Картленд Барбара. Приключения в Берлине

   «Она, несомненно, леди, — думал он, — и даже самый глупый родитель или попечитель не мог бы позволить ей пускаться через континент без сопровождения».
   Затем он вспомнил, что она не назвала своего настоящего имени.
   Может быть, она скрывается, и если это так, то от кого?
   Но тут он вновь одернул себя.
   Чем бы ни занималась эта молодая женщина, он не имеет права вовлекаться в ее заботы и промахи.
   Он не должен терять время на раздумья о ней.
   Вместо этого ему следует хорошенько продумать, каким образом раздобыть сведения для принца Уэльского и маркиза Солсберийского.
   Поезд громыхал, мчась сквозь ночь.
   Лежа без сна, лорд Брэйдон начал понимать, что его все еще преследуют эти серо-зеленые глаза, в которых затаился страх.
 
   Поезд прибыл в Берлин рано утром.
   Лорд Брэйдон не спешил покинуть его, зная, что поезд будет на станции, пока не выйдут все пассажиры.
   Когда он оделся и Уоткинс упаковал его простыни и наволочки, было уже почти девять утра.
   Он не удивился, когда, выйдя в коридор, увидел дверь в соседнее купе открытой.
   Девушки там уже не было.
   У вокзала ожидал экипаж, посланный за ним британским посольством.
   Когда он отъехал, лорд Брэйдон спросил Уоткинса:
   — Ну как, барон, преследовавший мисс Джонсон, приходил ночью к ее купе?
   Уоткинс усмехнулся.
   — Да, милорд, и я давал ему то, что думаю о нем! Он начал ругаться на меня, но слова пока еще никому костей не переломали!
   Ответ позабавил лорда Брэйдона.
   Пока они ехали по городу, он думал о Лоилии, надеясь, что ее встретили на вокзале и ей не пришлось вновь встретиться с бароном.
   Хотя лорда Брэйдона приглашали остановиться в британском посольстве, у него не было такого намерения.
   Он знал, необходимо проявлять осторожность, чтобы не вызвать подозрений.
   Если он остановится в посольстве, ему будет трудно действовать, так как среди персонала могут возникнуть различные предположения и догадки.
   Поэтому лорд Брэйдон предусмотрительно заручился помощью друга, работавшего в германском посольстве в Лондоне.
   Друг этот снимал в Берлине квартиру в доходном доме, служившем отелем. Номера здесь сдавались на целый год.
   Жильцы обзаводились своей мебелью и, при необходимости, своими слугами.
   Друг был рад предоставить временно свой номер лорду Брэйдону, который обнаружил, к своему удовольствию, что предоставленная ему квартира занимает весь четвертый этаж.
   Апартаменты оказались весьма комфортабельными, въезжающий получал все, виды услуг и роскоши, включая хороший выбор вин.
   Даже Уоткинс, всегда критически относившийся к любым апартаментам, где им доводилось останавливаться во время поездок его господина, заметил:
   — Это намного лучше, милорд, чем те неряшливые отели, которые нам приходится терпеть время от времени.
   — Согласен с вами, Уоткинс. Я опасался, что нам пришлось бы мириться с «неряшливыми отелями», как вы называете их, если б эта квартира оказалась неудобной.
   Потом он занялся рассыпкой писем, заготовленных еще в Англии.
   Они были адресованы различным особам, которых он желал видеть, находясь в Берлине.
   Он постарался в целях конспирации не ограничивать круг своих встреч лишь теми, кто мог иметь отношение к германскому флоту.
   Ему пришлось, однако, написать капитану «Вайсенбурга», встреченному однажды на обеде в Коусе.
   К полудню им были получены в ответ два приглашения на тот же вечер и еще несколько на завтрашний обед.
   Он решил остановить свой выбор на визите к барону фон Крозингену, с которым встречался в Малборо-Хаус.
   В своем письме он уведомил барона. что привез ему личное послание от принца Уэльского.
   За этим должно было последовать приглашение.
   Оно было написано баронессой в чересчур цветистом стиле: мол, она сама и ее супруг с величайшим наслаждением предвкушают встречу с ним в восемь часов вечера.
   Одеваясь к обеду, лорд Брэйдон думал, с какой радостью он оказался бы сейчас в Лондоне.
   Он бы отправился тогда в Малборо-Хаус, где очень любил бывать.
   Или, возможно, предпочел бы обед с какой-нибудь очаровательной леди в отсутствие ее мужа.
   Однако вместо этого ему предстояло провести вечер в сугубо официальной обстановке, что было в традициях германского общества.
   Как правило, пища там — тяжелая, вина — обыкновенные, беседа — напыщенная.
   «Черт побери! — мысленно негодовал он. — Почему я согласился на это, когда совершенно ясно, что мне не удастся узнать ничего, что не было бы уже известно нашему военному министерству?»
   Ответ на это был до крайности прост: он не мог отказать принцу Уэльскому.
   И не только потому, что получил королевское распоряжение, но также и потому, что испытывал искреннюю жалость к человеку, терпевшему столь скверное обращение со стороны его матери, королевы.
   Находясь в стороне от государственных дел, он по достижении среднего возраста оставался в роли несведущего подростка.
   «Я должен разузнать что-нибудь, хоть что-нибудь, что он мог бы услышать первым», — как, заклинание повторял лорд Брэйдон.
   Прежде чем спуститься вниз, он сказал Уоткинсу:
   — Быть может, это и не понадобится, Уоткинс, но я буду рад, если вы встретите меня вечером, около половины одиннадцатого, у дома барона фон Крозингена.
   Немного помолчав, он продолжал:
   — Возможно, мне предстоит отправиться куда-нибудь еще, а возможно, и нет, но в любом случае мне бы хотелось видеть вас рядом с собой.
   — Я так и думал, что вы скажете это, милорд, и я уже заказал экипаж на этот случай.
   — Уже заказали? — удивился лорд Брэйдон.
   — Я знает, что ваше сиятельство охотится, как обычно, милорд, — объяснил Уоткинс, — и, конечно, я хочет быть в нужный момент в погоне за добычей!
   Такую вольность лорд Брэйдон не потерпел бы ни от кого, кроме Уоткинса, занимавшего особое место в его жизни.
   Повернувшись к двери, он сказал:
   — Я очень сомневаюсь, что добыча вообще будет, и уж конечно, нам не следует пока считать наших цыплят.
   — Я знает это, милорд, — кивнул Уоткинс, — но всегда неплохо быть наготове.
   Иронично усмехнувшись над манерой Уотсона говорить, лорд Брэйдон поднялся в комфортабельный экипаж.
   Лошадьми правил кучер в ливрее, посланный бароном.
   «Какая удача иметь такого помощника, как Уоткинс», — подумал Брэйдон.
   Они когда-то побывали во многих переделках, но он не предполагал, что они попадут в нечто подобное на этот раз.

Глава 2

   Как и предвидел лорд Брэйдон, обед у барона оказался невообразимо скучным.
   Гости в основном принадлежали к среднему поколению; своей напыщенностью они стремились создать у него впечатление превосходства всего германского над английским.
   Он, однако, сознательно выбрал обед с бароном фон Крозингеном, потому что барон был тесно связан с оборонными планами страны.
   А если эти планы заключали в себе нечто секретное или неожиданное, то барон непременно должен знать об этом.
   В то же время, не обладая острым умом, барон был ужасно честолюбив и старался внушить всем остальным мысль о своей значительности.
   В продолжение обеда он говорил о европейской политике.
   Он излагал свои мнения в такой агрессивной манере, что лорд Брэйдон с трудом сдерживался, чтобы не возражать ему.
   Понимая, что это было бы ошибкой, он вместо политического спора пытался развлечь хозяйку и ее гостей.
   У него была личная причина сохранять приятное расположение духа в течение этой затянувшейся трапезы с весьма тяжелой и пережаренной пищей.
   Его окрыляло предвкушение завтрашнего обеда с принцессой, которая сразу ответила на посланную им записку.
   Она выражала радость по случаю его приезда в Берлин, писала, с каким нетерпением ожидает встречи с ним.
   Добавила также, что, к сожалению, на обеде будет кое-кто из ее друзей.
   Но поскольку они пожилые и любят рано отходить ко сну, она уверена, что сможет побеседовать с ним тет-а-тет после их отъезда.
   С легкой улыбкой лорд Брэйдон представлял себе, что повлечет за собой эта беседа.
   Лишь эта встреча сможет скрасить его скучное пребывание в Берлине, в то время как он с такой радостью устремился бы в Лондон.
   Обед все тянулся.
   Гости поглощали, как казалось ему, неимоверное количество оленины, квашеной капусты и яблочного пирога.
   Лорд Брэйдон не любил эти блюда и старался по возможности избегать их.
   Он очень заботился о своем атлетическом телосложении, а значит, о необходимости питаться разумно и ограниченно.
   С этой же целью он регулярно занимался боксом и фехтованием.
   Приезжая в свой загородный особняк, он проводил много времени в седле, благодаря чему избавлялся от последних унций излишнего жира.
   Многие женщины говорили ему, что, обнаженный, он похож на греческого бога.
   Он и сам хотел быть убежден в этом.
   Поэтому он клал понемногу от каждого блюда в свою тарелку, ухитряясь, таким образом, съедать не более ложки всего, что подавалось за обедом.
   Вино было несколько лучше, чем еда, однако его нельзя было сравнить с вином из его собственного погреба или с тем, что предлагалось гостям в Малборо-Хаус.
   Наконец, когда дамы покинули столовую, он вознамерился было ускользнуть.
   Однако барон, пригласив его сесть рядом, тихо сказал:
   — Я приберег для вас угощение, послеобеденный сюрприз, мой дорогой друг!
   — Угощение? — Лорд Брэйдон поднял брови.
   Барон одарил его многозначительным взглядом, заставившим его насторожиться.
   А вскоре опасения его еще более усилились.
   Поторапливая других гостей, барон игриво подтолкнул лорда Брэйдона локтем в бок.
   — Теперь мы можем развлечься!
   Лорд Брэйдон тотчас же решил сказать, что у него назначена еще одна встреча, но затем передумал, так как это было бы очевидной ошибкой.
   Если он хочет выведать что-либо у барона, то единственный способ сделать это — сопровождать его везде.
   Он надеялся на то, что барон, выпивший порядочно за обедом, может оказаться несдержанным на язык.
   Лорд Брэйдон пожелал доброй ночи баронессе, которая, казалось, нисколько не была удивлена, что ее супруг отправляется куда-то без нее.
   Затем они спустились к большому, довольно помпезному экипажу барона, ожидавшему их у подъезда.
   Садясь в него, лорд Брэйдон бросил взгляд вдоль дороги: в это Бремя Уоткинс должен уже быть здесь на случай, если понадобится с экипажем.
   Увидев его, садящегося в экипаж барона, Уоткинс последует за ним.
   Он уже знал по прошлому опыту, что, если поехать в экипаже хозяина на какую-нибудь разгульную пирушку, покинуть ее потом будет трудно.
   Он усвоил, как важно иногда бывает иметь свой транспорт.
   А Уоткинс, понимавший несколько европейских языков, мог быть очень полезен, так как получал информацию от слуг в любом доме, куда они бывали приглашены.
   Лорд Брэйдон сел рядом с бароном.
   Лакей укрыл их колени легким пледом, и, когда он закрыл дверцы экипажа, барон произнес гортанным голосом:
   — А теперь, мой дорогой Брэйдон, я смогу отплатить за гостеприимство, оказанное вами, когда мы были в последний раз в Англии.
   Лорд Брэйдон помнил, что пригласил тогда барона и баронессу на большой прием, который он давал в своем особняке на Парк-Лэйн.
   Он включил их тогда в число гостей просто потому, что они остановились в Лондоне в германском посольстве.
   Невозможно было, пригласив посла, не пригласить и их.
   — Вы очень добры, — продолжал барон, — я был в восторге от благоприятной возможности встретиться с принцем Уэльским.
   — Я уверен, что его королевское высочество был рад встретиться с вами, — дипломатично заявил лорд Брэйдон.
   — Очень жаль, очень, очень жаль, — сказал барон, — что он и наш император так часто бывают не в ладах друг с другом, и причиной этого обычно бывают их яхты!
   Он засмеялся, словно от удачной шутки, и снова ткнул локтем в ребра лорда Брэйдона.
   — А теперь я покажу вам такие прелестные яхточки, что мы-то с вами не будем спорить о их достоинствах, и вы будете моим гостем.
   Лорд Брэйдон сначала не мог понять, что тот имеет в виду.
   Но потом он заметил, что они свернули с престижного бульвара, на котором находился дом барона.
   Их экипаж въехал в квартал, известный своей скандальной славой, и он понял все.
   Барон «угощал» его сюрпризом, который многозначительно называли «Дом наслаждений».
   Вследствие утонченности своего воспитания и привычек лорд Брэйдон в отличие от своих сверстников и друзей взял себе за правило не иметь любовниц, которым платят деньгами.
   Почти все члены его клуба оказывали покровительство одному из хорошо известных «Домов» недалеко от Сент-Джеймсского дворца на Сент-Джеймс-стрит.
   Другие же владели маленькими, не бросающимися в глаза виллами на Сент-Джонс Вуд , в которых под их патронажем и покровительством обитала либо актриса, либо танцовщица балета.
   Affaires de coeur лорда Брэйдона ограничивались кругом дам, которых он встречал в Малборо-Хаус.
   Они были известны как профессиональные красавицы только потому, что открытки с их портретами продавались в любой книжной лавке.
   Зеваки в Гайд-парке забирались на стулья, чтобы хоть краешком глаза увидеть этих красавиц, прогуливающихся там.
   Они все были замужем, но их мужья после пяти или десяти лет «супружеского блаженства» закрывали глаза на связи своих жен.
   При условии, конечно, что эти связи не выходили за рамки внешних приличий, не становились предметом излишней огласки, способной подмочить репутацию супруга.
   Кто-то смеясь сказал, что одиннадцатая заповедь должна гласить: «Не попадайся!»— хотя, по сути дела, в реальной жизни ограничивались лишь правилом: «Не допускай скандала».
   Лорд Брэйдон знал из письма, полученного от принцессы, что ее муж-диппомат будет отсутствовать завтра вечером, когда он будет обедать с ней.
   Точно так же и в Лондоне мужья дам, которые бросались в его объятия, неизменно были в отъезде: либо на скачках, либо, в зависимости от времени года, охотились, рыбачили либо верхом на лошадях травили гончими лис и зайцев.
   То есть соблюдались неписаные правила поведения в цивилизованном обществе.
   Теперь же, к своему ужасу, лорд Брэйдон осознал, что, если он не хочет откровенно обидеть барона, ему придется сопровождать его в публичный дом.
   Он подумал, не прикинуться ли больным, но понял, что его хозяин вряд ли примет подобное оправдание.
   Тогда он решил использовать эту, казалось бы, безвыходную ситуацию как возможность лишний раз испытать способности своего ума и находчивость, чтобы выйти из создавшегося положения.
   Барон все еще превозносил чары женщин, с которыми они встретятся, когда лошади остановились возле ярко освещенных дверей.
   Красный газовый фонарь над входом недвусмысленно говорил о том, что их ожидает внутри.
   Барон выбрался из экипажа и нетвердой походкой стал подниматься по ступеням.
   Лорд Брэйдон отметил, что барон теперь более пьян, чем в тот миг, когда они выходили из дома.
   Очевидно, сказывалось воздействие холодного ночного воздуха.
   Пока мадам, хозяйка заведения, бурно приветствовала их, приглашая войти, лорд Брэйдон начал изображать столь же хорошо нагрузившегося клиента.
   Барон явно чувствовал себя в своей стихии.
   Он расточал экстравагантные комплименты в адрес мадам, которой было далеко за шестьдесят, нарумяненной, напудренной и накрашенной так, что она напоминала комический персонаж на сцене.
   Миновав холл, они вошли в зал.
   Там их ждали удобная софа и набор винных бутылок.
   С первого взгляда лорд Брэйдон оценил рейнвейн как сносный, кларет — как сомнительный, а шампанское — как не имеющее ни малейшего отношения к французским виноградникам.
   Он принял предложение выпить рюмку рейнвейна, пока барон опрокидывал одну за другой две рюмки кларета.
   Затем приступил к шампанскому.
   Пока он был занят этим, девушки, которых мадам вызвала хлопком в ладоши, прошли парадом перед ними, в большинстве своем высокие, полногрудые, пышущие здоровьем немки.
   Среди них были две темноволосые девушки, возможно, француженки, и одна китаянка.
   Когда они дефилировали перед софой, прикрытые лишь гирляндой роз или большим веером из перьев, барон аплодировал им, называя по именам.
   Закончив парад, они уселись на вращающиеся серебристые шары, покрытые кусочками зеркал.
   — Что я говорил вам, Брэйдон? — кричал барон. — Это неповторимо, вы не увидите подобного нигде в мире, и все это ваше, все — ваше, мой дружище, так что выбирайте.
   Затем он в очередной раз объяснил мадам, что лорд Брэйдон его гость и что после всех радостей вечера счет следует представить ему.
   Барон умолк в ожидании ответного слова Брэйдона.
   Он подставил свой бокал, чтобы ему налили еще, хотя бокал был наполовину полон, и сказал:
   — Вы — мастер, манн герр, а я здесь ученик; я последую за вами.
   Это прозвучало как комплимент, и барон был в восторге.
   Поднявшись с видимым трудом на ноги, он стоял в центре вращающихся девушек, расточая похвалы каждой из них.
   Наконец он распахнул руки в театральном жесте и выкрикнул два имени.
   Две девушки завизжали от восторга.
   Они соскочили с вращающихся шаров и подбежали к нему, обнимая его шею пухлыми руками и целуя в щеки.
   Они потащили его, демонстрируя явное нетерпение, к дверям в конце зала и исчезли вместе с бароном.
   — А теперь, майн герр, очередь за вами, — сказала мадам на ломаном английском.
   Из вежливости, а также, по наблюдениям лорда Брэйдона, из стремления блеснуть эрудицией барон весь вечер говорил по-английски.
   Остальные гости на обеде следовали его примеру.
   Лорд Брэйдон был рад этому, не желая обнаруживать перед ними степень своего владения немецким языком.
   Кроме того, у него появилась теперь возможность прибегнуть к уловке, чтобы избежать предложения мадам, обращенного к нему.
   Он не собирался воспользоваться «угощением» барона.
   — Я х'теп бы девочку англичанку, — пробормотал он нарочито заплетающимся языком.
   И уже был уверен в успехе.
   Наверняка среди девушек, вращавшихся на серебряных шарах, англичанок не было.
   Да и вряд ли в настоящий момент в доме находилось много других девушек.
   Конечно, они с бароном не были здесь единственными гостями.
   Но, поскольку они прибыли довольно поздно, заведение начало работать задолго до их приезда.
   — Я думать, — начала мадам после паузы, — Грета говорит чуть английский, и она оч-чень опытная, сделать вам очень счастливый.
   Говоря это, она поманила пальцем одну из немецких девушек, светловолосую и очень пухлую.
   Когда она подошла к лорду Брэйдону, он ответил:
   — Нет! Он-на не англ'чанка, и если вы н'можете дать мне англ'скую девочку, я н'йду в др'гом месте.
   Он думал, что победа за ним.
   У него был повод уйти, предоставив мадам объяснять потом барону, почему он это сделал.
   Но тут, к его ужасу, она поднялась, восклицая:
   — Идить за мной, майн герр!
   Этого лорд Брэйдон не ожидал. Чтобы потянуть время, он делал вид, что еле стоит на ногах.
   Он вышел, шатаясь, вслед за мадам через дверь, противоположную той, через которую вышел барон.
   Она провела его по узкому коридору и открыла дверь, находившуюся, по расчетам лорда Брэйдона, вблизи от холла; они уже пересекали его, входя в зал.
   Как он и ожидал, комната, в которую они вошли, оказалась спальней.
   Он предположил, что она предназначена для гостей, неспособных после обильных возлияний идти далеко или подниматься по лестнице.
   Комната была убрана с безвкусной яркостью, свойственной таким местам.
   На просторной кровати лежало розовое атласное покрывало, а на потолке сверкало большое зеркало.
   Занавеси на окне являли собой воплощенную вульгарность. Украшенные бантами и кистями, они выглядели скорее отвратительно, нежели привлекательно.
   В одном углу стоял умывальник, в другом — шкафчик.
   Лорда Брэйдона могло бы вытошнить от одной мысли об эротике подобного сорта.
   Однако, кроме всего прочего, здесь можно было заметить и определенный напет роскоши, рассчитанной на клиентов типа барона. У стены расположилась широкая удобная софа — для тех, кто предпочитал ее кровати, на полу — толстый ковер.
   Еще несколько зеркал, кроме зеркала на потолке, многократно отражали комнату и гостей.
   Был здесь и обязательный столик, на который могли ставить напитки.
   Как только они вошли в комнату, служанка подала им бутылку шампанского.
   Лорд Брэйдон не сомневался, что она будет стоить невообразимую сумму — независимо от того, откроют ее или нет.
   Дабы увериться, что мадам поняла высказанную им давеча просьбу, он повторил ее вновь.
   Еле ворочая языком, он произнес:
   — Я х-х-х'чу англ'скую д-дев'чку, наст'щую англч-ч'нку!
   — Вы ожидаете, майн герр, — торопливо ответила мадам. — Очень скоро приводит английскую девочку.
   И она вышла из комнаты, захлопнув за собой дверь.
   Лорд Брэйдон сел на софу.
   Он решил, что, если приведут английскую девушку, в чем он сомневался, то можно будет сказать, что она не в его вкусе.
   Он хорошо заплатит ей, чтобы смягчить обиду.
   В подобных обстоятельствах это значительно легче сделать с соплеменницей, которая хорошо понимает тебя.
   Немка была агрессивной, почувствовав себя оскорбленной.
   Он ждал довольно долго и решил, улыбаясь, что мадам появится и скажет, что исполнить его желание оказалось слишком трудно.
   Она лишь извинится.
   И когда он уже подумал, что мог бы уйти, так как нет смысла оставаться дольше, дверь открылась.
   Вошла мадам, обнимая за плечи молодую девушку, одетую в ночную рубашку.
   Поверх нее был надет дамский халат из ярко-розового муслина, обшитый грубыми кружевами и бесчисленными бантиками из бархатной ленты.
   Лицо девушки было скрыто, но он увидел, что у нее длинные светлые волосы.
   Когда мадам медленно повернула ее к кровати, лорд Брэйдон определил, что ей давали наркотики.
   Мадам усадила ее на кровать и хорошенько встряхнула, впившись острыми пальцами в руки девушки.
   — Делай то, что хотеть джентльмен, — прошипела она, — а то будет плохо!
   Она отпустила девушку и, подойдя к лорду Брэйдону, сказала:
   — Она молодая и застенчивая! Что может быть лучше, майн герр, чем девственница, оч-чень невинная, оч-чень редкая!
   Она хитро усмехнулась и быстро вышла из комнаты, не давая ему возможности возразить что-либо.
   Только когда дверь захлопнулась, девушка подняла голову и открыла глаза.
   И тут лорд Брэйдон пришел в крайнее удивление, узнав в ней Лоилию.
   Она тоже сразу узнала его и вскрикнула:
   — Вы!
   Вскочив, она бросилась к нему.
   Быстро реагирующий ум подсказал Брэйдону, что здесь что-то не так.
   Второе, что он успел осознать, — это факт, что Лоилия притворяется опоенной наркотиками.
   Она подбежала к нему, и он понял, что она сейчас бросится к нему на грудь, поэтому он быстро приложил свою руку к ее губам, чтобы она не успела ничего сказать.
   Он обнял ее одной рукой и повернулся спиной так, чтобы любой, смотрящий через дверь, думал, будто он целует ее.
   В то же время он тихо прошептал ей:
   — Не говорите! Они слушают и наблюдают.
   Она поняла его, и он почувствовал, как она расслабилась, но ее глаза все еще в отчаянии молили его.
   Когда он отнял руку от ее губ, она молчала.
   — Ложитесь на кровать, — вновь прошептал он ей на ухо.
   Затем громко и заплетающимся, как ранее, языком он сказал:
   — Ты оч… хорошенькая мал. — .кая дев'чка, как раз што я и х-х'тел, и я м-м'гу говорить с тобой, и п-п'нимать что ты г-г'воришь — а этих краутс я не п-п'нимаю.
   Лоилия направилась к кровати, и он видел, что она старается идти медленно.
   Те, кто наблюдает за ней, будут думать, что она все еще под действием наркотиков.
   Лорд Брэйдон снял вечерний пиджак и повесил его на ручку двери. Размер отверстия для ключа позволял беспрепятственно наблюдать снаружи за всем происходящим внутри.
   Затем он подошел к умывальнику и, взяв полотенце, повесил его на крючок в середине двери.
   Он подумал, что в двери может быть скрытое отверстие для наблюдения.
   Подойдя к кровати, с которой Лоилия наблюдала за ним глазами, казалось, заполнившими все ее бледное личико, он приложил палец к ее губам.
   Потом заглянул за занавеси и обнаружил, как и ожидалось, подслушивающее устройство.
   Оно походило на слуховой рожок для плохо слышащих и уходило в стену своей узкой частью.
   В соседней комнате можно было слышать каждое их слово.
   Он вынул из кармана носовой платок и плотно заткнул им раструб устройства, сделав его совершенно неэффективным.
   Наконец он сел на кровать.
   — Что случилось? Как вы попали сюда? — молвил он тихо.
   Лоилия протянула руки, ухватившись за него, словно боялась, что он может оставить ее, и прошептала;
   — Спасите меня… пожалуйста… Спасите меня!
   — Расскажите мне, что случилось, — попросил лорд Брэйдон. — Я думаю, им вряд ли удастся подслушать нас, но все-таки говорите потише и помните — вы должны делать вид, будто развлекаете меня.
   Притушенный свет создавал интимную обстановку.
   Лорд Брэйдон привернул газовый светильник над одним из зеркал, чтобы стало еще темнее.
   Затем он обошел кровать и лег на нее с другой стороны, сказав при этом: