обратно к берегу, но теперь они очутились гораздо южнее.
   Здесь было намного жарче и, как показалось Орине, эта часть Мексики была практически не заселена и менее цивилизованна, чем северная.
   Жаль, что она знала так немного об этой стране.
   Вот бы прочесть сейчас книги о Мексике!
   По каким-то неведомым причинам отец никогда не рассказывал ей об этой стране.
   Лишь однажды он сказал, что когда-нибудь хотел бы посетить Мексику и посмотреть на недавно найденные там пирамиды и гробницы.
   Единственное, что помнила Орина, это то, что в 1500 году испанцы вторглись в Мексику и со времени их завоевания там говорят по-испански и что правление испанцев продолжалось вплоть до нынешнего века, а сейчас страна стала республикой.
   «По-моему, вполне достаточно знаний, чтобы с легкостью путешествовать, — засмеялась она про себя. — В любом случае я узнаю гораздо больше из жизни».
   Поздно вечером яхта вошла в небольшой порт.
   Она узнала, что городок называется Садаро, но должного впечатления он не произвел.
   — Надеюсь, местные жители окажутся дружелюбными, — ухмыльнулся капитан Беннет. — В противном случае мы надолго тут не задержимся.
   — Дружелюбными? — удивилась Орина. — А какими еще они могут быть?
   — Дело в том, что в некоторых частях Мексики местные жители не приемлют туристов и боятся незнакомцев.
   — О Господи, а я и не думала об этом! — воскликнула Орина. — Я полагала, американцев любят везде, особенно там, где люди бедные.
   В ее голосе была слышна нотка сарказма, но капитан ответил абсолютно серьезно:
   — Деньги не всегда обладают всемогуществом, как мы привыкли думать, вот что я скажу. А сейчас подождите, я пошлю запрос — узнаем, что это за место, перед тем как встать на якорь.
   Орина была уверена, что он суетится понапрасну.
   Тем не менее на следующее утро она не удивилась, когда Джеймс сообщил ей:
   — Капитан сказал, что люди в Садаро неплохие, но им ужасно не хватает денег, мисс, и они готовы продать нам последнюю рубашку и обувку.
   — Да, его величество доллар снова победил! — съязвила она. — И все-таки я рада, так как мне очень интересно посмотреть на их жизнь.
   — Но вы же не пойдете без сопровождения, мисс? — спросил Джеймс.
   — Конечно, я пойду одна, и не спорь со мной, — твердо заявила Орина. — Ты знаешь, так же как и я, что, если бы миссис Карстрайт была жива, она бы все равно не пошла со мной.
   Она бы решила, что на улице слишком жарко, а земля слишком тверда для ее ног.
   — Ну хорошо, только не уходите слишком далеко, мисс Орина, — попросил Джеймс. — Ведь трудно предугадать, какие сюрпризы могут преподнести эти иностранцы!
   Девушка рассмеялась.
   Покончив с завтраком и переодевшись, она спустилась по трапу на грязный причал мексиканского городка.
   С первого же взгляда стало ясно, что Садаро очень беден.
   Краска на домах облупилась, стекла потрескались, а люди, которые уставились на Орину, когда она появилась, были одеты, как нищие.
   Девушка продолжала идти от берега в сторону центра.
   На главной улице среди всеобщей убогости построек донельзя вызывающе выглядело большое, пышное здание, ослепительно белое в лучах яркого солнца.
   Орина остановилась возле магазинчика, где на прилавке красовались разнообразные фрукты.
   Она по-испански спросила владельца магазина, кому принадлежит этот дом.
   — Это дом управляющего, сеньора, — с уважением ответил он.
   Орину так и подмывало спросить, почему это управляющий живет в таком процветающем доме, когда все остальные люди вокруг него наверняка прозябают в нищете.
   Особенно это было заметно по детям.
   Босоногие, в каком-то немыслимом тряпье, они в то же время были очень милы, чем-то напоминая маленьких щенков с голодными глазами.
   Девушка купила несколько авокадо и бананов и протянула их троим стоявшим поблизости ребятишкам.
   Через несколько секунд она была окружена толпой маленьких мексиканцев.
   Но, как это ни показалось ей странным, вели они себя весьма пристойно, во всяком случае, деликатнее трущобных детей Лондона или Нью-Йорка.
   Они ничего не просили и не хватали Орину за руку.
   Они просто стояли и смотрели на нее.
   Невозможно было уйти, не дав каждому из них хотя бы по одному фрукту.
   Владелец магазина, надо сказать, был тоже очень доволен.
   Когда она расплатилась с ним, к ней подошла девочка, одетая немного лучше остальных.
   В руках у нее были карандаш и листок бумаги.
   — Пожалуйста, сеньорита, — попросила она по-испански, — не Могли бы вы написать мне свое имя?
   Вспомнив, как часто ее просили об этом в Нью-Йорке, Орина улыбнулась.
   Взяв у девочки листок, она положила его на угол стола, заваленного фруктами.
   — И еще, сеньорита, напишите, пожалуйста, мои имена!
   — И какие же это имена? — поинтересовалась Орина.
   — Мария-Тереза-Арабелла Лопес, — с умным видом ответила девчушка.
   Орина рассмеялась.
   — Такое большое-большое имя у такого маленького человечка! — воскликнула она.
   Однако написала все ее имена, добавив в, конце свое.
   — Большое спасибо, сеньорита. — Девочка сделала реверанс.
   Орина вознамерилась продолжить прогулку, но стайка мексиканских детей неотступно следовала за ней.
   Стараясь как можно четче говорить по-испански, она объяснила им, что фруктов больше не будет, но это не помогло — они продолжали преследовать ее.
   Вскоре, понимая, что она же и спровоцировала их на такое поведение, Орина вернулась на яхту.
   — Это невероятное место, — поделилась она своими впечатлениями с капитаном, который нетерпеливо ждал ее на палубе.
   — В каком смысле? — не понял он.
   — Ну, здесь я увидела сногсшибательный дом управляющего, на который, несомненно, потрачено огромное количество денег, хотя здесь же рядом, в деревне, дома выглядят просто ужасно, и вообще, насколько я заметила, местные жители одеты в какое-то тряпье.
   — В это нетрудно поверить, — ухмыльнулся капитан Беннет. — Местное правительство зачастую коррумпировано, а здешние управляющие заботятся только о себе, а не о своих людях — Но тогда их должны увольнять! — гневно воскликнула Орина. — А дети! Мало того что они одеты в лохмотья, они к тому же еще очень худые.
   — Я думаю, мы встретим немало таких уголков в Мексике, — попытался умерить ее гнев капитан. — В чем-то у мексиканцев уже наметился прогресс, но еще во многом они остались нецивилизованными. В то время как бизнесмены и золотоискатели процветают, индейцы подвергаются преследованиям и порабощению в такой же степени, как во времена испанских завоеваний.
   — Хорошо, что папа не видит этого, он был бы очень расстроен, — задумчиво сказала Орина. — Он ненавидел жестокость, а я помню из школьных книг, как вели себя здесь испанцы.
   — Да, это правда, — согласился капитан. — Помню, когда несколько лет назад я впервые побывал здесь, мне рассказали об ужасном обращении с индейцами. Но, несмотря ни на что, большинство из них смогли выжить, и это замечательно.
   После обеда Орина расположилась на тенистой стороне палубы под навесом; его натянули, как только яхта вошла в порт.
   Она сидела, поджав под себя ноги, с книгой, обнаруженной на полке в каюте отца.
   Книга была о Мексике, которая с недавних пор так заинтересовала девушку.
   Она успела прочесть всего пару страниц, когда явился Джеймс.
   — Что случилось? — недовольно, спросила Орина.
   — Мисс, там пришел какой-то мужчина, хочет с вами поговорить.
   — О чем же?
   — Он велел сказать вам» что ему срочно требуется ваша помощь, — ответил стюард.
   — И наверняка эта помощь должна выражаться в деньгах, — проворчала Орина, вспомнив, чем обернулась ее доброта сегодня утром, когда она хотела угостить фруктами троих детей, а в итоге накормила всех ребятишек деревни.
   — Передай ему, что я отдыхаю. А если он будет настаивать, скажи, что я недолго собираюсь здесь оставаться и меня совсем не волнуют местные дела.
   Губы стюарда растянулись в улыбке.
   — Вы очень мудро поступаете, мисс. Один попрошайка потом обязательно приведет второго, — изрек он.
   — Ты прав, так что постарайся в любом случае избавиться от него. — И Орина вновь уткнулась в книгу.
   Джеймс ушел, а она погрузилась в увлекательную, живо и красочно описанную историю Мексики.
   За чтением Орина провела почти весь день.
   К вечеру стало прохладно; Джеймс принес ей накидку и стакан лаймового сока, самого любимого ее напитка.
   — Не знаю, заинтересует ли вас это, мисс Орина, — сказал он, ставя сок на поднос, — но внизу на причале несколько мужчин хотят показать вам своих лошадей.
   Орина удивленно взглянула на него.
   — А я как раз читаю о том, как во времена правления испанцев индейцам запретили ездить на лошадях.
   — Им, наверное, тогда было очень тяжело, мисс, ведь им больше не на чем было передвигаться, разве что босиком, — с сожалением промолвил Джеймс.
   — Да, все так и было, — кивнула Орина.
   Она не сказала стюарду, что большинство животных вскоре одичали и их стали отлавливать.
   А когда наконец поняли, что лошади играют значительную роль в экономическом и культурном развитии страны, выросло новое поколение людей.
   На многих ранчо появились специальные конюхи, которые пользовались не меньшим авторитетом, чем управляющий, и торговля лошадьми набирала все большие обороты.
   Хотя эта информация относилась к прошлому, Орина решила, что в любом случае ей не помешает взглянуть на лошадок.
   Может, в Мексике ей удастся найти животных, достойных того, чтобы занять свободные места в конюшнях отца.
   Она встала, отложила книгу и последовала за Джеймсом на противоположную сторону палубы.
   На причале стояли четыре лошади, оседланные молодыми людьми в весьма добротной одежде, что немало удивило Орину.
   Она спустилась на причал и внимательно оглядела мужчин.
   Один из них, по-видимому, главный, заговорил первым.
   Его испанский немного отличался от того, на котором говорили владелец магазина и дети из деревни, но тем не менее она вполне сносно понимала смысл его слов.
   Мужчина спросил, не желает ли она прокатиться на какой-нибудь из этих лошадей.
   — С большим удовольствием, — улыбнулась девушка.
   — Сейчас или завтра? — спросил другой из бравой четверки, с интересом взглянув на нее.
   Орина на минуту задумалась, и все тоже замолчали, дабы не отвлекать ее от мыслей.
   — Я бы, пожалуй, прокатилась за городом, хочется получше ознакомиться с природой этого края. — Она обвела руками широкий круг, как бы охватывая все пространство, которое следует объездить.
   — Мы покажем вам все, сеньорита. Вы поедете на лучших наших лошадях. В какое время заехать?
   Договорились, что они явятся за ней в девять часов утра.
   Потом мимикой и жестами девушка объяснила, что предпочитает ездить не на женском одностороннем седле, а верхом.
   Их улыбки ясно говорили, что они ее поняли.
   Попрощавшись с ними, Орина вернулась на палубу, где ее дожидался капитан Беннет.
   — Надеюсь, эти лошади обучены, — заметил он.
   — Выглядят они очень хорошо, а я, между прочим, опытный наездник, — улыбнулась Орина.
   — Я не об этом, — пояснил капитан. — Просто, насколько мне известно, в этой части Мексики нет ничего особенно интересного, поэтому прошу вас не слишком отдаляться от яхты.
   — Я уже договорилась с этими молодыми людьми, и завтра мы отправляемся за город. А вообще, капитан, если честно, то я жду этого с нетерпением.
   Беннет рассмеялся.
   — Я предвидел, что вы скоро устанете от такого времяпрепровождения — «леди на досуге». Вы совсем как отец. Если он ничего не делал в течение одного дня, то на следующий вел себя так, словно отдыхал три месяца и ему надо наверстывать упущенное.
   — Да уж, что правда, то правда, — улыбнулась Орина. — Жаль, его уже не будет с нами.
   Я знаю, он бы заинтересовался этой загадочной страной.
   — Если бы ваш отец был с нами, уверен, через пару дней он бы нашел какую-нибудь пирамиду или нечто такое, чего никто не обнаруживал раньше, — добродушно ухмыльнулся капитан. — У него был особый дар предчувствия, которого нет у обыкновенных людей вроде нас.
   — Это точно, — с грустью сказала Орина. — Он всегда знал, чего хочет, и всегда добивался своего.